Параллели

   В чате опять заблямкало. Сообщения посыпались. Ага, видать времечко появилось у друзей - вопросы и ответы. Хорошо, будет, что почитать. Марк опять стихи написал и выложил. Читаю, нравится. В стихах почти все парни описаны, даже фотография есть перед стихами. Смотрю. Молодые все - зелёные. Класс восьмой. А где же я? Почему меня нет? А я есть. Я тогда зависал в параллели. Смотрю - Аня уже здесь, а ведь тоже вместе с ней зависали в параллели.
  Параллель – слово какое-то нерусское. А ведь есть люди, которые и не знают его значения. Послушают и спросят:
- А вы там на верёвках висели, что ли?
Сразу хочется ответить:
- Нет, мы просто жили рядом: я, Игорюха, Вовка. Шли, так сказать, по жизни твёрдой, юной поступью. Играли вместе во дворах и на переменах общались постоянно. Потом захотелось быть в этом классе, "Б" классе. Сколько было этих параллелей?

Глава 1. Германия

  Вспоминаю свои школьные годы. Первый класс «Б», но школа № 67 ГСВГ г.Пютниц недалеко от г.Росток, что на севере ГДР. Нас туда возили из г.Дамгартен на автобусе. Первая учительница Елена Антоновна. Крупная женщина, строгий взгляд. В ушах до сих пор стоит сказанное громким голосом: «Смотрите мне в рот! Смотрите мне в рот, когда я говорю!» И мы, первоклашки, смотрели. Рот у неё был как рот. Ничего особенного, но это напрягало. Теперь, общаясь с человеком, смотрю постоянно на разные части тела или увожу взгляд в сторону. Не люблю смотреть на одну часть тела долго, даже в глаза.
  В этой школе порядки были драконовские. Нельзя было бегать, прыгать, громко разговаривать на перемене, я уж не говорю, чтобы кричать. Это вообще было строго настрого запрещено. Прозвенел звонок – это для учителя. Учитель команду дал, и мы встали и тихонечко вышли в коридор школы. В коридоре можно было стоять у стеночки или вдоль неё тихо ходить. Эти правила были для всей школы от первого до десятого класса. Как ребёнок в 7 лет будет так себя вести? Будет, иначе огребёт по полной. “Кто себя будет плохо вести, «того поставим на вид» или того хуже «пропесочим»”, - говорила Елена Антоновна. На вид – это куда? Зачем? Как? Мы боялись этого «вида», а уж «пропесочивания»!...
  Кто-нибудь зашебутится, пробежит немного по коридору и тут же получает окрик: “Ну-ка!!!”. Сразу холодок на душе и замираешь где-нибудь у стеночки. А жевание жвачки? Только в Германии я узнал, что такое жвачка. Это было вкусно, здорово и завлекало, когда надо было дуть пузыри. Я быстро научился жевать жвачку незаметно и хорошо её прятать. Её нещадно отбирали, выворачивали карманы, писали замечания, и ни одно родительское собрание не проходило без криков о запрете жвачки. Зато на улице мы давали выход эмоциям - бегали, орали, не лазали, а прыгали по деревьям, но за школой и, конечно же, жевали жвачку. Перед школой нельзя было так себя вести. В первом классе мы этого не знали. Прошёл ливень и мы, в резиновых сапогах побежали по лужам. Как здорово было, ожидая автобуса из нашей воинской части, бегать по лужам и кричать! Нас поймала завуч. Грозно хмуря брови, она одним окриком остановила нас и повела к директору.
Директор был хороший дядька. Владимир Иванович его звали. В его кабинете были завучи, Елена Антоновна и он сам. Тётеньки учителя смотрели на нас строго. Елена Антоновна заставила нас хором извиняться. "Простите нас. Мы больше не будем ходить по лужам и кричать", - в разнобой говорили мы. "Ещё раз! Громче и хором!", - сказала Елена Антоновна. Мы повторили ещё и ещё раз. Владимир Иванович сидел и улыбался нам. Мы поняли, что он за нас. Может быть он тоже хочет побегать по лужам вместе с нами и покричать, что-нибудь типа: “А-а-а-! Эге-гей!", но строгие тётеньки-учителя нам это не могут позволить. Мы улыбнулись в ответ директору. “Ну всё, хватит этот балаган, идите ребятки и не шумите больше”, - сказал он. Мы выскочили из кабинета директора и быстрым шагом пошли на улицу. Там стоял мой брат десятиклассник. Он спросил, где мы были? Я ему всё рассказал. “Ха! Мелочь пузатая! Кто же перед школой бегает и орёт? За угол надо идти. Там все курят, бегают, орут и вообще орехи растут”, - сказал он. Мы побежали за угол, и правда - там росли орехи на деревьях и можно было бегать и орать. Сначала мы нарвали себе орехов, а потом, с оглядкой, начали бегать друг за другом.
  Вообще мне нравилось учиться в этом классе. Мальчишки были дружные, да и с девчонками мы всегда играли, только они часто задавались и их, надо было уговаривать. Им не хотелось уходить за школу. Через месяц нас было четверо я, Виталя, Саня и Анжелка. В классе мы общались знаками, если присутствовала учительница, или тихо разговаривали. За пределами школы, мы отрывались по полной.
