Огоньки на болоте

Рассказ опубликован в номере 42 (февраль-2021) альманаха фантастики "Фанданго" (Крым).


На пятом этаже старого дома, затерянного в глубине улицы Рябиновой, жила молодая красавица Виолетта, а на третьем – Герман, карлик средних лет. Они частенько встречались на лестнице, когда Виолетта, быстро стуча каблучками изящных туфелек, с нарочито небрежно рассыпанными кудряшками, спускалась вниз, а Герман, держа в маленькой ручке пакет с овощами и кефиром, с трудом понимался на свой этаж, волоча правую ногу. Он поглядывал на девушку из-под густых нахмуренных бровей, а она поджимала пухленькие губки, похожие на сочные алые вишни, спесиво задирала носик и проходила мимо.

Они познакомились только спустя много месяцев, когда в пустующую квартиру на четвёртом этаже вселилась старая вздорная Кнойра.

Однажды карлик застал красотку плачущей навзрыд прямо на ступеньках. Она горько всхлипывала, носик её покраснел, и щёчки разрумянились от обиды.

Завидев соседа, Виолетта пожаловалась:

– Эта старуха… Просто ужас! Колотит по батареям, швыряет что-то, стучит в потолок, совсем не даёт спать… Разговаривать бесполезно – она то ли глухая, то ли дурочка… Только ухмыляется и кривит рот, и жёлтый зуб торчит так отвратительно!

Бедняжка вздрогнула, поморщившись.

Герман ласково улыбнулся и присел рядом.

– Да, я тоже всё это слышу… Барабанный бой по трубам, стуки и бряки… Ничего удивительного, что они не дают спать! Признаться, мне самому это изрядно надоело, хотя у меня и бессонница. Но в такую пору я читаю, а шум мешает сосредоточиться… Не плачь, девочка! Старые одинокие люди – всё равно что вредные дети! Кнойра неплохая, просто ей нужно внимание… Пойдём-ка ко мне в гости, я угощу тебя чаем с травами, ты и успокоишься! Смотри, какие чудесные пирожные я купил в кондитерской!

Он отнял её нежные ладошки от зарёванного личика.

– Какое ещё внимание… Старая заноза! – буркнула Виолетта, но перестала плакать и осторожно заглянула в пакет карлика. Глазки её засияли – на самом дне в прозрачной коробке лежали три красивые «корзиночки», украшенные аппетитными клубничками!

– Только на пять минут… – милостиво разрешила она, и тон её окреп и стал своенравным, как у красавицы, привыкшей к обожанию противоположного пола. – И я съем всего два пирожных, если позволите. Я берегу свою фигуру! Как вас зовут?

– Герман. Можно Гер, – вежливо представился карлик, вставая со ступенек.

– А я – Виолетта, – горделиво произнесла девушка. Она тоже поднялась, поправила нарядное платье и вслед за Гером зашла в квартиру на третьем этаже.

В жилище одинокого холостяка Гера было чистенько, уютно и пахло душистыми травами. В кухне на ниточках сушились грибы. Виолетта с интересом рассматривала диковинные травяные сборы в мешочках, баночки с мёдом и вареньем, которые запасливый карлик заготовил впрок.

Потом они пили чай, сначала по одной чашечке, потом по второй, Виолетта кушала пирожные и вскоре уже улыбалась, как восхитительная куколка, и трещала без умолку ангельским голоском:

– Я поступила на фирму в отдел рекламы. Там все так и липнут ко мне! Но мне никто не нравится. – Она капризно сморщила очаровательный носик. – У Тимма машина уже устаревшая!.. А от Доминика пахнет ужасным одеколоном – у меня голова кружится от него! Все они такие гадкие, такие противные, эти кавалеры!

Она откусила ещё один кусочек пирожного и сказала:

– Гер, я, пожалуй, пойду. Мне нужно торопиться в ателье на примерку нового платья! Вечером я иду в театр.

