Пути - дороги

   


                Пути-дороги.

«Музыка жизни умолкнет,
если оборвать струны воспоминаний».

Так всё начиналось.

  В далёкую бытность, когда деревья уже не казались такими большими, а голова обогатилась знаниями, почерпнутыми на улице, в школе, институте и ещё неизвестно откуда, жизнь слегка притормозила. Нет, она не была скучной. Бурлила, взбрыкивала, искрила, но всё в очерченном кем-то периметре. Душа маялась и просилась на новые просторы, к неизведанным далям и неиспытанным чувствам. Если чего-то очень хочешь, жизнь извернётся и подарит тебе шанс вытянуть счастливый билет. Не могу сказать, что мой шанс был соткан из счастья. Скорее из грустной необходимости.
Папу я очень любила, а он болел долго, тяжело и неисправимо. Кусочек лёгкого, который остался после операции, мог ещё послужить для недолгого продления жизни.  Правда, к этому нужно было приложить ещё определённое средство, в виде  какого-то особого ингалятора. В нашей стране, уже почти коммунистического благосостояния, они не водились. Купить можно было только в ФРГ или в Югославии. (Да, в той самой, которой уже нет.) Назывались самые доступные для граждан СССР страны. Но нам, выглядывающим из-за высокой стены, охраняющей нас от всех вражеских влияний и посяганий, и это было почти недоступно. ФРГ отметалась сразу. Оставалась Югославия. На тот момент, страна с непонятной ориентацией, заметно отошедшая от канонов социализма и опасно приблизившаяся к вражескому стану. Впрочем, папе, - коммунисту со стажем во всю жизнь, проверенному, не привлекавшемуся и даже ни разу не заподозренному, выезд разрешили. Ввиду чрезвычайных обстоятельств. Да вот беда! Уехать дальше собственной квартиры он уже был не в состоянии. На семейном совете решили -  нужно слать гонца.

   Не всё так просто.

Взоры обратились на меня – молодую, сильную и здоровую. Настораживала, правда, моя неопределённость в политических настроениях и некоторая непредвиденность поступков. Вложив всю силу своего желания в честный, открытый взгляд, я сумела отмести все сомнения и, вполне оправданные, опасения. Вопрос был решён. Дело оставалось за малым,- получить «добро» от лиц решающих, высоко стоящих. Разрешение на выезд получали по строгому отбору. Группы комплектовались из партийных и комсомольских работников, парочки представителей рабоче-крестьянского сословия, ну и для смягчения впечатления, одного-двух незапятнанных представителей студенческой молодёжи. Я, вроде как, оставалась за бортом. Вся надежда на авторитетные рекомендации и понимание сложившейся ситуации. Подсуетились все. Институт дал блестящую характеристику, из которой я с удивлением узнала о своей непогрешимости и абсолютной преданности всем предлагаемым идеалам. Это было более чем странно. Именно в институте, я добровольно вышла из комсомола, за что чуть не вылетела с третьего курса. Спасла мамина весомая репутация и её широкие связи на ниве просвещения. Из характеристики с места работы, легло на душу признание моего яркого таланта преподавателя, честности, принципиальности и абсолютной неподкупности. Перечитала несколько раз с удовольствием и поверила. Наверное, поверили и люди в высоком кабинете, куда меня пригласили, как в последнюю инстанцию. Длинный стол, серьёзные лица, мурашки по спине и проникновенная речь, призывающая ограничить ТАМ мои телодвижения и заморозить резвый язык. На всём, к чему могла потянуться моя душа, был поставлен гриф – «нельзя». Я смотрела в их холодные, «рыбьи» глаза и понимающе кивала головой.
  -    Что Вы, что вы! Да как можно? Да я и разговаривать-то не умею. А уж двигаться против течения….. Нас не тому учили! Будете приглядывать? Да я только рада. Никогда не знаешь, чего от них ждать. Не споткнусь.… Не уроню…
Смотрели с сомнением, но выезд разрешили и в группу включили.

   Последние хлопоты. Отъезд.

  Тур подразумевал две страны. Сначала тёплая и загадочная Румыния, затем настороженная, но вожделенная Югославия. На первом этапе мне дозволялось отдохнуть, по мере желаний и возможностей. Ни в чём себе не отказывать и, по-царски, тратить все 70 рублей, которые разрешались к обмену. В Югославии обмен был ещё скромнее. На 30 рублей особо не разгуляешься, если заранее не подсуетиться. Народ быстро сориентировался и придумал кучу способов пополнить копилку обмена. Немного нахальства, немного риска и вы уже вполне платёжеспособный гость в чужой стране.

  Мама взяла на вооружение самые доступные и безопасные способы, как ей тогда казалось. Помимо двух бутылок водки, разрешённых для личного пользования, в моём чемодане скромно приютились утюг, электробритва, украшения из янтаря и папины новые часы. С одной стороны,  это легко продавалось, с другой - всегда можно было сказать, что всё это, тоже для личного пользования. Сказать-то можно, но осуществить.… Среди множества моих талантов, коммерческий отсутствовал начисто. Но, папу я очень любила.
 
И вот, последние напутствия, мамино волнение, папина суровая настороженность. Уж он-то свою дочь знал. С группой счастливчиков познакомилась уже на вокзале и загрустила. Группа небольшая, но весомая. Солидные животы в строгих костюмах с галстуками и с супругами. Дамы, при бюстах,  синих, густых тенях и пышных начёсах. Лица попорчены партийной мудростью и житейскими излишествами. Отдельно, сбившись в стайку, несколько мешковатых фигур неопределённой принадлежности. Скорее всего, тоже члены, но пониже рангом и явно с крестьянским уклоном. Сексотов, по неопытности, не определила, зато приметила молодую парочку с живыми, симпатичными лицами. Уже явно не студенты, но пока не за… Номенклатурные дети, подумала я, и не ошиблась. Стояли вольно, в обнимку, пригрев у ног огромный, вызывающе красивый чемодан, изукрашенный цветными наклейками. Бывалый чемодан выдавал опытных путешественников. Мир повидали, что к чему знают. Лучшего варианта и искать не надо. Обаятельно улыбнулась и примкнула к ним. Так мы и путешествовали вместе, к обоюдному удовольствию. Наконец, сверка списков, последние указания и суматошное расселение по купе.
 К нашей троице примкнула женщина лет 45, приятной пухлости и незапоминающимся лицом, как бы слегка смазанным кистью. Такие лица пользуются спросом у визажистов. Что хочешь, то и нарисуешь. На голове высокий шалаш, который к ночи сник, до размеров тощенькой причёски. Пристроив вещи, расслабились. Познакомились без церемоний. Семейная парочка – Дима и Наташа. Примкнувшая – Лида, торговый работник. Так и представилась. Ну, что же, члены и торгаши были в те смутные времена в фаворе.

 А поезд уже торопливо отсчитывал километры, нервно вздрагивая на стыках.  На выезде из города, он махнул на прощание хвостом и протяжно взвыл.  Новосибирск послал вдогонку шедовриальный слоган: - «Да здравствует то, благодаря чему мы – несмотря ни на что!»

