Пионер в церкви
На переменах Федя не выходил из класса. Так и сидел за партой, склонившись над тетрадкой и делая вид, что проверяет: правильно ли записал, сказанное учителем. В коридор не высовывался, чтобы не проходить мимо стенгазеты, посвящённой борьбе с религиозными предрассудками. Газете, которая его прославила сегодня на всю школу. А может и на всю Стрелецкую слободу.
Маленький смешной толстый человечек со свечкой в руке, украсивший главную заметку «Он был на паску в церкви!», совсем не походил на Федю. Однако поясняющая надпись «Лапкин Фёдор» не оставляла сомнения в том, кому посвящена карикатура. К тому же текст заметки в обидных выражениях сообщал, что Фёдора заметили в пасхальную ночь среди участников «крестового похода».
Почему «крестового»? Всегда же «крестным ходом» был! И в прошлом году. И в позапрошлом, когда Федя впервые выдержал всю ночную службу. За это псаломщик дедушка Проша похвалил его. Сказал: «Вот, Федька, ты и вырос. Настоящий воин Христов! Будет кому за веру постоять, когда мы уйдём».
Прохор Иванович ушёл не сам. Его вскоре после позапрошлогодней Пасхи второй раз раскулачили и сослали на север. Это ещё при том батюшке было, которого тоже арестовали и куда-то отправили. Тоже, наверное, в ссылку.
Родители Феди Лапкина в храм не ходили. Отец – потому, что кандидат в партию, мать – потому, что жена кандидата в партию. Однако не препятствовали маме жены кандидата в партию иногда брать с собою в церковь внука.
Но в этом году Федя пошёл на Пасху сам. Разрешение спросил у матери, потому что отец мог не разрешить. К счастью, глава семейства укатил на своём паровозе в сторону Воронежа, потащил товарный состав.
Бабушку Лапкины похоронили в самом начале Великого поста, на Торжество Православия. И воспоминания о ней остались торжественные и светлые. Как живая, она стояла перед глазами внука в весенний солнечный день. Как наяву, отрок Феодор слышал её слова.
- Федюш, остарела я совсем. Сбегай-ка ты за меня в город. Вот тебе денежки, - говорила бабушка, развязывая носовой платочек с мелочью. – Ты там поставь свечки в храмах. Всех наших помяни. Дедушку не забудь, хоть ты его и не захватил… Да, в церковь, что рядом с базаром, не ходи. Там не православные теперь – обновленцы.
Федька взял с собой товарищей: Гришку и Тишку. На тот случай, если городские обижать слободских надумают. Втроём они с ребятами, как три богатыря, от любой шоблы отобьются. Не кулаком, так языком. Гришка умеет одним словом любого задиру срезать. У Тишки кулак о-го-го. Только покажет – и драться не надо.
Городские пригородных не обидели. Но без искушений не обошлось. Гришка Федьку почти уговорил только одну свечку поставить в ближайшую церковь. (Ближайшей, как на грех, была та, что у базара). А остальные монетки Гришка предлагал разделить по-братски и вдоволь натрескаться пряников с ситром. Может и на леденцы ещё хватит.
Пряники, ситро… Федя уже чувствовал во рту их вкус. Нечастые гости они на столе. Редко их отец привозит из поездок, не балует. А мать и вовсе не покупает сладости.
Хотя и говорят, что жить стало веселее, замечает Федя, что мама становится всё грустнее и грустнее. Каждую копейку считает. Чуть лишнюю выкроит – голодающей родне на Украину посылает. Им там сейчас не до леденцов.
Вот этот воображаемый леденец, как ледышка, остудил распаляющуюся страсть гортанобесия.
- Бабушка на лакомство отдельно деньги дала, - Федя продемонстрировал товарищам три монетки на ладошке. – Их и разделим.
