В чужом доме по шерсти не гладят

Закончив  школу,  я  не  знала,  чего  хочу.  Было  лишь  желание  уехать  подальше  от  одноклассников.  Десятый  класс  дался  мне  нелегко.  Противостояние  вымотало  меня  окончательно.  Сил  на  поиски  себя  не  оставалось.  Одно  знала  четко,  я  хочу  жить  в  Ленинграде.  Одна  из  одноклассниц  поддержала  меня,  сказав,  что  поедет  со  мной.
И  вот  мы,  две  деревенские  простушки,  приехали  в  великий  град  Петра.  Родители  снабдили  нас  деньгами,  а  моя  тетя  Галя  предоставила  нам  свою  комнатку,  уехав  в  отпуск  в  деревню.
Отоспавшись  после  дороги  и позавтракав,  мы  стали   изучать  содержимое  справочника  училищ.  Я  смело  замахнулась  на   Ленинградское  художественное  училище  имени  Мухиной.   
Захожу  в  приемную. 
 -  Покажите  работы. 
 -  Какие  работы? 
 -  Картины,  рисунки,  холсты. 
 -  У  меня  ничего  нет. 
 -  Тогда  и  говорить  не  о  чем.  К тому же мы  не  принимаем  с  десятью  классами  образования.  Вы  для  нас  переросток,  к  нам  приходят  после  восьмого  класса.  Идите  в  академию. 
 