  По выходным мы дружили с немцами. Это было очень интересно. Ходили в гости друг к другу. Я изучал разговорный немецкий с помощью мамы и брата и был вроде переводчика во дворе. Образ жизни немцев поражал своим порядком. Именно порядок стоял во главе угла у них. Если нельзя, то нельзя! Они не думали, как обойти запрет, они занимались другим, что не запрещено. Мы играли в какие-то групповые детские игры. Понимали друг друга чаще на эмоциональном уровне. Потом мы потащили немцев на места былых боёв. Немцы упирались, говорили, что нельзя туда ходить, но мы тащили их за руку. Дойдя до столба, на котором была табличка: “Стой! Опасная зона! Проход запрещён!” - на русском и немецком языке, немцы встали как вкопанные. Тогда я развернулся и пошёл обратно. Немцы за мной. Я свернул за кусты, обошёл их и сквозь деревья повёл наш отряд к бетонному доту. Немцы не поняли, что мы просто обошли столб с табличкой. В доте было сыро. Кругом кучами валялись гильзы от патронов. Мы начали в них ковыряться. Находили чистенькие и собирали их для игр в войнушку. Потом стали попадаться одинокие целые патроны. Мы их тоже собирали и прятали в отдельный карман. Нам было интересно, а немцам особенно, ведь им не разрешали туда ходить. После того, как мы запаслись всем необходимым, отправились домой. По дороге встретили моего старшего брата. Я ему всё рассказал. “Много ли вы нашли целых патронов?”, - спросил он. Я показал штук пять. “Ерунда”, - сказал он. “Завтра мы с тобой пойдём кое-куда”, - и он многозначительно подмигнул.
  Наступило завтра. Мы с братом, отпросились у родителей погулять. Напрямки через лес и запретку пошли в Пютниц к школе. Там встретились с одноклассниками брата. “Зачем он нам нужен?”- спросил один. “На шухере стоять будет”, - ответил брат. Мы подошли к заливу. Большой пресноводный залив, отделённый косой от Балтийского моря. Из кустов достали лодку, сделанную из топливного бака самолёта, и брат с друзьями поплыли от берега. Мне строго было наказано следить за берегом. При появлении офицеров в форме - свистеть. Свистеть я не умел, но согласился. Думал, что вместо свиста, как-нибудь пискну. Я смотрел за берегом и на лодку. На берегу никого не было. Лодка отплыла метров на 30 и остановилась. Брат с товарищем разделись и начали нырять. Выныривая, они доставали какие-то коробки и кидали в лодку. Потом лодка поплыла к берегу. Брат с товарищем были синие от холода. Был апрель 1975 года. “Собирай дрова, разжигай костёр”, - кричали мне с лодки. Я начал собирать сухие сосновые сучья. Парни вышли из лодки, разожгли костёр, согрелись, оделись и начали доставать из лодки металлические коробки. Их вскрыли, и я увидел патроны. Поделив патроны и сложив их в холщовые сумки, мы с братом пошли тем же путем домой. Патроны мы спрятали на чердаке. Там у нас была своя комнатка.
  Дом, в котором мы жили в г.Дамгартен, был раньше управой. После войны его перестроили и в нём жили семьи советских офицеров. Чердак был огромен. Там можно было полноценно сделать третий этаж и поселить людей. На крыше была маленькая колоколенка, и висел колокол. Нам запрещали в него бить, но раз в неделю, кто-нибудь залазил на чердак и дёргал за верёвку. Раздавался громкий «БОМ-М-М!» и некий сорванец бежал со всех ног оттуда, чтобы ему не попало за это. Иногда так делал и я. Так вот на чердаке была комнатка. Эту комнатку мы называли штаб. У нас там был стол, лавки, стулья. На столе лежала карта Германии и стоял патефон. Настоящий, рабочий патефон. Большой альбом патефонных пластинок, которые мы слушали по вечерам, когда лазили в свой штаб. Патефонные пластинки были толстые и тяжёлые в отличие от поздних - виниловых. Когда, по неосторожности, пластинка выпадала из рук на пол, она кололась на мелкие куски с громким звуком. На стене штаба висела карта СССР, на которой мы ручкой ставили жирные круги на городах, считавшихся родными для нас. Родился я на Дальнем Востоке, а брат на Крайнем Севере. С Дальнего Востока и приехали в Германию, но родным городом мы с братом считали Кемерово.
  По вечерам, после того как уроки были сделаны, мы поднялись в наш штаб и начинали разбирать патроны. Двумя плоскогубцами вытаскивали пулю, порох ссыпали в мешок, а капсюль брат аккуратно вытаскивал лезвием ножа. Набрав прилично пороха, брат предложил построить замок и другие строения из песка и глины и заминировать. Всем двором мы строили эти сооружения. Матери пацанов хвалили моего брата за то, что он занимается малышнёй. Мы хитро улыбались и продолжали работу. Когда всё было построено и заминировано, мы пригласили немцев на представление. Начали как будто с игры в машинки, а потом запалили шнур и отбежали. Немцы знали, что если мы отбегаем, то надо бежать и им. Построенные игрушечные здания начали взрываться и рассыпаться. Это было грандиозно! Мы кричали “УРА!”, вскидывали руки вверх, прыгали и радовались такому представлению, которое устроили сами. Немцы стояли бледные и молчали. Покричав и порадовавшись, мы успокоились, и я начал спрашивать как им понравилось данное зрелище? На что получил ответ: “Russisch Dummkopf!” Потом они сказали, что им было интересно, но это очень опасно. Мы посмеялись над ними и продолжили играть.