Из семи городских храмов к 1933 году были закрыты три. В одном из них клуб фабричной молодёжи устроили. В другом – склад конторы Заготзерно. Третий уже разбирали на стройматериал для городских нужд. Город нуждался в новой бане, тёплом тире и добротном каменном общественном туалете.
В храм, захваченный обновленцами, ребята всё-таки заглянули. Из любопытства. Свечек там, правда, не ставили.
Феде эта церковь показалась слишком тёмной. Несмотря на ясный день, в ней царил мрак. Виной тому закопченные окна или что-то иное, трудно было понять.
В православных храмах шло богослужение. В соборе Литургию возглавлял епископ. Все верующие и многие неверующие в городе его уважительно называли владыкою. Говорят, сюда владыку выслали. Раньше он служил на юге. Потом томился на Урале в глухом селе. Теперь ему разрешили жить здесь без права выезда за пределы города.
Федя, увидев владыку, поначалу забыл о бабушкиной свечке. Архиерей стоял на возвышении по центру собора и сам казался большой яркой свечой. От него исходил не только мягкий свет, но и тепло. У всех, кто попадал на архиерейское богослужение, светлели лица.
Даже Тишка, который, кажется, огорчился, что не пришлось им встретиться с городскими забияками, и тот расплывался в улыбке. Окончательно разжав свои кулаки, он широко по-купечески крестился после каждого «Господи, помилуй!».
Величественный трёхпрестольный собор, находившийся на самом возвышенном месте в центре города, плыл по бушующему морю современности в неведомое будущее. А владыка стоял на своём архиерейском месте, как капитан на мостике, и уверенно вёл церковный корабль к тихому пристанищу.
В этом году собор-корабль прикололи якорем к земле. Архиерея, к которому успели сердечно привязаться горожане, вновь взяли под стражу и этапировали на другой конец страны – на Дальний Восток. Центр города вокруг закрытого собора стал напоминать унылое болото.
И маленькое сердечко Феди заныло. Путь из школы домой лежал через площадь перед слободским храмом. Когда все городские церкви оказались на замке, верующие из города хлынули в слободы и близлежащие сёла. Поэтому на Пасху было много незнакомых Федору лиц.
Какой-то растерянностью выделялись бывшие немногочисленные прихожане обновленческого храма. Храм был закрыт по просьбе самого священника, который попросил советскую власть освободить его от налогов и не считать священнослужителем, поскольку он «не видит смысла в дальнейшем служении».
Происшедшее верующий люд воспринял неоднозначно. Одни победоносно злорадствовали, другие беспокоились о дальнейшей судьбе церковного здания, третьи сочувствовали священнику, потерпевшему кораблекрушение в вере. От обновленца разбежались не только прихожане, но и жена. Уже третья по счёту.
Федя хотел быстро пробежать церковную площадь. Но когда поравнялся с центральным входом, сам себе удивляясь, остановился, вытер слёзы рукавом и перекрестился. Семь бед – один ответ. Всё равно богомольцем обзывают. И пусть! Обидно только, что заметку для газеты по поручению вожатой сочинил Гришка. Тот самый Гришка, с которым они вместе свечки в храмах ставили и пряники ели.
Повернувшись спиной к храму Федя вновь разрыдался. Так зарёванный и напоролся на маму, стиравшую бельё в речке.
- Что случилось, сынок? – спросила она, откладывая на деревянный мосток выжатую папину рубашку.
- Меня из пи… пи.. пионеров выключили! А-а-а, - затрясся от рыданий мальчик, боясь приблизиться к родительнице.
- И за что?
- За… за… за церковь…
Мама сама шагнула к сыну и крепко его обняла, гладя по голове рукой, ещё влажной от стирки.
- Ты у меня жив, здоров, учишься хорошо. А пионерство… Бог с ним. Не переживай. Как выключили, так и включат.
Мамы умеют утешать.
Священник Владимир Русин
Первая публикация в газете "Православное Осколье" (2021г., №5)
Свидетельство о публикации №221020801571