Это все гены!

Поезд Москва – Санкт-Петербург. Вполне возможно, что в этом железнодорожном этюде вы находились в соседнем вагоне или раздавали чай, а может и вовсе ехали со мной в одном купе и вели душевные беседы под стук колес. Как-то я услышала от одного из попутчиков простую и при этом искренне выроненную фразу: люблю поезда за то, что всегда можно поделиться тем, что вырывается изнутри, что накипело или что страстно хочется обсудить. Не нужно ничего утаивать, преукрашивать или стесняться. Можно жаловаться и рыдать над судьбой, смеяться невпопад и рассказывать несмешные шутки, обсуждать или узнать последние новости. Ведь вместе с остановкой ты уйдешь вместе с этой историей, раз и навсегда. В конце-концов именно тут можно достать заранее сваренные яйца, пожаренную курочку, укутанную в фольгу, или на скорую руку залить кипятком лапшу быстрого приготовления и наслаждаться, никуда не спеша.
- Уважаемые пассажиры! Наш поезд Москва – Санкт-Петербург отправляется через пять минут, просьба пройти в свой вагон.
Плацкарт, старый добрый плацкарт, почти как из детства, но с приятной разницей – в наличие имелись едва уловимый wi-fi, кондиционер, работающий во время движения, и биотуалет. Перепрыгнув щель между платформой и локомотивом, я вошла внутрь вагона, и тут же в нос ударил специфический запах поездов дальнего следования – в воздухе витали нотки креозота и каменного угля. При входе, напротив купе проводника, все так же, как и мои …дцать лет назад, величественно и бессмертно в углу стоял знакомый водонагревательный аппарат – осколок прошлого. Умозаключительная мысль тут же стрелой пронеслась в голове. Как так получается, что прогресс и инновации последних десятилетий коснулись почти всех сфер человечества – от интернета, телефонов, ноутбуков, планшетов до Бурдж-Халифы и беспилотных автомобилей. Даже климат - и тот глобально изменился. Но. Этот древний самовар, ставший местом сосредоточия силы в вагоне, этот дровяной водонагреватель по имени Титан аж с прошлого века не поддался никаким влияниям времени – точь-в-точь такой же, страшный, громоздкий и без одной морщинки, он гордо стоял в углу.
Я взошла на красную ковровую дорожку длинного прохода и, спотыкаясь о торчащие из-под сидений чемоданы, балансируя, как вишенка на указательном пальце, начала  поиски заветного места. С каждым шагом моя спина все заметнее и заметнее отваливалась от основной части тела. Я до сих пор не научилась брать с собой легкую ношу, не смотря на темное прошлое всех моих нескончаемых багажных историй. Есть те, кто наступают на одни и те же грабли, я – на одни и те же чемоданы. В этот раз со мной поехал под завязку набитый дружок-рюкзак и все его 85 литров.
Когда я нашла свою опочивальню, соседи, уже рассевшиеся по своим местам, как величественные наседки на жердочках, обменивались стандартными фразами знакомства и ждали последнего пассажира, то есть меня. Первое, что они увидели, когда я вошла – скрюченная, но зато симпатичная девушка, на которую навалился туристический несимпатичный рюкзак и не выпускал из объятий, держала в руках стакан с остывающим кофе.
- Всем здрасссьти, – вежливо плюхнула я на выдохе и, с грохотом скинув свою ношу, отправила ее на верхнюю полку, чтоб куда подальше. Я мигом выпрямилась, как только что выстрелившая рогатка, и быстро осмотрела окружающую обстановку.
Моя ложа целенаправленно пришлась на нижнюю полку, отчего я чувствовала себя королевой плацкарта. Захотелось поскорее, избегая лишних и пустых разговоров, переодеться и нырнуть под чистую хрустящую, до боли знакомую простыню(я являюсь тем самым счастливым обладателем аллергии на железнодорожное постельное белье).
Зазвонил телефон. Мама на связи. Все соседи притихли, сняли с меня взгляды и включили слуховое внимание.
- Как ты там? Села уже? – спросил родной голос по ту сторону телефона.
- Да, все отлично. Разместилась только-только, хочу сходить переодеться и лечь спать. Наш поезд прибывает в пять утра, пора бы наконец-то выспаться хорошенько перед поездкой.
- Как соседи? Кто у тебя в купе?
- Как те сказать. Нормалек, – без излишних подробностей ответила я.
