Город. Глава 1

Глава 1

Сегодня, 26 января 2021 года в 17.13 я начала сей роман. С первого и до последнего слова здесь все – правда. Проблема в том, что именно считать правдой. Факел горит, и ведьма в тонкой руке несет аконит, что рассыпется в пыль, вобрав в себя зло.

***
Над судьбой не властны даже боги.

С чего начать? Со шпильки, выпавшей из волос и прокатившейся по полу магазина, или с того, что произошло за дверьми? Всем интересно узнать, что происходит за закрытыми дверьми. Все любят секреты. Все хотят знать, что знают немногие или только двое. 

Я никогда не спала. Я жила осознанной жизнью. И потому у меня было достаточно времени, чтобы научиться влиять на других, не позволяя никому проделывать с собой то же самое. Во мне текла черная кровь, терпкой приправой в ней была магия. И по тому, как я использовала свою власть над окружающими, можно было заключить, что я прекрасно об этом осведомлена. Я знала, кем были мои родители. Отношения у нас складывались непросто. В детстве я думала, что меня подбросили эльфы. Люди были чужды мне. Я понимала язык животных. Мир был прост и ясен, а любимое время суток – сумерки.

Я не с первого мгновения распознала этот запах, острый, горький травянистый аромат. Здесь еще пахло кожей, обтягивающей новенькие сиденья, и потому дух руты был подавлен. Живой куст издает неприятный запах, а амбра высушенного растения напоминает розу. Здесь защищаются от злых чар. Я сидела на заднем сиденье машины, закрыв глаза и ощущая невероятную концентрацию магии. 

Машина начала плавное движение, и я не заметила, как заскользили улицы, ускоряя свой разбег, изукрашенные огнями, льющими свой свет отовсюду. Город искрился огнями, которые вовсе не рассеивали темноту весенней ночи. Я посмотрела на водителя. Я видела его правую руку на руле, печатку на мизинце и заостренное ухо. Он был тщательно причесан, и время от времени я ловила в зеркале его взгляд. Это был типичный темный. Он был похож на убийцу, возможно, им и являлся. Я общалась с бесами, но во плоти видела впервые. Хотя нет, это был второй темный, явившейся мне. О первом расскажу чуть позже. Он не был расположен к разговорам, но я все-таки задала вопрос:

- Мы далеко едем?

- Нет.

- И что я там буду делать? Я ведь понятия не имею, где окажусь!

- Вас встретят.

- А домой-то я вернусь?

- Конечно. Еще до рассвета. Вы – гость, о вас позаботятся.

- Но, я не понимаю…

- Вам не нужно понимать. Вам нужно только смотреть.

Он казался бесстрастным, этот молодой бес, но по тому, как дернулось его плечо, я поняла, что лучше закусить губу, и продолжить путь молча. Машина сделала плавный поворот и вынырнула на окраине, в царстве домишек с островерхими крышами, в пене жасмина и акаций.  А потом и они скрылись из вида. И мы продолжили лететь вперед сквозь ночь, которая вовсе не опасна, если ты под защитой. Мой стремный водитель мог напугать кого угодно.  Я знаю, на что способны бесы, эти дерзкие циничные сущи, легко впадающие в ярость, любящие грубо пошутить над человеком.
 
Он включил музыку.  The Darcys, Close To Me. Близко ко мне. Он был близко, во плоти, циничный и опасный, и меня это устраивало. Энергия его была холодной, тугой, как кокон, с запахом шоколада и восковых цветов. Город отнесло далеко назад, он превратился в мерцающий остров, и лента шоссе раскручивалась под колесами, бросая в нас белый пунктир разметки. Мрак был непроглядный, неестественный, словно машина оказалась под землей в гигантской пещере, и теперь проносилась по ее залам. Немного спустя вдалеке показались фонари. Они приближались, вырастали и промахивали мимо, скрываясь во тьме, из которой едва возникли. Я прижалась лбом к стеклу и смотрела на ночное представление, сидя на заднем сиденье роскошного авто, управлял которым бес.

То, как в давние времена изображали солдат Темного воинства, не соответствует действительности. Копыта, хвост, свиное рыло, рожки, как у олененка – так давно уже не рисуют. Я еще минуту подумала о полотнах Босха, запутанных и пугающих, всегда вызывавших во мне ироничную ухмылку. Потом стала слушать музыку, погрузилась в ее теплые мягкие волны, и веки мои смежила дремота.

