Элам и Клодин

У Элам и Клодин была кухарка по имени густа, родившаяся где-то рядом с домом.
Северный полярный круг в Европе.

Её жареная курица утонула в густой подливе, попала под голову очередного...
Еда.

Она могла выпускать вафли, пока рядом был покупатель.
Печенье, на котором она специализировалась, было лёгким, как пух.

Блюда, которые она готовила, были прекрасны и изысканны, но она никогда не слышала о кухне.

Когда ты отнял её от обычной еды и заставил заняться чем-то другим.
Кастрюля или в таз, дунула она.

А ещё там была горничная, которая должна была принадлежать к профсоюзу грузчиков. Она могла складывать продукты из буфетной и швырять их на стол, как в коммерческом отеле, но когда дело доходило до создания замысловатого узора из вросшей салфетки, трёх ложек, четырех ножей, пяти вилок и всех бокалов на длинных ножках, не говоря уже о искусной пирамиде срезанных цветов вокруг канделябров, она становилась просто женщиной-кузнецом.

Клодин время от времени устраивала званый обед, просто чтобы усмирить жену и дочь Национального банка, но команда почти всегда была недовольна развлечением.

Благодаря поддержке, оказанной твердым посохом из слоновой кости, у нее был жир.
Шанс дать правильное подражание госпоже Рыба Стайвесант.

За все девять курсов ей пришлось выкрикивать больше приказов, чем бригадиру уличной банды. МегаФон кое-кому бы помог. Хозяйке, которая хочет выглядеть и вести себя как герцогиня, конечно, неприятно, когда Лиззи с выпученными глазами по очереди наваливается на всех главных гостей, а потом пытается выстрелить в шею епископального священника потоком настоящего шампанского.

После одного из таких печальных происшествий, во время которых гурманы скомкали все меню, Клодина явилась на фронт с ультиматумом. Она сказала, что собирается покинуть это ужасное место рождения и провести остаток жизни среди настоящих дебоширов.

-Правильно, детка! - заговорил Элам. -Сегодня я вложил работы в новый комбайн, что делает меня дворником в том, что касается завода, но повышает меня в отдел Чарли Шваба, когда дело доходит до залога. У меня три миллиона железных мальчиков, и большая их часть-индейка. Я свободен и свободен, как Малиновка. Давайте побыстрее перейдем к большому шоу. Настало время пробудить от летаргического сна обширную территорию, лежащую к востоку. Иди, сколько хочешь."

Эти двое были лисичками. По денежным и имущественным соображениям они не давали понять холодно, что они делают окончательный побег. Они собирались оставить Густу сторожить милую старую свалку, но это был всего лишь блеф.

Когда городской извозчик следовал за повозкой с багажом на склад,
Клодина высунулась наружу и сказала: "Прощай, индейская деревня!
Это-разлука дорог для маленького солнечного света".

Затем мы видим их в безвкусной закусочной, едящих сладкое печенье.

На следующий день тысячи добросердечных ньюйоркцев толпились вдоль дороги.
Водный фронт на всем пути от батареи до могилы Гранта, давая royal
Добро пожаловать к пилигримам, накормленным кукурузой. Во всяком случае, они были упакованы.

Когда Элам и Клодин вошли в отель, разборчивые колокольчики заставили их отойти в сторону, пока остальные не зарегистрировались.

Они были важны, но не несли никаких знаков.

Элам должен был носить аккредитив снаружи.

После того как они заняли императорские апартаменты и пригласили всех слуг на двенадцатом этаже в Серебряный душ, они обнаружили, что колокольчики работают отлично. Если Элам двигался в направлении кнопки, то влетал красивый Западный Пойнтер с кувшином ледяной воды, а затем зависал вокруг, ожидая своей доли.

Оба понимали, что первым условием было много новых декораций. Даже когда они резко постучали ложкой и приказали Гарсону поторопить маленьких птичек с бутылью мыльных пузырей Сент-Реджиса, чтобы они пошли вместе в качестве обливания, они поняли, что не выглядят подходящими.

Элам все еще причесывался в стиле, одобренном "руководством и наставлением парикмахера" за 1887 год.

Клодин была полностью одета до самой шеи, и у нее не было одежды.
У него хватило наглости поднять Лорнет.

Элам вышел из дома и велел одеться чванливому портному, который, как говорили, много работал на мальчиков Вандербильтов