Родина провожала нас скучной, сопливой погодой, бесконечными, уже пустыми полями, поредевшими перелесками, скучившимися, чёрными от дождя деревеньками и грязными, вязкими дорогами вдоль полотна.  Осень. Задёрнули шторки и грусть ушла.
А затем разговоры, разговоры… Мои спутники делились впечатлениями о прежних поездках, о неурядицах в пути и собственной находчивости, о том, «где какая рыба и почём». Мне похвалиться было нечем, поэтому я благоразумно помалкивала, стараясь запомнить кучу полезных вещей от «бывалых». Так я, в подробностях, узнала как себя вести при досмотрах, если совесть не чиста и декларация нарушена. О способах продать, чтобы купить. Как провезти тайком деньги, с дальнейшим обменом на месте. И, наконец, как обменять товар на товар, - вопрос для меня животрепещущий и неразрешимый. Невозможно было представить себя в родной аптеке, предлагающей утюг, в обмен на лекарство. Всё, вроде, просто и легко, но провезти деньги в обход таможни, - пилотаж не для меня. Измучившись душевно, я всё-таки вложила в карман куртки 10 рублей. - Чем меньше мудрствуешь, тем вернее. Чем ближе положишь…. – учили меня мои мудрые попутчики. О сумме, провозимой мной, они понятия не имели. Спрашивать о таких тонкостях, во все времена считалось неэтичным. Так за разговорами, шутками, обменом знаниями, вылазками в ресторан -  встречали ночь. Не знаю, как другие, но я засыпала сразу, убаюканная равномерным покачиванием и, уже привычным, постукиванием колёс.

Брест обозначился каким-то скрежетом, лязгом и содроганием. Объяснили – перестроились на узкоколейку. Дальше уже заграница. Дверь купе резко отъехала, впуская двух суровых таможенников. Час икс настал. Один из них подошёл сразу к парочке, второй встал напротив меня. Помня наставления, сделала нейтральное лицо и уже хотела улыбнуться, но улыбка так и умерла, не успев родиться. Смотрел прямо в глаза.  Я вдруг абсолютно поняла состояние кролика перед удавом. Мысли улетучились, уступив место страху. Все мои прежние грехи были такими безвредными и наивными. Сейчас меня объявят государственной преступницей и этапируют.  Куда, я не знала, но уж точно, не к маме с папой. А позор! А огласка! Я чувствовала, как начали седеть мои волосы.
       -   Что везёте?
    -Ничего.
      -А если подумать?
       - Утюг – вдруг ляпнула я и придвинула свой чемодан к его ногам.  Слегка удивился, переступил через мой багаж, и потерял ко мне всякий интерес.
   -   Отложил на потом – подумала я. Но досматривать стали почему-то не мой, а красивый, весь в наклейках, чемодан Димы и Наташи. О чём говорили, не помню. Сидела, не шевелясь и не дыша. Ждала своей очереди.
Дверь скрипнула и задвинулась за их спинами. Все разом повернулись ко мне.
      - Ты что? Даже нам было ясно, что ты везёшь, как минимум, атомную бомбу. Да ты дыши, дыши. Уже можно. И всё-таки, что ты везёшь?
Молча, потянулась к висевшей у двери курточке и достала из кармана несчастную десятку. Сначала молчание, затем дружный хохот.
    - Ты из за этого!? Ой, не могу! Мы-то думали.… А она.… Ну, уморила…Утюг, говорит…      Просмеявшись, объяснили.  -  Да все везут. И, уж конечно, не по 10 рублей.  Они же натасканы на это, как собаки-ищейки. И тебя сразу просчитали.
 - Самое большее, бутылку лишнюю везёт. Видно, что врать не умеет. Неопытная.
 
Румыния. В гостях у Цепеша.

  Тем временем, пейзаж за окном существенно изменился. После родной необъятности и неухоженности, аккуратно расчерченные угодья. Ярким лоскутным одеялом, - на все четыре стороны. Обласканы солнцем и добрыми руками, сияющие чистотой и свежестью. Чёрная, влажная земля выдыхала лёгкий парок, превращающийся в лучах солнца, в тысячи радуг. Так нас встретила Румыния, или как её называют сами жители, - Валахия.

Гостиница впечатлила. Это вам не «под старину». Всё настоящее. Старинный особняк из серого камня, чудом  вписался в ступенчатую скалу. Окон не видно. Всё затянуто мхом и плющом. Вид мрачноватый, но внутри – тепло, светло и уютно. Сводчатые потолки, витые лестницы, ковровые дорожки в коридорах - привет из прошлого. И тут же, современные лифты, кондиционеры и милые девушки в затейливых фартучках. Номер мне достался треугольной формы, с балочным, тёмным потолком, шикарным ложем и вполне цивильной ванной комнатой. Этакий конгломерат из того, что было, и того, что есть. При попытке использовать ванну по назначению, поняла - новое приживалось с трудом. Вода не хотела задерживаться в ванной, и я долго и нудно вычерпывала её с затопленного пола.

Несколько дней, отпущенных на знакомство со страной, мы провели в экскурсионном автобусе. Виды за окном,  заученные рассказы гида и короткие набеги на магазины. Последнее выдержала с трудом. Мои спутники, подкованные по политической линии, были абсолютно беспомощны в плане общения. Иностранные языки не входили в их обязательный минимум. Объясняться с местным населением, оказалось, проще всего, на французском языке. Меня начали бессовестно использовать. Понимая шаткость своего положения, служила безропотно. Запутавшись в размерах и пожеланиях капризного покупателя, морочила голову продавцам, слегка ошалевшим от фантазий наших милых дам. Между делом и сама прибарахлилась.  Дозволенную сумму спустила быстро и азартно. Утюг и всё прочее берегла для товарно-денежного обмена в Югославии.
Устав от стадности, научилась незаметно теряться, и уже в полном одиночестве, впитывала все прелести этой дивной страны. Бродила среди средневековых замков, трогая их шершавые стены. Любовалась затейливыми виллами и особняками, сплошь поросшими кудрявой зеленью. С радостью узнавала, затерянные среди этого великолепия, православные церкви с закрученными маковками. Плутала по узким, мощёным улочкам и задворкам и нехотя возвращалась к дисциплинированной группе.
Гид вещал о семи холмах, на которых построен Бухарест, о французском стиле  «бозар», в подражание Парижу…. А я видела на этих шикарных, почти французских, площадях ряды несчастных, насаженных на колья со специально затупленными, для продления мучений, концами.  И посреди этого кошмара, Влад Цепеш. Во всём чёрном, восседающий за кручёным столиком, с чашечкой ароматного напитка с кровью пополам. И стон – общий, тягучий и страшный. Время прильнуло ко мне и, не отпуская, всё кружило, кружило…

Последний день – в нашем распоряжении. Приставленные к нам службисты, особо не докучали. Война, с её вопросами, далеко в прошлом. Сегодня Румыния – страна тихая, угроз не несущая. Тогда мы ещё не знали, что спустя короткое время, её взорвёт изнутри. Как, впрочем, и другие страны гнилого социалистического содружества. Народ здесь славный. Говорливы, шумливы, но доброжелательны. Внешне, похожи на цыган. При небольшом их скоплении, так и ждёшь явления табора за углом. Яркого,  цветами юбок и шалей изукрашенного, с гитарами, душу рвущими. Но нет, не дождались. Напоследок, мы посетили «земной рай» Валахии.

Аккуратно расчерченные с геометрической чёткостью угодья, манили обилием пышной зелени, в разнообразно исполненной цветовой гамме. Посреди этой роскоши прятались маленькие островки хозяйских владений. Они ничуть не походили на наши деревенские дворы. Мощёный двор, высокая ограда, дом, хозяйственные пристройки, домик для гостей, вполне приличное жилище для всякой живности – всё под единой черепичной крышей. Настоящая маленькая крепость, защищающая от жары, всяческих напастей и нескромных взглядов. Но, ворота легко распахивались при приближении гостей. Во всяком случае, нас встретили добрыми улыбками и приглашающими жестами. Думаю, им приплачивали за гостеприимство и недолгую экскурсию. Это входило в план тура. Полюбовались. Вдохнули ароматы свежего хлеба и ещё чего-то, необыкновенно вкусного. Испили молока и фирменного компота и откланялись, с миром и покоем в душе.