Странно было бы, если я стала описывать нашу арену действий в присутствии самих гладиаторов – ты знаешь, мам, такой себе коллективчик: напротив сидит женщина бальзаковского возраста, постоянно кашляет в платочек, и это меня напрягает. Надеюсь, у нее не та самая заразная зараза. Сверху какая-то крупногабаритная девушка улеглась и уминает бургер, запивая колой. На первый взгляд она мне показалась слишком грубой. Вместо привета от нее я услышала нахальный приказ убрать мой рюкзак с верхней полки, чтобы она туда положила свои вещи. И стала объяснять всем, раз и навсегда, что те, кто спят наверху – убирают вещи наверх, а пассажиры первого ранга (те, кто снизу) должны убирать свои чемоданы внутрь нижних сидений. Запомнили (читать командным голосом)? Далее по списку. Надо мной расположился лысый мужчина невысокого роста, но из плюсов - спортивного телосложения, который с легкостью помог мне выполнить указание и переложить 85 литров. И еще. Все без масок – как у себя дома.
- Как приедешь, напиши мне.
- Уверена, что хочешь получить сообщение в пять утра?
- Да я все равно плохо сплю. Удачной тебе дороги и спокойной ночи.
- Пока, целую тебя.
Прошло уже несколько часов с тех пор, как мы выехали в сторону северной столицы. Затихли разговоры в вагоне, свет приглушили. Даже неугомонные дети смогли утихомириться, предварительно подъев все продовольственные запасы, по несколько раз сбегавшие в туалет, налазившись по этажам плацкарта все равно что ловкие обезьянки по лианам, и успевшие уже несколько раз заснуть и проснуться. Время близилось к полуночи. Слышно было только проводника, который чем-то шуршал в своей лабораторной комнатке и щелкал по каким-то кнопкам.
На столике, ритмично танцуя под стук колес, в бумажном стакане уже окончательно остыл недопитый латте с корицей. Я никак не могла уснуть, то ли не хватало моей ортопедической подушки, то ли кофе перед сном пришелся некстати, и отчего все звуки становились ярче, а ход мыслей – все интереснее и энергичнее. Ночью, когда все спали, монотонное раскачивание поезда из стороны в сторону всегда приводило меня в состояние некоторой эйфории и постепенного приятного усыпления. Становилось безмятежно, спокойно и уютно подобно ребенку, бултыхающемуся в утробе матери, которая плавно исполняет вальс.
Внезапно идиллия дала трещину – по нашему купе разлетелся максимально громкий женский шепот соседки напротив, той самой бальзаковской женщины, что следует в Карелию:
- Слушай, Юр, а ты где? А?
- ...
- А в каком-таком клубе? Ты надолго там?
- ...
- Ка-ааак, до трех часов ночи? Так поздно?
- ...
- Ты знаешь. Я вот лежу и сильно переживаю, выключила ли я утюг или нет?!
Инстинктивно поворачиваю голову в сторону шептуньи с временными провалами в памяти и вижу достойных размеров тело, накрытое простыней с ног до головы, сквозь которую просвечивается экран телефона и исходящий, как будто от радиоактивного элемента, неоновый свет.
Гробовая тишина. Абонент молчит, видимо, пропала связь. В течение часа этот диалог (точнее монолог) повторялся три-четыре раза. Если какую-то информацию забыли из него, можете перечитать. Лично я выучила его наизусть и при очередном звонке уже знала слова наперед, как, например, при просмотре «Иронии судьбы»:
- О-о, тепленькая пошла!..
В воздухе чувствовалось, что шептунья максимально старалась сохранять спокойствие, тем не менее, от свечения исходило такое излучение, что вполне можно было бы сделать рентгеновский снимок. 
«Та-да-да-дам! Вот я и выспалась», – чертыхалась я про себя. Так что я там напевала про эйфорию?
Через некоторое время снова-здорово:
- Может, ты доедешь? Я очень сильно переживаю.
И тут, внимание! Резкое молчание. Храп.

Первое, что я услышала при знакомстве с шептуньей, Ириной Ивановной, войдя в наш плацкартный отсек, – это был ее кашель. На дворе август, вирус гуляет как кошка по весне – где хочет и с кем хочет, уже как четвертый месяц, поэтому напряженная минутка молчания все-таки воцарилась в воздухе после очередного многозабойного кашля. И эта мудрая женщина, тут же смекнув, искренне поведала историю об операции, недавно проводившейся на ее трахее, после которой и появилось регулярное першение: «Как будто что-то мешает внутри, и все время хочется откашляться. И это не коронавирус, не переживайте!»
И небрежно махнула рукой. Из серии: да чего вы переживаете, глупцы! Все под чутким контролем.
Все в ответ понимающе закивали, незаметно выдохнули, а уголки губ неуверенно, но все-таки поползли вверх.
- И ещё из-за этого я могу храпеть.
Моя правая бровь взмыла в небеса. Зато честно.
Ирина Ивановна – педагог начертательной геометрии в строительном университете для первых-вторых курсов. В доКОВИДные времена это была более стройная учительница, но четыре месяца карантина щедро подарили ей восемь килограмм. И она решила встряхнуть былые мышцы и махнуть на сей раз в Карелию. Помимо того, что у нее есть внук двенадцати лет, такая же егоза, как вот этот парнишка с противоположной полки, и того, что Ирина Ивановна как-то однажды молодой ехала на поезде Москва-Новосибирск с пятью неграми в одном купе, – больше о ней мне ничего неизвестно, благодаря ее глубоким вопросам, обращенным в мой адрес.
