Выборы - выборы. Часть 5

Часть 5. Итоги голосования

Наша председательша позвала независимых ЧПРГ к 12.00, но я пришла с утра. К началу голосования подготовились нормально, потом председательша куда-то исчезла, а я подошла к секретарю с бумажками: требованием о выдаче копии итогового протокола, заявлением о выдаче копий актов о голосовании по всем дням и заявлением на ознакомление со списками. Заявления о копиях бумажек она приняла без слов, а на заявление по поводу списков испуганно посмотрела и сказала:
- Я не могу у вас его принять.

Я, наверно, совершила ошибку, что не сделала отметку об отказе принять заявление, но я планировала насесть с ним на председательшу, когда та появится.

До 12 дня не происходило ничего интересного, в 12 независимых ЧПРГ снарядили на надомное голосование. На нас были не только маски и перчатки, но и одноразовые халаты и пластиковые забрала. Люди на улице от нас шарахались.

Мы, конечно, сами ничего не нарушали, но произошли две любопытных вещи.

В одной из квартир нам не открыли дверь: избирательница сказала, что уже проголосовала в садике. Что за садик, нам выяснить не удалось. Когда я после возвращения на участок спрашивала об этом председательшу, она удивилась вполне искренне (когда у неё рыльце в пушку, она обычно спешит или злится, а сейчас была спокойна). У меня есть бредовая идея: возможно, этот загадочный садик - придомовая территория соседнего с нашим участка, который находится в школе на улице Руставели. Сложный вопрос, как человек с нашего участка мог проголосовать на другом, но я уже ничему не удивлялась.

В последней из нашего списка квартире бойкая и на вид адекватная бабушка рассказывала, как за день до нас к ней приходили социальные работники и фотографировали её. В процессе разговора о том, что мы - избирательная комиссия, бабушка внезапно озадачилась: "А кто же тогда ко мне вчера приходил?". Подробностей загадочного визита мне так и не удалось выяснить.

Когда мы вернулись на участок, председательша погнала нас домой, и я на этот раз не возражала: дома за каждым моим чихом не будут следить, и я смогу в спокойной обстановке написать особое мнение. ЧПРГ УИК, которые присутствовали на подсчёте голосов и итоговом заседании, обязаны подписать итоговый протокол, независимо от того, кто что думает о результатах голосования. Но если какой-то ЧПРГ не согласен с результатами, он может приложить особое мнение к протоколу - документ, в котором он в произвольной форме написал о том, что он думает о голосовании. Я понимала, что если я напишу плохое о работе нашей комиссии, у меня особое мнение точно не примут, поэтому заранее поинтересовалась у координатора, можно ли написать о том, что в целом организация этого референдума - говно (литературными словами, разумеется). Координатор ответил, что можно. И потом, 30 июня вечером мне на почту пришло письмо, с текстом особого мнения, которое заранее написал мужик из "Яблока", и его особое мнение было написано примерно в этом же ключе.

Я пришла на участок не впритык к подсчёту, а заранее. Председательша внезапно сама подошла ко мне и сказала, что покажет мне списки. Действительно показала, но не дала мне достаточно времени, чтобы досконально их посмотреть. На беглый взгляд, всё было в порядке.

На подсчёте сначала вскрывали сейф-пакеты за предыдущие дни, бюллетени из каждого считали, сверяли полученные цифры с актами. Мне удалось пробиться поближе к документам и проследить за процессом. Один сейф-пакет мне показался немного надорванным - конечно, я об этом сказала, но мне стали возражать, что дырка совсем маленькая, в неё ничего невозможно засунуть. Никто никого не убил, но отстоять свою позицию мне, к сожалению, не удалось.

Потом начался подсчёт собственно голосов. Всё было, как я и ожидала: среди тех, кто проголосовал 1 июля, "за" и "против" было примерно 50/50, иногда казалось, что "против" даже чуть больше. Наверно, я злобная тварь, но видеть тётю Гадю на грани истерики было бесценно. Тётя Гадя - потому что вообще она Надя, Надежда Александровна. Но когда стали считать голоса проголосовавших досрочно, я боялась, что на грани истерики сейчас буду я: были почти сплошные "да".

Надо сказать, что по правилам голоса считают методом перекладывания. Намечают столько стопок бюллетеней, сколько на этих выборах есть вариантов ответа избирателей+стопку для испорченных, из общей кучи берут по одному бюллетеню, показывают так, чтобы видели все присутствующие, после чего кладут в соответствующую стопку. Председательша иногда пыталась не показывать бюллетени всем, а перекладывать их так, будто книжку читает и листает страницы. При первой такой попытке я встала поближе, так, чтобы всё видеть. Председательша в ответ на это махала руками и испуганно кричала:
- Ах, отойдите подальше, коронавирус!
- А подальше мне не видно будет, - ледяным тоном отвечала я и продолжала стоять там, куда встала.

Несколько раз те, кто считал (председательшу сменила секретарь, потом опять считала председательша), пытались положить недействительные бюллетени в стопку "да", но мне удавалось их остановить, и бюллетени ложились в правильные места.

Но результат был печален и неправдоподобен: почти 78% "да". И тут надо отдать должное моим интриганам: рисуют они хорошо. Я видела фотографии с других участков, на которых очевидно, что бюллетеней примерно десять заполнены одной рукой. Нет, у нас все они выглядели правдоподобно.