Остаток дня и вечер – последние хлопоты. Запасливые жёны докупали и распихивали по чемоданам и сумкам колготки, которые здесь давали на сдачу, бесплатные пластиковые пакеты – дефицит и предмет зависти на родине. Я прошлась в последний раз по улице, обласкала рукой шершавый, холодный камень стены отеля и отправилась спать. С Цепешем я договорилась, и он перестал являться ночами. Укрытая за надёжными стенами нашего отеля, я помахала ему рукой и спокойно уснула. Утром мы покинули эту чудную страну.

Югославия. Память души.

Старая летучая посудина, под названием «Дуглас», тряслась, как припадочная. Сотрясался и мой желудок, непривычный к такому обращению. К счастью, перелёт недолгий и скоро  мы, бледные, но живые, стояли в аэропорту столичного града Югославии. После бешеного самолёта, автобус казался колыбелью.  Прильнули к окнам и.…Сначала показалось, что мы волшебным образом телепортировались на родные улицы страны Советов. Те же серые дома, мусор на улице, перевёрнутые урны, стайки цыган у метро. Единственное отличие -  полное отсутствие плакатов и лозунгов. После чистенькой Румынии, зрелище удручало.

Гостиница приняла, но радости не выказала. Номер на двоих, скучный, до предела аскетичный. Я оказалась со своей попутчицей Лидой, торговым работником. Недолгое время на отдых и устройство. Время расписано по часам. Ресторан, экскурсия по Белграду, для беглого знакомства и…  почти целая неделя отдыха на Адриатике.
  Мой план несколько отличался от предложенного. После рискованного перелёта, расслабляющей поездки на автобусе и гостиничной суеты,  туристы мирно отдыхали. Сопровождающие в штатском тоже расслабились. Никто не видел, как я покинула гостиницу и отправилась искать аптеку.
 
Указатель, в виде зелёного креста, увидела издалека. Звякнул колокольчик и сразу появился белоснежный старичок. Приветливый жест рукой, и я возле белого прилавка. Выложила кучкой все свои наличные и показала пустой ингалятор. Старичок метнулся к какому-то шкафчику и торжественно достал такой же. Я изобразила радость и жестом потребовала добавки. Слегка удивился, но принёс ещё один. Отсчитал нужную сумму и сдачу придвинул ко мне.  Покачала головой и вернула деньги на прежнюю позицию, повторив уже понятный жест с повторной просьбой. Старичок куда-то нырнул и появился вновь, уже в сопровождении  пожилой, красивой женщины. На лицах по вопросительному знаку. Поняв, что мим из меня никакой, пытаюсь объяснить, что мне нужен товар на всю сумму. Использую весь свой языковый арсенал, но ни русского, ни французского, ни немецкого они не разумеют. Глаза непонимающие и несчастные. Совмещаю все языки и жесты.
    - Я - прикладываю руку к груди – из СССР. Мой папа болен. – делаю страдающее лицо и вижу, как они тоже начинают страдать.
   - В нашей стране этих штук нет. – Опять выразительный жест обеими руками  и мотание головой.  – Нужно много ингаляторов. На всю сумму и ещё плюс.… Выкладываю на прилавок мамины безделушки из янтаря, припечатывая всё часами. Сразу они поняли лишь слово «папа» и, не вызывающую доверия, аббревиатуру СССР. Янтарь с часами их добили.
  –  Зачем так много?
Ну как им объяснить, что если у нас НЕТ, то это надолго. А для папы – навсегда. Я собрала все свои актёрские возможности и изобразила невыносимые муки человека, без этого чёртова ингалятора. Для пущей убедительности, международный жест рукой по горлу - «капут». Наверное, дошло. Коротко посовещались. Жестикулировать вдвоём им было проще. Во всяком случае, я поняла – в наличии товара нет, но через пару часов, будет. Деньги и прочее забирать не стала, взяла лишь два ингалятора. Не было даже мысли сомневаться в их порядочности. Пообещала вернуться через три часа. Час им на осмысление, два на исполнение.

 Наших в гостинице ещё не было, кроме одного взволнованного товарища. Так я узнала своего «пастуха». Подозрительно осмотрел, но высказываться не стал. Выразительно постучал по циферблату навороченных часов и покачал головой. Молча, кивнула в ответ. Мы друг друга поняли но, уж извините, через три часа я снова входила в знакомую аптеку. Встретили, как родную. Вручили пакет и долго трясли руку. Такое количество продаж дорогого достоинства за один день, да ещё во имя спасения человека, да к обоюдной радости! «Твори добро!» - было написано на их честных лицах. Да пребудут они в покое и благоденствии. Первый и главный этап моей миссии был закончен, но продолжение следовало.

Остаток дня послушно бродила за группой, слушала гида, смотрела «направо», затем «налево», останавливалась по команде, фотографировала. Собственно, смотреть особо было не на что. Типовые пятиэтажки разбавлялись торчащими, словно флюсы, унылыми 9-и и 12-и этажными строениями. Блестели окна, отражая последнее солнце. На балконах сохло бельё, а в зелёных дворах уже разбирали на ночь детей. Всё, как у нас. И вдруг, среди привычной обыденности, - развалины дома, с обнажёнными бесстыдно внутренностями, обожженными стенами и проросшим сквозь них деревом. Память о прошедшей войне.  Кто бы мог знать, что она не последняя и, возможно, не самая страшная.
А вот уже, вполне рукотворный, памятник. Нашему глазу, привыкшему к монументальным творениям, он показался, более чем скромным и странным. Груда панелей, расположенных веером во все стороны и вверх. Своеобразная воронка с обрывками колючей проволоки по верху. Никакого пафоса.  Нет фигур, с лицами мучеников, караула и вечного огня. Всё просто и страшно.
Позднее, колеся по стране, мы видели много  обелисков, футуристических монументов, но без статуй и бюстов. Всё выполнено из железобетона, стали и гранита.
  Вот,  огромный, каменный цветок, расцветший на месте бывшего концлагеря. В Сербии, прямо из земли к небу,- каменные, бугристые кулаки. Угрожающие, проклинающие, крепко сжатые от боли и ненависти. Чтобы помнили! Почти 15 тысяч мемориальных комплексов, простых обелисков, строгих пирамид на братских могилах - по всей Югославии. И сотни, сотни тысяч погибших в этой страшной военной каше.
Выжили. Отстроились заново. И как здесь не сказать о человеке, сыгравшем огромную роль в становлении, казалось, уже не восстановимого.

 Броз Тито народ любил. Был ли культ? Да, наверное, был. Но, какой-то облагороженный, существенно отличающийся от нашего. На небожителя не походил, и его бюсты не украшали красные углы во вновь отстроенных домах. Жизнерадостный человек, не отказывающий себе в простых, человеческих слабостях. Пять браков и три венчания. Что было между ними, никто не считал. Беспрерывно курил, да и выпить мог, по обстоятельствам.  Обожал красиво, даже франтовато, одеваться. Был прост, доступен в общении и искренне любил животных. Почти так же, как женщин. Страну поднял. Войн не допускал, сохраняя хоть и шаткое, но равновесие. Укомплектовал своё хозяйство больницами, заводами, фабриками, культурными заведениями. Зазмеились во все стороны отличные дороги, соединившие все республики. Дома, хоть и без внешних изысков, приняли люд в свои, всё более комфортабельные жилища. Под щедрым солнцем зазолотились песчаные пляжи Адриатики, даря нехилую прибыль в бюджет ожившей страны.    Вновь зазеленели парки, украсились цветами просторные площади. Вот так бы жить и жить! Землю свою украшать, жизни радоваться, любить и размножаться. Начали расслабляться, а зря. Далеко не всем понравилась действенная самостоятельность Тито. Делал, что считал нужным, совета не спрашивал, за помощью к «старшему брату» не обращался. Уважения должного не выказывал. Жить «по образу и подобию», не хотел. К чему привело? Рассказывать не буду.  Скажу только, что на момент моего пребывания там, Югославия считалась страной опасной, а сам Тито, прислужником империализма, со всеми отягчающими.… С противоположным лагерем  отношения тоже как-то не складывались. Становилось душновато. Мы же,  знали лишь то, что нам старательно вкладывали в незамутнённые размышлениями головы.

