Град нездешний

            
                сценки из другой жизни в двух деяниях


                Деяние первое
 
   Приёмная очень солидного, уважающего себя заведения. Конторы. За массивным столом восседает Аида Оскаровна. С недоступным видом она стучит ноготками по клавиатуре компьютера. У внушительной, обитой кожей двери сидят соискатели. Над дверью два табло: «Приёма нет» и «Входите». Горит первое табло.

   СИМОЧКА (жуёт жвачку). А чё у вас тут так долго-то? В модном массажном салоне и то очередь в два раза шустрее продвигается. Даже в солярии… Вообще, напрягает всё это как-то…

   Аида Оскаровна отрывает взгляд от монитора, чрезвычайно холодно смотрит на Симочку, но ничего не говорит. Девушка осекается и ёжится.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Что делать, что делать, милая Симочка… Мало что в наших руцах, а посему надобно сие покорно сносить… Ибо сказано: он терпел и нам велел…
   (оглядывается, убеждаясь, что его слова услышаны Аидой Оскаровной и, может быть, даже за дверью)

   ДИДИМЯН. Э-э! Зачем так говоришь – терпель! Терпель – это вон ему хорошо.
                (кивает на Родных)
Он кто такое? Парикмахер, да! Его можно скольки хочешь терпель. Сиди себе, читай газета, жди клиента. Хоть целый неделя сиди, читай свой ребусы… А мне есть время, чтобы сидель? Скажи, есть? У мне товар скоропорчивый – вот. Мандарин, дыня, гранат, хурмя… Хурмя три дни потерпель – из него кисель-мисель получился…

   РОДНЫХ. Совершенно напрасно, уважаемый, так о моей профессии полагаете. У нас тоже производство. Тоже план. Не выполнил – премию долой.

   ДИДИМЯН. Ты серьёзный говоришь? Что, совсем долой?.. Не верю. Шютишь, наверной!..

   РОДНЫХ. Какие шуточки… Похлеще, чем тут. Здесь ладно – пять-десять у.е. спишут из табеля, если, положим, какое неугодное деяньице откроется… Пережить можно, правда? Всё равно проходной минимум останется, может даже на халатик беленький ещё наскребётся… А то и на костюмчик…А в парикмахерской у нас разговор был короткий: нет плана – нет премии.

   ДИДИМЯН. Это ужас, что ты, мужчина, сейчас говорилься! Тебе что хорошо жить не надо? Надо. Семья кормить не надо? Надо. Для любовница букет-мукет покупать?.. Красивый машина ездить?.. Вкусный люля-кебаб кушать?..

   РОДНЫХ (вздыхает). О чём вы говорите, уважаемый!.. Инструмент – и тот на свои деньги покупали. А вы знаете, сколько профессиональные ножнички стоят? Или, положим, фен импортный с насадочками?.. Никак не меньше, чем колесо от той машины, о которой вы толкуете! То-то…   

   ДИДИМЯН. Дикий кошмар, что ты говорилься, да!.. Но и хороший сторона есть, правда? В парикмахерской тепло, радио песня поёт, девушки красивый на картинках висют, одеколон «Лаванда» вкусно воняет… Пришёль клиент, посадиль ты её в кресло, салфетка вежливо завернуль… О погода поговорилься, о ценах поговорилься, о семья спросиль… Красиво, да! Интеллигенчиво… Ни налоговая, ни санинспектор, ни бандит тебе нерва не испорчивает…

   РОДНЫХ. Не скажите, не скажите… Нам, парикмахерам, хотя за вредность талоны на молочко и не дают, а работка, знаете, тоже не безопасная… Меня, положим, когда вскрывали, вот такой вот комок волос в желудке нашли…
                (показывает)
  А ещё в слепой кишке были. И даже в бронхах… А вы: салфетки, одеколон!..

   ДИДИМЯН. Ай-ай-ай! Ну, как тебе поверишь? Скажи, шютишь, брат?..

   РОДНЫХ. …Патологоанатом так и сказал. Этим, говорит, доплачивать надо за вредность, за то, что они целую жизнь нашей перхотью дышат. Прямо так вот и заявил. Во что творится!

   ДИДИМЯН. Ужас! Ужас! Нет, такой работать, как ты, чужой волосы кушаться я не могу. Терпения не хваталь, да!

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (заметно шепелявя). Хы-хы… Терпелка, что ли, не выросла?

   ДИДИМЯН. Э-э! Зачем так говоришься, а? Хоккеист ещё называется! Спортсмен называется!.. В моём работа всё быстро-быстро делаться надо. Разгрузиль-продаваль-посчиталь… Быстро! Мне и тут быстро надо, понимаешь? Вот белая брюки надо, белый кепка… Нет когда ждать, дорогой, да!

   АИДА ОСКАРОВНА (ледяным тоном). Соискатель второй категории Дидимян! Позволю себе напомнить, что вы сейчас не на базаре. Не во фруктовых рядах… Не о хурме вам сейчас следует думать, милый мой.

                Дидимян, осознав ситуацию, втягивает голову в плечи.

   АИДА ОСКАРОВНА. Вы вот лучше скажите мне, Дидимян, сколько в вашем табеле у.е.? Ну, сколько, сколько у вас угодных единиц?

   ДИДИМЯН. Сто.

   АИДА ОСКАРОВНА (заглядывает в монитор, качает головой). Нехорошо, соискатель второй категории! Врали бы лучше у себя на рынке, а не здесь… Пятьдесят восемь у.е. у вас, дружок.

   ДИДИМЯН (смотрит в свой табель). Э-э! Восемьдесят единицев биль, точно клянусь…

   АИДА ОСКАРОВНА. Биль да сплиль… Не трудитесь спорить.
                (смотрит в экран)
Тридцать вы получили за то, что старушку через дорогу перевели... Ещё двадцать – после того, как племяннику Вазгену квартиру купить помогли… Ещё восемь у.е. – за то, что подгнившие персики не выкинули на помойку, а бомжам отдали… Это сальдо. А теперь смотрим что в минусе. Так… Вот: шестнадцать единиц списано за систематический обвес покупателей, за дырку на гире, за подмагниченные весы… Тут у меня всё отмечено: по дням, по категориям деяний…
                (показывает на монитор)

   Дидимян всем своим видом демонстрирует, что не согласен с такой арифметикой, что он крайне возмущён. Однако вслух возражать не решается.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ (сокрушённо и проникновенно). Ох-ох-ох… А ведь сказано же было в назидание нам, неразумным: не возжелай добра ближнего своего… Да не оскудеет рука дающего…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. А у него не руки — у него грабли... Лопаты совковые, загребущие… Хы-хы-хы…

   АИДА ОСКАРОВНА. Соискатель Варфоломеенко! Уж посовестились бы подобное говорить! У вас-то самого угодных единиц с гулькин нос. Тридцать девять…. И с такими показателями – на приём?..
                (с почтением оглядывается на дверь)

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Подумаешь… Виноват я, что ли, что тридцать девять?.. Вы мне, наверное, ту шайбу в полуфинале не засчитали. Ну, на седьмой минуте… Или голевой пас во втором периоде…

   АИДА ОСКАРОВНА. Засчитали, засчитали… А ещё засчитали, как вы правому защитнику Соловьёву в предпоследней игре паховые мышцы повредили. И губу клюшкой рассекли… Было?.. А за подобное деяние, милый мой, согласно пункту четырнадцать дробь два уложения о квалификации соискателей, — от восьми до десяти баллов долой. Вот так-то…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Подумаешь… Только я-то тут при чём? Я же не знал, что у Соловьёва гульфик пластмассовый… Ну, прижал его к бортику, ну, двинул коленом, потом клюшкой поддал… Короче, как обычно… Откуда мне было знать, что у него не металлическая ракушка, а пластиковая, китайская?..

   РОДНЫХ. О! С китайвещами нужно ухо востро держать... Была у меня как-то китайская машинка… Так, представляете, замкнуло прямо во время стрижки. Мало того, что меня самого ударило током, так ещё и клиенту досталось…

   ДЖОН. Совершенно наилучше германский машинка иметь. Джоман… Дойч… Или шведский – с титаниум… Как это будет по-русски… Го-лов-ка, ес…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Сам ты головка! От болта… Когда на тебя сто двадцать кэгэ живого веса летит – о головке думать некогда… Сечёшь? Ферштейн?.. Мы ж не фигуристы какие или там модельки из агентства…
                (кивает на Симочку)
Мы хоккеисты! Понял? А в хоккее знаешь как? «Форвард получает шайбу в средней зоне, делает обманное движение, переправляет её к синей линии, принимает ответную диагональную передачу… На скорости проходит к воротам противника, применяет силовой приём… Удар! Гол!..»
                (вскидывает вверх клюшку)

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (задумчиво). Да, пулей шайба вперёд несётся,
                И даже в песне о том поётся:
                «Суровый бой ведёт ледовая дружина,
                Мы верим в мужество отчаянных парней.
                В хоккей играют настоящие мужчины…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (подхватывает). …Трус не играет в хоккей!» Так это вы, оказывается, сочинили?

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (меланхолично). В рифмосплетеньи свои законы,
                Поэтов мало, стихов – мильёны…
                Поэт у чувства слуга всего лишь,
                Что сочинилось – всё не упомнишь…   

   СИМОЧКА. Круто! Если чё, автограф потом можно?..

   ДИДИМЯН. Ай, молодец! Слушайте, большой человек с нам здесь сидится!.. Э-э, дорогой, а я тоже один твой песня знаю…
                (напевает)
«Как-то летом на рассвет там
Заглянуть в соседский сад,
Там молодой високий черноглазый девушка
Собирала абрикос…»
И чего-то там такое и так далее про сад,
Про айва и про черешня, про инжир и про гранат…

   Хлопая сам себе в ладоши, порывается станцевать, но наталкивается на железобетонный взгляд Аиды Оскаровны.

   РОДНЫХ. Прекрасно, прекрасно! Если бы вы знали, как я стишки люблю!.. Простите, а это не ваше: «Жил да был на земле брадобрей…»?

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Несложно что-то в стихи облечь нам,
                Но суть не в этом. Мой стих о вечном –
                О смысле жизни, как говорится,
                А не о стрижке…

   Звучит особый звуковой сигнал, сопровождающий предупреждение о снятии условных единиц у соискателей.

   АИДА ОСКАРОВНА. …Вам – минус тридцать!
                (тут же вносит в компьютер соответствующую поправку)

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (сразу теряя флёр загадочности).
                Я ж для примера сказал, для вида…
                За что ж так строго карать, Аида?

   АИДА ОСКАРОВНА. …Оскаровна! За то же, что и прежде, нетленный вы наш соискатель второй категории Пятихлебский... Не вы ли в свой прошлогодний сборник включили пять стихотворений покойного Сенникова? Он, кстати, мне потом сам жаловался… А на региональный конкурс кто за своей подписью  неизвестную балладу Гуневича отправил?.. Ничто вас, Пятихлебский не берёт! Ну, всё, казалось бы: рак печени сделал своё дело…. Отпели. Красивые слова над могилой произнесли. Даже кружок литературный вашим именем назвали… Пора уже и о предстоящем собеседовании задуматься. Ан, нет!.. И тут ему неймётся… Давайте быстро ваш табель!

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (побледнев, прячет табель за спину).
                Что ж, каюсь… Было… Но сразу тридцать!..
                Простите, больше не повторится!

   В корне пресекая бессмысленное перепирательство, Аида Оскаровна сама встаёт из-за стола, чеканным шагом подходит к Пятихлебскому и забирает у поэта табель. Вернувшись на место, вносит в документ поправки.

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (с горечью). «Ты виноват лишь в том, что хочется мне кушать»,
                Схватил, и в тёмный лес ягнёнка поволок…
                (громкий, продолжительный сигнал)
Классика, классика… Иван Андреевич Крылов…
                (с видом уязвлённого достоинства)
Всё, что случилось – не удивляет,
Во все эпохи поэт страдает.
И исключенья бывают редки…
Не видеть белой теперь жилетки…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. …И невдомёк нам, грешным чадам неразумным, то недаром, ох, недаром начертано было: «Язык мой – враг мой…». И ещё: «Коли соблазнит тебя член твой – отсеки сей член… ».