Герман встал из-за стола и проводил Виолетту до двери. Он выглядел немного взволнованным.

Не поблагодарив за угощение, красавица чуть задержалась у зеркала, провела помадой по губкам и выпорхнула на лестницу.

Карлик вымыл посуду, насухо вытер её, потом выглянул в окно кухни и мечтательно посмотрел куда-то вдаль. Ах, какая необыкновенная девушка… Немудрено влюбиться в неё без памяти! Не то что в него – некрасивого, жалкого и убогого. Его полюбить невозможно. Он знал это и думал об этом спокойно. Ему тридцать четыре года, подходит к концу последний год для поиска любви. Так повелось в их карличьем роду – если кто-то обретал взаимную любовь до тридцати пяти лет, то доживал до глубокой старости. Если же до этого срока карлик ни разу не слышал в свой адрес слова «люблю» и не произносил ответного признания, то ему суждено было превратиться в белый пар на болоте. Германа никто никогда не любил. Жил он одиноко – зимой в городе, а с середины лета – в глухой деревеньке Соечье Гнездо. В последнее время он всё чаще и чаще вспоминал о маленьком дачном домике. Вот туда он и отправится совсем скоро, чтобы в полночь своего тридцатипятилетия исчезнуть навсегда, растворившись в сыром болотном воздухе. Гер знал, что дни его сочтены, и был готов к этому. Стояло начало июня, а рождение его приходилось на первое сентября. Последнее лето… Оно пролетало, уплывало и прощально махало ему нежной зелёной листвой.

В последующие дни Виолетта, столкнувшись с Германом на лестнице, только холодно здоровалась, а иногда просто мельком кивала. Иногда и этого не было, девушка просто проскальзывала мимо, задумавшись о чём-то своём. Он же невольно думал о ней чаще, чем хотелось бы.

Через неделю после памятного чаепития Гера разбудил среди ночи стук в дверь. Быстро натянув поверх пижамы длинный халат, он засеменил коротенькими ножками в коридор.

На пороге стояла заплаканная Виолетта в уютном домашнем халатике.

– Представляете, Гер, – без приветствия сообщила она, шагнув в квартиру. – Старая мымра опять довела меня до слёз! Она чем-то долбила в потолок, это просто невыносимо! А когда я спустилась и попросила её прекратить, она только захихикала и высунула свой мерзкий язык. Может, обратиться в полицию?..

– Я поговорю с ней, – пообещал Гер, чувствуя, как дрожит от волнения голос.

И они снова пили чай, он любовался светлыми волосами очаровательной Виолетты, а она, успокоившись, что-то щебетала звонким, как колокольчик, голоском. Он не слышал, о чём она говорит, просто смотрел на неё и не мог отвести взгляда.

С Кнойрой Гер попытался деликатно побеседовать, но сразу был облит потоком брани. Тихо, но твёрдо он снова просил, и в конце концов злобная старушонка всё же угомонилась. Шум из её квартиры на время прекратился. С этого дня благодарная Виолетта стала заглядывать к карлику-соседу и без особого повода, просто поболтать. Они слушали старомодное радио (Виолетта дивилась отсутствию интернета и телевизора), смеялись, обсуждали книги – прерогатива Гера, – веяния современной моды и музыкальные новинки – прерогатива Виолетты. Как ни странно, им никогда не было скучно вдвоём. Наоборот, каждый привносил в посиделки что-то своё, и в дуэте создавался уют и особая непередаваемо тёплая атмосфера.

Однако через некоторое время девушка принесла весть весьма болезненную для бедняги-карлика.

Явившись после дождя, вымокшей, но отчего-то очень довольной, Виолетта, встряхивая в прихожей ярко-жёлтый зонтик, воскликнула:

– Гер, порадуйтесь за меня! Вчера я познакомилась с Филиппом. Он редкий красавец, королевского роста! И… как это называется в ваших книжках?.. – Вспоминая, она на миг нахмурила лобик. – А, кажется, «косая сажень в плечах»! Работает в крупной строительной фирме. Он приходил к нам заказывать рекламу. Подъехал на шикарной машине. Сегодня мы идём в кино, на премьеру!