Через год Тито не станет. 88 лет жизни и из них 35 лет правления этой страной. С его смертью начнёт умирать и его детище. Агония продлится 10 лет. Что случится потом, мы знаем.  Югославии не станет. Как, впрочем, и СССР.

 Но это потом. А пока, разместив поудобнее конечности, я безмятежно любовалась  красотами, проплывающими за окнами нашего автобуса. С каждым поворотом колеса, мы приближались к заветной цели. Где-то там, за солнечным дождём и туманами, всё громче звучала симфония моря. Адриатика. Когда-то, моя однокурсница, случайно вышла замуж за француза и покинула нашу страну. Через год, приехав в гости, томно закатывая глаза, вещала: - Ой, девочки! Вы куда собираетесь этим летом? Я вам скажу – лучший отдых на Адриатике!

Было смешно и немного грустно. И вот, шутки в сторону, я уже почти там. Дело за малым. Югославия – страна горная. Это очень здорово, восхищаться мохнатыми горами, укутанными дымкой и буйной растительностью. Но снизу. Сначала мы, словно мухи, посаженные на дно чашки, ползали по низинам, радуясь белоснежным домикам среди кучерявых садов, всех цветов и оттенков, незаметно поднимаясь всё выше и круче. Сердце с желудком не отставали. Дорога казалась такой несправедливо узкой, а обрыв, высотой в жизнь, так близко. С детства боюсь высоты, поэтому все серпантины преодолела с закрытыми глазами. Говорят, было очень красиво.

Море почувствовала издалека, - по особому запаху, по приливу свежести и какому-то волнению внутри. Оно, словно дразня, иногда уже показывалось – блеснёт голубым кусочком, и снова исчезнет. Поворот, и снова привет, в одно мигание. И вот, наконец, открылось, во всей красе, до самого неба. Полюбоваться не дали, вырулив прямо к гостинице.

  С этого момента началась удивительная полоса в моей жизни. И пусть она продлится всего одну неделю, но память, как тронутая струна, ещё долго будет отзываться восторгом, теплом и нежной благодарностью.

На обычную, наша гостиница мало походила. Скорее, одомашненный пансионат. Комнаты разбросаны без особой системы, что для меня, конец света. Так, до конца пребывания и плутала. К счастью, со мной оставалась моя верная попутчица, та самая Лида, торговый работник. Она быстро находила меня и возвращала на путь истинный.
Комнатка нам досталась уютная, с полным набором всего необходимого и, главное, с большим балконом.  Вид с него половинчатый – море и расчерченный дорожками пятачок, перед рестораном. Всё в одном, и хлеб и зрелища. Хлеб не заставил себя ждать. Нас пригласили на торжественный обед, в честь прибытия. Пока приводила себя в порядок, меняла джинсы на юбку и искала выход, припоздала. В трапезную вошла последней, в единственном числе. А тут и зрелище подоспело. Часть посетителей, чужого разлива, вдруг разразилась аплодисментами. Не сразу дошло, что хлопают мне. Оказалось, здесь так принято выражать респект понравившимся гостям. Дивен мир! Смутили.  Не скажу, что вся группа была в восторге от этого спектакля, - лица надменны, губы в ниточку. Лишь Димка с Наташей улыбались и махали мне руками, приглашая за свой столик. Там и приземлилась, здраво рассудив, что всем мил не будешь. Им и в дальнейшем, многое не будет нравиться. Но это уже их проблемы. Мне бы со своими разобраться.

После обеда, отяжелевшие путешественники рассыпались кто куда. Кто-то к морю, а кто-то в разведку, в близлежащий посёлок, коих здесь было множество. Я вернулась в номер. Знала, пока не решу свои задачи, не будет мне покоя. Утюг сжигал мою грешную душу, а непристроенная водка свербила мозги. Я была осведомлена о готовящемся сабантуе, по окончании тура. Половина водочных запасов должна была утечь именно туда. Я, натура широкая, но такой роскоши позволить себе не могла. И пусть меня осудит весь мир, но делиться я не собиралась. Сидела одна в номере и мучительно соображала, как провернуть  деликатную операцию по обмену этого груза, на наличные деньги. Ну не идти же с этим добром на улицу!
 
В дверь постучали и тут же её открыли. На пороге милейшее, длинноногое создание в белом кружевном фартучке. В руке мохнатый, пёстрый ёршик для сбора предполагаемой пыли. Она была уверена, что в номере никого нет, и слегка замешкалась, что-то лопоча на непонятном языке. То ли извинялась, то ли предлагала. И тут меня осенило. Вреда от неё большого быть не могло, зато пользы….!   Жестом попросила зайти и решительно дёрнула молнию на своём чемодане. Красивые бутылки дорогой водки мягко светились на фоне пёстрых, упаковок.

Горничная соображала намного быстрее меня, из чего я заключила, что практика эта здесь давно знакома и отработана. Водка мгновенно исчезла где-то под пышным фартучком, даже не изменив точёную фигурку. Вдогонку ушёл и утюг, блеснув напоследок холёным боком, найдя новое пристанище в откуда-то взявшемся пакете. Из карманчика, всё того-же хитрого фартучка, появились сложенные купюры. Явно приготовленные и просчитанные заранее. Вильнула короткой юбчонкой и исчезла. Товарно-денежный обмен прошёл быстро, на высшем уровне. Наконец, вздохнула легко и свободно. Завершение операции, - по возвращении в Белград. Курортный сезон открылся и для меня.


  Море встретило настороженно. Ни весёлых брызг, ни радостного волнения. Почувствовала себя обманутой. Ведь издалека так радовалось, кокетливо пряталось, подмигивало, зазывало. А сейчас сурово и неприступно. Холодная, вялая масса лениво облизывала острые, кариесные клочки скал. Тёмные дыры их просматривались даже на расстоянии. Пляж почти пуст. Лишь несколько наших горячих мужчин, вынырнув из холодной воды, исполняли пляску Витта. Группа зевак, кутаясь в куртки, с недоумением взирали на сумасшедших, сизых и довольных купальщиков. Не понять им было жаркой русской души, вырвавшейся, в кои-то веки к морю. Пусть и не в сезон, но деньги-то уплачены. Извольте выдать сполна.

