Следы на снегу

               

                Памяти моего отца посвящаю.
                Тем,кто любит жизнь в самых
                разных её проявлениях.Живущих
                надеждой,что всегда побеждает
                Жизнь!

                Часть первая.

          Октябрь уже укрыл вершины гольцов снежным покрывалом. Короткое сибирское лето очень часто переходит в зиму, позабыв об осени. Но разве что порадует  северян одной, двумя  неделями в сентябре, для сбора ягод и кедрового ореха.
          Домашние дела Алексей к концу сентября уже закончил и оставшиеся дни перед соболиным промыслом были посвящены сборам, подготовкой снегохода к долгой и трудной зиме.ЗИЛ-131, на котором он завозил таёжный скарб в Тайгу был надёжен и крепок, многим на зависть. Он у него находился в частной собственности с самого начала перестройки. Это было непривычно в то время для людей, но кроме зависти вызывало и уважение.
           Так или иначе, но времени на то, что бы самому выгнать из тайги ЗИЛ у Алексея не оставалось. Октябрь настораживал ранними морозами и снегопадами, от чего сжималось сердце и рвало душу. Но необъяснимая сила звала и уводила его в далёкие распадки с головокружительным запахом тайги, необъятными просторами, где душа на время находила личный покой но и приносила беспокойство о доме и родных.
          Попутчиков в тайгу оказалось на полный кузов и один из них, к которому Алексей не питал симпатий, попросил обратным рейсом вывезти из тайги груз. Алексей знал, что он ловит соболей в верховьях ключей на его охотничьем участке, но виду не подал, и согласился помочь. Отца же своего Алексей попросил выгнать ЗИЛ из тайги домой. А помощник отцу на обратный путь тоже на руку. Три ведущих моста машины медленно, но уверенно  увозили промысловиков в самую глубь тайги. Там ждала их тяжелая работа изо дня в день с совершенно неизвестным сценарием, который писался капризной северной природой, бескрайними безлюдными просторами Тайги. Несмотря на мороз и снег, мелкой крошкой  бесконечно падающий с темного неба, в кузове кипела весёлая жизнь. Запасы водки и  хорошее настроение в тревожном ожидании удачного промысла придавали этому медленному передвижению островка человеческой цивилизации по заснеженной Тайге какую то непередаваемую радость общения, да и жизни вообще. Снег лез на капот до лобового стекла. Усиленный бампер ЗИЛА расталкивал упавшие  на дорогу деревья. Ну а то, что называлось дорогой, выглядело как снежная полоса или поле,  на котором Алексею с трудом удавалось угадывать колею пролаза. Особенного беспокойства о том, как отец будет выгонять машину назад, не было. Позади ЗИЛа оставалась глубокая колея, проложенная по еще не слежавшемуся снегу. Алексею хотелось, чтобы отец хотя бы раз увидел, как проходит хотя бы один день его таёжной жизни. Отец, проработавший всю жизнь главным механиком в Витимской геологоразведочной партии, в совершенстве знал такую технику и её возможности за многие годы её эксплуатации в условиях Крайнего Севера. Веселье в кузове от свежего воздуха и водки добавляло хорошего настроения  и веру в человечество вообще,как и в хорошее его предназначение.
          Дорога оказалась трудной и длинной, остался позади ключ Соболиный с красивыми кедровниками и с горькими воспоминаниями о погибшем напарнике Андриане Ивановиче Москалёве, замершего с приступом сердца в тридцати метрах от зимовья.    Нашел его Алексей под снегом, по маленькому снежному бугорку совсем неприметному, скорее интуитивно. Погиб глупо, от переживаний за сына и поругавшись с женой из-за него, которого она не хотела отпускать на службу срочную. А у него наркотики и карты с долгами уже стали частью жизни к восемнадцати годам. Одна из причин, что толкнула этого доброго шестидесятилетнего мужчину в тайгу, это карточный долг сына, который он и хотел отдать соболями. Но судьба распорядилась иначе. Алексей вывозил его мерзлого в нарте, как замерзшего в капкане соболя. Ружейным дуплетом  Алексей будил засыпающую тайгу проезжая мимо этого места.
         От Соболиного ключа дорога перешла в затяжной подъём.  Наклоненный снегом стланик сбрасывал с себя  в кузов снег вместе с шишками, вызревшими и вкусными. Это говорило о том, что соболь будет держаться стлаников, граничащих с чернолесьем. С трудом, но благополучно к сумеркам добрались до намеченной точки, ею была р. Быстрая или её второе название Барчиха.  Зимовье здесь Алексей срубил с напарником под самый снег. Дверь поставить не успели, вместо двери висел брезентовый полог, но печка, нары и окошко, как и крыша над головой придавали зимовью жилой вид. Но  не обошлось без неприятностей.
