Стержень

                роман
               
                Живи по совести,
                верь в справедливость
                Александр Русов
ISBN 978-5-9708-0826-9

                Г Л А В А    П Е Р В А Я
                Беспризорники
       Четырёхлетний Мишка, забившись в угол между стеной здания и крыльцом, беззвучно плакал. Слёзы текли по грязным щекам, оставляя две блестящие дорожки, капали на землю, где росли кучки чахлой травы. Худенькое тельце ребёнка вздрагивало от судорог, которые рождались внутри этого хлипкого создания, одетого в рваное тряпьё. Мишкины дни были сочтены. Время было суровое. Шла борьба с кулаками и дети сотен тысяч семей хлебопашцев, раскулаченных; и сосланных в лагеря, стали беспризорниками. Их детство пришлось на время, когда накал борьбы достиг предела. Семьи казаков уничтожали всеми возможными способами, а дети тысячами гибли от голодной смерти, так и не поняв, почему их постигла такая участь.
       Мишка уже второй день не ел. Сильная боль в животе, желание найти хоть корочку хлеба привели его в какой-то посёлок. Здесь люди спешили по своим делам, и никому не было никакого дела до ребёнка еле стоящего на ногах, а у него не было даже сил, чтобы попросить еду у прохожих.
       Жаркое начало лета в Казахстане раскалило воздух, дышать было тяжело, сухой воздух обжигал горло. От палящего солнца негде было укрыться. Мишке стало совсем плохо и, дойдя до первого дома, он забился в угол между крыльцом и зданием. Сил плакать у него больше не было, он прикрыл глаза, пытаясь сообразить, что ему делать, куда идти. Вдруг, кто-то сгрёб его в охапку и сказал:
- Ты, что мужик сопли распускаешь? Мы с тобой еще поживём. Будет и на нашей улице праздник!
Для его детского ума смысл слов был совершенно не понятен. Он прижался к незнакомой конопатой девочке, взявшей его на руки и ласково погладившей по голове, как когда-то делала его мама. Вздрагивая всем телом, он спросил:
- А ты меня не бросишь? Ведь у меня никого больше нет.
Варька, бойкая дивчина, сбежавшая из специального детского дома для ссыльных, ответила:
- Да успокойся ты, ведь и у меня тоже никого нет, а я же не реву. Вот тебя ещё на свою голову взяла.
Мишка заревел во все горло.
- Не реви! Теперь я у тебя есть! Вдвоём мы с тобой не пропадём.
Варька подумала, что выжить одной было бы, конечно, больше шансов, но не могла она пройти мимо этого мальчонки, напомнившего ей погибшего год назад брата. Рассматривая его, она понимала, что здесь его ждёт верная смерть. Шансов выжить, у него никаких нет. Глядя на него, непонятно было, в чём душа держится в тельце, в котором только и остались, что одни кости обтянутые кожей. В таком возрасте и таком состоянии он и двух дней без еды не протянет. В её голубых глазах блеснули слёзы. Она прижала покрепче найдёныша к груди и зашагала в сторону степной речки. У неё  с собой был коробок спичек да в карманчике платья несколько серых кусочков соли.
Дети быстро добрались до извилистого русла речки, где не было никакой растительности, один лишь мелкий раскалённый, как на сковородке, песок покрывал пологие берега. Вдалеке Варька заметила чудом сохранившиеся несколько лопухов. Сорвав, несколько мелких листьев, она с отвращением разжевала их и проглотила. Сняла рубаху с мальца, немного прополоскала в проточной воде, выжала, надела на него, а голову прикрыла лопухами. Обессилевший мальчонка, почувствовав заботу о себе, безмятежно заснул.
       Варька зашла в речку и стала искать ракушки на песчаном дне. Ей повезло. Она стала выкапывать их из песка и выбрасывать на берег. Где-то, через час на берегу уже лежала кучка из двадцати ракушек. Это было большой удачей. Варька стала ходить по берегу, собирая веточки ивы, принесённые весенним половодьем. Крупные ветки собрали местные жители, а вот мелкие сухие остались. Из них она и соорудила костёр, который долго не разгорался, пускал кольца дыма и, наконец, вспыхнул ярким пламенем.
Варька стала аккуратно бросать ракушки в костёр, не давая ему потухнуть. Она собирала и приносила охапки хвороста, которые мигом пожирал прожорливый огонь. Оставив костёр догорать, она забралась в речку и стала искать два крупных камня, а это было непростым делом. В песке часто попадались мелкие камешки, а крупных, как назло, найти не удавалось. Но удача улыбнулась Варьке. Возле самого берега она наткнулась на два камня: один белый, другой чёрный. «Как жизнь моя, - подумала Варька – раньше была белая, а теперь чёрная. Но ничего доберёмся до Херсона, где дед с бабкой живут, там всё и наладится». И заживет она, как жила раньше: вспомнит вкус парного молока, свежеиспечённого хлеба, украинского борща с буряком, рассыпчатой картошки, ароматных абрикосов и яблок. Такая еда ей каждый день снится. И она Варька крепкая, летом уж точно доберётся до дедовой хаты, только вот надо из этого ада выбраться, где непонятно что происходит.
Мать с отцом, Варей и братом Гришей приехали на старую пограничную линию, которая проходила по реке Урал, где давали участки земли переселенцам с Украины. Им тоже дали участок земли и отец построил добротный деревянный дом под железной крышей, развёл большое хозяйство. Зерна и сена хватало на прокорм коровам, лошадям, курам, гусям, уткам, индюкам. Всё необходимое для ведения хозяйства  приобретали осенью в городе на рынке. Жить стали зажиточно. Станица;, в которой они поселились, Варьке не понравилась. Куда ни кинь взгляд до самого горизонта выжженная раскалённая степь, да одинокие холмы, не то, что на Украине, где было настоящее царство зелени. В садах росли яблоки, сливы, груши, черешня, виноград, а сразу за станицей начинался зелёный луг, который пересекала река. За рекой начинался лес, где было много дикой малины, земляники, а осенью грибов, здесь же взглядом не за что зацепиться. Только шары перекати поля, гоняет ветер с места на место, да пучки высохшего ковыля падают на землю, чтобы прорасти на новом месте. Не радовал местный пейзаж Варьку. Ей всегда хотелось, чтобы родители бросили этот Богом забытый уголок и вернулись на родину, где жили дедушка Данила и бабушка Катерина. Они были старенькие и остались доживать свой век, даже и, не помышляя о лучшей доле.
- Эта землица, нас двоих стариков прокормит. А вы, дай Бог, доберётесь до мест, где землицы свободной вдоволь. Обустроитесь, хозяйство заведёте и заживёте, как паны, - говорил дед Данила вслед отъезжающим на большой телеге родителям Варьки.
Всё так и получилось. Только вот на душе у Варьки было пусто. Будто что-то потеряла она, без чего жить никак нельзя. Одна была радость, что станица располагалась на реке, берега которой заросли ивой, черёмухой, шиповником, ежевикой и хмелем. Рядом был пологий песчаный берег, где было мелко и ребятня со всей станицы пока родители были в поле, целыми днями наслаждалась, купаясь в тёплых водах реки и греясь на мелком раскалённом песке.
        Вечером вся семья собиралась за столом, ели наваристый сытный кулеш, к которому привыкли не сразу, но со временем он стал ежедневным кушаньем, который готовили в каждой казачьей семье. С погреба доставали в кринке сметану, в которую макали вареники с вишней, собранной в степи, и все сидящие за столом вспоминали оставленный Херсон, где была тёплая зима, не жаркое лето с обильными дождями, улицы, поросшие зелёной травой, воздух напоенный ароматом цветущих растений. Дышишь, не надышишься. Огромный яблоневый сад, окутанный весной белорозовым кипением, осенью полыхающий  красным цветом спелых яблок, тающих во рту и издающих ни с чем несравнимый тонкий аромат лета. Там в саду бабушка Катерина в огромном медном тазу варила яблочное варенье, в котором сохранялись все запахи лета. И когда вся семья садилась у самовара запах варенья, поданного к чаю, окутывал всех печальной тоской о прошедшем лете, которое, к сожалению, нельзя вернуть. И только прозрачные кусочки яблок варенья приятно таяли во рту.
Начало детства – прекрасное время. Варю и Гришу любили дедушка с бабушкой и родные. Варя вспомнила тёплые бабушкины руки, и слёзы ручьем потекли из глаз. Она заплакала навзрыд и разбудила спящего Мишку. Тот никак не мог понять, что происходит и где он. Глядя на Варю, он тоже заревел, но у него не было силёнок, и его громкий плач быстро перешёл в жалобное всхлипывание. Варя подошла к нему, взяла его на руки и понесла к реке. Жарко пекло солнце. С мальчонкой на руках она вошла в речку. Тёплая вода успокоила их. Варя посмотрела на зарёванного чумазого Мишку и решила его помыть, и постирать его одежонку, пока догорает костёр и готовится еда из ракушек. Миша слабо сопротивлялся. Варя раздела его, взяла его рубашонку и штанишки и стала стирать в воде. Миша сидел в воде возле берега и смотрел на проплывающих мимо его ног мелких рыбёшек. Потом он встал и зашёл в воду до самых колен. Рыбёшки стали хватать его за ноги, а он пытался их поймать, хлопая ладонями по воде, от чего рыбёшки искрами разлетались в разные стороны. Он настолько увлёкся, что не заметил, как сзади подошла Варя, взяла его на руки, занесла в воду, где было поглубже и, сорвав, листья растения, росшего в воде, стала ими его тереть. Они скользили по телу Миши подобно мылу. В детстве, когда его мыли в бане, он ревел, а сейчас ему было приятно. Тело его представляло скелет обтянутый прозрачной кожей, через которую был виден каждый сосуд и натянутые жилы. Помыв Мишку, она пустила его побегать по песчаному пляжу из мелкого промытого песка, а сама развесила его одежонку на кусте чертополоха, предварительно обломав на нём колючие шишки, которые цепляются к одежде так, что их потом с большим трудом приходиться отрывать.
Миша подошел к Варе и сказал:
- Я есть хочу.
Варя посмотрела по потухший костёр и решила, пора. Она сорвала несколько лопухов, сложила их вместе, чтобы на них можно было класть печёные внутренности ракушек. Затем взяла два заранее приготовленных камня белый и чёрный. Стала класть ракушку на чёрный камень, сверху ударяя белым. Потом палочкой стала выковыривать внутренности и складывать их на листья лопуха. Мишка сидел и смотрел на то, что делает Варя и никак не мог понять. Ведь в своей жизни он такого ещё не видел. В спешке Варя забыла посолить внутренности ракушек. Когда они приступили к еде Миша взял кусочек похожий на мясо и с жадностью засунул в рот, но скривился и выплюнул эту скользкую, неприятную на вкус еду. Варя вспомнила про соль. Достала из кармана серый кусочек соли положила его на камень и раскрошила его на мелкие кусочки. Потом посыпала солью печёную мякоть ракушек и предложила Мише попробовать скушать кусочек. Миша прикрыл рот ладошкой и мотал в разные стороны головой, по щекам текли слёзы. Варя взяла несколько кусочков и жадностью проглотила. Миша убрал ладошки и, приоткрыв рот, смотрел, как Варя глотает кусочки этого противного кушанья. Он заметил, что еда убывает, протянул свою ручонку взял в рот что-то солёное похожее на сало и с жадностью проглотил, так и не поняв вкуса. Но голод не тётка, заставит, есть всё, что дают. Миша стал хватать скользкие солёные кусочки и, не жуя, стал глотать один за другим. Глаза его повеселели. Это была еда, о которой он так мечтал. Варя с Мишей съели все печёные ракушки, напились из речки тёплой воды, черпая её ладонями, и отправились в долину возле речки поискать щавель. Здесь неожиданно в траве они заметили ягоды земляники. Это было настоящим подарком судьбы. На небольшой поляне было много ягод -  сочных, сладких с едва заметной кислинкой. Для Вари это было возвращение в прошлое, наслаждение вкусом и ароматом того, что исчезло из жизни возможно уже навсегда. Она не торопясь срывала ягоды и клала их в рот, наслаждаясь вкусом и воспоминаниями. Миша же попробовав такое впервые, рвал ягоду вместе с листьями и жадно жевал эту вкуснятину, так неожиданно обнаруженную ими. Варя сказала:
-Миша ты не торопись. В жизни всё хорошее так быстро проходит, что и оглянуться не успеешь. Ты рви по одной ягодке, тщательно разжёвывай и наслаждайся её вкусом.
Но Миша ещё был очень мал, чтобы понять смысл слов, которые говорила Варя. Он двумя ручонками раздвигал заросли травы и, обнаружив землянику, срывал её и с жадностью, почти не разжёвывая, глотал сочные ягоды. Скоро они насытились ягодами и сильно захотели пить. Они вновь отправились к речке, где пили воду и бегали по мелководью, поднимая миллионы брызг, которые подобно дождю небесному падали обратно в реку. Увлёкшись игрой в воде, они на какое-то время забыли о своих бедах. 
Солнце обдавало жаром всё живое, и на солнцепёке находиться уже не было сил. Накинув одежонку, они устремились обратно в посёлок. Перейдя поле, они вышли на накатанную дорогу, по которой им навстречу ехала телега. У Вари созрел план уехать из этого страшного места, куда привезли их силой, где погибли их родители и близкие, и вполне возможно, что и они  через какое-то время погибнут. И она решила, что может Боженька им поможет и мужчина, едущий навстречу, возьмёт и отвезёт их в город, где есть железная дорога. И тогда у них появиться шанс добраться по железной дороге до места жительства дедушки и бабушки Вари. Телега поравнялась с ними, и Варя бросилась к ней с криком, чуть не под колёса:
-Дяденька, миленький не бросьте на верную смерть сирот в этом гиблом месте. Мы здесь никому не нужны, а жить нам не на что.
Мужчина сначала отвернулся и хлопнул вожжами, чтобы лошадь прибавила шагу. Варя, что есть силы, заревела от горя и тоски, охвативших её детское сердечко. К ней присоединился и Мишка. Так и стояли они посреди дороги, видя сквозь пелену слёз, удаляющуюся телегу с мужиком, единственную надежду на спасение, исчезающую прямо на глазах. Неожиданно телега встала. Мужчина махнул рукой.  Дети сорвались с места, и что было сил побежали к телеге. Всё ещё боясь поверить, что чудо произошло и их, возможно, возьмут в другую жизнь. Запыхавшись, еле переводя дыхание, они встали около телеги. Мужчина посмотрел на измождённых детей в ветхой одежонке с прорехами, тяжело вздохнул и спросил:
-А вы куда собрались?
На что Варя ответила:
-Да нам, дяденька, хоть куда, только бы отсюда уехать, здесь мы всё равно не выживем.
Мужчина хриплым голосом сказал:
-Ну, залезайте в телегу. До города то я вас довезу, а там уже сами как-нибудь, своих родных ищите, может вам и повезёт.
Варя мигом подняла на руки Мишу и посадила его в телегу, а затем и сама забралась. Мужчина хлопнул вожжами, и лошаденка по накатанной колее потащила телегу по дороге, ведущей в город. Мужчина спросил:
-Ну и как вас зовут?
-Меня – Варя, его Миша.
-Брат твой что ли?
-Да, нет, - ответила Варя, - беспризорник он, у него родители умерли. Жалко мне его стало, вот я его и подобрала. А жили на то, что добудем из съестного, тем и перебивались. На крышах домов голубиные яйца собирали, самих голубей ловили да жарили на огне, в речке ракушки собирали, иногда мелкая рыбёшка попадалась в лужах, которая после половодья возле речки осталась. Иногда раки попадались, щавель да дикий чеснок рвали и другие съедобные травы, корни камышей. Очень редко кто из людей кусочек хлеба даст, тем и живы были.
Мужик сказал:
-А меня Иваном зовут. Случайно я сюда заехал, искал жену с детьми, которых раскулачили и сослали в казахские степи, пока я воевал, да по госпиталям валялся. По дороге к спецпоселению сослуживца встретил. Он мне и рассказал, что жена с детьми погибли. Развернул я телегу и поехал, куда глаза глядят. Увидел вас, так сердце кровью и облилось, своих вспомнил. Сначала подумал, всех не спасёшь, когда тысячи, таких как вы, остались без родителей и крова над головой. А потом будто просветление наступило, может быть, не случайно я вас на дороге встретил. Вот и остановил лошадь, твёрдо решив, насколько смогу помогу вам. Сначала хотя бы вырваться из этого ада, где даже мне ничего непонятно. Землю здесь не обрабатывают.  Местные жители только скот разводят, а переселенцы, привезённые сюда, обречены, обратной дороги для них нет. Взрослым бежать бесполезно, все равно поймают, а детям добраться до города по степным дорогам из специальных поселений, шансов никаких нет. В котомке у меня есть хлеб и сало, сейчас перекусим и поедем подальше от этого созданного людьми ада на земле.
        Иван остановил лошадь, достал котомку, из неё вынул солёное сало, разломил на три части кусок хлеба. Сало отрезал три шматка и дал каждому. Несколько минут стояла тишина. Все усиленно жевали  сало с чёрным хлебом. Это было верхом блаженства. На обжигающую духоту и солнечные лучи, слепящие глаза, никто не обращал внимание.
        Иван сказал:
-Дорога дальняя, вы прилягте на солому да рядном; прикройтесь, а то ведь совсем сгорите на солнце. К вечеру на коже волдыри повыскакивают, и что тогда делать будем. У меня с собой запас воды есть. Так вы рядно немного намочите вам и полегче будет жару переносить, а то малец вон совсем сварился. Видно плохо ему совсем на таком пекле.
Миша от всего произошедшего с ним днём сильно переутомился. У него не было сил радоваться, что его взяли люди и теперь он не один и что он досыта поел. Жара сморила его хилое тельце, и он удобно устроившись на соломе, накрытый влажным рядном, совсем обессиленный, крепко заснул. Ему снился дом, младший братишка, старшая сестрёнка, мать и отец. Во сне он вернулся в счастливое прошлое, и блаженство окутало его, словно тёплое ватное одеяло. Не смазанные разболтавшиеся колёса телеги скрипели и оставляли на песке волнистый след. Иван дремал, и лишь изредка, кидал взгляд на пустынную дорогу, которая тянулась лентой до самого горизонта.
        День клонился к вечеру. Солнце висело над самым холмом, готовое в любую минуту исчезнуть из виду. Красный шар привлёк детей, которые выспались и проголодались.
        Наступили сумерки. Лучи солнца ещё какое-то время выглядывали из-за холма. Набежавшие облака погрузили всё вокруг в непроглядную темень. Наступила тёплая летняя ночь. Миша стал просить у Вари попить воды, протягивая к ней свои худые ручонки:
-Варя я пить хочу.
Варя решилась и спросила:
-Дядя Иван дайте нам воды попить, а то мы совсем угорели, во рту всё пересохло.
Иван натянул вожжи, и лошадь встала, открыл трофейный бидон, доставшийся ему по случаю, и зачерпнул ковшом тёплую воду со дна. Миша схватил трясущимися ручонками ковш и стал, захлёбываясь глотать эту тёплую жидкость, расплёскивая её по одежде. Варя сама зачерпнула воду ковшом и жадно выпила всю до капельки.
        В темноте Мише было страшно. Он прижался поплотнее к Варе и его чёрные блестящие глазёнки пытались рассмотреть, что находиться рядом с телегою, но ничего не было видно. Неожиданно Иван сказал:
- Пора нам и на ночлег устраиваться.

                Г Л А В А    В Т О Р А Я
                Исповедь Ивана
Вдруг в темноте раздался грубый голос:
- Кто едет?
Иван ответил:
- Иван Фёдоров, еду в город, да вот ночь в пути застала.
Перед самым лицом Ивана можно было разглядеть морду лошади и силуэт всадника, за которым виднелись еще несколько всадников. Снова раздался тот же голос:
- Ты из какой станицы?
- Из Новокарской, меня там все знают.
- А сейчас что делать собирался?
- Да вот решил на ночлег остановиться, да места эти совсем не знаю. Занесла меня сюда нелёгкая в поисках жены и детей, которых раскулачили и отправили в ссылку в казахские степи. Узнал печальную весть, что все они погибли. Возвращаюсь обратно в город. Лошадёнку заморил совсем, не знаю, доберусь ли теперь до города.
Тот же голос спросил:
- А с тобой ещё кто есть?
- Да вот когда из посёлка сегодня на дорогу выезжал, девчонка да мальчонка лет трёх-четырёх на дорогу выбежали. Стали просить: «Дяденька возьми нас с собой, умрём мы здесь». Я сначала не остановился, а потом слеза прошибла. Своих не спас, может этих из беды, вызволю. Если на дороге оставлю, то на верную смерть обреку. Сердце не выдержало, остановил я лошадь. Они, бедные, откуда у них и силы-то взялись, до телеги добежали, ручонки ко мне свои тянут и просят: «Возьми нас дяденька, Христа ради!». Как посмотрел я на них, слёзы комом в горле встали. Стоят два скелета кожей обтянутые, через прорехи в одежде рёбра видны. Думаю всё равно им здесь зиму не пережить, хотя и сам не знаю, доберусь до города или нет. А вдруг им повезёт, выживут чудом. Это всё равно лучше, чем их на верную погибель бросить. Покормил их, чем Бог послал, они и уснули, несмотря на жару, видно совсем обессилили. Весь день проспали, воды напились, а про еду и не спрашивают. Бояться, что я их брошу, если  они есть просить начнут, вон только глазёнки блестят. Рады, что хоть взял. Жить-то каждый хочет.
Громкий голос мужчины говорившего с Иваном, неожиданно обратился к кому-то в темноте:
- Ну, что Семён, возьмём горемычных с собой?
- Да, я думаю Егор, и ты против не будешь. Беда-то у всех одна.
- Ну что Иван поедешь с нами? Мы уже и место для ночлега на степной речушке обустроили. Переночуете на нашем стане, а утром и разъедимся.
У Ивана выбора не было. Остановившие их казаки были вооружены, да и на ночлег где-нибудь надо было устраиваться. Самим перекусить, что осталось, да лошадь напоить и пустить пастись. Иначе она не ровен час ноги протянет, тогда и их мытарствам конец придёт.
- Езжай Иван за нами.
Минут через сорок они увидели огонь костра, раздался лай собак. Мужчина, пригласивший их на ночлег, громко крикнул:
- Трезор, Мухтар на место, - и собаки побежали рядом с телегой.
Миша, что есть силы, вцепился своими маленькими ручонками в руку Вари, ему было очень страшно. Вооруженные люди, собаки, костёр, он так испугался, что не смог даже зареветь. Варя, тихо, сказала ему:
- Ты мою руку-то отпусти, а то мне больно. Эти люди нам ничего плохого не сделают, - хотя и ей самой было очень страшно, и она не знала, чем всё это закончится.
Телега подъехала к костру, который освещал берег небольшой степной речки, казаков в папахах, злобно рычащих больших собак, фыркающих лошадей с горящими глазами и небольшую отару овец. Казаки собирались ужинать. Из большого котла, стоящего на костре, шёл аромат любимого кушанья казаков в поле – кулеша. Приехавшие казаки спешились и стали распрягать лошадей, а те, которые были у костра, обступили со всех сторон телегу и стали с интересом рассматривать находившихся в ней. Один из казаков сказал:
- Зачем вы их пригласили, тут своих проблем девать некуда, да вы ещё новые создаёте.
Тогда Егор, распрягший лошадь, ответил:
- Да это Антон так решил, видно детей ему стало жалко.
Раздался голос Антона:
- Вы что тут допрос устроили! Когда гостей так казаки в степи встречали?! Они всегда были рады любому путнику, завернувшему на огонёк с добрыми намерениями. Хватит расспросы вести. Рассаживайте гостей да угощайте, а потом уже вопросы задавайте. В казахскую степь их завела судьба нелёгкая.
Все расселись возле костра. Кто из котелка, кто из чашки  деревянными ложками с жадностью ели обычную для казаков еду ароматный горячий суп кулеш, приготовленный на воде из картофеля и пшена, заправленный поджаренным свиным салом и луком. Этот густой суп был незаменим в меню казаков и дома, и в походах, и на полевых работах. Ели молча, наслаждаясь вкусом и ароматом с детства привычного кушанья. Насытившись, казаки достали глиняные трубки и закурили, пуская кольца дыма, который отпугивал комаров, впивающихся своими хоботками в оголённые участки тела. Раздался голос Антона:
- А пакости-то комариной сколько развелось. Рот открыть опасаешься, мигом влетят. Тимофей, - обратился он к казаку, сидящему ближе всех к костру, - брось в костёр лепёшки кизяка;, комаров поменьше станет, а то и поговорить не дадут.
От брошенного в костёр кизяка повалил дым, комаров стало меньше. Антон обратился к Ивану:
- Расскажи нам брат казак, как ты в этих местах оказался.
Иван и Антон сидели рядом, и их хорошо было видно всем казакам, сидящим у костра. Иван окинул взглядом казаков и стал рассказывать:
- Мои родители переселенцы, приехавшие на свободные земли с юга Украины. Родился я в станице Новокарской. До революции служил на границе, проходящей по реке Урал. Хозяйство у отца было крепкое. Дом, срубленный из лиственницы с железной крышей, каменный амбар для зерна из плитняка; сложенный, двенадцать лошадей, восемь коров, пятнадцать овец, шесть свиней, птица разная, тридцать десятин земли для зерновых и сенокосные угодья. Так что работы по хозяйству было много. Ни летом, ни зимой спины не разгибали: посевная, сенокос, уборка зерна, уход за скотом. Как у всех казаков работа до седьмого пота. Вечером плотно поешь, да и на боковую. Не успело ещё солнышко взойти, а ты уже весь в делах по хозяйству. Ну, а если по очереди выпадает, то на охране границы службу несёшь. Всё было, как и в других станицах до тех пор, пока красный петух в Санкт-Петербурге не полыхнул, опалив всю страну. Естественно станичники верные присяги стали воевать против тех, кто руку поднял на царя помазанника Божьего. Их стали называть белыми, ну а казаков, воевавших за новую власть – красными. Службу на фронте я нёс в разведке. Сначала прошёл обучение, получил памятку разведчика и на фронт. В разведке я отличился, три георгиевских креста с медалями получил.
         Однажды вызвал в штаб полковник пятерых разведчиков: меня, Верхова, Дулова, Супрукова и Карасёва. Поставил перед нами задачу: переправиться через реку, взять языка, нарисовать схему расположения красных, а одному остаться и вести корректировку огня артиллерии. Переоделись мы в одежду красноармейцев, переплыли на лодке реку. Ночью добрались до холма, с которого днём хорошо была видна вся местность как на ладони. Сделали съёмку местности и решили ночью спуститься с холма, оставив Дулова для корректировки огня на холме. Как только стемнело, мы вчетвером спустились с холма и направились к передовым позициям красных, расположенных вдоль берега. Уже подобрались к окопу, как накрыл нас шальной снаряд, прилетевший с нашей стороны. Трое погибли, а меня контузило.
        Очнулся я через месяц в госпитале. В себя-то пришёл, но вот только ничего не помню: кто я, как сюда попал. Лечили меня долго. Война закончилась, а меня всё лечат. Я уже и на улицу выходить стал, а вот память никак не возвращается. Не знаю, сколько времени по госпиталям и больницам лежал.
        Однажды вышел я свежим воздухом подышать из здания больницы и вдруг услышал я крики курлы-курлы, поднял глаза к синему небу и увидел прямо над собой клин журавлей, покидающих родину. Слёзы потекли у меня из глаз, в мозгу как будто, что включилось, а всё тело затряслось. Я сразу вспомнил и фронт, и дом, и жену молодую с детьми. Постоял я пока журавлиный клин не скрылся в синеве и пошёл, пошатываясь в палату, лёг. И такая тоска на меня нахлынула, хоть волком вой, хоть в голос кричи. Я уже и рот открыл, и тут сообразил, привлеку я к себе внимание, а что дальше будет, я ведь ещё не разобрался куда попал. Замер и лежу. Принял все процедуры, а ночью слышу шёпот на соседних койках, кто-то между собой общается. Один говорит:
- Вась, давай сбежим, сил моих больше нет, в этой психушке лежать.
А другой ему отвечает:
- Мне думаешь легче, но я, же терплю, и ты терпи. Красные если узнают, что память к нам вернулась, быстро нас к стенке поставят и вот тогда уж точно терпеть долго не надо будет, бах и готово. Сразу на тот свет отправимся, а грехов у нас с тобой много, так, что торопиться особо нечего. Долго терпели, еще немного потерпим. Война закончилась. Надоест им нас здесь держать, дадут справку, что мы душевно больные, а потом уж разберёмся, что делать.
        Иван продолжал:
- Подслушав этот разговор, я понял, что нахожусь в психбольнице у красных. Когда меня контузило, я был в красноармейской форме и без документов, так что они меня приняли за своего и положили в госпиталь. Значит надо осмотреться и подождать. И самое главное, чтобы враги не догадались, что здоровье моё восстановилось.  Прошёл месяц вызвали меня в кабинет главного врача, где заседала комиссия. Она рассмотрела мои документы и приняла решение, что я безвозвратно утратил память, но для общества не опасен и смогу прожить сам. На следующий день выдали мне справку, паёк и отпустили на все четыре стороны.
Тут Иван почувствовал, что кто-то настойчиво толкает его в бок. Он обернулся и увидел, что это Варя, толкая его, пытается обратить на себя внимание. Иван спросил:
- Варя, что тебе надо?
- Да вот Миша уже заснул, и надо бы его отнести в телегу.
Иван сказал:
- Извиняйте братья казаки, пока я рассказывал, тут у меня малец совсем сомлел и уснул, да и девочку тоже спать, надо отправить. Я сейчас детей уложу спать, и разговор продолжим.
Иван встал, взял Мишу и понёс его к телеге. Неожиданно к нему подошел казак Николай Пургин и сказал:
- Я вот тебе два куска войлока; принёс. Один положишь на траву, которую я тебе в телегу бросил, а вторым сверху детей накроешь. Возле воды утром прохладно будет, да и дорога ведать у вас дальняя. Войлок и от зноя и от дождя спасёт. Ещё я Иван твою телегу посмотрел, колёса смазал, да подтянул, а то они совсем разболтались.
Пока Иван укладывал детей, Николай распряг лошадь, осмотрел её и в этом заморенном животном он, неожиданно, признал арабского скакуна, доведённого до полного истощения. «Такому коню изначально было предназначено, призы на скачках брать и кормить его надо не только травой, а уж тем более он точно не должен телеги возить. В конюшне у какого-нибудь султана ему место было приготовлено, да надлежащий уход», - подумал Николай.
        Надев путы; на передние ноги лошади, он, подойдя к Ивану, сказал:
- Слушай Иван, у меня к тебе предложение есть, давай поменяемся: я тебе четырёхгодовалую кобылу, а ты мне взамен своего заморенного скакуна. Не доедете вы на нём до города, сдохнет он у тебя на дороге. Он и так уже еле ноги передвигает, а ты его ещё в телегу запряг.
Иван постоял, подумал и ответил:
- Бери. Может оно и к лучшему, - и они вместе направились к костру.
Костёр прогорел. Красные угли подёрнулись пеплом. В темноте красными точками были видны трубки казаков. Николай с Иваном сели поближе к костру. Иван протянул руки к костру и воспоминания волнами нахлынули на него, оживив картины недавнего прошлого, и он заговорил:
- Вот, что я вам ещё братья казаки расскажу. Вышел я после выписки на улицу незнакомого города. Кругом суета, все куда-то идут, по улицам скачут всадники, едут телеги, иногда проезжают автомобили, дома многоэтажные, на первых этажах лавки, магазины, трактиры, не знаю в какую сторону идти. Смотрю, какая-то женщина идёт. Подошёл я к ней и спросил: «Гражданка, подскажите, как мне до станицы Новокарской добраться?». Она и говорит: «Это вам надо перейти через дорогу и прямо по главной улице идти до конца, так и выйдете на дорогу, а по ней до любой станицы по старой пограничной линии доберетёсь». Постоял я ещё, подумал, вспомнил, где этот город находиться и сколько вёрст мне до станицы добираться. Понял я, что при моём состоянии здоровья, пешком я до станицы не дойду, а попутчиков в городе я навряд ли найду.
Иван тяжело вздохнул и продолжил:
- Неожиданно ко мне подошла молодая женщина и предложила: «Солдатик телегу разгрузить помоги, я тебе заплачу». Я и не отказался. Мешки в подсобное помещение магазина перетаскал, а она и говорит: «Если не торопишься, то я тебя покормлю, есть, наверное, хочешь. Лицо у тебя измождённое, видать из больницы». Говорю: «Угадала, только что выписался и не знаю где поесть и на ночлег на первое время устроиться». Она говорит: «Нам грузчик нужен, а то Кузьма запил и уже неделю, как на работе не появляется, так что если согласен, приму. Только документ нужен, чтобы тебя на работу принять». Вынул я справку. Почитала она, посмотрела на меня оценивающим взглядом сверху вниз, недовольно хмыкнула и сказала: «Тот - пьяница, этот …», - прикусила язык и дальше продолжать на счёт меня не стала. Потом сказала: «На работу я тебя приму только временно. Кормиться, и жить будешь вместе со сторожем. Как из магазина выйдешь, следующая справа дверь это сторожка, где и живет сторож дед Матвей. Там стоят две кровати, на одной спит Матвей, а на другой будешь ты, иди, располагайся. Скажи Матвею, что тебя Екатерина Андреевна грузчиком в магазин приняла».
        Пошёл я, значит, в каморку к этому Матвею, поздоровался, а он как раз обедать собирался. На столе хлеб, молоко, колбаса нарезанная, да чайник на плите кипит. Матвей мне говорит: «Проходи солдатик. Уж и война давно закончилась, а ты всё гимнастёрку не снимаешь, одеть видимо нечего. Ну, ничего вот поработаешь грузчиком одежонку себе и справишь». Матвей пригласил меня за стол. Поели мы с ним, и отдохнуть прилегли. Раздался голос хозяйки магазина: «Грузчик Иван телега приехала, иди, разгружай!». Встал я и пошёл работать.
        Проработал я месяц, окреп. Денег немного заработал. Думаю надо мне домой добираться. С такими заработками я себе на лошадь и за год не заработаю, а без лошади казак, что без крыльев птица. Вот и решил воспользоваться своими навыками разведчика. Пошёл на базар, встретился с одним лихим молодцом, который штыки от винтовки из-под полы продавал. Я ему говорю: «А можешь ли ты мне заточку; сделать, чтобы она в ручку кнутовища входила, и снаружи этот кнут от обычного ничем бы не отличался». «Сделаю, - говорит – через денёк зайди, да деньги не забудь принести».
Иван передохнул и продолжил рассказывать:
- Через сутки заглянул я к молодцу, которому заточку заказал. Он и говорит мне: «Доволен будешь. Видать, ты человек – лихой молодец, коли таким оружием владеешь. В наше время не пропадёшь». Нагнулся и откуда-то из-под столика достал обычный кнут со слегка утолщённым кнутовищем и сказал: «Оцени товар». Взял я в руки кнут и стал рассматривать рукоять, к которой крепился плетённый из сыромятной кожи ремень с узлом на конце. Даже кору лень было ободрать, да рукоять неровная с наплывами коры вверху и внизу. Взяв в руки разные концы кнутовища, попробовал я выдернуть заточку. Потянул их в разные стороны, но заточку выдернуть не удалось. И подумал я неаккуратно сработано. Вот у нас в станице деревянную рукоять кнута; делают ровную, отполированную, да ещё резьбой украшают или оплетают сыромятной кожей, а это просто толстая палка. Обрезаны ветки с обеих сторон, с одной стороны концы, с другой стороны плетёный сыромятный кнут привязан и думает, что я за такое изделие деньги платить буду. Мне оружие надо для самообороны, а не толстая палка которую я и так найти смогу. Ещё раз, попробовав вытащить заточку из кнутовища, плюнул я и сказал: «Ты, что мне голову морочишь. Давай показывай, где здесь заточка спрятана». Хитро улыбнувшись, продавец взял кнутовище, и в одно мгновение верхняя часть отлетела от нижней, а в руке у него осталась заточка, блестя полированной сталью. Молодой человек сказал: «Да, вид неприглядный, но сработано на совесть, чтобы и в глаза не бросалось, и ручка дубовая, в ладони сожмешь, как будто одно целое. А то, что с виду немного грубоват, это потому, что его не только как заточку использовать можно, но и как хорошую дубину, даже при отражении удара прикладом карабина и то не сломается. Открывается заточка просто. В нижней части указательным пальцем можно нащупать выступ, оставшийся от сучка. Надо очень сильно на него нажать. Пружина отбросит верхнюю часть кнутовища и в руках у тебя окажется заточка. Ведь тебе она нужна, чтобы в считанные секунды спасти твою жизнь. Не так ли?».
       Иван покурил, помолчал и стал рассказывать дальше:
- Я немного успокоился, внимательно осмотрел изделие в целом. Проверил, как работает и остался доволен. Да, на вид грубо, зато надёжно и в глаза не бросается, а это самое главное. Цену за изделие продавец запросил немалую. Половину моего заработка за месяц пришлось отдать. Взял я кнут, и снова почувствовал себя вольным казаком, у которого всегда за голенищем сапога была воткнута нагайка;;. За нагайку сейчас запросто можно было жизни лишиться, а
вот за кнут пастуха ничего не будет. Довольный и уверенный в своих силах я пошёл по дороге, ведущей за город. На окраине возле пивной заметил я лошадь с телегой. Недолго думая, подошёл к коновязи, развязал чумбур;;, сел в телегу, слегка тряхнул вожжами и поехал по дороге за околицу. Телег на дороге не было видно. Вечером мало кто в город приезжает, да и желающих выехать за его пределы тоже было не видно. Вынул я кнут из-за голенища и слегка ударил лошадь, та с места перешла на рысь. Телега, тарахтя и поднимая за собой хвост пыли, стала быстро удаляться от города. Выбрал я дорогу, по которой можно было доехать до любой станицы на берегу Урала.
