ВВХЗ 5. Наедине с прибоем

Начало здесь:
http://proza.ru/2021/02/07/2236

        5. Наедине с прибоем (ВВХЗ)

    Прошли годы. Родились, выросли и созрели дети, заколосились внуки. Сменились строй, флаг, денежные знаки, цены и конституция. Появились в неограниченном количестве дефицитные при социализме товары. Их теперь стали завозить из-за границы. Постепенно исчезли отечественные телевизоры, холодильники, самолеты. Отдых у моря тоже стал в основной массе импортным. Или экспортным? Серьезную конкуренцию крымскому и кавказскому побережьям стали составлять прочие, разбросанные по всему мировому океану райские уголки, на любой вкус и под любой достаток – от турецкого незатейливого олинклюза, до самых изысканных мест, куда вместо нас обычно летает некий среднестатистический Сейшел Мальдивович Гавайев, своевременно перепрофилировавший свой бизнес с апельсинов в бочках на углеводороды в танкерах.
    Моим родителям из забугорных морских курортов были условно доступны только Варна, Албена и ещё пара-тройка сильно болгарских топонимов, совпадающих с марками белых бутилированных вин, таких, как Златни Пясыци или Слынчев Бряг.
    Я же могу позволить себе список гораздо обширнее. Пресловутый «железный занавес» пал. Причём он не был раздвинут, не проржавел, как всякое железное, не был украден и сдан во вторчермет. Он однозначно и безвариантно пал! И когда улеглась пыль, абсолютно никого – ни таможенников, ни пограничников, ни овировцев не стали интересовать классовое происхождение, партийность, национальность, лояльность. Просто плати – и лети!
    Пользоваться отечественными морскими курортами, так же, как и эксплуатировать продукцию отечественного автопрома стало нерентабельно. Турция, Египет, Греция, Черногория, как только открылись, сразу выиграли конкурентную борьбу с нашими тёплыми морями. Реже я стал бывать в Анапе. Но в прошлом году сподобился. И снова это был август, самый конец его, буквально на второй день превратившийся в начало сентября, когда, по моим расчётам, должно быть поменьше отдыхающих с детьми. Правда я не учёл, что Анапа – это детский курорт, и путёвки в течение учебного года просто дешевле тех, которые выпадают на каникулы.
    Если жизнь отдельного индивидуума, как это делают поэты-лирики, экстраполировать на годовой цикл, а рождение отождествить с Рождеством, то и я уже дожил до августа. Ещё неделька – и осень. Август, как известно, – это когда ты уже понимаешь. Однако, неделя у меня ещё осталась, и нужно ловить момент, дорожа каждым часом, ведь может случиться, что осенью море станет недоступно-холодным.
    Боинг подрулил на стоянку в полукилометре от нового аэровокзального комплекса. Два синих слова – одно на русском, другое на латинице – каждое из пяти букв, все гласные которых возглавляют европейские алфавиты, доминировали над терминалами. А над всем аэропортом, как Биг Бен над Вестминстером, возвышалась новая башня диспетчерской. Трап подали сразу и пассажиры начали выходить. Когда я спускался на бетон спираль на обтекателе турбины ещё вращалась и шелестели, перекладываясь, лопатки.
    Юг встретил меня безоблачным небом, непривычно высоко над горизонтом висевшим солнцем и двадцатиградусным приращением температуры. Практически вся одежда, которая была в руках и на себе сразу стала лишней. Сняв сумку с чешуи багажной ленты, я незамедлительно покинул воздушные ворота Анапы. И всего через два часа, определившись с постоем и пообедав, уже нежился в солёных зелёно-голубых водах Высокого Берега напротив Маяка.