   Симочка фыркает, Варфоломеенко громко ржёт. Аида Оскаровна грозно оглядывается на них.

   ДЖОН (Заведееву). Что? Итс стрендж… Кого он, как это будет… Э-э… На-ме-кать? Какое такое член?..

   ЗАВЕДЕЕВ (с трудом отвлекаясь от своих мыслей). А? Что?.. Да при чём тут это… Они об угодных единицах говорят. У. е., понимаешь?.. Ну, как тебе растолковать?..
                (показывает на пальцах)
Положительных, плюсовых… Плюс, понимаешь? Прибавить… И когда у тебя много угодных единиц  – это хорошо. Гуд… Ясно?

   ДЖОН. Гуд, вери гуд… Я знаю, много угодная е-ди-ни-са – это есть очень хорошо. Я по-ни-мать, ес…

   ЗАВЕДЕЕВ. Соображаешь, хоть и иностранец… У вас там, что ли, тоже так было? Утопающего, положим, спас, в самодеятельности сплясал… – получи у.е. в табель?.. Ишь ты! А если, например, проштрафился?.. Серьёзно проштрафился…

                Джон качает головой.
               
   ЗАВЕДЕЕВ (отводит взгляд). Значит, тоже так…
                (почти силой втискивает в руки Джону свой табель).
Вот, сам глянь… Нет, ты глянь… Работал у себя в деревне, дышлом груши не околачивал… У нас, фермеров, ведь как? Без выходных, без проходных… Каждый день от рассвета и до забора… Я и вкалывал... Вот, посмотри… Нет, ты смотри, смотри… Было полста единиц… Одна к одной – отборные, селекционные… Выручил местный детсад с овощами – получил целых пятнадцать… Вот они… Бабке Егорихе помог крышу шифером перекрыть – ещё десять у.е. как с куста…

   ДЖОН. С куста?.. Зачем – с куста? Мало это я понимать… Уот ис Е-го-ри-кхе? Что такой есть Е-го-ри-кхе?..

   ЗАВЕДЕЕВ. Бабулька такая у нас была, ещё раньше меня померла… Где-то за полгода до того, как меня с верёвкой этой, на чердаке…
                (непроизвольный жест – ладонью потирает горло)
Но это, Джонни, не важно. Здесь основное: сколько у тебя угодных единиц… Нормальных, активированных, подтверждённых, а не таких… Этих…
                (резко захлопывает табель)

   ДЖОН. Ес, я этот отлично знать! И сколько этот е-ди-ни-са у вас есть?.. Сейчас, здесь, в табель… А?

   ЗАВЕДЕЕВ (отводит взгляд). Да что ты, в самом деле!.. Сколько, сколько… Пристал, как банный лист… Дались они тебе…
                (помолчав, бросает взгляд на дверь)
Да, конечно… Не дурачок —  знаю, что там именно об этом в первую очередь и спросят… Сколько осталось, да почему такое количество аннулированных… И выводы делать будут…
                (неожиданно взрывается)
Ты пойми, Джон, не хотел я его убивать. Не хотел!.. Этот боров… Он сам ко мне с косой полез… Один раз застал я его на своих клеверах, второй… А у меня клевер знаешь какой! С повышенным содержанием белка, в нём одной сахарозы – процентов двадцать… Я за семенами в Сибирь ездил… Предупредил ещё, как человека предупредил: у нас, говорю, беспредельничать не надо, у нас, говорю, на каждого суслика свой агроном имеется…
                (тише и словно удивляясь тому, что рассказывает)
И вот подъезжаю как-то ввечеру к полю, гляжу: опять литовкой машет. Сотки две уже обработал… Я, конечно, шумлю, а он ржёт. Ржёт, понимаешь!.. Нахальный, здоровый, бухой… Не сдержался, каюсь… Врезал с правой… Он – на меня. С косой!.. Я за вилы, они в копнушке тут же торчали… Отмахнулся от косы… И как вышло? – сам не знаю… Только схватился он вдруг за брюхо, на колени повалился… Пена изо рта… И всё смотрит на меня… Молчит и смотрит удивлённо так… Никогда не забуду я этого взгляда… Так и помер – слова не сказав…

   ДЖОН. Но это быть слу-чай-ность, да? Эксидент?.. Только всё равно это есть убивайство. Он ведь погибать, умирать…

   ЗАВЕДЕЕВ. Да пойми: я защищался, отбивался!..
                (после паузы)
А впрочем… Ты прав: как ни верти – всё равно это убийство… А по здешним правилам за такое деяние только одно наказание: все у.е. списывают. До одного. Хоть сто их у тебя было, хоть тысяча… Все угодные единицы – псу под хвост…

   ДЖОН. Какое-такое хвост? Зачем хвост?.. О что ты есть го-во-рить? Я путался совсем… Экскьюз ми, ай донт андестенд…

   ЗАВЕДЕЕВ (жёстко, зло). Тебе и не понять! Куда!.. Кондитер и есть кондитер… Сколько у тебя там, в табеле? Двести? Триста?.. Проторчал в своей булочной всю жизнь, крем на бисквиты изо дня в день намазывал… Хорошо устроился!.. На рождество да на пасху отсылал, небось, пару коробок в больницу да в богадельню, чтобы получать свои законные у.е. И теперь думаешь, что белый фартук, белый колпак тебе здесь уже обеспечены? Гарантированы? Забронированы?.. А?..
                (кивком показывает на дверь)
Ты на руки мои посмотри… Я же пять лет без отпусков… По колено в навозе, по уши в пыли, в солярке да в поту!.. Днём с трактора, с комбайна не слезаешь, ночью под ними же с ключами лежишь… Регулируешь, чинишь… Ты глянь: на мне и чистого-то ничего нет…Только отсеялся – покос подходит, окосил – силос трамбовать нужно… Да разве только это!.. За соседями-лодырями глаз да глаз… То гусей-уток скомуниздят, то соляру с генератора сольют, то скотину свою шелудивую на мои озимые запустят… А налоговая!.. А эти, оглоеды из райсельхозуправления!.. И вот теперь выходит, что зря всё это было?.. Впустую?..

   ДЖОН (отводит глаза).  Я не знать, Заведеев… Не знать… Это не есть легко сказать… Ай донт ноу, реали…

   ЗАВЕДЕЕВ. Вот и я донт ноу, Джон… Ничего не знаю… Ничего… Главное – не знаю, что мне там скажут… И скажут ли вообще что-нибудь…
                (смотрит на дверь)

       Высказавшись, Заведеев как-то резко сникает. Из него словно весь воздух выпустили. Теперь он безучастно сидит на своём месте, уставившись в одну точку. Невольные свидетели монолога реагируют на услышанное по-разному. Кто-то сочувственно похлопывает фермера, кто-то демонстративно отодвигается от него.

   СИМОЧКА (Заведееву). Да ладно… Ладно вам!.. Чё уж… У меня белого тоже не лишку: блузка да лифчик… И единиц этих долбанных – на одну затяжку. Ни о чём — сорок, что ли… Раньше, конечно, больше было, да я сама виновата. На конкурсе красоты биксе одной губнушку подменила и на колготках спецом затяжку ей сделала… А чё! Я такая говорю: чё ты из себя Анжелину Джоли корчишь? Монику, блин, Беллуччи… Мне, может, тоже призы от спонсора не помешают, внимание прессы и всё такое… Так прикиньте: уже финал, вызывают нас на подиум, а эта соска типа такая выходит: купальник малиновый, туфли бордовые, а помада оранжевая!.. Мы с девками чуть кипятком не обос…
                (слышен специфический сигнал)
Короче, чуть не обхохотались… Полный отстой, вообще!

   АИДА ОСКАРОВНА. Попрошу ваш табель, милочка.

   СИМОЧКА (растерянно-вызывающе). О!.. Понеслась звезда по кочкам… Началось… Ну и сколько?

   АИДА ОСКАРОВНА. Пока десять снимаю. На первый раз…

   Симочка встаёт и с очень независимым видом профессиональной походкой направляется к столу. Бросает на стол табель. Так же – не спеша и притягивая мужские взгляды – возвращается на своё место.

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (зачарованно). Я помню чудное мгновенье,
                Передо мной явилась ты…

                Звучит предупреждающий сигнал.

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (опомнившись). …Но я сказал: прошу прощенья,
                Ведь это были лишь мечты.

   ДИДИМЯН. За такой мечты и сто единицев не жалко – клянусь!..
                (оглядывается на Аиду Оскаровну)
Шютка, шютка, анекдот…
                (на всякий случай прячет табель)

   ЗАВЕДЕЕВ (шёпотом). Спасибо вам, Симочка…

   СИМОЧКА. Да ладно… Было бы чего напрягаться… Жвачку хотите?

   ЗАВЕДЕЕВ (испуганно). Что вы, что вы!.. Здесь же нельзя…

   СИМОЧКА. Вы чё, серьёзно? Нет, без балды?.. Ну а курить?

   РОДНЫХ. Ни есть, ни пить, ни курить, ни сквернословить…

   ДЖОН. Ни отправлять ес-тест-вен-ный надобность… Вы, Симочка, обратить внимание на здесь, тут о порядок хорошо написано…
                (показывает на плакат, висящий на стене)

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Мы все к порядку, увы, не склонны,
                Но есть уставы, но есть каноны…
                И с этим должно сейчас смириться,
                Иначе спишут все единицы.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Именно, именно… Оставь надежду, всяк сюда входящий… То есть, я хотел сказать: отбрось каждый, допущенный сюда, всё мимолётное, пустое… В сём возвышенном месте не возбраняется лишь смиренно сидеть, размышлять о несоразмерности бренного и вечного, думать о предстоящем великом приобщении… О собеседовании то бишь…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Во, попадалово! Как на скамейке штрафников, в натуре. Когда судья тебе две по две выписывает, плюс десять дисциплинарки… Я, между нами говоря, не переваривал такое… Я одному полосатому в перерыве так и сказал: пусть, говорю, меня снова дисквалифицируют на полсезона, но тебя, козёл в шлеме, я после игры поймаю…

                Продолжительное звучание предупреждающего сигнала.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Ах, ах… Всё язык наш…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да знаю, слышал уже… Если что – отсеки член… Погожу пока, может, пригодится ещё…

   Фаддей Яковлевич укоризненно смотрит на Варфоломеенко, затем с подчёркнутым смирением закатывает глаза и складывает ладони. В приёмной на несколько минут воцаряется молчание. Слышится лишь щёлканье клавиш.

   СИМОЧКА (наклоняясь к Варфоломеенко). Слушай, хоккеист… А это вообще не страшно?.. Ну, я про это… Как его? Про собеседование…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (пожимает плечами). Да я сам не врубаюсь… Торчу тут уже часа три, как масочник в запасе… У этих спрашивал – они тоже в непонятках…
                (кивает на остальных соискателей)

   СИМОЧКА (смотрит на табло над дверью). А чё, пока не принимают?

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Секретарша говорит, технический перерыв. Переучёт угодных единиц, что ли… Вообще, ни фига не разберёшь тут… Хоть бы сказали, сколько ждать: час? год? две тысячи лет?..

