Тёщина помощь

Раздался резкий звонок, потом сразу непрекращающийся стук в дверь.
Испуганная жена Сергея побежала открывать.
«В чём дело? – заволновался молодой мужчина. – Я же не оставлял следов». Сергей печёнкой почувствовал, что пришли за ним. Обычно так ломятся в чужое жильё только «органы», ну, если не считать ещё и криминальных элементов. С ними у Серёги пока интересы до такой степени не пересекались.
Вся эта кутерьма застала его, когда он был в ванной, брился. Вот затопали тяжёлые шаги, их было много. Пронеслось в ушах: «Там он, в ванной...». И из мгновенно раскрывшейся хлипкой двери выросла фигура крепкого мужика, а за его плечами нетерпеливо нажимали ещё двое. Без церемоний они схватили Серёгу и поволокли, матерясь и ругаясь. Тащили по лестничной клетке нарочно пихая и толкая, параллельно грубо двигая его крепкими руками.
У подъезда стоял  «бобик» с открытой задней дверью.
«Для меня» – сразу понял Серёга. Его впихнули в узенький с решётками собачник, предназначенный для задержанных. Полицейские надели на него наручники и закрыли в этой первой маленькой тюрьме, а сами уселись на свои места в кабине УАЗика.

Надежда Степановна была женщиной знавшей себе цену, и потому, когда её дочь стала жить с молодым человеком, у которого не было ни образования, ни нормальной работы, расценила это как собственное унижение. Ко всему прочему «Серёженька» вёл себя с особым тонким нахальством, одаривая временами тёщу таким взглядом, который как будто говорил: «Ну что, съела? Думаешь про себя, что ты лучше меня? А я, вот, с твоей дочерью живу». Всё это, конечно, крутилось исключительно в голове Надежды Степановны. Она, как и все обыкновенные люди, не имела способностей читать мысли других, но всё же считала себя настолько проницательной, что могла судить, кого из себя представляет тот или иной человек.
А этот Серёжа, невысокого роста, худой и сутулый с неприятным, слегка темноватым цветом кожи, как будто никогда не мылся, был ей настолько отвратителен, что она и словами передать не могла. Такую сверх антипатию дополнили ещё пара случаев измены с его стороны. Да что он о себе вообще думает? Её дочь высокая красавица с длинными густыми волосами и большими глазами нашла же где-то этого сморчка. Но, как говорится: любовь зла – полюбишь и козла, бедная женская доля.
Однако Надежда Стеапновна была человеком действия и потому решила спасти своего ребёнка от этого безобразного гражданского брака. Она чувствовала, что Сергей занимается какими-то тёмными делишками, но был настолько хитёр, что не за что было ухватиться. Удалось только застукать его два раза за изменой. Но Люба дочь всё ему простила.
 «Если гора не идёт к Магомету, то Магомет сам пойдёт к горе», – эта пословица была девизом всей жизни Надежды Степановны. И несмотря на то, что данный принцип действия не раз её подводил, она упорно ему следовала. Женщина задумала защитить свою дочь радикальным способом – посадить в тюрьму негодяя, этого хама и наглеца. Он заслуживает такой участи и тут её не переубедить.
Надежда Степановна пошла на большой риск, но решимость её была непоколебима.

Сначала женщина поехала в самый элитный магазин инструментов, какой был в городе. Там она при помощи продавца-консультанта выбрала очень дорогой шуруповёрт и купила его. Приехав домой, открыла коробку, достала паспорт на инструмент и положила его в сервант туда, где хранятся все документы. Потом отправилась на рынок и, чтобы никто не заметил, поставила коробку с шуруповёртом при выходе из женского туалета, а сама осталась ждать поодаль. Как раз проходили цыганки и одна из них, та что постарше, заметив коробку, оглянулась и прихватила её себе. Ну, всё, первая часть плана выполнена. Можно приступать к другой.

– Алло, доченька, Серёжа дома? – как можно ласковее, акцентируя голос на слове «Серёжа», Надежда Степановна спросила Любу.
– Да, – удивившись такой любезности к своему мужу, ответила молодая женщина. – Сейчас позову. А для чего он тебе?
– Знаешь, мне нужен мужской совет, я кое-что хочу поменять на даче, но боюсь, строители могут обмануть, а Серёжа он ведь разбирается в этом, – продолжала Надежда Степановна.
– Серёжа, Серёженька! – позвала своего гражданского мужа Люба. – Тебя мама к телефону. Просит помочь.
Тот нехотя и кряхтя поднялся с дивана и взял телефон.
– Да, – сухо ответил в трубку Сергей.
«Какой же он противный! Но надо собраться силами и наказать этого мальчишку!», – сжав губы, еле сдерживала себя Надежда Степановна, чтобы не нагрубить.
– Серёженька, дорогой! – как можно ласковее обратилась тёща к зятю. Первый раз Надежда Степановна назвала его «Серёженька» и «дорогой». – Слушай, мне нужна твоя помощь, а я тебя отблагодарю. Приезжай сейчас на дачу, хочу переделать крыльцо, но боюсь строители могут обмануть меня. Мне нужен мужской совет.
– А… я занят вообще-то, – начал было Сергей, но тут вмешалась Люба.
– Мама , сейчас он обязательно приедет! – и обернувшись к нему прошипела. – Ты что? Наконец-то мама тебя о чём-то попросила, даже Серёженькой назвала, а ты? Быстро собирайся, возьми рабочую одежду и поезжай.
Нехотя тот начал собираться. У него сегодня было одно дельце, но что поделать, придётся  в другой раз.