  Вибрирую на перешейке, соединяющем берег с ближайшей скалой. Страшно, но любопытство гонит вперёд. Вот и дыра в скале. Внутри темно и тихо. Осторожно переступаю грань, отделяющую мрак пещеры от всего, что живёт и радуется за спиной. Глаза, освоившись, рассмотрели почти квадратное обиталище с пятнистыми стенами и полом, устланным рваными циновками.  В углу, высокий матрас от старого дивана, с кучей тряпок. От тишины, противный звон в ушах. Вдруг, показалось, что тряпки шевельнулись.
Как я оказалась на берегу, возле наших купальщиков, не помню. С такой скоростью я не передвигалась ни до, ни после. На вопрошающие взгляды ответила небрежным жестом  и застыла, подставив пылающее лицо воображаемому солнцу.
 Пришла в себя от лёгкого прикосновения, где-то в районе слияния ног с остальным телом. Оглянулась, не дыша. Огромный, пятнистый, холёный дог ткнулся в меня носом ещё раз. Я любила собак, но побаивалась. Да и размер у него был… Главное не дёргаться и не выказывать своего страха. Протянула негнущуюся руку и погладила его по голове. Мы уже почти улыбались  друг другу, как какой-то человек вторгся в наше дружеское пространство. В руке поводок, на лице извиняющаяся улыбка. В годах, но красив. Седина благородная, лицо ей под стать. Рост, осанка, - всё в плюс. Явно просил прощения, но с каким достоинством! Впрочем, он мог говорить что угодно, даже обругать меня. Язык его был мне абсолютно не знаком. Спохватившись,   спокойно и чётко произнёс по-русски:
       -  Извини, я не хотел пугать. Здесь никого нет. Мы гулять тут.
Меня позабавило, что кроме меня, оказывается, никого нет. Поспешила успокоить его и уже развернулась, чтобы уйти, но…
      - Олиа, подожди. Я хочу знакомиться. Я – рука к груди – Мишо. Мишо Сонич. Здесь директор – руки радушно в стороны.
   - Я    отвечать  за  радость, любовь  и  порядок.
Каждое слово старательно, отдельно и отчётливо. Умилилась. Отвечать за любовь, это вам не пыль смахнуть в номере. Звучало забавно, но откуда он знает моё имя?
      - Твой шеф сказал. -  О, у меня уже есть шеф! Наконец узнала, как называется наш гэбэшник.
      - Ты поздно пришла, а он сердиться: «Опиать эта Олиа!»
 Вот так всё просто. Один сказал, другой услышал. Все при деле.
    - Ты бояться? Одной нельзя. Там живут скитница, трамп. Почему одна?
Ясно. Он лицезрел моё постыдное бегство из пещеры, в которой, как я поняла, живут бродяги.

  Вот так мы и познакомились. Долго гуляли, болтая ни о чём. Общий язык нашёлся быстро. Немецкий я знала скромно, но вполне достаточно, чтобы понять, а Мишо говорил на нём свободно. Разговорный тандем сложился. К отелю я уже шла в сопровождении новых друзей. Радостный пёс накручивал петли вокруг наших ног, мотал хвостом, забегал вперёд, возвращался, заглядывал в лица, словно хотел сказать: - Я с вами. Ничего не бойтесь.
 А я ничего и не боялась. Смело прошла мимо «шефа», наэлектризованного, мохнатого от невидимых молний, ехидно улыбнулась  и исчезла в своём номере. В окно видела, как Мишо подошёл к нему, и они о чём-то долго разговаривали.



  Утро началось весьма неожиданно. Я ещё была в постели, когда вошла горничная. Приятно улыбнувшись, поставила возле меня вазочку со скромным букетиком цветов и молча, удалилась.  Лида, явно собралась приступить к допросу, но не успела.  Под балконом знакомый голос звал, ничуть не смущаясь тем, что его позывные слышал весь отель.
        Олиа! Хватит ночевать! Спускайся, есть сюрприз.
Сюрпризы я любила. Пять минут на сборы и мне уже целуют руку. Вот такие у них прибамбасы. Под локоток, и меня уже ведут через террасу соседнего ресторана, в маленький зал, явно не для общего пользования. Столик на двоих. Две крохотных чашечки, два блюдечка и две игрушечных ложечки. Сливочник, сахарница и кофейник прилагаются.  От сахара и сливок сразу отказалась, как, впрочем, и мой визави. Первый глоток, восторг и сразу появившийся рядом с чашечкой, бокал холодной воды. Озадачилась. Кофе, по тем временам,  у нас был деликатесом, и тонкостям его употребления внимания не уделялось. Спрашивать, гордость не позволяла, и я просто стала прихлёбывать, чередуя кофе с водой. Позже, освоившись, я, конечно, оценила деликатность Мишо, распростилась с комплексами, и жить стало намного проще. А пока, безнадёжно гробя чудесный напиток, путаясь в немецких словесах, активно помогала «наводить мосты». Рассказывать о себе я не собиралась, да, как оказалось, и не нужно было.  Вчерашняя беседа Мишо с «шефом», была не пустой болтовнёй.
   
  - Олиа, я знаю, что привело тебя в мою страну. Знаю про больного отца и о  денежных затруднениях.  Ты молодец. Со своей стороны, я сделаю всё возможное, чтобы твоё присутствие здесь стало сказкой. Ты увидишь то, что твои спутники не смогут узнать и за деньги. Позволь мне помочь. Мне ничего от тебя не надо. Ты настоящая, и я хочу, чтобы ты увезла с собой любовь к моей стране. Она того стоит.
 
Вот, что я поняла из того, что он говорил. Не заигрывал, не «пускал пыль в глаза». Так говорить мог только друг. Старший, умудрённый опытом нелёгкой жизни (о чём я узнала позже), добрый и верный. И он ни в чём меня не обманул. Я не просто прочитала свою сказку, но и активно в ней поучаствовала.

Каждое утро начиналось с очаровательного « Олиа»,  под балконом, и десятка расплющенных по стёклам носов. Соотечественники следили за событиями с интересом. Но, после стандартного утра, я напрочь исчезала из их поля  зрения. Программа моих телодвижений обсуждалась во время кофепития. Вернее, Мишо мне сообщал план, а я благодарно его принимала.
  Естественно, лично участвовать во всех моих передвижениях он, в силу занятости, не мог. На второй же день, я была представлена его другу, которому и было суждено стать моим поводырём. Драга – друг Мишо, а по совместительству, наш гид и водитель.

Огромный красавец с внушительным животом, могучим торсом и весёлой улыбкой, покорил меня сразу. При своих нестандартных размерах, двигался легко и даже с каким-то изяществом. К тому же, он довольно прилично знал русский язык.  Подружились сразу, уловив, друг в друге здоровый дух авантюризма. Сколько замечательных часов мы провели с ним, осваивая далёкие от туристического маршрута, дороги. Петляли по серпантинам, (к которым я всё же привыкла), пропадая в гуще леса и снова выныривая на непредсказуемую дорогу. Дух захватывало, и под весёлое бурчание Драги, отпускало. Я и подумать не могла, что эти горы так густо заселены. Мы путешествовали от селения к селению.
Драгу знали все. Встречали шумно, хлопали по мощным плечам, лопотали что-то, громко смеялись, – все высокие, плечистые, поджарые. Красивый народ, горцы. После бурной встречи, замечали меня. Далее, короткое представление. Изумлённо рассматривали, разводили руками и немым вопросом к Драге. Драга, якобы, смущался, отмахивался, посмеивался,- подыгрывал, как мог. Спектакль заканчивался церемонным поклоном и приглашением войти. Принимали по-царски.

Не зря говорят, что «самое вкусное мясо – всегда на косточке, а самая плодородная земля – между гор». Ничего не ела вкуснее блюд, щедро выставляемых на стол. Мясо можно было не жевать. Мягкое, истекающее соком, оно проскальзывало сразу, оставляя долгое, острое, но нежное послевкусие. А всевозможная, свежайшая рыба, доставленная не позднее сегодняшнего утра, запечённая в печи, сдобренная неизвестными мне специями, и обильно посыпанная зеленью! А овощи, прямо с грядки, радующие глаз разным цветом и формами! Нужно было обладать недюжинным здоровьем, чтобы  хоть просто попробовать всё это великолепие. Спасибо моему молодому организму – справлялся. По идее, местные жители  должны были быть толстыми, как Драга, но нет. Все лёгкие, стремительные и работящие.