   СИМОЧКА. Загнёшь тоже… Две тысячи!.. Столько никакой макияж не удержится.
                (достаёт зеркальце)

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Ты и без макияжа ничего… На 10 : 0 выглядишь… Нет, без базара…

   СИМОЧКА (поправляя причёску). Да ладно… Чё ты!.. Смущаешь неопытную девушку… Жвачку хочешь?
                (оглядывается)
Ах, да… У.е. спишут… А у меня этих угодных единиц и так не густо… Вообще-то больше, наверное, было, когда с Максом жила… Он пацан клёвый был, я с ним даже не пила. Почти… Так, бывало, под кальмаров полторушку пивасика возьмём на двоих… А вот Дюшка – он не такой. Квасили с ним каждый день. Травкой баловались… Александра Петровича я не считаю, я с ним всего-то месяца два тусовалась. Бабки были нужны… Потом Ринат появился. Он, гад, как просадит всю стипу на игровых автоматах, ко мне приходит, и давай права качать... Вообще безбашенный был: врезать мог запросто. Даже за нож хватался, прикинь! Я такая говорю: Ринат, дождёшься, загремишь по сто пятой!.. Как в воду глядела… Ему-то что, он своё отсидит, а мне парься тут…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да, жарковато здесь… И, главное, не разберёшь ни хрена… У нас в спорте – там всё понятно. Выходи на лёд, выкладывайся, забивай, получай премиальные и контрактные… Я знаешь, как там упакован был! Две квартиры, иномарка с сидюком, диплом филфака на подходе… Разве что восьми зубов не хватало, так это шняга. Издержки профессии… Но в остальном — всё в шоколаде было, живи да радуйся… А наш самолёт возьми да залети в этот… как его?.. грозовой фронт. Обледенение, отказ приборов… Короче, все – на глушняк. Вся команда… Веришь, до сих пор снится… Зажмуришься — огонь перед глазами стоит…

   ДИДИМЯН. Да! Клянусь – тоже огонь виделься… И соны тоже снится: я в большой-большой пустыня… Вода нет, тень тоже нет, а солнце – горячий-горячий, хужее, чем огонь…

   РОДНЫХ. Что, в самом деле?.. И вам тоже?.. А горы, горы вам снятся?

   ДИДИМЯН. Горы – так, сильно вдальнеке… Но скажи, дорогой, разве это горы? Цыплёнок перелетель умеет такой горы-шморы… Ты гора настоящего не видель! Приезжай к нам, покажу…

   ЗАВЕДЕЕВ (словно очнувшись - Родных). Понимаете, не хотел я его… Я же только косу отвести пытался…

                Родных отмахивается от него.

   ЗАВЕДЕЕВ (Джону). Он сам виноват… Сам!.. А вилы… Под руку они подвернулись…

   ДЖОН (не обращая внимания на Заведеева). Нет дерево, нет куст – такой там есть жара… Всё от солнце умирать… Насмерть погибать… А я иду по берег, и никто рядом нет… И вне-зап-но — э биг блэк стоун… Как это будет?.. Чёрный скала, да…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Скала?.. Типа скалы, точно… Припоминаю… Или холм — крутой, тёмный, каменистый… И пещера в нём…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Зной… Зной такой, что даже в глубине пещеры спасенья нету… Душно. Дышать нечем…

   ПРЯТИХЛЕБСКИЙ. …Всё онемело: ни слов, ни лая,
                Лишь солнце в небе дрожит, пылая.
                Нагрелся камень – рукой не тронешь…
                Ах, если б вспомнить!..
                Да как тут вспомнишь…

   В приёмной повисает глубокая тишина. Не слышно даже цоканья клавиатуры. Каждый из соискателей думает о своём, словно пытаясь припомнить что-то очень важное. Может быть – главное.
   В этот момент в приёмной появляются два новых посетителя. Это братья Рыбаковы. Оба в поношенных и далеко не модных костюмах, у одного забинтована голова, у другого – рука на перевязи. Рыбаков-младший поддерживает под локоть Рыбакова-старшего.

   РЫБАКОВ-мл. Ага, точно… Какрастки, тот самый кабинет, правильно попали… Тэкс, тэкс, аккуратненько, аккуратненько, тут ступенька…
                (помогает войти Рыбакову-старшему)
Вот, вот… Где стульчик? Дайте стул ветерану заслужённому… Пострадавшему и всё такое прочее… Ага, вот он, какрастки…
   (усаживает брата на стул поближе к двери, оборачивается к Аиде Оскаровне)
Здрасьте!

   АИДА ОСКАРОВНА (сухо). Добрый день. У вас на какое время талоны?

   РЫБАКОВ-мл. На послеобеда, на послеобеда… Только мы пораньше решили… Знаете, как бывает: очереди, толкотня… А мы уже люди того, немолодые… Вот… Сами видите: инвалид второй группы, немощный совсем…
         (в качестве доказательства достаёт руку брата из перевязи, потрясает ею)
Мы с братцем покумекали, какрастки, решили: может, без очереди нас пропустят… Ну, раз нам льготы ветеранские полагаются… Согласно постановлениям…
 
   Рыбаков-мл. делает осторожный шаг к двери. Но на его пути внезапно оказывается Аида Оскаровна. Она грудью прикрывает подступы к заветной двери.

   АИДА ОСКАРОВНА. Совершенно напрасно вы так решили. Здесь, голубчик, тамошние постановления не действуют. Здесь свои законы… Высшие… Рыбаковы?

   РЫБАКОВ-мл. (вытягиваясь по-военному). Так точно, Рыбаковы! Братья. Я – младший, он – старшой… Оба – какрастки, пострадавшие в борьбе. В борьбе… Вот наши удостоверения...
                (пытается достать «корочки»)

   АИДА ОСКАРОВНА. Ах, оставьте… Меня эти бумажки совершенно не интересуют…
                (возвращается на своё место)
Вот, получите табели и ждите. Вас вызовут… А пока ознакомьтесь с правилами поведения, заполните анкету соискателя…
                (вручает табели и анкеты)

   РЫБАКОВ-мл. (рассматривает бланк). Что-то как-то мелконько у вас напечатано… Не разобрать без очков… Тэкс, тэкс… А вот, какрастки, и начало…
                (читает вслух)
«Настоятельно рекомендуется являться на собеседование в трезвом виде, чисто выбритым и в бодром расположении… Быть аккуратно, но скромно одетым… При необходимости – следует удалить с одежды пятна крови, пищи, физиологических выделений и иных органических веществ... Всем соискателям, за исключением соискателей высшей категории в розовом, надлежит прибывать без головных уборов, тщательно расчёсанными…»
                (наклоняется к брату, кричит ему в самое ухо)
Понял? Без головных уборов! Без уборов… А ты тюбетейку свою напялил…
               (сдёргивает панаму с головы Рыбакова-ст., обращается к остальным)
Глуховат он. Последствие контузии… Справки ВТЭК и участкового терапевта имеются…
                (тянется в карман за бумажками)
Мы-то как прикидывали… Думали, войдут граждане в положение, пропустят, какрастки, без очереди, без очереди…

                Очередь недобро молчит.

   РЫБАКОВ-мл. (не обнаружив сочувствия, возвращается к инструкции). Тэкс, тэкс… «За несколько часов до собеседования следует, по возможности, воздержаться от принятия пищи и напитков, уединиться и предаться размышлениям о предстоящем деянии…»
                (Рыбаков-мл. смотрит на дверь, вздыхает)
«…О предстоящем деянии…» Тэкс, тэкс, это мы уже читали… Читали…Ага! «…Попытаться вспомнить до мельчайших подробностей все обстоятельства, при которых совершались как благие, так и неугодные деяния… Не выискивая оправдания последним, постараться найти причины, побудившие пойти на тот или иной шаг…»
                (хлопает брата по плечу)
А чего нам искать-то? Чего искать?.. Мы ж сам к ним не лезли, к этим, с повязками, в беретках… Так оно? Шли себе чинно-мирно, какрастки, с плакатами. Песни пели, песни пели… А те и давай непотребности всякие выкрикивать, словами обзываться… А один из этих даже флаг у меня выдернуть захотел… Флаг! Да не на такого нарвался! Я ему так выдернул, так выдернул… Древком от этого самого флага, какрастки, и отрихтовал крикуна-горлодёрика… Вместе с береткой!
                (трогает бинты на голове)
Правда, и нам перепало, не без этого… Говорили же товарищи, предупреждали, что у некоторых из тех, которые с повязками – арматурины в рукавах припрятаны. И обрезки от трубы, от трубы… Да не придали значения…
                (снова читает)
«…Получив у секретаря табель, следует сверить количество активированных у.е., в особых случаях – уточнить число списанных по той или иной причине угодных единиц... Поставить отметку о снятии с учёта по прежнему месту жизни…»
                (Аиде Оскаровне)
Это что ж, барышня? Как понимать? Печать поставить, что ли?

   АИДА ОСКАРОВНА (не отрывая глаз от работы). Там уже всё проставлено. Смотрите внимательно.

   РЫБАКОВ-мл. (громко - брату). Во, какая штукенция выходит!.. Получается, какрастки, что мы с тобой прописку сменили. И зарегистрировались, понимаешь, по временному месту пребывания. Пребывания!...Сейчас, значит, наши с тобой оценки проверят, подпися какие надо поставят, резолюцию наложат… Ну, и переоденут – это уж как полагается, полагается… Мне пиджак выдадут белый, тебе, небось, – сорочку. Тебе сорочку-то надо? То-то… А что, заслужили!..

   РОДНЫХ (вздыхает). Это ещё не факт…

   ДИДИМЯН. Пиджак белий мало остался, точно говорю! Только красный есть, в голубая цветочку… Но для старый соискателю не дают, для молодой, красивый берегают… Ха-ха-ха… Шютка, шютка, анекдот!..

   РЫБАКОВ-мл. (грозит пальцем). Товарищ!.. Вы того… Так больше не смейтесь. Не смейтесь… Мы с братом израненные, контуженные, какрастки… В классовых боях непосредственно…

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. А он, быть может, всерьёз смеётся…
                Такое благо не всем даётся,
                Не так, чтоб просто блондинкам стройным,
                (косится на Симочку)
                А самым умным. То бишь, достойным!

   СИМОЧКА (с вызовом). Между прочим, это у меня не натуральный цвет… Шатенка я, понятно?

   РЫБАКОВ-мл. Нет, нет… Вы нам, дорогие товарищи, всё ж-таки разъясните. Разъясните… Выходит, спецодёжу белую не всем что ли тут выдают?... Это ж… Это ж… Дискриминация и сегрегация в натуральном выражении!..
                (повышая голос и обращаясь к Заведееву)
За что мы с братом тогда боролись?!

   ЗАВЕДЕЕВ. Вот и я говорю… Я же не специально его вилами-то… Он первый – на меня. Да ещё с литовкой… Я и в милицию сам заявил, а с меня разом все у.е. – все до одной…

   РЫБАКОВ-мл. (отмахивается от него как от мухи). Да обожди ты, обожди с вилами!.. Я насчёт спецодёжи так и недопонял…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Тс-с-с… Не шумите так, милейший!.. Тут тихо следует, благочинно, с кротостью да со смирением… Ибо сказано: «усмири глас свой, не искушай гордыню – да воздастся тебе сторицею…». Видите: специалисты работают, вы потревожить можете…
                (с умилением смотрит на Аиду Оскаровну)

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (обращаясь к Рыбакову-мл.). Ты, дядя, сильно губёшку-то не раскатывай… Белую одежду ему вынь да положь!.. Ещё скажи - розовую!.. Спецодежду ещё заслужить надо... Как форму команды мастеров, понял? Как номер крутой: 77 там или, положим, 99…

   ДЖОН. …Как это… Это… Голд, золотой сер-ти-фи-кейшн общества э-э-э… индипендент, независимых хлебопёк…

   СИМОЧКА. …Как право без предварительных просмотров, без кастингов и всяких там сюсю-масю с продюсерами – сразу в финал конкурса «Мисс 90-60-90»…

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. …Как без ненужных и вредных прений
                Издать собранье всех сочинений…

   ДИДИМЯН. …Как вагон черносливов без растаможка через граница перевезти… Нет, лучшее – две вагоны!.. Три!..

   ЗАВЕДЕЕВ. …Как получить право вернуться назад… Отмотать эту плёнку… Чтобы не было ни той делянки, ни вил, ни косы… Чтобы забыть всё, забыть, как страшный сон…
                (закрывает лицо руками)

   Соискатели долго смотрят на Заведеева. Многие – с укоризной и недоумением.