Я видела странные, фантастические картины, туманные поля, травы, возникающие из пара, молчаливый полет совы, и движение воздуха в перьях ее крыла. Я видела места, описать которые не смогу, но ясно осознавала, что это сновидение, потому что по-настоящему не спала никогда. Слышала музыку и помнила, где я и с кем.
Что-то изменилось. Я более не улавливала чередования темноты и света фонарей на шоссе. Мы съехали с дороги, и я не заметила перехода, а машина плыла в темноте, как бригантина, словно мы разведывательное судно, словно мы – пиратский корабль, совершающий набег.

Странно, что мы все еще были в пути, хотя я, честно признаться, ожидала, что дорога будет короткой. С обеих сторон ничего не было видно, – только темнота, все тот же мрак, похожий на разлитые чернила. Мой водитель вел себя так, словно меня и вовсе не было рядом. Эта ситуация стала меня напрягать. Не то, чтобы я чего-то боялась, но и ясности не было, а это само по себе нехорошо. Я решилась с ним заговорить.

- Странно, что мы так долго едем, - заметила я.

Он промолчал. Я даже подумала, что на фоне музыки он просто не услышал меня. Я кашлянула и предприняла вторую попытку.

- Что за машина, в которой мы едем? Предположу, что это – один из наиболее быстрых спорткаров.

Признаюсь, о машинах я не знаю ровным счетом ничего. Где я, а где автомобильный мир! Не следует сравнивать горячее с горьким. Но все же, несколько терминов я слышала. И неожиданно мой кабальеро среагировал. 

- Внедорожник, - спокойно и глухо отозвался он. – Не спорткар.

- Ого! Какая неожиданность!

- И, да, - закончил он, пропустив мое восклицание мимо ушей, - это один из наиболее быстрых внедорожников двадцатого года. В России таких еще нет, они появятся в начале следующего. Вам нравится панорамная крыша?

Я подняла голову. Мне нравилось, жаль только, ночь была пасмурная, без звезд, и на меня уставился все тот же мрак, теперь еще и сверху.

- И все-таки, долго еще? Мы так пересечем белорусскую границу! 

Он зыркнул через плечо, окинул меня быстрым взглядом снизу вверх. Я успела заметить, как засветились его глаза и померкли, словно кто-то притушил свет.
 
- В Беларусь нам не надо, там другое ведомство. Мы просто покрутились немного, и мы почти на месте.

В зеленоватой темноте, в отсвете фонарей, появлявшихся при въезде в город, я как будто стала узнавать знакомые очертания чего-то. Это была местность, смутно знакомая, которую я видела прежде. Сомнений быть не могло. Мы снова въезжали в Сафоново. Вздох разочарования вырвался у меня из груди. Странное это было чувство, похожее на беспомощную детскую обиду, словно что-то обещали и не дали.
Я стала вспоминать, с чего началась эта поездка без цели и объяснений. Моя память раскручивала цепочку, внося в события причудливые нюансы, но я была на верном пути. Что-то беспокоило меня, что-то не сходилось, что-то было пропущено. Равенство не равно. Что было бы, какой узор соткался бы из линий вероятностей, и где я была бы сейчас, не упади та шпилька на пол? Но, она упала, маленькая металлическая дрянь, зазвенела, будто стекло, и узел на линии вероятности затянулся.

Какой сорт сыра лучше? Чеддер или Гауда? Маасдам? Пармезан? А может, Тильзитер? Не зная, кому отдать предпочтение – швейцарским, голландским или итальянским гостям, я просто рассматривала красивую выкладку сыра на витрине, когда почувствовала, что по шее что-то скользнуло и упало вниз. Это была моя шпилька для волос с речным жемчугом и черными стразами в виде бабочки. Я было наклонилась, но кто-то опередил меня – мужская рука подала украшение.
 
Я посмотрела на него, на его лицо с вертикальными бороздками на щеках, брови, сросшиеся у переносицы, непроницаемые глаза, глаза без блеска, как будто они захватывали и поглощали свет.

- Кажется, вы обронили, - с улыбкой произнес он, и его морщины пришли в движение.
– Вот. Я возвращаю вам ваше.