    На следующий день, чуть затеплилась заря на востоке, задолго до начала работы общественного транспорта я уже шагал по приятной утренней свежести в направлении Кавказа. Свернул направо на Астраханскую, дошёл до Красной площади. Там, трезво оценив свои возможности, соизмерив их с намеченным маршрутом, я вызвал по андроид-приложению такси. В строку «куда» забил выбранный на карте небольшой пятачок у обрыва неподалеку от Ласточкиных Гнезд и супсехского кладбища. Ехал по застроенным панельными домами территориям бывших виноградников, вспоминал, как поливал их в детстве слезами. Дом;, достигнув максимума своей высотности резко исчезли, но виноградники так и не появились. Всюду строились и перестраивались дворцы площадью от двух сотен метров во второй степени.
    Супсех сросся с городом своими северными околицами и вышел к обрыву над морем на западе. Кладбище раньше было на отшибе – на горе за виноградниками. Там оно и осталось, но теперь с трёх сторон к нему подбирались коттеджи. Расстояние между жизнью и смертью неумолимо сокращалось. Долго плутал я по разноуровневому, заросшему колючим кустарником, городу мертвых, но так и не нашёл родичей по дедовой линии. Добавилось могил!
    От кладбища вдоль обрыва стал спускаться вниз к Анапе, похожей отсюда на посыпанный марципаном торт. Как осы на пахучую дыню, два-три раза в час, со стороны моря заходили на посадку в Витязево Боинги и Аэробусы.
    У меня была неделя на отдых. И три дня бонусом, если карта ляжет. Радикально загореть не планировал. Вечерами и в часы сиесты ходил по знакомым с детства местам и поражался переменам. Крымская, Терская, Таманская, Гребенская – названия улиц старые, а вид сильно изменился, изначально одноэтажный город стал в основной массе в три-четыре раза выше. Но некоторые уголки сохранили свою былую аутентичность. То там, то здесь среди презентабельных новоделов ещё попадались старенькие, потраченные временем, окрашенные известью с купоросом, домики, покрытые серой, поросшей ржавым лишайником, черепицей.
    Набрёл на турецкие пушки у Русских ворот, сидящим на одной из которых меня пятилетнего запечатлел фотограф. Вспоминаю этот снимок: я в шортиках, сижу боком, чтобы сбитые коленки не попали в кадр, на моём лице восторг и опаска. Рядом бабушка, согнувшись в пояснице, опирается локтями на пушку, как заскучавшая продавщица галантерейного отдела на прилавок, и хитро улыбается в объектив. А где же в этот момент был дед, почему его нет на фотографии? Сам он не мог снимать – у него фотоаппарата никогда не было. Теперь, когда уже некому ответить, возникают вопросы...
    Четыре дня я передвигался в липкой жаре перегретого воздуха короткими перебежками от одного киоска с прохладительными напитками до следующего. Приходилось тонизироваться продуктами брожения виноградных ягод. Всегда с собой была пластиковая полторашка с водой, но и её не хватало.
    На пятый день в Анапе пошёл дождь. Его ждали давно. Покупая накануне на рынке дыню, подслушал разговор двух женщин – оказывается последний дождь был в начале июня.
    Пляж на Высоком берегу обезлюдел. Зная прогноз и видя сгущающиеся тучи, я всё же решил не отказываться от купания. Море не может резко остыть, зато опасное для моей кожи солнце нейтрализовано. Это же определённого рода кайф, знакомый, например, по ночным купаниям, когда вода теплее воздуха и не хочется выходить на берег.
    На своём обычном месте я был в половине девятого. Всю одежду сразу уложил в полиэтиленовых пакетах в рюкзак и поставил на скамейку под зонт, темляк которого, чтобы не унесло ветром, пригрузил увесистым и длинным, как клык саблезубого зверозавра, камнем.
    На прибрежную гальку, с приятным моему уху характерным шумом, накатывались довольно больше волны, но не настолько страшные, чтобы стать непреодолимым препятствием. На берегу по обеим сторонам, сколько позволяло зрение, мне удалось насчитать до десятка человек. Вчера десяток приходился на каждые три метра. Две головы покачивались на волнах.
    При откате, стекающая вода увлекала за собой выброшенные камни размером с кулак и мельче. Скатывясь обратно, они грохотали, взаимодействуя между собой и с более массивным недвижимыми пока валунами. Преодолев весь этот «роллинг стоунз» окатышей, я оторвал ноги от дна и скоренько отплыл метров на десять в сторону Турции. Здесь волны были пологими и почти не образовывали гребней. Некоторый дискомфорт от взвеси морской флоры – поднятых со дна фрагментов водорослей, удалось устранить, отплыв еще метров на двадцать дальше. В этой зоне было особенно здорово! Тёплое солёное море, однородное по цвету и консистенции, удерживало меня в своём первородном бульоне, как эмбрион в утробе. Среднеарифметическая плотность мяса, костей и ливера, обтянутых моей слабозагорелой кожей, практически совпадала с плотностью окружающей жидкой среды, в которую я их поместил. Это позволяло экономить энергию и не слишком часто ворочать плавниками. Море убаюкивало меня, как ребёнка в колыбели. Иногда, если закрыть глаза на спаде волны, создавалось впечатление воздушной ямы при полёте на Антоновском кукурузнике.
    Минут через двадцать на месте утёса Лысой горы, скрывающего от прямой видимости Утриш, образовалось серое пятно. Ещё через пять-семь минут начался дождь и серое пятно заволокло весь кругозор, оставив только растушёванные очертания берега.
    Капли становились тяжелее и сыпались всё гуще, стуча по темени и выбивая под характерное поцокивание с морской поверхности колючие брызги. Когда туча поглотила и берег, я решил выбраться на сушу, которую к тому моменту правильнее было назвать твердью, поскольку сухого на ней не осталось ничего. Ветер сделал зонт бесполезным – рюкзак промок. Оставалась надежда, что полиэтилен спас брюки, футболку, телефон и паспорт. Проверять, так ли это, сейчас смысла не было. Поэтому я решил переждать ливень сидя на берегу по пояс в воде. Дождь, испаряясь с кожи, забирал энергию, охлаждая тело. Зато волны обдавали теплом. Чтобы не подвергаться абразивному воздействию песка и камней, не чувствовать себя, помещённой в галтовку болванкой, я выбрал место, где булыжники по размеру были соизмеримы со мной. Иногда волна накрывала с головой, приходилось держаться руками и тыльной стороной коленок за скалу.
    Ливень продолжался недолго, минут через десять-пятнадцать дождь перешёл в фазу мелкой мороси. Быстро одевшись, я направился к лестнице, называемой «Двести ступенек». Теперь, редкие до того молнии, сверкали каждые десять секунд, а громовые раскаты сотрясали воздух с минимальными задержками.
    У самой лестницы я осмотрелся и не нашёл ни одного человека на берегу. «Дураков нет, ты единственный остался!» – подумал я вслух и приступил к подъёму. Однако, ошибся! На полпути встретил Виктора, мужичка лет сорока пяти, снимавшего комнату в том же частном доме, где и я. Из одежды на нём были только шорты, выполняющие роль плавок. В руке он держал сачёк, наподобие того, каким ловят бабочек и синюю мокрую тряпку, некоторое время назад служившую ему футболкой.
    С Виктором мы познакомились позавчера. Днем были соседями по пляжу. А вечером столкнулись на кухне в очереди к термопоту. Оказалось, живём в соседних комнатах – в двух крайних из четырёх на этаже. Он был немногословен, спиртного не употреблял, от угощения и совместного ужина отказался.
– Может не стоит? – не смог я пройти молча.
    Витя остановился, вяло пожал протянутую руку, но не открыл рот, не набрал для ответа в грудь воздух – просто отмахнулся и пошёл вниз, где сейчас бушевали сразу три стихии. Я, посмотрел пару секунд ему в спину, как смотрят в больничной палате на безнадежно посеревшего лицом родственника, и продолжил подъём.
    Что это с ним? Вроде бы ничем обидеть не успел. Вина предлагал, было дело. Это предосудительно? С трудом переставляя со ступени на ступень непривычно натруженные за последние дни ноги, я думал о том, что должно произойти в жизни человека, в какие тиски должны попасть однажды его тестикулы, чтобы он стал таким нелюдимым и безрассудным?
    Вдруг всё вокруг стало ослепительно белым и от сухого щелчка заложило уши. Я не сразу понял, что остался жив. Скорее увидел, чем услышал, как совсем рядом вниз посыпались камни, а струйка то ли дыма, то ли пара была подхвачена ветром и в следующую секунду развеяна над верхушкой скалы. Снова обернулся. Виктор спускался по ступеням как ни в чем не бывало.
    К тому времени, когда я добрался до верха, дождь стал поливать с новой силой. Куда-то попрятались многочисленные коты, сидевшие обычно на каждой скамейке аллеи, повторяющей изгибы обрыва. Чёрное море исчезло, сразу за обрывом висела серая, как утро понедельника, мгла. Этот ливень по любой шкале однозначно выходил круче того, который я пережидал в воде. Вся одежда, спасённная от воды в рюкзаке, полностью намокла теперь на мне. Паспорт и смартфон я предусмотрительно оставил в полиэтиленовых мешках.