        Отец с интересом смотрел на внезапно появившееся  за густыми елями зимовье,  интерес сына к происходящему  успокаивал его. Он понимал, что Алексей находится в привычной для него  обстановке. Оставленного ими в зимовье запаса продуктов не нашлось, раздавленный транзистор и беспорядок в зимовье говорили о визите косолапого. Прокушенные зубами косолапого жестяные банки  со свиной тушёнкой, говорили о размере клыков. Литровые  банки из грубой жести мощными челюстями зверя превратились в шарики диаметром в пять сантиметров и дырами от зубов насквозь! Диаметр отверстий от зубов был около сантиметра. Это был огромный зверь. Ну а главной неожиданностью было то, что в углу зимовья была вырыта берлога, это означало только одно, медведь собирался зимовать в нем. Мхом, заготовленным охотниками еще до снега, медведь аккуратно выстелил низ берлоги. Бочки с бензином возле зимовья ему тоже чем то не понравились и были повалены в сугроб. Это подняло настроение и одновременно вселило беспокойство. Зверь находился где то рядом. А причина, почему он еще не лёг зимовать, была неизвестна. «Шатун» под боком это опасность для человека в тайге. Выпавший снег давал медведю преимущество. А это вопрос  жизни или смерти. Тайга не знает других законов.
           Но народ, заехавший в тайгу, давно уже привык к этому противостоянию. И даже нашел компромиссные решения для выживания  в когда то родившей его среде. А может просто генетическая память о том, как выживали предки  в давние времена делала их не гостями, а частью этой суровой жизни.
           Раскаленная печка, горячий чай, человеческое общение и тепло, придавали  возвышенную значимость происходящему.Алексею было приятно, что таёжники с уважением относились к его отцу да и к нему тоже. Отец и в посёлке был всегда уважаемым человеком.
           Выгонять ЗИЛ решили утром, чтобы в запасе был световой день. За усталостью и весельем Алексей не заметил усиление верхового ветра, который срывал снег с вершин деревьев, с подвыванием и злобой готовил очередное испытание для этих сильных и прекрасных душой людей.
          Было бы нечестно не сказать, что и спиртное придавало настроение происходящему. Ну а что собственно происходило особенного?  Под низким таёжным зимним небом, посреди огромной суровой тайги, затерялась кучка людей, разных по своей сути, каждый по своему любящий эту жизнь. Но сейчас они были все поставлены равными перед суровой вечной природой  с её капризами и неожиданностями на каждом шагу. Да, это придавало интерес и остроту жизни, но и одновременно ставя существование человеческой жизни на весы, с другой стороны которых была неизвестность, пугающая смертельным холодом Но именно это и давало ощущение жизни, торжество победившего человеческого разума и плоти.
        Транзистор, всё же заработал и не мешал разговорам о таёжной жизни с запоминающимися интересными историями. Это была и передача опыта и разрешение нерешенных проблем, но с учетом признания права любого из присутствующих быть не обиженным и понятым. Разговор шел о верховьях Тахтыгана, где никто официально не охотился. Алексей подозревал, что именно оттуда, напросившейся в дорогу с ними Юра, и совершал набеги на его участок. Но терпеливо молчал слушая его рассказ о том, что он ловит соболей не имея участка, а некоторые охотники и не замечают того, что происходит на их угодьях. После этих слов в зимовье повисло молчание. Все понимали, что вещи, которые Юрий собирался вывозить имели местное происхождение. Не надо было много ума, чтобы понять о чем он говорил. А нужно то было просто промолчать. Но для этого ему надо было понять, что до этого он просто не мешал Алексею. Участок у Алексея был огромен. Почти, как одно из небольших европейских государств. То ли выпитая водка заставила Юрку говорить об этом. То ли зависть и скрытая злость. Неизвестно. Но через секунду Юрка по пояс раздетый, с помощью Алексея, уже был на холоде в тамбуре зимовья. Ничего не понявшие лайки устроили драку меж собой. Разговор мирно покатился дальше. Словно ничего и не произошло. Все понимали, что голым на сорока градусах Юрке долго не продержаться. Собаки успокоились разобравшись в чем дело, следом послышался осторожный стук в стену зимовья. Алексей подошел к двери и протянул руку Юрке. Десяти минут вполне хватило ему прийти в себя и он занял своё место, пробормотав что то извинительное. Никто не акцентировал на произошедшем. Но предложенный Юркой  в подарок Алексею нож, окончательно урегулировал обстановку. Алексей поблагодарил,но от подарка отказался, имея в виду их трудный обратный путь с отцом  домой.
               