  Производство, в основном, кустарное. Профессии объединены по союзам. Всё почти, как у нас, только наполнение другое. У нас всё монументально – союз литераторов,  художников, архитекторов, композиторов, рабочих и крестьян. Здесь же специальности  точнее обозначены, а потому и продуктивнее. Каждое поселение отмечено своим профессиональным знаком: - союз гончаров, плетельщиков, столяров-краснодеревщиков, мастеров по изготовлению национальной одежды, вязальщиц, вышивальщиц и т.д. На моих глазах рождались удивительные, расписанные волшебными узорами и дивными цветами скатерти. Тонкая вязь кружева нежно светилась на умопомрачительных женских нарядах, сшитых и вышитых вручную. Неужели кто-то будет ЭТО просто носить! 
В гончарной мастерской всё казалось просто и легко. Круг, с лепёшкой глины посередине, крутится, а рука мастера лишь направляет. И вот уже растут лебединые шеи кувшинов, приятно округляются бока горшков, приобретают талии вазы, расцветают лепестками чаши. Узрев мой горящий взгляд, позволили испачкаться и самостоятельно изваять, что захочу.  Получилось, - испачкаться, забрызгать глиной стоящих рядом и родить кривую, неказистую чашу. Зато самостоятельно. Приложила руку и к созданию ковра-чилима, но заметив взбесившуюся нить, быстро устранилась. Да, работать они умели.

Отдыхали тоже вкусно. Музыка у них в крови. После застолья, народные песни и пляски, и в подарок, обязательная «Калинка-малинка». Подпевала и пританцовывала с ними вместе, заработав красивый, расшитый кошелёк и керамическую вазочку. На память. Кошелёк жив до сих пор, а вазочку сохранить не удалось. Почила где-то в пути вечным сном.

  Возвращалась  в отель без рук и ног, падала в постель и мигом проваливалась в сон. К моему удивлению, «шеф» ни о чём не спрашивал, нотаций не читал, ничем не грозил. Лишь смотрел с тоской и вечным ожиданием чего-то нехорошего. Я так и не узнала, что же такое сказал ему Мишо во время того долгого разговора. Впрочем, меня это и не очень волновало. Пару раз Драга уступал место гида самому Соничу. И это было уже нечто совсем другое, наполненное иным смыслом и содержанием. Мишо возил меня по местам, дорогим его сердцу. Постепенно я узнавала этого человека с другой стороны, порой очень неожиданной.

 Как-то мы остановились перед почти заросшим камнем, с кучей какого-то мусора на нём. Присмотревшись, различила какие-то железные штуки, похожие на лопасти вертолёта. Рядом вбит кол с табличкой. Посмотрела на Мишо и не узнала. Посеревшее лицо с бугорками напрягшихся желваков, руки сжаты в кулаки, закаменелые плечи. Помолчав, разлепил губы, выдохнул и тихо произнёс: - Es ist Grab. Massengrab.
Он говорил по-немецки, но я всё поняла. Здесь немцы казнили сбитого лётчика. А вместе с ним, около сотни местных жителей, включая стариков и детей. На табличке написано, что здесь немцам жизнь не гарантирована. В потрясении спросила:
       - И это на самом деле так? И по сей день?
Кивнул головой. К машине возвращались тихие и ещё долго сидели молча, пока он не заговорил.
          - Здесь и мои близкие. -  Кивок в сторону камня и вдруг с неожиданным напором, - Ненавижу. Ненавижу их всех. Сейчас они заполонили всё вокруг. Хозяевами приезжают в мой пансионат, живут здесь месяцами, хамят и оскорбляют местных. А я вынужден их обслуживать.  Gute Bedingungen und Stimmung schaffen. Понимаешь? Я им должен! Иногда с трудом сдерживаюсь. Боюсь сорваться и совершить что-то непоправимое. Они это чувствуют и тоже ненавидят меня. Вот так и живём, - в ненависти, но в содружестве.
Меня переполняли чувства, но немецких слов не хватало, а русских он не знал. Просто молча, погладила его вздрагивающую руку.

Вот и последний день моего счастливого отдыха. Завтра  мы должны распроститься, уже навсегда. Утром, последняя чашечка кофе и неожиданное предложение.
     - - Олиа, сегодня отдохни, а вечером я тебя приглашаю в ночной клуб.
При всей своей безбашенности, я хорошо понимала, что это уже перебор, грозящий крупными неприятностями. Объяснила, что одна посетить столь злачное место, на глазах у своих соотечественников, не могу. Думал не долго.
     - Что ж,  приглашаю всю группу. Так хорошо?
Я не была уверенна, что хорошо, но головой кивнула.
 Во время завтрака, Мишо  подошёл к нашим столикам и озвучил своё предложение. Объяснил тем, что хочет сделать прощальный подарок. Погоды стояли холодные, море суровое, деньги у всех закончились. Без них веселье как-то не клеилось, поэтому дармовое развлечение приняли «на ура».  Грустил, по-прежнему, только «шеф», но молча, лишь метнул в меня очередную молнию. 

Этот день я посвятила морю, скалам, каштановым аллеям, растянувшимся вдоль побережья, и своим спутникам.
На пляже несколько немецких фрау зябко кутались в меховые манто и пушистые, русские шали. Их спутники торопливо раздевались до плавок и, розовея от холода и натуги, делали нехитрую зарядку. Некоторые подходили к воде, трогали её носочком ноги и благоразумно отступали. Наши, шли напролом. Бесстрашно, громко ухая, окунались в море, выпрыгивали, хлопали себя по плечам и груди, и потом уже, делали несколько размеренных гребков. Выскакивали на берег резво, сверкая каплями воды и победными улыбками. Их жёны манто не имели, зато стояли с полотенцами наготове. С гордостью посматривая на нерешительных немцев, обнимали полотенцами своих победителей, жарко растирали их пупырчатые тела, помогали натянуть сопротивляющуюся одежду, и уводили в тёплое нутро гостиницы.

Мы брели с Димой и Наташей по, абсолютно не тронутой осенью, аллее. Резные листья, сцепившись, соорудили длинный, зелёный коридор. Солнце, решив всё же появиться,  яркими полосами легло под ноги, изрисовало неясными узорами густые кроны, пробегало весёлыми зайчиками по нашим лицам. Уставший ветерок прилёг отдохнуть, вернув, почти летнюю благость. Говорить ни о чём не хотелось. Вдыхала ароматный воздух, вбирала последнее тепло, слушала шорох моря, и было мне почему-то, очень грустно. Что-то шлёпнуло по темечку. Каштан. Никогда их раньше не видела, а тут.…Присмотрелась, а они везде. Над головой, под ногами – гладкие, коричневые, блестящие, слегка подёрнутые лёгким, сизым налётом. Положила горсть в карман и, таки да! Привезла их домой.

 Вечером, в назначенное время, группа в уменьшенном составе, была на месте. Самая солидная часть её, просчитав возможные последствия, идти отказалась. Не знаю, чего я ожидала, но всё внутри было вполне обычно и пристойно. По залу разбросаны полукруглые ячейки, развёрнутые в сторону  невысокой эстрады. Столики, спрятанные внутри, были надёжно защищены от нескромных глаз и чужих эмоций. Расшитые скатерти, клейменые приборы, хрустальные вазы с фруктами, цветные бокалы, крахмальные салфетки в серебряных кольцах – всё шептало, расслабляло и располагало. Были тут столики и без прикрытия, рассчитанные на большее число гостей. За ними и расположились мои соотечественники. Остальные гости, явно завсегдатаи, растеклись по загончикам. 