  Брат окончил школу и уехал в Кемерово. Без него было тяжело. Он был командир и наставник, учитель и участник всяких дел, мероприятий, проказ. Надо было как-то учиться жить без него, и я начал жить. По вечерам, после уроков, мы ходили на рыбалку на канал, тусовались на чердаке, бегали, друг к другу в гости. Это была обыкновенная мальчишеская жизнь, только не было рядом брата, который всегда мог подсказать, что делать или как мгновенно выйти из сложной ситуации.
  В школе мы тоже росли и развивались. Если много чего было нельзя, то у меня и у некоторых моих школьных товарищей рос тихий внутренний протест. Мы никогда не сидели ровно за партой, а только развалившись. Дерзили учителю просто так. На уборке территории мы убирались, но обязательно вели себя как кони – носились, кричали и устраивали игры в догонялки, прятки и кто дальше кинет мусор с лопаты. Это очень не устраивало учителя. На нас сыпались вечные замечания как устные, так и письменные. Дневник был постоянно «красным» от этих замечаний.
  Наш класс был поделён на октябрятские звёздочки. В каждой звёздочке были ученики и обязательно звеньевой. На стене висел стенд с большими пятиконечными звёздами. Фотографии членов звёздочки располагались по краям, а звеньевой был посредине. Сбоку стенда была такого же размера жёлтая пятиконечная звезда. “Кто будет плохо себя вести, тот будет в жёлтой звёздочке позора”, - говорила Елена Антоновна. Эта жёлтая звёздочка всегда была пустой. Мы, конечно, уже давно не боялись, когда нам «поставят на вид» или начнут «пропесочивать», но быть членом жёлтой звёздочки позора?..
  Как то после очередного субботника, на котором мы проявили свою прыть, учительница сказала, что будет собрание класса. Мы вошли в класс и расселись. Я как всегда развалился за партой и стал вместе со всеми ждать учителя. Зашла учительница и начала гневную речь про октябрят, которые позорят дело великого Ленина, своим поведением. Голос её был громкий, и от этого речь казалась страшной. Я в этот момент думал, что будет ужасно стыдно тем, кого назовут, ведь они позорят дело великого Ленина!  “Сейчас вы узнаете, кто эти недостойные”, - сказала Елена Антоновна и назвала мою фамилию.
  Сказать, что мне стало плохо – это не сказать ничего. У меня просто потемнело в глазах, я потерял ощущения, звуки сразу далеко отодвинулись от меня. “К доске!!! Ты что сидишь?! Особое приглашение надо?!” - почти кричала Елена Антоновна. Я не понял, как встал и начал двигаться к доске. Я не шёл, а двигался потому, что узнал, как ходят ноги из ваты. Были названы ещё четыре фамилии. Это были дружки, с которыми мы постоянно баловались. Мне стало легче. Ведь мы, хоть и баловались, но точно делу великого Ленина не могли принести вред. Это какая-то ошибка. Учительница подняла Анжелку и заставила её сказать про нас. Анжелка сильно покраснела. У неё были рыжие, даже золотые волосы, поэтому она смотрелась как факел с бантиками. Это было забавно. Она сказала, что мы, конечно, иногда балуемся, но мы хорошие и исправимся. Я начал делать знаки одобрения ей. Она нам улыбнулась. “Садись, тоже мне отличница и опора учителю”, - проявила недовольство в её адрес Елена Антоновна. Потом также были подняты другие девочки и их заставляли говорить плохо про нас. Они что-то там говорили не по теме или вообще молчали. Я в конец успокоился и встал в позу двоечника. Учительница увидев, что мы стоим таким образом, а встали так все пять хулиганов, закричала, что мы неисправимы и поэтому нас переводят в жёлтую звёздочку. “Выбирайте себе звеньевого”, - более высоким тоне сказала она. Мы встали вкруг, обнялись и, наклонив головы, стали обсуждать ситуацию шёпотом. “Что вы там шепчетесь? Быстрее выбирайте”, - нетерпеливо сказала учительница. Парни выбрали звеньевым меня. Наши фотографии отцепили от красных звёздочек и повесили на жёлтую.
  Жизнь как-то сразу изменилась - стало интереснее. Мы были не как все. Я ввёл приветствие как у Л.И. Брежнева на одной фотографии. При встрече мы поднимали правую руку с раскрытой ладонью чуть выше плеча, согнутую в локте и прищуривали один глаз. По классу и школе старались ходить с руками в карманах, а это не поощрялось учителями. Мы говорили, что так несём наказание. Другие учителя удивлялись и ничего более не говорили, а наша учительница заставляла вытаскивать руки из карманов. Разговоры жестами и мимикой, особое приветствие, моментальная собранность жёлтой звёздочки и фактическое тайное общество внутри класса не могло быть не замечено другими учениками. Они пытались тоже так общаться с нами, приветствовать, лезть в наши разговоры, но мы никого внутрь нашего круга не пускали, повергая в шок одной фразой: “Вы не в жёлтой звёздочке, поэтому не достойны быть рядом с нами!” Через полтора месяца нас разогнали по красным звёздочкам. Одноклассникам было обидно, что мы их не пускаем в свой круг, и они начали просить у учительницы, чтобы их тоже перевели в жёлтую звёздочку позора.