- Спасибо, - сказала я и попыталась забрать свою шпильку, но пальцы его оказались цепкими и твердыми, как гранит. Я прикоснулась к его руке и не могла оторвать пальцев, они словно прилипли к его сухой холодной кисти. Внезапно воздух сгустился, стало трудно дышать, торговый зал расширялся, витрины поехали в стороны, оставаясь на месте. Волна горячей паники охватила меня, и я ощутила, что проваливаюсь куда-то, в какую-то глубину.

- Дышите глубоко, моя милая. Не нужно так остро реагировать, это всего лишь оброненная шпилька. – Он поцокал языком и покачал головой с видом человека, знающего толк в потрясениях.

Я вдруг поняла, кто он такой. И он понял, что я знаю. Веки его удовлетворенно опустились. Рядом с нами не было никого, слишком уж насыщенной была атмосфера этого ряда. И я получила приглашение, которое немедленно приняла, потому что отклонение такого приглашения стало бы самой большой ошибкой в моей жизни.

- Ночь – это все, что мы имеем, - сказал он, прощаясь. И, наверное, это было так, скорее всего, так.

Теперь казалось, что встреча эта состоялась давным-давно, хоть прошло всего несколько часов. Сутки завершились, стрелки прошли свой круг; в этом мире все связано, все соединено в одно, один поступок влечет за собой другие – правильные или бесчестные, неизменно находящие свое отражение в других измерениях. Я поймала себя на том, что уже думала об этом сегодня утром в месте, открытом ветрам и небу, ожившему внезапно от вороньих стай, вставших на крыло. Вернулась к утру завершившегося дня в салоне автомобиля люкс, где ни за что не оказался бы простой человек, а если бы это произошло, предпочел, чтобы этого не было.

Я люблю дни без солнца. Пасмурные, сумеречные, с тусклыми пятнами химер, плавающими в воздухе, словно это самые заурядные предметы типа тополиного пуха или паучьих паутин. В такие дни особенно приятно размышлять о разных уровнях бытия и глубоком одиночестве среди людей. Как раз о том, о чем и следует думать ведьме.

В такие дни воздух прозрачен, но всему придает оттенок океановой сини. Бархатное небо насыщено влагой и такое мягкое, что в него можно нырнуть, как в перину. Ненастное, оно клубится слоями пара, которые постоянно в движении – перемещаются, сталкиваются и растекаются. Случается порой, что наведываются мысли ко мне такие, не очень вдохновляющие, потому как заставляют жалеть себя, а я этого очень не люблю. И вот, этим утром я стояла в овраге, курила, просто смотрела на утренний город, на стаю ворон, заполнивших полнеба, и думала: почему я такая одинокая, какого черта я узница этого проклятого одиночества, что мне поможет, когда все станет лучше?

Ситуация очень простая, стою я тихо в самой глубине оврага, и такое чувство непонятное в груди, будто я одна, будто я – последний человек на Земле, и что есть люди вокруг, но, что лишь на время становится легче, когда кто-то рядом, и что эти люди, миллионы людей, не заполнят моего одиночества. В конце концов, всякий раз, думая об этом, я обещала себе, что я привыкну, что какое-то время придется побыть такой – вольной и независимой, а в новом воплощении все будет по-другому.

Я не помню, сколько мне было лет, но я помню день, помню тот момент, когда я поняла, что я – иная. Я тогда шла по склону, заросшему клевером, ветер дул в разные стороны, он был холодный и теплый одновременно. Далеко внизу бежала собака. Я смотрела на ее передвижения и ясно осознала вдруг, что собака одинока, и что она думает, если бежать достаточно быстро, можно убежать от своего одиночества. И, казалось бы, простая ситуация: я иду в траве, где-то бежит собака, но так много мыслей сразу, и в душе все перевернулось.

- Иногда люди начинают кое-что понимать, - проговорил мой темный драйвер. Я сделала вид, что не расслышала его замечания. Да и в самом деле, лучше помалкивать. Кто знает, что на уме у этих бесов.