   ДИДИМЯН (подходит к столу Аиды Оскаровн, говорит, понизив голос). Слушай, уважаемая! Я вижу, у тебе очень важный работа… Ты здесь как директор рынка… Нет, как начальник налоговая инспекция и ветконтроль вместе двое… Я тебе очень все здесь уважаем, да! Клянусь: как мама родной уважаем… Слушай, сделай так, чтобы этот тракторист-макторист замолчался… Надоела, знаешь: плакает тут, как девушка с персиком…

   АИДА ОСКАРОВНА. А что вы предлагаете, Дидимян? Понять его можно: ничего, кроме третьей категории соискателю с таким коэффициентом не светит. Вот и переживает…

   ДИДИМЯН. Что предлагаете, что предлагаете… Ты здесь самий главный чтобы предлагаться... Пусть другой день сюда приходится, а? У него же всё равно угодний единисы сгорелься… Чего он тут лишний время сидель-рыдаль, на нерва всем действоваль?..

   АИДА ОСКАРОВНА. Будь моя воля… Вы же знаете, окончательно вопрос об окончательной классификации соискателей не я решаю… Списки там утверждают…
                (показывает глазами на дверь)

   ДИДИМЯН. Ай-ай-ай… Ай, не верю, чтобы такой красивый женщина войти в серьёзный положении не могло! Я как зашёль, тебе увидель, сразу подумаль: женщина с таким бровь, с таким носиком, с такими…

   АИДА ОСКАРОВНА. Соискатель Дидимян!

   ДИДИМЯН. Шютка, шютка, анекдот…Правильно, кстати, делаешь, что строгий такой. С этим соискатель-посетитель так и нужно, а то на шея сядутся… Я когда на рынка четвёртая ларёк ставиль, в земельний комиссия ходиль. О-о! Там такое строгий-строгий мужчина сиделься, очень строгий… Посмотрелься так на мене, усы так сделаль… Конверт, говориль, у секретарша в столе оставь, а сумка с фруктами – не надо, обижусь, говориль…

   АИДА ОСКАРОВНА. Как фамилия?

   ДИДИМЯН. Дидимян, слушай! У тебе же записано…

   АИДА ОСКАРОВНА. Не ваша… Мужчины этого с усами… Из земельной комиссии.

   ДИДИМЯН. Э-э! Зачем тебя? Дело давно биль, какой теперь разниза-мазница?..

   АИДА ОСКАРОВНА (заглядывает в монитор). Архипов?

   ДИДИМЯН (он поражён). Да… Как узналься?

   АИДА ОСКАРОВНА (многозначительно). Здесь всё известно, голубчик… Так вот: Архипов этот ваш давно переведён в соискатели третьей категории. Без права на белое одеяние и повторное собеседование… За систематическое получение взяток в особо крупных...

   ДИДИМЯН. Вот, сама видишь! Тот – большой начальник, строгий, с усами – и без правов давно переведённая… А этот простой, с ферма – тут здесь сидель… Справедливо надо!

   АИДА ОСКАРОВНА. А что я сделаю? Видите, он у меня пока в списках неутверждённых болтается…
                (показывает на экран)

   ДИДИМЯН (вглядывается в монитор). Ай-ай… Да что тут можно увидела?.. Куриний слепоты, а не экран… Вот у моего друга Артура – у того экран! Вот такая вот экран…
                (демонстрирует)
У него магазин свой – компьютеры торгует. Как раз большой завоз недавно биль, могу позвонить его…

   АИДА ОСКАРОВНА. Монитор действительно – каменный век… Да и процессор, знаете, не лучше… Мы так обновления основных фондов ждём, так ждём!.. Как второго пришествия…

   ДИДИМЯН. Зачем ждаль? Не надо долго ждаль! Меня надо биль сразу сказаться… Я Артуру быстро звониль, он быстро сделаль… Тебе какой экран надо? Чтобы вот здесь красиво золотом биль – надо?.. А чтобы вот здесь украшений такой, как бы виноград, листики-шмистики всякий – и блестели красиво – надо?..

   АИДА ОСКАРОВНА. А чтобы кнопочки яркости, контрастности вот здесь располагались – такой можно? Удобнее так…

   ДИДИМЯН. Какой разговор, дорогая! Хоть сто кнопочка – всё для тебе… Сейчас Артуру позвоню, мы вот так с ним…Ты только моя просьба тоже не забывай, а! Сделай этот доярка в другой списка…

   АИДА ОСКАРОВНА. Даже не знаю… Попробую оформить задним числом… И на подпись сразу подам…

   ДИДИМЯН. Ага… Попробывай, да… А я сейчас Артурчика наберу…
                (вынимает трубку, пробует набрать номер)

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Хы-хы… Называется, звонок другу… А ты подсказку зала не пробовал?... Эй, кацо, ты что, забыл, где находишься?

   ДИДИМЯН (продолжая безрезультатно тыкать пальцем в кнопки мобильника). Э-э! Не говори так… Хоккеист называется… Знаешь, скольки эта телефон стоится? Артур говориль, тут такой пиксель-миксель!.. «Сулико» даже петь умеется!.. Сейчас через восьмёрка попробую…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да хоть через десятку… Вне игры – говорю тебе…

   СИМОЧКА. Стопудово! Я тоже пробовала – бесполезняк. Даже игры не включаются…
                (достаёт «раскладушку», щёлкает по клавишам)

   Дидимян ещё какое-то время пытается оживить свой телефон, но видно, что он очень сконфужен неудачей. В конце концов, он понуро возвращается на место.

   РЫБАКОВ-мл. (только что увиденное его порадовало). Ага! Что, сдохли эти ваши заграничные финтифлюшки?.. Штучки ваши капиталистические?.. То-то! Правильно, правильно… А то взяли, какрастки, моду: каждая сопля ходит с цацкой на шее, а цацка та три моих пенсии стоит… Да ещё с ветеранской надбавкой… А тут раз – и шиш на рыло! Хе-хе-хе… Справедливо. Поддерживаю, поддерживаю…
                (толкает Джона)   
Правильно я говорю, буржуин?

   ДЖОН. Вы есть ошибаться. Я не есть буржуа. Я тоже трудился, эври дей трудился… Хлеб испекать, делать… Понимать вам? Хлеб, бред…

   РЫБАКОВ-мл. Во-во, бред! Сивой кобылы, кобылы… Ты этот бред другим рассказывай – тем, кто помоложе да поглупее. А мы с братом воробьи стреляные, разбираемся, кто есть ху во внешней и внутренней политике… Раз из-за кордона – значит, какрастки, или шпион, или вредитель!

   РОДНЫХ. Ну, зачем вы так… Так ортодоксально… Вот я по себе сказать могу. Десять лет лично переписывался с коллегой из-за рубежа. Милейший, интеллигентнейший, доложу вам, человечек!.. Мы с ним на конкурсе парикмахерского мастерства познакомились. Так вот, когда у меня импортный фен сломался — спиралька какая-то там перегорела — он мне такую же спиральку по почте прислал. Заметьте: совершенно бесплатно! Так что иностранцы…
                (неопределённо вертит пальцами)

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Вы защищайте, да знайте меру!
                Конечно, есть там свои Бодлеры…
                Но я согласен с его укором,
                (жест в сторону Рыбаков-мл.)
                В стихах, бесспорно, дадим им фору.

                У них там нету к душе вниманья,
                Им лишь бы бизнес да мани-мани…
                А мы – в раздумье о мирозданье,
                Мы все в сомненьях, мы все в исканьях.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ (вздыхает). Да, да, да… Уж и не упомню теперь где, но прочитал я однажды сие многомудрое выражение: «Да отвори, слепец, свои вежды, дабы узреть сей мир во всей его наготе и сраме… И помысли, недостойный, о своём месте в чреде дел непотребных и суетных…»
        (смотрит на Аиду Оскаровну, убеждаясь, что та слышала его реплику)
Любезнейшая Аида Оскаровна! Не затруднит ли вас уточнить количество моих угодных единиц…

   АИДА ОСКАРОВНА. Да вам-то чего беспокоиться? Вы же у нас по первой категории проходите… И одежды белые по главному списку получаете…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Так-то оно так, голубушка… Но, право, лишний раз удостовериться никогда не худо… Грешны ведь мы все, Аида Оскаровна, ох, как грешны! Ведь оступишься иной раз – и не заметишь, как оступился… А у.е. того… Долой…

   АИДА ОСКАРОВНА. Уж прямо… Вы – и оступитесь, соискатель первой кате… То есть, Фаддей Яковлевич… Ну, ладно, давайте сюда табель…

   Фаддей Яковлевич подаёт ей свой табель. Аида Оскаровна делает сверку, заглядывая попеременно то в экран, то в документ.

   АИДА ОСКАРОВНА. Вот он ваш файл… Так… Тридцать у.е. – за душеспасительные рассуждения о смысле бытия… Так… Вот ещё… Сорок угодных единиц вами получено за осуждение суетности существования… Ага, ещё сорок засчитано за то, что вы неоднократно журили своего сына, осуждали его пагубное пристрастие…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Ох, журил!.. Ох, как осуждал, драгоценная Аида Оскаровна! Не я ли охломону этому по двадцать раз на дню твердил: не в прок пойдёт тебе сия страсть! Рюмочка — она когда хороша? После трудового дня, да за добрым столом, да с приятными сотоварищами… А он же меры не ведал, милейшая Аида Оскаровна. Где одна рюмка была – у него и две, и три…
                (забирает свой табель)
Что было в отцовских силах, я сотворил. И увещевал, и свечки за него угодникам ставил, и со знающими людьми советовался… А ему, видите ли, занадобилось в клинику ложиться... А в этих новомодных клиниках как? Денежки сдерут, а толку – пшик. И немалые денежки, добрейшая Аида Оскаровна!.. Нет, я этому непутёвому так и глаголил: не даю, говорю, тебе своего родительского благословения. Не даю! И денег от меня не получишь... Так он что удумал? Подделал, шельмец, доверенность, да и снял в сберкассе, что на книжке было!.. Я как узнал – всё… Не смог вынести… Такой удар! Понятное дело: скорая, реанимация, а проку? Третий инсульт – это, замечательная Аида Оскаровна, не шутка…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (криво усмехаясь). Мда-а… Поздно, дядя, пить боржоми, когда почки отказали…

                Аида Оскаровна подаёт тревожный звонок.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ (не обращая внимания на замечание хоккеиста). Вот и неспокойно на душе, ох как неспокойно… Получается, там все мои денежки этому алкашу сейчас достанутся! Все, что за тридцать лет накопил – копеечка к копеечке, рублик к рублику, доллар к доллару…
                (спохватывается)
Одно утешение: за благостные дела по заслугам здесь воздастся. Да ещё то елеем на сердце — что все мои угодные единицы вечно со мной пребудут…
                (прижимает к груди свой табель)      

   АИДА ОСКАРОВНА. Что там говорить, соискатель первой… Фаддей Яковлевич… Сейчас молодёжь совсем другая пошла… В наше время не так было…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Истинно так, истинно так…
                (задумывается)
А как было, Аида Оскаровна?   

   АИДА ОСКАРОВНА (не очень уверенно). По-другому… Не так… Наверное…

   ДИДИМЯН. А знаешь, мне тоже казалься часто, что другое всё биль… Давно-давно… А как – не могу воспоминать…

   РОДНЫХ. Погодите, погодите… Я, кажется, что-то припоминаю… Камешки вспоминаю… Да, камни, точнее, валуны — огромные, серо-чёрные… А на мне одежда такая… Такая, знаете…   Длинная, как мой халатик в парикмахерской, только ещё длиннее…

   ЗАВЕДЕЕВ. И жарко очень… Солнце… Пить хочется…

   ДЖОН. А пить ничто нет… Вода мало… Дорого стоимость…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да, очень жарко. Душно… А камни я тоже припоминаю. Точно! По ним идти очень трудно… Я один раз оступился, чуть не упал… А этот… Ну, тот… Он мне руку подставил, поддержал…

   СИМОЧКА. Кто этот? Ну, говори, кто, кто?..