В  результате  прогуливаю  данные  родителями  на  благое  дело  деньги  и  возвращаюсь домой  ни  с  чем.  Вдобавок,  на  Московском  вокзале  у  подружки  сняли  с  руки  часы  моей  мамы,  которые  она  попросила  поносить  в  Ленинграде.  Расстроенные  родители  настаивают  поступать  в  Сыктывкарский  пединститут.  Там  вечный  недобор.  Берут  всех  желающих  поехать  работать  в  деревню  после  распределения.  Но  погуляв  немного  по  Ленинграду  и  даже  не  вкусив  его прелестей,  я   безнадежно  в  него  влюбилась.  Где - то  внутри  прочно  засело  убеждение,  что  мое  место  там.
Дома  я  доставала  маму,  что  хочу  обратно  в  Ленинград.
Не  выдержав  моего  нытья,  мама  пошла  на  поклон  к  младшей  сестре  Галине,  которая  давно  жила  в  Ленинграде,   а  сейчас  отдыхала  тут  у  матери.  Под  напором  моей  мамы  и  бабушки   она   согласилась  взять  меня  с  собой  в  Питер.  И  направить на путь истинный.  Если  получиться.
Осознала  Галя  свою  ошибку  только  через  неделю после  возвращения  в  свою маленькую  коммунальную  комнатку.  Что  со  мной  делать,  она  не  знала.  Я  её бесила. 
Она  стала  ездить  со  мной  по  всем  училищам,  в  которых  еще  шел  набор  студентов  и  давали  общежитие.  Не  тут - то  было.  Я  упорно  отказывалась  быть  швеей  или  токарем.  Ох,  как  она  злилась!  Она  поносила  меня,  на  чем  свет  стоит.  Я  стоически  молчала.
Через   неделю   ясным  августовским  утром,  лежа  в  постели,  мы  услышали  по  радио  объявление,  что  ведется  дополнительный  набор  в  Первое  Медицинское  училище  города  Ленинграда.
-  В  понедельник  подаем  документы,  и  ты  сдаешь  экзамены.  Садись,  читай!  Если это  тебя  не  устраивает,  собирай  чемодан  и  катись  обратно  домой!
Медицину  я  не  любила  и  медиком  себя  не  видела.  Но  выбор  был  невелик  и  я  согласилась. 
Успешно  сдав  вступительные  экзамены,  я  поступила  в  медучилище.  Группа  состояла  из   ленинградских  девочек,  не  поступивших  в  мединституты.  Они  были  разных  возрастов  и  взглядов,  но  всех  их  объединяли  питерские  корни,  менталитет  и  целеустремленность  поступить  в  медицинский  институт.  Из  тридцати  девчонок   иногородних  было  всего  семеро.  Мы  сдружились.
Учеба  в  училище   мне  не  нравилась.  Химия,  в  которой  я  путалась,  подталкивала  меня  к  мысли  бросить  училище.
И  я  решила  больше  не  грузиться.  Чтобы  тетка  ничего  не  заподозрила,  я  каждое  утро  уходила  гулять  по  усыпанному  осенней  листвой  городу.   Счастье  мое  длилось  целых  две  недели.  Староста  нашего  курса  позвонила  тете  узнать,  в  чем  дело,  почему  я  не  посещаю  занятия.  Галина  дала  мне  по  мозгам  и  попросила  старосту  доносить  о  моих  прогулах.  Так  начался  их  совместный  контроль  над  нерадивой  студенткой.
Кто  верит  в  гороскоп,  тот  знает,  что  Овны  так  легко  не  сдаются.  Я  пыталась  той  осенью  еще  пару  раз  отречься  от  учебы,  но  меня  возвращали  в  стойло.
Так  прошел  первый  год  обучения.
Теория   осталась  позади,  началась  практика.  Училище  обещало  общежитие  иногородним,  но  прошел  год,  а  я  все  еще  жила  у  тётки  в  коммуналке.  Не  проходило  и  дня,  чтобы  она  не  злилась.  Она,  словно  бешеная  собака  орала  на  меня,  обвиняя  во  всех  своих  неудачах.  Я  была  для  нее  девочкой  для  битья  с  красной  тряпкой.
Родители  ежемесячно  высылали  мне  около  семидесяти  рублей,  которых  я  не  видела.  Тетка  забирала  все  деньги,  якобы  за  аренду  и  питание.  Зимой  я  носила  своё  старое  детское  пальто  и  вязанную  шапочку.  Обуви  зимней  у  меня  не  было,  в  селе  мы  все  носили  валенки.  Тётя вытащила  из  кладовой  свои  старые  сапоги  со  сломанной  молнией.
-  Вот.  Будешь  носить.
-  Но  на них  сломана  молния!
-  Ничего  страшного.  Вот  тебе  иголка  и  нитка.  Будешь  утром  зашивать  молнию.
Она  даже  не  предложила  поменять  молнию  у  сапожника.   Каждое  утро  я  прошивала  сломанный  замок  на  этих   старых  и  стоптанных  зимних  сапогах.  Переобуваться   в  училище  не  могла,  так  и  ходила  подшитая  до  самого  вечера.  На  покупку  новых  сапог  у меня  не  было  денег.  Моя  жалкая  одежонка  вызывала  презрительные  взгляды  у  ухоженных  и  красиво  одетых  сокурсниц.  Самооценка   моя  скатывалась  под  плинтус.   Сколько  унизительных,   травмирующих  молодую  девчонку,   моментов  засело  в  моей  памяти  с  того  времени.
Наше  совместное  проживание  с  тетей  не  заладилось  с  самого  начала,  как  бы  я  не  подстраивалась  под  неё.  Поначалу  я  была  совсем  беспомощной  в  чужом  городе.  Не  выдержав  злых  нападок  Галины,  я  пожаловалась  на  неё  близким  подругам.  Они,  пожалев  меня,  предложили  переехать  жить  к  ним  на  съёмную  квартиру.  Уговаривать  меня  не  пришлось. 
Девчонки  снимали  угол  в  большой  коммунальной  квартире в  Петроградском  районе  города.  Комнатка  была   длинная,  узкая,  перегороженная  массивным  старинным  буфетом  на  две  части.  Потолки  были  высокие,  что. Придавало  комнатке  объемности.  Хозяйкой  была  бывшая графиня.  Маленькая,  согбенная  старушка  в  кружевных  пеньюарах,  с  толстыми  линзами  в  очках.  Казалось,  что  ее  глаза  не  помещаются  в  очки,  а  смотрят  на  тебя  еще  и  с  боку   из - за  оправы. 
У  графини  был  свой  строгий  распорядок  и   мы  должны  были  следовать  ему  неукоснительно.  Ко  сну  она  отходила  ровно  в  девять,  выключала  свет  и  быстро  засыпала.  К  нашему  счастью,  она  была  еще  и  глуховата.  Мы  смело болтали  и  смеялись  аж  до  полуночи.
Графиня,  просыпалась  пару  раз  ночью  за  надобностью.    Возясь  за  комодом  с  ночным  горшком,  ворчала,  что  за  всеми  нужен  глаз  да  глаз,  иначе  разворуют  все  ее  добро.  Мы  хихикали  под  одеялом,  а  утром  с  завистью  наблюдали,  как  она,  открыв  буфет  огромным  ключом,  пересчитывала  свои  бесценные  безделушки.
Графиня  была  добрая.  Угощая  вечерами  нас  чаем,  она  рассказывала  о  былых  временах  и  о  своих  поклонниках.  Мы,  попивая  горячий  чай  из  ее  фарфоровых  чашечек,  наблюдали,  как  она  дует  на  блюдце  и  прихлебывает  из  него  остывающий  напиток,  смешно  оттопырив   скрюченный  от  старости  мизинчик.  Может  она  и  вправду  когда-то  была  молодая  и  красивая,  с  сомнением  думали  мы.
Квартировала  я  у  графини  недолго. 
Получив  следующей  осенью  студенческое  общежитие   от  училища,  я  переехала.  В  общаге  все  поголовно  курили.  Это считалось  круто.  Я  тоже  втянулась  и  постоянно  бегала  с  девчонками  на  балкон  за  компанию.  Полгода  активного  курения  подсадили  мой  голос,  я  охрипла.  Это  заставило  меня  бросить  пагубную  привычку  навсегда.
В  июне  1980  года  я  получила  диплом  фельдшера  -  лаборанта.