Вероятно, с шоссе мы съехали где-то в районе Анохово и покатили по Горняцкой, где так мало фонарей. Жилые комплексы еще не спали, и в темноте окна мерцали, как заплаканные глаза. Горняцкая плавно перетекла в Советскую, ясно же – мы ехали в центр. А от центра до моего района не так уж и далеко. Я уже не скрывала разочарования и сидела, скрестив на груди руки.

Астон Мартин шел, никуда не сворачивая, и мы очутились на улице Ленина, и покатили по широкой ровной дороге, окунулись в неоновое и светодиодное море, и мы были здесь не одни. Улица была запружена людьми и автомобилями. Да, конечно, она не спала по ночам, но такой я видела ее впервые. Столько дорогущих брендов, столько авто премиум класса, сконцентрированных в одном месте, я не видела никогда. Куда подевались неудачники, плохо одетые, побитые жизнью мужчины? Где толстые страшные женщины? Где старики, где дерзкие подростки с алкоголем в руках? Горожане выглядели так, словно только что сошли со страниц суперкультовых модных журналов. Мой спутник усмехнулся и сказал по-французски:

- Si elle lit, elle lit Elle.

Оказалось вдруг, что здесь не только ярко, но и шумно. Как будто вы очутились внутри трека и никак не можете выбраться из звуковых лабиринтов – синтезаторных звуков на средних частотах, комканых басовых линий, самых диких звуковых искажений и темного, глубокого, пронзительного вокала. Как будто вы заблудились на окраинах южного Лондона. Да, господа, вы все правильно поняли – дабстеп. Мой капитан придержал наш королевский фрегат, и мы плыли по Ленина на волнах дабстепа, на волнах потрясения. Я прижалась к стеклу и во все глаза смотрела на то, что происходит снаружи. Я чувствовала, что травмирована, но не хотела этого прекращать, не хотела расставаться со своим шоком.

Все плыло и мерцало, и испускало свет. Здесь было немало животных – собак и кошек. Но, это было совсем не то, что я видела здесь днем. Не было голодных бродячих бедолаг, никому по-настоящему не нужных. Мы проскользили мимо нескольких исполинских кане-корсо, смелых и выносливых, предназначенных для защиты и охраны, потомков древних собак-гладиаторов. На крыши некоторых автомобилей взгромоздились кондоры и думали, что пугают толпу, раскрывая и схлопывая свои черно-белые крылья.  У края тротуара рядом с хохочущими молодыми дамами на задних лапах сидел питбуль и, наклонив голову, проводил наш фрегат внимательным взглядом. Он был весьма редкого окраса. Питбуль окраса мерль.

- Понравилась собачка? – Бес смотрел на меня в зеркало, и глаза его впервые потеплели.

- Он милый, - сказала я. – Я люблю собак.

- Да-да, он милый, такая лапочка. Обычная бойцовая собака с острыми клыками и стальной хваткой. Но, дело все в том, что питбули именно этого окраса склонны к агрессии и психическим расстройствам. Поэтому люди их убивают. Конечно, я не утверждаю, что такой пес обязательно свихнется, но факт остается фактом. А так, весьма милый дружок. – Он помолчал и добавил: - Таких здесь много.

- А что, хозяева не знают об их особенностях?

- Прекрасно знают. Но, здешний воздух благотворно влияет на собачек.

Мы взяли вправо, миновали культурный центр, мимо проплыло административное здание, где в этот час были погашены все окна, где темными массивами возвышались ели, и улица Ленина снова распрямилась и повела нас дальше, вся занятая автомобилями, движущимися двумя встречными потоками. Я всегда воспринимала эту часть улицы, как пущенную стрелу, летящую над пропастью, где клубился туман, и в тумане по железному полотну ходили поезда.

Этот город был связан со мной кровными узами, он врос в мое тело, как плесень, осыпал своими спорами, я дышала его воздухом, и он поразил мою душу.  Сколько помню себя, мне казалось, что с этим городом что-то не так, это место с двойным дном, и дороги здесь всегда ведут не туда. Я росла здесь и помнила все, что со мной происходило, и точно знаю, что все, что со мной происходит сейчас, я когда-то создала сама.

Вправо отпрыгнула улица Мира, точно рота бойцов поднялся темный массив кладбищенских тополей, отделяясь от темноты ночного пасмурного неба. Наш Астон Мартин пересек дорогу и вырулил на площадку у Владимирской церкви. Здесь нас ждали.