  Потом мы уехали из Германии. Параллели. Здесь так, но тут же ты в другом месте или ситуации. Как жить, чувствовать, спешить, даже наслаждаться? А всё просто – осмотревшись.

Глава 2. Бийск.

   Мы приехали в Бийск и на следующий день меня определили в старейшую школу № 4. Эта школа была построена ещё при царе-батюшке. Кабинеты были не очень большими, но с очень высокими потолками. Меня определили в класс, в котором уже училось 40 человек. Когда никто не болел, то все не помещались за партами, и было так, что сидело по три человека рядом. В той школе, в Германии, в классе нас было не более двадцати человек. Разница большая. Учительница вела урок и постоянно кричала на нас, чтобы было тихо. А здесь по-другому. В классе вечно стояло «бу-бу-бу-бу». Это говорили между собой ученики. Вроде тихо говорили, но шуму было много. Как только раздавался звонок на перемену, ученики с криками срывались с мест и неслись из класса, громко топая по досчатому полу. Что творилось в коридорах? Крики, беготня и какой-то шум, в котором смешивались все звуки мира. В классе мне сразу дали понять, что школа делиться на «офицерских» и «с Казанки». С «офицерскими» было понятно – это мальчишки и девчонки из семей офицеров расположенной в городе мотострелковой дивизии. «Офицерские» дети были всегда наглажены, опрятны и одеты по форме. С ребятами «с Казанки» было сложнее. Недалеко от школы располагался район под названием «Казанка». Возможно, это была когда-то деревня, которая слилась с городом или просто район с таким названием. Тогда мне было всё равно. Дети оттуда отличались заметной бедностью в одежде. Даже обязательная школьная форма была не совсем школьной. То штаны другие, то курточка не синяя, а зелёная или коричневая. У девчонок были какие-то странные платья и на них школьные передники. Больше особых различий не было. Вражды, как таковой между этими псевдо группировками, я тоже не помню. Просто интересно видеть параллель образа жизни в одном коллективе.
  На перемене, если было тепло, сухо или не слишком морозно, школьники резвились на улице. Была забава, особенно зимой, кидать снежки или какие-то камешки, дёрн и вообще что попадёт под руку, в окна кабинетов. Как-то выйдя на перемене на улицу, я остановился подышать воздухом и… взлетел вверх. Пролетев пару метров, грохнулся на асфальт. Только после этого понял, что меня кто-то сильно пнул. Я обернулся и увидел директора школы. Здоровый мужик, в костюме и галстуке, басом орал на весь двор, что он нам всем покажет, тряс кулаками и вёл себя очень агрессивно. Тут же подбежали одноклассники и, схватив меня за руку, оттащили метров на десять в сторону от крыльца. "Ты что не видел? Директору в окно закинули кусок дёрна, пару палок и ещё что-то. Ах, да, ты же новенький! И вообще, когда он идёт все стараются разойтись иначе может прилететь”, - заговорчески говорили мне мои новые товарищи. Это я уже понял и стал следить за нахождением взрослых, учителей и тем более директора в том месте, где находился в школе. 
  Хулиганов в этой школе хватало. Были и разборки на кулаках, колах и даже махали ножами перед дракой, но их не использовали. Помашут так ножами, отбросят в сторону и давай мутузить друг друга всем, чем не попадя. У ребят «с Казанки» было фишкой схватить за волосы на затылке и поелозить лицом противника по грязи или пыли, поэтому они стриглись очень коротко. Когда за воскресенье в школе перебили штук тридцать окон за раз, то нас согнали на общешкольное собрание. В актовом зале сидели директор, учителя и несколько милиционеров. Сначала нас всех «пропесочивали», потом наставляли, а потом слово взяли милиционеры. Первый рассказал о наказаниях, штрафах и возможность попасть «за решётку». А второй нам рассказал, чтобы этого не случилось, то в нашей школе организуется отряд ЮДМ – юный друг милиции. Тут же быстро набрали этот отряд. В него попали самые отпетые хулиганы, а командиром отряда стал Лысый Коля, которого все боялись.
  Лысый Коля был интересный парень. Он был лет на пять старше меня. Он приметил меня ещё тогда, когда я получил пинок от директора, и записал в «правильные» пацаны. Как-то, лазая по заборам, я здорово порвал школьные брюки. Мама меня, конечно, отругала и заставила носить в школу тёмно-серые, почти чёрные брюки-дудочки, оставшиеся от брата. Тогда это было совсем не модно. Надо мной посмеивались и часто прикалывали по этому поводу, особенно Лысый Коля, который даже ставил мне щелбаны. Я терпел, но потом решил «убить» своим видом надсмехателей.
  У меня были прекрасные брюки клёш. Тёмно-синие, почти как форма, но из лучшего материала. Ремень был широкий с большой бляхой, на которой был отчеканен лев.