Виолетта счастливо заулыбалась, и синие глазки блеснули радостным огоньком.

Не заметив, что карлик будто окаменел, она отхлебнула чаю и серьёзно спросила:

– Как вы думаете, Гер, стоит мне поближе с ним познакомиться? Ведь мне скоро двадцать два года, пора и о замужестве подумать!

Словно острый нож вонзился в сердце Гера. Он отвернулся к раковине, превозмогая страшную боль в груди. Потом, сделав над собой усилие, вновь повернулся к гостье. С огромным трудом улыбнулся, сжимая пальцы в кулачки, и сдержанно произнёс:

– Если он тебе понравился, конечно, стоит!

И он водрузил на стол тарелочку с пирожными, купленными специально для соседки. Получилось неловко, тарелка встала на кончик вилки, вилка встопорщилась и чуть не опрокинула всю конструкцию.

Красавица нахмурилась.

– Осторожнее, Гер! Не расколите посуду!

И нетерпеливо продолжила:

– Главное, он красив и богат. Прекрасная партия!

Потом, подумав, добавила:

– Гер, мы с вами, кажется, стали друзьями… Я тоже буду звать вас на «ты»!

Но, несмотря на сузившуюся дистанцию, что-то нарушилось в атмосфере вечера. По непонятной для Виолетты причине карлик вдруг стал молчалив и нелюдим, и вскоре прелестнице надоело его общество.

– Ты сегодня какой-то скучный, Гер! – своенравно изрекла она. – Пожалуй, приду, когда ты будешь не в таком дурном настроении…

И, чмокнув соседа в тщательно выбритую щёку, она упорхнула, как весенняя ласточка.

Проводив её, Гер закрыл дверь, подождал, пока стихнет стук быстрых каблучков по лестнице, и долго ещё стоял, прислонившись спиной к притолоке и слыша только мерный ход старых часов. Очнулся он лишь когда они пробили семь вечера.

Скоро они пробьют его последнюю полночь…

Гер прошёл на кухню, сел за опустевший стол и закрыл лицо руками, пытаясь понять, что происходит, хотя давно уже всё понимал, только не решался признаться даже самому себе. Случилось ужасное – он полюбил. Как он мог?.. Он же знал, что этого нельзя допустить, но не сумел сопротивляться накрывшему его с головой чувству. И теперь его удел – страдать. Гер посмотрел в зеркало – ну что с того, что черты его лица благородны и даже красивы: высокий лоб умного человека, тёплые карие глаза, прямой нос, чистая кожа, шелковистые волосы?.. К лицу прилагается тело, а оно вопиюще неприглядно – маленький рост и эти безобразные ручки и ножки, одна из которых ещё и покалечена… Пародия на человека. Она даже не воспринимает его как мужчину! Он отвёл взгляд от зеркала и тяжело вздохнул. Осталось недолго. Последняя полночь избавит его от всего сразу… С нею всё кончится – и любовь, и жизнь.

Через неделю Виолетта прибежала возбуждённая и радостная. Волосы её растрепались, шёлковый шарфик изумрудного цвета разметался по хорошенькой шейке.

– О Гер, Гер! – закричала она с порога. – Филипп сделал мне предложение!

Гер, не в силах вынести очередного потрясения, опустился на кушетку.

– Как ты думаешь, принимать ли мне его? Да что же я спрашиваю – я, конечно, его приму! Я взяла три дня на размышление – но это просто для порядка… О чём тут размышлять, когда всё и так понятно и уже решено? Я его люблю! И он любит меня!

Карлику с трудом удалось скрыть непереносимое страдание.

– Я купил тебе мягкие тапочки… С мордочками котят на носочках, тебе должны понравиться… И серёжки – смотри, как сердечки! Это просто по-дружески, – произнёс он торопливо и скомканно, чтобы она не заметила, как дрожит его голос.