          Утро было сумрачным и снежным. Тревога поселилась в душе Алексея сразу, едва он взглянул на вершины гор. Их не было видно, снежная пелена скрывала их, и явно слышалось звучание ветра, порывы которого уже долетали  в долину реки. Он решил залить в ЗИЛа полные баки. Триста литров драгоценного в тайге бензина залили в баки машины. Отец ничего не говорил, но тревога в его глазах  была заметна. Трудно было поверить в то,что с таким трудом пробитая еще вчера дорога сюда на Быструю, может быть занесена и не видна. Это успокаивало. Но тревожное чувство,  с которым Алексей смотрел вслед удаляющемуся ЗИЛу, не покидало его вплоть до выезда из тайги на ноябрьские праздники. Да и как же могло иначе быть. Ведь когда люди расстаются, одному Богу известно встретятся ли они  потом.




                Часть вторая.
               
            Прошло несколько дней после отъезда отца, таёжная жизнь постепенно налаживалась и беспокойство за него замещалось ежедневными заботами. Поддержанием быта и гигиены это основа благополучия в тайге. На небольшом пространстве зимовья протекает жизнь двух, вообщем- то чужих людей. По не писанным таёжным законам отношения осложнять на промысле нельзя. Оружие всегда под рукой. Любой конфликт может перерасти во что угодно. И помощи не дождешься. Вокруг лишь тайга на сотни километров.
          Следы медведя, вырывшего берлогу в зимовье вели  вверх по реке. Туда, где на тропах были установлены петли на копытных. Зимовать без мяса тяжело, да и привада на капканы необходима. Как только основные дела по зимовью были закончены, Алексей с напарником двинулись вверх по реке. Снег валил предыдущие несколько дней, собаки с трудом передвигались по снегу, далеко не отходя от охотников. Но появилась возможность перемещаться на лыжах. Добравшись до очередного распадка, охотники договорились разойтись.  Алексей пошел по  распадку, а напарник дальше вверх по реке. Договорились, что два выстрела будут знаком необходимости идти на помощь. Дуплет не заставил себя долго ждать. 
      Алексей не раздумывая, по своему следу двинулся на помощь напарнику. Тот ждал его на лыжне с тревожным выражением лица.  Анатолий быстро рассказал суть происшедшего, и они двинулись по лыжне  к петле, в которой по его словам сидел огромный медведь. Стрелять в одиночку его он из за размеров зверя один не решился. Подойдя к нужному месту, медведя они не обнаружили, но в петле был крупный олень, которого медведь уже практически доел. Почему и не появлялся в приготовленную им в зимовье берлогу. Старые охотники говорили так, что мясо по осени медведь никогда не бросит, пока не доест. Чем он и занимался. Рядом протекающий ручей и мясо оленя, держали его как на привязи. Ружейный дуплет его потревожил и он, оставив глубокий след в снегу, ушел в чернолесье, куда и устремился бесстрашный кобель Алексея. Отозвать Алексей его не смог. В таком снегу добывать зверя очень сложно, а с собакой увязшей в снегу, медведь расправляется в секунду. Но кобель был опытен и умён. Лай в ельнике говорил о том, что зверь рядом и уходить далеко не собирается. Он считал добычу своей и готов был её защищать. Кобель вернулся, осуждающе глядя на хозяина, но получив выговор, с шерстью дыбом на загривке улегся на тропе головой в сторону чернолесья. Попавшего в ловушку оленя якуты называют «сокжоями». Они очень крупны для обычного оленя. До двухсот килограмм. Потому и жили не в стаде, а уверенные в себе, в одиночку. Оставалась треть от него. Алексей отрезал заднюю ногу, собакам на корм. Решили вернуться завтра с капканами и петлями. Оленью же петлю насторожили на медведя.