  Я пришёл в школу. Разделся в гардеробе и вышел в коридор. В коридоре толпились ученики у входа и чуть в стороне от них, с повязкой «ЮДМ» на запястье лысый Коля. Он их рассматривал, а кто начинал вдруг шуметь или выкрикивать какие-нибудь фразы, то Лысый Коля подходил и ставил бо'льный щелбан крикуну. Крикун замолкал, и порядок на данном участке воцарялся минут на пять. Я, выпрямившись, не торопясь пошёл к Лысому Коле. Носки туфель я чуть вывернул наружу и, при каждом широком встречном шаге, мои клеши завивались, как будто дул ветер. В коридоре стало тихо. Все уставились на меня. Ни у кого в школе не было таких брюк. Лысый Коля был удивлён моим видом. Он подошел, и первый поздоровался со мной за руку. Народ это оценил. “Вот так ты должен выглядеть всегда, а то своими дудочками позоришь школу”, - сказал он. Больше меня в этой школе никто не трогал. А всего-то клёш носить стал, да с Лысым Колей здороваться за руку.
  Эти параллели в отношениях и разных группах были в школе. Дома, во дворах, была другая жизнь. Жили мы во 2-м военном городке. Это в полутора километрах от школы. Городок состоял из четырёх пятиэтажек под горой. Чуть ниже, на переулке Мопровском, находился колхозный рынок. На горе и вокруг располагался частный сектор. Большинство детей городка училось в нашей школе. Толпишка у нас была приличная по количеству, но разновозрастная. Девчонки и мальчишки все были вместе. Полностью мы собирались на выходных, так как учились в разных классах и разных сменах. Сначала мы играли в девчачьи игры, а потом в свои.
  Например, в «Резиночку» - так называлась одна игра. Бельевая резинка растягивалась между двумя участниками кольцом, а третий участник прыгал между натянутыми двумя резинками, наступая или наоборот, не задевая резинку. Я, как человек неуклюжий, всегда оступался и поэтому часто стоял "на резинке", поднимая или опуская её, в зависимости от упражнения.
  Или допустим в «Классики». Ну, тут всё понятно. Рисовали квадраты с цифрами, слегка похожие на кроссворд, и скакали по ним, передвигая одной ногой биту, сделанную из металлической банки от конфет монпансье, наполненной песком. «Мы на вы», «В банку», «Глухой телефон», «В ножички», «В войнушку» - эти и многие другие игры были популярны во дворах нашего городка. Играли в жизнь. У каждой девочки был друг, типа муж. Соответственно у каждого мальчишки была типа жена. Разыгрывали сцены. Мне не нравилось играть в эту игру. Часто сцены были из разряда ссор, и кто-то был не прав, в основном мальчики. Дети переносили в игру жизнь своих родителей и не могли показать, как всё же заканчивались ссоры? Почему папа был потом хороший? Моя подруга не устраивала мне «сцен». Мы просто ходили за руку, о чём-то разговаривали и смотрели другие «сцены». В активных играх я старался её оберегать от ударов и сильных столкновений. Этим и заканчивалась наша игра в жизнь.
  В войнушку мы играли жёстко. Обязательно делились на две команды. Одни были «немцы», а другие «наши». Причём обязательно каждый должен был побывать в разных командах. Были даже те, кто становился партизаном или полицаем, т.е. неким шпионом в рядах своего отряда. При поимке устраивали почти настоящие пытки. Любимой пыткой было засунуть пойманного «партизана» или «немца», в центр катушки из под толстого кабеля, в зависимости от того кому она принадлежала, и пустить её с горы. Катушка катилась вниз, набирая скорость и подпрыгивая на ямках и буграх. Находиться в ней было очень некомфортно, тело было сильно побито. Или «закапывали живьём», т.е. пойманного садили в заброшенный погреб, закрывали досками лаз и засыпали землёй. Одному находиться в тесном, полуразрушенном погребе не менее двух часов, который к тому же закрыли и засыпали, было страшновато. Девчонки в пытках не участвовали. Они, при игре в войнушку, играли второстепенные роли. Так мы воспитывали в себе смелость и боевой дух.
  Как-то к нам в городок с горы спустились пацаны. При них были мелканы. Мелкан – это самодельное огнестрельное оружие, стреляющее мелкокалиберными патронами. Чего они добивались, я не понял, но твёрдо видел угрозу, что бить будут в следующий свой приход. Пацаны постарше, класса от восьмого и выше, сказали, что ответят им более действенным оружием, а нам велено было готовить шпаги из толстой стальной проволоки и учиться ими пользоваться. Мы кинулись на стройку и начали изготавливать себе шпаги, которыми можно драться как палкой и затачивать их, чтобы колоть предполагаемого врага. Родителям объясняли, что играем в мушкетёров. Отработали систему оповещения. При появлении «горцев» с мелканами, кто-нибудь начинал долго свистеть во дворе, и нужно было срочно всем собираться. Это здорово сплачивало нашу разновозрастную компанию.