Сергей приехал на своём автомобиле, чтобы потом, как можно скорее, вернуться обратно в город, может ещё удастся сделать то, что запланировал. Тёща встретила его, как говорится, с распростёртыми объятиями.
– Вот, посмотри здесь. Я хочу крыльцо поменять, но боюсь обманут. Ты ведь знаешь о чём я? Как мне защищаться и что говорить этим мужикам? – защебетала Надежда Степановна, поедая Сергея широко открытыми глазами.
Ему, конечно, было лестно, что тёща просит выявить потенциальный обман. Он ведь сам был ещё тем обманщиком и считал себя в этом деле профессионалом. И Надежда Степановна уловила в нём тщеславное хвастовство и потому ещё больше убедилась в своём намерении – наказать подлеца, ведь он даже не понимает, что его считают за лжеца и только поэтому просят защитить от таких же лжецов как он.
Сергей начал деловито показывать то туда, то сюда, объяснять сколько лишних денег могут взять с бедной женщины. Надежда Степановна кивала головой, временами она даже открывала для себя действительно что-то новое: «Вроде бы дурак дураком, а ведь действительно, если бы она на самом деле захотела менять крыльцо, её бы как липку могли обобрать. Не так прост этот Серёженька. Может не стоит его наказывать?» Но, взглянув на его сутулую тощую фигуру, а самое главное на то, как он смотрит, женщина решила, что наказать всё-таки стоит.
– Вот так, – закончил Сергей и засобирался уезжать.
– Нет, погоди, погоди, – мягко остановила его Надежда Степановна. – Давай я тебя угощу. Ты же мне, считай, столько денег сэкономил.
Открылась дверь в дачный домик и Сергей увидел стол полный всякой вкусной еды, а в центре стола большую бутылку, не водки, а коньяка, причём весьма недешёвого. Слюнки потекли, заставляя остаться. Эх, если можно было бы взять всё это с собой в гаражи! Но ничего и здесь не грех припарковаться.
– Садись, покушай, – чуть ли не вталкивая в дверь, ласково говорила Надежда Степановна. – А я пока к соседке забегу. Ты не стесняйся ешь, пей. Вот, телевизор включи. Домой завтра поедешь. Располагайся тут. Я переночую у Елизаветы Михайловны.
Женщина усадила зятя за стол, а сама направилась к своей подруге, которая в этот день как раз осталась у себя на даче, здесь неподалёку на соседней улице. Надежда Степановна не собиралась смотреть на то, как жрёт и пьёт это существо, а уж тем более, спать с ним в одном доме.
Она предусмотрительно оставила ещё одну бутылку на тумбочке на тот случай, если вдруг этому алкоголику не хватит.

Под утро Надежда Степановна зашла  в свой дачный домик. Открыла дверь и чуть не упала от перегара, который словно зловонная туча наполнил единственную комнату. Сергей лежал или, нет, полувалялся одной стороной тела на полу, другой на диванчике. На столе была картина, которую Надежда Степановна без рвотного рефлекса вряд ли могла описать. Но надо было делать то, зачем она всё это затеяла.
«Так, нужно найти и забрать его водительское удостоверение», – про себя думала тёща, брезгливо роясь в карманах безчувственного от алкоголя Сергея. Всё! Права найдены, можно и уходить.

– Вставай! Сколько можно спать, животное!? – ругаясь и толкая своего зятя, визжала Надежда Степановна. От её благодушного настроения не осталось и следа. – Пора ехать, козёл!
Серёга был ошарашен так, как будто попал в засаду. Но, вспомнив, что лучшая защита – это нападение, сам начал кричать на тёщу: «Заткнись, дура! А то по стенке размажу!» Надежда Степановна немного стушевалась. А вдруг в самом деле размажет?
– Мне в город пора, да и тебе тоже, – гораздо тише, но с такой же неприязнью, уже без крика проворчала Надежда Степановна.
 Сергей, совершая над собой неимоверные усилия, еле умылся, и, сделав прочие дела, покачиваясь пошёл к машине, завёл двигатель и вернулся обратно к дачному домику. Здесь он несколько раз окунул свою больную мутную голову в бочку с водой, стоявшую у крыльца, вытерся грязным полотенцем, которое висело у старого умывальника, и произнёс: «Поехали».
Когда Сергей только собрался отъезжать, то по привычке похлопал по тому месту брюк, где у него всегда лежали права. Не обнаружив их, он начал суетиться и проверять карманы на всей своей одежде.
– Что права дома забыл? – ехидно спросила тёща. – Какой же ты придурок!
– Заткнись! И без тебя тошно, – без тени уважения парировал зять.
– А нечего было так нажираться вчера! – с явными садистскими нотками добивала страдающего от похмелья Сергея Надежда Степановна.
«Как же так? Пост впереди. А если остановят? Забыл, наверное, когда вчера торопился сюда. Вот, Любка, езжай, да езжай, даже карманы не проверил». – Про себя с трудом размышлял Сергей.
До города добрались удачно, без проверок. Сергей высадил тёщу в городе специально подальше от автобусной остановки, это была его маленькая месть.

