Журналы писали 108

                М А Т Ь  С О Л Д А Т А

                (Баллада)

Четыре года мать судьбу молила:
«Пусть рана, пусть! Но только б не могила
в далёкой, чужедальней стороне!
Да если рана —я обмою рану,
не спать, страдать его страданьем стану,
с ним, дорогим сыночком, наравне.
Мне весточку бы только — брошу дом я
и прилечу! Достану все снадобья...
Постель поправлю... Мухе сесть не дам!»

Дошли до бога, знать, её молитвы:
пришёл домой сыночек после битвы.
На костылях. Седой не по годам.
Приплыл в сопровождение санитара
на пароходе...
«Что седой —то даром!
И что худой —подумаешь, дела!»
Подставила плечо ему: «А ну-ка!» —
И обняла. Костыль в другую руку взяла.
И, задыхаясь, повела.

От пота ли не видела дороги,
от слез ли: волочил сыночек ноги...
А всё храбрился: «Сам я, мама, сам!
Дай мне костыль!»— Потребовал упрямо.
И встал. И обернулся:
«Помнишь, мама, как я на этой пристани плясал?!»

«Да как же мне не помнить?!
Так-то ловко плясал ты — гнулась каждая половка!
Славутник! — про тебя неслась молва.
Да ты чего?.. Да я ужо-ко в баню тебя...
Да травки к веничку прибавлю —
есть у меня надёжная трава!
И ты ещё так спляшешь тут, что—нате!..
Пойдём...» Но он упёрся (.«Ух, характер!»):
«Я, мама, сам!» — И сгорбился спиной.
И вдруг упал. Она склонилась рядом.
«Ох, мам... Да я... да я же бил их, гадов!
И вот, ты видишь, что они со мной...»
«Но жив-таки! Пришёл-таки! Об этом
ты думай! Слышишь?!»
...Дело было летом.

Потом дожди пошли. Потом снега...
Чем только мать не врачевала сына!
Но волочилась левая, бессильна,
и заплеталась правая нога.
А он твердил: «Я сам! Я на крылечко хочу!» —
И падал головой о печку иль со всего размаху — о порог.
А мать над ним: «Убился, мой рожоный!..»
«Нет, мама,— взгляд невидяще-тяжёлый.—
Живой... а жаль...» — однажды он изрёк.

И вдруг затих. Затрясся весь. Заплакал.
Впервые покатились слёзы на пол —
и в самом деле с кровью пополам.
«Прости мне, мам... Я понял: всё напрасно.
Не плясывать мне больше, это ясно,
не хаживать с тобою по полям».
«Да что ты, сын! Да я тебя в больницу!»
...Была похожа мать в тот миг на птицу,
когда у той детёныш из гнезда вдруг выпал...

Поглядеть — мороз по коже.
«За что же мне такая казнь, о боже?!
Что я такого сделала? Когда?»
Двенадцать раз на землю снеги пали с тех пор.
Деревья листья осыпали двенадцать раз...
В глазах не стало слёз...
Напомнила мне вновь, как ты погибла,
о мать, твоя солдатская могила
в тени седых кладбищенских берёз.

Сергей Викулов
(«Октябрь», 1975, № 8)