    Идти от моря недалеко, всего каких-то три квартала. Но время и расстояние – понятия всё-таки относительные. В очередной раз мне предоставился случай в этом убедиться. Улицы Анапы превратились в реки. Из некоторых люков ливнёвки забили фонтаны. Вместо того, чтобы отводить воду, они поставляли её на нижние улицы. По щиколотку, а местами – по колено в воде я добрался до своей комнаты, переоделся в сухое и налил в стакан полусладкое.
    Дождь, делая иногда паузы, наподобие школьных перемен между уроками, продолжал заливать Анапу. Видимо, решил отдать все, скопившиеся за лето, долги. Я взял смартфон и прилёг на кровать.
    Заметив мою активность в соцсетях, позвонила жена. Она посмотрела прогноз в интернете, обнаружила грозы и шквалистые ветры в Анапе и Керчи.
– Надеюсь, ты сегодня в море не заходил?
– Посидел на берегу, ноги помочил.
– А дождя не было?
– Был, и гроза была, но я успел сбежать. Здесь так здорово, зря ты не захотела ехать.
– А с внуком бы кто сидел? А собака?
– Я же предлагал варианты, дети были согласны.
– Чего мне та Анапа, я полжизни туда ездила.
– Нельзя войти в одно море дважды!
– Ты резюме написал?
– Зачем?
– На всякий случай. Ты же говорил – сокращать обещают.
– На всякий случай, Света, пишут завещание.
– Тьфу, ты! Умничаешь!
– А ты провоцируешь!
– Не пей там!
– А зачем же я сюда приехал! На танцы ходить?
– Вернешься – на даче будешь танцевать. С триммером!


Окончание повести здесь:
http://proza.ru/2021/02/08/3