Иван задумчиво посмотрел на огонь и продолжил:
- Солнце опустилось за холм. Места эти были мне хорошо знакомы, так что не имело смысла останавливаться на ночлег. Надо было, как можно быстрее доехать до станицы.
        Утром солнце застало меня на берегу реки. Напоил я лошадь, перекусил, тем, что с собой захватил в вещмешке на дорогу, хлебом да салом, запил речной водой и продолжил своё путешествие. Стали попадаться станицы, но их вид вызывал у меня удивление. Избы зажиточных казаков стояли без окон и дверей, а на месте некоторых было вообще пустое место, заросшее лебедой. В центре станиц на самом большом доме висел красный флаг, по улицам ходили и ездили на лошадях красноармейцы. Один раз попался мне навстречу обоз, везущий зерно в город. Обоз охраняли вооружённые всадники. Только в одной станице подъехали ко мне двое всадников и спросили документы, показал я им справку из больницы, прочитали они и, покачав головой, сказали: «Езжай». Огрел я лошадь кнутом, и та резво побежала по накатанной дороге. До родной станицы оставались сутки
езды. Решил я гнать лошадь, не останавливаясь, подумав: «Молодая, справная выдержит, к обеду буду дома».
       Нахлынувшие воспоминания разбередили душу Ивана. Он замолчал, руки его затряслись, и он никак не мог закурить. Немного
успокоившись, он продолжил:
- В полдень я въезжал на главную улицу родной станицы, но то, что я увидел, поразило меня до глубины души. На дороге огромная лужа, в которой лежала тощая свинья с поросятами. Убогое состояние казачьих домов, пустыри посредине станицы. Землянки и глинобитные домики, настроенные между казачьими домами, пришедшими в негодность. Здесь царило полное запустение. Время не тронуло лишь амбары для хранения зерна, сложенные из гранитных плит. Да сохранился наш дом, стоявший в центре станицы, в котором когда-то жили зажиточные казаки, занимавшиеся земледелием и охранявшие пограничную линию, проходившую по реке Урал. Теперь на крыше дома, где наша большая семья жила, развевался на ветру красный флаг.
       Остановив телегу, я спрыгнул с неё, привязал лошадь к палисаднику. И по привычке быстрыми шагами прошёл по веранде, длиною во весь дом, через прихожую и вошёл в горницу. Там стоял стол, накрытый красной скатертью, а за ним в чёрной кожаной куртке сидел друг моего детства Антон Совилкин, с которым мы вместе росли и воевали. Антон строго посмотрел на красноармейца в поношенной военной форме, заросшего щетиной и спросил, по какому вопросу пришёл красноармеец. Я понял, что он не узнал меня и поэтому я спросил: «А не подскажите товарищ, где теперь семья казака Фёдорова Ивана проживает?». Антон ответил вопросом на вопрос: «А зачем вам это надо?». Решил я себя не выдавать, посмотреть, как он со мной себя поведёт и сказал: «Да, вот со мной служил казак Иван Фёдоров из этой станицы. Узнал он, что я еду в эти места, велел заехать к нему домой и передать, что он живой, лежит в госпитале». Антон неожиданно вскочил, схватился за наган и крикнул: «Ты, что контрик недобитый, в красноармейское обмундирование вырядился?! Я тебе одной пулей мозги вышибу! Руки вверх!». Я резким движением выдернул кнут из-за голенища сапога, и заточка острием уперлась в кожаную куртку на уровне сердца. «Не узнал ты меня друг сердечный Антон, не узнал, а вот я тебя сразу. Видно друзей своих ты позабыл или на кладбище отправил, чтобы о прошедшей молодости не напоминали». «Так это ты, кулак Иван Фёдоров, домой пожаловал через столько лет, а твоих дружков кулаков мы кого расстреляли, кого на лесоповал отправили, а семью твою на специальное поселение в Казахстан отправили больше о ней ничего и не слыхали. А заточку свою убери, прошло ваше время, когда вы из обрезов активистов стреляли. Если ты меня убьёшь, живым всё равно не уйдёшь. Сам знаешь здесь степь, догонят быстро».
       Я убрал заточку от груди Антона, вставил в рукоять кнута, засунул кнут за голенище сапога и сел за стол, обхватив голову руками. Качаясь из стороны в сторону, сказал: «Ну и сволочь же ты, Антон, знал бы, в детстве своими руками бы удавил. Ты оказывается другом мне и не был никогда, только вид делал. Ну, что же за правду спасибо. Есть у меня к тебе ещё один вопрос, куда моего арабского скакуна Сокола спровадил?». Пряча наган в кобуру, Антон ответил: «Никуда я его не спровадил, минут двадцать, как бригадир приезжал. Сказал, упал он, заморился совсем, в борозде лежит, к вечеру, наверное, околеет. Вот, думал пристрелить его что-ли или сам сдохнет, а тут гляди, хозяин объявился. Побелел я весь: «Это кто же, сволочь, скакуна запрягает плуг таскать?!». «Не тебе меня учить, кого куда запрягать. Теперь я в станице самый главный и мне решать, кого куда запрягать. Вечером отряд красноармейцев подъедет, вот я им тебя и сдам. Пускай разберутся, где ты столько лет пропадал и зачем в наши края приехал. А пока можешь сходить посмотреть на своего любимца. На дальнем поле он, за оврагом», - ответил Антон.
Отёр Иван навернувшиеся слёзы с глаз и продолжал:
- Встал я, плюнул на пол и, со всей силой хлопнув дверью, вышел из бывшего родительского дома. Сел в телегу, ударил что было силы кнутом, застоявшуюся лошадь, которая сорвалась с места в галоп. Гнал я её по полю, а в голове была только одна мысль, успеть.
        Вот и вспаханное поле, борозда, плуг и лежащий в борозде Сокол. Дёрнув вожжи на себя, остановил я телегу, спрыгнул на землю и упал на колени перед мордой коня. Поднял и положил его голову к себе на колени и горько заплакал от всей этой беды, свалившейся на меня разом. Конь косил глазами налитыми кровью и из них тоже текли слёзы. Гладил и целовал я коня в лоб, приговаривая: «Сокол, ты потерпи, мы с тобой еще поживём на этой земле». Достал я фляжку с водой руками приоткрыл ему рот и влив в него тёплой воды. Конь прикрыл глаза. Потрогал спину коня, она была огненной, видно давно уже под палящими лучами солнца лежит. Принёс с телеги шинель и накрыл коня с головой. Взял из телеги бидон с водой и стал понемногу поить Сокола, гладя его по мокрой шкуре и приговаривая: «Что же это ты меня видеть не хочешь?».
        Конь приподнял голову и тихонько заржал, видно узнал голос хозяина. Опустился я на колени и попробовал поднять коня. Он сделал попытку встать, но сразу не получилось, и обессиленный, опустил голову на землю, вытянул шею и закрыл глаза. «Эко брат, дело худо», - сказал я: «Надо срочно поднять, иначе жара тебя совсем доконает». Похлопал я ладонью коня по холке, как в былое время, конь оживился, поднял голову, подтянул ноги, и произошло чудо. При моей поддержке он с трудом встал. Ноги его тряслись, подгибались, но я поддерживал его, не давая упасть ему на бок. Понимал я, если конь упадет, то уже больше никогда не встанет. Обнял я его за шею и стал шептать ему в ухо: «Держись дорогой, держись, я с тобой». Ноги у коня перестали трястись. Я освободил его от плуга. Поглаживая коня по спине рукой, стал приговаривать: «Сокол ты мой не подведи родимый в час испытаний. Мы с тобой из каких только передряг сухими выходили, не раз в бою ты спасал мне жизнь, теперь я твою спасу». Поддерживая коня за шею, стал я потихоньку толкать коня вперёд. Конь качнулся и сделал первый шаг, потом второй и медленно, с трудом переставляя ноги, вышел на луг, спускавшийся к реке. Взмок я весь, гимнастёрку хоть выжимай, пот ест глаза, а коня крепко держу, выпускать из рук остерегаюсь. Присмотрел внизу место, где можно будет поставить коня в тени. На берегу речки росла огромная плакучая ива, тень от которой могла спасти коня на таком солнцепёке. Определившись с местом, стали мы потихоньку спускаться по направлению к иве. С остановками нам удалось добраться до места. Конь тяжело дышал и ещё нетвёрдо стоял на ногах. В тени ивы ощущался слабый ветерок, дующий со стороны реки. Коню стало полегче, и я размял затёкшие руки, которыми со всей силой придерживал его, пока мы передвигались по лугу.
Иван тяжело вздохнул и продолжал рассказ:
- Неожиданно кто-то ткнулся мне в плечо. Обернулся я, а это лошадь с телегой, которая шла за нами следом пока мы спускались на берег реки. Поставил я лошадь возле коня в тень, вынул я у неё изо рта удила;; и она, опустив голову, стала жадно хватать своим ртом зелёную сочную траву.
        Чтобы прийти в себя, скинул я обмундирование и зашёл в реку. Около берега было совсем мелко. Зашёл я в воду по пояс, ладонями побрызгал воду на себя и, немного остыв, зашёл по самую шею и, легко оттолкнувшись ногами от дна, поплыл на противоположный берег. Сплавал туда и обратно и вышел на берег. В голове всё прояснилось. Решил, что времени у меня мало, надо действовать. Осмотрев местность, на окраине станицы увидел я знакомое здание кузницы. Взглянув на коня, я остался доволен. Конь дышал ровно, глаза его блестели, на ногах он стоял уверенно. Привязав коня к иве, чтобы он разгорячённый не напился воды из речки, отправился я в кузницу.
Работал там раньше кузнец Митрофанов Евсей Петрович. С его сыном Василием были мы друзья с детства. Вместе ездили в ночное, пекли в костре картофель и всегда опасались нападения на косяк станичных лошадей. Слава Богу, с нами такой беды не приключилось.  Утром нам на смену заступали другие, а мы с Василием сначала скакали на своих лошадях в станицу, чтобы побыстрее позавтракать, затем на весь день убегали на речку купаться и приходили только вечером чёрные от загара, с облупившимися носами. Поужинав, отправлялись на завалинку дома старика Федосеева Петра Никодимыча – бывшего атамана станицы, георгиевского кавалера. Четыре креста и медали всегда блестели на его груди. Здесь со всей станицы собирались старики и ребятня послушать бывалых казаков о сражениях, в которых они участвовали, где и какие подвиги совершали, а также вспомнить погибших оставшихся на чужбине. Все сидели до поры, пока Петр Никодимыч не давал команду: «Все по избам!». Детвора нехотя отправлялась домой. Идя по дороге, восхищались мы подвигами казаков станицы. Придя домой, напившись ледяной воды из колодца и получив нагоняй от старших, что с утра нас найти не могут, мы, только коснувшись головой подушки, тут же засыпали. Снились нам бои, в которых мы лихо скакали на конях и наши сабли, словно молнии поражали десятки врагов.
        Утром я вновь встречался с Василием. И мы всегда находили себе занятия: ездили за ароматной степной вишней, собирали землянику, щавель, дикий чеснок, ежевику, черёмуху, на речке удили рыбу. И ни минуты свободной у нас не было, да ещё и у каждого дома было дел невпроворот – надо было помогать старшим по хозяйству.
        Любили мы с Василием ходить в кузницу наблюдать, как Евсей Петрович работал с железом, как из красного раскалённого куска железа получалось изделие необходимое в хозяйстве. А как он обрабатывал и подковывал лошадей станичников! Меня завораживало происходящее в полутёмной кузнице и синеватые угольки, на которых разогревали металл до нужной температуры, и звонкие удары молота по наковальне. Хотелось мне и самому попробовать что-нибудь сделать, да мал я был, молот от земли поднять бы не смог.
        Евсей Петрович, увлечённый работой, не замечал посторонних наблюдателей. Закончив изделие, он тщательно осматривал его, нет ли где брака, потом бросал в угол, говоря: «Хорошее изделие получилось, долго служить людям будет. На такое и собственное клеймо поставить не грех». Увидев нас, он говорил: «А вы что тут расселись, будто дел никаких нет. Дверь открыта, чтобы я вас здесь больше не видел, как подрастёте, тогда и придёте». Мы недовольные, опустив головы, молча, покидали помещение кузницы. Выйдя на улицу, Василий мне говорил: «Ничего Иван, я, когда вырасту первоклассным кузнецом стану».
        Вот и кузница, ничего не изменилось. Та же открытая дверь, в которую Иван вошёл, ожидая увидеть у горна Евсея Петровича в кожаном фартуке и с молотом в руке. В отблесках огня увидел он знакомую фигуру, но это был сын кузнеца Василий, который раздувал мехами угли, и кузня освещалась ровным красным светом. Иван окликнул Василия:
- Друг, ты, что же не смотришь, кто к тебе в твои хоромы вошёл!
       Поднял Василий голову  и в проёме двери увидел фигуру человека в солдатском обмундировании, но сразу не признал. Только голос до боли знакомый с детства, прозвучавший из уст этого пришельца помог ему опознать закадычного дружка из далёкого прошлого, о котором он  уже и не вспоминал. Занятый каждый день одной заботой, как выжить в мире, где изменилось всё, и никто не знал, что будет завтра. Обрадованный неожиданным появлением друга Василий быстро подошёл к Ивану и крепко обнял его. Иван сказал:
- Ты это полегче, а то мне все кости переломаешь.
Василий пригласил Ивана к столу, смахнул тряпкой пыль, засуетился. Стал выставлять на стол угощения: солёное сало, свежие огурцы и помидоры, кусок варёного мяса, краюшку хлеба, бутыль самогона. Нарезав и расставив угощение, он ещё раз внимательно посмотрел на осунувшееся, худое, заросшее щетиной лицо друга. Понял Василий, что пришлось его другу хлебнуть горького до слёз в наступившие лихие времена. Ничего не спрашивая, налил другу и себе по полному стакану и сказал:
- Давай, Иван выпьем за встречу.
Они, молча, чокнулись и выпили горькую, как сама жизнь, самогонку. Сначала обожгло горло, потом желудок, а затем и в голову ударило. Закусив хрустящим огурцом, Василий спросил, как Иван смог добраться до станицы и с какой целью приехал. У Ивана от друга секретов никогда не было, Василию он верил, как самому себе, поэтому сказал:
- Чудом я Василий выжил и приехал в родительский дом к своей семье. Да попал к Антону, который в станице всем руководит. Я к нему запросто, по старой дружбе зашёл, хотел узнать, где моя семья. И понял я, что сволочь он ещё та и сила на его стороне. Только зря он со мной и моей семьёй так обошёлся, я обиды никому не прощаю. Ну, а ты Василий своими глазами видел, как здесь и что происходило, и кто кем стал, так, что о них говорить, только душу, бередить, которая уже и так вся в клочья порвана.
Василий, молча, налил по второй. Иван сказал:
- Давай Василий выпьем за удачу. Может мне ещё и повезёт. Крест судьбы мне выпал тяжёлый, но всё равно я его донесу. Каждому Господь посылает испытания по силам его. Я к тебе за помощью пришёл, помоги, если можешь. Коня моего арабского скакуна Сокола помнишь?
- Конечно. Он все первые призы на скачках получал. Равных ему не было.
- Так вот, товарищи запрягли его в плуг и до полного истощения довели. Если бы я сегодня не приехал, то завтра его уже не было бы. А кроме тебя в моём деле помощи ждать не от кого, поэтому прошу тебя, дай мне овса, чтобы коня на ноги поставить, да и подковать его надо. Если есть возможность, подари мне какое-нибудь огнестрельное оружие. Без него мне сейчас никак не обойтись.
Василий, смотря в глаза Ивану, сказал:
- Всё тебе дам. Как стемнеет, приводи своего скакуна. Я тебя здесь ждать буду.
Василий налил по третьей. Они выпили молча. Иван встал, слегка качнулся и сказал:
- Есть в этом мире люди, и есть сволочи, только вот людей всё равно больше. Василий я благодарен тебе за то, что ты, каким был, таким и остался единственным верным другом на всю оставшуюся жизнь.
Повернулся и вышел из помещения кузницы на свежий воздух. Иван быстро спустился к реке. Посмотрел вверх и увидел в чёрном небе среди ярко светящихся звёзд нарождающийся месяц. «Это хорошая примета», - подумал Иван: «Значит, всё задуманное мною получится».
        Его окутала чёрным покрывалом наступившая тёплая летняя ночь. В камышах громко квакали лягушки, в реке плескалась крупная рыба. Лошади с жадностью ели траву. Иван взял под уздцы Сокола и завел его в реку. Сорвал пучок травы и стал, макая его в воду, тщательно тереть шею, спину, ноги коня, смывая с него грязь и пот. Вымыв коня, он отвел его в кузницу к Василию. Тот обработал ему копыта, поставил новые подковы и сказал:
- До чего ироды коня довели, будто в них и ложки казачьей крови не течёт. Ни людей, ни коней не жалеют. Но, как говорит Господь, сейчас время камни разбрасывать, а придёт время и эти самые камни собирать.
Тяжело вздохнув, насыпал коню в торбу;; овса и привязал его на коновязи за кузницей. Вернувшись в кузницу, они с Иваном сели за стол. Василий опять достал закуску и самогон. Выпили по одному стакану, плотно закусили и закурили глиняные трубки, пуская кольца дыма.
        Василий сказал:
- Иван, я пойду собак с цепи спущу. Время лихое. Мало ли кто где шатается. Они нас вовремя предупредят. Ты меня извини, целого карабина найти не смог, нашел только обрез;; хорошего французского карабина с четырьмя комплектами патронов, да штык-нож австрийский. Иван ответил:
- И за это огромное спасибо.
       Осмотрел обрез карабина и остался доволен. Штык-нож почти новый трофейный австрийский он тут же опробовал, метнув его в дверь кузницы. Василий встал, подошёл к дубовой двери и с трудом выдернул его.
- Ну и силища у тебя, Иван, хотя с виду кажется, что еле ноги таскаешь.
- Это не сила, а техника метания холодного оружия, которой меня обучили в разведшколе. Как говорили казаки разведчики, навыки владения огнестрельным и холодным оружием не пропьёшь и не потеряешь. Ну, а как стрелять умею показывать не буду, потому что обрез это для казака уже не оружие. Да звук выстрела беду накликать может, а нам с тобой это ни к чему. Скажу я только тебе одному, что отправляюсь я сегодня на поиски своей пропавшей в казахских степях семьи. Ты ведь знал, как я любил свою жену Анну и детишек. Без них для меня смысла жизни на этой земле нет. Что будет, я не знаю, но хорошего встретить, наверное, мало придётся. Но ради семьи я готов пройти все испытания, которые выпадут на мою долю. Тебе, друг сердечный, благодарен за всё, что ты смог для меня сделать. Пусть Господь в это лихолетье спасёт тебя и твою семью. Даст Бог свидимся. Ну, прощай, ночь летняя коротка, а дел у меня много. Жизнь моя висит на ниточке, которая в любой момент может оборваться.
На прощанье они обнялись. Василий проводил Ивана до реки, донёс ему полмешка овса, мешок еды. Всё это они аккуратно сложили в телегу, прикрыв сверху свежей травой. Иван привязал ожившего Сокола к телеге и сказал:
- Василий, если что, не поминай меня лихом, - и телега тронулась в обратный путь в сторону города.
- С Богом, - сказал Василий и перекрестил удаляющегося Ивана.
Иван, проехав полкилометра, надёжно спрятал телегу в кустах, лошадям дал овса, а сам взял штык-нож, засунул обрез карабина под шинель и отправился в станицу. Добравшись до станицы, он быстро сориентировался, где живет Антон, и направился к его избе. К счастью Ивана продотряд в этот день не приехал, так что можно было рассчитывать на удачу.
        После гражданской войны прошло уже несколько лет, но по вечерам на улицу никто не выходил. То в одной, то в другой станицах стреляли, поэтому своей жизнью никто рисковать не хотел.
        Иван увидел избу Антона. Перемахнув через плетень, одним ударом штык-ножа без единого звука уложил огромного пса и прокрался к окну, где горела керосиновая лампа. Иван осторожно заглянул в окно, увидел сидящих за столом людей. Он достал обрез карабина, передёрнул затвор и легонько стукнул в окно. На мгновение в окне показалось лицо Антона. Иван вскинул обрез и нажал на спусковой крючок. Раздался выстрел, разорвавший ночную тишину. Иван сунул обрез под полу шинели и растворился в  ночной темноте, незаметно миновав пустынные улицы станицы.
        Тяжело дыша, он отвязал лошадь, вывел её из кустов, и телега медленно покатила по направлению к дороге. Сокол побежал рядом. Иван посмотрел на небосвод, где сияли холодные далёкие звёзды, как в годы его детства. Это вернуло его в реальность происходящего. Надо было определиться, где он переждёт время, пока всё не уляжется и его перестанут искать. Погружённый в свои думы он заметил на востоке светлую полоску зарождающейся зари нового дня и свернул к берегу реки Урал. Нашёл знакомую ложбину, ведущую к руслу реки, и спустился по ней на поляну со всех сторон окружённую зарослями плакучей ивы. Место было надёжное, ни с какого берега поляна не просматривалась. Распряг лошадей, надел им путы на передние ноги и пустил пастись. Телегу он поставил под огромной ивой так, чтобы даже в сильную жару она не калилась на солнце. Иван, запрыгнул в телегу. Удобно устроившись, накрылся шинелью и заснул сном праведника.
         Проснулся он далеко за полдень. На поляне было душновато от пряного запаха цветущих трав. Иван не испытывал никакого дискомфорта. Запах трав его пьянил, как в далёкой молодости в сенокосную пору, когда от свежескошенной травы и летнего зноя кружилась голова как после стопки крепкого самогона. Было только одно желание работать, работать и работать, чтобы до наступления летних гроз успеть заготовить сено на зиму. В то время Иван представлял себя богатырём, который косит воинство врага, ставит копны, как сторожевые башни и перевозит высохшее сено, как поверженного противника взятого в полон. К вечеру всё тело наливалось свинцом, движения становились вялыми. Он с трудом бросал вилами огромные пласты сена на телегу, где младший брат Пётр аккуратно раскладывал их по всей телеге. Солнце садилось за горизонт, и вся семья собиралась на стане, где бабушка Меланья уже сварила наваристый густой кулеш, которого хотелось наесться досыта. Рассевшись, все ждали деда Ефима, не торопясь садившегося во главе стола. Он первым запускал свою большую деревянную ложку в котелок, стоящий на столе, после этого все приступали к трапезе. Ели молча. Плотно поев, перекрестившись, все вставали из-за стола, и каждый шёл заниматься своим делом, пока ещё светило солнце. Всё должно быть готово к новому рабочему дню. Мужчины отбивали косы, меняли сломанные зубья у деревянных грабель, смазывали оси телег, проверяли лошадиную сбрую. Молодёжь вела коней на водопой, а затем, надев путы, отпускала коней пастись. Солнце опускалось за холмы, наступали летние сумерки и все устраивались на ночлег под открытым небом. Наработавшись за день на солнцепёке, все мгновенно засыпали крепким сном.
        Иван тряхнул головой, чтобы прогнать нахлынувшие воспоминания. Надо было осмотреть берег, напоить и искупать лошадей, приготовить себе еду, определиться с маршрутом своего движения к специальным поселениям в Казахстане. Он понимал, что шансы на положительный исход задуманного дела были малы, но отказаться от поисков своей семьи он не мог.
        Глядя на бегущие белые облака в голубом небе, он понимал, что всё в этом мире быстротечно и необратимо. Вот облако исчезло за кроной ивы и больше он его никогда не увидит и при всём желании повернуть время вспять нельзя. Но если встать и выйти на берег реки, то вполне возможно, что он ещё раз может увидеть это облако, а если оседлает коня и будет скакать вслед за ним, то он его будет видеть довольно долго. Стало быть, он своими поисками будет пытаться догнать свою семью и шанс у него есть.
        Немного успокоившись, Иван занялся приготовлением ужина на костре. Сварил кашу, положил в неё ложку сливочного масла и, сняв с огня, поставил возле ствола ольхи, сломанного ветром. Среди припасов ему попался кусок свиного окорока, от которого он отрезал несколько полосок мяса с прослойками жира и положил на кусок мешковины;;, разосланной на большом берёзовом пне, который теперь будет ему вместо стола. Иван сглотнул слюну, наполнившую рот от одного вида деликатеса, которого он не ел в течение нескольких лет. Сунув руку в мешок, он достал два варёных куриных яйца, затем пару солёных огурцов и вяленого леща, бутылку мутного самогона и свежеиспечённый хлеб.
        «Достаточно», - решил Иван, чтобы справить новоселье в этой глуши. Здесь он рассчитывал прожить неделю. Удобно усевшись на стволе ольхи, лежащей на земле, он поставил котелок с кашей в центре стола и достал из-за голенища деревянную ложку. Перекрестив лоб, он с жадностью начал есть знакомое с детства кушанье, слегка отдававшее дымом костра. Затем Иван сходил к телеге, взял алюминиевую кружку, налил в неё немного самогона, выпил и закусил солёным огурцом. Наевшись, он сложил остатки еды в мешок и туго завязал его сыромятным ремешком. Мешок бросил в телегу, забрался в неё и снова крепко заснул.
        Иван проснулся, когда солнце уже село за горизонт. Сильно хотелось пить. Нещадно кусали комары. Спрыгнув с телеги, он взял котелок и пошёл к реке, вымыл его, зачерпнул воды и с наслаждением напился. Набрав воды в котелок, Иван подвесил его на треногу и развёл под ним огонь.
        В дальнем углу поляны он увидел пасущихся лошадей. Сломав ветку ивы, Иван погнал их к реке, сначала напоил, а потом искупал. Лошади, выходя на берег, фыркали и стряхивали с себя остатки воды. Иван отогнал их на поляну пастись. А сам, порывшись в мешке, нашёл чай и сахар, и просидел всю ночь у костра, попивая крепкий чай с сахаром и вспоминая, как он молодым парнем случайно нашёл это место и пригонял в ночное пастись сюда лошадей.
         Прошло более десяти лет и вот он снова на этой поляне, также светит месяц, шумит река, плещется крупная рыба, а мир стал другим. Всё перевернулось с ног на голову. Что не могло присниться в страшном сне, стало повседневной реальностью, в которой он до сих пор не может разобраться. Кто такие красные и почему среди них в большинстве бывшие белые офицеры, которые занимают командные должности, сидят в штабах и одерживают одну победу за другой над сторонниками царя. Почему казаки, не принимавшие участие в революции, были раскулачены, все крепкие казачьи хозяйства были полностью уничтожены, сами казаки расстреляны, а их семьи были сосланы в Казахстан. А ведь казаки верой и правдой служили России, охраняли её границы, находясь на самообеспечении. Вся их жизнь была: непосильный труд и воинская служба. И вот теперь Иван и его семья враги народа. Это никак не укладывалось в его голове. Но жизнь продолжается и надо искать свою семью.
         Прожив две недели у реки, он решил – пора собираться в дорогу. Следующий день – суббота. В городе будет базар, если выехать затемно, то, как раз к началу базара успеет. Народу будет немного. Приобретёт продукты на деньги, которые положил в мешок вместе с едой друг Василий и незаметно покинет город по дороге, ведущей в казахские степи. Приняв окончательное решение, Иван весь день готовился к дальней дороге. Обдумывал всё до мелочей, вспоминая рассказы сослуживцев и казаков, бывавших в казахских степях, а также служивших на новой пограничной линии. Вывод сделал неутешительный – путь будет, по-видимому, в один конец, но другого выхода из сложившейся ситуации он не видел. Вспомнилась ему поговорка: «Сам погибай, а товарища выручай», а ведь ему надо выручать свою семью.
         Вечером поужинав, он укрылся шинелью и долго смотрел на звёзды. Вот одна из них упала, оставив за собой, светлую полоску. Это обнадёжило Ивана. «Добрый знак мне сам Господь подал», - подумал Иван. Бывают на белом свете чудеса. И ему стоит надеться на такое чудо, которое произойдёт с ним во время поисков его семьи.
         Немного успокоившись, он забылся тяжёлым сном. Его мучили кошмары: черти бросают его в котёл с кипящей смолой, а кругом всё залито красным светом.
         Проснулся он от крика филина, живущего где-то поблизости и глухо ухающего каждую ночь. Иван, не торопясь, встал, стряхнул с себя стебли сухой травы, на которой он спал в телеге, укрывшись шинелью. Напоил водой лошадей и стал запрягать Сокола в телегу. Конь заметно окреп за время отдыха на поляне у реки и на хорошем корме: свежей траве и овсе, которым каждый день кормил его Иван. Закончив запрягать Сокола, он бросил пару охапок свежей травы в телегу и пошёл к пасущейся лошади, снял путы с её передних ног. Потом он обнял её за шею, а она положила ему свою голову на плечо, словно почуяв, что наступил час расставания. Иван шепнул ей в ухо: «Ну, вот и пришла пора оставить тебя в этом земном раю, пока кто-нибудь случайно тебя здесь не обнаружит. Живи и наслаждайся свободой и дарованным отдыхом от тяжкого беспросветного труда, который тебе на роду написан». Лошадь повернула голову, Иван поцеловал её в лоб и сказал: «Спаси Господи беззащитную скотину». Резко повернувшись, пошёл к телеге, вскочил в неё, встряхнул вожжами, и Сокол с места рысью побежал на вершину холма. Вслед удаляющейся повозке было слышно приглушённое ржание оставленной лошади, ножом полоснувшее по сердцу Ивана.
         После ранения Иван сам себя узнавал с трудом, насколько сильно он изменился. Ему животные стали ближе, чем люди, потому что они в отличие от людей никогда не предавали его. Их жалкая участь на земле, жестокое обращение с ними людей, больно ранило его душу.
         Телега выехала на вершину холма и повернула налево. Вскоре она уже ехала по дороге, ведущей в город. Иван внимательно смотрел вперёд, чтобы в случае встречи с кем-нибудь на дороге, успеть приготовиться к неприятным сюрпризам.   
         На востоке заалела заря. Божественную тишину утра нарушал лишь скрип колёс телеги. Вдалеке показались неясные очертания окраины города. Пока плутали по улицам города, встало солнце. Телега въехала на базарную площадь, где продавцы раскладывали свой товар. Иван купил, что ему было необходимо для дальней дороги: большой плащ из плотной ткани, хлеб, лук, сало, пшено, муку, сушёную рыбу, картофель и покинул базарную площадь. Знакомый с расположением улиц города, он довольно быстро выехал за его пределы и с облегчением вздохнул. «Кажись, пронесло», - подумал он, когда телега выехала на дорогу, ведущую к бывшей новой пограничной линии, построенной при губернаторе Перовском.
         Навстречу ему изредка попадались телеги, запряженные лошадьми, ехавшие в город. Встречались и пешие жители близлежащих станиц, спешившие в город на базар. Сокол, высоко поднимая копыта и задрав голову, старался бежать быстрее. Иван натягивал вожжи, не давая коню возможности показать себя во всей красе. Иван знал, что это может плохо кончится, если на дороге появится кто-то из представителей власти, кто разбирается в лошадях. Он то, сразу поймёт, что это чистокровный жеребец, запряжённый в неприглядную телегу, явно не соответствует сидящему в телеге красноармейцу в линялой гимнастёрке, и сообщит куда следует. Тогда будет очень сложно объяснить, как попал Иван, едущий после болезни в станицу Новокарскую, на дорогу, ведущую в другую сторону. Но всё обошлось.
        Они переехали по шаткому мостику через реку Кумак, проехали через станицу и к обеду завернули к ручью, который начинает свой путь с торфяных болот. Возле торфяного болота на склоне холма Иван заметил шалаш и бахчи. «Вот так удача привалила. Может быть здесь и свеженькими арбузами разжиться можно», - подумал Иван. Неожиданно из шалаша выполз дед с берданкой и выстрелил в воздух. Иван остановил Сокола, спрыгнул с телеги и пошёл навстречу к сторожу, охранявшему арбузное царство. Дед громко крикнул:
- Стой! Стрелять буду!
Иван крикнул в ответ:
- Земляк! Да убери ты свою берданку, в гражданскую, что ли не на стрелялся? В твои годы пора уже о душе думать, а ты ещё собираешься из-за арбуза жизни человека лишить. Не по-христиански это. Мы же с тобой казаки, а в наших степях каждому гостю рады. Всегда встретят добром, угостят, обогреют. Коли человек в беду попал, всегда помощь окажут. Ты ведь это и сам с детских лет знаешь, а вот в таком почтенном возрасте грозишься убить невинного человека. Неужели нарушишь Божью заповедь «Не убий»? Так, что добрый молодец стрелять будешь или может быть, примешь гостя незваного, случайно степным ветром занесённого в твои владения.
Дед опустил ружье, почесал затылок и сказал:
- Прав ты, земляк. Стар, я стал, везде мне враги мерещатся. Но коль ты человек добрый, подъезжай поближе. Распрягай своего коня. Костёр разведём, ужин сготовим, о жизни поговорим, а то я один в степи совсем уже одичал. Вот уже больше месяца живого человека не видел. Живу тут как волк одиночка. Одна радость у меня – это охотничья собака Цезарь прибилась к моему шалашу. Днём она охотиться. Каждый день какую-нибудь дичь притаскивает. Видно чистопородная. С хозяином, наверное, беда случилась, вот она и прибилась ко мне. Для неё охота – главное в жизни. Чуть рассвет забрезжит, её уже и след простыл, как дичь добудет, так ко мне в шалаш тащит, оставит у входа и опять исчезает в болотных зарослях. Вечером придёт мокрая, еле ноги передвигает. Нисколько себя не жалеет. Поужинаем мы с ней, чем Бог послал, сядем возле костра. Я трубку курю, да ей про свою нелёгкую жизнь рассказываю, а она лежит рядом руки лижет и в глаза смотрит. Бестия, всё понимает, жаль только вот сказать ничего не может. А всё равно душа живая, хотя бы выслушает.
         Уж лет двенадцать меня и слушать-то никто не хочет. За правило взяли – что говорить начну, так мне сразу рот-то и затыкают. Говорят, что я в современной жизни ничего не понимаю. Я так думаю, что жизнь-то она современная, конечно, по-другому устроена. Всё с ног на голову встало, но почитание старших, их мнение всегда были решающими, а теперь к ним никто, и прислушиваться не желает. Вот и бабка моя Аграфена стала по всем вопросам своё мнение иметь, да ещё поучать пытается, как и что по хозяйству надо сделать.  Поэтому и попросился я в сторожа на бахчи, чтобы не видеть и не слышать этих умников.
          Когда я здесь один, то будто ничего и не изменилось. Те же болота, бахчи, звёздное небо, солнце, и куда ни кинь взгляд необозримые степные просторы. В небе по-прежнему звенит жаворонок, парит беркут, на пригорке сидят сурки, только вот я уже не семилетний мальчишка, а восьмидесятилетний дед, проживший долгую яркую жизнь, которая оказалась никому, кроме меня и не интересна. Ни мой опыт, ни мои знания никому теперь не нужны. Я ведь жил не жалея себя, работал, воевал, за Родину кровь свою проливал и всё в один миг пошло прахом – и традиции казачества, и вера в Бога. Всё стало никому не нужным. Оказалось, что можно прожить сегодняшним днём, не задумываясь, что будет дальше или то, что написано на лозунге, или то, что получиться в реальности.
Дед крякнул, сплюнул с досады и продолжил:
- Долго я думал над этим и пришёл к выводу, что хорошего ничего из нового не получиться, а вернуться к тому, что было нельзя. Душа моя этого нового не принимает. Нет в этих идеях стержня, на который бы они опирались. Новая власть старается, пропагандирует, а толку. Раньше всё держалось на вере в Бога, царя, да казачьих традициях, а сейчас на лозунгах, что старый мир разрушат, а новый построят. Старый-то быстро разрушили, а вот постройка нового затянулась и конца пока не видно.
         Согнали людей в колхоз, а он бедный на ладан дышит, того и гляди не сегодня-завтра развалиться. Зерна с полей собирают, кот наплакал, скотины половина передохла. Колхозники по итогам своего тяжёлого труда получают такую плату, что семью с трудом прокормить удаётся до следующего урожая. Вот всё заседают целыми днями, а заметного улучшения дел в колхозе пока не видно. Одни лозунги, да продотряды, которые всё зерно из колхозного амбара под метёлку вывозят. Везде слышны только обещания, что скоро наступит новая жизнь. Нутром чую, что до этой новой жизни я не доживу.
         Утомил я тебя. Ты с дороги, а я хоть выговорился о том, что на душе наболело. Ты извини, что я не с угощения начал, а с разговора. Угощать-то особо и нечем. Всю жизнь был зажиточным казаком, владел большим хозяйством с сыновьями, а после революции всё отдал в колхоз и остался нищим, но зато жизни всем сохранил. Только зачем такая жизнь? Бывает, что за день и перекусить нет ничего, если собака не добудет. Как говориться, разговорами сыт не будешь. Я пока пойду, ужин приготовлю, а ты, мил человек, коня отпусти пастись, да располагайся в моём шалаше, думаю, вдвоём уместимся.
Иван быстро распряг коня, возле шалаша поставил телегу, прихватил продукты и направился к костерку, где дед готовил ужин.