  Время такое наступило. Горцы пришли к нам в городок. Раздался свист с разных сторон. Мы похватали свои шпаги и побежали строиться. Горцы не ожидали такого и, видя, что нас много, предложили встретиться у кочегарки. Это дало нам время, чтобы пришли старшие ребята. Окончательно построившись в колонну мы, маршируя, пошли за кочегарку. В глазах горцев было изумление. Когда мы подошли, то наши старшие пацаны достали самострелы. Эти самострелы были такими же, как мелканы, но имели самодельный ствол с большим калибром, которые были заряжены автоматным патроном. Они продемонстрировали это всё горцам. Видя преимущество с нашей стороны, горцы не хотели упасть лицом в грязь и предложили драку без оружия между своим главарём и нашим командиром. Все согласились. Началась драка и быстро закончилась нашей победой, так как наш командир Володя был боксёром. После этого горцы, не роняя своего достоинства, помахивая мелканами и колами, не торопясь ушли к себе. Мы тут же начали устраивать между собой турниры на шпагах, а некоторые боролись между собой на траве. Мы ещё пару раз устраивали проверку системы оповещения, но больше горцы к нам в городок не приходили.
  Потом мы уехали из Бийска.

Глава 3. Кемерово.

  По приезде в Кемерово, мы поселились у бабушки, и мама меня устроила в 23 школу. Приняли меня в школу неохотно, т.к. оценки у меня были с тройки на двойку. В Бийской школе я не успевал быстро ответить учителю, народу в классе было много, и поэтому на всех уроках был всегда некий блиц опрос.
   Попал я в класс, где ценились понты. Не было простоты в общении. Нужно было показать свою значимость. У них была игра в мафию. Эта игра была совсем не то, что существует сейчас. Был создан образ города на западный манер. Бургомистр, судья, полицейский – вот главное руководство в городе. Был главный мафиози и пара его приспешников бандитов. Были деньги в этой игре. Мне предложили играть с ними пока под видом простого мещанина. Если я создам свои деньги, то значимость моя в игре сразу поднимется. Ну и в классе в целом. Сказали подумать до завтра и заодно, если захочу, создать свои деньги.
  Критерий создания денег был такой. Это были не сильно известные или не ходовые названия денег. Например, Сольдо – одна из самых дешёвых валют. С тетрадного листа получалось восемь купюр. На купюре надо было нарисовать своё название, знак, обозначить достоинство, символ производителя купюр и какой-то орнамент. Чем сложнее купюра, тем больший вес она имела. Я создал Таньгу. Это была сложная купюра. Я мучился, когда рисовал деньги, но зато это была одна из самых дорогих валют. Из простого мещанина я сразу стал купцом. В игре была комиссия по борьбе с фальшивками. Если кому-то не нравилась купюра, то обращались к её производителю, и он подтверждал настоящая ли она или нет. Многое втихушку рисовали деньги, которые они не имели право производить дома. Если обнаруживались подделки, то выясняли, откуда они появлялись. Почти всегда это удавалось. По выходным, у кого-то проходил турнир по картам. Играли на эти деньги или на право их производить. Там я узнал, что я не игрок. Ну не везёт мне в азартных играх. Потом я стал экспертом по выявлению фальшивок и за неделю, до конца учёбы, меня произвели в полицейские.
  Лето 1979 года. Весёлая пора детства. Пионерлагерь «Огонёк» рядом с д. Подъяково. В один из родительских дней, когда приезжали родители на встречу с детьми, я узнал, что жить мы будем на «Швейке». Там же я пойду в новую школу. “Тебе не привыкать”, - сказала мама. Я и не расстроился. В 23 школе у меня уже были товарищи, но друзья?
  Школьная линейка 1 сентября была шумной и многолюдной. Меня определили в       6 «Г» класс. После линейки ученики разошлись по своим кабинетам. Я заходил в класс один из последних. Все парты были заняты. Сесть было просто некуда. “Иди к нам”, - замахал руками шустрый паренёк. За партой сидел он и здоровый парняга с мощной, чёрной щетиной. “Наверно второгодник?”, - подумал я и сел с ними третьим. “Мишка”, - представился он. “Уруев”, - то ли представился, то ли угрожал грубым голосом почти бородатый парняга. По протянутой руке я понял, что представился. Мы познакомились и впоследствии участвовали в разных интересных мероприятиях и совместных играх.
  Через две недели на уроке учительница назвала мою фамилию и, когда я встал, сообщила при всех, что организуется новый класс, и я являюсь учеником 6 «Д» класса. Сообщила она с такой радостью на лице, что я не понял – то ли она рада от меня избавиться, то ли меня наградили переводом?
  У кабинета Истории собрались девочки и мальчики. Весь их вид выдавал не сложившийся коллектив. Подошла учительница и уточнив, что собрались те, кто будет учиться в 6 "Д", запустила нас в кабинет. Называя фамилию, она показывала тому ученику, где и с кем он будет сидеть. Меня посадили с мальчиком, который уже походил на партработника. Очки, осанка, школьный пиджак, как у инструктора райкома партии. “Игорь”, - представился он и степенно пожал руку.
  “Меня зовут Раиса Георгиевна и я учитель истории, а также ваш классный руководитель. Нам нужно выбрать председателя совета отряда”, - сказала она. Тут же подскочил мой сосед и вскинул руку вверх. Учительница кивнула ему. “Я предлагаю моего соседа! С такой фамилией он должен нас заводить и объединить”, - громко заговорил он.
“Есть ещё предложения? Нет? Тогда голосуем”, - сказала она. Лес рук. Неожиданно для себя я стал командиром. И я начал знакомиться с каждым из класса.