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (смущённо). Да не помню я… Как будто тысячу лет назад было… Или две… Всё как в дымке…

   РЫБАКОВ-мл. Точно – словно в тумане каком… В голове, какрастки, голос его стоит, а что говорил – хоть убей, хоть убей… Бывает же так!  Зной, селение какое-то внизу… Вот вы про жару сказали – я как будто кожей тот жар почуял…               

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Жара и скалы… И деревенька…
                Давно всё было. Давно. Давненько…

   Вновь все в приёмной погружаются в воспоминания. Каждому хочется припомнить то, самое главное, без чего нельзя…
   В приёмную шумно не входит – влетает – Лёва. Он подтянут, энергичен, уверен в себе. Новый посетитель одет во всё розовое: прекрасный костюм, розовые же дорогие туфли, в руках – букет роз и розовая барсетка. Даже цвет его щёк гармонирует с общим тоном. Только галстук портит эту красоту: он почему-то зелёный.

   ЛЁВА (вручает Аиде Оскаровне букет и коробку конфет. Целует руку). Добрый день! Я не опоздал?

   АИДА ОСКАРОВНА (невольно приподнимаясь). Нет, нет… Что вы… Здравствуйте, господин соискатель высшей категории…

   ЛЁВА. Можно просто Лёва… К чему формальности?

   АИДА ОСКАРОВНА (она всё ещё не может оправиться от смущения). А мы здесь… Сидим тут, ждём… Вспоминаем, знаете…

   ЛЁВА. Как обидно, что я не мог принять участие в ваших, образно говоря, коллективных медитациях. Всё дела, дела… А куда от них денешься, уважаемая… э-э-э…
                (бросает взгляд на бэджик, прикреплённый к блузке Аиды Оскаровны)
Аида Оскаровна… Вообразите: еду на важное совещание в министерство, водитель жмёт на всю катушку… Проскакиваем один перекрёсток, другой… И тут сбоку грузовик. Откуда взялся?..  Короче говоря, лимузин в кашу… Натуральнейшим образом!.. Лежу, а в голове только одно вертится: я же по процентным ставкам не успел распоряжение подписать! А что, если завтра котировки акций поползут?..
                (деловито кивает на дверь)
У себя?

   АИДА ОСКАРОВНА. Да… Но, знаете… Пока приёма нет… Технический перерыв… Переучёт угодных единиц…

   ЛЁВА. Хм-м… Вообще-то у меня со временем…
                (смотрит на наручные часы, трясёт запястьем)
Что такое? Стоят почему-то… Впрочем, это не важно. Подожду… Где можно, образно говоря, приземлиться?

   АИДА ОСКАРОВНА (указывает на стул рядом с дверью). Вот тут присядьте, пожалуйста… Господа соискатели, подвиньтесь…

   РЫБАКОВ-мл. (не двигаясь с места и весьма враждебно). Тут господ, какрастки, нету… Тут одни товарищи… Это с какого такого пива я ему буду свой плацдарм уступать? Плацдарм уступать?.. Он что, почётный донор? Или ветеран Мамаева побоища?.. А, может, какрастки, заслужённый осеменитель из колхоза «Пятьдесят лет без урожая»?..

   АИДА ОСКАРОВНА. Вы мне тут не скандальте, соискатель Рыбаков!.. Здесь вам, в конце концов, не партсобрание!..

  РЫБАКОВ-мл. А вы не указывайте, не указывайте!.. Тоже мне… Господином ещё обзывается... С места сгоняет… Мы-то с братцем, какрастки, это место заслужили… Здоровья своего не жалели, энтузиазма… Мы с ним ЛЭП-500 по тайге тянули! На целине в голой степи – четыре года от и до… А этот…
                (тыкает пальцем в сторону Лёвы)
Да кто он вообще такой?

   АИДА ОСКАРОВНА (уклончиво). Это… Он…Словом, соискатель высшей категории Лёва – он тоже из учреждения… Очень солидного учреждения… У нас с ними, как бы лучше выразиться… Прямой договор… К тому же, соискатели в розовом у нас по первому списку идут…

   СИМОЧКА. Что-то не прёт меня такая расстановка… Мы тут сидим, как подследственные, а этот жучара, что – без очереди?..

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (к Лёве). Не-е, земляк, так дело не покатит… Только в порядке живой очереди… Тоже мне заслуженный мастер спорта международной класса!.. Нет, ты давай не обостряй положение в площади ворот…

   АИДА ОСКАРОВНА (подав продолжительный спецсигнал). Соискатель Варфоломеенко! Снимаю вам пять угодных единиц за неспортивное… За некорректное поведение… И вам, Симочка, тоже… Следите за собой, а то так и до третьей категории докатиться можно.

   СИМОЧКА. А мы не гордые, можем и в третью… Только вы объясните всем: это что за буй с реки?   
                (кивает на Лёву)

   ЛЁВА (достаёт из розовой барсетки розовый же табель, розовые визитные карточки). Извините, что не представился… Соискатель высшей категории, звать можно по-простому – Лёвой… Вот, пожалуйста, можете взглянуть на мои у.е., вот визитки… Берите, берите, это вам... Так что всё, образно говоря, в полном порядке. Не стоит беспокоиться, господа-товарищи…

   ДЖОН (взволнованным шёпотом). Ой-ля-ля! Его табель есть розовый… Это супер, это есть эксклюзив!..

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (присвистнув). Да-а… Это посолиднее, чем кандидат в олимпийскую сборную…

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Сюжет отменный, как для этюда,
                Он, значит, в высшей – вот это круто!
                Чем это пахнет, вы сознаёте?
                Он – при костюме, а мы – в пролёте…

   ДИДИМЯН (визгливо). Какой-такой висший?.. Не знаю такой висший-мисший!..
                (оборачивается к Заведееву)
Ты такой категория знаешься?.. И я нет… Где про такая написано?.. Первый категория знаю, второй – тоже знаю… Даже третий знаю… А никакий висший я не хочель никогда узнавать!

   АИДА ОСКАРОВНА. Попрошу без истерик! Инструкцию внимательнее читать надо, соискатель Дидимян… «Высшая категория присваивается в исключительных случаях за особые заслуги и значительное количество засчитанных угодных единиц…» Понятно вам теперь?

   ЛЁВА (стремясь погасить наметившийся конфликт). Да вы не переживайте, господа-товарищи! Берегите нервные окончания… Я же только на минутку туда. Формальность, пустяк… Поприветствовать, образно говоря, и подпись поставить… Вы же видите, что мне только и надо, что галстук сменить. Был зелёный – станет розовый… Пять минут… Всего ничего…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ (кротко сложив ладони). И откуда-то в нас только берётся сие озлобление? Начертано же предками: «Воздай должное терпению и кротости да изгони из помыслов своих нетерпимость…». Неужто затеем мы спор из-за такой малости? Соискатель высшей категории!.. Да мы просто обязаны предоставить ему честь первым побывать на собеседовании…

   СИМОЧКА. Видали мы таких первых… Мне что, очень понтово тут колбаситься? Тушь вон уже потекла…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. И я не согласен… Пусть только попробует без очереди – узнает, что такое блокировка с силовым перехватом под бедро! Так бортану!..

   РЫБАКОВ-мл. Точно! Развелось их на нашу голову!.. Повылезали, какрастки, в розовых штиблетах... Хозяева жизни… Даже тут – и то норовят быстрее ветеранов проскочить, быстрее ветеранов… Да мы грудью… Но пасаран!..
                (ложится перед дверью. К нему присоединяется Рыбаков-ст.)

   РОДНЫХ. Да вы что же так горячитесь, дорогой товарищ Рыбаков? Он же сказал: минутное дельце… Формальность…

   ДИДИМЯН. Да, унавать ми этот минутный дело!.. Заходиль – минута, виходиль – час… А ми сидель тут, как мандарин в коробка… Галстук ему новая надо!.. А мне не надо? А тебе не надо?..
                (толкает локтем Заведеева)

   ЗАВЕДЕЕВ (отмахивается). Ну, чего привязался?.. Всё равно мне…

   ДИДИМЯН. Все слишалься?.. Всё равно для ему… А мине не всё равно!.. Он, значит, первый заходиль, галстук получаль, а когда я заходиль — где галстук?.. Скажут: извини, дорогой, галстук кончился, вот тапочка возьми бе\у… Да?.. Секонд хенд, да?.. А мне, может, не только тапочка надо… Мне, может, новый белый брюка надо, белый кепка, белый носки надо!.. А вдруг не хватит?..

   АИДА ОСКАРОВНА. Не создавайте искусственного ажиотажа, соискатель Дидимян. Все будут отоварены строго по количеству набранных угодных единиц... Лимиты отпущены, предварительные списки утверждены…
                (для пущей убедительности потрясает взятой со стола папкой)
Вы пока что ещё во второй категории, так что беспокоиться не о чем…

   ДИДИМЯН. Ай, не верю тебя, дорогая!.. Хочель, а не верю… Придёт Дидимян, а на склад табличка такой маленький: «Извини, белый кепка кончился, серый в клетка оставался. Бери вместо белый кепка дамский колготка…». Да мене весь рынка засмеяться будет…Что, следующий завоз ожидаться?

               По приёмной разносится грозный звук предупреждающего сигнала.

   ДИДИМЯН. А?.. Что?.. Шютка, шютка, анекдот…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да какая там шутка!.. Белых фирменных шлемов, небось, на складе тоже не завались…

   ЛЁВА (громко и долго хохочет). Ну, насмешили!.. До слёз… Неужели в этом всё дело?.. В шлеме, в кепке?.. Было бы о чём говорить, господа-товарищи…
                (подходит к столу Аиды Оскаровны)
Аида Оскаровна, а как там насчёт внеплановых лимитов прошлого квартала? Не все выбраны?..

   АИДА ОСКАРОВНА (беспокойно ёрзая в кресле). Каких лимитов, Лёва?.. А-а-а, лимитов… Вы, наверное, про освободившиеся после окончательной классификации соискателей? Так они подлежат списанию… Согласно инструкции – пункт четырнадцать-дробь три…

   ЛЁВА. Да, да, разумеется… Инструкция, образно говоря, дело святое… Неприкосновенное… Но есть ведь, Аида Оскаровна, и другие документы… Так ведь?.. И не менее важные: пояснительные статьи,  уточняющие толкования, сопроводительные письма… Вот давайте с вами взглянем…

                Лёва довольно уверенно щёлкает клавишами компьютера.

   ЛЁВА (нацепляя очки в розовой оправе). Так, так… Ага, вот и они, неиспользованные лимиты… Это, я так понимаю, основные фонды… М-м-м… Да, они почти выбраны: из отпущенной квоты в шесть тысяч угодных единиц распределено пять тысяч восемьсот у.е. А где, спрашивается, еще двести?.. Смотрим сюда… Вот и они – в графе «Сверхбюджетные преференции угодных активов»…
                (несколько быстрых «па» на клавиатуре)
Теперь перебрасываем сэкономленные активы в колонку «Необлагаемое квотирование промежуточных категорий соискателей». А чтобы не превысить плановые цифры задания на квартал текущий, мы сокращаем количество претендентов на дополнительное льготное дотирование… То же самое, образно говоря, и с лимитами на одеяние… Так, смотрим сальдо: всё по нулям, всё сходится! Что и требовалось доказать… Элементарная бухгалтерская проводка, дорогая Аида Оскаровна…

   АИДА ОСКАРОВНА (она явно подавлена лёвиным напором). Ну, я прямо не знаю… Вы, Лёва, так говорите… У меня, всё-таки план… С меня ведь тоже спрашивают…

   ЛЁВА. А разве мы что-то с вами нарушаем? Просто одни и те же фонды распределяем по разным бюджетным статьям... С поправкой на коэффициент благостности деяний и инфляционный процент неугодных проступков…  А от перестановки слагаемых, что?.. Правильно: сумма не меняется.   
                (обращается к Дидимяну)
Так что, уважаемый, о белой кепке можете не беспокоиться. Считайте, что она, образно говоря, у вас на голове.

   ДИДИМЯН (подозрительно). А штаны?

   ЛЁВА. Думаю, это тоже вопрос решаемый… Правда, Аида Оскаровна?

   Аиде Оскаровне ничего другого не остаётся, кроме как неопределённо пожать плечами.

   ЛЁВА (поворачивается к Варфоломеенко). И вам, господин спортсмен не стоит унывать… Шлем белый, импортный, с затонированным визором вас, надеюсь, устроит?

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Нормалёк… А можно, чтобы ремешок был кевларовый?