           Рано утром охотники уже были на месте. Косолапый петлю затянул, но не попался. Зверь был осторожен, но от больших размеров и силы самоуверен и даже нагловат. Установили два медвежьих капкана. Насторожка медвежьего капкана опасное дело. Капкан закрываясь, может перебить человеческую руку. Но и тут не обошлось без инцидента.  Насторожка медвежьего капкана сорвалась, дуга ударила напарника по руке, а рука Анатолия ударила Алексея в нос. Звезды на темном небе были последним, что запомнил Алексей до потери сознания. Обеспокоенный напарник привел его в чувство, и они долго смеялись, утирая разбитый нос и руку.
         На следующий день они нашли два спущенных капкана с оставшейся  в них медвежьей шерстью. Зверь свободно освободился из капкана. Дело принимало серьёзный оборот. Зверь поражал своей силой и наглостью. От оленя оставались практически одни рога. И Алексею пришлось на следующий день возвращать оленью ногу назад к капканам. Подсмеиваясь над собой, охотники тщательно установили еще раз капканы и петли и с замиранием сердца ждали следующего дня. Встречаться с таким зверем им еще не приходилось. Двадцатое октября выдалось морозным и светлым. Полоз, лайка Алексея сразу, как только охотники стали на лыжи рванул в направлении ловушек, и охотники вскоре услышали лай, что могло означать только то, что зверь попался в ловушку. Километр пути одолели на лыжах махом и увидели картину, вгоняющую в оторопь. Трехметровая махина стояла на задних лапах. Кобель Алексея заставил его подняться, наседая на него. Кобель  напарника, молодой и неопытный, крутился рядом, но близко к медведю не походил. Зверь был абсолютно белым до тех пор, пока Полоз не вцепился ему в зад при их приближении, отвлекая зверя на себя от охотников. Зверь крутанулся, и вся изморось от непосильных трудов освободится от петли, слетела перед изумленными охотниками. Он стал самым обычным бурым, но очень больших размеров. Два выстрела охотников прозвучали почти одновременно. Убитый, он не падал, а стоял и размахивал лапами, а голова уже повисла вдоль тела. Гигант упал, и Полоз с остервенением вцепился ему в горло, задыхаясь от медвежьей шерсти и злобы.
            Перевернуть на спину зверя они не смогли вдвоём. Пришлось прибегнуть к системе рычагов. Зверь был огромен, здоров и жиру было очень много. Год был урожайный на ягоды и орех. Вес зверя был не менее полутоны. Это радовало и придавало уверенности, что охотничий сезон сложится удачно. Мясо сложили на лабаз, шкуру донесли до зимовья  вдвоем с передышками.
            Ну а дальше можно было начинать охоту на соболя, без опаски, что рядом не уснувший на зиму медведь. Зверь отобрал целую неделю, но оно стоило того. Правда во всем есть свои плюсы и минусы. Как информация расходится в тайге, уму непостижимо. Но часто появляющиеся гости на свежую медвежатину не давали настроится на рабочий лад. Что и говорить, мясо пахнущее кедровым орехом таяло во рту и каждый из охотников вечером мог съесть несколько килограммов, ну конечно же не без спирта. Но здоровье и сила от медвежьего мяса явно прибавлялись. Мясо переложили на дальний лабаз и визиты охотников со спиртным прекратились,  началась обычная таёжная жизнь-охота.
       Продолжительность нахождения в тайге ограничивалась продолжительностью трудового отпуска и отпуском без содержания по отношению от Коопзверпромхоза. План по соболям к ноябрю охотники выполнили наполовину. Главное было поднять как можно больше ловушек на соболя, ну а дальше только удача, трудолюбие и мастерство.

                Часть третья.
               