 Мишо был прав. Основную массу посетителей составляли немцы. Шумные, бесцеремонные, они и впрямь здесь поселились всерьёз и надолго. Громко смеялись, перекрикивались через весь зал, словом вели себя как наши перебравшие мужики в знакомой забегаловке. Впрочем, мне до этого никакого дела не было. Напротив меня сидел самый красивый, умный и надёжный мужчина на всём побережье. И нам было о чём поговорить. Впервые, Мишо попытался узнать обо мне больше, чем я позволяла раньше. Деликатно, но настойчиво расспрашивал о родителях, моей личной жизни, планах рухнувших и маячивших впереди. Особых секретов выдавать не пришлось, так как их просто не было. Просто жила, не задаваясь опасными вопросами.  Сейчас, одна единственная цель – помочь папе. Спасти уже ничего нельзя, но продлить жизнь, насколько получится, ещё можно. Вопросы возникли уже здесь, в стране так похожей на нашу но, по ощущениям, совсем другой. И я задала свой вопрос. Глупый, наивный, но мучающий меня все эти дни.
     - Мишо, что случилось с нашими странами? Почему нас не пускают к вам? Мне кажется, у вас есть чему поучиться. Откуда у меня это чувство стыда и обиды за свою страну?
Теперь уже он, молча, погладил меня по руке.

 Лёгкий шум по залу. Ожила эстрада. Трое музыкантов и ослепительно красивая женщина приковали всеобщее внимание. Несколько аккордов и женщина запела. Боже, как она пела! Низкое контральто плыло по залу, заставляло замирать сердце, выворачивало душу. Ничего общего с обычными певичками из ресторана. Сильный, гибкий голос её, падал до шёпота и снова взмывал, оттеняемый великолепной игрой саксофона. Я давно не слышала ничего подобного, если вообще слышала. Оглянулась на Мишо. Добрая, ласковая улыбка и протянутая рука. Неужели под ЭТО можно танцевать! Но в середине зала уже мялось несколько пар, и я приняла предложение. Оказалось, танцевать под такое сопровождение более, чем приятно. Окутанная музыкой и чудным пением, целиком отдалась чутким рукам партнёра. Не люблю высокопарных слов, но это было божественно.


 Между тем, вечер, уже перешедший в ночь, набирал силу. Напитки крепчали, а народ слабел. Поднабравшиеся фрау, не выпуская бокалов из рук, вольготно повисли на своих кавалерах. Им же, явно хотелось чего-то новенького. Я с самого начала ловила на себе любопытные взгляды, но, благодаря присутствию Мишо, дальше дело не шло.

  Он подошёл к нашему столику, весь в доброжелательности и винных парах. Щёлкнул воображаемым каблуком, изогнулся в талии и, по-птичьи, клюнул головой. Я отчётливо увидела плешь с налипшими, маскировочными  волосинками. Всё в духе – «бите, дритте, фрау мадам». Менять моего блестящего кавалера на этот мешок с пивом, не хотелось, но Мишо очень выразительно посмотрел на меня, и чуть заметно кивнул. Всё понятно. Злить не стоит.  Вариантов не было. Певица выводила что-то нежное и томное, а саксофон и контрабас, всхлипывая и рыдая, рвали  душу. Встала и сразу оказалась на полголовы выше. Одна рука легла на талию, другая, по-хозяйски угнездилась на попе. Вежливо подтолкнула её выше. Он недолго удерживал, заданные мной позиции, и снова совершил дерзкий бросок. Между тем, представился. Ганс, конечно же, имя редкое, как и русское Иван, но тем и запомнилось. Моё простое имя Ольга, в его исполнении, звучало непривычно жёстко. Куда милее было нежное – Олиа. Спросил, откуда я, такая красивая, с непонятным акцентом. Ответила – из Советского Союза. Его будто ошпарили. Гости из СССР здесь были редки, как ожившие тени из неприятного прошлого.
   -  Oh! Und dann haben die Russen! Как Вы здесь оказались?
Глупейший вопрос. Ну, не на метле же! Дальше перевод вольный, но смысл верный.
         - Давно с русскими не встречался. И как вам живётся в вашей Стране Советов? Всё щи-борщи хлебаете? Всё воюете? А бабы в свободное от **** время, патроны подают? – И заржал.
 Он матерился по-немецки, но, к сожалению, немецкий мат мы самостоятельно освоили ещё на первом курсе. Прост, до безобразия. Никакой изобретательности.
Я не хотела. Рука сама сработала. Он был в очень выгодном для меня положении, даже тянуться не пришлось. Рука у меня тяжёлая, смыслом заряженная. Звук получился, хоть и громкий, но никто и ухом не повёл. Танцующие продолжили переминаться с ноги на ногу, пьющие не выпустили из рук бокалы. Наверное, это давно стало традицией. Зато наши, не упускающие меня из виду, разом вскочили. Дима с Наташей оказались рядом даже быстрее Мишо. Немец быстро просчитал ситуацию и решил, что начинать  3-ю Мировую Войну, ещё не время. Резко развернулся и, печатая неверный шаг, покинул зал. Никто «не заметил потери бойца».
Меня колотило. Мишо успокоил моих соотечественников, извинился, рассадил по местам и заказал всем по бокалу шампанского. Инцидент был исчерпан.
Я, путаясь в словах, пыталась объяснить, что не виновата. Он первый начал!  Мудрый мой друг грустно кивал головой, -  Я знаю, знаю. Я всё слышал. Ты забудь. Он просто идиот. Они здесь все такие. Это я виноват. Не нужно было…. - Тут уже я начала утешать его. Вечер был безнадёжно испорчен. Скоро «наши» встали и потянулись к выходу.  Мы присоединились. Прощаясь, благодарили Мишо, жали руку. Никто не знал причину моего неожиданного выступления, но тактично молчали. Качали головами, цокали языком, но как-то не зло. Понимали – не на пустом месте.

  Сквозь неплотно задёрнутые шторы, острый лучик. Чихнула. Всё правильно. Незачем было ночь доживать на балконе. Душ смыл следы бессонной, нервной ночи. Натянула дежурные  джинсы, свитер, прихватила кожаный пиджачок и, не дожидаясь появления Мишо, вышла из отеля. Ноги сами понесли на берег. Глянула и замерла. Вот оно, море, о котором мечтала. Синь в небеса, или небеса в синь моря. Сияло, словно извиняясь за неделю хмурости и холодности. Даже скалы, омытые и обласканные солнцем, потеряв угрюмость, сверкали всеми гранями, словно поставленные вертикально огромные ракушки.
Устроившись на огромном валуне, у самой кромки моря, долго смотрела на чуть колышущуюся, бликующую миллионами крохотных солнц, массу воды, без конца и края. -  Чудны дела твои, Господи! Славно ты всё  придумал. И за такой малый срок!

 Неожиданный прилив окропил холодными брызгами, заставив вскочить. В тот же момент, в меня врезался шальной  красавец пёс. Нос мокрый, лапы грязные, хвост пропеллером. Я тоже рада.  А вот и хозяин. В руках поводок, на плече сумка. Ещё бы посох, и чисто пилигрим.
             - Олиа, я видел тебя. Ты замёрзла, а у меня вот что! Хвастливо, как мальчишка, выхватил из сумки термос. Следом появились бокальчики.
       - Кофе пьём здесь сегодня. -   А кто против? Выбрали валун, подальше от воды и устроились вполне комфортно. Даже салфетка легла на камень. Для уюта. Бокал в руке, кофе горячий, вид потрясающий, друг рядом. Ну что ещё надо!?