   ЛЁВА. Без проблем.

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Во, пацаны удивились бы!.. Димон бы от зависти помер… А что там у вас ещё есть из хоккейного?

   ЛЁВА (заглядывает в монитор). Гетры, налокотники, белые коньки…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Белые?.. Что, я фигуристка, что ли?..

   АИДА ОСКАРОВНА (не выдержав). Вам не угодишь, соискатель Варфоломеенко!.. Спасибо бы сказали… Вам, между прочим, навстречу идут, хотя есть утверждённые приказом ограничения…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да я что… Я так… Спасибо, конечно…

   ЛЁВА. Ну, как? Все довольны?... Отлично…

       Делает шаг к двери. Но там по-прежнему держат оборону братья Рыбаковы.

   ЛЁВА. Ах, да… Вы ещё… Вам по десять у.е. достаточно будет? Плюс белое исподнее – немного б\у, но, уверяю вас, чистое…
                (оборачивается)
Аида Оскаровна, кликните там на ярлычок «Б\у у.е.», пожалуйста… Да, да, бэушные угодные единицы, на рабочем столе справа… Я так понимаю: это из тех, что с предыдущих соискателей третьей категории сняты… Перебросьте единиц десять – двенадцать на их счёт… И забронируйте им чего-нибудь из беленького…

      Лёва снова пытается пройти, но Рыбаковы по-прежнему на его пути.

   РЫБАКОВ-мл. А мы, какрастки, не продаёмся! Ни за у.е., ни за подштанники… Не на таковских напал!.. Ишь, распоряжается, распоряжается… Пальчонки веером… Развелось вас теперь – молодых да ранних… Да не боимся вас! Костьми ляжем, но ни пяди не отдадим!..

   ДИДИМЯН. Э-э, дедушки!.. Вы здесь не лежайте, пожалуйста, здесь сквозняк. Заболеться можно, да!.. Простатит-мостатит застудиться можете… Давайте, уважаемые, вот сюда…

      Делает попытку вежливо пересадить Рыбаковых, но те сопротивляются.

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (Рыбакову-мл.). Ты, отец, того…  Батонами шибко не шевели… Попросил же человек, вежливо тебя попросил, по-доброму… А то смотри, удалю до конца игры…

   ДИДИМЯН. По-русски не понимаешся, да? Господину Лёве одна минута надо… И всё. И мы с вами захождать будем…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (хватает Рыбаковых за шиворот). Да что с ними нянчиться! Разлеглись тут, два маразматика… С поля обоих – и все дела! С последующей дисквалификацией…

   У двери возникает энергичная потасовка. Неожиданно на помощь Рыбаковым приходят Симочка, Джон, Родных, Пятихлебский.

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Раз так – я тоже прилягу к двери,
                (хоккеисту)
                А вам бы лучше свой пыл умерить!
                Бить ветерана – довольно гадко,
                Являйте силу на спортплощадке!

   ДЖОН. Вам не сметь трогать эти старый люди! Ай эм протестинг!.. Это не есть хорошо и прилично…

   ДИДИМЯН. Э-э, молчи, чурка нерусский! Тебе не спрашивалься: прилично-неприлично… Это что, прилично – под дверь как тюлень валялся?.. Здесь разве сухумская пляж?..
                (кивает на Варфоломеенко)
Спортсмен порядка наводить захотелься, пусти!..

   Почувствовавший поддержку Варфоломеенко, вновь берётся за Рыбаковых. Те отчаянно брыкаются. На хоккеиста коршуном бросается Симочка.

   СИМОЧКА. Сильный, да?.. Накачанный, да?.. Нажрался стероидов, бицепсы подрельефил – так теперь на стариков можно кидаться?.. А ну, срыгни отсюда, жлоб, о лёд ударенный!..

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Слушай, подруга… Сидела бы ты тихо на жёрдочке, не чирикала… А то ведь силовой приём ненароком провести могу…

   Хоккеист делает шаг к девушке, но на него бросаются остальные защитники двери. Схватка приобретает нешуточный характер.
В потасовке не принимают участие лишь Заведеев (безучастно сидит на своём месте), Фаддей Яковлевич (робко отбежал в сторону), Лёва (с интересом наблюдает за происходящим) и Аида Оскаровна (она в отчаянии воздевает руки, пытаясь урезонить участников драки).

   АИДА ОСКАРОВНА. …Да что же это такое! Прекратите! Прекратите немедленно!.. Призываю вас к порядку, господа соискатели!..

   РЫБАКОВ-мл. (отбивается ногами). Господа!.. Нашла господ, какрастки… Сказано: нету тут господ, нету!.. Держитесь, товарищи!.. Это есть наш последний и решительный бой!..

   ДИДИМЯН (отчаянно пихается). Клянусь, дедуля, что последняя будет, если от дверя не уйдёшься!..  Ай, ишак, да ты ещё пинкаешься!..

   РОДНЫХ (принимает позы каратиста). Ки-я-а!.. Это как понимать? Да я… Я в своей парикмахерской ветеранов всегда за полцены стриг… А если под ёжичка – то вообще за тридцать процентов!.. А эти… А вы… Где справедливость?..

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (работает кулаками методично, словно на тренировке). Справедливость? Всеобщая справедливость настанет, когда я лишних игроков с площадки удалю… Надолго… До конца сезона…
                (запевает)
«Тяжелый бой ведёт ледовая дружина,
Мы верим в мужество отчаянных парней…»

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (ловко действуя локтями).
Пускай ты, парень, здоровенный, как дрезина,
Но отвали-ка, будь так добр, от дверей!

   Группа защитников двери дружно подхватывает последнюю строчку: «Но отвали от дверей!»

   АИДА ОСКАРОВНА (подаёт продолжительный сигнал). Это же сумасшедший дом форменный!.. Никогда здесь такого безобразия не было… Соискатель второй категории Родных!.. Соискатель Дидимян!.. Да как этот ужас назвать?.. Соискатели Рыбаковы!.. Ах, какой стыд, какой стыд!.. Если не прекратите немедленно, я вам всем по двадцать у.е. сниму!.. По тридцать…

   СИМОЧКА. Да засунь ты свои у.е. знаешь куда?.. Тут в принципе дело. Блатота не пройдёт!..
                (бросается на Дидимяна, кусает его за руку, оба визжат)

   АИДА ОСКАРОВНА. Соискательница второй категории!.. Снимаю вам сорок, нет пятьдесят угодных единиц!.. Перевожу в третью категорию!.. Без права на восстановление!..
                (в отчаянии озирается)
Соискатель Заведеев, разнимите же их, наконец!..

   Заведеев равнодушно пожимает плечами и отворачивается. Аида Оскаровна бросает умоляющие взгляды на Лёву, но тот лишь усмехается и многозначительно показывает на свой розовый табель. Последняя её надежда — на Фаддея Яковлевича.

   АИДА ОСКАРОВНА. Фаддей Яковлевич, голубчик!.. Вы… Вы самый из всех… Умудрённый, благоразумный… Заклинаю: остановите этот разгул!.. Уймите же их…

                Фаддей Яковлевич не решается, отводит глаза.

АИДА ОСКАРОВНА. Умоляю вас! Шестьдесят… Нет – семьдесят угодных единиц внесу вам в табель из резервного фонда!.. Не бэушных каких-нибудь, а стандартных, активированных… Только восстановите порядок… Собеседование с минуты на минуту начаться может, а тут сеча такая!.. Сделайте же что-нибудь!..

   Фаддей Яковлевич начинает несмело ходить вокруг дерущихся: то одного робко потянет за штанину, то другого за рукав…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. О, возлюбленные мои братия и сестры!.. Призываю усмирить бушующие в вас страсти, прислушаться к голосу разума, вспомнить о великом предназначении, приведшем нас сюда…

      Внезапно Фаддей Яковлевич получает увесистую плюху. От удара он отлетает прочь, садится на пол.

   АИДА ОСКАРОВНА. Фаддей Яковлевич!.. Голубчик!.. Восемьдесят у.е… Девяносто… Сто!..

 Фаддея Яковлевича словно какая-то сила резко поднимает на ноги. Он неузнаваем.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ (со зверским выражением лица и диким криком бросаясь в самый эпицентр кучи-малы). А-а-а-а-а-а!!! Стоять-бояться, падлы, твари, уроды!.. Всем матку наизнанку выверну, всем кровь отворю!.. Волчары позорные, соискатели грёбанные!.. Что, угодных единиц захотелось? А мошонку вам не вырвать, в рот-компот, япона мать?.. Белых рубашечек захотели, суки отвязные?.. Носков белых?.. Да я вам сейчас заместо рубашек – глаз на жопу натяну и моргать заставлю!..

   Драка прекращается. Все участники потасовки ошарашено глядят на Фаддея Яковлевича.
   В этот момент над дверью загорается табло «Входите».


                Деяние второе

     Идёт банкет по случаю завершения собеседования. Накрыт длинный стол, во главе которого сидит Лёва – абсолютно весь в розовом. По правую руку от него восседает Аида Оскаровна. Она здорово навеселе и лезет ко всем целоваться.
Для большинства соискателей собеседование, очевидно, закончилось неплохо. Это заметно по экипировке: на Дидимяне – белая кепка, светлые брюки, на Варфоломеенко – белая хоккейная форма, Фаддей Яковлевич облачён в нечто белое, напоминающее сутану. Даже у Заведеева обновка – белая телогрейка.
Гораздо меньше светлых элементов в одежде Пятихлебского, Родных и Джона. Потому и сидят они подальше от Лёвы, и веселятся не так искренно. И уж совсем серые тона преобладают у Симочки и братьев Рыбаковых. Их места – на самом краю стола.

   ДИМИДЯН (встаёт, поднимает бокал). А теперь давай прошу подняться этот прекрасный нектар за нашу глубокоуважаемый Аида Оскаровна, да! Только благодаря такой умница и красавица мы сумель проходиться этот трудный собеседования. Клянусь – никогда я так не волновался, вспотелся даже!..

                Все чокаются, выпивают.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Истинно: величайшее есть благо в том, что нашим поводырём, куратором, можно даже молвить – пастырем, в сей ответственный час была Аида Оскаровна. Да воздастся ей за все её благие деяния сторицей: белыми одеяниями и угодными единицами в превосходной степени!

   ЗАВЕДЕЕВ. Да, да, именно – белыми!.. Я ведь уже и надежду всякую потерял… И не думал, что мне, отчисленному в третью категорию, будет такое снисхождение… А вот… Смотрите: белая телогрейка и сапоги резиновые – тоже белые!.. Немного б\у, но выглядят как новые…

   АИДА ОСКАРОВНА. Ну и что с того, что б\у?.. Написано на них, что ли?.. Белые зато… Носи, соискатель – не жалко!.. Ты, Заведеев, правильно повёл себя, не стал лезть в эту вакханалию у дверей, потому и милость тебе… Потому и полюбила я тебя… Дай-ка я тебя расцелую!..

       Аида Оскаровна пытается поцеловать Заведеева, но тот вежливо уклоняется.

   ЛЁВА (выпив, закусив). Прав Дидимян, трудное было собеседование. Уж на что, казалось бы, я, а ведь едва, образно говоря, не засыпался… По векселям госбанка не рассчитался? Не рассчитался, не успел... Сомнительную сводку по первому полугодию не проверил? Нет, поленился… Помог управляющему служебную машину на дочь переоформить? Было, было, поставил свою подпись… Слушайте, и откуда только всё известно?..

   АИДА ОСКАРОВНА (многозначительно поднимает палец). О-о-о!.. Тут, Лёва, всё навсегда известно… Всё до капли… Кстати, почему не налито?

                Разливают нектар по стаканам, выпивают.

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Эх, напьюсь сегодня!.. Гори они теперь огнём – и режим, и установки тренера!.. А что, разве не повод? Гляньте только: и шлем, и гетры, и свитер – всё белое! Ещё бы клюшечку-подружечку…

   ДИДИМЯН. Ха-ха-ха… Тоже поэт-моэт стал, тоже стихотворений говорить научалься…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО (пренебрежительно). Да вертел я всех этих поэтов!.. На крюке…
                (косится на Пятихлебского)
Лайнсмена от судьи-информатора не отличают…

   ЛЁВА. Эй, Пятихлебский! Ты чего грустный такой? Рифму, что ли, сидишь, придумываешь?