  Быстро сошёлся я с тремя хулиганами нашего класса. Беляш, Кочет и Жека. Мы болтались вокруг школы, тусовались в полуразрушенной теплице, где пацаны курили. Потом они научили и меня. Для меня это было очень большим событием. “Я - курю! Это прям круто!”, - думал я так о себе. После очередного перекура в теплице, я ушел, а пацаны остались. Они попались директору школы «бабе Лиде», так её все звали.
  Теплица была не просто разрушена. Её часто использовали как туалет. Вот они и наводили там порядок. Всю очистили. А меня кто-то сдал учительнице, что я курю и дружу с хулиганами. Было собрание. Меня «пропесочивали» и сняли с должности. Я вспоминал про жёлтую звёздочку, но у доски стоял я один. Дружки подмигивали мне и хихикали. Странно, они влетели директору, меня не было, я наказан, они не причем. Параллели.
  Потом учительница пришла к нам домой и всё рассказала маме. Были найдены сигареты, и мама устроила разнос. Я твёрдо пообещал ей не курить. И я не курил долго. Чтобы вдохновить меня, Беляш предложил мне пойти с ним в оркестр на саксофон. Я согласился.
  Оркестр располагался в ДК Строителей. Преподаватель учил нас держать «трость» во рту. Трость - это деревянная пластинка, вставляемая в мундштук саксофона или кларнета. Кстати, саксофона мне не хватило, мне дали кларнет. Кларнет оказался менее стильным, но более удобным инструментом. Поскольку я раньше ходил в музыкальную школу, то понятие игры на инструменте у меня было. Преподаватель сразу меня выделил среди всех. Остальные ребята приходили на занятия оркестром вовремя, но только делали вид, что это им интересно. За месяц, который я ходил в оркестр, не было даже черновой сыгранности, хотя я уже вовсю дудел гаммы и наигрывал примитивные мелодии. Как-то вечером, только мы взяли инструменты и собрались заниматься, в оркестровую зашли три тётеньки милиционера. Самая большая тётенька-милиционер вдруг зычным голосом заставила всех встать и начала перекличку. Она называла фамилию, и мальчик отзывался, продолжая называть свои имя и отчество. Так опросили всех. “А ты кто?” - нахмурив брови, спросила она у меня. Я представился. Все трое начали искать меня в своих списках. “Тебя уже осудили или ты с другого района сюда попал?” - удивлённо спросили они. Кто меня должен осудить? С какого другого района? Другая милиционер мне пояснила, что это оркестр для осужденных условно хулиганов и состоящих на учёте в милиции. Я сообщил, что просто пришёл позаниматься. Тогда, уходя, они мне пожелали больше с ними не встречаться. А я и не собирался. Продудев ещё недели полторы, я перестал ходить в оркестр. Было просто не интересно. Никто не хотел играть. Пацаны просто отбывали время. Музыка и хулиганы? Почему бы и нет? А вот и нет. Параллели.
  Лето после седьмого класса выдалось прекрасным. Было тепло. По путёвке я съездил в санаторий на Чёрное море в Феодосию. Полтора месяца на море! Море, еда, сон, лечение. Первые две недели было здорово. Потом чуть приелось. Надо было чем-то заняться. И я начал изучать украинский язык, по учебнику четвёртого класса. В санатории было много украинцев с разных областей республики. Мне нравилось задавать вопрос о произношении, когда было много народа. Полтавские и харьковские говорили так, львовские и ровенские тут же по-другому. Потом они начинали спорить как правильно и кто из них самый настоящий украинец. Это было забавно. Забавно ещё и потому, что они спорили до крику, махали руками, но никто и никогда не пытался решить вопрос кулаком. Ещё я любил культурно отдыхать с товарищем по лечению. Мы часто ходили днём в бар. Заказывали по бутылке пепси-колы за сорок копеек и заварному пирожному с кремом внутри по двадцать две копейки. Бармен всегда открывал нам бутылки и сам наливал пепси-колу в фирменные стаканы. Мы садились за ближайший столик и наслаждались едой и видом на море. Один раз мы пришли, но все столики были заняты. За нашим столиком сидел пьяный мужичёк. Бармен вышел из-за стойки, подошёл к этому мужичку, и слегка применяя силу, выпроводил его из бара со словами: “Этот стол для наших постоянных посетителей”. Мы были в шоке! Вот так я узнал, что такое быть любимым клиентом.
  Лечение закончилось, и тепловоз потянул вереницу вагонов из Крыма на восток. Дома лето продолжалось, пока не раздался звонок и меня добровольно-принудительно не отправили в трудовой лагерь. До этого я был в пионерских лагерях. Это такие детские заведения, где интересно, вкусно кормят, спят и занимаются всякой детской ерундой. Любимые вещи были – это купаться и вечером на дискотеку. Были ограничения, но если ты всё делаешь с умом и не попадаешься, то вдвойне здорово. Например, втихушку сбегать искупаться на Томь. Трудовой лагерь – это нечто другое. Там ты с утра трудишься на полях совхоза «Мазуровский» отделение Горняк. Собирали огурцы, прям с поля, дёргали свеклу, рубили раннюю капусту, пропалывали щавель. В отрядах были мои сверстники с параллельных классов и те, кто учился постарше, но из нашей же школы. После тяжёлого, четырёхчасового труда, обедали и отдыхали. По вечерам участвовали в разных конкурсах, пели песни. Даже был один концерт, который подготовили сами. Лето кончилось.