       Утро ничем не отличалось от других похожих. Разве только тем, что Алексей с вечера привязал Полоза. Кобель с утра следил, в какую сторону Алексей ложил на снег лыжи и исчезал в этом направлении. И догонял его только к обеду, совершенно измотанный, но счастливый. Но тут был другой случай. Ночью мимо привязанного кобеля пробежал соболь. Таких называют «ночники». Он охотится ночью. Спящая птица или небольшой зверёк его добыча. Алексей слышал, как он ночью лаял, но не среагировал, а зря. За что и был наказан. Одев лыжи, он отвязал кобеля который сразу взял след обидчика и потянул вверх по склону. Зная вязкий характер кобеля, Алексей двинулся следом. Густой стланик и крутой склон быстро напомнили о том, что соболь местный и хорошо знает как отвязаться от преследования. Он не вскакивал на деревья, а уходил и уходил всё выше и выше. Лай Полоза впереди говорил о том, что он его видит, но догнать не может.

     Перед самой вершиной гольца снег стал плотней от вечных ветров и ситуация сложилась в пользу кобеля. Соболю ничего не оставалось, как делать огромные прыжки в стороны, уклоняясь от зубов Полоза. Эту картину Алексей читал на снегу, утирая пот с разгоряченного лба. В одежде не оставалось не одной сухой нитки, а сердце выскакивало из груди. Но соболь принял мудрое решение и устремился вниз по склону, где вся компания была два часа назад. Причем ни на одно дерево он даже не пытался заскочить, что так не свойственно этому зверю. Не подумайте, что спускаться вниз по крутому склону легче, нет! Опасней и трудней. Правда от того, что летишь в низ, ломая кусты, время на спуск меньше. Обидным было то, что соболь опять привел Полоза и Алексея в то же место, откуда они начинали «восхождение» на голец.

         Алексей, измождённый лёжа на спине в снегу,  смотрел на вершину гольца, с которой они только что спустились и не верил, что у него столько здоровья, чтобы за такое время проделать такой путь. Оставшихся сил хватило только на то, чтобы добраться до зимовья. Было двенадцать часов дня. День был испорчен. Кобель вечером не вернулся, не вернулся он и на следующий день. Напарник угорал со смеха, подтрунивая над Алексеем. А на третий день сообщил ему, что видел следы Полоза за перевалом. В километрах двадцати! И след соболя рядом. Вернулся Полоз на четвертый день. Поломанные когти и клык говорили о том, что он пытался его добыть и в россыпи и в корнях дерева. Окровавленные лапы и пасть насмерть уставшего охотника внушали уважение. Собака с таким широким поиском у Алексея была в первой.  Больше он не привязывал собаку на ночь, но события не становились  менее интересными.

       В этом сезоне Алексей взял с собой в тайгу кобеля брата. Звали его как татарского хана Кучум.  Родословная и интеллигентный вид делали его эталоном восточно-сибирской лайки. Но то высокомерие и обидчивость, которыми он как то смог поделиться почти сразу с Полозом, просто удивляла. Даже людей не всегда встретишь таких. События последних дней убедили Алексея в том, что он зря взял эту собаку в тайгу. Возвращаясь поздно в зимовье он услышал лай собак и по его перемещении вверх по склону горы он подумал, что собаки взяли след зверя. Надо было переодеть обувь, чтобы перейти не замерзшую еще реку и с замиранием сердца Алексей шел вверх по склону. Зверем мог быть кто угодно, шел снег и трудно было определить по лаю что происходит. Сверху склона Алексей увидел напарника, который увидев брошенные вещи Алексея понял, что нужна помощь. И тоже двинулся вверх. А было уже около одиннадцати ночи. Это был пятнадцатый час трудового дня. Вершина горы была свободна от леса и только пеньки сгнивших берез и небольшие ели торчали из снега. Кучум сидел рядом с маленькой ёлочкой и лаял на едва видимого рябчика. Рядом молча сидел Полоз и с удивление смотрел на то, что делает Кучум. Отложив ружье в сторону, Алексей выломал ствол сухой ёлки, и начал приближаться к лающему Кучуму. Первым всё понял Полоз и исчез в темноте. Оставив все лавры победителя Кучуму. Посмеявшись над ночным марш броском, охотники спустились к снегоходу и через десять минут уже были в зимовье. Полоз отводил взгляд в сторону, опустив низко голову, словно просил прощения. А Кучум обиженно отлеживался, после благодарности хворостиной в тамбуре зимовья, отказавшись от еды.
        Трудно сказать о чем думают эти чудесные умные животные. Но они не все понимают, почему охотнику нужен соболь, а не рябчик. Хотя и рябчик нужен, но не такой ценой.
             Реабилитировались собаки на следующий день. Думаю, что это и был тот обидчик, которого Полоз гонял три дня. Соболь сразу ушел в корни огромной наклоненной ели, размеры которой просто поражали. Хватая зубами корни и мерзлую землю, собаки просто вгрызались в дерево, в котором исчез соболь. Только местный соболь знает о таких укромных местах. Алексей с тоской смотрел на толстую ель, понимая что добыть соболя просто не получится. Мелькнула мысль, что если подрубить ствол, то огромная вершина обломится под собственным весом, там где полость. Где и скрывается соболь! Топор был всегда с собой. Нескольких сильных ударов топором и ель с пушечным выстрелом обломилась. Из ствола стремительно выпрыгнул соболь. Крупный сильный самец сделал длинный прыжок от собак. Но Кучум оказался не менее прыгуч. Его прыжок в воздух мог бы быть в книге рекордов. Но успеть перехватить в полете соболя не означало его поимку! Хотя это было невероятным зрелищем. Пока они вместе падали на землю, соболь превратил морду Кучума в кровавое  месиво. От боли он выпустил его, а Полоз профессионально перехватил и давил его, зарывшись мордой в снег. Перебираясь к передним лапам соболя, он передавил ему сердце и, не попортив шкуру соболя, отдал добычу хозяину. Так вот, без единого выстрела, эти умнейшие существа помогают человеку в тайге. Они сидели рядом с Алексеем и смотрели ему в глаза, желая увидеть прощение за вчерашнее недоразумение. Глядя на эти весёлые преданные морды, становилось легко на душе. Но существует еще и горькая охотничья правда, когда в отношении собак приходится поступать жестко и даже жестоко.
 