- Давай, дед знакомиться. Зовут меня Иван. Вот после длительного лечения еду домой в станицу Новокарскую, да вот решил сократить расстояние, да заплутал в степи, - схитрил Иван, не назвав истинную причину своего путешествия.
- Да, заплутать в степи немудрено. Дороги-то прокладывают, как кому удобно, то в одном месте накатают, то в другом. Бывало, и я сам с пути сбивался, - ответил дед и продолжил:
- Я в этих степях родился, в них и умру. Родней их у меня ничего нет. Вся жизнь прошла здесь. Сейчас, как огарок свечи догораю, копоти много, а свету мало. А вот всё равно пользу людям приношу, колхозные бахчи охраняю. Природой любуюсь по вечерам, лягушек слушаю, пение сверчков, да вспоминаю жизнь, которая меня не баловала. Видно ангел-хранитель сохранил меня до таких лет. Многие мои одногодки давно уже покинули эту грешную землю, кто по глупости, кто за веру, а кого и болезнь прибрала. Каждому своё испытание в этом мире предначертано было.
        Ну, а ты друг любезный, расскажи о себе. Смотрю на тебя, вроде человек ты простой, а конь у тебя арабских кровей, который раньше целое состояние стоил, как-то это не стыкуется. Если не трудно, растолкуй.
Ивану пришлось выдумать байку, что коня он случайно поймал в степи. Конь наверняка сбросил наездника, да и умчался в степь, а дорогу назад не нашёл. Вот и встретил его Иван случайно, а поймать коня казаку проблемы большой не составляет. Поверил или нет в байку дед Анисим, Иван так и не понял.
        Дед в своё время был атаманом станицы, и провести его просто так на мякине было нельзя. Дед посмотрел в сторону пасущегося жеребца и одобрительно хмыкнул:
- Я таким конём всю жизнь мечтал обзавестись, в бою раздобыть не смог, а купить денег не хватало. Хоть на старости налюбуюсь на чистокровного арабского скакуна. Хоть не мой конь, а я рад за тебя, что ты имеешь такого верного друга, на которого в трудную минуту всегда положиться можно.
Неожиданно конь тихонько заржал. Иван за разговорами забыл дать ему вечернюю порцию овса. Извинившись, Иван сказал деду Анисиму:
- Пойду напою коня, с дороги он уже остыл, да дам овса.
Закончив уход за конём, Иван чуть не наступил в высокой траве на что-то чёрное. Это был Цезарь деда Анисима, тащивший в своих зубах гуся. Иван хотел было помочь псу, с трудом волочившего через заросли свою добычу, но собака, не разжимая зубов, зарычала. Иван решил не испытывать судьбу. До костра оставалось всего несколько метров и Цезарь сам дотащит свою добычу деду Анисиму. Оставив пса в покое, Иван пошёл к костру, вспыхнувшему с новой силой. Дед Анисим подбросил в огонь сухих берёзовых веток.
        Подойдя, Иван уселся на берёзовый пенёк рядом с дедом и, молча, стал смотреть на завораживающее пламя костра. Иван подумал: «Почему дед Анисим ничего не готовит. Над костром выситься тренога, к которой подвешен котелок, в котором кипит вода», - но спросить деда Анисима постеснялся.
Пламя костра осветило Цезаря с гусём в зубах. Дед Анисим радостно воскликнул:
- Вот и Цезарь! Основной продукт на ужин принёс! Так что Цезарь порадуем гостя супчиком с гусятиной, - и, взяв, у собаки дичь, снял с костра котелок, обмакнул в него несколько раз гуся и начал его ощипывать.
Пока дед готовил суп с гусятиной, Иван чуть было не уснул, глядя на огонь. Приглашение к ужину было в самый раз, голод давал о себе знать. Иван пододвинул свой пенёк к большому накрытому мешковиной пню, где на крышке от котелка лежал варёный гусь, стояли две чашки с наваристым супом. Аромат супа из свежей дичи, приятно щекотал ноздри, рот наполнялся слюной, всё, как в детстве во время охоты на диких гусей. Только место другое, да жаль, что уже нет в живых тех, с кем он сиживал за таким столом.
        Дед Анисим достал две деревянные ложки и сказал:
- Угощайся, Иван. Чем богаты, тем и рады.
Перед тем, как начать есть, они перекрестили лбы и приступили к трапезе. Сначала съели горячее жирное мясо, а затем приступили к супу. Иван, отхлебнув пару ложек ароматного супа, подёрнутого сверху жиром, только сейчас заметил, что на столе нет хлеба. Он понял, почему дед Анисим не готовил ужин, пока не пришла собака. Молча, встал, достал из своего принесённого к костру мешка каравай хлеба, отрезал половину, порезав её на равные куски, и положил на стол. Ели молча. Закончив приём пищи, Иван поблагодарил деда Анисима за угощение, помог помыть котел. Дед вымыл чашки и ложки. Усевшись на пеньки, они достали глиняные трубки и набили их душистым самосадом. Прикурили от угольков костра и, пуская кольца дыма, смотрели на звёздное небо. Каждый думал о своём.
        Ивану вспомнилась его жизнь в станице Новокарской, которая располагалась на старой пограничной линии. Станицу трижды сжигали дотла. Оставшиеся семьи казаков заново на новом месте отстраивали станицу. Выживали и с колен поднимались большие семьи казаков, в которых было по десять – двенадцать детей. Покупали дорогостоящие плуги, бороны, жатки и другой сельхозинвентарь. Всей семьёй строили новые дома из лиственницы, амбары и заборы из плитняка. Большая семья как муравейник, где каждый занят своим делом. Вместе создавали большое крепкое хозяйство, за счет которого можно было выжить в суровых степных условиях.
         Иван будто окунулся в то время, где он молодой казак с большим волнистым чубом в папахе, в новой казачьей форме, начищенных до блеска сапогах, с плёткой за голенищем. Вот он отправился к избе давно уже приглянувшейся ему Ефросиньи Уваловой, живущей на соседней улице.
        Сумерки только начали сгущаться, но ещё можно было рассмотреть лица прохожих станичников. Проходя мимо её избы и надеясь увидеть Ефросинью, он увидел её деда Епифана, сидящего на верхней ступеньке крыльца, который окликнул его:
- Иван, ты, куда это направился мимо моей избы такой нарядный? Неужто на другую улицу, невесту себе искать? Ты разве не знаешь, что краше моей внучки Ефросиньи в станице казачки нет?
Любил дед над молодёжью подшутить. Бывало молодому казаку на людях такой заковыристый вопрос задаст, что молодец готов на месте сгореть или под землю провалиться. Вот и теперь, увидев молодого казака в новой форме, решил дед над ним подшутить, задев самолюбие Ивана.
- Иван, я вот когда таким как ты был, уж очень хорошо прыгал. А ты так, наверное, не сможешь.
- Почему это не смогу?! – сказал задетый такой оценкой Иван.
        И увидел за спиной деда распахнувшуюся дверь веранды, из которой выходила нарядная Ефросинья, собравшаяся на гулянье. Он был готов доказать, что не хуже деда Епифана может прыгать.
Дед говорит Ивану:
- Видишь лужу прямо перед моим домом? Так если сможешь перепрыгнуть её с разбега, то из тебя хороший казак получится. А я посмотрю, на что ты способен.
Тут Ефросинья говорит деду:
- Можно я пойду с подружками по станице погуляю?
А дед ей в ответ:
- Ты внученька немного подожди. Сейчас вот этот красавец через лужу с ходу перемахнёт, да и тебя на гулянье пригласит. Так что присядь пока возле деда. Дело-то для казака плёвое – раз, два и готово.
Ефросинья присела рядом с дедом. Иван посмотрел на деда, на Ефросинью и понял, что выхода нет, надо прыгать. Отойдя от зловонной лужи на достаточное расстояние, чтобы разогнаться и перепрыгнуть, Иван, что было сил, сорвался с места и побежал. В темноте он заступил за край лужи, поскользнулся и на всей скорости упал посредине лужи лицом в жидкую грязь, подняв фонтан брызг. Ефросинья не сдержалась и прыснула в кулак. Довольный Епифан произнес:
- Ты внученька на гулянье собиралась, так поторопись, а то все твои подружки уж по избам разойдутся, пока казак-красавец из этой лужи вылезет, да отмоется. Эх, молодёжь пошла, только казачье звание позорит, смотреть тошно.
        Дед плюнул через левое плечо, и сильно хлопнув дверью веранды, вошёл в избу. Иван лежал в вонючей грязи, словно свинья посреди дороги. На небе появилась круглая луна и осветила своим бледным светом улицу. Иван встал, как оплёванный, и пошёл вдоль домов к реке, решив с горя утопиться. Он думал, что теперь от этого позора не отмыться ни ему, ни его детям.
        Река Урал была далеко от станицы. Пока он шёл, успокоился, поняв, что старый шутник Епифан специально разыграл этот спектакль перед своей внучкой, чтобы себя потешить, да и внучку развеселить.
        Жизнь в станицы была однообразной. Тяжёлый труд с утра до ночи, да служба на границе. А тут такое событие внук казака Ефима в новой форме в луже искупался. Об этом завтра вся станица знать будет. Да и казаку Ефиму такое известие будет неприятно, а его Епифан ещё с детства не любил. Как-то они прыгать с обрыва задумали, так Ефим на целую сажень дальше его прыгнул и вся мелюзга, которая на речке была, потешалась над проигравшим Епифаном. А когда они стали подростками, то понравилась им обоим казачка Любава, и никак миром не могли они решить этот вопрос. Всё закончилось дракой, где Ефим сильно намял бока Епифану, который целую неделю отлёживался, а теперь вот на внуке Ефима отыгрался и довольный пошёл спать, сделав своё чёрное дело.
        Иван, пройдя несколько вёрст, успокоился и повернул назад в станицу, потихоньку пробрался к своему двору. Зашёл в баню, где в котле была тёплая вода, а в бочке был щёлок;; для стирки белья. Он отмыл сапоги, постирал свою форму и повесил на верёвку в предбаннике сушиться. Уставший, он еле доплёлся до лавки, упал на неё и сразу заснул.
        Проснулся Иван от того, что отец тряс его за плечо, приговаривая:
- Хватит дрыхнуть, пора уже в поле выезжать, а ты ещё к завтраку не готов. Беги, умывайся, а то вся семья уже завтракать собирается. Иван вскочил, как ошпаренный, и бросился со всех ног умываться. Боялся он гнева деда Ефима, который во всём любил порядок и за опоздание на завтрак наказывал строго. Иван успел сесть за стол вместе со всеми. Перекрестив лбы и после того, как первую ложку поднёс ко рту дед Ефим, все начали есть. После завтрака дед Ефим распределил всех на работы. Отец с Иваном, взяв карабины, оседлали лошадей и поскакали смотреть, как наливаются зёрна пшеницы. Осматривая зерновые, весь день они провели в седле. Вечером, когда солнце стало опускаться к горизонту, они вернулись в станицу.
        Не успели они спрыгнуть с коней, как бабка Меланья подошла и спросила:
- Ты, что это внучек так с новым обмундированием поступил. Всё в грязи изгваздал, на силу отстирала, сушиться повесила. Дед-то узнал о твоём ночном подвиге, так он целый пучок розог нарезал, чтоб неповадно тебе было станицу веселить глупыми выходками. Совсем, что ли Бог ума не дал. Над тобой подшутили, а ты как мальчишка стал доказывать, что не ишак, которого казаки, отродясь в хозяйстве не держали. Так вот один, по-видимому, в нашей избе завёлся. Иди к деду, он с утра ждёт, не дождётся твоего возвращения.
Всыпал тогда ему дед сильно, от души. Целую неделю Иван на лавку не садился. Зато на всю жизнь запомнил, чтобы не попасть в неприятную историю, нельзя людям верить, надо жить своим умом и здравым смыслом. Дед через неделю простил внука, который получил урок на всю жизнь.
От воспоминания Ивану расхотелось сидеть на чурбаке, и он посмотрел на деда Анисима, не пригласит ли тот на ночлег. А дед, разомлевший от сытной пищи, сидя дремал. Иван громко хмыкнул, дед зашевелился и сказал:
- А не пора ли нам Иван на боковую? Что-то мы с тобой засиделись.
- Пора, пора, - поддержал Иван предложение деда. Встал и пошёл к телеге, взял шинельку с плащом и забрался в шалаш. Места для двоих было достаточно, и они забылись сладким сном.
Иван проснулся рано. Солнце только что выкатилось из-за горизонта в виде красного шара. Иван нашёл и напоил коня, дал ему овса, и подумал: «Куда же это дед в такую рань запропастился?».  Он стал оглядывать местность и увидел деда Анисима, несущего в руках два огромных полосатых арбуза.
- Здравствуй, Анисим! Каких красавцев вырастил. Лет девять я арбузов не ел, вкус их уже начал забывать.
- Ничего. Сейчас, как разрежу этих красавцев, так сразу и вспомнишь. Они тут на песке такие сладкие растут, что весь день бы ел, да боюсь пузо лопнет, - смеясь, сказал дед Анисим, довольный тем, что его арбузы понравились гостю.
Приготовив завтрак, они уселись на свои пеньки. Дед достал огромный нож, отрезал и выбросил верхнюю корку, и только начал резать арбуз сверху вниз, как тот треснул, показав свою красную мякоть с мелкими чёрными семечками. Сначала Анисим взял огромный истекающий соком ломоть арбуза, затем и Иван. Они наслаждались сочной мякотью арбуза, оторваться от которого просто не было сил. Закончив завтрак, Иван стал собираться в дорогу. Дед Анисим принёс два крупных арбуза и положил в телегу, сказав:
- Возьми, в дороге пригодится.
Иван развязал мешок и отдал Анисиму буханку серого хлеба, да отсыпал пшена и картофеля. Дед сказал:
- Спасибо, сынок, а то у меня уже неделю, как припасы закончились, арбузами, да тем, что Цезарь добудет, питаюсь.
Обнялись они с дедом, как родные.
- Не поминай лихом, Анисим. Если жив, останусь, так на обратном пути заверну. Ты не против?
- Конечно, заезжай. Рад буду.
Иван хлопнул вожжами, и телега покатила по зелёной траве. Дед Анисим перекрестил удаляющуюся телегу.
        Телега выехала на дорогу. Отдохнувший Сокол, всхрапывая, летел над дорогой. Солнце поднялось в зенит. Степь словно замерла в жаркой истоме. Иван уже выпил полбидона воды, гимнастёрка была мокрой от пота. Дышать было нечем, горячий воздух обжигал горло. На обочине была видна высохшая на корню трава, да растрескавшаяся земля. Иван смотрел по сторонам, ни степной речки, ни озерца нигде не было видно. Только пологие холмы, поросшие пожухлой травой, да изнуряющий зной окутывал всё пространство до самого горизонта. На дороге никого не было видно. Вряд ли кто решиться в полдень куда-нибудь ехать. Иван сбросил плащ, которым он прикрывал обрез карабина и лёг в телегу. Будь, что будет, сидеть в такую жару, не было мочи. Сокол, тяжело дыша, перешёл на шаг.
        Иван, лёжа в телеге, смотрел на безоблачное голубое небо, не имеющее границ, на эту бесконечную голубизну и на душе его становилось светлее. Будто эта голубизна высасывала из него всю грязь и накопленную с годами злость на всех, кто был виновен и невиновен в испытаниях, через которые ему пришлось пройти. Глядя на небо, он теперь не хотел искать справедливости в этом мире, который он не мог понять. Кому и за что Господь стелет соломку или роет ямы, из которых приходиться выбираться всю жизнь. Он вспомнил заповедь, что без Божьей воли волосинка с головы не упадёт и, успокоившись, разморённый жарой, задремал.
Сокол тащил телегу весь день, он тяжело дышал и с трудом переставлял ноги. Иван очнулся от удара колеса об выбоину дороги, присел, и хотел было попить воды, как вдалеке увидел силуэт всадника. Надо приготовиться к встрече с неизвестным. Несмотря на зной, он накинул на плечи плащ и передернул затвор обреза. Спрятал его под плащом, засунул руку в карман плаща и нащупал курок. «Ну, вот и готов, к встрече дорогого гостя», - подумал Иван.
        Всадник быстро приблизился к телеге и встал поперёк дороги, держа руку на кобуре. Для него обросший Иван в выгоревшем плаще выглядел дряхлым стариком, каким-то чудом оказавшийся в запретной зоне, где были расположены спецпоселения. Иван посмотрел на коренастого плотного офицера, сидевшего на коне, и, вдруг, узнал в нём бывшего сослуживца Дорофея Ручьёва с которым к красным в разведку не раз ходил. Да видно время поменяло его взгляды. Дорофей теперь красный офицер, а он перекати поле на степной дороге. Дорофей громким хорошо поставленным командирским голосом приказал:
- Гражданин предъявите документы!
Иван неожиданно для Дорофея спросил:
- Ты что, Дорофей, не узнал меня что ли? Иван Фёдоров я, вместе с тобой столько каши съели, а ты так официально ко мне обращаешься. Будто совсем, никогда и не знал.
  Офицер убрал руку с кобуры и стал внимательно рассматривать лицо человека, сидевшего на телеге. Дорофей, чтобы окончательно убедиться, скомандовал:
- Скинь плащ, подойди и покажи документы! А то, что-то я тебя не признал.
Иван скинул плащ вместе с обрезом, подошел к всаднику, протянув ему справку из госпиталя. Дорофей нагнулся за справкой и стал, наклонившись её читать. Дочитав до конца, не меняя позы, он спросил:
- А здесь-то, ты как оказался?
- Да вот пока я воевал, мою семью в эти края сослали. Может, что слышал про моих.
- Не только слышал, но и сам видел, что с ними здесь произошло. Зря ты приехал, их уже не вернёшь. Да и тебя я обратно не выпущу.
Иван схватил Дорофея левой рукой за гимнастёрку и потянул на себя, а правой выдернул заточку из кнутовища и нанёс молниеносный удар в спину. Дорофей ткнулся лицом в гриву коня и выронил справку. Иван с трудом разжал левую руку, вставил заточку в кнутовище, поднял с земли справку и засунул её в карман гимнастёрки. Втянув голову в плечи и окаменев от страшной вести, сообщённой ему Ручьёвым, он развернул телегу в обратный путь.
        Телега медленно покатилась по накатанной дороге в посёлок, который Иван объехал по степи, когда ехал в сторону специальных поселений. Сокол тем же путём повёз Ивана обратно из казахских степей. Телегу Ивана увидели дети и стали просить его взять их с собой, но он от нахлынувшего на нёго горя ничего не видел и не слышал. Только когда измученный Сокол встал на дороге Иван услышал крики детей и взял их с собой.
Иван тяжело вздохнул и сказал:
- Ну, остальное вы уже знаете. Остановили меня на дороге казаки во главе с Антоном и доставили сюда на стан.
На горизонте заалела зорька, но никто не спал, все слушали исповедь Ивана Фёдорова. Сотник Антон Семёнов сказал:
- Ну, что братцы, судьба, как у всех. Героями были, георгиевскими кавалерами защитниками пограничной линии, а после революции в один миг стали преступниками, которым одна дорога – на тот свет и нам, и нашим семьям. Места нам на этой земле больше нет. А ты Сергей выдели из наших запасов провианта для бедолаг, да дай советских денег нам теперь они уже не пригодятся.
Сотник приказал всех пригласить на завтрак. Запечённый на углях баран был уже готов. Войлоки расстелили на зелёной траве, где уже стоял медный самовар, отражающий солнечные лучи. Все собрались на завтрак. Казаки хотя и не сомкнули глаза всю ночь, слушая Ивана Фёдорова, выглядели бодро, только Мишутка и Варя ещё толком не проснулись, но увидев столько еды, лежащей перед ними, оживились, и стали с жадностью есть. Когда закончили завтрак, сотник Семёнов сказал Ивану:
- Я тебя внимательно слушал и у меня к тебе есть предложение. Довези детей до ближайшей станицы на новой пограничной линии и оставь их там у кого-нибудь. Помочь ты им никак не сможешь. Судьба твоя уже решена, не сегодня, так завтра тебя схватят и разберутся кто ты и откуда. Это для них большого труда не составит. Я же тебе предлагаю уходить вместе с нами в Китай в город Харбин. Что там нас на чужбине ждёт, я сказать не могу, но другого пути нет.
Он достал карту и показал маршрут, по которому они будут двигаться.
- Если согласишься, дней через пять догонишь. И ещё сумей сменную лошадь добыть или купить. Так, что выбор за тобой.
Иван сказал:
- Как детей пристрою, так сразу и отправлюсь по указанному тобой маршруту.
Ударили по рукам. Иван пошёл запрягать лошадь. Набрал воды в бидон. К нему подошёл сотник и передал котомку с едой и советские деньги, на которые Иван сможет приобрести одежонку для детей, купить себе ещё одного коня и провиант на дорогу, а если повезёт, то и оружие.
        Попрощавшись с казаками, Иван запрыгнул в телегу и поехал в сторону дороги. Лошадь местной породы небольшого роста лохматая справная без особого труда тащила телегу. Сначала ехали по полю, потом по накатанной полевой дороге. К полудню стало невыносимо жарко. Дети лежали на войлоке под небольшим навесом, изнемогая от жары. Иван сидел, свесив ноги с телеги, его гимнастёрка совсем промокла от пота. Он периодически зачерпывал ковшом воду из бидона и с жадностью пил.
Вечерело. Стало прохладнее. Иван хотел было свернуть, чтобы расположиться на ночлег, но увидел вдали по дороге чёрные точки. Постепенно они увеличивались в размере, и уже можно было разглядеть трёх конных всадников. Иван набросил на плечи плащ, передёрнул затвор обреза, приготовив его для стрельбы, если возникнет необходимость. Вооруженные всадники перекрыли дорогу и приказали остановиться. Крайний слева в кожаной куртке спросил:
- Куда путь держим, товарищ?
Иван ответил:
- В город.
- Покажите документы! – приказал всадник в кожаной куртке.
Иван сделал вид, что собирается сбросить с плеча плащ, чтобы достать из гимнастёрки справку. Откинув полу плаща, он выстрелил во всадника. Тот откинулся на круп коня, который понёс его в степь. Двое других попытались снять с плеч винтовки, но не успели. Меткие выстрелы Ивана сразили их, и они упали на гривы коней. Перепуганные лошади исчезли в сумерках с убитыми всадниками. Приученная к выстрелам лошадь Ивана стояла как вкопанная.
        От выстрелов проснулись дети. Варя и Мишутка испуганными глазами смотрели на Ивана. Он их успокоил и сказал, что вот перезаряжал обрез карабина и нечаянно нажал на курок. Дети успокоились.
        Телегу со всех сторон окутывали сумерки. Иван подумал, что раз так вышло, то надо завернуть на бахчи к Анисиму, переждать там до рассвета, потом отправиться в станицу. Повернув телегу в сторону бахчей, он в темноте наткнулся на ручей, который привел их к шалашу деда Анисима, сидящего и курящего трубку. Заметив подъезжающую телегу, дед поспешил в шалаш за берданкой. Когда Иван подъехал, то Анисим навёл на него ствол ружья и крикнул:
-Стой! Стрелять буду!
Иван громко ответил:
- Здорово Анисим! Никак земляка не признал? Это я Иван Фёдоров, который у тебя ночевал. Забыл что ли? Ещё гуся с тобой ели, которого Цезарь принёс.
- Подойди-ка к костру, я тебя получше рассмотрю, а то мало ли каких лихих людей ночью на огонёк занесёт.
Иван подъехал к костру. К телеге с громким лаем бросился Цезарь.
- Опусти ружье! Застрелишь окаянный! Не видишь что ли, земляк приехал?! – крикнул Иван.
При свете костра Анисим признал Ивана. Анисим с Иваном обнялись. Дед стал готовить ужин. На этот раз у него была утка, которую недавно приволок Цезарь.
        Иван распряг лошадь и отпустил пастись. Варя спрыгнула с телеги и взяла Мишутку на руки. Рядом с ней под ногами, усиленно махая хвостом, вертелся Цезарь. Мальчонка ручонками крепко обхватил шею Вари и не хотел вставать на землю, так как боялся собаки. Варя присела с Мишуткой на руках и стала гладить подбежавшего Цезаря. Малец, прижавшись к Варе, смотрел на него с опаской. Неожиданно Цезарь изловчился и лизнул своим шершавым языком мальчонку в нос. Мишутка закрыл лицо ладошками и засмеялся, как когда-то в раннем детстве. Варя, придерживая одной рукой Цезаря, поставила Мишутку на землю. Мальчонка спрятался за Варю. Цезарь прыгнул на него и свалил его на землю. Собака стала своим шершавым языком лизать его щёки, прыгать вокруг, приглашая играть. Мишутка встал и подошёл к псу, осторожно погладил его спину. Цезарь завертел хвостом и бросился бежать по высокой траве в сторону костра. За ним побежал и Мишутка.
        Дед Анисим пригласил гостей на ужин. Все расселись на берёзовые пеньки возле накрытого стола, в центре которого лежала запечённая в глине утка, издавая удивительный аромат дичи, приготовленный на углях костра. Рядом в глубокой большой чашке стоял разрезанный огромный арбуз. На столе лежала печёная картошка, свиное сало и большие ломти серого хлеба.
        Дед Анисим перекрестился, взял утиную ножку и все стали есть. Дети сразу взяли большие ломти арбуза и с наслаждением стали есть сочную сладкую мякоть. Арбузный сок тёк по подбородкам, но Варя с Мишуткой с жадностью ели эту вкуснятину, которая таяла во рту. Они старались брать самые большие куски и вскоре насытились. У Мишутки даже стал выпирать животик из-под рубахи. В чашке разрезанных арбузных долек оставалось много, но сил их есть уже не было, и он тоскливо смотрел на такое лакомство, которое его так привлекало, а кушать он его уже не мог.
        Иван попробовал мясо запечённой утки и сказал:
- Ну, дед ты меня удивил! Женщинам не всегда удаётся так дичь приготовить.
Все сытые и довольные встали из-за стола. Иван уложил детей спать, присел на пенёк у костра рядом с дедом Анисимом и закурил. Пуская кольца дыма, они смотрели на огонь и думали каждый о своём. Анисим – о погибших в сражениях гражданской войны семи сыновьях, Иван  - о своей жене и детях. Они не могли понять, как это могло произойти. За что раньше награждали крестами и медалями, теперь расстреливали без суда и следствия, отправляли в ссылку, откуда никто не возвращался. Иван, верующий казак, свои поступки сверял с Божьими заповедями и понимал, что он часто нарушал Божью заповедь «Не убий», а значит кроме этих мук, терзающих его душу, предстоит ему ещё терпеть мучения и после смерти в аду. Круг замкнулся. Хотя он живой, сейчас сидит, курит трубку с дедом Анисимом, но дни его сочтены. За его спиной постоянно ходит смерть с косой. Вот тебе и судьба, не объедешь, не обойдёшь и соломки не постелешь.
Неожиданно он вспомнил рассказ своей бабки по матери Прасковьи. Однажды они  сидели на завалинке, и бабка рассказала про случай в станице.
        У зажиточной семьи Хворостовых был четырёхлетний мальчик Прохор. Супруга Куприяна Хворостова Агриппина встретила табор цыган, проезжавших по улице станицы. Одна пожилая цыганка остановила её и сказала:
- Позолоти ручку красавица, всю, как есть, правду скажу. Дай рубль, не пожалеешь.
Агриппина шла в лавку за покупками, и у неё был новый серебряный рубль, который она отдавать не собиралась. Цыганка посмотрела ей в глаза и сказала:
- Не дашь, жалеть будешь, а дашь, может быть, сынка спасёшь.
Как только цыганка сказала про сына, Агриппина, молча, развязала узелок на платке, вынула рубль и отдала ей. Цыганка быстро сунула рубль в складки своей юбки, взяла руку казачки и сказала:
- Каждый человек приходит в этот мир, чтобы отработать прежние грехи. На роду каждому написано, когда он покинет этот грешный мир, очистив свою душу. Но уход каждого человека в мир иной, это тяжёлое горе для его близких. На земле мы лишь гости. Я тебе скажу красавица, береги своего сына, на роду ему написано утонет он у тебя.
Подкосились ноженьки у Агриппины, как стояла, так и села в дорожную пыль, ничего не видя и не слыша. Гликерия, соседка, шла из лавки домой, подняла Агриппину, да до избы и довела. Приехал муж с поля, ворота закрыты, веранда на засов заперта. Ничего не понял Куприян. Давай в окна нагайкой стучать. Двери веранды отворила Поликсена, мать супруги, жившая с ними. В руках щеколду держит, которой веранда заперта была, а руки трясутся. Рассерженный Куприян спрашивает тёщу:
- А супруга где? Почему мужа не встречает?
Поликсена отвечает, что лежит она еле живая, того и гляди помрёт. Цыганка ей плохую весть принесла, мол, Прохор их утонет. Тут Куприян взорвался от гнева:
- Пока я в поле спину гнул, жена моя вместо того, чтобы меня дожидаться, да ужин готовить, глупых цыган слушает! Вот всыплю ей плетью, вся дурь из башки и вылетит! Тут ни днём, ни ночью покоя не знаешь, забот полон рот, а работник всего один и всё успеваю, и так уже все жилы вытянул. А тут вы ещё всякую ахинею несёте!
Быстро прошёл по длинной веранде в прихожую, где на кровати лежала Агриппина. Её вид остудил гнев Куприяна. Что-то тут не так и какое-то нехорошее предчувствие кольнуло сердце. Муж подошёл и сел на край кровати, взял жену за руку и спросил, что случилось, рассказывай. Она и рассказала всё, как было. Видя, что жена нездорова, решил шума не поднимать из-за женской глупости и зря потраченных денег. Тихо сказал тёще:
- Время ужинать. Давайте накрывать на стол. Пока мы с Прохором поедим, сбегай, пригласи бабку Дарью. Может она, чем супруге поможет, - и пошёл мыть руки.
Поужинав на скорую руку, Куприян вышел во двор. Лошадь распряг, свиней накормил, коров напоил, птицу в курятник загнал. Закончив с делами, поспешил в дом, чтобы узнать результат. К  сожалению, бабка Дарья огорчила Куприяна, сказав, что Агриппине надо несколько дней отлежаться, да попить настой трав, которые она ей приготовила. На днях зайдет, посмотрит, если Агриппине лучше не станет, то надо будет звать фельдшера, и добавила, надо чтобы колодец всегда был закрыт крышкой на замок, а Поликсена не оставляла бы Прохора без присмотра, а то как бы беда не случилась. Куприян, молча, выслушал Дарью, вышел на крыльцо и долго старался разобраться в том, что услышал. С одной стороны, завтра хотел закончить сенокос, остался совсем небольшой участок, за день бы управился. С другой стороны, кто его знает, а вдруг эта цыганка правду сказала, о подобном случае он от казаков слышал. Решил, что завтра он никуда не поедет, сделает на колодец крышку с замком, все дыры в заборе заделает, чтобы малец случайно не прошмыгнул на улицу, а Поликсене строго наказал глаз с Прохора не спускать. Успокоившись, докурил трубку и отправился спать.
Утром принялся Куприян за дела. Весь день потратил на то, чтобы обеспечить безопасность Прохора. Довольный результатами своего труда, вечером за ужином сказал:
- Не так страшен чёрт, как его малюют, - перекрестил лоб и принялся за еду, вслед за ним и остальные поужинали и легли спать.
Агриппина через неделю выздоровела. Куприян работал в поле, женщины по хозяйству. Но через месяц произошло то, что предсказала цыганка. Бабка Поликсена пошла в огород, а Прохор играл во дворе с маленькими щенками, а когда она вернулась, увидела, что он попкой торчит из колоды;;, а лицо его в воде. Утонул мальчонка в колоде, из которой пила воду домашняя птица. Вот тебе и судьба. У многих по двенадцать – пятнадцать детей, и никто из них даже в речке не тонет, а тут во дворе, в колоде. «Как тут в судьбу не поверишь», - подумал Иван. Да и сам он, как тот Прохор был обречён судьбой на гибель.
        Ночь близилась к исходу. Луна ярко освещала всё вокруг. Иван решил, пора собираться. Поймал лошадь, напоил её, запряг в телегу. Зашёл в шалаш, тихонько толкнул в плечо храпевшего Анисима, который спросонья перевернулся на другой бок и снова захрапел. Иван сильнее толкнул деда, тот проснулся и спросил:
- Чего тебе не спиться? На дворе ночь глухая, ты, что ехать собрался?
- Дела, дед Анисим, дела. На том свете высплюсь. Это я тебя разбудил, чтобы попрощаться. Может, больше земляк и не увидимся.
Дед Анисим встал, вышел вслед за Иваном из шалаша и сказал:
- Погоди милок, я хоть детям на дорогу арбузов сорву. Вчера смотрел я, как они их ели, сердце кровью обливалось. Зачем им такая жестокая судьба выпала не пойму, хоть, убей. Пусть хоть немного порадуются.
Дед Анисим пошёл на бахчи сорвал два огромных арбуза, принёс и положил в телегу.
- Ты Иван им на обед их разрежь, они хоть и сладкие, да в жару их есть одно удовольствие.
Анисим обнял Ивана и сказал:
- С Богом! – и перекрестил исчезнувшую в лунном свете телегу.
Воистину пути Господни неисповедимы. Не понять их простому смертному. Вот уехал Иван, и как будто его не стало совсем. Перекрестившись, дед Анисим забрался в шалаш и заснул.
Ивана клонило в сон. Откинувшись на спину, он задремал. Колесо телеги наехало на холмик земли возле сурчиной норы. Телегу тряхнуло, и Иван проснулся.
Наступало предрассветное время. Он внимательно смотрел вперёд, чтобы в темноте увидеть дорогу, ведущую к станице. Опустив голову вниз, Иван увидел колею дороги, потянул за левую вожжу, и телега повернула в сторону станицы. Он слегка хлопнул вожжами, и лошадь рысью побежала.
        В станицу въехали рано, ещё не рассвело. Иван подъехал к крайней избе и увидел бабку с котомкой, согнутую в три погибели, спускающуюся с веранды. «В такую рань хозяин со двора собаку не выгонит, а её-то старую, куда понесло ни свет, ни заря», - подумал Иван. Он остановил лошадь возле избы и стал ждать пока бабка шаркающей походкой дойдёт до телеги. Вот она уже поравнялась с ними, Иван спросил:
- Бабушка, ты, куда в такую рань собралась?
Бабка остановилась и прошамкала беззубым ртом:
- За лечебной травой я пошла. Её надо рано собирать, пока в ней всё целебное сохраняется. Тогда она, милок, все болезни лечит. Любое хорошее дело надо рано утром начинать. Не зря говорят – кто рано встаёт, тому Бог даёт. А вот тебя, милок, каким ветром в такую рань в наши края занесло, ответь?
- Беда бабуля приключилась у моего сослуживца. Жену с детьми в Казахстан в ссылку отправили, как раскулаченных, а потом дети одни остались. Вот я их вывез из казахских степей, а пристроить где, не знаю.
- Всё понимаю сынок. У самой семь сыновей погибло на гражданской войне, да пятерых выслали в казахские степи. Теперь о них ни слуху, ни духу. Я вот с дедом жила в этом доме. Хозяйство крепкое было и земля под пашню и сенокосные наделы, скота и птицы полный двор. Пришла, не знаю, откуда эта революция. Через год приехали к нам молодцы в шинелях с красными звёздами и говорят, чтобы отдавали всё имущество в колхоз и сами записывались. Мой муж Ерофей как это услышал, что всё непосильным трудом созданное забирают, не спрашивая его согласия, схватился за грудь, упал и умер. Я как будто окаменела, а они, как ни в чём не бывало весь скот, сельхозинвентарь, земли забрали. Похоронила я мужа, и пошла в колхоз записываться, а мне уже семьдесят пятый год шел.
        Пришла в правление, а мне и говорят, ты, что бабка издеваешься, какой из тебя работник, тебе уж за дорогу на кладбище пора, а ты в колхоз собралась. Я им говорю, а что же я есть, буду, у меня уже три дня во рту корочки хлеба не было. Тут один молодой, такой весёлый, отвечает, что нам дармоеды в колхозе не нужны. Это вы кулаки за чужой счёт жили, а мы все за трудодни работаем и новую жизнь строим. Сколько трудодней заработаем, столько и получаем. Горько заплакала я и пошла не солоно хлебавши. Сыновья мои, которые границу защищали, да жилы рвали непосильным трудом на землице, значит, дармоедами были. Они ведь продыху от работы не знали, я с невестками с утра до вечера с хозяйством управлялась, по пятнадцать коров каждый день утром и вечером доила. Семью из двенадцати сыновей с невестками и двадцатью внуками три раза в день кормила, пока сыновья не стали жить отдельно. Присесть минуточки не было, а теперь помирай с голода, как собака и никому дела нет.
        Тебя молодой человек как кличут?
- Иван.
- Ты Иван лошадь к коновязи привяжи, детишек возьми да проходи в дом. Видно Господь мне раннего гостя послал, чтобы я ему помогла, только не знаю чем. Видимо твоё дело важнее заготовки лекарственных трав.
Бабка стала подниматься на веранду, а Иван занялся лошадью и детьми. Иван шагнул в тёплую прихожую с Варей и спящим Мишуткой на руках. Бабка сказала:
- Зови меня Иван Аглаей, так меня в детстве назвали. Да теперь уж редко кто так называет. Всё больше колдуньей да ведьмой за глаза, да я не обижаюсь.