У пансионата началось движение. Встали и мы. Как не тяни, а прощаться нужно. Ткнулась носом в его плечо. Обнялись.
      - Спасибо, Мишо, за всё.
      - Не стоит.  Мне было приятно.
 - Я буду вспоминать всё это. И тебя.
   -  Я тоже.
Выбралась из его рук, подняла голову и увидела слёзы в его глазах. Я оказалась крепче. Говорят, всегда легче тому, кто уезжает. Вдруг, спохватившись, засуетился.
    - Вот, это тебе. Сейчас не открывай. Вскроешь, когда будешь одна.
В мою руку лёг конверт. Мишо позвал пса и размашисто зашагал прочь. Всё дальше и дальше.

Растерянная и расстроенная вернулась в отель. У входа уже стоял наш автобус. Народ завтракал. Поднялась в номер, покрутила в руках конверт и  спрятала его в сумочку. Как-то ничего не хотелось.
Через полчаса жизнь вовсю кипела. Скрипели колёсики чемоданов, хлопали двери, раздражались жёны, отругивались мужья. Отъезд. У автобуса мой дорогой великан Драга пристраивал пассажиров. Увидев меня, оторвал от земли, расцеловал в обе щеки и  воткнул в автобус. Жизнь продолжалась. Прощай, гостеприимная Черногория, здравствуй Хорватия!

Оставалось каких-то пару дней до окончания нашего славного путешествия. Народ подустал и мирно дремал, приняв форму мягких сидений автобуса. Гид взывал посмотреть направо-налево, но бесконечные серпантины, среди  всё тех-же лесов, круч и скал, всем уже прискучили. Мне же, затейливые зигзаги наоборот понравились и  я, чуть не выпадая из окна, фотографировала, пытаясь всё забрать с собой. Когда ещё удастся выбраться в эту сказку, и удастся ли вообще?

Дубровник открылся вдруг и сразу. На синей морской глади – таинственный остров из детских фантазий. Упакованный по всему периметру  крепостной стеной, с выпяченными сторожевыми башнями, напоминал раковину, приподнятую прямо со дна морского. Просматривались черепичные крыши и сверкающие в ярком солнечном свете,  белые стены домов.

В город вошли через массивные крепостные ворота, за которыми так и виделись стражники в латах, с обязательными алебардами. Но встретил нас сам покровитель города – Святой Власий, навечно вросший в мрачную арку ворот. Высокие каменные ступени - во все стороны. Мы выбрали прямой путь и оказались на главной улице Страдун. Когда-то на этом месте был морской пролив, соединявший материк с островом. Два селения, Рагуза и Дубрава, стали колыбелью Дубровника. И он был прекрасен. Не зря ещё Бернард Шоу сказал: - « Тот, кто ищет рай на земле, должен посетить Дубровник». Вот так мы оказались в «раю», скрывающимся под готическими сводами арок и аркад, защищённых внушительными башнями. Под ногами, зеркальной гладью сверкали мраморные плиты, отполированные за века естественным путём. Впервые в жизни, я видела целый город, пусть и маленький, но стоящий не на земле, а на полу. Центральная улица отмечена двумя большими фонтанами, сплошь изукрашенными античными фигурами, застывшими в самых живописных позах. Фонтаны помельче, разбросаны по всему городу. На всех  озорные каменные маски, потемневшие и постаревшие от времени, но сохранившие жизнерадостность и выдувающие прозрачные струи изо рта, и не только. Вода питьевая и очень вкусная. Улочки узкие настолько, что машину в них не втиснуть. Да и надобности нет. Старый город является пешеходной зоной, в которой и пешеходам особо разгуляться негде. Проходы между домами, ровнёхонько на две персоны, связаны, протянутыми из окна в окно, верёвками с бельём и снабжены живописными фонарями, прилепленными в оконных простенках. Окна забраны решётками. Двери высокие и узкие. Всё изукрашено готическими барельефами. Вдоль улиц, чудом пристроенные мелкие лавчонки, и даже кафе, с маленькими столиками в один ряд. Впереди, высокая башня, видная из любой точки города. Это дом Солнца. Ну не сказка ли! На большом циферблате башенных часов, змеевидные стрелки, символизирующие солнечные лучи. Сегодня память стёрла названия улиц, площадей и соборов. Но главный Собор Вознесения Девы Марии запал в душу своей строгостью и сумрачностью. После наших светлых и добрых церквей и храмов, чувствовала себя неуютно. Всё давило и угнетало. Почему-то было страшно. Выскочила наружу и облегчённо вздохнула. Подмигнула писающим озорникам на фонтане и подошла  к высокой лестнице, ведущей на крепостную стену. Но… наша программа, рассчитанная на 2-3 часа, не предусматривала этого увлекательного восхождения. Развернули и препроводили в океанарий, упрятанный так глубоко, что ощущение дна морского было очень натурально. Огромные, с выпученными глазами и разящими хвостами чудища, были так близко, что невольно отшатнулась. Вдруг стекло не выдержит. Рыб было мало. Наверное, чудищ плохо кормили.

  Обратный путь в Белград описывать не буду, так как ничего интереснее и значительнее пережитого и увиденного, уже не было. Улучила момент и всё же вскрыла конверт. Первый импульс – закрыть и забыть. Ожидала чего угодно, но не денег. Сбоку притулился листок бумаги, исписанный незнакомым почерком. Сверху несколько строк на русском языке.
     -  Олиа, это для твой папа. От чистый сердце. Нужно жить. Твой друг, Мишо Сонич. - Всё остальное на немецком. Перевести мешало волнение и, что говорить, отсутствие словаря. Милый Мишо учёл всё – и невозможность вернуть, и возможность безопасно использовать. Денег было ровно столько, сколько полагалось при обмене.

В Белграде короткая остановка в уже знакомом отеле. До утра. Успела лишь сбегать в заветную аптеку и ещё раз удивить милых стариков. Смотрели изумлённо, с явным подозрением. Откуда снова деньги?! Но я улыбалась так безмятежно. Забрав ценный товар, обняла растерянных добряков и исчезла. Теперь уже навсегда.
Во избежание неприятностей на таможне, раздала ингаляторы своим попутчикам. Только так они и узнали о моей миссии. Спасибо, -  поняли и выручили.

Все пути ведут…домой.
 
Опять короткий перелёт, долгий стук колёс, уже знакомые пейзажи за окном и, наконец,  «Новосибирск-Главный». В родную атмосферу окунулась сразу. Длинная очередь на такси никак не уменьшалась. Всё новые и новые, очень озабоченные деловые люди всё время оказывались впереди. Выручили Дима с Наташей. Заметив моё топтание на месте, выдернули из толпы и с ветерком докатили до родительского дома на встретившей их машине «от папеньки». Обнялись, расцеловались, поклялись встречаться ещё и ещё…. и расстались, чтобы уже никогда не увидеться. Так, чаще всего,  случается в нашей непредсказуемой жизни.
Взлёт лифта, утопленная кнопка звонка, распахнутые двери  и… Ничьи объятия не сравнятся с родительскими. Здесь всё – нежность, забота, тревога и, наконец,  счастливое изумление при виде внушительной кучки ингаляторов, гордо вытряхнутых  из чемодана. Их количество превышало, как минимум в два раза, ожидаемое число. Впервые увидела папины слёзы.    
 - Доченька, а как это….?
 -     Папа, ничего криминального. Родину не продала, секреты не выдала. Просто у них дефицит утюгов, а уж водка – вообще по цене золота.
Крепко обнял и прошептал, прямо мне в темечко:  - Спасибо, доченька.
Мамины Охи и Ахи так и замерли под притиснутыми к груди руками. Я была счастлива, но очень хотелось разреветься. Чтобы не разводить слякоть, высвободилась из объятий, отложила все  рассказы и объяснения «на потом», сослалась на усталость и отбыла домой.
Папа прожил ещё почти два года.
 
20.12.2019г.