       Кучум не бросил привычку гонять рябчиков, уводил Полоза за собой. Легкость лаять на рябчиков, глупо смотрящих на них с веток, могла привести к тому, что Полоз переймет эту дурную привычку. Гнать соболя и загонять на дерево Кучум или не хотел или не умел. Всецело посвятив себя рябчикам, он портил Полоза. В один из таких дней, когда на глазах напарника Полоз уже вместе с Кучумом лаял на рябчика, Алексей застрелил Кучума. А убитым рябчиком наказал Полоза так, что в руках остались только рябчиковые лапки. Уже потом, обходя путик на этом месте, Полоз останавливался,  чуя под двухметровым слоем снега  запах Кучума. Можно было и не писать об этом, но это правда. Потерять промысловую собаку я не мог. Она одна на тысячу и не имеет цены. А пусто лаек их ведь предостаточно. Но это не оправдывает меня в глазах читателя. Это просто не причесанная правда. Это таёжная жизнь, во многом непонятная обычному человеку.  Побывавшему в тайге на промысле хочешь ты этого или нет, сам становишься другим. Просыпаются дремлющие инстинкты. Обостряются зрение, обоняние и слух. Физическая сила увеличивается кратно, в этой трудной суровой среде. Не всегда красива правда об этих буднях. Никогда не забуду рассказ напарника, преследовавшего сохатого по насту на лыжах. Израненные ноги уже не несли зверя.Да и не выжить ему было от содранных до костей ног. Он лежал на боку и на глазах замерзали слезы. Стрелять по этим глазам было сверх его сил, но он выстрелил. Такая вот она охота....! Но и тайга испытывает людей также жестоко и ничего не прощает, не один промах и неверное движение не остаётся безнаказанными. Но это известные законы выживания, и не надо закрывать глаза на правду. А она не всегда истина.

                Часть четвёртая.
               
