Медянка

- Давай, ты мне монетку, а я тебе конфетку? – с этих слов началось моё знакомство с Медянкой – самой хитрой девочкой в Руинах, настоящей змеёй.
- Да зачем же тебе столько монет? – непонимающе спросил я.
Медянка полностью оправдывала своё имя. Первое, на что обращаешь внимание при виде её – это то, что она не идёт вовсе, а ползёт, совершенно по-змеиному. Движения её были плавны и напоминали причудливый танец, и всё это было бы абсолютно естественно и нормально, если бы она не тряслась периодически как бубен, гремя тысячей своих медных монет. Меди на ней было столько, что её, казалось, можно расплавить и придать девочке любую форму. Она прокалывала их раскалённым гвоздём и плела бусы и браслеты, вплетала монетные нити в свои длинные медные косы и туго набивала ими мешочки, завязанные медной проволокой, наверное, чтобы монетки не убежали. Серьги в несчётных дырках в ушах, кольца – по нескольку штук на каждом пальце, пряжки ремней, обручи в волосах, браслеты… Всё что могло быть медным непременно таковым было.
- Тебе жалко, что ли? Или тебе конфеты нельзя?
- Нет, что ты! Мне просто невероятно интересно от чего ты вся такая медная – признался я.
- Я-то думала, все уже знают – протянула Медянка, закатывая глаза. Очень странные глаза, голубые круги которых обнимают медные обручи, а белков у этих глаз не было, белки у этих глаз были жёлтые.
- Так уж и быть, садись и слушай!
Я присел на край кровати и, как всегда это у меня бывает, во всех красках представил рассказ. Да что там представил? Я был Медянкой, в то время как она говорила, подёргиваясь, и гремя монетами.
Я была самой обычной девочкой, мама с папой меня любили, наверное. Хорошо одевали, вкусно кормили и возили в детский сад на машине, наверное, так родители выражают любовь, я не знаю. Всё у меня было хорошо, но как-то утром я проснулась жёлтой, жёлтой как лимон, честное слово! Родители сначала не верили, хоть я им и говорила, что я жёлтая, говорили, я выдумываю всё, а потом всё-таки повели к Журавлю.
Журавль сказал, что это очень плохо, и что ему нужна моя кровь, но в крови ничего интересного не нашёл и наказал родителям, чтобы они поили меня какими-то горькими травами. Я пила эти травы, плевалась, плакала, и всё равно оставалась жёлтой.
Все надо мной смеялись, но я привыкла. Сначала плакала, а потом стала плеваться ядом и обижала всех вокруг, маленьких и взрослых. Меня все очень ругали, тогда они ещё не знали, что я превращаюсь в змею, а я уже начала превращаться. Вот так вот идёшь себе спокойно, а потом раз! И задрожишь. Или наоборот, встаёшь со стула, и вроде бы как на двух ногах, а всё равно ползёшь. Потом родители убедились, что я змея и опять отвели к Журавлю.
Журавль тогда перепугался ни на шутку и позвал очень много других Журавлей. Они все смотрели на меня, писали что-то в своих бесконечных листочках, крови из меня вылили неимоверно много, молоточком водили перед носом, били по коленям и локтям – да всё не понимали в чём дело. А потом пришёл самый главный Журавль и велел им закатать меня в туннель, и чтобы я в этом туннеле не шевелилась, говорил, что фотографирует меня всю, через туннель этот. Потом все стояли у компьютера и смотрели очень странные мои фотографии, я на себя совсем похожа не была, там вообще, как будто не человек был, а цветы.
Кто-то из Журавлей посветил мне фонариком в глаз и очень долго глаза мои рассматривал, а потом все ахали и охали, и называли себя всякими словами нехорошими, самый первый Журавль о чем-то очень сильно жалел.
А потом, они показали мои глаза Маме с Папой и сказали, что я уже умерла, потому что у меня на глазах уже монеты лежат. Сказали, что я вроде как живу, но уже мёртвая! Поэтому меня мама с папой отдали в Руины.
Зато, когда я умру, мне монеты на глаза класть не надо будет, они там уже лежат, смотри какие! - Медянка с гордостью развела веки двумя пальцами, и я убедился в том, что на глазах действительно уже лежат монеты. Поэтому Медянка умирать не боялась.
- Так а зачем же тебе столько монет, если у тебя они уже лежат на глазах? – я вообще никогда не мог понять девочек.
-Ну как зачем? Медь же меня убивает и убьёт когда-нибудь, а я её показать хочу, что у меня власть над ней, я её не боюсь!