Спустя неделю Надежда Степановна приехала на дачу с топором. Убедилась, что поблизости нет соседей и начала выбивать дверь у своего домика. Закончив, она разбила оконные стёкла, достала из своей сумочки водительское удостоверение Сергея и положила его под диван. Начинался последний этап её плана.

В районном отделении полиции, куда вошла Надежда Степановна, стоял невообразимый шум от звенящих в разных концах помещения телефонов, громких разговоров посетителей и хлопающих дверей. Какой-то умник, то ли из высшего управления, то ли из местных сотрудников, убедил начальство  в том, что граждане должны находится в тесном притворе, искусственно созданном из просторного помещения первого этажа районного отделения полиции. Остальные квадраты предназначались для комфортной работы слуг народа в погонах.
Едва протиснувшись к окошку дежурного, Надежда Степановна выпалила: «Меня обокрали!». За стеклом, что-то записывая в журнал, сидел полицейский, на рукаве которого была красная повязка с белыми буквами «Дежурный», он даже не обратил внимания на женщину. За его спиной туда-сюда ходили другие полицейские. Видно было, как кто-то заходил, а кто-то выходил в просторную комнату отгороженную стеклом  и решётками от простых людей, и все что-то говорили, или звонили, или отвечали на телефонные звонки. А здесь, в тесном закутке для граждан,  у железной двери с кодовым замком сидел за столом другой полицейский с серьёзным каменным лицом, выражающим высокую серьёзность своего труда. Он периодически вставал со своего стула, чтобы пропустить или выпустить кого-нибудь из сотрудников и тех, кого они сопровождали, через бронированную дверь. Получалось, что полицейским, зашедшим с улицы, приходилось продираться сквозь толпу посетителей, чтобы попасть внутрь служебных помещений, которые находились за этой самой железной дверью, тем самым создавалась дополнительная суматоха.
– Меня обокрали! – уже громче , почти прокричала дежурному Надежда Степановна.
Тот отвлёкся от своего журнала, устало взглянул на неё и снова продолжил писать.
– Вы что, меня не слышите?
Дежурный не спеша закрыл журнал, передал его другому полицейскому и наконец-то обратился к женщине: «Возьмите вот этот бланк и заполните вот у того стола», – он показал туда, где сидел его сотрудник с каменным лицом.
Надежда Степановна взяла бумагу, протиснулась куда ей показали, и начала писать.

На допросе Серёга понял, что обвиняется в краже со взломом. Он, видите ли, вломился в дачный домик и украл дорогой шуруповёрт, который стоит целых 30 тысяч рублей, а это статья. Шуруповёрт он продал, но его нашли у барыг, благодаря тому, что потерпевшая сохранила паспорт инструмента.
«Какой шуруповёрт? Не брал я никакого шуруповёрта. Не было там его… Что за дела? – Серёга понимал, что ему шьют дело. Самое обидное было в том, что шуруповёрт ему не попадался. – Понимаю, если бы за тот станок взяли, или за электрику...».
Следователь показал Сергею его пропавшее водительское удостоверение.
– Не узнаёшь? Может скажешь, где обронил?
– П… Постойте… – заикаясь начал Серёга. – А где обокрали? Место, где это место?
Как только он услышал название дачного посёлка, то всё понял: «Тёща!»
Всё встало на свои места, вспомнились и ласковые речи, и угощение, и пропавшие права.
– Задушу эту тварь! – дёрнулся было с отчаянным криком Сергей, но тут же получил по шее.

В колонии под изящным названием Федеральное Бюджетное Учреждение ФБУ № N, куда попал Сергей, был храм в честь Архангела Михаила. Как только выпала возможность, он сразу пошёл туда на службу.
Началась исповедь. Вот и очередь Сергея.
– Покайтесь Господу, – священник обратился к новому заключённому.
Неторопливо Сергей каялся в своих грехах, каялся искренне, от всего сердца.
После службы, просветлённый таинством Покаяния, он спросил батюшку, можно ли рассказать свою историю всем присутствующим и, получив утвердительный ответ, поведал, как всю свою жизнь занимался воровством и кражами, но его почему-то никак не могли поймать, то ли он был такой предусмотрительный, то ли милиция, а потом полиция так работали. С  определённого времени Сергей стал тихонечко молиться Богу, чтобы всё это прекратилось – сам он остановиться не мог. И, видимо, молитвы были услышаны, но только поймали Сергея не за то, что он совершил, а потому что его подставила тёща. Сначала он был несказанно зол на неё и на всю эту несправедливость, но потом успокоился, стал благодарить Господа,  а вместо ненависти к Надежде Степановне, начал молиться за неё и просить Божией милости и всего самого хорошего для этой женщины.