Виолетта не уловила ни печали, ни боли. Пребывая в радужных мечтах, она сунула ножки в тапочки, потом схватила коробочку с серёжками и повертела в руках.

– Какая прелесть! Спасибо, милый Гер! Я принесла шампанское! – добавила она. – Мы с Филиппом поженимся и переедем отсюда! Вредина Кнойра больше не будет отравлять нам жизнь. Жаль, что ты остаёшься здесь…

И она улыбнулась, солнечно и легко, без тени сожаления о том, что Кнойра теперь будет отравлять жизнь одному лишь соседу снизу.

И он невольно улыбнулся, просто оттого что улыбается она.

Может быть, она не примет предложения этого красавчика Филиппа?.. Он не знал, на что надеялся. Не знал, о чём думал. Всё валилось из рук. Ягодный чай казался пресным и невкусным. Аппетита не было. Когда Виолетта ушла, а Кнойра забарабанила по трубам, он зажал уши руками и ничком упал на кровать.

Ночью прихватило сердце. Гер не вставал с кровати до следующего вечера, когда раздался звонок. С трудом он поднялся и добрёл до телефона.

Звонила Виолетта. Сердце карлика оборвалось, когда он услышал её милый голосок. Но сегодня он не звенел, как колокольчик, а тихонько шептал:

– Милый Гер, что-то мне совсем худо. У меня заболело горло и поднялась температура. Я, конечно, сначала позвонила Филиппу, всё-таки он мой жених, но он не сможет приехать, у него важное совещание…

Не дослушав, Гер собрал все свои силы и поковылял к холодильнику. Схватив баночку малинового варенья, устремился на четвёртый этаж. По пути ему встретилась угрюмая Кнойра – она спускалась с мусорным пакетом в руке. Увидев взволнованного карлика, быстро волочащего наверх ногу, она хмыкнула себе под нос и потрогала скрюченным пальцем торчащий изо рта клык.

– Добрый вечер, – вежливо поздоровался Гер, приостановившись на миг.

– Добрый, добрый… – пробурчала, не сбавляя шага, Кнойра.

– Не стучите, пожалуйста, сегодня по трубам! Соседке плохо, она больна, – мягко попросил Гер в спину злобной старухе.

Кнойра остановилась на лестнице и обернулась к нему. Она внимательно посмотрела на карлика, и неожиданно её лицо подобрело, словно осветилось изнутри.

– Хорошо, не буду, – пообещала она и вдруг сконфуженно прикрыла клык старушечьей сморщенной губой.

Гер почтительно поклонился.

– Благодарю, уважаемая Кнойра!

Виолетта, бледная и прекрасная, лежала в постели с градусником подмышкой.

– Ах, милый Гер, – зашептала она. – Ты не представляешь, как добр Филипп! Я ещё не дала ему согласие, я его мариную, но всё равно скажу «да»… Он постоянно твердит о любви! Мы уже ходили на выставку и в планетарий… У него такой красивый дом…

Она закашлялась.

Гер приготовил целебный настой шиповника, напоил Виолетту и укрыл одеялом. Вскоре она заснула.

Он навещал её каждый день – кормил куриным супом, поил горячим молоком с мёдом, следил, чтобы она вовремя принимала таблетки, укутывал шерстяным пледом ножки в беленьких носочках, а однажды даже прочитал вслух сказку про Синдбада-морехода.

А как он радовался, когда ей стало лучше! Он был готов обнять своими маленькими ручками весь мир, даже сварливую Кнойру!.. Призрак Филиппа на время отступил – ведь тот по-прежнему был занят, и все эти дни больная Виолетта принадлежала только Геру.

Надежда, что свадьба не состоится, тлела где-то на дне его сердца, но она разбилась в осколки, когда ещё через пять дней полностью оправившаяся Виолетта в новом наряде – в туфельках оливкового цвета и с такой же сумочкой, – с аккуратно уложенными кудряшками, вновь появилась на его пороге.

