Серёга

Медиумический рассказ, записанный при помощи "яснослышания".


  По его походке можно было решить, что идёт больной человек, но больным он не был – было ранение в ногу, от которого тело перекашивало на левую сторону. Теперь Сергей Иванович, в прошлом Серёжа или Сергей, относился к своему здоровью холодно, снисходительно.
 "Хватит обращать внимание на царапину, - говорил он жене Софье Максимовне, - я уже не мальчик, которому взбредёт в голову повеситься".
Он считал, что жена недостаточно его понимает и думает – ему надоело жить, ведь он болел каждой весной и осенью: ныла спина – отзвуки старого ранения, а это... про ногу он и думать не хотел. Что выбивало его из колеи, так это притязания на его свободу: он был ограничен в общении с друзьями и на работу его "не пускали нервы", так говорила супруга Софья Максимовна. Не то чтобы он не любил жену, но её забота доводила до исступления. Он сердился, ворчал, потом резко криком давал знать: "Уходи!" Дальше следовал гнев... она понимала, не хотела понимать... он ударил жену только раз и это был конец отношению мужа к жене. Она больше не подпускала к себе, а он не звал как раньше "моя ненаглядная" и много разных имён, только: "Софья, поди сюда... принеси мне..." - и всё в этом роде. Отношения продолжались на другом уровне, но их это не устраивало больше. Она жаловалась матери:
  - Я ещё молода, мама, мне хочется платьев... снятся сны о любви, а он... уйду от него, - заканчивала она свою тираду.
Мать отвечала словами из песни: "Стерпится – слюбится". Но сама понимала, что дочь не отдаёт отчёта своим действиям: уйдёт – потом пожалеет. Уговаривала:
  - Как можешь, Софья, раненого бросить? Ведь он...
  - Ах да! Он же раненый – ему всё можно: и жену бить, и... – она заплакала, - он не подходит, мама, я даже дверь открывала.
  - Так ты открывала или закрыла? – она помнила дочкин разрыв и "наказание" мужу, которое не отменяла.
  - Он не хочет меня, мама, лучше уйду, я так хотела...
Это шло по кругу: мать и дочь обсуждали разрыв снова и снова.
  - Хорошо, уходи, приму. Иди и скажи: "Ухожу к маме". Ну, ты и без меня найдёшь что сказать, иди.
Разрыв был не долгим – скоро вернулась: подруги осудили – бросила раненого мужа, едва дождалась – внимание подавай. И другие знакомые были не согласны встречать обиженную на несчастного мужа "брошенку". Ей виделись перспективы свободной жизни – на деле их не было совсем. Развод не давали (такое было при неубедительных доказательствах невозможности совместного проживания: только наличие измен, в особенности женской половины, но учитывались оба). Ревности не было ни у одного – не изменяли.
  - Ну, это, голубушка, - по-отечески мягко выговаривал мировой судья, взявший на "просмотр" дело о разводе, - ты к маме захотела, вот и всё, иди – мирись. Никакие сопли не помогут – не разведу.
Она действительно плакала: откуда слёзы взялись? Обиды нахлынули разом, вот и расплакалась. А судья знал отца, когда тот учился с ним в гимназии, потом в университет вместе поступили. Не дружили – нет, но всё друг о друге знали. Доктором он был не плохим, а умер от удушья: где-то подхватил инфекцию и не вылечил себя. Оставил маленькую дочь и молодую жену: она замуж не вышла – воспитывала дочь. "Самоотверженная мама и безалаберная дочь», - думал про себя судья, прогоняя от себя назойливую дамочку.
  - А придёшь ещё, выведу с полицией! – крикнул ей вслед рассерженный судья (особа не хотела уходить).
"И ведь только раз такую ударил..." – не осмеливаясь произнести это вслух.
  - Иди-иди, развод будет не у меня...
"Здесь все дерутся", - продолжал судья свою мысль.
  - Вернулась? Ну, иди... поправь вот это, - то ли шутя, то ли всерьёз муж указал на подушки, - знаешь, у нас гости: моя двоюродная сестра Марго. Ты её не знаешь, недавно из-за границы приехала. Хорошо... так (жена поправляла подушки), познакомлю в гостиной. Она пока... – он хотел сказать "в гостях, но потом переедет насовсем", но из прихожей послышался шум.
  - Серёга! Это кто у нас ночует? В гостинице мест не оказалось? Ах, вот что?!
В комнату входила роскошно разодетая дама, она блистала изумрудным колье на шее – весь её облик говорил о достоинстве и превосходстве над другими дамами в этом доме.
  - Познакомишь? – она слегка прищурилась (близорука). – Ах, вот какая, жена, полагаю, ну-ну.