Прошло  несколько  лет.
Я  уже  закончила  медицинский  институт  и  познакомилась  с  будущим  мужем.  Он  пригласил  меня  в  Финляндию.  Угла  своего  в  Ленинграде  у  меня  не  было  и  я  оставила  свои  немногочисленные  вещи  на  сохранение  у  Галины.  Тётка  как  никак.  Вернувшись  через  три  месяца,  пошла  к  ней.  Тётка,  уперев  руки  в  боки,  агрессивно  спросила. 
-   О  каких  вещах  ты  спрашиваешь?  Ты у меня ничего не оставляла.
Я  была  ошарашена  и  не  верила  своим  ушам. 
-  Там,  на  антресолях.
-  Там  нет  ничего  твоего,  можешь  проверить.
Я  залезла  на  стул,  открыла  дверцы  антресолей  и  впрямь  ничего  не  увидела.
-  Но...  Я  оставляла.  Верни  мне  хотя  бы  одну  пару  сапог,  зима  на  пороге.
Её  муж  молча  стирал  в  ванной,  опустив  глаза.
-   Убедилась,  что  там  ничего  нет.   Сапоги  ей  подавай.  Можешь  уходить.
Меня  выперли  из  квартиры. 
Я  долго  не  могла  прийти  в  себя.  Галина  устроена,  муж  хорошо  зарабатывает.  Зачем  ей  этот  грех  на  душу?

Если  бы  я   тогда  была  богатым  человеком,  я  дала  бы  ей  гораздо  больше  этих  сапог.  Но  я,  закончив  полгода  назад  институт,  была  сама  не  одета. 
Я  только  начинала  жить. 
Обворовать  родную  племянницу!  Эту  историю  я  запомнила  на всю  жизнь.  Она  обманывала  не  только  меня,  но  и  своих  младших  сестёр,  которым  отослала  мои  сапоги  в  подарок  от  своего  имени.
-  О  господи!  -  ужаснулась  позже  одна  из   них. 
-  Да  мы  и  не  носим  каблуки,  ведь  в  деревне  живём!  Я  столько  ей  говорила:  не  присылай  больше  ничего  нам,  не  бедные  мы  уже.  Но  у  неё  всегда  был  бзик  в  голове.
Да,  все  родные  сёстры  по  бабушке  и  все  разные. 
Злая  была  Галина  и  непорядочная,   не  понятно  в  кого. 


Май 2020.
Хельсинки.