– Всё решено, Гер! – сияя, сообщила она. – Свадьба состоится через месяц. В ресторане «Вечерние огни». Это самый модный ресторан! Филипп заказал зал на триста человек – будут все самые знатые и состоятельные люди нашего города! Завтра я иду выбирать платье. Скажи, ты рад? Ты рад? Я непременно покажу тебе платье. Оно будет самым красивым в мире! Это жениху нельзя его видеть, а тебе можно!

Она схватила его за руку тёплой ладошкой.

Слёзы, как льдинки, застыли в глазах карлика. Едва сдержавшись, он произнёс:

– Конечно, милая девочка! Я очень рад за тебя! Будь счастлива.

Она кивнула и, весело напевая какую-то песенку, убежала к себе наверх.

Постояв немного, Герман медленно прошёл в кухню, сел на табуретку. Положил голову на стол, обхватив руками. И тихо заплакал. Он плакал безнадёжно, безысходно, отчаянно. Его плечи тряслись от невыразимого горя. Так он просидел, пока не сгустились сумерки. Потом, шатаясь, встал, собрал самые необходимые вещи в холщовую сумку и вышел из квартиры.

– Ты куда? – С лестницы свесилась всклокоченная голова Кнойры.

– На дачу, – пояснил Герман, подняв голову. – В деревню Соечье Гнездо. Доживу там…

– До конца лета? – уточнила докучливая соседка.

Карлик пробормотал что-то невразумительное и махнул рукой.

Деревенька встретила Гера ласковым июльским теплом, птичьим щебетом и роем комаров над болотом. Одинокий домик стоял почти на самом краю Соечьего Гнезда. Гер всегда знал, что это убежище станет его последним приютом. Редко кто из карликов удостаивался высшей милости небес – взаимной любви, и Гер давно смирился с тем, что ему никогда её не обрести.

Весь остаток лета он провёл здесь. Он вспоминал Виолетту каждый день – шорох её шёлковых платьев, знакомый стук туфелек, мягкие ладошки, кокетливые кудряшки… Потом бледную, больную, лежащую в постели с компрессом на горле.

Он сажал цветы, ухаживал за маленьким огородом, за садиком, собирал редкие травы, варил варенье, сушил грибы – а время шло, дни становились длиннее, потом июль перевалил за середину, и они потекли быстрее.

Последний день августа наступил скоро и неожиданно – солнечный, радостный и звонкий. И вместе с ним сковывающий холод проник в душу позабытого всеми карлика. Завтра первое сентября – новый светлый день. До него Гер не доживёт.

Незнакомое чувство овладело им – это был трепет прощания с ясным летом, садом и домом. С горькой, бессмысленной любовью и ненужной жизнью.

Около полуночи Гер тяжёлым шагом вышел из дома и бросил взгляд на болото, тонущее в белом лунном свете.

Вдруг на горизонте показалась чья-то смутная фигура. В руке её поблёскивал фонарик, и тусклые огоньки вспыхивали и плясали в воздухе, неуверенно нащупывая путь. То одна, то другая устойчивая кочка озарялась бледно-голубым дрожащим светом. Фигура плелась устало, вытягивая ноги из болота и постепенно приближаясь к Геру. Под туманной луной, изо всех сил напрягая зрение, он всё никак не мог толком разглядеть её. И даже когда силуэт стал вполне различим, он узнал любимый образ не глазами, а сердцем.

Это была Виолетта – но совсем не похожая на себя. Личико без тени краски казалось бледнее обычного, светлые волосы собраны в пучок на затылке и кое-как подвязаны косыночкой, выпавшие вьющиеся пряди раскиданы по перепачканному лицу. На худеньком теле болталась потёртая штормовка, а ножки утопали в огромных болотных сапогах.

– Милый Гер! – закричала она, завидев его издалека и смеясь. – Я наконец нашла тебя!

Он замер. Зачем она здесь? Что случилось? Филипп обидел её?!