  Во время учёбы, в классе кто-то всегда дежурил. Обычно по два человека. В дежурство входило следить за чистотой доски и мокротой меловой тряпки, и влажная уборка класса после уроков. В первый день учёбы, после всяких торжественных линеек и напутственных слов, Раиса Георгиевна подняла и сказала выйти к доске меня и ещё двоих учеников. “Вот! Эти ребята были в трудовом лагере!” - резким, громким голосом сказала она. Мы как-то съёжились и напряглись. Чего ждать? Пауза затянулась. Учительница два раза, не торопясь обвела взглядом класс. “Поэтому эти ребята поощряются тем, что не будут дежурить целый год!” - закончила она более спокойным голосом. Целый год, целый учебный год не мочить тряпку, не стирать с доски, не мыть полы после уроков. Вот это подарок! Почему-то он очень запомнился, даже лучше, чем какие-то грамоты. Так я понял, что такое заслуженная привилегия.
  Пролетел учебный год. Наступило время первых в жизни экзаменов. Вот, ты учишься, наступает май и как бы уже скоро отдыхать, но надо писать годовые контрольные работы. Напрягаешься, пишешь и лето. А тут экзамены ещё после годовых контрольных, настоящие, с билетами и комиссией. А вот раз это всё настоящее, то и жизнь дальше пойдёт почти как у взрослых?
  Учась в «Д» классе, общаясь с хулиганами и окунаясь в романтику подворотных отношений, требовалось иметь свою кличку. Кличка у меня была – «Бык». Почему Бык? А потому, что я бывал очень упёртым и часто шёл напролом. И вот они экзамены впереди, взрослость наступающая. Какой может быть Бык после этого? Экзамен по геометрии. Кто-то бодро, а кто-то «бе», «ме», стоя у доски, отвечал учителям на вопросы. “Ну, что Бык, сдал геометрию?” - спросил меня Беляш. И вот это обращение – «Бык», как-то сильно задело меня. “Давай так, если я сдал на четвёрку, то я больше не Бык, а если на тройку, то пусть всё так и остаётся”, - сказал я ему. Он согласился. Нас собрали в класс, после того, как все сдали экзамен, и начали зачитывать оценки. Объявляют мою фамилию. Беляш схватил меня за плечо и крепко сжал руку. «Четыре!» - произнесла учительница. Я перестал чувствовать сжатое плечо. Как будто что-то отвалилось от меня. Я уже не Бык. Имя моё вернулось ко мне. Беляш хлопнул ещё раз по плечу и ничего не сказал.
  Лето 1982 года было прекрасным. Позади были экзамены, впереди много тёплого отдыха. Стоп! А где я буду учиться? Ведь тот самый «Д» класс, по сути, развалился. Большинство ушло в техникумы и ПТУ. Захотелось быть в тёплой, душевной компании. Да, у меня были два, самых настоящих друга – это Вовка и Игорь. Они всегда сидели вместе и постоянно соперничали. Я, в этой тройственности, был странным «элементом». Я не соперничал с каждым из них, но мы являлись той целой частью, которую пытались разрушить. Учительница Раиса Георгиевна, имела привычку ходить по домам и рассказывать всё родителям про данного ученика. Неоднократно она ходила и к нам. В восьмом классе она приходила только с одной темой – Вова и Игорь являются посредственностью и мне вредит общение с ними. Мама выслушивала её, но в разговоре со мной говорила, что дружить надо с приличными, а Игорь и Вовка такие и есть. И мы дружили, чем злили свою учительницу. И вот надо было выбирать, куда податься, в какой класс?
  В одном подъезде со мной, жил прекрасный товарищ и друг – Алексей. Через него, я и узнал тот дружный, параллельный класс «Б». Мы периодически общались с ребятами из «Б» в школе и за её пределами. Мне нравился этот класс и я, набравшись духа, пошёл проситься о переводе. Зайдя в школу, мне тут же встретилась классный руководитель «Б» класса Галина Александровна. Я поздоровался и попросил о переводе в её класс меня и моих друзей Вовку и Игоря. Она немного подумала и согласилась.
  1 сентября начался очередной учебный год. Мы пришли в школу, слились с учениками «Б» класса и не почувствовали, что мы какие-то «новенькие» или вообще чужие. Там, издали – это была параллель «Б», а здесь вблизи – это была родная общность. То, к чему стремилась душа, наконец-то свершилось. Я попал в своё время и в своё место. Было много интересного. Была простота общения с девчонками. Не было той высокомерности и некоего презрения, которое я испытывал ранее в других коллективах. Были общие интересы, например общешкольная дискотека. Мы, по мере вложенных сил и возможностей, сами очистили, покрасили и оборудовали подвальное помещение под дискотеку. Сами следили за порядком. Мы занимались этим, несли ответственность. Не было параллелей, была общность. Общность взглядов, деяний, дискуссий, развития, да и окончательного взросления. Эта общность и доделала меня. Я понял, что параллелей в мире бесконечное множество, а попасть в них помогают перпендикуляры.