Внимательно осмотрев спящего ребёнка, она сказала:
- Заморил ты совсем мальца, Иван. Кормил его, наверное, чем Бог послал, а он ведь ещё совсем маленький ему молоко да кашу надо давать. Ты его всухомятку кормил. Из силёнок он бедный совсем выбился. Ты его на печь положи. Я занавеску задёрну, пускай он хоть отоспится. Девочка вот хоть и истощённая, да Божьим даром наделённая. Если останется, я её людей лечить научу, да и мне подмога будет в хозяйстве. Вдвоём мы с ней выживем. А втроём с голода помрём. Коровы у меня нет, птицы домашней тоже. Живу только тем, что люди мне за лечение дадут. Бывает, есть что поесть, а иногда и по несколько дней ничего не ем, думаю, вот-вот Господь заберёт. Лежу, не встаю конца своего жду. Да, вдруг кто-нибудь придёт или приедет из дальней станицы, попросит помощи больному оказать. Я лечу хворых, на ноги ставлю. За это мне кто лука или картошки немного дает, кто, чем богат, тот тем и делится. Детей же, Иван, кормить надо каждый день. У них вся жизнь впереди, а у меня в кладовке шаром покати, только пучки сухих лекарственных трав. За счёт них и спасаюсь.
Поохав, бабка продолжила:
- Ты не стой истуканом, садись к столу на лавку. Расскажу я тебе тайну о себе, которую никому, даже мужу, не говорила. Случай со мной такой произошёл. Была я ещё ребёнком, лет четырёх. Встала рано, вышла на веранду, посидела на ступенях, и что-то меня потянуло в поле, которое прямо за нашим домом начиналось. А дом наш на краю станицы стоял. Иду я по гусиной травке и так мне хорошо, что и объяснить не могу. Вышла я на поле белого клевера. Вдруг вижу, небо стало розовым, а на небе женщина в белом одеянии меня к себе зовёт. Иду я ей навстречу, а она взяла и бросила мне золотистый шарик. Поймала я его и почувствовала, как неведомая сила вошла в меня. Небо стало обыкновенным, только душу мою переполняло чувство неведомой радости. Обернулась я, смотрю, а изба наша совсем рядом и побежала по траве, усыпанной прозрачной росой. Забралась под одеяло и проспала целый день, никто меня разбудить не мог. С той поры появилась во мне неведомая сила.
Улыбнулась Аглая и дальше рассказывать стала:
- Отец у меня суровый был. Однажды, хотел меня рукой ударить. Я ладошку ему навстречу протянула, как бы закрываясь от удара, так его неведомая сила о стенку так ударила, что он целую неделю на печи провалялся. С тех пор никто из нашей большой семьи не пытался меня обидеть. Однажды, когда я уже  была девушкой, попросилась к нам переночевать старуха. Пустили мы её в пристройку. Увидела она меня и пригласила к себе. Долго мы с ней говорили, о чём, рассказать я всё не могу. Только сказала она, что Богородица наделила меня Божественной силой для того, чтобы я людей лечила травами и заговорами. Самое главное не в травах и заговорах, а в той силе, которую я получила. Травы и всё остальное – это, чтобы лишних вопросов не задавали. Лечу я людей Божественной силой, которую Господь через Богородицу мне послал. «Всю жизнь ты будешь под её защитой, и никто тебе никакого вреда нанести не сможёт. Только вот близких своих ты в лихую годину спасти не сможёшь», - сказала мне старуха. Прожила она у нас неделю. Как неожиданно пришла, так и ушла. Вот с тех пор эта сила Господня во мне уже восьмой десяток пребывает. Благодаря ей, я пользу людям приношу.
Вздохнула бабка и сказала:
- Теперь ты Иван всё про меня знаешь. Решай, как поступить. Оставишь девочку у меня на жительство, я рада буду. Двоих не смогу я прокормить, сам понимаешь.
Иван нахмурил лоб, сжал кулаки так, что косточки пальцев побелели.
- Слушай меня, Аглая. У меня советские деньги с собой. Я тебе все их отдам, только ты и мальчонку у себя оставь. Денег тебе и на покупку коровы хватит, и сена. Да и других съестных припасов хватит на всю зиму купить, хотя сейчас на базаре всё дорого, но где ты ещё их купишь, как не на базаре. Хотел я часть денег оставить себе. Карабин да саблю купить, но вижу, что придётся отдать тебе всё, чтобы вы выжить смогли, а сам уж как-нибудь. Попробую судьбу испытать.
Бабка Аглая встала и полезла за печку. Долго кряхтела и вынула большой свёрток, завернутый в мешковину. Иван помог ей донести свёрток до стола. Аглая развернула его. В мешковине в промасленную тряпицу был завёрнут карабин, сабля, штык-нож и патроны. У Ивана затряслись руки от увиденного. Её рассказ он слушал вполуха, думая о своём, а теперь удивлённый, он подумал: «Вот так бабуля. Столько оружия сохранить сумела!». Иван всё аккуратно завернул в мешковину, сходил к телеге, взял два огромных арбуза и поставил на стол, а затем принёс вещмешок и вытряхнул из него всё продовольствие. Ножом он отрезал себе небольшой кусок сала да хлеба. Достал из кармана гимнастёрки пачку денег, облегчённо вздохнул и сказал:
- Вот бабуля всё, что у меня есть, отдаю тебе. Детей не обижай. Меня лихом не вспоминай. Пойду я, на дворе уже светает, не дай Бог, кто увидит. Станичникам скажешь, что дети родственников остались без родителей, вот и приютила на старости лет, чтобы им хоть какая-то помощь была. Хотя сейчас никому дела до других нет, самим бы выжить.
Аглая сказала:
- Ладно, оставляй и мальчонку. Не хочу говорить, что тебя ждёт, но хорошего ничего нет.
Перекрестила Ивана и произнесла:
- Судьбу не переделаешь. Неси свой крест достойно.
Иван взял со стола свёрток мешковины с оружием, поцеловал Варю в лоб, Мишутку будить не стал и с тяжёлым сердцем вышел из избы. За ним вышла и Аглая, чтобы проводить.
        Неожиданно Иван спросил её, а нет ли у неё, случайно, седла для верховой езды. В ответ она сказала:
- Как это нет?! В кладовке три лежат, одно совершенно новое. Выбирай, какое понравится, то и бери.
Вместе они зашли в кладовку, расположенную в полуподвальном помещении. Взял он новое седло и увидел на крючке нагайки и уздечки. Попросил Иван разрешения взять себе нагайку и уздечку. Аглая сказала:
- Бери, бери сынок, тебе они сейчас нужнее, а мне уже ни к чему, - и горько заплакала, вспоминая погибших сыновей.
Иван простился с Аглаей, вышел на улицу. Отвязал лошадь, прыгнул в телегу, развернув её в сторону реки, которая протекала на окраине станицы. Огрел кнутом лошадь, рысью понеслась она через заливной луг к берегу реки. Телега остановилась у самой кромки воды. Иван подумал: «Эх! Искупаться бы. Вода, наверное, как парное молоко», но времени было в обрез. Он быстро распряг лошадь, накинул на неё новое седло и потуже затянул подпругу. Подвёл лошадь к плакучей иве и привязал. Вынул из телеги вещи и развернул её.  Оглобли крепко прижал руками к телу, направил телегу к воде и утопил в реке. Иван собрал свои пожитки, вставил ногу в стремя и легко вскочил в седло. Ударил шпорами в бока лошади и растаял в клочьях тумана.
Первое время Иван наслаждался верховой ездой. Туман рассеялся. Солнце осветило степь, звенящую голосами её обитателей, радующихся наступающему новому дню. У Ивана от такой благодати поднялось настроение. Он был готов скакать и скакать по бескрайним степным просторам, где он родился и вырос, где было всё знакомо и любимо с детства.
        Лошадь споткнулась о холмик земли возле норы сурков, и Иван чуть было не вылетел из седла. Такое происшествие было непростительно для казака. Каждый рождённый в степи знал, что степь ошибок не прощает, всегда надо глядеть в оба, чтобы не попасть в беду. Иван сразу подтянулся и сосредоточился на решении главной задачи на данный момент – угнать лошадь из колхозного косяка;;, пасущегося в низине у реки. Вдалеке он увидел лошадей, которые разбрелись по долине. Иван резко ударил шпорами в бока лошади, и она понеслась навстречу пасущемуся косяку.
        Пастухи досматривали последние сны, так что угнать лошадь для Ивана была пара пустяков. Выбрав из всех лошадей вороного жеребца, Иван быстро стал к нему приближаться. Жеребец оказался с норовом и близко к себе всадника не подпускал. Тогда Иван на полном скаку спрыгнул с лошади, нащупал у себя в кармане сухарь. Он протянул руку с сухарём жеребцу. Тот, почуяв запах хлеба, стал медленно приближаться. Хлебный запах манил жеребца и в тоже время его отпугивал запах незнакомого человека. Желание попробовать сухарь преодолело страх, и жеребец ткнулся мягкими губами в ладонь Ивана.
Иван в мгновение ока накинул уздечку на голову жеребца, вставил удила ему в рот, вскочил на спину, легонько ударил жеребца ногами, и конь поскакал догонять лошадь Ивана, скрывшуюся за ближайшим холмом. Погоня была не долгой. Догнав лошадь, Иван перекинул седло на жеребца, привязал верёвкой лошадь к седлу и поскакал снова в казахские степи догонять небольшой отряд сотника, направляющийся в китайский город Харбин.
Иван скакал целый день, меняя лошадей, но так и не увидел исчезнувший в бескрайней степи отряд казаков. Впереди показалось русло степной речушки, по берегам поросшее камышом, осокой, дикой мятой, чабрецом. Иван увидел на берегу одинокое деревцо плакучей ивы, подъехал к нему и спешился. Он привязал лошадей, а сам решил посмотреть, может где-нибудь на берегу увидит отпечатки  копыт. Тщетно он старался их найти, раздвигая заросли травы. Размявшись, он
почувствовал неодолимое желание поесть. Ведь весь день он пил только воду и со вчерашнего дня ничего не ел. Иван собрал сухие ветки, принесённые половодьем, камыш и стал устраиваться на ночлег.
        Он развёл небольшой костёр. Из веток сухого камыша и травы, сделал себе шалаш. Достал припасы, поел сухого хлеба с салом, запивая речной водой. Поужинав, он долго сидел и думал, что без припасов в такой жаре он выдержит не более трёх дней. А если начнёт охотиться на дичь, то тогда наверняка не догонит отряд сотника. Ведь они его специально ждать не станут. Иван посмотрел на звёзды, на нарождающийся месяц и пошёл заниматься лошадьми. Он их расседлал и напоил из реки. Надев путы, отпустил их пастись, а сам пошёл в шалаш, лёг на ворох сухого камыша и закрыл глаза.
Очнулся Иван, когда ярко светило солнце. Он выскочил, как ошпаренный из шалаша, ополоснул лицо водой, наскоро перекусил  и напоил лошадей. И снова в погоню за неизвестным. Какое оно будет он представить не мог.
Только на третьи сутки догнал он отряд сотника. Встреча вызвала всплеск эмоций. Все обнимали Ивана, расспрашивали, что с ним произошло, а он от слабости еле держался на ногах. Попросив пить, Иван сел на землю, откинулся на спину и уснул. Антон, глядя на него, сказал:
-Да, измотала его дорога. Егор, Семён отнесите его в шалаш, пускай выспится.
  Уставшие за день казаки уселись возле разосланной кошмы;; и стали ужинать. Пшённая каша, заправленная поджаренным салом, была ароматной и очень вкусной. Ели, не торопясь, смакуя каждую ложку рассыпчатой жёлтой крупы. У каждого казака на глазах наворачивались слёзы. С каждым днём они всё дальше удалялись от родных мест, и только еда оставалась напоминанием их бывшей обыденной жизни, когда вся семья собиралась за одним столом. Плотно поужинав, все принялись за подготовку снаряжения. Двигаться становилось всё труднее. Степь от солнечного зноя выгорела полностью. Лошадей приходилось подкармливать овсом, иначе они не смогли бы преодолевать большие дневные переходы.
Через две недели измученные загорелые казаки въезжали в город Харбин, на улицах которого слышалась и китайская, и русская речь. Надписи на магазинах и ресторанах были как на китайском, так и на русском языке. Странно казакам было смотреть на всё это. Вроде бы они в другой стране, но в экипажах ездят белые офицеры, по вечерам вдоль улиц гуляют русские кавалеры с дамами, в магазинах и лавках русские товары и слышна русская речь. Постепенно казаки привыкнут к жизни в этом чужом для них городе, который со временем должен стать для них родным, если они не пожелают переселиться во Францию или в какую другую страну.
         Устроившись в одной из гостиниц в центре города, казаки первым делом приобрели новую форму и отправились в ресторан, где много ели и пили, а закончилось всё дракой.
         На следующий день Иван лежал в гостиничном номере. Голова раскалывалась на части. «Да, - подумал он – пить мне много нельзя. Крыша поедет, как после контузии. И никакие врачи уже не помогут».
         Раздался стук в дверь. Иван, не вставая, крикнул:
- Входите! Открыто!
На пороге появился улыбающийся Семён. Он спросил:
- Ты что это разлёгся? Наши все уже собрались в холле гостинице, как вчера договаривались. Одного тебя ждём.
Иван сказал:
- Идите без меня. Что-то мне нехорошо, отлежаться  бы надо.
- Ну, смотри, как хочешь. Может тебе похмелиться рисовой водки принести?
Иван махнул рукой и сказал:
- Никак не пойму, как они эту гадость пьют.
- Да ты же сам вчера её пил за милую душу. Наверное, ты просто вчера лишку хватил. Со мной тоже такое не раз было. Тебе отлежаться надо, а мы пойдём. Продолжим знакомство с городом Харбином. Вчера хорошо повеселились. Челюсть до сих пор болит, а у Антона нос на бок смотрит.
Семён повернулся и исчез в дверном проёме, громко хлопнув дверью.
После обеда Ивану стало полегче и он задумался. Почему же всё-таки раскулачивание казаков достигло пика в сороковые годы. Ведь тех, кто воевал против красных или оказывал  вооружённое сопротивление, к этому времени всех ликвидировали. Остались только те, кто не оказывал сопротивления, а занимался ведением своего хозяйства. По-видимому, главная причина в том, что эти казаки не захотели добровольно вступить в колхозы. Вот и поступили с казаками, как в известной притче.
        Идут цыгане по дороге. Устали, сил нет. Один из них говорит:
- Ромалы, вот дойдём до ближайшей станицы и украдём там лошадь. Будет у неё жеребёнок.
А цыганёнок, идущий последним, кричит:
- Вот тогда уж я на этом жеребёнке покатаюсь!
Тут все цыгане разом набросились на цыганёнка и стали его лупить, приговаривая:
- Не садись на жеребёнка, ты ему спину сломаешь.
Получается на всякий случай, как бы чего не вышло, обрекли на смерть ни в чём не повинных людей. Казаки ещё и не поняли, в чём состоит выгода для них от вступления в колхоз, как у них отобрали всё имущество. А их с семьями раскулачили и отправили в ссылку на верную смерть.
        К такому заключению пришёл Иван в результате своих рассуждений.   
        Жизнь в Харбине проходила в каком-то угаре. Здесь казаки не жили, а прожигали жизнь, ругали красных, пили, дрались и отходили на тот свет раньше времени.
        Не избежал этой печальной участи и Иван.
        Он влюбился в дочь камергера;;, которая пела в ресторане. Однажды какой-то пьяный полковник полез к ней целоваться, Иван одним ударом уложил его навсегда. Кто-то из собутыльников полковника разрядил весь магазин пистолета марки маузер;; в грудь Ивана.
        Таков был печальный конец русского казака, изгнанного с родной земли на чужбину, где он, как и большинство других, просто не смог жить без России.

                Г Л А В А    Т Р Е Т Ь Я
                У бабушки Аглаи

         Варя растопила печь, сварила пшённую кашу. Проснулся Мишутка и заревел во весь голос. Он не понял, как здесь оказался. Варя отодвинула занавеску и Мишутка бросился к ней на шею. Он с интересом стал осматривать незнакомую избу: стол, стоящий на нём чугунок с кашей, в чашке нарезанный арбуз, чашки, ложки, нарезанные ломтики хлеба. За столом сидела старуха, а рядом с ней огромный черно-белый кот с белыми усами. Мишутка силился понять, куда делась телега с Иваном, и как он с Варей очутился в этой избе, ведь вчера они были на бахчах у деда Анисима, а сегодня в избе. Ручонками он крепко вцепился в Варю. Приласкав его, Варя отнесла Мишутку к рукомойнику, и чистого проснувшегося усадила рядом с собой за стол на лавку.
         Увидев изобилие еды, ощутив знакомый с детства, запах каши, да ещё арбуз на столе, Мишутка повеселел и его чёрные глазёнки заблестели. Вслед за бабушкой Аглаей, дети принялись наслаждаться домашней едой.
         Один только кот сидел, жмурился и дожидался, когда совсем остынет каша, да рассматривал новых жильцов своими круглыми жёлтыми глазами, топорща белые усы, но никто на него не обращал внимания.
Дверь приоткрылась. В прихожую вошёл мужик. Оробев от пристального взгляда старухи, стал мять в руках картуз;;, не зная  с чего
начать разговор. Кашлянув, он, обращаясь к Аглае, сказал:
- Я вот тут по делу пришёл. Жена у меня заболела. Не смогли бы вы со мной съездить в соседнюю станицу Покровку, посмотреть больную. Я если, что заплачу.
Осмотрев мужика, в ответ Аглая сказала:
- Садись за стол. У казаков не принято гостя не приветить. Сначала еды нашей отведай, а уж потом разговор о деле заводи. Ты что наши казачьи традиции не уважаешь? Тогда скатертью тебе дорога, езжай к фельдшеру пускай он твою жену лечит. А раз ко мне пришёл, то соблюдай наши обычаи, - и протянула ему расписанную деревянную ложку.
Мужчина подошёл к столу и сел есть вместе со всеми. Видно рано выехал, перекусить даже не успел, а может, и нечего было, кто его знает.
        Бедно казаки стали жить, можно сказать впроголодь. Работают, работают, а как урожай соберут, да государству сдадут, то самим-то и не остаётся ничего. Лучшее зерно на семена оставят, а что останется, поделят на трудодни и получит каждый заработок, от которого слёзы на глаза наворачиваются, как же семью-то до следующего урожая прокормить. Если до революции в семье двенадцать и более детей родилось, то теперь пять-шесть прокормить было нечем. Да еда стала такая, что силы не давала, дети были – худые ребра можно сосчитать, и всё время у родителей есть просили. Ходили в обносках, на которых заплата на заплате была пришита.
        Позавтракав, Аглая встала из-за стола и, перекрестив вместе со всеми лоб, сказала:
- Варя поедешь со мной, учиться будешь, а Мишутка пускай ещё поспит, а как встанет, вон с котом Васькой поиграет. А там уж и мы приедем.
Мужик, сидевший на лавке, поднявшись, сказал:
- Я вам крынку молока привёз да каравай хлеба, чай не побрезгуете.
- Ты глупости-то не говори. Кто это когда хлебушком брезговал! Он нам кормилец. Из-за него родимого казаки в этих краях прижились и все лишения терпели. Только мы, казаки, раньше белый хлеб от пуза ели, а теперь уже и запах белого хлеба-то забыли. Хлеб серый есть стали, и жизнь какая-то серая беспросветная стала. Да ладно, что-то я разговорилась. Неси свой хлеб с молоком. Мишутке ломоть от каравая отрежу, да кружку молока налью. Пока нас не будет, он и пообедает.
Предложение поесть хлеба с молоком Мишутку обрадовало, он уже и не помнил, когда такое ел. Аглая отрезала краюшку хлеба, налила в кружку молока и накрыла блюдцем. Набрала она в котомку сушёных трав и приказала Мишутке веранду не открывать и на улицу не выходить. Поиграть можно и во дворе, который охраняет волкодав по кличке Дозор. Варя посадила Мишутку на печь, задёрнула занавеску и они вместе с Аглаей и мужиком вышли из избы, громко хлопнув дверью.
Оставшись один, Мишутка хотел зареветь, но сытный завтрак и мягкая постель сморили его, и он уснул крепким сном. Проснулся он перед самым обедом. По избе летали мухи. Кот Васька сидел на лавке и смотрел в окно, как порхают разноцветные бабочки с цветка на цветок огромных мальв, растущих под окном. Немного полежав, Мишутка, пока никого нет, решил отправиться во двор, и попал в лесную сказку.
        Огромный двор, заросший лопухами, коноплёй, бурьяном, цветущими растениями встретил его. Мягкая гусиная травка приятно щекотала босые ножки мальчика. Много бабочек порхало над этим зелёным царством - большие и маленькие, белые, голубенькие и коричневые. Вдруг одна из бабочек села на руку Мишутки и он долго её рассматривал, пока она, взмахнув своими цветными крылышками, не улетела по своим делам. По двору ходили дикие голуби, прыгали воробьи, в зарослях вишни у амбара, пела какая-та птица. В открытую дверь сарая, словно стрелы влетали чёрные ласточки с коричневой грудкой.
        Мишутка дошёл до середины двора, и тут, услышал чьё-то рычание. Он обернулся и испугался. Рядом с ним стоял огромный пёс, морда которого заросла клочками шерсти и казалась смешной.  Пёс был привязан на цепь, видно Аглая перед отъездом успела посадить Дозора на цепь. Мишутка замер, рассматривая огромное страшилище, добродушно вилявшее хвостом, открывающее огромную пасть и, по-видимому, приглашающее Мишутку поиграть с ним.
Мишутка не знал, что три месяца назад старуха Аглая шла мимо разваленного дома и услышала чей-то писк. Она подошла к уцелевшей стене и увидела маленького щенка, пытающегося встать на ноги, который скулил, прося о помощи. Вероятно, хозяева выбросили его на улицу. Если раньше казаки держали по пять-шесть волкодавов, а лишних кутят разбирали соседи, то сейчас прокормить семь-восемь щенков было сложно, самим бы выжить. Вот и выбросили щенка на улицу, надеясь, что кто-нибудь его подберёт.
        В станице не держать собаку во дворе никак нельзя – всё хозяйство растащат, а зимой и одинокие волки наведываются. На людей волки не нападают, а вот маленьких собак, телят да ягнят таскают. Раньше при старом режиме собаки при деле были: косяки лошадей охраняли, крупный рогатый скот и отары овец,  на охоту на волков с ними выезжали. Двор казачий полный сельхозинвентаря, птицы, разве за всем усмотришь, а пять-шесть волкодавов глаз с хозяйского имущества не спускали и никакой лихой человек случайно в такой двор не забредёт, побоится. Днём собаки сидели на цепи, а ночью охраняли хозяйское добро.
Аглая нагнулась к щенку, взяла его на руки. Почувствовав тепло человеческих рук, он успокоился. «Возьму», - решила Аглая. «Двор огромный, живу одна, времена неспокойные, а щенок волкодава вырастет, надёжным защитником будет. Только вот прокормить его тяжело будет. А кому сейчас легко. Всё время одна, да одна, а тут живая душа в хозяйстве. Будет с ним да с котом Васькой веселее жить. Да и защита в лихие времена не помешает», - так думала Аглая. Хотя она особо не нуждалась в защите, обладая даром, которым наделил её в детстве Господь. Люди её, как чёрт ладана боялись, знали, если кто супротив её пойдет, погибнуть может.
        В коллективизацию всё Аглая в колхоз отдала. И вот пришли к ней трое – мужчина в кожанке и две женщины в красных косынках. Ходят по-хозяйски во дворе возле амбара, что-то замеряют. Аглая вышла на крыльцо и говорит, что это вы тут добрые люди без спросу в моём хозяйстве ищите. А молодой человек без всякого уважения и говорит:
- Не твоего ума дело. Сейчас ничего твоего нет, всё народное. Решили мы вот амбар у тебя забрать. Зачем он тебе нужен? Зерна у тебя всё равно нет, и не будет, а мы в него колхозное зерно ссыпать будем.
Тут Аглая не выдержала:
- Пошёл вон поганец со двора!!! Пока я тебя на тот свет не отправила!!!
- Совсем старуха сдурела! У неё даже ружья нет, а меня напугать хочет. Я гражданскую войну прошёл, белых не испугался, а чтоб тебя старуха ни в жизнь! Так что прощайся со своим амбаром, завтра зерно завозить начнём.
Только он это сказал, как рот его перекосило. Глаза закатились под лоб, упал на спину, что-то пытался сказать, а не смог. Тут его женщины в красных косынках подняли с земли, подхватили под руки и поволокли со двора. Аглая про него больше не слышала. Да и желания ссыпать зерно в её амбар больше ни у кого не возникало. В сельсовете смекнули, что со старой ведьмой лучше не связываться, самим же хуже будет.
Пожалела она щенка и взяла к себе. Любила Аглая в молодости собак кормить. Даст им еды, окружат они её и большие, и маленькие, всю оближут, а уж кутята толстые, как бочонки, до самого крыльца провожают. Сядет Аглая на крыльцо, они к ногам её прижмутся и скулят, словно говорят, и меня погладь, и меня, будто дети малые. А как играть начнут, потешные такие, стараются друг друга на землю свалить, а сами ещё толком и на ногах не стоят. Устроят щенки кучу малу, и не поймёшь, кто кого одолел. А когда подрастут, то пока во дворе по хозяйству Аглая работает, так ни на шаг не отстают, надо им обязательно везде свой нос сунуть, за что и получают, то от индюка, или гусака, или петуха. Жаловаться к Аглае с визгом бегут. Весело с ними и надёжно, всё под охраной.
Аглая принесла щенка домой. В кринке у неё было молоко. Подогрела она его в печи и тёпленькое дала щенку. Он тыкался мордочкой в молоко, лакать ещё не умел. Аглая опустила палец в молоко и голодный щенок начал его сосать, тихонько покусывая прорезающими зубками. Щенок напился молока, живот у него раздулся, того гляди лопнет. И начал он тыкаться носом, где бы ему прилечь. Аглая постлала сена в конуру. Взяла щенка на руки и положила в собачью будку, назвав его Дозором. Сходила в дом, принесла миску с водой и поставила возле конуры, выспится он, пить захочет. Пускай пить учиться, а то жара стоит невозможная.
        Оставив щенка, пошла Аглая в дом. Настроение у ней поднялось, будто этот неуклюжий щенок вернул в дом что-то утерянное за последние годы. Появилась у ней цель ради чего жить. Аглая прибралась в доме и села на крыльце в тенёчке. Рядом с хозяйкой примостился кот Васька.
-Вот и всё семейство в сборе, - с горечью произнесла она, гладя по голове мурлыкающего Ваську.
Так и жили они втроём, пока не приехал Иван Фёдоров и не привёз детей. У Аглаи голова кругом пошла. Девочке Варе она очень обрадовалась, вот на старости лет судьба сподобила ей помощницу, которую она обучит всем премудростям лечить людей. Вот с мальчиком сложно. Маленький он совсем, помощи от него никакой, а хлопот много.
Аглая с Варей вернулись домой пешком, уставшие, с полной котомкой лечебных трав. В избе запахло лугом. Сели они на лавку раздышаться, а Мишутка тут как тут с расспросами: где ходили, что видели. Варя начала рассказывать, какие в лугах водятся большие зелёные кузнечики, серые ящерицы, да ещё множество разных птиц. Как высоко в небе звенит жаворонок, а возле норок суслики сидят целыми семействами. Варя развела руки в стороны и сказала:
- Там вот столько разных цветов и от их запаха голова кругом идёт.
Мишутка захныкал:
- И меня в следующий раз возьмите с Дозором. Мы тоже всё это посмотреть хотим, а то пока вас не было, мы только вдвоём во дворе играли. А ещё я бабочек рассматривал. Их столько тут много, а одна даже мне на руку села.
Пока дети разговаривали, Аглая пошла прилегла на кровать. Умаялась она, ведь вёрст пять находили. Да всё время, согнувшись, рассматривала цветущие травы, выбирая из них лечебные. Варя, немного передохнув, стала доставать из котомки собранные травы и развешивать их пучками на натянутую верёвку в прихожей. Закончив с травами, принялась готовить на скорую руку затируху;;.
        Мишутка, как хвостик ходил за Варей и всё время повторял одно и то же, когда за травой пойдёте меня возьмите. Варе надоели его просьбы, и она сказала:
- Возьмём, возьмём.
Мишутка запрыгал от радости. И побежал к своему другу Дозору сообщить радостную весть. Крепко обняв его за шею, он шептал ему на ухо:
- И нас с тобой Дозорушка возьмут в поле, где много чего интересного можно увидеть.
Дозор лизал своим тёплым языком лицо Мишутки, словно одобряя его поступок пойти в поле. Мишутка сидел, обняв Дозора, и был счастлив слушать стук его сердца и гладить его по голове. Варя вышла на веранду и крикнула:
- Мишутка мой руки, пора за стол садиться, а то затируха совсем остынет.
Услышав, что пора кушать, Мишутка радостный побежал в избу. Пообедав, все прилегли отдохнуть. Кот Васька, который и до обеда спал, забрался на печку и тихонько замурлыкав, лёг под бок к Мишутке.
Раньше всех проснулась Аглая. Она поправила развешанные пучки травы и вышла посидеть на ступеньках веранды, погреться под тёплыми лучами солнца. Дозор, сидевший на цепи, стал скулить, просясь, чтобы она спустила его с цепи. Аглая, кряхтя, подошла к Дозору, сняла ошейник. Пёс от радости облизал руки хозяйки и начал носиться по двору, высунув из раскрытой пасти свой огромный язык. Аглая присела на веранде и задремала на нагретом солнцем крыльце, а Дозор через дыру в заборе улизнул на луг охотиться.
Проснулась Варя и стала прибираться в избе. Она нечаянно задела ковшик для питья воды и он со стуком упал на пол. Мишутка проснулся и тихо лежал, вспоминая, что сегодня было. Он тихонько отодвинул от себя Ваську и выглянул из-за занавески. Увидев, что Варя ножом скребёт стол, Мишутка спрыгнул с печи, попил воды и отправился во двор к своему другу Дозору. На ступеньках он увидел дремлющую бабушку Аглаю и присел рядом с ней. Аглая проснулась и спросила:
- Ты, что Мишутка не спишь? Тебе надо много спать. Дети во сне растут. Кто много спит, тот вырастет здоровым и крепким, а ты у нас кожа да кости.
- Да мне что-то спать уже и не хочется. С Дозором я поиграть хотел, а его и не видно, один ошейник валяется.
- Да это я его отпустила в поле побегать. Он там себе еду добудет и к вечеру домой прибежит.
Мишутке стало грустно без друга. Подумав, он спросил:
- Бабушка, а вы с Варей меня завтра в поле травы собирать возьмёте?
Аглая ответила:
- Больно уж мал ты, ходить на большие расстояния, да на солнцепёке травы собирать. Да и вставать надо до восхода солнца, а возвращаться, когда солнце уже над головой. Сегодня мы с Варей лечить ездили больную женщину в станице. Нас отвезли, мы всё, что надо сделали. Обратно пешком пошли, чтобы день зря не терять, поэтому тебя и не взяли. Завтра возьмём. Мы на луг пойдём от избы недалеко. Клеверу, да спорыша надо нарвать. Пока мы траву будем собирать, ты по лечебной утренней росе побегаешь, на траве, осыпанной росой, поваляешься. Благодати земной наберёшься, воздухом, напоенным запахом трав надышишься, пением птиц наслушаешься. Полюбуешься на нашу степь раскрасавицу. Сейчас заливные луга ещё цветут всеми цветами радуги, словно цветное покрывало Господь набросил на степь.
        Рай, Мишутка, он ведь на земле, только не каждый может его красоту увидеть. Все о наживе думают, а красоту земную и не замечают. Всё мимо их взора проходит. Проживут жизнь в погоне за призрачным счастьем. Придёт старость, а за душой ничего нет: ни алых зорь, ни небесных радуг, ни сказочного цветущего луга, ни пения птиц, ни дурманящего запаха степи, ни любви светлой и чистой. Останется одна только злоба, гордыня, да зависть на других, что они вроде бы их обобрали. Сами виноваты. Каждый сам себе дорогу, по которой идти выбирал. Вот только пороки людские сгубили душу грешную и, прожив в этом земном раю, сам человек превратил свою жизнь в ад. Винить в этом никого не надо. Хотя и прекрасна земля, но человек приходит сюда, чтобы душу свою очистить. Крест ему земной с рождения нести, ни на кого не сетуя, а только на себя и свои слабости, не корить себя, что не так жизнь прожил, другим повезло, а ему нет.
        Всем повезло, кто смог на земле родиться и пройти испытания, выпавшие на его долю. Кто-то прожил короткую, но яркую жизнь, как молния на небе, кто-то до ста лет дожил, а кроме наживы, да обмана ничего и не видел. Всё у него было не настоящее, одна мишура. Не любили его ни жена, ни дети, ни внуки, а любили они только его деньги. Такому человеку не позавидуешь. Родился один и умер, возле него никого не было – ни близких, ни друзей, только тьма врагов, да завистников.
         В жизни Мишутка надо слушать только свою совесть, а решения принимать самому, не следуя чужим советам. Тогда какая бы судьба тебе не уготована, всякая будет в радость. Горя и несправедливости людской ты уже много видел, терпи, от этого только крепче станешь. Если упал, то вставай и иди пока можешь. Когда уже не сможешь, Господь тебя заберёт и воздаст тебе по делам твоим.
         Я вот уже много лет прожила, всё видела: настоящую любовь и крепкую дружную семью. Всё в один миг исчезло. Будто вышла я на минутку из избы, а того что было, будто бы и никогда не было. Словно я это сама придумала. Я временами так и думаю, что счастья такого не могло быть. А вот эта изба, на крыльце которой мы с тобой сидим, является подтверждением того, что всё это было, да уже никогда не вернётся. Остались только одни воспоминания, тем и живу. Никому не завидую, никого не виню. Придёт время Господь рассудит. Видно я сама такую судьбу выбрала, а раз так, то и обижаться не на кого. Каждому человеку предоставляется возможность изменить жизнь к лучшему, но какой ценой. Только единицы приминают такие решения. Жизнь их от этого лучше не становится. Все им завидуют, а что у них в душе творится, никто не знает. Чужая душа потёмки, да такие, что не дай Бог в них заглянуть.
         Разные дороги перед человеком с рождения лежат. Можно пойти по которой идти тяжело, да душа чиста, а иные выбирают красивую жизнь, говоря, что живём один раз, а там не знаем, что будет. Не могу я тебе сказать, кто из них прав, а кто нет. Время их рассудит. Только тебе советую не выбирать лёгких путей в жизни. Короткая или длинная у тебя жизнь будет, я тебе не скажу, но одно помни – поступай по совести, а там что будет, то, значит, и на роду написано было. Так было, так есть, так будет, пока существует этот мир.
Мишутка положил голову на колени Аглаи. Ему стало так тепло и уютно, что он всегда бы так сидел. Из всего, что Аглая говорила, Мишутка запомнил только слова совесть и зависть, да какие-то решения, которые самому принимать надо.
- Бабушка скажи мне, а что такое совесть?
Аглая задумалась и произнесла:
- Это, когда ты чужой кусок хлеба в свой рот не суёшь.
Мишутка поднял голову и спросил:
- А зависть?
- А зависть, это когда тебе кажется, что чужой кусок хлеба всегда больше, чем твой.
- А вот решения принимать, это как?
- Это когда ты как сказал, так и сделал и никто не сможет заставить тебя сделать иначе.
С первыми двумя словами Мишутке всё было ясно, а вот последнее объяснение Аглаи ему было трудно понять. Вечно они, взрослые говорят много того, что не всегда и поймешь.
Аглая поднялась и пошла в избу. Пора было ужинать.
        Варя оказалась рукастой девчонкой, что ей Аглая скажет, всё на лету схватывает. Рассказала ей Аглая, как борщ овощной приготовить. И вот пока они с Мишуткой сидели на крыльце, Варя уже и борщ сварила. Когда-то она его кушала, но никогда ещё не готовила, и сейчас она очень волновалась, понравится ли её приготовленный обед Аглае с Мишуткой. В эти нелегкие времена любая еда в радость была, а тут такое объедение – из свежей свёклы, капусты, картошки в чугунке томлёное. Аромат от него по всей прихожей волнами идёт. Как зашли Аглая с Мишуткой в прихожую, так у Мишутки аж дух захватило от аппетитного запаха. Сразу он поспешил руки мыть. Сели за стол и большими расписными деревянными ложками стали черпать из чугунка это удивительное вкусное кушанье – борщ. Наелись досыта, выпили вместо чая чуть сладкой водички с запахом мяты, которая приятно холодила во рту, и встали из-за стола.
         Аглая начала готовить мешочки для сбора травы на следующий день, Варя мыла посуду, а Мишутка пошёл посидеть на крыльце. За ним увязался кот Васька. Сидят они на крылечке. Васька своими рыжими глазищами на пролетающих ласточек зыркает, да вертит головой вслед каждой пролетевшей птички. Мишутка тоскливо смотрит на конуру и рядом валяющийся ошейник и думает, вот сейчас прибежит Дозор с поля, они ещё и поиграть в догонялки успеют.
         Неожиданно Васька взлетел на верхнюю ступеньку крыльца, выгнул спину и поднял хвост, готовясь к бою с Дозором, который пролез через дыру в заборе. Дозор, увидев, сидящего Мишутку, бросился к нему, подбежал, присел и своим шершавым языком стал лизать лицо мальчика. Мишутка обрадовался, обхватил обеими ручонками Дозора за шею и стал целовать его лохматую морду, стараясь уклониться от его языка. Дозор отпрыгнул от Мишутки, упал на передние лапы и стал вертеть своей мордой из стороны в сторону, приглашая Мишутку побегать по двору. Мишутка сбежал с крыльца, и началась игра.