Хоть она и не была многословной, но педагогов видно издалека – по манере говорить, доносить и расставлять речь так, что уже со второй минуты разговора чувствуешь подвох: кажется, что ты сидишь за партой и киваешь в такт новой теме, а в голосе чувствуется та самая нотка просвещения, которая свойственна учителям. Вы обращали внимание, как они умело формулируют вопросы? Так, что и не увильнуть, не соскочить с темы – тебя в любом случае обезоружат и вернут в самую спелую сердцевину яблочка.
Мне, как респонденту, просидевшему взаперти несколько месяцев в одиночной камере-квартире и отвыкшему от общения, это пришлось только на руку. Сначала я точно первоклассница, которую вызвали в первый раз к доске, смутилась и покраснела как маков цвет. Так непривычно было что-то произнести офлайн о себе личное, да еще незнакомому человеку. Словно заново открывала для себя навыки живого общения.
- А зачем вы едете в Санкт-Петербург? – Скорее не от любопытства, а от уважения Ирина Ивановна обратилась ко мне с первым вопросом.
Обратите внимание, не Питер, не Петербург, не Петроград и даже не Ленинград (как любят величать многоименный город наши родители и бабушки). А изящно и полнотельно, напоминая насыщенный Каберне совиньон, – Санкт-Петербург.
- Попарусить. – Я поперхнулась и решила уточнить. – Под парусом походить. Я имею в виду парусный спорт. На этих выходных мы идем на лодках по Финскому заливу.
- Правда? Как необычно.
«Необычно было ехать в одном купе с пятью неграми», – призадумалась я, но рзвивать мысль тактично не стала. Такого искреннего удивления я давно не видела вживую, и это придало мне сил, отчего мои навыки ораторского искусства начали воскресать.
- Как давно вы этим занимаетесь?
Умные женщины всегда страстно любознательны. И неважно, чем это обернется – съеденным запретным плодом, потерей носа, несчастьями, разлетевшимися из ящика Пандоры, или знакомством с пятью неграми. Никак эта черная мысль не давала мне покоя, так и подмывало узнать развитие сюжета – точно коса нашла на камень: любопытная познакомилась с любопытной. Да и раз уж такая пляска, а танцевать я люблю…
- Каким образом вы к этому пришли? Что, что же именно вас привело? - Меня обдало автоматной очередью расспроса.
И тут случился исторический занос Остапа… Я разошлась не на шутку, истории как жемчужины посыпались с меня словно с порванной нити. После пары рассказов о нескучной парусной жизни Ирина Ивановна вдруг все это взяла и подытожила так метко и уверенно, как Иван Грозный в свое время отрубил кусок докторской:
- Знаете, это у вас такая генетика. Точно вам говорю – это все ваши гены!
И снова небрежно махнула рукой с выражением лица, напоминающего ученого, который только что доказал свою теорему. Я неоднозначно кивнула – медленно так, будто не знаю, соглашаться с этим фактом или нет, а сама улетела мыслями в детство. Вот папа меня укладывает спать, ложится рядом со мной и как давай излагать легенды о том, как его выкидывало за борт, о друзьях-моряках, каким суровым бывает океан и почему стоит дружить с коком. Вот папа бережно и на одном дыхании открывает старый фотоальбом и, как Библию, внимательно и с трепетом изучает корабельные фото, будто видит их в первый раз.   
Я сделала паузу, и моя вежливая слушательница так обрадовалась, что, мол, наконец-то я финишировала, и быстренько пролепетала, пока я не успела начать пересказывать очередное приключение:
- Ой, уже спать пора. Ладненько, до завтра.
Брык на подушку, глаза захлопнула и как будто сразу уснула.
На рассвете, когда поезд прибывал к Санкт-Петербургу, я на пределе всей своей тишины и аккуратности, дабы не разбудить Ирину Ивановну (ночь у нее была чересчур неспокойная), собрала вещи, оделась и стала направляться к выходу. Питер был промежуточной станцией, и поэтому вагон еще дремал, вдоль прохода торчали розовые пятки, и лишь бортпроводница и несколько пассажиров суетились перед выходом. Я в последний раз окинула взглядом наше купе, мимолетных пассажиров и Ирину Ивановну. Она лежала на левом боку, неожиданно повернувшись лицом ко мне, и в момент остановки локомотива попрощалась с одним пожеланием:
- Отлично попарусить вам!
По-па-ру-сить. И как будто мы и не прекращали наш вечерний разговор, Ванга Ивановна добавила:
- Это все ваши гены, однозначно!