Медаль ко дню победы

 
Сегодня  Иван  Васильевич  проснулся  рано.
Ныли  больные,  израненные  ноги.  Осколки,
взорвавшейся под ногами мины, засели в его обеих
голенях.  Крупные  осколки  вытащили  в  43  году,
некоторые  выходили  сами,  а  кое-какие  так  и
остались в ногах. Частенько он посмеивался:
— Война  меня  за  ноги  всю  жизнь  держит.
Никак не отвяжется, проклятая!
Иван  Васильевич  сел  и,  взявшись  руками,
спустил  с  кровати  сначала  одну,  а  потом  вторую
ногу. Лицо его искривилось от боли. Он потёр ноги
ладонями,  и  ему  стало  легче.  В  окне  ещё  были
сумерки.  Он  посмотрел  на  часы.  Было  ровно
четыре. Окна его квартиры выходили на запад и он
часто садился у окна и смотрел на закат солнца.
— Что  же  мне  сегодня  снилось? —  задал  он
сам себе вопрос.
И стараясь ответить на него, стал мучительно
вспоминать. Снилась ему война, фашист с наганом
у его виска и животный страх смерти.
— Опять  война  снилась, —  сам  себе  сказал
он, — и когда только она мне сниться перестанет?
Он  сходил  в  туалет  и  снова  лёг.  И  вскоре
заснул.
Теперь  ему  снилась  его  жена:  молодая,
сильная,  здоровая.  Она  шла  по  грязи,  но  странное
дело, оставалась чистой. На ней было белое платье
и фата.
— Ваня! Ванюша! Иван Васильевич! —  звала
она его, удаляясь в темноту.
— Люба!  Любонька!  Ласточка  моя! —
прошептал Иван Васильевич и проснулся.
Он  протёр  глаза,  и  пальцы  стали  мокрыми.
Тихие  слёзы  струились  из  глаз.  Он  достал  из-под
подушки носовой платок, утёр глаза и высморкался.
Жена  снилась  ему  часто,  и  всё  звала  и  звала  его  к
себе,  хотя  с  её  похорон  прошло  уже  больше  трёх
лет,  он  не  искал  ей  замену,  а  жил  один  в
однокомнатной  квартире  на  первом  этаже
многоквартирного  панельного  дома.  Квартирка
небольшая,  скудно  обставленная,  но  Иван
Васильевич  содержал  её  в  порядке,  несмотря  на
плохое  здоровье.  Он  медленно  сполз  с  кровати  и
пошёл  в  кухню.  В  раковине  стояла,  немытая  с
вечера, посуда и он начал её мыть.
Поставив  посуду  в  сушилку,  он  отправился  в
ванную.  Над  раковинной  висело  круглое  зеркало,
пошарпанное  и  потрескавшееся.  Он  посмотрел  на
себя в зеркало и решил, что необходимо побриться.
Он намылил лицо и начал скрести щетину. Лезвие
было тупое, и он с трудом закончил бритьё. Потом
он  умылся,  почистил  зубной  протез  и  снова
вернулся  в  кухню.  Он  открыл  старенький
холодильник  и  достал  из  него  небольшой  кусочек
сала  и  три  яйца.  Пожарил  яичницу  и  сварил  кофе.
Позавтракав,  он  пошёл  в  комнату  и  тут  на  столе
нашёл  повестку  в  военкомат.  Он  вздохнул  и  начал
собираться.  Его  отвлёк  звонок  в  дверь.  Иван
Васильевич поплёлся к дверям. На пороге стоял его
восьмилетний  внук  Петя  и  во  всю  рожицу
улыбался.
— Деда,  у  нас  учительница  заболела,  и  не
было уроков. Так я к тебе побежал.
— А  мама  отпустила? —  спросил  Иван
Васильевич.
— Мама с утра пошла на базар, а я ей записку
оставил, что к тебе пошёл.
— Сейчас  с  тобой  в  военкомат  пойдём,  а
потом торт купим.
— Торт  —  это  хорошо!  А  что  такое
военкомат?