Аглая, вышла на крыльцо: «Эх, детство самая счастливая пора, когда так мало для счастья надо. Обиды и горести забываются быстро, и не болит постоянно душа о потерянном прошлом. Не надо задумываться о настоящем и будущем. Вот Мишутка одет в одни лохмотья, прореха на прорехе, тело худенькое, в чём только душа держится, такое горе пережил, а вот обогрели, приласкали и он счастлив от того, что светит солнце, он сыт и может играть со щенком. А ведь когда вырастет, новые заботы на него навалятся, да и будет он всю жизнь помнить, что с ним и его близкими произошло. Тяжело ему будет жить с таким грузом, однако, другого ему не дано».
  Посмотрев на солнце, опускающееся за избу, Аглая подумала, вот завтра за травой сходят, да на базар в субботу ехать надо. С кем-нибудь из станичников она попробует договориться. С Мишуткой они туда и обратно пешком не дойдут, мал он ещё. «Одежду  детям купить надо, да еды», - рассуждала сама с собой Аглая: «В доме шаром покати. Своего-то ничего нет ни огорода, ни птицы, ни скота». Раньше ей и в страшном сне не могло такое присниться, что люди в станице хлеба досыта поесть не смогут. И когда это время кончится, никто не знает.
        Вот уже девятнадцать лет обещают новую жизнь построить, а всё только на красных тряпках, развешанных по станицам, да в городе написано, а люди, как не ели досыта, так и не едят. Вроде бы и жизнь налаживается. Вместо быков трактора землю пашут. МТС;; какие-то создали, колхозы все с утра до ночи работают, а когда за сделанную работу расчёт получать начнут, одни слёзы. Едва концы с концами сводят. Ни путной одежонки купить не могут, не досыта поесть, а уж о строительстве деревянных изб и думать забыли. Саманные;; землянки налепили и ютятся в них.
        Может казаки, в чём и согрешили, поэтому им такая горькая доля досталась.
        Не понимала Аглая новую власть: царя скинули, Бога отвергли, церкви разорили, священников расстреляли или в ссылку сослали. Вот может быть, поэтому чтобы они не делали, ничего у них не получается. Зачем вся её семья погибла, станицы полностью разорены? В чём причина всех произошедших событий не может понять Аглая. Одно она знает, значит, так и должно было случиться, ведь без воли Божьей на земле ничего не бывает. Надо жить и благодарить Господа за каждый прожитый день. Она такая не одна, все так трудно живут. Только вот уж больно жалко детей, за что им всё это выпало. Тяжело вздохнув, перекрестив лоб, пошла она в избу.
Мишутка, наигравшись с Дозором, пришёл весь в лохмотьях. Штанишки, которые ему были выше щиколотки, расползлись на рваные ленты и держались только на поясе. Аглая, посмотрев на Мишутку, тяжело вздохнула и пошла горницу. Здесь она открыла большой деревянный сундук, обитый железными полосками и украшенный цветными узорами. Открыв крышку, она стала вынимать из него стопки вещей, складывая их на пол. Дойдя до самого низа, Аглая наткнулась на новые детские вещи, купленные её сыновьям. Выросли слишком быстро сыновья, не успев всё сносить. Вот и остались вещи. Раз сыновьям не сгодились, значит, внуки сносят, так было принято в казачьих семьях. Вещи были добротные. Младшие дети донашивали за старшими, а иногда черед до новых вещей и не доходил. То, что покупали для сыновей или дочерей, носили внуки да внучки.
         Перекрестив лоб и смахнув с глаз набежавшие слёзы, Аглая позвала Мишутку. Тот пулей влетел в горницу, ещё не остыв от игры с Дозором, и увидел огромное количество разноцветных вещей.
         Аглая держала в руках чёрные детские штанишки, говоря:
- Вот, Мишутка, примерь, а то твои больше уж и чинить-то нельзя.
Глазёнки у Мишутки заблестели, как две смородинки. Он с радостью схватил из рук Аглаи штанишки, выскочил на веранду и в один миг сбросил с себя лохмотья. Надел из толстой ткани добротные детские штанишки, которые в поясе ему были широкие, а штанины длинные. От обиды он чуть не заревел – такая красотища, а ходить никак нельзя. Если только двумя руками держать за пояс да наступать на штанины, с трудом переставляя ноги. Мишутка добрёл до Аглаи, та уже его, и ждать устала, присела на лавку, положив рядом красную рубаху. И вот, наконец, перед ней появился Мишутка во всей красе: в рваной рубашонке и еле переставляющий ноги в новых штанишках. Она, посмотрев на Мишутку, улыбнулась краешком губ и сказала:
- Ну, подходи поближе, будем подгонять.
Мишутка подошёл. Аглая нагнулась и подвернула снизу штанины, достала из сундука поясок и затянула на его талии. Мишутка повеселел и сделал несколько шагов по комнате. Было не совсем удобно, но ходить можно. Аглая посмотрела ещё раз, как сидят штанишки на Мишутке, сказала:
- Нечего вечером поправим. В поясе уберём, снизу подвернём, и можно будет носить. Только придётся всё руками делать. Раньше всё подшивали да подгоняли на немецкой машинке зингер, а теперь я уже плохо вижу, шить на ней не смогу, а Варя руками сумеет. Меряй теперь рубаху Мишутка.
Мишутка взял рубаху и словно обжёгся, никогда у него такой яркой и гладкой не было.
- Ты мерей, мерей, рубашка хорошая, атласная, на праздничный выход покупалась, так огнём и горит.
Мишутка вновь пошёл на веранду. Рубаха была немного большевата, но носить такую можно, решил он. Когда он вошёл в горницу Аглая снова прослезилась. Напоминал этот мальчик её младшего сына. Он был таким же тёмноволосым и вихрастым. Она обняла его, погладила по голове, вытирая краем платка, бежавшие из глаз слёзы.
        Аглая подвернула рукава рубахи, застегнула все пуговицы и поставила перед Мишуткой чёрные блестящие ботиночки. Мишутка сел на пол и, высунув язык, стал надевать ботиночки, но у него ничего не получалось. Аглая крикнула:
- Варя помоги Мишутке обуться!
Варя зашла в горницу и обомлела, перед ней сидела живая яркая кукла, а не мальчонка в рваном тряпье.
- Мишутка, ты ли это?!
- Я, я! – воскликнул он.
Варя опустилась на колени и обула ботиночки на покрытые цыпками ножки Мишутки. Вместе с Аглаей они любовались Мишуткой, который гордо ходил взад и вперёд по горнице.
- Ну вот, мальчонку одели и тебе Варя давай что-нибудь подберём.
Она долго рылась в вещах, и кое-что сумела подобрать и Варе. Вечером при лучине Варя под руководством Аглаи, истыкав все пальцы в кровь, подогнала одёжку и Мишутке, и себе. Все стали укладываться спать. Мишутка первым юркнул за занавеску на печку в новой одёжке. Спать он решил в ней и, лёжа на печи, поглаживал атласную рубашку и то и дело поднимал ноги обутые в новые ботиночки. Спать ему в одежде было неудобно и жарко, но он вытерпел до утра.
Проснувшись, когда на востоке ещё не заалела заря, Мишутка вышел на веранду и стал ходить из одного конца в другой, поскрипывая новыми ботиночками. Иногда останавливался и рассматривал их, выставляя вперёд, то одну, то другую ножку. Он решил показаться в своих обновках Дозору, а пёс сразу бросился к Мишутке и оставил два отпечатка мокрых лап на рубахе. Мишутка разревелся от обиды.
        На крыльцо вышли Аглая с Варей. Сначала они ничего не поняли, а поняв причину его слёз, стали смеяться. Мишутка заревел ещё сильнее, тут новую рубаху испачкали, а им смешно. Конечно, им то что, ведь рубаха-то Мишуткина, чужое им нисколечко не жаль.
        Варя спустилась с крыльца, надела ошейник на пса, взяла плачущего Мишутку на руки и стала успокаивать, что ничего страшного нет, что лапы у Дозора чистые. Весь двор зарос гусиной травкой, а ночью выпала роса, вот Дозор бегал по двору и намочил лапы. Увидев Мишутку, он обрадовался и оставил отпечатки своих лап на рубахе. Скоро они высохнут. Мишутка успокоился только после того, как Варя сказала, что Аглая нашла ему ещё одни штанишки и рубашку поменьше, и он может их сейчас надеть. Радостный Мишутка побежал в дом и переоделся в новую одежду, которая ему была впору.
        Аглая сказала:
- Вот и хорошо. Не надо будет теперь деньги на базаре на одежду тратить. Потратим на приобретение продуктов.
На душе у неё стало светло, будто солнечный лучик убрал часть тьмы, окутывавшую Аглаю. Она крикнула:
- Варя накрывай на стол. Перекусим да в поле за травами пойдём, покуда солнце не встало. Пока до места доберёмся, будет самое время для сбора.
Все быстро позавтракали и вышли со двора, прикрыв массивную дверь, оставив Дозора на цепи, охранять избу.
Мишутка первый раз вышел за ворота, и перед его взором раскинулось зелёное сказочное море из разных трав и цветов, которое вдалеке было подёрнуто белёсой дымкой молочного тумана. Широко раскрытыми глазами смотрел он на это чудо и сильно сжимал своей ручонкой ладонь Вари.
        Шли они по мягкой гусиной травке, где ноги по щиколотку тонули в зелёном покрывале с брызгами прозрачной росы. Скоро они дошли до места, где перед их взором раскинулся яркий цветной ковёр светло-сиреневых и белых цветов клевера. Мишутка был в восторге от всего, что увидел и стал бегать кругами как дикий заяц.
        Аглая сказала:
- Ты, постой сынок. Пока солнце ещё не встало, мы проведём обряд купания в росе. Обряд передаст силу матушки земли твоему хиленькому тельцу, и ты быстро окрепнешь, и никакие хвори не смогут одолеть тебя, пока не закончится твой путь на этой земле.
Аглая сняла с Мишутки рубаху и штанишки и сказала:
- А теперь давай Мишутка поваляйся по зелёненькой травке, покрытой божьей росой.
Мишутка стал кувыркаться и переворачиваться, словно брёвнышко, на мокрой траве. А Аглая опустилась на колени, приклонила голову к земле и что-то стала шептать. Скоро Мишутка стал весь мокрый от росы. Его била мелкая дрожь, губы посинели.
        Аглая сказала:
- Подойди ко мне, - и перекрестила три раза его своей рукой, покрытой глубокими морщинами.
- А теперь Мишутка надевай рубаху и штанишки и что есть силы, бегай по лугу, пока твоя одежонка на тебе не высохнет, чтобы вошла в тебя божья благодать навсегда.
Мишутка резво побежал, высоко поднимая ноги.
Из-за холма стал подниматься красный круг солнца. Его яркие лучи окрасили весь луг в розовый цвет. Тишину прогнало грянувшее со всех сторон пение птиц.
У Мишутки забегали озорные искорки в глазах, и он впервые за всё время, которое знала его Варя, рассмеялся заливисто и звонко. Произошло чудо. Из ребенка всегда смотревшего на всех исподлобья, словно ожидая нападения, он превратился в весёлого озорного мальчугана с задорной улыбкой, весело бегающего по цветочному ковру.
        Мишутка пытался поймать разноцветных бабочек порхающих с цветка на цветок, найти кузнечиков, издававших свои трели в высокой траве. Божье покрывало, окутавшее его, вернуло ему утерянное детство, радость и веселье. Когда на плечи ещё не легли заботы взрослой жизни, то весь окружающий мир видится в ярких красках. И всё, что окружало Мишутку, было создано только для него одного.
На лугу стало жарко. Аглая сказала:
- Ну, вот и всё, пора домой, - и они направились в сторону станицы.
  Впереди вприпрыжку бежал Мишутка и в своей ручонке держал большого зелёного кузнечика. Его он хотел показать своему другу Дозору, но возле ворот Мишутка споткнулся и упал, ладошка разжалась, и кузнечик прыгнул в траву. Мишутка быстро вскочил, но кузнечика уже и след простыл.
        Аглая открыла дверь, и Мишутка со всех ног бросился к Дозору, обнял его за шею и стал что-то шептать ему на ухо. Аглая сняла с Дозора ошейник. Тот вырвался из объятий мальчонки и начал бегать по двору кругами, приглашая его поиграть в догонялки, но Мишутка очень устал. Он встал и пошёл в избу вместе с бабушкой Аглаей.
        Аглая поставила котомку с травой на лавку. Пока она развешивала пучки трав, рассыпала на куске льняной материи головки клевера, Мишутка забрался на печку и уснул. Ему снились отец Иван, мать Степанида, брат Коля, сестра Мотя, сидящие за столом, где стоял чугунок с варёной картошкой и большая чашка со сметаной.
       Варя позвала всех к столу, но Мишутки нигде не было видно. Она отдёрнула занавеску на печи и увидела его спящим с улыбкой на лице. Она осторожно сняла его с печи. Он проснулся, и спросонок сначала ничего не понял. Он же был дома и вот снова Варя, Аглая и незнакомая изба. Стол, на котором стоит чугунок с картошкой, чашка с постным маслом, да разрезанная луковица, издающая неприятный запах.
Варя усадила Мишутку за стол, и они стали обедать. От картошки шёл пар, а над столом стоял запах жареных семечек подсолнуха, который источало янтарного цвета постное масло. Плотно пообедав, все легли отдыхать.
       На улице стояла жара, но в деревянной избе было прохладно. Толстые стены из лиственницы не пропускали тепло с улицы.
       Раньше всех проснулся Мишутка и убежал во двор играть с Дозором. Варя стала прибираться в доме, а Аглая пошла к соседу, попросить его свозить её с детьми в город на базар. Она решила купить в городе козу, несколько кур, по полмешка пшеницы и пшена, да хороший шматок сала.
       Сосед встретил Аглаю неприветливо. Он приехал с поля и распрягал лошадь. Аглая присела на крыльцо. Она хорошо помнила, как лечила Федота, когда он пришёл весь израненный с войны. В чём только душа держалась. Жена его Авдотья прибежала к ней, в ногах валялась, причитая:
- Аглая, Христа ради помоги, поставь мужа на ноги! С войны пришёл живой, а что толку! Детей полна изба, их кормить надо, а он может только дойти до завалинки покурить. Ему в колхоз идти работать надо, а его же не возьмут, им-то, зачем такой доходяга?!
Аглая помнила, как Федот письма жене писал, как он геройски с белоказаками сражался. Авдотья ходила по всем избам станицы и читала его письма, хвалясь, какой у неё муж герой. И Аглае говорила, что он скоро всю белую контру истребит и приедет в станицу на белом коне. А вот не получилось, как в письмах писал, пришёл еле живой. Теперь вот его жена её Аглаю – белую контру просит вылечить Федота, а Аглая ей и говорит:
-Что же твоего героя врачи не вылечили, коль он у тебя такой герой. Пусть они его на ноги и ставят, а я белая контра посмотрю, чем всё закончится.
Зарыдала Авдотья:
- Дура, я дура! Я это говорила не со зла, а от радости, что у меня муж такой герой.
- Ну, тогда и продолжай радоваться.
Аглая повернулась спиной к Авдотье и пошла в дом. Авдотья вцепилась в ногу Аглаи и горько запричитала:
- Прости ты, меня грешную! Не допусти, чтоб дети сиротами стали, они-то ни в чём не виноваты! Не прокормлю я их без мужа, помрут они!
Аглая остановилась:
- Ты, соседка, когда мои дети на войне погибли, да снох с детьми в ссылку отправили, с которой они не вернулись, о них не беспокоилась. А как саму-то горе коснулось, так сразу всё поняла. Вот ты плачешь, а я уже всё выплакала. Хочу плакать, а не могу, слёз нет. Душа мглой подёрнулась, вроде бы и живу, а вроде бы и нет. Скорей бы Господь к ним забрал. Только вот об этом и мечтаю, чтоб ваши радостные рожи не видеть. А вы тут ещё за помощью пришли.
Хотела оттолкнуть Авдотью ногой и войти в дом, но тут во двор вбежала маленькая девочка и вцепилась в Аглаю, крича:
- Тётя, тётя спаси папу моего!
Не выдержала Аглая и сказала:
- Ждите здесь. В дом я вас не пущу.
Аглая вышла на крыльцо. Её ждали Авдотья с дочерью, сидящей у матери на коленях. Их слегка припорошило снегом. Они уже и не верили, что гордая старуха, потерявшая всю семью, пойдет лечить. Аглая сказала грубо:
- Ну что, Авдотья, расселись на моём крыльце, веди меня к твоему герою.
Шли молча. Белые хлопья снега, словно комки ваты, падали с неба, покрывая дома и улицы станицы. Аглая израсходовала почти все запасы трав на лечение Федота, но к лету на ноги его поставила. Федота приняли в колхоз, стал он у них каким-то там начальником. Проезжая мимо неё он всегда отворачивал лицо в сторону, будто он её и не знает. Такова вот людская благодарность. Но делать нечего, нужда припёрла её к стенке. Если бы не маленькие дети, с голоду бы умерла, но не пошла бы, его просить.
        Так думала Аглая, сидя на крыльце и смотря на заматеревшего Федота. Федот закончил распрягать лошадь и спросил:
- По какому делу гражданка пришла?
Аглая чуть не подскочила от такого обращения Федота. Хотела плюнуть ему в рожу и уйти, но из избы вышла Авдотья. Она бросилась к Аглае, как к родной:
- Проходи в избу, спасительница ты наша. Век твоей услуги не забудем.
- Федот, муж твой уже давно забыл, на улице увидит, так морду в сторону воротит, - в сердцах сказала Аглая.
Тут Авдотья показала, кто в доме хозяин. Она выскочила во двор, и раздался её голос, словно раскаты весеннего грома:
- Ты, что забыл, кто тебя на ноги поставил! Так я тебе сейчас сковородкой мозги быстро на место вправлю! Пожилой человек пришёл к тебе, а ты мерин колхозный делами занялся, вместо того, чтобы в дом пригласить, чаем угостить, да спросить по какому делу соседка пожаловала! 
         Федот весь красный пулей влетел в дом и начал перед женой оправдываться:
- Так я, ведь, как лучше хотел, думал, коня распрягу, а потом приглашу соседку в дом. Здесь не спеша и поговорим.
- Если бы она тогда не поспешила, то тебя, сволочь, давно уже за дорогой закопали! А ты вон, какой справный и важный стал, что простых людей не признаёшь! Вот уйдёт Аглая, я тебе покажу кузькину мать!
Авдотья пригласила Аглаю за стол, поставила самовар, пироги и даже сахар комковой, наколотый мелкими кусочками, которые напоминали застывшие льдинки.
- Ты уж не обессудь соседка, что вот так приняли. Федота как на должность поставили, так у него видно мозги жиром заплыли, людей узнавать перестал. Ну, эту болезнь, я у него сама скалкой вылечу. Только благодаря тебе, так зажили, что всё есть, и себе, и деткам.
Авдотья спросила, по какому поводу соседка зашла. Аглая сказала:
- Да, вот двоих внуков люди добрые привезли, а кормить нечем. У нас в станице, что надо купить не могу, а до города с ними не дойду, младшему мальчонке всего четыре годика. Вот пришла просить Федота, чтобы он завтра меня в город свозил.
Федот наморщил лоб, сделал серьёзное лицо и стал рассуждать:
- Завтра у нас правление колхоза, заседать будем, так что, извини соседка, в другой раз, пожалуйста. Сейчас сенокос, дел невпроворот.
Тут Авдотья вскочила с лавки и чуть не опрокинула самовар с кипятком на Федота:
- Какое правление?! Какой сенокос?! Детям есть нечего, а ты тут о сене заговорил. Я, значит, Христом Богом просила, чтобы тебя на ноги поставить, а ты о сене печёшься больше, чем о голодных детках!
Разъярённая Авдотья схватила кочергу и пустила в ход, приговаривая:
- Вот тебе правление!!! Вот тебе сено!!!
Федот только успевал поворачиваться. Аглая попыталась встать и уйти, но Авдотья положила ей руку на плечо и сказала:
- Ты соседка слушай меня. Завтра в четыре утра он за вами заедет и свозит тебя с детьми в город!
Федот, как ошпаренный, выскочил из избы во двор. Аглае было непривычно присутствовать при семейном скандале соседей, который произошёл по её вине. Она была уже и не рада, что пошла к Федоту и у других станичников лошади с подводами есть, кто-нибудь бы отвёз. Аглая встала из-за стола и сказала:
- Ну, извиняйте, коли побеспокоила.
  Авдотья упала в ноги к Аглае и заголосила:
- Прости ты нас, добра непомнящих! Приходи по любому вопросу, всегда поможем, а что вышло так уже не исправишь. Просил не он, а я, и добро то, что ты сделала, я не забуду! Ему Бог судья, а меня прости, коль вот так неладно вышло!
Аглая, молча, вышла из избы. У неё было ощущение, будто её с ног до головы помоями облили. До самой избы шла она и корила себя за то, что пошла, просить Федота. Решила, что после такого унижения, завтра она никуда не поедет.
Пришла домой, посмотрела запасы, а на следующий день есть, было, нечего. Села она на крыльцо и стала думать, что же делать. Если пешком в город пойти, чтобы никому не кланяться, то толку от этого будет мало. Нужных покупок она не сделает, да уже и стара стала, если, что с ней случиться, то дети не выживут. Отправят их опять куда-нибудь, а они себя только людьми почувствовали, что кому-то нужны, что у них есть своя изба. Лишить их всего этого она не могла. Ради них она была готова на любые унижения, только бы не разрушить их хрупкое счастье.
Заскрипела дверь веранды и к Аглае подошли Авдотья с Федотом. Федот закашлялся, а потом сказал:
- Ты прости меня Аглая. С этой работой и должностью людей видеть перестал. Ушла ты, а я сидел и думал: какая же я скотина, так смог поступить. Если можешь, прости, - и встал на колени.
Аглая всякое в жизни видела, но чтобы казак на коленях перед казачкой стоял, такого ещё в её жизни не было. Видно есть Господь, коли такие чудеса творить может. И человек со своей гордыней справиться может и на путь истинный встать.
- Бог простит, - сказала Аглая, - зла я на тебя Федот не держу. Каждому ответ за свои дела самому держать придётся, так что наша встреча для тебя и меня Господнее испытание. Хотя ты и безбожник, а и за мирские дела отвечать всё равно тебе придётся.
        Аглая хотела уйти в избу, но в ноги ей со всего маху бухнулась Авдотья и протянула свёрток со словами:
- Возьми ради Бога для детей от всего сердца.
Аглая, молча, взяла тяжёлый свёрток, вошла в избу и захлопнула дверь. В душе её кипела злоба на соседей за перенесённые унижения, но она смирила свою гордыню и решила, что в город завтра поедет. Пошла в горницу, встала на колени перед иконами и всю ночь молилась до самого утра. Вставая с колен, она произнесла:
- Пути Господни неисповедимы для простых смертных, - перекрестила лоб и пошла собирать детей в дорогу.
Зашла она в прихожую, развернула свёрток, лежащий на столе, и обомлела. Здесь был и большой кусок сахара, шмат сала, краюха хлеба, чай, яблочный пирог и сдобные с поджаристой корочкой булочки. Первое желание Аглаи было швырнуть этот свёрток утром в лицо Федота, когда он приедет, но понимание, что детей перед поездкой в город покормить нечем, остановило её. Дорога не близкая, не смогут её голодные дети перенести поездку в такую жару, и молча, стала раздувать самовар.
Услышав шум, проснулась Варя, и стала помогать бабушке готовить завтрак. Мишутку пришлось будить, он никак не хотел слезать с печи. Словно предчувствуя что-то нехорошее, мальчик цеплялся своими ручонками за выступающие кирпичи печки, как будто бы его отрывали от родной матери.
        Увидев на столе еду, он обрадовался, спрыгнул с рук Вари и побежал умываться, и первый с горящими глазами сел за стол. Взгляд его был прикован к кусочкам сахара в небольшой чашечке посередине стола. Варя налила чай, и все стали есть яблочный пирог. Дети были в восторге, особенно Мишутка. Он ел ароматный пирог и пил чай с маленькими кусочками сахара, которые были очень твёрдые, но такие сладкие, что Мишутка не хотел выходить из-за стола, но пора было ехать. Варя быстро прибрала остатки завтрака. Аглая взяла из-за иконы деньги, завязала в платочек, и все вышли из дома.
Федот подождал, пока все усядутся в телеге, хлопнул вожжами, и телега покатила по ухабистой дороге. День выдался жаркий. Когда они доехали до окраины города, то все устали от тряски в телеге, которая подскакивала на каждой выбоине, и казалось, что вот-вот все внутренности оторвутся.
        Наконец–то, впереди, стал, виден городской базар – большое скопление людей, окружённое со всех сторон телегами, с которых продавали разный товар. Здесь дети увидели верблюдов, ослов и волов, на которых привезли товар, а также животных и птиц, выставленных на продажу. В воздухе пахло жареным мясом, печёными пирожками, стоял гул от человеческих голосов продавцов и покупателей.
        Федот сказал:
- Приехали. Вы идите за покупками, а я буду здесь стоять, ждать вас.
Всё это шумное многоголосие - крики продавцов, зазывавших покупателей, ржание коней, блеяние овец, хрюканье свиней, пение певчих птиц в клетках оглушило и испугало Мишутку. Он прижался к Варе и смотрел широко открытыми глазами на всё происходящее вокруг. Его внимание привлёк маленький ослик, которого привели на продажу. Такого чуда Мишутка ещё не видел. Он смотрел на ослика и не мог понять, что это такое. Вроде бы жеребёнок, но с очень длинными ушами, такой маленький и красивый. «Вот бы мне такого», - подумал Мишутка.
Аглая, не теряя времени, подошла к возу с привязанной белой козой и начала торговаться. Коза стоила дорого и Аглая хотела сбить цену. Хаяла козу, что она худая, старая и молока от неё много не получишь, а только одни неприятности от соседей. Настырный продавец упорно не хотел снижать цену, но Аглая могла воздействовать на людей, используя свой дар. И скоро они с продавцом ударили по рукам. Белая козочка с большим выменем была погружена в телегу рядом с Мишуткой и Варей. Коза постоянно бекала, чем пугала Мишутку, который внимательно рассматривал это странное животное. Её морда с большими рогами и бородкой напоминала чёрта, о котором часто рассказывала Аглая, и Мишутка на всякий случай спрятался за спину Вари. Любопытство брало верх и он, выглядывая из-за Вари, наблюдал за козой.
Тем временем Аглая покупала продукты, которые носил Федот и грузил на телегу. Она старалась закупить всё необходимое на все деньги, оставленные Иваном. Аглая считала эти деньги ненадёжными. Цены менялись часто и деньги могли в один момент превратиться в ненужные цветные бумажки. Так уже было не раз за её долгую жизнь.
Купив все необходимые продукты, зимнюю одежду для детей, она оставила часть денег для приобретения кормов для козы, семи кур и цветного петуха. Петушок очень понравился Мишутке.
        Вытирая пот со лба, Аглая сказала:
- Вот и все покупки закончены. Пора домой, а то и до вечера не доберёмся.
Федот был рад покинуть это скопище людей и побыстрее добраться до дома. Обратный путь был веселее. По обеим сторонам дороги мелькали уже знакомые места, все были довольны и покупками, и поездкой.
Смеркалось. Сиреневые сумерки окутали станицу. Телега остановилась у избы Аглаи. Варя занесла сонного Мишутку в избу и положила на печь. Затем вместе с Аглаей они принесли в избу покупки. В сарае козу и кур разместили. Варя принялась готовить ужин на скорую руку: нарезала сало, лук, хлеб, в кружки налила квасу. Разбудила Мишутку, позвала Аглаю и все, поужинав, легли спать.
        Всё воскресенье прошло в хлопотах. Варя училась доить козу, привязывать её длинной верёвкой к вбитому в землю колышку, кормить кур, успокаивать Дозора, который постоянно лаял на живность, появившуюся в его владениях. Вечером все вместе ходили заготавливать траву для козы на зиму, а потом пили божественный напиток – парное козье молоко, лучше которого, казалось, ничего не могло быть. Уставшие и довольные легли спать.
А наутро после завтрака в дом пришла беда. Приехали трое незнакомых людей, показали какую-то бумагу и сказали Аглаи, что Мишуткина мать была спецпереселенкой и он должен воспитываться в специальном детском доме. Аглая, прислонившись к косяку двери, заголосила, как будто в доме был покойник. Её усадили на лавку, дали воды, заставили поставить крестик на бумаге и забрали ничего не понимающего плачущего Мишутку. Весь день Аглая с Варей плакали с причитаниями. Они знали, что Мишутка вряд ли выживет там, куда его забрали.

                Г Л А В А    Ч Е Т В Ё Р Т А Я
                Ни отступать и ни сдаваться

       Мишутку привезли в огромное здание, осмотрели, помыли, постригли наголо. И на двенадцать лет он оказался лишённым свободы, пройдя все круги ада в этом детском заведении для детей спецпереселенцев. Он чудом остался жив, но зато он усвоил истину выживания: «Не верь, не бойся, не проси»;;.
        Когда ему исполнилось шестнадцать лет, его худого истощённого подростка дежурный отвёл к начальнику. Войдя в кабинет, Михаил увидел женщину с измождённым лицом, которая всматривалась в его лицо, стараясь увидеть знакомые черты. Но в подростке, стоящим перед ней, она никак не могла узнать своего родного брата, которого видела последний раз весёлым четырёхлетним и озорным ребёнком. Слёзы ручьём текли по её лицу. Начальник сказал:
- Ты, что Михаил не узнаёшь родную сестру Матрёну? Она приехала за тобой.
Михаил смотрел исподлобья и никак не мог понять, что это и есть та Мотя весёлая и жизнерадостная, которая часто ему снилась и защищала его от всех бед, свалившихся на его голову. Немая сцена затянулась.
        Вдруг Матрёна с криком бросилась к Михаилу:
- Братик!!! Живой, живой!!! – стала обнимать и целовать его измождённое бледное лицо.
Михаил невольно обнял сестру и, снова вспомнил украденное детство. В его голове промелькнули: изба и вся семья, и он крепко обнимая сестру, заплакал. Слёзы катились из его глаз, впервые за двенадцать лет. Начальник грубо сказал:
- Ну, вот и ладно. Матрёна Ивановна забирайте своего брата и езжайте домой. Своё он уже отсидел, перевоспитался. Пускай теперь честным трудом оправдает своё прошлое.
Михаил с сестрой вышли на улицу. Падали крупные пушистые хлопья снега. По улице спешили прохожие, прикрывая лица от снега, а Михаил, подставив лицо белым снежинкам, впервые дышал полной грудью. Он ещё не мог поверить, что он свободен. И может идти, куда  захочет и делать, что хочет без команды воспитателей. Воздух свободы пьянил его, голова кружилась от переполнявших чувств. Он крепко держал за руку сестру, боясь потерять тонкую нить, вытянувшую его из кошмара прошедших лет. Сестра расспрашивала его о матери, брате погибших во время ссылки, рассказывала о своей жизни. Михаил запомнил только, что муж её погиб в войне с финнами, и она одна воспитывает троих детей, что живётся ей трудно.
        Он ещё долго не мог почувствовать себя человеком. Часто по ночам его мучили кошмары, и он с криком вскакивал с лавки, пугая сестру и племянников.
        Домик у сестры был маленький на двоих хозяев и состоял из двух комнат. В одной из них была русская печь да стол с двумя лавками и буфетом с посудой, в другой стояла кровать, широкая лавка, да шкаф для одежды. Лучше этого жилья ничего не могло и быть, так думал Михаил, окружённый заботой сестры и любовью племянников, с которыми он быстро подружился.
        Михаил устроился работать на элеватор. Тяжёлая работа в пыльных складах была ему в радость. Шёл он на работу, как на праздник. Вот только силёнок у него было мало. К вечеру, еле передвигая ноги, он добирался до дома сестры. Перекусив, чем Бог послал, помывшись, он падал на лавку и забывался тревожным сном.
Каждое воскресенье для него был лучшим днём недели, который он проводил в общении с сестрой и племянниками. Душа его постепенно оттаивала от домашнего тепла и общения с близкими людьми.
       Тяжёлым гнётом давили сводки с фронта, где Красная армия вела кровопролитные бои. Для советских людей это была общая беда. Все следили за событиями на фронте. Наступательные операции вызывали бурю положительных эмоций. Очередная победа Красной армии вселяла надежду на скорую победу над ненавистным врагом и возвращения с фронта живыми и здоровыми близких. Но с фронта приходили похоронки, да инвалиды, пострадавшие в ходе кровопролитных боёв.
       Молодёжь рвалась на фронт, чтобы принять участие в разгроме врага. Михаил, как и все юноши, ходил в военкомат с просьбой отправить его добровольцем на фронт. Ему было всего шестнадцать лет и ему отказывали.
       Целый год Михаил проработал в «Заготзерно», таская мешки с зерном, живя впроголодь, горячо желая принять участие в разгроме фашистов, которые вероломно напали на его Родину. Он подделал свидетельство о рождении и ушёл на фронт добровольцем.
        Новобранцев отправили на месячную подготовку молодых бойцов, где Михаил получил новое обмундирование. После бани новобранцы, одетые в шинели и шапки стали одной серой массой, готовой пройти обучение. Вечером в казарме Михаил ощупал военную форму и даже понюхал шинель, которая, как ему показалось, пахнет неповторимым запахом овечьей шерсти. Он с трудом поверил, что всё это новое дали ему, подобрав по размеру. Михаил долго ворочался, вспоминая события сегодняшнего дня: как их встретили боевые офицеры и сразу объяснили, что всё надо делать по команде, как их накормили в столовой, как водили в баню и одели во всё новое. Он, который с четырёх до шестнадцати лет доброго слова не слышал, находясь в специальном детском доме, только сейчас начал понимать, что есть и другие отношения между людьми.
        Проснулся Михаил рано, когда ещё все спали. Он хотел было надеть новую форму и походить в ней по казарме, но дневальный солдат с повязкой на руке сказал:
- Солдат в армии встает только по команде «Подъём!». Если вам не спиться, лежите тихо и не мешайте отдыхать другим.
Михаил забрался под колючее тёплое шерстяное одеяло. Он стал вспоминать свою жизнь в спецдетдоме. Ему не давали учиться, рвали учебники, мешали выполнять домашние задания, держали впроголодь. На двести человек там было всего сорок чашек, двадцать кружек и пятнадцать ложек. В спальном помещении на каждого не было даже по матрасу. Одежда была не по росту и дети походили на маленьких уродцев, одетых только для того, чтобы прикрыть свою наготу. Довольно часто случались драки. Иногда воспитанники устраивали «тёмную» воспитателям, которые их постоянно унижали, раздавая оплеухи по поводу и без повода. Привыкшие к тому, что они никому не нужны, каждый выживал, как мог. Некоторые кончали жизнь самоубийством, другие умирали от болезней, иные убегали, а когда их находили, то снова возвращали в спецдетдом. Большинство воспитанников к шестнадцати годам продолжали свою жизнь уже на тюремных нарах и только единицы из них выходили на свободу, но их судьба была неизвестна Михаилу.
         Армия для него стала чудом, где он почувствовал с первого дня заботу о себе, и от этого ему ещё больше захотелось освоить воинскую специальность, чтобы уничтожать фашистов. Ход его мыслей прервала команда дневального:
- Рота подъём!
В спальном помещении включили свет. Вошёл дежурный сержант в начищенных до блеска сапогах, встал в центре прохода и стал смотреть на часы. Новобранцы, не торопясь, как у себя дома надевали военную форму, застёгивали пуговицы. Неожиданно сержант дал команду:
- Отбой!
Все замерли, не зная, что делать дальше. Видя замешательство новобранцев, сержант спокойным командирским голосом сказал:
- Раздеваемся, ложимся в кровать и по команде «Подъём!» за сорок пять секунд одеваемся и строимся в проходе.
Снова прозвучала команда: «Подъём!», - и все стали надевать форму, мешая друг другу. И снова прозвучала команда: «Отбой!».
        С первого раза в норматив никто не уложился. В конце концов, сержант добился выполнения норматива подъёма роты и объявил распорядок дня. Все поняли, что день будет трудным.
После завтрака были занятия по теории, где капитан Охрамсин называл стрелковое оружие и знакомил с его характеристиками. Затем были практические занятия по сборке и разборке винтовки и о мерах безопасности при обращении с оружием. Потом был обед. После обеда все получили винтовки и поехали на полигон на стрельбы.
        Старший лейтенант Каштанов провёл инструктаж, как надо вести себя при проведении стрельбы по мишеням. Первая группа новобранцев получила патроны, легла на землю и по команде открыла беспорядочный огонь по мишеням. После того, как все отстрелялись, роту построили, и старший лейтенант Каштанов скомандовал:
- Рядовой Сотников выйти из строя!
У Михаила ёкнуло сердце, опять сделал что-то не так. Он вышел из строя и смотрел на своих сослуживцев. Старший лейтенант Каштанов подал команду:
- Ко мне!
Михаил строевым шагом направился к старшему лейтенанту, отдал ему честь и со злостью посмотрел ему в глаза, думая, что ничего хорошего сейчас не произойдёт.
        Старший лейтенант Каштанов скомандовал:
- Смирно!