Когда пришло время подписывать протокол, я таки попыталась приложить к нему особое мнение, сделала соответствующую отметку рядом со своей подписью. Понятно, что это бы уже ничего не изменило, но я очень хотела использовать хоть последнюю призрачную возможность побороться. Меня лишили и этого.

Боже мой, что началось! Председательша подскочила ко мне, вырвала у меня из рук оба экземпляра особого мнения, начала орать, что я всё испортила, никто такой протокол не станет подписывать. Потом она вместе со своими прихвостнями стали орать наперебой. Председательша говорила, что я вообще сама не понимаю, о чем пишу (была очень разочарована, выяснив, что таки понимаю), так писать вообще нельзя, можно только о косяках в работе конкретной комиссии.
- Надежда Александровна, мне не лень будет сходить завтра в ТИК с новым особым мнением, в котором я подробно напишу обо всех претензиях конкретно к вашей работе! Например, что вы не давали мне знакомиться с документами, вчера вовсе выгнали с участка. Так будет лучше?

У председательши аж глаза полезли из орбит:
-Яаааа??? Я вас выгоняла???
- Да, вы.
- Я организовала посменную работу комиссии, потому что коронавирус!
- Ага, и независимые члены комиссии внезапно самые заразные!
- Вы не одна тут независимая! Но других не выгоняют!
- Логично: они же не приходили вчера на участок.

До того момента я была уверена, что с ума сходят поодиночке, а вместе болеют разве что каким-нибудь коронавирусом. Но я, похоже, ошиблась. Оказалось, вся комиссия была уверена, что мне не показывали документы только потому, что я ни разу об этом не попросила. А ещё я вообще ничего не делаю. Ходить голосовать по квартирам в дождь или участвовать в подсчёте бюллетеней за июньские дни внезапно менее важно, чем отрывать информационные плакаты со стен во время того же подсчёта.

- Вы психически неадекватная: ведь с вами никто сейчас не соглашается! - орала председательша.

С этого-то можно только поржать. Она же начальство, логично, что все на её стороне, и были бы, скажи она даже, что Земля плоская и стоит на черепахе. Я, извините, вообще чуть не проблевалась, глядя на то, как прихвостни председательши смотрят ей в рот. А сейчас, к сожалению, её сторону приняли и независимые ЧПРГ. Я удивляюсь: у нас с другими независимыми было время поболтать за жизнь, и я так поняла, что у них довольно богатые биографии (собственно молодость пришлась на 90-е), а сейчас всего лишь оттого, что я спорю с начальством, они были в таком ужасе, будто увидели живого тиранозавра.

Разумеется, я наутро не пошла в ТИК с новым особым мнением: а смысл, если свидетелей в мою пользу в случае чего нет. Люди явно стали бы повторять любую фантазию председательши.

Да и сейчас мне в итоге пришлось сдаться и подписать вновь распечатанный протокол, уже без отметки об особом мнении. Оба экземпляра старого у меня отобрали, даже отметку о непринятии поставить было не на чем. Председательша мне ни одного экземпляра не вернула: сказала, что отвезёт их в ТИК, и пусть они там решают, что со мной делать. Написать новое возможности тоже не было: как сосредоточиться в таком-то бедламе?

Слово за слово, не знаю, чем по столу (в нашей комиссии мужик всего один, и тот активен не больше мебели), председательша заявила, что намерена исключить меня из состава комиссии, объявила заседание и голосование по поводу. За исключение меня проголосовали единогласно. Каюсь, я не сдержалась:
- Так мне же лучше: избавлюсь наконец от змеюшника!
- Ааа, вы нас всех оскорбили!

Когда копии протокола были готовы, независимые ЧПРГ быстро их схватили и убежали по домам. Все провластные остались сидеть за столами, я получила копию протокола и все акты, но уходить не особенно торопилась. Тогда председательша начала на меня орать, что я всех задерживаю. Я возразила, что не вижу, чтобы кто-то собирался, но надо мной уже выразительно стоял полицейский, и я решила не провоцировать.

Конечно, если говорить исключительно о моём психологическом комфорте, мне без работы в этой комиссии жить было бы легче. Но если уйду я, на моё место поставят другого, удобного. Так что настроение у меня было ниже уровня городской канализации: по моим ощущениям, я проиграла войну.

В чате независимых ЧПРГ из ТИКа-17 больше тридцати человек, люди все хорошие, но мне неблизкие, так что обычно я там пишу литературным языком. Но тут не сдержалась, так и писала: "****ь, я сейчас напьюсь на хер! Водки!" К чести товарищей, они меня поддержали и объяснили, что исключить меня из комиссии не так-то просто: свои обязанности я же выполняла, а чья-то личная неприязнь - именно что личная трагедия. По крайней мере, по старым законам было так. И вообще и я, и все, кто из наших работал на этом референдуме, молодцы: мы сделали всё, что могли.

Меня утешало одно: цель моего участия в этом всём была достигнута. Уже было понятно, что мне точно есть о чём написать в соцсетях.

На следующий день я и с товарищами по району, и с группой поддержки с горячей линии обсуждала, что мне делать дальше. Была идея перевести меня на другой участок, и я почти согласилась, но в итоге один из товарищей по району придумал вариант лучше. Пока не буду раскрывать тайну: во-первых, нет гарантии, что никто из провластных членов моей комиссии меня не читает, во-вторых, пока непонятно, хватает ли у нас технических возможностей сделать то, что задумали.