зияния сердец

я искал. в этом предвестии было что-то мнимое, некая гроза на грани молчания. я был  в бреду, некое молчание надо мной тяготело, некое подобие молчания меня распинало на вазах цветов. я встретил эту глубокую радугу, я расцвел в ней. и годы пошли, пошли они за мной по кривой дороге, поползли в этом смешении сердец. смешным показалось это кровоизлияние - излияние сердца. слишком убогим был плен, и мнимое входило в двери, и кричало о пастбищах, о роковых цветениях, и плен радуги был в руке, и извивался. я срывал свои когти с книг, я списывал у двоечников, продолжая их куплеты. там, в осени я стоял, и проклинал эти цветы, проклинал и целовал. я проклинал душегубов, этих пострелов во власти жизни, во власти смерти.
кое-что я припрятал в своих карманах, некое подобие растления в вершинах ума, некий разврат в преломлении света, некая дщерь взывала в проклятом небе:

целуй эти цветы, эти преломляющиеся знаки! целуй свое падение, свою прорастающую душу! навстречу холоду иди, иди, и люби его в его мраке, в его понимании!

молча я цвел. это цветение было подобно смешению всех цветов, особенно черного и белого. было в нем и что-то от земли, и что-то от неба. что-то от света, и что-то от тьмы. покоробленным смехом воздвигал я свои березы, надломленным пониманием я входил во вретища. так я зиял в молчании, зиял и преломлялся. синим пламенем были мои губы, мое плачущее отчаяние. род мой пламенел в молчании, я звал предков к ответу, и они улыбались и смеялись надо мной от всей души. господством было их слово, господством превыше всего. зрели эти цветы в руках - и опадали, опадали во вретище. в память падали эти лепестки, эти зияния сердец.

прорастание ждало меня в начинаниях, в памяти я терял себя, все до последнего уходило в себя, и растворялось в различии, в контрасте жизни. соком цветов я питался, и цветения эти были весьма велики. им я уподобился, их я провозгласил в сумерках своего понимания, и жизнь вошла в мой дом, и осталась, и даже прикорнула
на постели. я хотел забыть ее, пока она спит, но она спохватилась и умерла в моих объятиях, не дав мне подумать о ней.