Все добровольцы подтянулись и стали смотреть на рядового Сотникова. Старший лейтенант, приложив руку к козырьку фуражки, громким голосом сказал:
- Рядовой Сотников объявляю вам благодарность за лучший результат в стрельбе по мишеням.
Михаил, покраснев до кончиков волос, приложил руку к голове, на которой лихо сидела шапка с красной звездой, произнёс:
- Служу Советскому Союзу!
Последовала команда:
- Рядовой Сотников встать в строй!
        Так началась его служба в Советской Армии.
        Утром в казарму пришёл капитан Ермолов, на груди которого горели рубиновым светом три Ордена Красной Звезды и сказал:
- Рядовой Сотников с этого дня вы будете проходить службу в роте снайперов, которая занимается по особой программе. Бери свой вещмешок и на выход.
Целый месяц офицеры готовили снайперов, передавая им свой богатый опыт, полученный во время боевых действий. После прохождения подготовки, получив воинскую специальность, рядовой Сотников вместе с другими солдатами был направлен эшелоном в Венгрию.
В эшелоне Михаил почти всё время спал. Ему снился всегда один и тот же сон: его отец Иван и мать Степанида сидят на крылечке своего саманного домика. Отец курит махорку, дым разгоняет надоедливых комаров, которые так и норовят куснуть. Маленький Миша сидит на коленях отца, сильно прижавшись к нему, и с любопытством смотрит на проходящих жителей станицы. Большое ярко-красное солнце медленно опускается за холм. Отец говорит: «Мать и нам пора на боковую». Все встают и идут в дом, где зажигают керосиновую лампу. Моют маленького Мишу и первым укладывают спать на русской печке, накрыв лоскутным одеялом. На печке тепло и немного страшно, где-то в углу выводит свои трели сверчок. Сон, словно объятия мамы, прижимавшей его к сердцу, забирает его в свой сказочный мир.
        Утро для Миши наступало с того момента, когда мама гладила его по щеке и говорила: «Вставай, а то счастье своё проспишь. Кто рано встает, тому Бог счастье даёт». Немного понежившись, он бежал к рукомойнику, затем мама умывала и одевала его. Вся семья садилась за стол: родители, старшая сестра Матрёна, Миша и его младший брат Коля. Этот сон снился ему бесконечное количество раз. Это был рай, ключи от которого он потерял вместе с гибелью родителей.
Новобранцы, ехавшие в эшелоне, прибыв на место назначения в Венгрию в район города Секешфехервар, оказались в центре военных событий. И в первые же дни они приступили к отработке действий воинской части во время наступления. Снайперов отправили на передовую, поставив задачу – уничтожение командного состава противника.
        Для Михаила это было первое боевое задание Родины. Он, осмотрев местность, после долгих раздумий, пришёл к выводу, что самое удобное место для засады – это обгоревший танк. Он прекрасно понимал, что враг первым делом обратит внимание на этот объект, сразу бросающийся в глаза, и немецкие снайперы не будут спускать с него глаз, но другого варианта не было.
        На войне думают не о том, как спасти свою жизнь, а как в любых условиях выполнить поставленную задачу.
        Днём Михаил внимательно изучил расположение позиций немцев, возможные места расположения снайперов, которые уже обстреливали местность, занятую нашими войсками. Особое внимание он уделил танку, в который попало несколько снарядов. От одного из них башня танка съехала на бок, а в нижней части его зияло сквозное отверстие большого диаметра. Его внимание привлекло небольшое отверстие над гусеницей. Металл, слегка завернувшийся вверх, почти прикрывал небольшое отверстие в броне танка. С большого расстояния отверстие должно сливаться с корпусом танка и быть практически незаметным.
         Михаил зашёл в блиндаж и начал готовиться, чтобы занять место в танке. Проверил оптический прицел, работу затвора спускового механизма. Как только стемнело, незаметно под покровом наступившей темноты, пробрался через сквозное отверстие в танк. Долго выбирал место, с которого позиции противника, должны были быть видны как на ладони. Он учёл все наставления своих командиров, обучавших его этому сложному мастерству военного искусства быть невидимым и поражать врага.
         С наступлением рассвета он стал внимательно присматриваться к переднему краю, где находились окопы немцев. К концу дня ему удалось уничтожить четверых фашистов. Немцы знали о готовящемся наступлении и проявляли активность: перемещались в окопах, теряли бдительность, поднимались над поверхностью окопов, и падали, сражённые пулями снайперов.
        Немецкие снайперы тоже не дремали. Один из них точно рассчитал, откуда ведётся огонь и доложил командованию. С воём ударил снаряд в башню танка, она отлетела на несколько метров. От разрыва снаряда всё заволокло дымом и гарью.
Очнулся Михаил в госпитале. Контузия и осколочные ранения не представляли реальной угрозы для его жизни. Молодой организм взял своё. Михаил довольно быстро восстановился и продолжил воевать.
        Заметив смелого инициативного снайпера, командование в мае 1944 года направило его в Чкаловскую военно-авиационную школу города Ворошиловограда. Здесь он проучился курсантом-пилотом до января 1945 года.
         При передислокации эшелон с Михаилом попал под бомбёжку. Это был настоящий ад на земле. С неба падали бомбы, разбрасывая в разные стороны пылающие обломки от вагонов и останки людей. Михаил на какой-то миг пришёл в сознание и увидел в небе над собой фашистские юнкерсы, сбрасывающие чёрные капли бомб, с огромной скоростью несущихся прямо на него. Очнулся он только через неделю в военном госпитале в здании бывшей школы, где ему сделали несколько операций.
         В мае 1945 года медицинская комиссия признала его инвалидом второй группы непригодным к несению воинской службы. Он был демобилизован.
         С попутными эшелонами Михаил добрался до пристанционного посёлка, где жила его сестра. Встреча была полна радости и горя. Увидев открывающего дверь незнакомого человека, Матрёна от неожиданности вскрикнула и уронила кастрюлю. Михаил снял шапку, она увидела изуродованное лицо брата и отсутствие пальцев на левой руке. Матрёна задохнулась и стала синеть, хватая, как рыба, ртом воздух и никак не могла вздохнуть. Михаил с трудом привёл её в чувство. С тех пор при малейшем волнении у неё начинался сердечный приступ, сопровождавший её всю жизнь. Матрёна долго не могла поверить, что война за короткий срок так изменила внешность брата, превратив подростка в мужчину со шрамом на лице и пробивающейся сединой в волосах в неполные восемнадцать лет.
         Война вошла в его жизнь навсегда. Каждую ночь он шёл в атаку под свист пуль и вой снарядов, теряя друзей и разя врагов. Каждое утро было для него утром Великой Победы, подарившей мир всем живущим на земле.
         Матрёна была счастлива, что Михаил вернулся живым с фронта. Но страшная правда, что её брат – юноша-инвалид не может физически работать и вряд ли сможет создать семью, жить полноценной жизнью, легла печалью на её сердце.
         Каждый день Михаил сидел на крыльце и курил папиросу за папиросой до тех пор, пока нестерпимая боль, преследовавшая его после полученного ранения в голову, стихала. Частые приступы головной боли заставляли его подолгу без движения лежать на кровати.
         Однажды утром он подошёл к сестре и спросил:
- У тебя деньги есть?
Матрёна ответила:
- Да, собрала я небольшую сумму. А тебе зачем?
- Я решил. Раз уж я физически работать не смогу, да и с головой после ранения серьёзные проблемы, а на пенсию по инвалидности мне не прожить, если ты дашь мне денег взаймы, то я поеду в город поступать в педагогическое училище. Сейчас как раз успею на вступительные экзамены.
Сестра заплакала:
- Бери, братка, дорогой, без отдачи. Как-нибудь и без них проживу, лишь бы ты поступил.
  Обнялись они. Сестра громко плакала от нахлынувшей обиды за свою неудавшуюся жизнь и покалеченного войной брата. Потом успокоилась, затихла, смирившись с испытаниями, через которые прошла и через которые ещё предстоит пройти.
Михаил Сотников уехал в город, подал документы в приёмную комиссию, сдал все экзамены и был зачислен в педагогическое училище. Когда Михаил приехал к Матрёне с радостной вестью, что он поступил, лицо её впервые за много лет озарила улыбка, вселяющая надежду, что всё в их жизни наладиться. Они долго беседовали. Брат рассказывал, как жилось ему в городе, пока поступал в педучилище, проходил установочную сессию и с гордостью сказал, что завтра он пойдёт в местную школу устраиваться учителем.
Михаил встал затемно. Ночь его была бессонной. Он вспоминал всю прожитую жизнь, в которой на его долю выпало так мало хорошего, но теперь начнётся другая жизнь. И всё будет зависеть только от него. Надев военную форму, он выпил стакан чая с кусочком чёрного хлеба и, тихо ступая по скрипучему полу, чтобы никого не разбудить, вышел на улицу. Свежесть летнего утра, крики петухов, раздававшиеся в разных концах посёлка, наполнили его верой в то, что сегодня у него всё получится. И он смело зашагал навстречу светлому будущему.
        Придя к зданию школы, он три часа сидел и курил. В голове крутилась только одна мысль: возьмут или не возьмут его на работу.
        Первой на работу пришла уборщица. Она спросила:
- Молодой человек, вы кого ждёте?
- Да вот мне нужен директор школы.
- Вы, наверное, новый учитель? Пришли на работу устраиваться? Так вам ещё с полчасика придётся подождать Зинаиду Степановну.
Уборщица открыла дверь и вошла в школу. Михаил ей в след спросил:
- А как вас зовут?
- Да все меня Марией с детства зовут, местная я.
- А можно мне в школу войти?
- Пожалуйста, проходите, если вам так хочется посмотреть.
Михаил с трепетом переступил порог школы. В нос ударил запах свежей краски, который ещё не выветрился после ремонта. От восторга, что он вошёл в школьное здание как учитель, сердце его готово было выпрыгнуть из груди. Пока он стоял и рассматривал оформление коридора, за спиной раздался голос Зинаиды Степановны:
- Вы по какому вопросу молодой человек в такую рань?
Михаил повернулся и увидел солидную женщину в очках с пачкой школьных журналов. Кашлянув, он сказал:
- Так я по вопросу трудоустройства.
Зинаида Степановна оценивающим взглядом смерила Михаила с головы до ног и произнесла:
- Ну что же, пройдёмте в учительскую.
В учительской, сев в торец большого стола, она сказала:
- Ну, здравствуйте, коллега. Я директор школы Коровякова  Зинаида Степановна. А кто вы?
- Я Сотников Михаил Иванович учусь заочно в педагогическом училище. Пришёл устраиваться на работу.
Михаил рассказал свою биографию.
- Я очень рада, что у нас будет работать фронтовик. Уважаемый Михаил Иванович я могу предложить вам вести только часы истории и географии.
Скрывая, охватившее его волнение, Михаил ответил:
- Я согласен.
- Пишите заявление: «Прошу принять меня учителем истории и географии».
Эти слова стали отправной вехой его трудовой деятельности в образовании. Он не мог поверить, что сегодня он стал учителем. От свалившегося на него счастья он не слышал, что ему говорила Зинаида Степановна, пока он писал заявление.
- Ну, вот и все ваши служебные обязанности, а сейчас пройдите в библиотеку и получите учебники.
        Михаил Иванович вышел из кабинета директора поверивший, что на этой земле есть счастье, и светлый лучик коснулся его.
        В этот день он познакомился со своими коллегами по работе, осмотрел все кабинеты, попробовал написать на доске план занятия. Довольный, он сел за парту и прочитал половину учебника истории, где все события ему были хорошо знакомы. Ведь ему приходилось запоминать весь новый материал на уроках истории, когда он учился в специальном детском доме.
        Домой он пришёл только в шесть часов вечера. Встревоженная сестра спросила:
- Что, не приняли?
- Да, что ты! Такие прекрасные люди! Приняли, как родного. Теперь я учитель истории и географии.
Матрёна не могла сдержать слёз и спросила:
- А ты справишься после такого ранения в голову?
И сразу осеклась, увидев, как пропал блеск в глазах Михаила. Но это было лишь мгновение.
        Лицо его вдруг засияло, как в детстве:
- Справлюсь, справлюсь! – воскликнул он – Я теперь со всем справлюсь, чтобы мне не предстояло преодолеть!

                Г Л А В А    П Я Т А Я
                Молодёжная стройка

        Первый учебный год дался Михаилу Ивановичу очень тяжело. Всему надо было учиться самому и в тоже время учить детей, которых он искренне полюбил и привязался всем сердцем. Он лишённый материнской ласки и заботы, как никто другой понимал их проблемы и старался проводить занятия так, чтобы дети с радостью бежали на его уроки. Его настолько захватила работа в школе, что он забывал обо всём.
Через два года Михаил Иванович окончил педагогическое училище, стал опытным педагогом. Однажды, за ужином сестра спросила:
- А ты, Михаил, что жениться не будешь? Хотя ты и не девушка, но годы-то идут. Присмотрись, может, какая молодуха тебе и понравится.
Михаил, окунувшись с головой в школьный омут, совсем забыл, что кроме школы есть ещё и другая жизнь. Да и пока он учился преподавательскому мастерству, у него не было ни минуты свободного времени. Он был настолько увлёчен учебным процессом, что и не замечал, как летят месяцы. А сейчас, когда он освоил учебный процесс, получил образование, у него появилось свободное время.
         Закончился учебный год. Михаил Иванович подготовил класс к новому учебному году и написал заявление на отпуск. И, впервые, задумался, что он будет делать целых полтора месяца. По дороге домой зашёл к директору хлебной базы Михаилу Фёдоровичу Князеву с просьбой принять его на работу на время отпуска. Михаил Фёдорович сказал:
- Михаил Иванович, ты, как раз вовремя, а то у меня в лаборатории сейчас работать некому. Вот ты меня и выручишь.
Тепло попрощавшись, Михаил Иванович вышел из кабинета директора.
На следующий день он сходил пешком в райцентр и купил с отпускных себе новые вещи – модную вельветовую куртку, белую рубашку и туфли. И неожиданно подумал, чем теперь он не жених.
        Вечером Михаил Иванович решил сходить на вокзал, где собиралась молодёжь посёлка и под баян устраивала танцы. Молодые девушки пели забористые частушки и лихо отплясывали «барыню». В центре круга пыль стояла столбом, не продохнёшь. Парни сидели на бетонном заборчике, курили, рассматривая местных красавиц. От всего увиденного у Михаила Ивановича кругом пошла голова. Он на танцах был первый раз в жизни и не знал, как себя вести. Его радовало невинное веселье, идущее от самого сердца. Радость Великой Победы внушала веру в светлое будущее, о котором так много говорили и он видел, что эти слова стали сбываться.
        Ему приглянулась голубоглазая девушка, которая не жалея ног, с огоньком отплясывала все танцы. Казалось, что её тапочки вот-вот загорятся ярким пламенем. После окончания танцев молодёжь стала расходиться парами, а некоторые девушки группами, напевая песни из художественных фильмов. Мимо Михаила Ивановича с подругами шла понравившаяся ему девушка, и он сделал предложение красавице:
- Можно вас проводить до дома?
Девушка громко рассмеялась и ответила:
- Попробуй, раз такой смелый!
Валентина остановилась возле Михаила. У него ноги словно приросли к земле. Он не мог сделать и шагу. Валентина неожиданно сказала:
- Ну, что так всю ночь под луной стоять будем или всё-таки пойдём? Мне завтра на работу рано вставать.
Михаил, шумно выдохнув, взял девушку под локоток и они пошли к железнодорожному переезду, чтобы перейти на другую сторону посёлка, где они и жили. По дороге Михаил пришёл в себя и стал рассказывать Валентине о своей работе. Говорил он живо, интересно и девушка заслушалась его речью, которая словно журчащий ручей лилась из его уст. Когда они переходили переезд, то дорогу им преградила группа парней. Михаил быстро понял, чем это может закончиться. Они остановились под фонарём – Михаил, а за его спиной Валентина. Из толпы кто-то крикнул:
- Тебя, что никогда не били? Так если нет, то мы тебя сейчас так отметелим, что ты дорогу на танцы забудешь. Не посмотрим на то, что ты фронтовик.
Последнее слово больно ударило по самолюбию Михаила. Они попрекнули его святым, чем он гордился - участием в Великой Отечественной войне. Он сжал кулаки и, быстро просчитав в уме ситуацию, принял единственно правильное решение – испугать своих противников. Он, молча, засунул правую руку под вельветовую куртку, как будто там, за поясом у него находилась финка. Толпа парней замерла. Тут из толпы раздался выкрик:
- Ну, значит, ты не понял! – и один из парней шагнул ему навстречу.
Михаил громко сказал:
- А ты прежде, чем такой шаг делать, с жизнью попрощайся, а то ещё пару шагов сделаешь и покинешь этот белый свет, - и сделал вид, что вынимает руку из-под куртки.
Этот жест так напугал парней, что они мгновенно растворились в ночи. Остался только соперник Михаила, который боялся пошевелиться. Михаил громко сказал:
- Ты что стоишь столбом. Беги, догоняй своих друзей, если жизнь дорога!
Парень резко повернулся и бросился бежать. Валентина тряслась от страха, её била мелкая дрожь.
- Они же тебе всё равно отомстят.
- Такие сильны только стаей. И раз они испугались, то теперь у них охота избить меня надолго пропадёт.
Михаил подал Валентине руку и сказал:
- Пошли.
       И накинул ей на плечи свою куртку. Они быстро дошли до её землянки, похожей на гриб. Местные жители такой гриб рядовкой называют, у него только шляпка торчит из земли, а толстая ножка служит надёжной опорой. Так и землянка, где жила Валентина, вросла в землю прочно, навеки. Молодые люди не знали, что сказать друг другу.
       И вдруг Михаил говорит:
- Выходи Валентина за меня замуж. Уж больно ты мне понравилась. Как только я тебя увидел, сразу понял, что без тебя жить больше не смогу.
Валентина смутилась от такого предложения и сказала:
- Так не бывает. Я ведь тебя почти не знаю.
- Вот ты меня получше и узнаешь, а сватов я в субботу пришлю.
Валентину будто паром в бане обдало, так жарко стало, что воздуха стало не хватать. Она со всех ног бросилась к двери, ведущей в землянку, и словно мышка проворно в ней скрылась. В тишине, как выстрел, прозвучал звук от щеколды, которой она закрыла дверь. Будто это могло что-то изменить. Запыхавшись, она влетела в землянку, скинула тапочки, быстро разделась и нырнула под одеяло. В доме все давно спали, и никто не заметил её появления. У Валентины сердце было готово выскочить из груди, казалось, что ему мало места, и оно вот-вот вырвется наружу. Валентина положила руки на грудь, пытаясь успокоиться, но ей так и не удалось уснуть до самого утра.
       В окнах чуть забрезжил рассвет, а она уж была на ногах. Недолго думая, она пошла в огород и стала поливать огурцы и помидоры. Утренняя свежесть действовала успокаивающе. Она решила родителям пока ничего не говорить, потому что сама ещё не знала какое примет решение. Да и старшей сестре не хотелось переходить дорогу. Во всех семьях сначала выходит замуж старшая сестра, потом остальные по порядку. А тут как-то не по правилам получается, и люди осудят. Да и молодая она ещё была. Охота было ей на танцы побегать, ведь там так весело с подружками. Замуж выйдешь, дети пойдут, и будешь всю жизнь в четырёх стенах сидеть. Ладно, если этот Михаил пить не будет, а то так намаешься, что и свету белому не рада будешь. Парни до свадьбы все хорошие, а как женятся, так из них разные мужья получаются. Только единицы жён берегут, да на руках носят, а большинство и за человека равного себе не считают. Мужьям только детей рожай, да весь дом содержи, а они ещё бывает и руки распускают.
      «Рановато мне, наверное, замуж. Только этой весной родители на улицу стали пускать, а тут раз и сразу замуж. То родителей во всём слушалась, а если замуж выйду, то мужа надо будет слушаться», - думала Валентина. Неохота было ей свободы лишаться.
       С другой стороны давно она присматривалась к этому молодому человеку, который был не похож на местных парней. Уж больно он какой-то серьёзный, никогда не улыбается, будто жизни не рад. Жизнь у всех не сахар, а вот улыбнёшься, и сразу на душе легче станет.
        Незаметно за рассуждениями пролетело время. Валентина полила огород и вошла в землянку. Отец уже собрался на работу. Он работал конюхом в «Заготзерно», уходил всегда рано, приходил поздно, навеселе. Как пришёл с войны, так и пьёт. Человек он мягкий, всю войну прошёл, всякого насмотрелся, что-то надломилось в нём. Не может он теперь без водки жить. Глушит ею воспоминания, которые мучают его каждую ночь.
        Отец Осип – добрейший души человек, мухи не обидит. Когда мать уходит в райцентр сдавать в пуховую артель платки, то для детей наступают настоящие праздники. Отец покупает конфеты, всякие сладости, рубит кур и готовит для них вкусный обед.
        Мать Мария, придя домой, только охает да ругается:
- Как же мы дальше жить-то будем, ведь дома ни копейки не осталось, а до конца месяца, когда будет зарплата, надо ещё дожить. Мало того, что пьёшь, да ещё и деньгами соришь.
Отец только улыбается:
- Ну, что ты мать расшумелась. У детей ведь хоть иногда должен быть праздник. А то не заметим мы, как они вырастут, и вспомнить-то им о своём детстве светлого, доставляющего им радость нечего будет. Так, что не шуми, мать. Войну одна с шестью детьми пережила, а мирное время мы все вместе переживём.
Лицо матери светлело. Она улыбалась. Ей было приятно, что муж очень любит своих детей, и ничего для них ему не жаль. Только вот концы с концами они каждый месяц еле сводят. Каждую копейку считают. Все девчонки каймы к платкам вяжут, помощь от них большая. А вот в школе младшие Нюра и Юля знаниями не блещут. Как только со школы приходят, поедят и сразу садятся вязать, не до выполнения домашних заданий. Вечером, что успеют сделать при свете керосиновой лампы, с тем в школу и идут. Старшие дочери Люба и Валя в «Заготзерно» работают, хоть маленькую, да зарплату приносят. Только вот сынок Семён да дочка Маша материнской заботы требуют, много времени на них уходит, но без присмотра их никак оставить нельзя.
        Жизнь стала понемногу налаживаться, если бы муж не пил, жили бы как все. Иногда злость берёт, когда же он её напьётся, а подумает, и пожалеет Осипа. Ведь до войны он в рот водки не брал, а после войны, как подменили. И ругать пробовала, и просила пить бросить. Старшие девчата на выданье, их уже и одевать хорошо надо, и приданое собирать. Да и им от людей неудобно, что отец пьяница. Бывало, сядет на кровать, ревёт в голос  и приговаривает:
- Господи помоги нам в этой жизни на ноги встать и жить, как другие живут.
Но видно Господь её не слышит. Судьба у неё такая.
Когда с Украины на Урал на новые земли поехали, думали, что здесь зажиточно заживут, но ничего не получилось. Родители в дороге умерли. Младшую сестру удочерили незнакомые люди, а её старшую взяли в работницы зажиточные казаки Семёновы. Вот у них её молодость и прошла. Работала, не разгибаясь от рассвета до заката, а по вечерам дула на вспухшие мозоли на руках, да плакала, кусая губы о своей несчастливой доле. Ей казалось, что хозяева собаке своей больше внимания уделяют, чем ей. Сколько лет работала, ни одного хорошего слова от них не услышала.
         В Петрограде революция произошла. Стали казаков раскулачивать. Вот они и женили своего единственного сына на работнице. Сами хозяева заболели и вскорости умерли.
         Пошёл Осип не в родителей, был добрый, но слабохарактерный. Вступил он сразу же в колхоз и стал гол, как сокол, без земли, живности, зерна и инвентаря. Избу большую в станице бросили сами. Разве такую громадину в зимние месяцы натопишь. Купили на железнодорожной станции землянку. Родились дети. Осип утроился работать конюхом в «Заготзерно», Мария – в пуховую артель. Зажили как все, и поесть, что было, и деток одеть одежонка имелась, и сами одеты и обуты были.
        Началась война. Осип ушёл добровольцем на фронт, а она с шестью детьми осталась. Нахлебалась она горького до слёз. Каждый день молилась, чтобы пришёл муж живой и невредимый.
        Война закончилась. Все жители станции ликовали. Друг дружку поздравляли с победой над ненавистным врагом. Все женщины с надеждой ждали возвращения своих мужей. Вернулись не все. Всё было: и радость, и горе, и обида, что у многих мужья и сыновья погибли на фронте или пришли инвалидами.
        Мария не могла нарадоваться, что Осип, пройдя всю войну, вернулся целым и невредимым. Какое же счастье ей выпало!
        Мирная жизнь менялась к лучшему. Всё было бы хорошо, только стал Осип пить. Ничего с этим нельзя было поделать, надо было смириться и терпеть. Для неё муж был светом в окошке. Всё прощала ему, главное, что живой, что рядом, что они вместе, и надеялась, что пройдёт время и Осип бросит пить.
       Шли годы, но ничего не менялось. Только всё тяжелее и тяжелее ложился груз на её плечи. Детей надо было поднимать. Затраты становились всё больше, а на помощь мужа приходилось рассчитывать всё меньше.
В субботу неожиданно в дверь раздался стук и на пороге появились сваты с присказкой:
- У вас товар, у нас купец! У вас красна девица, у нас молодец!
Мария так и села на лавку, не понимая, что происходит. Дочери ничего не говорили, дома шаром покати, на стол нечего поставить, а тут сваты на пороге. Зарыдала она в голос. Ничего не понимая, заплакали Семён с Машей. Валя так и обомлела. Осип был навеселе и пригласил гостей к столу:
- Проходите, присаживайтесь гости дорогие к столу, нашего хлеба-соли отведайте.
Сваты поставили на стол пирог, бутыль самогона, а Мария достала из погреба солёных огурцов и помидоров. Семёна с Машей отправили на печку. Дети выглядывали из-за занавески, стараясь не упустить из виду, что происходит за столом.
         Матрёна представила Михаила и сказала, что они пришли сватать Валентину. Старшая Люба, хлопнув дверью, выскочила на улицу. Мария не знала, как поступить. Получается младшая дочь перешла дорогу своей старшей сестре. Прервав затянувшуюся паузу, Осип сказал:
- Валюша, доченька, иди сюда. Согласна ли ты выйти замуж за заезжего купца, удалого молодца? Скажи нам.
Тут Валентина и выдала:
- Нет, я ещё не нагулялась, я ещё молодая!
Грозно взглянув на дочь, Мария произнесла:
- Ты, Валентина, хвостом не крути! Парня в неловкое положение не ставь! Сговорились с ним? Так и говори! А то нашла отговорку – не нагулялась! Надо было раньше думать. Нечего было парню голову морочить!
Валентину будто ушатом холодной воды облили. Только сейчас она поняла, как опозорит Михаила, если откажется выйти за него замуж. Тут отец  и говорит:
- Повтори-ка доченька: согласна ли ты выйти замуж за Михаила или нет?
Деваться ей было некуда. Потупив глаза, она сказала:
- Да, согласна, согласна.
- Ну, вот и ладно. Давайте это дело обмоем, - с радостной улыбкой на лице произнес Осип.
Посадили молодых рядом, выпили, поговорили и решили, что свадьбы не будет, молодые в загсе распишутся, и будут жить. Только вот Михаилу надо будет найти жильё, потому что места для молодожёнов ни в родной семье, ни в семье Матрёны не было. На том и расстались. 
В понедельник Михаил Иванович отпросился у заведующей лабораторией Галины Павловны Макаровой в райцентр и на попутной машине уехал в районный отдел образования. Ему надо было попасть к заведующему отделом образования до обеда, пока тот не уехал с комиссией по проверке учебных заведений к новому учебному году. Запыхавшись, Михаил Иванович вошёл в приемную отдела образования и направился в кабинет заведующего - Виктора Ильича Захарова. Дорогу ему преградила секретарь Вера Сергеевна:
- Заведующий занят и сказал: никого не принимать.
- А меня примет, - уверенно произнёс Михаил Иванович, потянув на себя ручку двери кабинета.
Открывшаяся дверь, отодвинула в сторону Веру Сергеевну. Михаил Иванович вошёл в кабинет Виктора Ильича и, поздоровавшись, встал посредине большого кабинета. Виктор Ильич поднял голову, оторвав взгляд от бумаг, которыми был завален огромный стол и спросил:
- По какому поводу, вы, молодой человек ко мне пожаловали?
Михаил Иванович рассказал, что он работает учителем истории и географии в школе пристанционного посёлка. Вчера сосватал себе невесту, а жить негде. Пришёл он просить жильё для будущей молодой семьи.
- Вы присаживаетесь, Михаил Иванович. Здесь не армия, стоять навытяжку перед начальством не надо. Послушайте меня молодой человек и намотайте на ус. Прежде, чем принять какое-то решение, надо всё хорошо продумать. Вот вы решили жениться, создать ячейку социалистического общества. Сосватали невесту, а жить оказалось негде. Нехорошо получилось. И я вам помочь ничем не могу. В данный момент жилья для молодых специалистов у меня нет, хотя я и обязан его вам предоставить. Вы окончили педагогическое училище, являетесь молодым специалистом и закон на вашей стороне, а реальное положение дел не в вашу пользу.
         Могу дать только совет. На втором этаже находиться райком комсомола. На совещании у первого секретаря райкома партии я слышал, как первый секретарь райкома комсомола Григорий Вежлев говорил, что он подбирает кандидатуру секретаря комитета комсомола на строящуюся гидроэлектростанцию, которая объявлена ударной комсомольской стройкой. Вот с ним вы можете побеседовать и о работе, и о жилье. Может, о чём-нибудь и договоритесь.
Михаил Иванович встал и сказал:
- Спасибо за совет, - и вышел из кабинета.
Он поднялся на второй этаж, нашёл кабинет Григория Вежлева, постучал и вошёл. В кабинете стоял дым коромыслом. Несколько человек сидели за столом, перебивая друг друга, говорили и не обращали внимания, на вошедшего Михаила Ивановича. Недолго думая, Михаил Иванович громко сказал:
- Здравствуйте товарищи комсомольцы!
Все разом затихли, а сидящий в торце стола молодой человек спросил:
- Вы по какому вопросу товарищ?
- Я по вопросу устройства на работу.
- Тогда давайте знакомиться. Меня зовут Григорий, фамилия моя Вежлев, я первый секретарь, а это члены бюро райкома комсомола. Раз уж вы пришли с предложением принять вас на работу, вот и расскажите членам бюро райкома комсомола свою биографию. А мы рассмотрим и обсудим вашу кандидатуру и решим, сможем ли мы вам поручить ответственный участок комсомольской работы или нет.
Михаил Иванович рассказал свою биографию, ответил на все вопросы, которые ему задали члены бюро райкома комсомола. Подводя черту под разговором, Григорий Вежлев сказал:
- Завтра в десять часов утра встретимся в этом же кабинете.
Взмокший от напряжения, Михаил Иванович, вышел из кабинета. Он понял, что по его кандидатуре есть вопросы, которые члены бюро райкома комсомола хотят обсудить на закрытом заседании. Идя по улице, он шёл и думал. Шансов, что возьмут его на работу, крайне мало, но других вариантов вообще не было. «Как говорят – поживём, увидим», - решил он. И бодро зашагал на ставшую уже родной станцию.
В семье Валентины бурно обсуждали сватовство. Валентина сначала говорила, что она и не собиралась выходить замуж, но мать строго сказала:
- Ты, что хочешь сказать, что Матрёна с Михаилом нас «словно куры опели»;;. Нет, дорогая доченька дыма без огня не бывает, значит, сама дала повод. Михаил-то парень серьёзный, на фронте воевал, педучилище окончил. О нём никто плохого слова не скажет. Ни с одной девчонкой, как с фронта пришёл, не встречался. Видно не такой он человек вот так с бухты-барахты придти свататься. Ты, девка, хвостом не крути, заморочила парню голову, а теперь ещё и нам хочешь туману напустить. Осип, а ты чего молчишь?   
       Осип крякнул, потёр рукой нос и сказал:
- А что тут говорить? Дело-то решено. Ходу назад нет. Надо Валюша раньше было думать, а теперь что, распишитесь и станете мужем и женой, и заживёте, как все. Не ты первая, не ты последняя, все когда-нибудь замуж выходят.
Валентина ударилась в слёзы, но тут Мария сказала:
- Ты нас этим не проймёшь. Утрись подолом и к семёйной жизни готовься. А мужик, видать, он толковый, коли такую егозу, как ты, после одного свидания сосватал. Помяни мои слова, жить за ним будешь, как за каменной стеной.
Тут вся женская половина заплакала в голос. Осип негромко сказал:
- Хватит, бабы выть. По любому поводу у вас глаза мокрые – и от радости, и от горя. Вам лишь бы, какой повод повыть был. Женитьба дело хорошее. Валентина вот определиться, может свет увидит. Перестанет мешки таскать да каймы при керосиновой лампе вязать. Так недолго и здоровье потерять.
Мария задумчиво спросила:
- Где же они жить-то будут?
- Это уж не твоего ума дело. У неё теперь будет муж, вот пускай у него и болит голова, что, да как.
Так и решили, что Михаил Иванович специалист, а государство специалистам квартиры даёт. Ведь не зря же он два года учился. С образованием у них на станции всего три человека. Все они начальники и все имеют государственные квартиры.
Михаил пришёл домой к вечеру. Сестра посмотрела на бледное лицо брата, усадила за стол, налила похлёбки и ни о чём расспрашивать не стала. Посчитает нужным, сам скажет. По его лицу видно, что-то у него не складывается. Перекусив, Михаил тяжело вздохнул и сказал:
- Завтра в райцентр пешком пойду за ответом, - и вышел на крыльцо покурить.
Курил долго, а тут племянники прибежали, затеяли игру между собой. Гладя на них, Михаил немного отвлёкся, подумав: «И у меня тоже такие будут». Только вот в жизни даётся ему всё непросто. Будто кто-то невидимый всю жизнь на его пути непреодолимые преграды воздвигает и со стороны наблюдает – сломается он или нет.
На следующий день затемно вышел Михаил Иванович из дома и пошёл в райцентр узнавать результат, от которого зависело, как сложиться его дальнейшая жизнь. Шёл он быстро. Не заметил, как четыре километра отмахал. В райцентр пришёл рано. Районное учреждение было закрыто и пришлось ему ещё три часа ждать, пока наступят долгожданные десять часов. Посмотрев на часы, он увидел, что минутная стрелка показывает без двадцати минут десять. Он встал и заторопился в кабинет первого секретаря райкома комсомола. В кабинет Вежлева он зашёл ровно в десять.
Навстречу ему, из-за стола встал Григорий Вежлев и, улыбаясь, сказал:
- Ну, что Михаил, могу тебя поздравить, бюро райкома комсомола одобрило твою кандидатуру на должность секретаря комитета комсомола ударной комсомольской стройки. Конференция состоится в пятницу.
Михаил подошёл к Григорию Вежлеву и тот крепко пожал ему руку, приглашая присесть. Михаил вроде бы и надеялся, что его могут принять на работу, но для него это стало полной неожиданностью, что его кандидатуру на должность секретаря комитета комсомола строящейся гидроэлектростанции рассмотрят на конференции. Он был тронут словами Вежлева до глубины души, что ему поверили, пошли навстречу, чтобы как-то облегчить его судьбу. Радуясь, он никак не мог поверить, что с этой минуты он такой как все. Ему простили то, что он из семьи кулаков и возможно доверят ответственный участок работы.
        Григорий Вежлев сказал:
- Так что Михаил, сейчас вместе с заведующим организационным отделом выезжаете проводить собрания в первичных организациях по избранию делегатов на конференцию.
Конференция прошла в установленный бюро райкома комсомола срок. Михаил тайным голосованием был избран секретарём комитета комсомола ударной комсомольской стройки. После конференции Вежлев пригласил Михаила к себе в кабинет. Михаил Иванович сидел и слушал Григория Вежлева - своего непосредственного начальника, который говорил, что сегодня Михаил должен уволиться со школы и привезти в райком комсомола документы: трудовую книжку, характеристику, диплом об образовании. А завтра вместе с колонной машин везущих молодых специалистов и оборудование, выехать на молодежную стройку.
        В завершении разговора Григорий Вежлев сказал:
- Будешь участвовать в строительстве на реке Урал первой гидроэлектростанции. Здесь будет возможность показать, на что способна молодёжь первого в мире социалистического государства.
        Выслушав всё, Михаил задал только один вопрос:
- А жить-то я, где буду?
- Для молодых специалистов, которые приедут вместе с тобой уже построено общежитие. Тебе выделят одну комнату, так как ты вчера сказал, что собираешься жениться. Так что не волнуйся, жильё у вас будет. Как оформишь документы, зайдёшь к заведующему организационным отделом, он познакомит тебя с твоими должностными обязанностями и ответит на все вопросы, которые у тебя возникнут.
       Теперь ты знаешь, где находится стройка. И добраться туда непросто: летом только по полевой дороге с попутным транспортом, а зимой – на санях. Проблем у тебя будет много. Верим, Михаил, что ты с поставленной задачей справишься. Судьба тебя не баловала. К трудностям ты привычный.
        Твоя задача – сплотить молодёжь, приехавшую из разных городов на ударную комсомольскую стройку, преодолеть все трудности и построить объект в срок. От тебя будет многое зависеть.