От волнения он будто прирос к земле, а она бежала по топкому болоту ему навстречу и, наконец, оказалась возле его застывшей фигуры.

– Я, наверно, ужасно выгляжу! – воскликнула она, коснувшись грязной царапины на щеке и почему-то снова радостно засмеялась.

Растрёпанная, чумазая, невообразимо трогательная, она была прекрасна как никогда.

Он зачарованно смотрел, не смея её коснуться.

Она подбежала к нему и сама обхватила руками за шею и прижалась к его тщедушному телу. Потом опустилась на корточки, чтобы заглянуть в тёплые карие глаза, излучающие и смутное беспокойство, и радость встречи, и бесконечную любовь.

– Я натёрла ногу… – пожаловалась Виолетта, печально сдвинув бровки. – Это болото такое ужасное…

Услышав знакомые интонации, Гер, которому оставалось жить лишь несколько минут, забыл обо всём.

– Ты натёрла ножку?! – вскрикнул он так, словно небо рухнуло на землю. – Садись скорее, я сейчас!

Превозмогая боль в собственной ноге, он кинулся в дом и мигом притащил ватку и йод.

Они присели на порожек дома, и Гер начал бережно вызволять изящную ножку Виолетты из грубого сапога.

– Филипп совсем не любит меня… – звякнул её голосок-колокольчик, мгновенно становясь грустным. – Он думает только о себе! Он такой самолюбивый и противный… Постоянно брызгается одеколоном, поправляет запонки, зачёсывает волосы… А мной совсем не интересуется! Ну да, мы ходили в кино на премьеру. Но с ним так скучно, ведь он говорит только о себе… Когда я болела, он просто не приходил. Он не любит меня…

– Это невероятно… – искренне ужаснулся карлик. – Как же можно не любить тебя?!

Он бинтовал натёртую пяточку, а она вдруг смущённо чмокнула его макушку и покраснела. К счастью, выключенный фонарик уже лежал в кармашке штормовки, и под бледным лунным светом вспыхнувший румянец Виолетты остался незамеченным.

– Так не больно? – спросил Гер, и глаза его заискрились счастьем. Он совершенно позабыл о времени.

Виолетта обвила шею карлика ещё крепче.

– Так гораздо лучше… Когда ты уехал, мне стало очень одиноко… и так тоскливо – ты не представляешь как… – Она всхлипнула. – Только ты один ухаживал за мной, лечил… Выслушивал все мои новости, давал важные советы… Никто не заботился обо мне так, как ты… Кнойра сказала, куда ты уехал. Она и правда неплохая… Просто ей нужно внимание… Однажды мы даже пили чай, с мятой и мелиссой… И она больше не стучит по батареям… И вот я собралась и поехала к тебе!

Гер молчал, а сердце его дрожало. Она пришла к нему по болоту, ночью, в туман! Не зная, что болото не опасное и неглубокое – просто сырая почва… Неужели она… Гер прерывисто вздохнул. А время бежало, как весенняя вода в ручьях. Ещё несколько секунд, и он превратится в белый пар. И его Виолетта, такая близкая, такая родная и домашняя, уже не удержит его в своих грязных и израненных, но самых любимых ладошках!

– …Мне было так одиноко с Филиппом, даже хуже, чем одной! Как будто я не просто одна, а совсем одна, одна во всём мире – понимаешь? – продолжала взахлёб Виолетта. – Мне всё время чего-то не хватало, и я не могла понять, чего… И вдруг я поняла – мне не хватало тебя! Я стала постоянно тебя вспоминать, думать о тебе каждый день, а потом каждую минуту… И, наконец, без тебя стало просто невыносимо… Я поняла, что люблю… Люблю не ужасного занудного Филиппа, а тебя, мой Гер! Самого доброго, самого чудесного на свете, моего Гера!

Не слыша ответа, она вдруг высвободила руки и прервала нежное щебетание.

– Но ты молчишь… Может быть, ты не любишь меня?!

