Динь-дилинь или хрясь?

У распахнутого настежь окна стоял стол, являвший взору остатки роскошного пиршества.

Легкий предутренний ветерок лениво шевелил занавески и, слегка пришепетывая, шуршал свисающим углом скатерти – ш-ш-шурх, ш-ш-шурх…

На столе стоял изящный Фужер тонкой работы и с гримасой отвращения разглядывал завершившуюся, видимо, недавно вакханалию празднества.

- Ах, какое беспросветное невежество! – мелодичным голоском простонал Фужер. – Динь-дилинь, динь-дилинь!

Лежащая рядом с ним толстобокая Стопка с массивным дном проснулась, утробно рыгнула – гры-гры-ррых! – и вопросила:

- Пффф, тебе что-то не нравится, дылда?

- Фи, как вы вульгарны, мадам! Обращаться на «ты» к особе королевской крови – это верх неприличия и невежества! Я – Фужер богемского стекла – не позволю! Мало того, что они бросили меня здесь, посреди ужасающего разгрома и крайне неаппетитных ароматов, так еще и по соседству с вами! Бр-р-р!

Крайне неаппетитные, на взгляд Фужера, запахи привлекли армаду мух – и в раскрытое окно занесся их целый жжжууужжжащий рой.

Насекомые деловито обозрели открывшуюся перед ними картину и выбрали каждая по своему вкусу:

• Кто-то – длинные тонкие ножки лапши по-китайски, свисающие с края супницы;
• Кто-то – красные панцири вареных раков, покрытые местами ниточками укропа;
• А кто-то - влажно лоснящиеся маслины в хрустальной розетке.

- Слышь, ты, особа, приближенная к императору, - отдуваясь и пыхтя (пфых! Пфых! Пфых!), проговорила Стопка, - не ной! Лучше скажи: там, на сервировочном столике, за галереей бутылок, не видать ли моих сестер? Как-то неуютно мне тут с тобой…

- Апчхи! – вдруг звонко чихнула она и прогнусавила: - Ну, вот, не хватало еще ваших благородных болячек подцепить! А-а-а-пчхи!

Изящный Фужер тоненько зазвенел от возмущения:
- Да вы…вы…вы просто невыносимы! Дзынь-дзынь! Да-да-да! И – клянусь своей алмазной огранкой! – я не вижу никого, кто бы хоть отдаленно напоминал вас! Фи!

Во время этой тирады на дальнем конце стола (прямо возле блюда с недоеденным запеченным осетром, вокруг которого, подчеркивая его мраморную величавость, расположились лимонные глазурованные кольца) проснулся котенок.

Он встал, потянулся, широко зевнул (мя-а-а-у-у!) и снова улегся – наблюдать за мухами, сновавшими по хлебным коркам и подсохшей черной икре в хрустальном ведерке.

Толстобокая Стопка, ожидавшая завершения кошачьих маневров, злобно прошипела:

- Ну, ты, фитюлька на длинной ножке! Кому ты вообще можешь быть нужен?! Этим тощим вертихвосткам-девицам, которые трещат без умолку над – смешно сказать! – блюдечком с несчастным салатным листочком?

То ли дело я – солидная посудина (упх, упх, упх)! В меня наливают серьезные напитки, которые сопровождают основательную трапезу: поджаристые отбивные в хрустящей корочке или вон того же запеченного осетра с его выпученными глазками и лимонными блестящими кружочками! Вот это я понимаю!

Представь только: на раскаленную сковороду капнули водой – чтоб проверить степень нагрева. И она – пш-ш-ш! – разлетелась мелкими горошинками во все стороны! И тут же – шмяк! – отбивную, нежную, истекающую соком, - без масла, заметь! И она – чш-ш-ш-ш! – шипит-скворчит, обрастая изумительной корочкой!

А в это время с холода занесли графинчик, торжественно поместили его в центр стола, добавили антуражу из зелени и овощей, поставили Меня… И как раз хоп! – отбивные подоспели! Хр-хр-хр – хрустит под ножом корочка, открывая безумно нежное нутро… И графинчик уже запотел – роняет слезки на белоснежную скатерть!.. Кр-р-р-расотища!

А ты что? Тьфу одно – и всё!

- Это почему же «тьфу», позвольте спросить?! Я – для благородных, изысканных вин, под которых так душевно можно поговорить с дамой! Или юную барышню очаровать! И мое динь-дилинь подчеркивает волшебство мгновений, когда душа воспаряет!..
Меня обнимают нежно, аккуратно придерживая восхитительно-тонкими пальчиками… Ко мне льнут в сладчайшем поцелуе, надеясь продлить божественный миг до бесконечности!.. И яства я сопровождаю – не чета вам и вашей компании!

Тут на Фужере блеснул солнечный зайчик из распахнувшихся занавесок. Котенок, до этого времени делавший вид, что дремлет, подпрыгнул к Фужеру и хватил по нему лапой.

Изящный Фужер свалился на стол.

- Динь-дилинь! – хрустально-испуганно зазвенел его голосок.

Кр-кр-кр – прокатился Фужер по столу, на мгновение задержался на самом краю и рухнул вниз.

- Дзынь! – раздался его последний вскрик.

- У-ха-ха-ха! – захохотала толстобокая Стопка. – Вот и договорился, дылда! Ух-ха-ха-ха!

Солнечный зайчик метнулся на ведерко с икрой. Котенок кинулся за ним, оттолкнулся лапками от стола и влетел мордочкой прямо в гущу деликатеса. В прыжке он отпихнул все еще хохочущую Стопку.

- У-ха-ха! – надрывалась та, - я никогда не разобьюсь, нико… ХРЯСЬ! – упала она на пол и замолчала.

Где-то внизу хлопнула дверь – стук! Послышались чьи-то быстрые шаги – топ-топ-топ, дверь распахнулась, и девичий голос воскликнул:

- Ай!

Котенок метнулся под стол и затих там, слизывая с мордочки икру и довольно урча: ур-р-р…



6.07.20