        Молодые специалисты жили в городах, где в шаговой доступности были дома культуры, театры, кинотеатры, ездили троллейбусы, автобусы, трамваи, в квартирах имелись все удобства. Здесь летом голая выжженная степь, по которой ещё бегают стада сайгаков, да всякая мелкая живность. Весной и осенью летят стаи перелётных птиц: лебеди, журавли, гуси и утки. Зимой всё занесено снегом – не проехать, не пройти, и только голодные волки, да лисицы-корсаки;; рыскают по холмам и полям. Так что для городской молодежи непросто будет адаптироваться к новым условиям жизни в крае, где жили беглые и ссыльные. По своей воле обживать этот суровый край стали казаки, а затем и переселенцы с Украины, которым давали наделы земли. Переселенцев было очень мало и немногие из них выжили.
Михаил встал и глухо сказал:
- Среди них были и мои родители, так что я местный, ко всему привычный, справлюсь. До свидания, - и вышел.
В этот день ему пришлось ещё два раза сходить на станцию и обратно в райцентр, чтобы оформить все документы.
        Только вечером уставший и довольный он добрался до дома сестры. Матрёна все глаза проглядела, его ожидая. Не знала, что и думать, всякое могло произойти. Слава Богу, Михаил пришёл живой и невредимый. Она усадила его за стол, накормила, чем Бог послал, и стала расспрашивать, как прошёл день. Выслушав рассказ Михаила, она не знала толи радоваться, толи плакать. Ведь посылали его в голую степь, на новую работу, которую он не знал. Справиться ли он с ней, но раз согласие дал, обратной дороги теперь не было.
        Смахнула она с глаз набежавшие слёзы и стала собирать брата в дальнюю дорогу. Выделила она ему матрас, одеяло, подушку, полотенце, чашку, ложку да кружку. Больше и дать ему было нечего. Завернула всё это в большую шерстяную шаль, села на лавку и заплакала. Тяжело ей жилось, да хоть вдвоём с братом, а теперь она опять одна с детьми оставалась среди людей. Видно так должно быть и
не в её силах изменить то, что ему предначертано судьбой.
       Михаил, покурив на крыльце, вошёл в дом и увидел плачущую Матрёну. Он опустился на колени, обнял её и сказал:
- Не плачь, всё, что делается к лучшему. Я же к тебе заходить буду, когда по делам в райцентр удастся вырваться.
Погладил сестру по голове, поцеловал в щёку и продолжил:
- Я же мужик. Мне надо самому встать на ноги. Пойду Валентину предупрежу, что завтра уезжаю.
Жили они с Валентиной рядом. Михаил быстро дошёл до её землянки. Валентина собиралась на улицу, а тут в дверь вошёл Михаил. Все сразу обратили внимание на его лицо, излучающее свет, радость и надежду на светлое будущее. Все ожидали какого-то чуда, и оно произошло, когда он сказал:
- Я устроился на новую работу и завтра уезжаю на строительство гидроэлектростанции на Урале.
- А как же я? - спросила Валентина.
- А ты со мной. Я за тобой приеду, как только обустроюсь на новом месте.
- Где же мы жить-то в степи будем? В шалаше что ли?
- Да нет. Там уже построили общежитие для молодых специалистов. Мне, как женатому человеку дают в этом общежитии отдельную комнату!
От таких новостей Валентина села на лавку. В её голове всё завертелось. С тем, что она выходит замуж за Михаила, Валентина свыклась, а вот, что теперь надо было всё бросить и уехать жить в степь, где ведётся стройка какого-то сооружения, это было для неё ударом судьбы. Она не была готова к этому. Ей стало плохо, она побелела.
        Мать крикнула:
- Плесните же кто-нибудь на неё воды!
Михаил не растерялся, зачерпнул ковшик воды и плеснул в лицо своей невесты. Лицо Валентины порозовело, и она стала приходить в себя. Неожиданно она вскочила с лавки и, заревев во весь голос, быстро надела тапочки и выскочила на улицу. За ней выбежал и Михаил.
        Всю ночь напролёт они ходили и разговаривали и к утру, они поняли, что жить друг без друга уже не смогут. Они решили, что какие бы трудности им не выпали в жизни, они всегда будут вместе. Стало светать. Михаил проводил Валентину до её землянки, чмокнул в щёчку и сказал:
- До встречи!
Михаилу надо было идти в райцентр. Его ждала новая работа. Добравшись до дома, он съел кусок чёрного хлеба и запил водой из кружки. Потихоньку подошёл к кровати сестры, хотел поцеловать её в щёку и уйти, думая, что она спит.
        Матрёна не спала. С вечера она не сомкнула глаз, проплакала всю ночь, думая о работе брата. Ведь время было непростое. Запросто могли как назначить на ответственную работу, так и обвинив во всёх смертных грехах, посадить или того хуже расстрелять. На её веку таких примеров было много, когда людей объявляли врагами народа или шпионами иностранных государств и расстреливали.
        Жила Матрёна в пристанционном посёлке и не могла знать, виновны эти люди или нет. И верить ли сообщениям, которые передавали по репродуктору, печатали в газетах или слухам, что люди-то и не виноваты, а их оклеветали, на них доносы настрочили. Пойди тут пойми где, правда, а где ложь. Судьбы её и брата были тому подтверждением, что верить никому нельзя. Верила Матрёна, что со временем наведут порядок и наступит жизнь, когда люди перестанут бояться за свою жизнь и своих близких.
         Всю ночь катились по её щекам слёзы. Она боялась минуты расставания с братом, боялась снова его потерять. Когда он подошёл, она сквозь слёзы прошептала:
- А, может, всё-таки останешься. Как-нибудь проживём. Работа в школе у тебя хорошая, дети тебя любят, жители посёлка относятся с уважением. Ну а жить с Валентиной будете здесь. Спать будете в прихожей на печке, а дети в комнате на полу. Как-нибудь переживём сложный период, в тесноте, да не в обиде. А там денег накопим, да землянку вам построим.
        Не хочу я ещё раз тебя потерять! Я тебя целых двенадцать лет искала! В какие только организации не обращалась, и везде давали один и тот же ответ – местонахождение не установлено!   Чудом я тебя из неволи вызволила, чего ты только там не насмотрелся, как удалось тебе выжить, только ты один знаешь. Всё держишь в себе ту боль, потери матери и младшего братика, которые у тебя на глазах погибли. Ведь от этого груза, что у тебя в душе, можно с ума сойти, а тут ещё добровольцем ушёл на фронт. Там тебе полной мерой было отмерено пройти испытания, которые не все смогли пережить. Кто-то спился, кто-то сам с жизнью счёты свёл, а ты вот человеком остался. И образование получил, и уважение у земляков завоевал. Инвалидом тебя никто не считает, живёшь, как все на зарплату, ходишь с гордо поднятой головой. Вдруг всё это враз разрушишь? Ведь и сам знаешь, куда голову суёшь. Сейчас, в наше время при надобности припомнят твоё происхождение, и будешь ты стрелочником.
Михаил выслушал причитания сестры, присел к ней на кровать и, гладя её руку, сказал:
- Ну, что ты Матрёна обо мне, как о покойнике. Видишь, какие изменения происходят после разгрома фашистов. Страна с колен встаёт, строит электростанции, заводы, каналы, новые города. Всё это для народа делается, чтобы у людей, перенёсших много испытаний, жизнь становилась с каждым годом лучше и лучше. А я, что же буду отсиживаться и ждать, пока кто-то будет строить, а потом буду пользоваться теми благами, которые создадут. Нет, родная, я так не смогу.
       Я ещё молодой и могу принести пользу родине. Раз сам принял решение, то на попятную не пойду. Будь, что будет. За меня не переживай. Не один я туда еду. Со мной едут ребята и девчата из Киева, Москвы, Ленинграда, Воронежа, Днепропетровска. Им, горожанам в наших степях обживаться будет непросто. Едут они в такую глушь, о которой даже и представления не имеют. И всё это они делают, чтобы построить гидроэлектростанцию на реке Урал, которая даст электроэнергию для заводов, колхозов, новых городов и посёлков, построенных в степи.
        Михаил глянул в окно и сказал:
-Вот уже и на улице рассвело, мне надо идти.
Сестра поднялась с кровати и крепко обняла брата. Тело её сотрясали рыдания, которые разрывали сердце брата на части. Ему было жаль оставлять сестру – единственного родного человека на всём белом свете.
Он крепко обнял сестру и уверенным голосом сказал:
- Я приду к тебе. Вот только переживу этот сложный период. Вернусь в наш посёлок, и всю жизнь буду жить со своей семьёй рядом с тобой до последних твоих дней. До свидания!
Михаил повернулся, закинул за плечо узел, который собрала сестра в дорогу, и бодро зашагал в райцентр. Через час он был на месте. Первого кого он встретил, был Григорий Вежлев, который улыбаясь, спросил:
- Ну, что Михаил готов воевать на мирном фронте?
Пока Михаил соображал, как ответить, Вежлев продолжил:
- Вижу, что готов. В десять часов подъедет грузовая машина, поедешь на станцию встречать молодых специалистов. Вместе с ними и поедешь на ударную комсомольскую стройку, где вас уже ждут. Успехов тебе на новом поприще. Да ты не робей. Мы тебя во всём поддержим и поможем.
- Я, вот хочу спросить, Григорий, а можно мне в этом году подать документы для поступления в институт?
Вежлев нахмурил брови и сказал:
- Идея хорошая, но давай мы отложим её решение до следующего года. Потому как тебе в новую работу надо вникнуть и семейные дела решить. А вот на следующий год, пожалуйста, поступай и учись, раз есть такое желание. Если за всё сразу браться, то можно и дров наломать. Согласен ли ты с моими доводами, которые я тебе привёл?
- Да, - сказал Михаил – Сразу всё не охватишь.
- Молодец. Вот уже и машина подъехала, так что грузи свои пожитки и в добрый путь.
Тепло попрощавшись, Михаил бросил свой узел в кузов, сел в кабину и поехал встречать молодых специалистов. Так началась новая страница в его судьбе.
Приехали они вовремя. Не успели Михаил с водителем выкурить по сигарете, как из вагонов прибывшего поезда стали выходить парни и девчата - весёлые, нарядные, возбуждённые, спорившие друг с другом о новом месте их работы. Никто из них толком и не представлял, что они увидят, когда доберутся до строящейся гидроэлектростанции.
Молодёжь собралась небольшой группой возле вокзала. Только они хотели спросить у проходившего мимо железнодорожника, как им добраться до места назначения, как к ним подошёл молодой подтянутый человек и громко сказал:
- Я рад приветствовать комсомольцев-добровольцев прибывших на ударную комсомольскую стройку.
Михаил представился:
- Я секретарь комитета комсомола ударной комсомольской стройки. Фамилия моя – Сотников, зовут – Михаил. По всем вопросам будете обращаться ко мне. Сейчас грузим свои вещи и размещаемся в кузове автомобиля.
Молодёжь с шутками, прибаутками, громким смехом направилась к машине. Парни и девчата удобно разместились на чемоданах и вещмешках. У двух ребят были в руках гитары, а художественный руководитель достала из футляра баян, развернула меха. И полилась знакомая мелодия. Звонкие девичьи голоса запели известную песню «Парней так много холостых на улицах Саратова». Молодёжь подхватила песню. Михаил сказал:
- Трогай Василий. С песнями мы быстрее доедем.
Михаил воодушевился энтузиазмом молодых парней и девчат. Сидя в кабине, с удовольствием напевал знакомые по фильмам песни. Доехали быстро. Водитель знал все полевые дороги и довёз кратчайшим путём прямо к порогу нового недавно собранного щитового общежития.
        Молодёжь, отряхиваясь от пыли, стала выгружаться и смотреть по сторонам, куда же их привезли. Они увидели несколько зданий стоящих на берегу реки Урал, стройку, где полным ходом шло сооружение плотины, которая уже полностью перекрыла русло реки. Сотни ярких вспышек от сварки слепили глаза желающим рассмотреть весь сооружаемый объект. В это время на крыльцо вышел мужчина и сказал:
- С прибытием вас на ударную комсомольскую стройку!
Все дружно зааплодировали и закричали:
- Ура!!!
Михаил немного растерялся, что же ему дальше делать, но его выручил Иван Митрофанович Огоньков, который встречал всех приезжающих на стройку. Радуясь приподнятому настроению у вновь прибывших комсомольцев, Иван Митрофанович спросил:
- Кто у вас тут старший?
Михаил уверенно сказал:
- Я.
- Тогда принимай ключи и расселяй комсомольцев-добровольцев по комнатам. Там уже всё готово: и кровати, и тумбочки, и столики, и шкафчики для одежды.
Михаил взял ключи и сказал, быстро поднимаясь на крыльцо общежития:
- Вперёд и с песней.
        Придерживая Михаила за руку, Иван Митрофанович громко объявил:
- Это общежитие для девушек, а следующее для парней. Так что ходить в гости совсем рядом.
Михаил быстро разместил прибывших комсомольцев по комнатам в общежитиях. Затем с оставшимися ключами от свободных комнат он отправился искать начальника стройки Квашина Сергея Петровича. В здании конторы Квашина не было. Секретарь сказала, что он только отъехал на объект и Михаилу придётся подождать.
        Через некоторое время в приёмную вошёл Иван Митрофанович. Увидев Михаила, он спросил:
- Ну, что комсомолец всех разместил?
Михаил ответил:
- Всех. Вот только сам пока ещё не определился.
- А почему?
- Я вот скоро женюсь и привезу сюда свою молодую супругу. Секретарь райкома комсомола Григорий Вежлев обещал мне, что в общежитии выделят отдельную комнату, а здесь в каждой комнате по четыре человека.
Огоньков, хлопнув себя ладонью по лбу, сказал:
- Пошли Михаил. Нечего тебе в приёмной штаны протирать. На стройке надо всё делать быстро. Извини. Это я закрутился и забыл сказать, что твои апартаменты находятся в общежитии для семейных. Это здание за общежитиями, в которых ты разместил парней и девчат. Держи ключи от комнаты номер десять. Там и устраивайся.
        А сейчас приглашай молодое поколение на праздничный обед в столовую. Они, наверное, с утра ещё не ели. В столовую заедет поздравить вновь прибывших комсомольцев начальник стройки - Квашин Сергей Петрович. Посмотрит, что за кадры ты ему привёз, заодно и представишься. А с тобой, считай, мы уже познакомились. Должность у меня – заместитель начальника стройки по хозяйственной части. Будем вместе решать все бытовые вопросы.
И пожав друг другу руки, они зашагали в разные стороны. Иван Митрофанович в столовую – посмотреть всё ли там готово к приёму молодёжи, а Михаил приглашать всех прибывших комсомольцев на праздничный обед.
        Через несколько минут шумная компания во главе с Михаилом направилась к столовой. Праздничный стол был накрыт на славу. Здесь были пельмени, пироги, фаршированные сазаны, щуки, судаки, тройная уха, салаты из свежих овощей. В центре стола стояли вазы с полевыми цветами. Парни и девчата с удовольствием рассаживались за огромным столом, занимавшим половину помещения столовой. На стене был закреплён транспарант из красной материи, где белой краской было написано: «Приветствуем молодых специалистов!».
        Не успела молодёжь угомониться, как в столовую вошёл Квашин Сергей Петрович. Он быстро прошёл в торец стола, представился и произнёс короткую речь, рассказав о строящемся объекте и его значении для народного хозяйства, а также подчеркнул, что комсомольцы внесут достойный вклад в строительство гидроэлектростанции. Когда Сергей Петрович закончил пламенную речь призывом сдать объект досрочно, все встали и дружно зааплодировали. От такого теплого приёма и внимания, молодых людей переполняли эмоции, все были в восторге. Теперь им были не страшны никакие трудности. Так сказал в ответном слове молодой паренёк из Москвы. И вновь все захлопали. Извинившись, Сергей Петрович, сказал, что отобедать с молодёжью он не сможет, его ждут неотложные дела и направился к выходу. Его догнал Михаил и представился. Сергей Петрович сказал:
- Очень приятно, что молодёжь с пониманием относится к решению задачи, поставленной партией и правительством. А с вами Михаил я поближе познакомлюсь на планёрке, которая проходит каждый день в шесть утра. Завтра я вас жду.
На том и расстались.
        Комсомольцы восхищались изысканными блюдами, приготовленными поварами. После праздничного обеда все разошлись по своим общежитиям.
        Михаил захватил свой узел и впервые своим ключом открыл своё первое в жизни жильё, полученное от государства. Для человека, у которого в течение двадцати лет не было даже своей кровати, как по мановению волшебной палочки из сказки появилась своя собственная отдельная просторная комната, где были две удобные кровати, тумбочки, стол, стул и шкаф для одежды. Михаил стоял и не мог поверить, что сейчас государство даёт ему эту комнату, ничего не отбирая взамен. Открыв дверь, он никак не решался перешагнуть порог комнаты, которая теперь его и он сам хозяин. Здесь он может отдыхать, работать и мешать ему никто не будет. Не надо каждый раз думать включать или выключать свет, ложится спать или вставать, чтобы кого-нибудь не потревожить. Наконец, он шагнул внутрь комнаты и, вдыхая запах свежей краски, почувствовал себя хозяином и сразу подумал, как обрадуется Валентина такому жилью.
       Это не землянка с низким потолком и подслеповатыми окнами с земляными полами, а просторная большая светлая комната с большими окнами, в которые льётся солнечный свет. Полы блестят, будто их только что вымыли, а на стенах красивые обои. Да, это сказка. Сейчас он убедился, что принял правильное решение ехать на ударную комсомольскую стройку.
        Поставив свой узел в угол, он не знал, что с ним делать. Кровати были застелены белыми простынями, наволочки подушек сверкали белизной, лежали одеяла в белоснежных пододеяльниках, а поверх них красивые покрывала. На спинках кроватей висели белые вафельные полотенца. В комнате была раковина для умывания и кран водопроводной воды.
        Михаил, выйдя из комнаты, шёл по общежитию и всему удивлялся: и столовой комнате, где можно было приготовить еду, и помещению, где можно было постирать одежду, и комнате, где можно было слушать радио, читать газеты, проводить собрания, играть в шахматы и шашки. Осмотрев всё, он взял в руки карандаш, листок бумаги, и пошёл к приехавшим комсомольцам, узнать, как они устроились, кто они по специальности и какие у них вопросы или пожелания, чтобы завтра на планёрке у Квашина обстоятельно доложить по всем заданным вопросам.
        Вопросов было много и все по делу. Парни интересовались, почему нет  спортивной площадки. Музыкальный руководитель спрашивала, когда построят здание клуба, летнюю эстраду для проведения мероприятий. Девчата расспрашивали, где находится магазин, и можно ли будет ездить в райцентр за покупками. Значит, молодёжи всё понравилось, и они собираются остаться здесь надолго, раз беспокоятся о создании хороших условий для отдыха после тяжёлого трудового дня.
Михаил старался не упустить ни один заданный вопрос, чтобы комсомольцы поверили в него как в руководителя, который всегда будет отстаивать их интересы. Он был горд за себя, что на него надеются, ему верят, и он должен это доверие оправдать не на словах, а конкретными делами.
        Вечером Михаил сводил всех комсомольцев в столовую на ужин, пришёл в свою комнату и сел писать докладную на имя начальника стройки с обоснованием предложений, которые услышал от молодёжи. Закончил он за полночь. Глаза слипались. В полусонном состоянии он помылся, разделся и лёг на свою кровать в своей комнате. От усталости и приятных переживаний Михаил моментально заснул. Ему снился отчий дом, счастливое детство, рядом были его родители, и всю ночь счастливая улыбка не сходила с его лица.
        Утром, встав чуть свет, он привёл себя в порядок и, взглянув на часы, поспешил на планёрку к Квашину.
Сергей Петрович, открыв совещание, представил всем присутствующим секретаря комитета комсомола ударной комсомольской стройки Михаила Ивановича Сотникова. Квашин спросил:
- Вопросы к Сотникову есть?
Первый заместитель начальника стройки Андрей Иванович Фисенко сказал:
- Товарищи руководители, у кого есть вопросы к Михаилу Ивановичу, прошу остаться после совещания и задать ему все интересующие вас вопросы.
Михаил впервые присутствовал на таком расширенном совещании. Его интересовало всё: и как отчитывались начальники участков о выполнении графика работ, и как реагировал Квашин на задаваемые вопросы. Подводя итог совещания, Сергей Петрович обратился к Сотникову:
- У вас, товарищ секретарь комитета комсомола есть вопросы?
Михаил ответил:
- Да, есть. С кем решить вопрос оформления документов о приёме на работу вновь прибывших специалистов? У кого им получить специальную одежду для выполнения работ?
- Молодец, Михаил Иванович, что напомнил. А то я тут с разбором рабочих вопросов о живых людях забыл. Михаил, после совещания зайдёшь в третий кабинет к начальнику отдела кадров Шерстову Виктору Сергеевичу и вместе с ним решите вопрос трудоустройства, а с моим заместителем по хозяйственной части  Огоньковым Иваном Митрофановичем – по получению спецодежды.
Сергей Петрович объявил:
- Товарищи совещание окончено. Сегодня я до обеда буду на первом участке у Будилина Макара Константиновича, а после обеда на карьере. Все могут быть свободны.
Михаил Сотников вышел с совещания. На душе его было светло, будто солнечный луч осветил дорогу, по которой ему надо идти. У Михаила появилась уверенность, что на новом рабочем месте у него всё получится. Он поспешил решать вопросы, поставленные на совещании.
Каждый день так захватывал Михаила, что он буквально не принадлежал себе. Работа кипела. Он проводил заседания комитета комсомола и комсомольские собрания, воодушевлял молодёжь на субботники строящихся социальных объектов: спортивной площадки, дома культуры, детского садика. Михаил встречал вновь прибывших добровольцев, участвовал в организации культурно-массовых мероприятий. Днём он метался по строящимся объектам, вечером проводил мероприятия, а ночью писал отчёты о проделанной работе для райкома комсомола. Михаил ложился спать за полночь, а вставал в пять утра, но он был счастлив.
Первое время он никак не мог сблизиться с молодёжью, которой руководил. Парни и девчата в основном приехали из больших городов, выросли в обеспеченных семьях, получили очное высшее образование. Многие из них занимались художественной самодеятельностью, спортом, были талантливы и не стеснялись демонстрировать свои способности. Они легко завязывали дружеские отношения, общаясь друг с другом. Михаилу, с четырёх лет прошедшему ссылку в специальном детском доме и войну, где всё держалось на строгой дисциплине, любое проявление инициативы не поощрялось, а жесточайшим образом подавлялось, было нелегко привыкать к новым отношениям между людьми.
        Весь мир для него перевернулся. То, что с ним было раньше – это зазеркалье, а здесь он узнал, что был другой мир, построенный на добре и счастье, семейном тепле, где для детей были открыты все дороги. С детства они были свободными. Они гуляли в парках, ели мороженое, смотрели фильмы, спектакли, летом отдыхали в пионерских лагерях. Молодые люди не знали, что такое голод и даже в страшном сне не могли представить, что рядом с ними существует другой мир. Это мир -  насилия и ужаса, полуголодного существования детей, которые никому не были нужны. Дети болели и умирали от голода, над ними постоянно издевались, и у них не было никакой надежды, что в их мире что-то изменится к лучшему.
        И здесь на стройке встретились представители двух миров – светлого – это молодёжь, приехавшая на стройку и тёмного – это секретарь комитета комсомола, жизнь которого была чередой ежедневных испытаний. Тяжёлый груз этих испытаний навалился на хрупкие плечи четырёхлетнего ребенка, у которого на глазах задушили мать, а на другой день с голоду умер младший двухлетний братишка. И он, Михаил, самостоятельно покинул барак поселения, пошёл «куда глаза глядят», без надежды, что найдёт пропитание и выживет в этом жестоком мире. Вот поэтому у него в общении с молодёжью всегда присутствовал холодок отчуждения.
        Он считал, что на стройке для парней и девчат созданы райские условия, а они всё время выдвигали новые инициативы, чтобы улучшить их быт. Предложениям не было конца. Организовать поездку в город в театр и пригласить известных артистов. Раньше графика завершить строительство бани и добиться еженедельного приезда автолавки из райцентра. Расширить ассортимент товаров в магазине, закупить музыкальные инструменты и спортивный инвентарь. Всё это было, конечно, необходимо, но Михаил, привыкший всю свою жизнь жить в экстремальных условиях, рад был довольствоваться малым. Ведь выжить ему удавалось только чудом. Он всегда шёл по лезвию ножа, и в любой момент тонкая нить его жизни могла оборваться.
        На заседаниях комитета комсомола при обсуждении вопросов проведения досуга Михаил не всегда принимал сторону тех молодых людей, которые хотели решить сиюминутно какой-нибудь вопрос, не считаясь с интересами строительства. Когда встал выбор, где в первую очередь провести субботники на строительстве дома культуры, спортивной площадки или бани, то Михаил высказал свою точку зрения, что на данный момент для всех главным объектом является баня, которая может начать работу уже через месяц. При голосовании его поддержало большинство комсомольцев. Он почувствовал, что пользуется авторитетом и к его мнению прислушиваются. Значит, все его бессонные ночи и каждодневная работа нужна этим ребятам. Это приносит конкретную пользу, улучшает быт молодёжи, и он, прошедший тяжёлый жизненный путь видит шире и понимает глубже, что на данный момент является первостепенным.
        Постепенно Михаил сблизился с молодёжью, даже стал шутить и улыбаться, и вскоре стал душой компании на любом мероприятии.
В четверг после ужина Михаил сел писать протокол заседания комитета комсомола, чтобы с попутной машиной отправить в райцентр. Когда он написал дату заседания, его словно током ударило. В этом бешеном ритме, крутясь, как белка в колесе, стараясь, как можно быстрее понять смысл работы, он чуть не упустил самого главного для себя события – регистрацию брака с Валентиной. Регистрация должна состояться завтра в половине первого. Михаила пронзила мысль, что если он не приедет в назначенное время, то может потерять Валентину навсегда.
        Сидя за столом, он курил сигарету за сигаретой, не зная, как ему добраться до райцентра. Он решил выйти на свежий воздух, подышать. Тёплые летние сумерки окутывали посёлок строителей. Напротив семейного общежития находился дом, в котором жили руководители стройки.
         В окне Квашина горел свет. Неожиданно Михаилу пришла в голову мысль пойти к Сергею Петровичу и попросить у него автомобиль для поездки на регистрацию брака. Через несколько минут Михаил, осторожно постучав, вошёл в квартиру Квашина. Увидев Сергея Петровича, сидевшего за столом заваленным бумагами, Михаил с трудом произнёс:
- Добрый вечер, Сергей Петрович.
У Михаила пересохло в горле, он не знал, что говорить. Сергей Петрович всегда строгий к подчиненным на аппаратных совещаниях, вдруг, улыбнулся и сказал:
- Присаживайся к столу Михаил, гостем будешь.
Михаил пододвинул к столу табуретку и сел на самый краешек, втянув голову в плечи.
- Ну, что в молчанку играть будем? Да на тебе лица нет. Что случилось?
Тут Михаил, как из пулемёта выпалил:
- Случилось. У меня на завтра назначена регистрация в загсе, а я так старался вникнуть в суть новой работы, что забыл попросить у секретаря райкома комсомола машину, чтобы добраться до райцентра. А вспомнил я про загс, когда сел за бумаги.
Сергей Петрович с теплотой в голосе сказал:
- Михаил это дело поправимое. Бери-ка хлеб да намазывай маслом. Сейчас я чаю тебе налью, а за чаем всё и обсудим. Привыкай, что ты руководитель и тебе ничего нельзя забывать. С тебя за всё спрос вдвойне. На первом месте всегда должна быть работа, но и про семью не надо забывать. Потому что вся наша с тобой работа направлена на то, чтобы люди жили лучше. Мы всё делаем ради людей. Строим заводы, фабрики, города, электростанции, школы, больницы, детсады, театры. Нам в этом деле помогают наши близкие. Это наши соратники по работе и без них мы никто. Запомни, что семья это твоя опора.
        Давай теперь займемся конкретно твоей проблемой. На планёрке ты всё слышал, чем я буду заниматься завтра на объектах. Раз у тебя произошло такое чрезвычайное происшествие, то я как старший товарищ поступлю так. Права у меня есть, на машине я сам хорошо езжу, поэтому завтра по объектам я поеду на автомобиле ГАЗ-69. А вот мой водитель Фёдор на автомобиле «Победа», на котором я езжу в райцентр и область, отвезёт тебя.
Сергей Петрович набрал по телефону номер водителя. В трубке раздался голос Фёдора. Сергей Петрович сказал:
- Завтра в половине пятого утра отвезёшь секретаря комитета комсомола в райцентр. Поступаешь в его полное распоряжение, но чтобы в семь часов вечера был у здания столовой, - и положил трубку.
Затем Сергей Петрович набрал номер секретарши и спросил, чем она занимается. Она ответила, что только что закончила обзванивать специалистов, которые должны присутствовать на утреннем совещании.
- Ну, вот и хорошо. Пока телефон ещё не остыл, пригласи завтра ко мне на семь часов утра моего заместителя по хозяйственной части Огонькова, председателя профкома Ситцеву Антонину Юрьевну и художественного руководителя Острякову Веру Павловну. Вот и всё.
         Запомни, Михаил, нет не решаемых вопросов, бывают неправильные подходы к их решению. А что это ты чай-то не пьёшь? Ты мне рассказал о своей проблеме, я её решил. Вот я тебя попросил выпить чаю, а ты выходит, мне в этом отказываешь. Так дело не пойдёт. Навсегда запомни, что начальники ничем не отличаются от подчинённых. Только у начальников опыт работы больше, да с них за всё спрашивают. Вот поэтому, мало желающих, быть начальниками. В известном анекдоте про начальника говориться, что у него две задачи – стать и удержаться. Ты первую задачу выполнил – стал начальником, теперь всю жизнь надо будет решать вторую – удержаться. Но это анекдот, а жизнь, как ты уже понял намного суровее.
С Сергеем Петровичем было приятно общаться. Михаил с удовольствием выпил стакан чая с ломтиком хлеба, намазанным сливочным маслом. Квашин не прошёл лагерей, не воевал, но был хорошим психологом. Он очень ценил людей, которые все без остатка отдаются работе. Квашин понимал, что пареньку с такой трудной судьбой не на кого опереться в этой жизни, да и веру в людей он потерял. Вместе они с ним делают одно общее дело – вносят посильный вклад в строительство социализма. Сергей Петрович был уверен, что Михаил Сотников будет ему надёжной опорой в работе с молодёжью.
Михаил расправил плечи, поднял голову и понял, что благодаря Сергею Петровичу у него всё получится. Он не знал, как благодарить Квашина, ведь ему никто и никогда не помогал. Все решения с детства он принимал сам, посоветоваться ему было не с кем, а тут начальник стройки, перед которым трепещут все подчинённые, как листья на ветру, легко решил его проблему и разговаривает с ним как с равным.
         Сергей Петрович в завершении разговора сказал:
- Для тебя Михаил дверь моей квартиры всегда открыта. Если надо посоветоваться или какое происшествие произошло, на стройке всякое бывает, заходи без стеснения. Всегда поддержу и помогу.
На прощание Квашин крепко пожал руку Сотникову. Михаил сказал:
- Спасибо, Сергей Петрович, - и поспешил дописывать протокол заседания.
Лёг он за полночь. Лежал и думал, как пройдёт завтрашний день. Наконец, успокоившись, что всё должно получиться, как он задумал, сюрпризов никаких не будет, повернулся на бок и заснул. Ему приснилось, что он опоздал на регистрацию. Он проснулся в холодном поту, простыня хоть выжимай, посмотрел на часы. Они показывали три часа утра. Спать не хотелось. Михаил встал, налил в стакан воды, отрезал ломоть хлеба, посыпал солью и, не торопясь, съел. Потом он погладил рубашку, брюки и начистил туфли. Посмотрел на часы, уже четыре, надо идти. Быстро оделся, захватил папку с протоколами и пошёл в гараж. Возле гаража стояла новенькая машина «Победа», которую Фёдор натирал ветошью до блеска.
        Секретарь и водитель обменялись приветствиями:
- Здравствуй, Фёдор.
- Здравствуй, Михаил.
По привычке Фёдор спросил:
- Ничего не забыли?
- Да вроде бы нет.
- Ну, тогда поехали.
Михаил хотел сесть на заднее сиденье, но Фёдор запротестовал:
- Ты садись на переднее, а то, как ты мне дорогу будешь показывать. Я ведь и понятия не имею, где твоя невеста живёт.
Машина плавно тронулась с места, шелестя шинами. Солнце только что появилось на кромке горизонта. В открытые окна врывался свежий ветерок, напоенный запахами цветущих степных растений. Михаил впервые ехал в легковом автомобиле. На переднем сиденье был прекрасный обзор. Из волн степного ковыля взлетали стрепеты, высоко в небе парили коршуны. Михаил любовался необъятными степными просторами. Фёдор гнал «Победу» по накатанной полевой дороге, оставляя за собой небольшое облачко пыли.
        Фёдор родился в городе, многое знал такого, о чём Михаил и не слышал. Неожиданно он задал вопрос:
- А ты цветы невесте, где собираешься купить?
- А, что разве надо?
- Ну, ты брат, даёшь. Это же первое дело – цветы, а потом уже кольца.
- Какие кольца? Мы распишемся в загсе и всё. Это, наверное, до революции, когда в церкви венчали, тогда и цветы дарили, и кольца надевали, а сейчас в книге регистраций распишемся, свидетельство получим и станем законными мужем и женой.
Тут Фёдор блеснул своей эрудицией и объяснил Михаилу, зачем цветы и кольца:
- Свадьба для невесты – это главное событие в её жизни, которого ждёт каждая девушка. А ты говоришь, распишемся, свидетельство заберём, вот и вся регистрация. Ну, раз уж свадьбу не делаешь, то давай цветы и кольца добудем. Если денег у тебя хватит, то давай тебе новую одежду купим. Что же ты, в чём на работу ходишь, в том и в загс собрался. Не хотел я тебя обидеть, но скажу деревня, она и есть деревня. Ничего уж тут не попишешь.
- Деньги у меня есть. Я подъёмные получил и первую зарплату.
- Ну, это уже кое-что. С этим мы попробуем из тебя настоящего жениха сделать, который своим видом не будет позорить нашу стройку. Так что, слушай меня внимательно. В райцентре мы всё, что нам надо не приобретём. Сергей Петрович дал машину до семи вечера. Регистрация у вас во сколько - в половине первого. Ну что же, попробуем уложиться в график движения по всем намеченным мною объектам. Сейчас едем в город.
- Я же машину в райцентр просил.
- Ну, просил в райцентр, а обстоятельства переменились. Ты как жених оказался не готов к такому важному событию, поэтому сиди и помалкивай. А бензина нам хватит. Я залил полный бак, да ещё в багажнике полная двадцатилитровая канистра. Теперь всё будет зависеть от твоей расторопности.
Фёдор прибавил газу, и машина пронеслась по центральной улице райцентра по дороге, ведущей в город. Автомобиль проехал по мосту, через реку и на предельной скорости въехал в город. За окнами замелькали городские здания, на дороге стали попадаться машины, повозки, запряжённые лошадьми, по тротуарам люди спешили на работу. Фёдор спросил:
- Ты город хорошо знаешь?
- Не очень.
- Это плохо. Можем много времени потерять. Поехали искать магазин для новобрачных.
Машина прижалась к обочине и остановилась. Мимо проходила молодая девушка. Фёдор, толкнув Михаила, сказал:
- Открывай дверь и спрашивай, как проехать до магазина для новобрачных.
Михаил открыл дверцу автомобиля и спросил:
- Девушка подскажите, как нам проехать до магазина для новобрачных.
Неожиданно девушка рассмеялась и сказала:
- Не подскажу, а вот если подвезёте, то покажу, потому что я там работаю.
Фёдор громко крикнул:
- Ну, тогда открывай дверь и садись, - и машина сорвалась с места.
Девушка говорила куда ехать и через полчаса они добрались до заветной цели. Высадили девушку возле магазина, минут пятнадцать подождали, когда откроются двери и зашли в магазин. Михаил встал возле прилавка. Приоткрыв рот от удивления, смотрел по сторонам. Он таких нарядов и не видел: ажурные платья для девушек, строгие костюмы для мужчин, обувь и многое другое. Фёдор быстро подвёл Михаила к продавцу и сказал:
- Нам нужны кольца для жениха и невесты.
Продавец достала коробку из чёрного бархата, где в углублении блестели золотые кольца.
- Молодой человек, какой размер колец для жениха и невесты вам нужен?
Михаил никогда не слышал, что кольца покупают по размеру. Он думал, что их меряют на палец и берут, но, быстро сообразив, спросил:
- Мне можно примерить?
- Пожалуйста.
Михаил примерил себе на палец узенькое золотое кольцо и решил, пойдёт, не спадает и ладно. А вот какое колечко взять Валентине? Он призадумался. Молодая девушка-продавец аккуратно вешала свадебные платья. Михаил спросил у продавца:
- Можно попросить вон ту девушку, чтобы она примерила кольцо. Хочу посмотреть, как оно смотрится со стороны.
Хитрость удалась. Продавец пригласила девушку и та с удовольствием надела кольцо на безымянный палец. Михаил не зря был хорошим снайпером. Он вспомнил руку Валентины и сравнил её с рукой девушки, решил, что будет в самый раз.
- Кольца в футлярах брать будете?
- Спасибо, нет, - сказал Михаил, расстегивая молнию нагрудного кармана и складывая в него кольца.
Михаил рассчитался за кольца, а Фёдор уже подобрал для него костюм, рубашку, галстук, туфли. Примерив, все вещи Михаил остался доволен и купил всё. Тут Фёдор спросил:
- А у твоей невесты белое свадебное платье, фата и белые туфли есть?
- А зачем? У нас же только регистрация, свадьбы же не будет. Так зачем эти вещи брать?