Виолетта резко отстранилась, и глазки её испуганно распахнулись.

У Германа даже дыхание замерло от мысли, что своей оторопью он заставил её испугаться.

– Что ты! Я люблю тебя больше жизни! – Он горячо подался к ней и прижал к себе крепко-крепко и бережно, как драгоценный хрупкий цветок.

В это мгновение стрелка старых часов в маленьком домике коснулась цифры 12, и до слуха влюблённых долетел громкий бой.

Герман даже не сразу понял, что произошло. Полночь пробила, а они всё ещё сидели на порожке, нежно обнявшись. Очаровательная синеглазая девушка со сбившейся набок косынкой и запачканным лицом, а рядом – её самый любимый мужчина в мире, со счастливыми карими глазами.

В это же самое мгновение в доме на улице Рябиновой, на четвёртом этаже, стояла перед зеркалом молодая статная женщина с гордой осанкой и красивым аристократическим лицом.

«Ну вот и сложилось, наконец, – думала она довольно. – Славная Виолетта успела-таки до полуночи…»

Память вернула Кнойру на восемь лет назад, когда она была яркой красавицей, богатой наследницей, завидной невестой… Любимой дочерью великого волшебника Вельфа. Пришли на память и её постоянные насмешки над теми, кому не повезло родиться богатым и красивым. Вспомнился жёсткий взгляд отца и его беспощадный приговор. Он звучал в памяти так же свежо, как и тогда, в ту далёкую осеннюю ночь, восемь лет назад.

Отец часто прощал Кнойре её скверные выходки, но терпение его лопнуло, когда он понял, что дочь превратилась в заносчивую и жестокосердную особу. Мудрый, но непоколебимый в своём решении, он назначил ей ужасное наказание.

«Когда тебе удастся найти прекрасную девушку, променявшую богатого красавца на бедного калеку, тогда ты, Кнойра, вернёшь былую красоту. Сроку тебе – восемь лет. Если не успеешь – навек останешься скрюченной безобразной старухой!»

Кнойра искала. Сначала хладнокровно и самоуверенно. Потом с некоторым беспокойством. Под конец утекающего времени – уже почти безнадёжно…

Дни летели быстро, а красавицы, желающей полюбить бедного и невзрачного парня, всё никак не находилось. Все они были похожи на саму Кнойру, расчётливую и надменную. Они отвергали искренность и доброту и выбирали бездушный холод денег и обманчивость внешней красоты, а позже плакались на жестокую судьбу… К исходу восьмого года Кнойра уже понимала, что девушка, которую она ищет, – бриллиант среди стекляшек, и скорее всего, встретить такую ей не суждено. Как горько бедняжка плакала ночами, когда никто не слышал! Многое изменилось в её душе за эти годы. Неожиданно ей стал мил и приятен скромный Гер, одаривающий всех теплом своей улыбки, и ненавистны равнодушные богачи, только и норовящие обрызгать её грязью из-под колёс своих дорогих машин…

И вдруг, в момент острого отчаяния, когда Кнойра уже потеряла всякую надежду, судьба подарила ей Виолетту.

«Она казалась глупышкой, подобной остальным, но как же хотелось ошибиться в ней! Ведь славный Гер стоит тысячи пустоголовых Филиппов… И – да! Да! Да! Она разглядела под невзрачной оболочкой его доброе и чистое сердце, она полюбила его! – Кнойра вдруг звонко расхохоталась и закружилась по комнате. – Ох, не зря я изображала из себя вздорную соседку, не зря изо всех сил колотила палкой по батареям – я всё-таки свела их вместе, и всё свершилось, всё удалось! Мы обе успели, и я, и она… Страшно даже подумать, что случилось бы, опоздай она хоть на минуту! Ведь это была моя последняя полночь…»

Преображённая Кнойра облегчённо выдохнула, радостно улыбнулась, и в зеркале сверкнули её прекрасные белоснежные зубы.

15 марта 2019 – 25 июля 2020