  - Позволь представить тебе мою супругу. Развод ещё не выпросила, нет? Тогда супруга: Софья Максимовна Белецкая. А это кузина Фёдорова Маргарита Сергеевна. Говорить любит по-французски, но для тебя...
Они перешли на французский язык и весело болтали до вечера, потом ужинали и разошлись по своим делам: спать было ещё рано. Маргарита Сергеевна хотела что-то сказать Софье, даже остановилась для этого, но потом передумала, не попрощавшись, она лишь кивнула Сергею "до завтра". Дальше она играла на фортепьяно, неплохо пела и в конце низким контральто спела: "О, мой голубок", - на французском.
Сергей ухмылялся, он был доволен: "как по маслу". Сестра говорила: "Всё получится, доверяй".
Разговора не было три дня, лишь здоровались, кивки за столом – не более. В гостиной оживление, за столом – молчок.
"Играют, - думала Софья, - мне на нервах играют. Говорят с акцентом нарочно, чтобы я не поняла".
Они говорили "с акцентом" на чистом французском языке, а Софья Максимовна училась у служанки, на мадам французского происхождения у матери денег не было. Так и училась: "Что господа в столовых говорили, то я и запомнила", - ответствовала на всё прислуга Агафья. "Остальному маменька учила (всему понемногу)", - говорила будущему мужу Софья, "девушка обаятельная и милая", на такой женился Сергей Иванович Белецкий – теперь инвалид.
Из того, что "в столовых" говорили не всегда были фразы: "того-сего, пятого-десятого", предложений построенных на французских песенках, тоже не было. Было ли весело им потешаться над неумелой женщиной? Нет.
  - Я не радуюсь, Серж, нет – грущу о тебе: как угораздило, скажи? Ведь была... – она напомнила о девушке, которая была влюблена в него, - богата, до сих пор не замужем – я узнавала.
  - Ждёт? – Сергей показал на свои ноги.
  - Сергей, как можно? Не убивай себя, не ты виноват: как ей не понять это?
Они говорили только на французском, на русском ни слова, только с прислугой. У кузины вся прислуга (двое) отвечали по-французски: "Oui madame", - никогда не переспрашивали по два раза (были русскими).
  - Я их учу, не строго, но учу, сейчас одна, - она кивнула в сторону девушки, - лучше твоей говорить научилась, слышала я, слышала, - она потрогала пальчиком своё ухо, - почему не учишь? Норов ого каков, а слова связать не может. Думала, поймёт, - она намекала на слова из песен, - глуха как тетерев и нема к тому ж.
  - Зря ты так, Марго, ведь я ударил... сам, понимаешь, своей рукой. Я себя не прощаю, а она озлилась так... – он в который раз пересказал историческую сцену, как он изрёк: "Поди вон!" – и залепил ей пощёчину, на её упорство вставить возмущение в виде "уйду к маме".
  - Ты не виноват, а я вот буду: я пригласила доктора – хорош собой и болезнь твою вылечит, - и на ухо, - уверяю. Денег... я заплачу, не беспокойся, - Марго кивнула в сторону комнаты родственницы, - ей на платья нужней, ты уж дай, посматривает на меня, вот-вот за иглу возьмётся, а ей такое не сшить.
Марго не кривлялась, она такою была: с надменными ещё надменней, с добрыми – ласковой.
  - Да, позову, выпишу чек, хватит ей в обносках ходить, - он поцеловал кузине руку, - что бы я без тебя делал?
Софья поначалу ревновала мужа к кузине, но потом успокоилась, видя как их добрые отношения ни во что не перерастают. Успокоилась совсем, когда Маргарита Сергеевна стала ей говорить на французском, делая перевод (как бы подтверждая сказанное) на русский язык – выходило ненароком, без обиды. Умная и способная от природы, Софья быстро схватывала и за свой "акцент" краснела, но родственница мужа не настаивала на правильном произношении, просто говорила правильно, без пафоса, не как учительница, а между прочим – по-светски.
Время пребывания Марго в доме брата подходило к концу, супруги были ещё "в разводе", но она чувствовала, что её дальнейшее пребывание препятствует их сближению. Последнее, что она сделала для брата, это оплатила его лечение в клинике того "замечательного" доктора. Операция прошла успешно, и спина перестала болеть.
  - Ходить долгое время не сможет, но потом... – выписал рецепт и отправил домой.
Через месяц Сергей встал на ноги и пошёл, "кривой" походки как ни бывало. Ещё месяц и он был здоров.
  - Вот чудо так чудо, такого даже я не ожидала, - она обняла брата перед отъездом, - так что, Серёга, может со мной, поедем вместе, Париж покажу? – это она сказала по-русски и с акцентом: нарочно?
Уехала, через неделю пишет письмо: "Еду, снится мне сон, будто..."
В ответ письмо в Париж: "Еду к тебе, мы расстались. Серёга".