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Не прочь смеяться, не прочь напиться…
                Да где взять повод, чтоб веселиться?..

   АИДА ОСКАРОВНА. Ой-ой-ой… Какие мы гордые, какие мы обиженные!.. Сказал бы спасибо, что по третьей не загремел. За такие выкрутасы, как там, у двери – самое бы то все у.е. списать. А ему ещё навстречу пошли, оставили вторую категорию с испытательным сроком…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ (всплёскивает руками). Всегда, всегда меня поражало, сколь велика бывает людская неблагодарность! Нет, я не осуждаю кого-либо, да и имею ли я на это право?.. Нет, не с праведным укором, но с глубокой душевной скорбию размышляю я над сиим печальным фактом…

   ЗАВЕДЕЕВ. Да, поэт… Ты бы и в самом деле, того… Слово доброе хотя бы сказал, что ли… Спасибо, мол, что глупость мою простили, в соискателях условно оставили…

   ДИДИМЯН. А лучше бы – тост красивый-красивый сказал… Такой тост, чтобы мисль как бабочка порхалься, как орёл парилься, да!.. Чтобы от твой тост самому захотелься крилья замахать, улететь, да!..

   ЛЁВА. Скоро все, образно говоря, замашем крыльями… Улетим… Вот банкет закончится — и каждому —  на свою станцию назначения… На свой уровень…Кто что заслужил… Ну, так скажет кто-нибудь тост?

                Пятихлебскому наполняют бокал. Он поднимается.

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ (неуверенно). Всё так нежданно и как-то сразу…
                Я не умею – чтоб по заказу…

Остальные подбадривают поэта, Аида Оскаровна выразительно потрясает табелем.

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Волнуюсь очень, аж в горле спазмы…
                Сегодня вместе в последний раз мы.
                Пусть кто-то в первой, а кто-то в третьей,
                Но свои кубки полней налейте!

                Бокал сей пенный я пью с разбега
                За одеянье белее снега,
                За единицы – чтоб много было,
                За испытанье, что нас сдружило!

                Но главный тост мой не знает меры:
                За эту даму – нежней Венеры,
                Сильней Геракла, мудрей Евклида...
                Я пью сей кубок за вас, Аида!

   АИДА ОСКАРОВНА (вытирает набежавшую слезу). Ох, Пятихлебский!.. Что ж ты делаешь?.. Пронял, до самых печёнок пронял… Это надо же так выдумать: «за испытанье, что нас сдружило…»! Дай-ка, дай я тебя расцелую, стихотворец ты наш второй условной категории!..

   Пытается поцеловать поэта, но тот находит способ уклониться. Тем не менее, за удачный тост он получает белый галстук-бабочку.

   ДЖОН. Да, да! Это есть хорошо сказать: «одеянье белее снег»… Вери гут, очень хорошо!.. Такой колпак я прежде никогда не иметь…
                (демонстрирует белый поварской колпак)

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Нормальный колпачок… Клёвый… А мог бы и полностью в белом быть, если бы не дурковал… Ну чего ты, Европа, за этих припадочных вступился? Брыкался тут, орал, как потерпевший… Болван!

   АИДА ОСКАРОВНА. И я говорю: болван! Ещё повезло, что тоже условно-второй отделался… А вот тем точно ловить уже нечего… Третья – с полным списанием всего актива угодных единиц и без права на апелляцию.
 (кивает на другую половину стола, где пришибленно сидят Симочка и братья Рыбаковы)

   РОДНЫХ. Аида Оскаровна!.. Я, как второй с испытательным сроком, конечно, не имею права  просить… Но вы же добренькая… Вы всё понимаете… Разве нельзя простить их ради такого повода?.. Они же не будут больше… Правда, не будете?

                Рыбаковы и Симочка униженно опускают головы.

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Ах, как просто у вас всё, соискатель условно-второй категории Родных! Набедокурил – покаялся – простили… Но разве не по подобному поводу сказано было: не впусти в сердце своё искушения, ибо, увязнув во грехе лишь дланью, – увязнешь в неправедности всем существом своим… Раньше, раньше придуркам этим надо было соображать…

   ДИДИМЯН. Точно – соображать!.. Думать… Поведения своя смотреться, да!.. Глядите, какой синяк этот гадюка мне на рука сделаль…
                (показывает всем следы от Симочкиных зубов)
Но есть и другой сторона, да?.. Что плохой биль, забывать надо, да?.. Верно парикмахер говорилься, повод такой…

   ЛЁВА. А что, повод?.. И повод, и цель у всех одна была – пройти, образно говоря, через очищение, искупить прежние неугодные деяния и определиться с дальнейшим местопребыванием. С уровнем, которого каждый из соискателей достоин… Кто-то сумел пройти испытание, а кто-то… Короче, по-моему совершенно ясно, кто чего заслуживает… Или будем ставить вопрос на голосование?

                Белое большинство соискателей смеётся.

   АИДА ОСКАРОВНА. Конечно, ясно – и точка! Чего тут бюрократию разводить, скоро, наверное, отправление, а мы ещё, того… Ни в одном глазу… Наливай!

                Разливают нектар, выпивают.

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Нет, что бы ни говорили – толковая у нас команда подобралась! Типа сборной…Вот бы и дальше поехать вместе…

   АИДА ОСКАРОВНА. Нет, нет… Исключено… Каждый отправится на свой уровень согласно сумме активированных и утвержденных у.е. Вы табели свои откройте… Там на последней страничке, где печать и подпись… Видите, буковка? Так что на посадку – строго по своим литерам… Первым, конечно, вы, Лёва… Ух, какой вы!.. Мальчик в розовом… Дайте-ка я вас на прощание расцелую!..
                (тянется к Лёве, но тот уворачивается)

   РОДНЫХ. Но, знаете… Мне кажется, что они раскаиваются…

   ЗАВЕДЕЕВ. Раскаиваются – точно!.. Они жалеют, что так по-глупому получилось…

   ДЖОН. Жалеют, я видеть, ай ноу, я знать это точно!..

   ДИДИМЯН. Аида Оскаровна, уважаемый, ты близко посмотрель – они жалеются, да! Видишь, все голова киваются…

   АИДА ОСКАРОВНА. Притворяются…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Лицемерие, фарисейство – есть тягчайший проступок. Ах, как прав был учивший: не вверяй дух свой в лоно обмана, ибо тем ты преступаешь чрез заповедь наиглавнейшую…

   РОДНЫХ. Да нет же!.. Они и вправду хотят прощеньице просить…

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Пусть тяжко очень их преступленье,
                Но проявите к ним снисхожденье!..

   ЛЁВА. А тебе, Пятихлебский, слово вообще-то давали?.. С тебя условно-вторую никто ещё не снимал…
                (обращается к Джону и к Родных)
И с тебя… И с тебя… Ещё не известно, на каком уровне в итоге окажетесь… И в каких одеждах… Так что сидите и не вякайте…
                (орёт осле паузы)
Я раскаянья не вижу!.. Не вижу раскаянья!.. Где оно – раскаянье их?..

   Нетвёрдой походкой Лёва поднимется из-за стола, выходит на середину сцены.

   ЛЁВА (тыкает пальцем в сторону Рыбаковых). Эй вы, контуженные!.. Ну-ка, подошли быстро сюда!
                (братья подбегают к Лёве)
Э-э-э, нет! Так дело не пойдёт… Службу забыли, нюх потеряли?.. Вразвалочку, будто одолжение соискателю высшей категории делают… Как положено подходить? Чтоб бодрый вид, твёрдый шаг…
                (Рыбаковы безропотно выполняют приказ)
Да вы что, старые перцы, издеваетесь?.. Я как сказал? Бодро, шаг чеканный, подбородок выше…
                (братья предпринимают очередную попытку)
Вот… Вот… Уже лучше, но будем тренироваться… Так как говорите-то? Раскаяние обуяло? В беленьком да чистеньком на старости лет пофорсить приспичило?.. Кому молчим?..

   РЫБАКОВ-мл. Да!.. Так точно, господин соискатель высшей категории, высшей категории… Нам бы в белом, какрастки… Хоть чуть-чуть…

   ЛЁВА. В белом? Губа у тебя, смотрю, не дура… А, может, сразу в розовом?.. Белого всем хочется, да не каждый удостаивается. Понял?

   РЫБАКОВ-мл. Так точно! Но я… Но мы исправимся, искупим…

   ЛЁВА. Даже не знаю, что вам предложить… Вы с братцем что предпочитаете: белый фрак или всего лишь костюм-тройку с шёлковой жилеткой?.. Да вы не стесняйтесь, заказывайте!..

   РЫБАКОВ-мл. Зачем фрак?.. Мне бы… Нам бы с братом, какрастки, по паре белья, по паре белья… И угодных единиц, если можно, хотя бы по десяточку… Чтобы, какрастки, с третьей категории во вторую перевестись…

   АИДА ОСКАРОВНА (встаёт, подбоченивается). Ага! Вот они как заговорили, голубчики!.. А когда там у двери валялись, костылями махали – не думали об угодных единицах? «Не продаёмся!» кричали… А теперь, значит, третья их уже не устраивает, вторую категорию подавай…

   РЫБАКОВ-мл. Уж не знаю, Аида Оскаровна, как и случилось всё… По глупости, по тёмности нашей… Простите дураков старых, переведите, какрастки, во вторую!.. Хотя бы с испытательным… Не за себя прошу – за брата тоже… Инвалид… Ветеран…

   ЛЁВА. Ловко! Ловко ты братцем своим прикрываешься… Сначала у двери его с собой посадил, теперь вот у.е. для него клянчишь… А ведь эти угодные единицы из воздуха не берутся, их – эти у.е. – ещё, образно говоря, заслужить надо…

   АИДА ОСКАРОВНА. Точно – заслужить!.. Они, наверное, думают, что эти единицы у Аиды Оскаровны в ящике стола лежат… Или на дереве растут… Да они все наперечёт, каждая – с потом и кровью!..

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Вот это верно, вот это метко!.. Да имей свой хлеб в поте лица своего… Слушайте, не грех за такие меткие слова и накатить, братия и сестры мои возлюбленные…

                Наливают, чокаются, выпивают.

   РЫБАКОВ-мл. Да я отслужу!.. Мы отслужим, отслужим!.. Вы только мигните… Только скажите, что сделать-то…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. А пускай они помаршируют…

   ДИДИМЯН. …И поползаются!

   ЛЁВА. Слышали, пердуны бэушные?.. Ну-ка, покажите класс, тряхните стариной… Как раньше учили? Ать-два, ать-два… Левое плечо вперёд!..

                Рыбаковы не без труда выполняют элементы маршировки.

   ДИДИМЯН. Ай, плёхо!.. Ай, нехорошо!.. Наверное, яйца вам натираются, мешаются… Носка тяни, дед, нога выше!.. Ещё выше!..

   ЛЁВА. Бодрее вид! Грудь колесом!.. Раз-два… Раз-два… Раз-два, левой, левой…

   АИДА ОСКАРОВНА. Хи-хи-хи… Левой, вам сказано!.. Кру-гом!..

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Двигай поршнями!.. Отмашка резче!.. Это что, отмашка?.. Это ты так флакон с «Кристаллом» раньше к пасти подносил… Вот так рука должна быть, на уровне плеча…
                (пинает ветерана под зад)

   ЛЁВА. Раз-два, левой, левой, левой… Подбородок выше!..

   ДИДИМЯН. Вспишка слева!.. Ха-ха-ха!.. Вспишка-мишка… Ха-ха-ха!..

   ЛЁВА. И справа вспышка!.. Вспышка, я сказал!.. Вы что, оглохли, дефективные?..