          В начале ноября собаки уже «поплыли» в снегу, не в состоянии догнать соболя по следу. И потому срывали злость друг на друге, устраивая драки по любому поводу и без повода. Растаскивать их за хвосты стало каждодневным занятием. Поводом для драки было то, кто первым бежит за «Бураном», ревность, если хозяин погладил «врага» и тд. Удивительно, но в начале сезона  дружно и осознанно они помогали друг другу, лежали рядом согревая. Дрались кобели насмерть, нанося друг другу раны и увечья. Надо было выводить собак домой, да и ноябрьские праздники уже были временем возвращения из тайги. Поэтому до намеченного дня выезда оставалось три дня. Третий день это подготовка и длинная в сутки дорога. Но в этот день Полоз,  проглотивший какую-то дрянь, маялся желудком и до трех часов ночи выходил из зимовья и просился назад. Алексей жалел его, разрешил лежать под нарами. Но суматоха не давала отдохнуть напарнику и  Алексей решил уложить его в тамбуре зимовья, предупредив, что бы не скулил и не просился. Но через некоторое время кобель опять заскулил, и Алексей слегка хлопнул его по морде, указал на постеленный мешок. Кобель лег. Уснул и Алексей. Утром же след от зимовья говорил только об одном. Собака ушла домой. Обсудив случившееся, Алексей сказал, что их будут искать, если собака придет без хозяина. Наскоро собравшись, они двинулись в путь, удивляясь как и по каким ориентирам собака может определить правильный путь через перевалы и горы, реки и Тайгу с расстоянием более сотни километров.
        Полоз пришел утром домой. Жена на руках отнесла его  спящего и смертельно уставшего в вольер. Он так и не проснулся, бежал и во сне, перебирая лапами и вздрагивая. Когда же Алексей приехал домой и подошел к собаке, Полоз отвернулся  и лёг. Он отказался от пищи, не давал гладить себя по голове. Словно умер, не реагируя на голос хозяина. На второй день Алексей зашел в вольеру сел рядом с ним и долго говорил о том, что всё бывает и что он не всегда бывает прав. Кобель иногда шевелил ушами, то прижимал их, то распускал и становился смешным как в детстве. И только потом позволил положить ладонь на свою голову. А потом смешно засунул её под мышку Алексею, притрагиваться к которой он не позволял никому кроме него. Перемирие было восстановлено. Но понимание того, что произошло, было за гранью. Да и вряд ли Алексей  поверил кому нибудь, если бы услышал сам такую историю.
           Когда выезжали из тайги, Алексею всё время казалось, что впереди на снегу оставались  колеи, от какой то техники. Как будто дорога оставила о себе память  с самой осени. И это несмотря на бушевавшие бураны и снегопады. Да и снегу уже на перевалах было за три метра. Но та тревога, с которой он провожал отца, была не случайной.  Когда отец с Юркой уехали, на перевалах бушевала метель сравнивая всё, что только можно сравнять и надувая метровые сугробы. Тайга не выпустила их из своих снежных объятий. Триста литров бензина в баках были сожжены. Снег замел ЗИЛ по самую крышу. Предложение выходить на брошенный барак геологов прозвучало от Юрки, да и выбора не было. Остынет мотор и что дальше…. Без лыж, сил едва хватило добраться в пургу до барака.
      Только знание местности, Юрка работал в этом отряде, спасло им жизнь. В бараке была и печка и немного консервов. Но надо было выбираться к людям. Пригодился и Юркин нож, не подаренный Алексею. С его помощью отец и смастерил Юрке лыжи. На следующий день Юрка простился с отцом и двинулся без запаса продуктов в путь. На самодельных лыжах в пургу за помощью к людям. Пройти надо было не менее пятидесяти километров. Жизнь этих двух человек была поставлена на весы, где перевес мог быть в любую сторону. Оба это понимали, но Юрка как более молодой и сильный пошел за помощью. И это было правильным решением. Ожидание в таком положении для любого человека трудное испытание. Тем более это не просто ожидание, а возможность и не дождаться помощи. Разные мысли могут прийти человеку в голову. Но предусмотреть и плохой исход это тоже в человеческой природе. Написанное отцом письмо жене и родным, на этот случай, он положил на видном месте на столе. Потянулись длинные дни ожидания, доводившие до галлюцинаций и помешательства. Это главная опасность для людей, попавших в такую ситуацию.
        Поэтому появившегося Юрку с людьми он не признал за реальных, пять дней, ожидая их в этой снежной круговерти. Слезы радости были результатом понимания того, что перед ним живые люди. С людьми прибыл и трелёвщик и бензин. И опять жизнь побеждала, оглашая тайгу шумом моторов и радостных человеческих голосов. ЗИЛ едва нашли под снегом и вот уже караван из трелёвщика и машины двинулись в направлении поселка Витимского, оставляя за собой глубокий след, который едва читался Алексеем на снегу, заставляя тревожно биться охотничье сердце.