— Сам  увидишь.  Посиди  тихонько,  а  я  буду
одеваться.
Петя  сел  на  стул  и,  болтая  ногами,  стал
внимательно наблюдать за дедом. Иван Васильевич
достал  брюки  со  стрелками,  рубашку  и  китель  с
орденами  и  медалями  и  начал  одеваться.  Иван
Васильевич взял костыль, и они отправились в путь.
Когда они подошли к военкомату, наступило время
обеда.  Дед  с  внуком  сели  на  лавку  и  стали  ждать.
Солнце сильно пекло и у Ивана Васильевича начало
подниматься  давление.  Вскоре  обеденное  время
закончилось,  и  Иван  Васильевич  заспешил  в
военкомат.
— Ты посиди здесь, внучек. Я скоро вернусь.
Иван  Васильевич  нашёл,  обозначенный  в
повестке, кабинет и постучал. В ответ он  услышал
недовольный грубый голос:
— Да  что  это  такое?  Пообедать  спокойно  не
дадут.
Он  приоткрыл  дверь  и  заглянул  внутрь.  За
столом  сидела  длинноносая  девушка  с  рыбьими
глазами  с  чашкой  чая  в  одной  и  с  пирожным  в
другой руке.
— Но  ведь  обед  кончился, —  неуверенно
сказал Иван Васильевич.
— Для  кого  кончился,  а  для  кого  нет, —
отпарировала  девушка, —  А  Вам  собственно,  что
надо?
— Да  вот  повестка  мне  пришла.  Вызывали
зачем-то?
— Это не ко мне. Скоро Катя придёт, она этим
занимается.
— А зачем меня вызывали, Вы не знаете?
— Медаль,  наверно,  к  юбилею  дня  Победы
дадут.
— А Вы не можете дать, а то у меня давление
поднялось, Что-то плохо себя чувствую.
— Я  же  Вам  русским  языком  сказала,  что  я
этим не занимаюсь.
Дверь  распахнулась,  и  в  комнату  вошли
парень  с  девушкой.  Они  громко  смеялись  и
говорили о чём-то своём.
— Это  та  самая  Катя? —  спросил  Иван
Васильевич.
— Катя,  этот  товарищ  к  тебе  пришёл,  выдай
ему медаль.
— Подождёт!  Ничего  с  ним  не  случится, —
ответила Катя.
— У него давление.
— У всех нынче давление. Я только вошла.
Слово  за  слово.  Ивану  Васильевичу  совсем
стало  плохо,  но,  собрав  последние  силы,  с  грехом
пополам  он  получил  медаль  и  вышел  на  улицу.
Руки у него тряслись, а лицо стало багровым. Петя
заметил,  что  руки  деда  мелко-мелко  перебирают
коробочку, и это его почему-то сильно испугало.
— Деда,  а,  деда,  а  мы  пойдём,  торт
покупать, — задёргал он деда за край кармана.
— Пойдём,  внучек.  Пойдём.  Сейчас…
Сейчас… —  повторял  дед.  Трясущейся  рукой  он
стал шарить в кармане.
— На  вот!  Сходи.  А  я  тут  посижу, —  и  он
протянул Пете смятую трёшку.
— Я  сейчас!  Я  мигом,  деда  Ты  посиди  на
лавочке. Я сейчас, — заторопился Петя.
Забегая  на  крыльцо  магазина,  он  оглянулся  и
увидел, как дедушка устало опустился на скамью. В
магазине  была  очередь,  и  Пете  пришлось  долго
ждать.  Петя  выбрал  торт  с  грибами  и,  сунув
продавщице  трёшку  и  зажав  в  кулак  мелочь,
пустился  бегом.  Там,  где  он  оставил  деда,  лежала
коробочка. Он открыл её и увидел медаль.
Белая  машина  с  красной  полосой  и  красным
крестом  с  воем  уносила  то,  что  когда-то  было  его
дедом. Петя понял, что произошло, что-то страшное
Он прижал медаль к груди, закричал и заплакал:
— Деда-а-а!
И крик его слился с воем сирены.