   Рыбаковы бросаются на пол, ползают, уклоняясь от «вспышек». Постепенно и остальные участники банкета, кроме Симочки, входят в раж. Раздаются крики: «Газы!», «Вспышка!», «Окопаться!», «Воздух!»…

   ЛЁВА (утомившись). Фу-у… Ну, уморили… Хорош пока… Ну что, Аида Оскаровна, каковы орлы?.. Я думал, им уже только дерьмо клевать, а они ого-го… Могут ещё… Так как, сделаем благое дело, скинем воякам на лицевой счёт единиц по восемь? А?.. Учитывая успехи в боевой и политической?..

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. А не жирно им будет? Недавно только валялись у двери, орали всякое непотребство, сопротивление чинили…

   ЛЁВА (благодушно). Да ладно… Блажен, простивший ближнему прегрешения его… Или как там у вас?

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. …Да отпущены будут грехи всякому, кто снизойдёт к падшему да прокажённому… Но… Сразу по восемь на рыло?..

   ЛЁВА. Да что там… Ради такого случая, такого повода… Ладно! По пять у.е. каждому в табель и условно-вторая до ближайшего замечания… Ясно?

   РЫБАКОВ-мл. Так точно!.. Очень благодарны, благодарны… А как насчёт беленького, чистенького?..

   ЛЁВА. Ах, да… Вот, пока достаточно, а там поглядим…
                (небрежно бросает Рыбаковым свои перчатки и кашне)

   АИДА ОСКАРОВНА (грозит униженно кланяющимся братьям пальцем). Ох, поглядим!..

   ДИДИМЯН. Ах, какое день!.. Что за день!.. Празднуйся все, а!.. Пускай же теперь мы выпьемся за большой-большой сердце этот людей, за ихний щедрый душа!..
                (указывает бокалом в сторону Лёвы и Аиды Оскаровны)         

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Да уж… Розовый костюм, высшая категория… Это вам не дворовый клуб… НХЛ – не меньше!.. Лёва, я будто с тобой целый сезон в одном звене отыграл… Так полюбил… Веришь, братан, не хочу с тобой расставаться!..

   АИДА ОСКАРОВНА (с трудом удерживая равновесие). А мы не отпустим его!.. Вот не отпустим – и всё!.. Правильно я говорю, господа-товарищи соси… коиса…соискатели?.. Нам самим такой розовый да симпатичный нужен…

   Делает отчаянную попытку повиснуть на шее у Лёвы и поцеловать его, но тот умелым манёвром отстраняется.

   ЛЁВА (пытается всё обратить в шутку). А я вас, образно говоря, с собой возьму!.. Ха-ха-ха… Точно, с собой… Отправление через пять минут…
                (бросает взгляд на наручные часы)
Да что ты будешь делать!.. Стоят – и всё тут… Впрочем, какая теперь разница!.. Дидимян, хоккеист, Фаддей Яковлевич — давайте к нам!.. И ты, Заведеев, тоже подсаживайся… Не сюда, не сюда — в тамбур…Отправление через три минуты…

   Названные соискатели охотно принимаю игру. Они усаживаются прямо на стол, который превращается для них в вагон. Они раскачивают конструкцию, слышны возгласы «ту-ту», «поехали!», «приготовьте билеты!»…

   ЛЁВА. Поезд на высший уровень отправляется с розовой платформы… Провожающих просим покинуть вагон…

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. …А то выкинем провожающих на ходу к едрене-фене… Чух-чух… Туалеты находятся в конце вагона…

   ДИДИМЯН. Просимся быстро-скоро заплатить багаж и спальний простыня… Ту-ту…

   АИДА ОСКАРОВНА. Вагон-ресторан находится в центре состава… С полным набором напитков, между прочим… Дум-дум-дум…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Курить и материться разрешается только в специально отведённых тамбурах… У-у-у…

   ЗАВЕДЕЕВ. Чай и сахар обеспечиваются обслуживающим персоналом по первому требованию пассажиров… Дрям-дрям-дрям…

   ЛЁВА. Точно, обслуживающим… Эй, условно-вторые! Ну-ка, быстро сюда на полусогнутых!..
      (к нему с готовностью подбегают Пятихлебский, Рыбаковы, Джон и Родных)
Ну, обслуга!.. Чего стоим?.. Поезд еле тащится, а они торчат там как вкопанные... Ну-ка, покажите, как настоящий соискатель высшей категории должен следовать до своей станции назначения!
   
   «Условно-вторые» раскачивают стол-вагон, шумят, имитируя стук колёс, гудки паровоза. Некоторые, взяв в руки цветочки из вазы, бегают мимо «окон», изображая пролетающие мимо «поезда» ветви деревьев.
   В ходе всего этого сумбура никто не вспоминает о Симе, сидящей в сторонке. Она молча и без улыбки наблюдает за происходящим.
   Вволю «накатавшись», все возвращаются на свои места.

   ЛЁВА. Вот это класс!.. Прокатили с ветерком… За такое путешествие можно и выпить…

   Разливают нектар по стаканам, выпивают – в том числе, и «условно-вторые». Все шумно и возбуждённо обсуждают происходившее только что.

   ЗАВЕДЕЕВ. Так качали, так качали!.. Я чуть из вагона не выпал…

   ДЖОН. Да, мы делать сильный ход… Фул спид…  Ес, мы очень энергично ехать…

   РЫБАКОВ-мл. Энергичнее некуда… Я чуть не задохся, какрастки… Едва под колёса не свалился…

   ПЯТИХЛЕБСКИЙ. Когда твой поезд как вихрь несётся,
                Состав подобный судьбой зовётся…

   ФАДДЕЙ ЯКОВЛЕВИЧ. Какая ещё судьба?.. Я чуть не облевался…

   РОДНЫХ. А мне нравится, когда быстро… За окном кустики, столбики, домики так и мелькают, так и мелькают… Вы видели? Это я там с веточками бегал… Здорово придумал?

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Ловко… Аж в глазах зарябило…

   ДИДИМЯН. Так ветер дуль, так дуль… Я даже окно закрывать от сквозняк захотель…

   ЛЁВА. Не знаю, не знаю… Я лично вспотел… Такая жара!..

   СИМОЧКА. Да… Там тоже было жарко… Очень жарко… Я вспомнила… Огромная страна: пустая и раскалённая… Камни жгут ноги… Пить хочется… А пить некогда и останавливаться некогда – надо успеть запомнить слова, важные слова какого-то странного человека в длинной одежде… Человека, который скоро уйдёт… И я не увижу его больше…

           Пауза. Все оборачиваются на Симочку, долго и молча смотрят на неё.

   ВАРФОЛОМЕЕНКО. Эй, подруга!.. Ты чего несёшь-то? Какая ещё пустыня? Какой-такой человек?.. Ты что, вообще в офсайт выпала?.. Сидишь там одна… Не по-спортивному как-то получается…

   РОДНЫХ. Сима, Симочка!.. Мы и в самом деле о вас забыли… А вы – о нас…

   ДИДИМЯН. Какой-такой забили!.. Он специально там пряталься, с нами вместе в вагон-магон ехаться не хотель… Видишь: отвернулься даже!..

   РЫБАКОВ-мл. Тэкс, тэкс… А вот это зря, это зря… И отворачивать, какрастки, рожу не надо… Раз все в один состав посажены – и ты будь добра… Нечего тут целочку из себя строить… Все – так все…

ЛЁВА. Слышите, Симочка? Люди-то дело говорят… Люди в годах, опытные, уважаемые… Ну-ка, давайте-ка к нам!..

                Симочка робко и нерешительно подходит к остальным.

ЛЁВА (берёт Симочку за руку). А я-то думаю, чего нашему паровозу не хватает?.. А ему веселья искреннего, радости, горящих девичьих глаз, образно говоря, не хватает… Вот состав прибывает на станцию, а на перроне лучших из лучших соискателей встречают по высшему разряду: девушки, музыка…
                (оборачивается к остальным)
Я сказал, музыка!

   Соискатели быстро выстраиваются и начинают наигрывать бодрый марш.

   ЛЁВА. Какая торжественная встреча! Цветы, оркестр, фейерверки… Вокзал расцвечен яркими огнями, всюду иллюминация… А самая симпатичная из встречающих барышень исполняет для соискателя высшей категории очаровательный танец…
                (Симочка мнётся)
Симочка, разве вы не слышали? Танец! Танец!..

   Лёва выталкивает девушку в центр, начинает хлопать в ладоши. Слышатся крики: «Танец!», «Танец!»…
   Сима теперь стоит в самой середине образовавшегося полукруга. Подчиняясь ритму, она начинает то ли танцевать, то ли отчаянно вырываться из полукольца. Но окружающие уже вошли в раж, они всякий раз толкают Симочку обратно в середину светового пятна. Их возгласы всё яростнее, ритм всё быстрее…
   Возле девушки мечется совсем потерявшая над собой контроль Аида Оскаровна. То она хлопает вместе с остальными, то ни с того ни с сего бросается целоваться, то пробует танцевать…
   А темп танца всё нарастает. Наступает какое-то безумие. Из полутьмы к Симочке тянутся руки, они хватают её, рвут на девушке одежду… Она защищается, уворачивается, мечется, падает, поднимается, пытается исполнить какие-то па, снова падает… Наконец, она остаётся в одной бесформенной сорочке, больше похожей на рубище. Перепуганная, бледная, босая, с распущенными волосами…
   И в этот момент к ней толкают Аиду Оскаровну.
   Поцелуй.
   Мелодия, крики, хлопки – всё разом замолкает. Обессилевшая Аида Оскаровна мешком оседает на пол и тут же засыпает. Где-то в стороне слышен то ли гонг, то ли гудок. И все понимают: это сигнал к отправлению.
   Оставив на сцене лишь Симочку и Аиду Оскаровну, все молча отступают куда-то в темноту. Наверное, они направляются к перрону. Каждый к своему.
   На несколько мгновений у светового пятна задерживается лишь Рыбаков-ст.

   РЫБАКОВ-ст. Прощайте, Симочка… И простите нас, если сможете… Гудок… Уезжаем, навсегда уезжаем… Вряд ли вернёмся, едва ли теперь когда-нибудь свидимся… Разве что через много-много лет… Так много, что даже представить боязно…А вы… Вы остаётесь… Вам начинать сначала… Всё с нуля… Простите, Симочка!..

  Наконец, растворяется в темноте и он. Звук сигнала постепенно затихает вдали. На освещённом крошечном пятачке сцены остаётся только Симочка. Не видно даже Аиды Оскаровны – она лежит где-то в невидимой части наполненного безнадёжной тьмой пространства.
   Некоторое время Симочка ёжится, вздрагивает плечами, как от озноба. Но вдруг, решившись на что-то важное, расправляет спину, делает шаг прямо в центр бьющего сверху столба света.
   Свет такой яркий, такой чистый и неземной, что рваная замызганная симочкина рубашка кажется ослепительно белой.
   Как первый снег.

СИМОЧКА. С нуля?..
                Сначала?..
                Это ль не химера:
                Преодолев волненье и испуг,
                Забыв про преисподнюю партера,
                Шагнуть, как есть — вот в этот самый круг?

                Наотмашь по щекам кнутом стегает
                Смешок, вспорхнувший с самых первых мест…
                Но тот, кто всходит к рампе, — он-то знает,
                Что круг на сцене — тот же самый крест.

                Свет пригибает к полу… Что за дело!
                Умел подставить плечи — так неси!
                …Но как, скажите, оставаться в белом,
                Когда влачиться надо по грязи?

                Как, повинуясь взгляду или вздоху,
                Смотать в клубок запутанную нить?
                Как начерно прожитую эпоху
                Вдруг просто взять — и набело прожить?

                Прожить насквозь,
                навзрыд,
                напропалую,
                Страдая, корчась, славя и любя?..
                Прожить хотя бы раз начистовую,
                Прожить за всех.
                А значит, — за себя.

                Но знаю, выйдет!.. Не наполовину,
                Не на четыре пятых, не на треть,
                Когда подставить тяжести всю спину
                И вспомнить что-то главное суметь.

                И я припомню — медленно, по крохам:
                Жара… Пустыня… Скудная земля…
                Эй! Обнулите счётчики эпохам!
                Я начинаю заново.
                С нуля.




                Занавес               




               г. Челябинск                cherlak44@yandex.ru