- Для настроения, чтобы душа пела! Не романтик ты, Михаил. Давай, покупай!
Снова пригласили девушку похожую на Валентину. Когда она надела свадебный наряд, то Михаил удивился, как этот наряд сумел превратить обычную продавщицу в сказочную принцессу. «Да в таком одеянии Валентина будет сказочной красавицей», - подумал Михаил и пошёл рассчитываться. Денег хватило впритык. Михаил сиял. Такого хорошего настроения у него никогда не было. Выйдя из магазина и загрузив вещи на заднее сиденье, Фёдор сказал:
- Давай теперь на базар за цветами, а то время поджимает.
- А у меня деньги кончились.
- Не переживай, у меня есть. На цветы хватит, потом отдашь.
«Победа» подъехала к входу на базар. Фёдор сказал:
- Михаил, ты сиди в машине. В цветах, как я понял ты, не разбираешься, так что позволь мне их купить, - и исчез в толпе.
Через несколько минут Фёдор появился с огромным букетом роз в стеклянной банке с водой.
- А банку-то с водой, зачем взял?
- А за тем, что при сорокаградусной жаре все твои цветы завянут. Так что, всё, разворачиваемся и прямым ходом к невесте.
В половине двенадцатого возле землянки родителей Валентины остановилась «Победа», из которой вышел Михаил с цветами, а за ним Фёдор с коробками. Увидев подъехавшую машину, Валентина решила выйти посмотреть, к кому это приехал автомобиль. Только она распахнула дверь землянки, как перед ней предстал в шикарном костюме красавец парень с букетом красных роз. Она сразу и не узнала, что это Михаил. Таких мужчин она только в кино видела. Когда она разглядела, что это её суженый, лицо её побледнело, и она упала в объятия Михаила. Он еле успел её поймать. Уколовшись о розы, она пришла в чувство и крепко прижалась к приехавшему суженному. Они вошли в землянку. Фёдор занёс банку с водой и поставил в неё розы, потом занёс коробки и сказал:
- Мы вас покинем на двадцать минут.
Взял Михаила под локоть и вывел из землянки. От всего происходящего Михаил был в восторге. Времени было в обрез и Фёдор, открыв переднюю дверь автомобиля, толкнул жениха на сиденье, хлопнул дверью, сел за баранку и на ухо сказал Михаилу:
- До начала регистрации времени осталось совсем мало. Показывай, где сестра живёт.
Проехав сотню метров, машина остановилась возле маленького домика Матрёны.
        Михаил уже пришёл в себя. Он быстро зашёл в избу, поцеловал сестру и сказал, что у него всё хорошо. Сестра не могла поверить, что стоящий перед ней красавец её родной брат. Они сели на лавку. Брат рассказал о новой работе, сестра слушала, и светилась от гордости, что у неё такой брат – умный, красивый, получил от государства квартиру. Вот и начальник стройки дал ему машину, чтобы привезти молодую жену. Племянники с отрытыми ртами слушали Михаила.
        На прощание он со всеми расцеловался и поспешил к выходу, сказав, что в следующий раз, как только приедет в райцентр, обязательно заедет к ней и подробно расскажет о своей жизни на новом месте.
В это время в землянке царила паника. Валентина с утра надела новое коричневое платье, чёрные лакированные туфли, сережки с зелёнными камешками. Подруга Катька сделала ей причёску и своей ярко-красной помадой накрасила губы. Невеста порхала возле небольшого зеркальца, стараясь рассмотреть себя. Ей всё нравилось. Вдруг, приезжает жених и привозит сказочные одежды принцессы, к которым было и прикоснуться-то страшно, не то, что на себя одевать. Какие они ажурные и пышные, да ещё фата белоснежная до пола и белые лакированные туфельки на каблучке. Как все эти пышные наряды одеть в землянке, чтобы ни за что не задеть и не дай Бог не испачкать о печку или земляной пол.
        Детей всех выпроводили на улицу, но они как мухи облепили все окна землянки, заглядывали внутрь и рассказывали собравшимся соседям о том, что происходит внутри. Катька начала помогать Валентине, менять наряды, которые как не странно, пришлись ей впору, точно на заказ сшиты. За несколько минут Валентина превратилась в прекрасную царевну Лебедь. В землянке, словно светлее стало и стены раздвинулись.
        Подруга со вздохом сказала:
- Ну и красавица же ты, Валька! Да и умница. Как в немудрящем пареньке принца разглядела. На месяц уехал, а приехал уже на государственной машине «Победа», да с такими шикарными подарками. У нас на станции никто ни одной невесте такого ещё не дарил.
Подруга не вытерпела и решила всё-таки ложку дёгтя в бочку мёда добавить, сказав:
- Жаль только, что у вас свадьбы, как у нормальных людей не будет.
Валентина, смеясь, ответила:
- Свадьба – это на один день, а принцессой для него я буду всю жизнь, а он для меня сказочным принцем!
Повернулась и пошла. Открыла дверь и вышла из землянки во двор.
Подняв столб пыли, к землянке подъехала «Победа». Молодые, взявшись за руки, подошли к родителям Валентины за благословлением. Отец был горд за дочь и зятя, а мать, благословив молодых, через пелену слёз толком не успела и рассмотреть жениха с невестой. Поцеловав на прощание родителей, сестёр и братишку, Валентина пошла к машине. Фёдор распахнул дверцу «Победы». Первая села невеста, следом жених. Сбежавшиеся со всех дворов соседи, смотрели на красивую пару. Здесь в пристанционном посёлке ещё не видели, чтобы молодые в таких дорогих нарядах и на таком автомобиле ездили в загс регистрироваться.
Старая бабка Анфиса, опираясь на плетень;;, говорила:
-Чудеса, да и только. Вот ещё вчера Валька ходила на работу в рваных тапочках, да и принц её, как с фронта пришёл, целый год шинель и шапку армейскую носил. А вон посмотри-ка ты, что с людьми бывает. Видишь их каждый день. Вроде и ничего особенного. Вдруг в один день, как в сказке, таким цветом расцветут, что глядеть больно. Красота-то, какая, аж, глаза режет. Будто они из старой доброй сказки пришли, которую мне мать рассказывала в детстве, а я-то глупая думала, что сказки не из жизни взяты. Оказывается и наяву это бывает, только очень редко, от большой неземной любви. Красивая пара. Пусть будут счастливы. Вот посмотрела на них и подумала, что не зря на свете прожила, коль такую красоту увидеть удалось.
Давно села пыль, поднятая от уехавшего автомобиля, а соседи всё обсуждали произошедшее событие.
А на стройке полным ходом шла подготовка к первой комсомольской свадьбе. Утром Сергей Петрович, собрав у себя в кабинете Огонькова Ивана Митрофановича, Ситцеву Антонину Юрьевну и Острякову Веру Павловну, сказал:
- Знаете ли вы, по какому вопросу я вас собрал?
  Всё хором ответили:
- Нет.
- Это и плохо. Ваша главная задача уют строителям создавать, быт их обустраивать, мероприятия проводить, чтобы люди не только работали, но и заботу государства о себе чувствовали. Знали, что и в радости, и в беде государство всегда поможет и поддержит.
       А у нас такое событие. Михаил Сотников, наш секретарь комитета комсомола, сегодня уехал за своей невестой. Вчера приходил ко мне вечером. Рассказал, что сегодня они распишутся, и привезёт он свою красавицу на стройку, а свадьбу делать не будет. Я так понял, потому что он детдомовский. Двенадцать лет жил без родителей, которые в ссылке погибли. Потом ушёл на фронт добровольцем. С фронта инвалидом пришёл. Два года работал и учился в педучилище. Жил у сестры, которая забрала его из специального детского дома. У неё муж на войне погиб, одна, больная троих детишек на ноги ставит. Семья невесты Михаила живёт в землянке. Отец фронтовик, всю войну прошёл. В семье шестеро детей, денег до зарплаты на еду едва хватает.
Сергей Петрович взглянул на своих подчиненных и спросил:
- Какие будут предложения у председателя профкома Антонины Юрьевны?
- Давайте сыграем такую свадьбу, чтобы Михаилу Сотникову и его невесте она на всю жизнь запомнилась. И чтобы всё у них было как у людей. Профком выделит денег и купит в городе им в подарок двуспальную кровать со всем необходимым. Соберём большой стол, установим его возле летней эстрады, накроем новыми белыми простынями, чтобы все сидели за одним столом, как большая семья. На летней эстраде повесим лозунг «Приветствуем молодожёнов». Повара приготовят праздничный обед. Вот только вопрос – спиртного у нас нет. Если вы, Сергей Петрович разрешите, то закупим в городе шампанское, чтобы за молодых выпить чисто символически.
- Хотя  у нас на стройке и «сухой закон», но думаю, что по такому случаю, можно сделать и исключение. А какие предложения будут у художественного руководителя Веры Павловны?
Вера Павловна, задорно улыбаясь, ответила:
- А я буду на свадьбе тамадой. Обеспечу веселье на самом высоком уровне. Будут и песни, и танцы, так что пыль столбом стоять будет. Только вот надо цветную гирлянду из лампочек на летнюю эстраду повесить.
- А какие предложения будут у моего зама по хозяйственной части Ивана Митрофановича?
- Я вот думаю, Михаила и его супругу торжественно посвятить в строители и подарить им комплекты строительной одежды. Ну, а Вера Павловна, это всё организует, чтобы всё было и неожиданно, и торжественно, а Сергей Петрович – вручит.
- С удовольствием выполню такую почётную миссию. Из фонда начальника стройки выпишу три оклада для оказания материальной помощи молодой семье строителей. Если вы товарищи не возражаете, то я буду Михаилу посаженным отцом, а Антонина Юрьевна посаженной матерью, чтобы было всё, как у людей. Согласны?
Все трое улыбаясь, сказали хором:
- Согласны, - и рассмеялись.
Сергей Петрович продолжил:
- Иван Митрофанович, вы лично будете отвечать за то, чтобы комсомольская свадьба прошла на самом высоком уровне. Да, вот ещё что. Выполнишь самое сложное поручение. Возьмёшь машину летучку во второй бригаде и съездишь за родственниками молодожёнов. Заберёшь их в два часа дня из пристанционного посёлка. Привезёшь, накормишь и поселишь в двух свободных комнатах общежития. Это будет для них большая радость, что у их детей свадьба будет как у всех. Думаю, что если мы постараемся, то всё получится. Остальное я беру на себя. Вопросы есть?
Все хором ответили:
- Нет!
- Ну, если нет, тогда приступаем к выполнению поставленных задач. Времени у нас мало, а надо успеть сделать всё, что наметили.
Все дружно встали и покинули кабинет начальника стройки.
Автомобиль «Победа» подъехал к зданию, где находится загс. Успели вовремя. Фёдор распахнул дверцу, и нарядные жених с невестой вошли в помещение загса. Они шли по красной ковровой дорожке, играл вальс Мендельсона. В конце зала стоял стол. На стене находился герб Российской Федерации. Молодых встречала женщина в строгом костюме. Жених с невестой, держась за руки, подошли к столу регистрации. Женщина произнесла короткую речь и именем закона Союза Советских Социалистических республик зарегистрировала брак и предложила расписаться в книге регистрации браков. Сердечно поздравив молодожёнов, она предложила им обменяться кольцами.
        Михаила бросило в жар. Он вспомнил, что кольца остались в кармане вельветовой куртки, в машине. Ничего не объясняя, Михаил повернулся и бросился бежать к машине. Никто не мог понять, куда побежал жених. Все замерли. Валентина ничего не знала о кольцах, потому что разговора про них не было. Она знала, что молодожёны во время регистрации обмениваются кольцами, но у них не было денег для покупки серебряных, а уж тем более золотых колец. Валентина не могла об этом и мечтать. Ведь они с Михаилом договорились, что только зарегистрируют брак и Михаил постарается найти для них жильё.
        Валентина уже готова была расплакаться, как дверь распахнулась, и вбежал запыхавшийся жених. Михаил положил на блюдечко два золотых кольца с этикетками. Ведущая регистрацию брака сделала вид, будто ничего не произошло, и вновь предложила молодым в знак любви и верности обменяться кольцами. Дрожащими от волнения руками Михаил надел на безымянный палец своей любимой золотое колечко, которое пришлось ей впору. Валентина не могла поверить такому чуду, что Михаил ей на бракосочетании подарил золотое кольцо. Не в силах оторвать взгляд от своей руки с таким украшением, Валентина чуть не заплакала от обиды, что ни родители, ни подружки не видят этого подарка. Ведущая с теплотой в голосе произнесла:
- Валентина, а вы супругу кольцо надевать будете?
Волнуясь, Валентина взяла впервые в жизни настоящее золотое кольцо и с гордостью надела его на палец Михаила.
- Дорогие молодожёны! Скрепите свой брачный союз первым супружеским поцелуем!
От переполнявших чувств Валентина расплакалась. Михаил нежно обнял её, и они поцеловались, но слёзы текли по щекам счастливой невесты.
Из здания загса они вышли мужем и женой. Валентина с гордостью держала в руках свидетельство о браке, а на её левой руке блестело золотое кольцо, от которого отражались солнечные зайчики.
Молодожёны сели в машину. Они были на седьмом небе от счастья. Всё им казалось сказочным: и голубое небо с белыми облаками, и яркий солнечный день, и блестящий новый автомобиль «Победа», и предстоящая поездка для Валентины в сказочную страну, которая называется молодёжная стройка. Там их ждёт новая квартира, их общий новый дом. Столько событий и волнений в один день. Светлые чувства переполняли молодожёнов. Они были счастливы и верили, что их любовь будет вечной, а счастье бесконечным.
Фёдор завёл мотор, машина плавно тронулась с места. Он включил приёмник, из которого раздался знакомый голос всеми любимой певицы Лидии Руслановой. Молодые посмотрели друг на друга. В своих новых сказочных, красивых одеждах они казались совершенно другими, а их глаза, полные любви, восторга, счастья смотрели, друг на друга, не отрываясь. Они так бы и смотрели, не отрывая глаз, если бы Фёдор не крикнул:
- Смотрите, смотрите лиса по дороге бежит!
Молодые увидели степную лисицу-корсака, бегущую впереди машины. Валентина с интересом смотрела на живую лисицу, про которую читала в сказках, а теперь увидела эту хитрую плутовку, бегущую по дороге. Фёдор посигналил, лиса метнулась в сторону и скрылась в белом море цветущего ковыля.
- Красота-то, какая! – сказала Валентина, рассматривая в окно машины холмы, убегающие от дороги, журавлей-красавок, взлетающих стрепетов.
Вдруг, она спросила:
- А можно остановиться и посмотреть на эту красоту?
Фёдор притормозил. Молодожёны вышли из машины. Над ними был раскалённый диск солнца и голубое бездонное небо. Где-то высоко в безоблачном небе раздавалась песня жаворонка, которого рассмотреть не удалось. Солнце слепило глаза. Лёгкий ветерок гонял белые волны ковыльного моря. У подножья холма сидела семья сурков, что-то насвистывая и поглядывая на молодожёнов.
- Это они нас поздравляют, - сказала Валентина – и желают нам счастливой жизни. Жаль, конечно, что у нас с тобой не будет свадьбы, где родные, друзья радуются за молодых. Да и вот в такой красивой одежде и таких счастливых нас никто не увидит. Главное всё же в том, что мы нашли друг друга в этой жизни. И в радости, и в горе мы теперь всю жизнь будем вместе.
Они обнялись и поцеловались. Валентина неожиданно сказала:
- Зато нас сейчас видит Бог, и ангелы на небесах любуются нами. Радуются нашему счастью. Моя мама говорила мне, что все браки заключаются на небесах.
- Наверное, и мои родители с моим братом тоже с неба смотрят на нас, - сказал Михаил.
Они снова обнялись, нежно поцеловались, сели в машину и поехали. Валентине хотелось расспросить Михаила о новой квартире, где они будут жить вместе, но она стеснялась водителя. Она крепко прижалась к Михаилу, который теперь для неё надёжная опора в этой непростой жизни на этой прекрасной земле.
Когда вдалеке уже был виден посёлок строителей, машина пробила колесо. Пока Фёдор ставил запаску, молодожёны наслаждались запахами цветущих степных растений. Михаил нарвал букет степных цветов и подарил Валентине. Она держала букет в руках, любовалась его красотой и восхищалась тонким ароматом. Затем они сели в машину и, вдруг, Валентина расплакалась:
- Что же я наделала?!
Михаил не понял, почему Валентина заплакала навзрыд. Успокоившись, Валентина попросила:
- Пожалуйста, поехали назад.
- Это ещё зачем?
Валентина постоянно всхлипывая, сказала:
- Какая я глупая. Приданное, которое мне мама собрала, я дома забыла. Мама ведь мне и матрас новый, и подушки пуховые, и простыни, и перину, и пуховый платок, и посуду в шаль завязала. На лавку поставила, чтобы я забрала. А я, голова садовая, как тебя увидела, про всё забыла и уехала. На чём же мы теперь спать-то будем?
Михаил стал нежно успокаивать свою супругу, говоря:
- Не волнуйся. Там у нас всё есть: и кровати, и бельё постельное, и тумбочки, так что возвращаться не надо. А твоим родителям эти вещи не лишние, самим пригодятся.
Валентина стояла на своём:
- Ты вон, мне, сколько всего подарил, а у меня даже никакого приданного нет. Что же я, нищенка, какая, с улицы?
  Фёдор взял инициативу в свои руки. Посмотрев на часы, он строгим голосом сказал:
- Валентина, начальник у нас строгий. Он мне приказал, чтобы я в семь часов вечера был уже на месте. У нас осталось полчаса. Если я опоздаю, то он с меня строго спросит. Да и как мы назад поедем. Запасного колеса у нас больше нет. Если шину пробьём, то до места никак не доберёмся. Придётся в поле ночевать.
Слова Фёдора убедили Валентину, что возвращаться назад нельзя. Вспомнила она, как в старину говорили: «Если вернуться с дороги назад, то удачи в пути не будет». Успокоившись, она крепче стала сжимать руку Михаила и надеяться на то, что он сказал правду, и в квартире, что им дали есть всё необходимое. Фёдор, привыкший выполнять распоряжения Сергея Петровича на все сто, посмотрел на часы, увидел, что у них есть ещё небольшой запас времени.
         Когда Фёдору удавалось поехать в райцентр, он всегда заезжал на родник, чтобы напиться прозрачной и целебной, как он считал, воды. И он решил завернуть на родник. Здесь ему очень нравился горьковатый запах полыни, без которого Фёдору, как будто чего-то не хватало в жизни.
         Пара куликов с криком поднялась в небо. Михаил и Валентина с радостью вышли из душной машины. Попробовали воды из родника, от которой заломило зубы. Вода была холодна и приятна на вкус, но ею невозможно было напиться. Взявшись за руки, они стали рассматривать растения, растущие по берегам ручейка, вытекающего из родника, наслаждаться терпким ароматом цветущей полыни, заросли которой находились возле воды.
        В это время Фёдор до блеска помыл машину и заодно украсил её. Привязал разноцветные шарики на антенну и к капоту автомобиля. 
В посёлке строителей завершалась подготовка к свадьбе. Сергей Петрович любил делать всё с размахом и на совесть.
        Утром он позвонил секретарю райкома комсомола Григорию Вежлеву и подкузьмил его:
- Григорий, а ты сегодня к нам на стройку не собираешься приехать?
- Нет, Сергей Петрович. Зашиваюсь, доклад на пленум готовлю.
- Да, Григорий, на первом месте у тебя бумаги, заседания, пленумы, конференции, а всё остальное на втором. А я думал, что люди, но видимо ошибся.
Григорий обиделся:
- Я каждый месяц два-три раза встречаюсь с молодёжью на стройке. Это только в этом месяце у меня не получилось приехать.
Сергей Петрович выдержал паузу и сказал:
- Нехорошо ты поступаешь, товарищ секретарь. Сегодня у твоего работника свадьба, а ты и поздравить его не собираешься. Я вот успел выкроить время в своём плотном графике для того, чтобы организовать свадьбу секретарю комитета комсомола Михаилу Сотникову.
В трубке было слышно прерывистое дыхание Григория. Наконец, он ответил:
- А он меня и не приглашал.
- Да как же он мог тебя пригласить, если он сам ещё о свадьбе не знает. Он утром на моей машине уехал на регистрацию брака в райцентр. А первую комсомольскую свадьбу на стройке я организовал со своими помощниками. Подумай Григорий, на какие средства Михаил смог бы провести свадьбу?
В трубке повисла тишина. Сергей Петрович громко сказал:
- Два тебе, Григорий, за твою заботу о своём подчинённом. О регистрации ты знал и на работу он к тебе пошёл, потому что ему с будущей женой жить негде было.
Григорий понимал, что он допустил непростительную ошибку, забыл о человеке с нелёгкой судьбой, отправив его во тьму тараканью. В трубке снова раздался голос Сергея Петровича:
- Григорий ты можешь и исправиться. В районном доме культуры есть духовой оркестр и красная ковровая дорожка. Вот если сумеешь привезти всё это на свадьбу, то в половине седьмого мы с тобой до приезда молодых сумеем ещё и о работе поговорить. Может быть, у тебя какие вопросы ко мне есть?
- Да, есть. Сергей Петрович, для выполнения поставленной мне задачи, пришлите к половине третьего крытую машину, а остальное я всё решу.
Украшенная шарами машина с молодожёнами въехала в посёлок строителей. Издалека Фёдор рассмотрел накрытый длинный стол и руководство стройки на красной ковровой дорожке. Водитель крутанул руль, нажал на тормоз, машина плавно встала.
Молодые, выйдя из автомобиля, вступили на ковровую дорожку. Нарядная молодёжь стала хлопать в ладоши. Сергей Петрович пригласил молодую пару пройти по ковровой дорожке к месту для новобрачных за столом. Только Михаил и Валентина сделали первые шаги по красной дорожке, как заиграл духовой оркестр, который находился позади молодёжи, обступившей их со всех сторон. От волнения они шли как во сне, ничего не видя вокруг. Когда их усадили во главе стола, то справа от себя Михаил увидел сестру Матрёну, а Валентина слева от себя увидела своих родителей. Тут они совсем засмущались, кровь прилила к лицу, стало трудно дышать.
        Перед собой они увидели стол, где стояло столько разных блюд, многие из которых они и не пробовали. В центре стола стояли букеты цветов – гладиолусов, гербер, садовых ромашек. Всё было празднично и торжественно. Администрация стройки была в полном составе в строгих костюмах, белых рубашках с галстуками. Молодые девчата пришли в ярких шифоновых, крепдешиновых платьях, а парни в цветных рубашках и чёрных брюках. От этой радуги цветов рябило в глазах.
Не успели молодые оглядеться, как тамада предоставила слово начальнику стройки Сергею Петровичу Квашину, который громким хорошо поставленным голосом поздравил молодых от всего руководства стройки и вручил белый конверт:
- Это вам молодожёны на хозяйственные нужды.
Затем он вручил два комплекта рабочей одежды, сказав:
- Ты Михаил уже прошёл испытательный срок, и мы тебя официально принимаем в дружную трудовую семью строителей, а твою супругу Валентину принимаем на работу. Здесь на стройке тунеядцев нет.
Все бурно зааплодировали. Тамада Вера Павловна предоставила слово первому секретарю райкома комсомола Григорию Вежлеву. Говорил он долго, очень красиво и пространно. Михаил увидел на столах бутылки шампанского. И подумал: «На стройке же «сухой закон». Если объявлялся нарушитель, то он покидал стройку в двадцать четыре часа. Значит, ради нашей свадьбы Сергей Петрович сделал исключение и пошёл на нарушение приказа». Михаил ни разу в жизни не пробовал шампанского, потому что оно стоило дорого, а здесь на всех столах стояли бутылки шампанского. «Вот это да, - подумал он – Какие бывают люди, которые ничего не боятся и поступают так, как считают нужным, чтобы подарить радость другим. Ведь Сергей Петрович понимал, что многие его поступок не одобрят. В первую очередь секретарь парткома Шульгин Виктор Павлович. Он ещё не раз упрекнёт Сергея Петровича при удобном случае о нарушении «сухого закона». Пока Михаил размышлял, секретарь райкома комсомола закончил поздравление и вручил молодым радиоприёмник.
        Вера Павловна дала слово для поздравления главному инженеру, который от руководителей участков поздравил молодожёнов и подарил раскладной стол и шесть стульев. Председатель профкома Антонина Юрьевна, сердечно поздравив молодую семью, подарила от профкома двуспальную кровать. От молодёжи с поздравлениями выступила Лариса Соловьёва и подарила красивую песню, которые подхватили все гости.
        После третьего бокала шампанского тамада закричала:
- Горько!!!
И все подхватили:
- Горько!!! Горько!!!
Молодые встали и растерялись. Они смотрели друг на друга и никак не могли решиться целоваться под пристальными взглядами гостей. Наконец, Михаил обнял и, прижимая к себе Валентину, страстно поцеловал её в губы. В это время с катера раздался праздничный салют, и небо окрасилось красными, белыми, зелёнными вспышками. Гости закричали:
- Горько!!! Горько!!!
Молодые снова поцеловались. По команде Веры Павловны на летней эстраде загорелись яркие гирлянды цветных лампочек, заиграл духовой оркестр и гости устремились на эстраду. Благодаря организаторским способностям тамады, молодёжь танцевала,  участвовала в играх, играла в сценках, пела песни и частушки. Свадебное веселье было в разгаре, всё крутилось и вертелось вокруг молодых, которые были в центре внимания.
В десять часов вечера Сергей Петрович подошёл к молодым, откланялся и сказал, что его ждут неотложные дела. Взволнованный Михаил не знал, как и благодарить Сергея Петровича за это сказочное свадебное торжество, которое он подарил им. Квашин на прощание сказал:
- Счастья вам и долгой счастливой жизни!
Держась за руки, молодожёны сказали:
- Спасибо! Спасибо вам за всё!
Сергей Петрович подошёл к Григорию Вежлеву и сказал:
- У нас с тобой и праздник работа. Ты мне сегодня сказал, что у тебя на днях пленум, так у меня к тебе есть пожелание внести в доклад предложение о начале строительства дороги к стройке. Сам понимаешь объём строительных работ огромный, материалов поступает по железной дороге всё больше и больше, а мы их доставляем по полевым дорогам. Степные реки, которые летом пересыхают, весной поднимаются на несколько метров и перекрывают поставку грузов к стройке. В осеннюю распутицу полевые дороги с трудом можно преодолеть. Зимой по заснежённым полям везём на санях, которые трактора еле тащат. Сам знаешь, что, значит, ввод в срок этой станции, так что ты поднимаешь этот вопрос на пленуме райкома комсомола. Я на следующей неделе еду отчитываться о выполнение сроков строительных работ на заседание коллегии министерства в Москву, и в свою очередь подниму этот вопрос там. Думаю, что совместными усилиями при поддержке партийных органов мы сдвинем с мёртвой точки этот вопрос.
Григорий, внимательно выслушав Квашина, пообещал, включить этот вопрос в повестку дня пленума. Сергей Петрович продолжил:
- У меня Григорий к тебе ещё одно предложение. На стройку прибывает всё больше людей. Люди к нам едут со всех городов нашей необъятной страны. Сейчас мы строим для них и социальные объекты: баню, клуб. Со следующего года начнём строительство школы и двадцати жилых домов. Приезжают сюда люди и что видят, щитовые домики, стоящие на холме и ни одного деревца, а летом жара достигает сорока градусов. Давай, Григорий решай вопрос о доставке сюда саженцев черёмухи, сирени, акации, диких яблонь, тополей, карагачей, липы, а мы их посадим по плану застройки посёлка.
Крепко пожав руку Григорию, Квашин сказал:
- А за Михаила тебе спасибо. Хорошего помощника ты мне прислал по организации работы с молодёжью.
- Да, я вижу, что он вам понравился, раз вы ему такую свадьбу устроили.
- Знаешь, что я тебе скажу. По труду и почести. Если ещё кто жениться надумает, я и им такую же свадьбу справлю, если они также к работе относятся, как Михаил, а он заслужил такой чести своей жизнью. Пришёл ко мне вчера весь потерянный. Нагрузил ты его работой по самые уши. Днём он по объектам, по собраниям да по мероприятиям мотается, а до полуночи тебе бумаги пишет. Так с работой закрутился, что только когда протокол заседания писать стал, число поставил, тут и вспомнил, что у него на другой день регистрация. Его понять можно. Работа новая. Размах огромный. Он всю жизнь жил по команде, а здесь всё сам решает. Опыта никакого, зато для работы сил не жалеет. Вот таких людей я ценю, кто на работе горит, а не штаны протирает.
Сергей Петрович, улыбаясь, произнёс:
- Григорий, я пошёл отдыхать, а ты ещё побудь с молодёжью. В одиннадцать часов всё закончится. У меня на стройке дисциплина железная, - и исчез в темноте.
Веселье подходило к концу. Тамада уморила всех и танцами, и играми. Молодёжь, выплеснув всю энергию, стала прощаться с молодожёнами и с песнями расходиться по общежитиям. Свадьба удалась на славу. Все гости были в восторге.
Михаил и Валентина со своими родными пошли смотреть жильё молодой семьи. Михаил открыл дверь и был приятно удивлён. В углу комнаты стояла двуспальная кровать с никелированными блестящими спинками, сверкающая круглыми шарами. В центре комнаты стоял стол и шесть стульев. На столе красовался радиоприёмник. У шкафа лежало приданное жениха и невесты, завязанное в два узла. Все сели за стол и стали делиться впечатлениями. Родные были растроганы заботой администрации стройки по организации свадьбы для молодых, а Матрёна была ещё и горда за брата, что его оценили по достоинству. Разошлись все за полночь.
        Так открылась новая страница в жизни Михаила и Валентины. Как считала сама Валентина, она превратилась из золушки в принцессу. Всю жизнь она прожила в землянке, ходила в обносках своей старшей сестры, не ела досыта хлеба, спала на печке, а став взрослой, на лавке. Будучи ребёнком при наступлении весны бегала босиком на первые проталины, постоять хоть несколько минут на солнце. Теперь она стала полноправной хозяйкой большой светлой комнаты да ещё с мебелью.
Когда ушли родители, Валентина заметила на тумбочке букет роз, который она в спешке забыла, а родители привезли. Она подошла к цветам, и её окутал чудный тонкий аромат, ни с чем несравнимый, как и любовь, охватившая её пламенем чувств к мужу. Именно Михаил подарил ей этот сказочный праздник, который она запомнит на всю жизнь. На свете есть чудеса, в этом она теперь уверена. И простой парень может превратиться в сказочного принца, и обыкновенная девушка стать принцессой.
Утром Михаил с Валентиной проводили родственников на попутной машине. Дома у молодых из продуктов были только хлеб и соль. Михаил не запасался продуктами впрок. Здесь на стройке он питался в столовой, а в магазине покупал хлеб, соль, сигареты и спички. Он считал, есть хлеб, значит, можно жить. Утром, собираясь на работу, он съедал ломоть чёрного хлеба с солью и выкуривал пару сигарет. Вечером, засиживаясь допоздна за бумагами, снова съедал ломоть чёрного хлеба, посыпанного солью, и был счастлив.
        Молодёжь, приехавшая на стройку, покупала всякие деликатесы, колбасы и сыры, окорока, халву и сгущённое молоко, конфеты и консервы. Ассортимент товаров в магазине был такой, как в любом большом городе. Михаил считал, что тратить деньги на такие продукты баловство. Всю свою жизнь он прожил впроголодь, не зная вкуса этих продуктов, и считал, что кроме хлеба, соли и сигарет, покупать что-либо ещё нет никакой необходимости.
В десять часов утра молодожёны пошли в магазин купить что-нибудь из еды. Здесь перед глазами Валентины распахнулись двери совсем в другую жизнь. В магазине кроме продуктов продавали одежду, посуду, мебель. Валентина увидела швейную машинку. Это чудо техники с золотым узором и блеском хромированных деталей. Первый раз она увидела такую машинку у своей подруги Катьки, которая показала, как машинка шьёт. Валентина не могла отвести взгляд от этого чуда – стрекотавшего механизма, на котором можно было сшить любую вещь. Подруга рассказала ей очень длинную историю, как швейная машинка попала к ним в семью, а Валентина тяжело вздыхала, думая, что у неё никогда не будет такого чуда. Иногда подруга разрешала Валентине сделать на машинке пару строчек, а затем надевала на неё деревянный короб и закрывала на ключ. И вот это чудо техники стоит на прилавке  и её можно купить. Но сейчас им в первую очередь надо было купить всё необходимое для хозяйственных нужд. У молодой семьи не было ни ложек, ни вилок, ни чашек, ни кастрюли, ни сковороды, ни чайника, ни плитки, ни оцинкованной ванны для стирки одежды, ни стиральной доски, ни утюга. И много чего ещё не было, но всё можно было купить в магазине. Рассматривая витрины в магазине, Валентина всему удивлялась и радовалась одновременно. Здесь могли исполниться все её мечты.
Михаил взял Валентину за руку и спросил:
- Мы будем что-нибудь покупать или нет?
Из продуктов Валентина купила два десятка яиц, килограмм картофеля, полкило самой дешёвой варёной колбасы, сто граммов сливочного масла, чёрный хлеб, сахар и чай. Из посуды купила самое необходимое: чайник, сковороду, кастрюлю, кружки, ложки и кое-что ещё. В этот день молодые ходили в магазин три раза, и каждый поход был, как поездка в чудный город, где исполняются мечты.
        Днём они сходили искупаться в реке, где вода была очень тёплой. Жара стояла невыносимая, и если бы не желание поесть, то они бы так весь день и просидели в чистой, тёплой, как парное молоко, воде, да пролежали бы на жёлтом раскалённом песке. Михаил и Валентина прекрасно плавали. Доплыв до середины реки, они наперегонки устремлялись к берегу. Со всех сторон пляж окружали высокие скалы, а вдали виднелся корпус плотины, озаряемый вспышками сварки. Накупавшись, они отправились в свою квартиру, их первый дом, где они стали самостоятельными хозяевами. Они распахнули дверь в светлое будущее, зависящее только от них двоих.
Валентине очень нравился новый посёлок, где всё было новое. В посёлке строились жилые дома, баня, клуб, спортивные площадки. Встречающиеся парни и девчата спешили на смену, другие возвращались с работы. На лицах у них играла приветливая улыбка, они здоровались, а те, кто был на смене во время свадебного торжества, сердечно поздравляли молодожёнов.
        Выйдя замуж, Валентина словно парила над землёй, у неё будто выросли крылья. Ей хотелось, как можно быстрее надеть подаренную спецовку и пойти на работу.
        За день молодые осмотрели весь посёлок. Валентина познакомилась с девчатами, живущими в соседнем общежитии. Они были общительные весёлые хохотушки. Валентина успела попеть с ними песни. У неё был приятный сильный завораживающий голос. Ей бурно аплодировали и пригласили вечером на занятия художественной самодеятельности, руководителем которой была Вера Павловна Острякова. Тепло, попрощавшись с девчатами, она поспешила домой, где Михаил писал какие-то бумаги, которые ему надо было срочно отправить в райком.
        Весёлая, раскрасневшаяся от общения Валентина, начала рассказывать мужу какие здесь работают девушки и как с ними интересно, как много они знают, из каких крупных городов приехали, где живут миллионы людей. В городах есть театр и цирк, проводятся разные выставки, по улицам ездят трамваи и троллейбусы, и даже такси, которые за плату довозят до любого названного адреса. Михаил закончил писать, обнял Валентину, крепко поцеловал со словами:
- Мы всего этого с тобой не знаем, потому что живём в глуши, оторваны от больших городов, где кипит жизнь. Строятся заводы, многоэтажные дома, молодёжь учиться в училищах и институтах, люди ездят отдыхать на море. Я сам об этом узнал только здесь из рассказов парней, приехавших на ударную комсомольскую стройку. Они оставили своих родителей, интересную работу, приехали в чистое поле для строительства электростанции, которая сделает жизнь лучше не только в нашем крае, но и даст электроэнергию для строительства новых фабрик и заводов, возле которых вырастут новые города. Как это здорово, что есть такие люди, рискнувшие ради других поехать в совершенно неизвестное место работать. Они настоящие герои,  работают с перевыполнением графиков, проводят субботники и не жалуются, что посёлок строителей находиться далеко от цивилизации, от всего того к чему они привыкли с детства. Для людей, как мы с тобой и сотен тысяч других, живущих в глубинке, впроголодь, при свете керосиновой лампы, эти герои строят светлое будущее.
Валентина, с интересом выслушав Михаила, добавила:
- Многие из них даже в райцентре не были, пока здесь работают, а о поездке в город и не мечтают. Они говорят, что вот построят гидроэлектростанцию, тогда и вернутся в цивилизацию. Им очень хочется, чтобы жители нашей необъятной родины жили на её окраинах также, как и в крупных городах.
День пролетел незаметно. У Михаила оставалось ещё два неиспользованных отгула. Молодые планировали, чем заняться на следующий день. Неожиданно раздался дребезжащий звонок телефона. Вначале Михаил подумал, что это прозвонил будильник, который он забыл отключить. Ведь он ещё ни разу не пользовался телефоном, который ему установили в день свадьбы. Михаил с опаской снял трубку и сказал:
- Слушаю.
На другом конце раздался голос Сергея Петровича:
- Здравствуй, Михаил. Отдыхать ещё не устал?
- Да, нет ещё.
- Завтра отдохни, а в понедельник придётся включаться в работу. Надо будет ехать на станцию встречать молодых строителей из Минска. Машина в пять утра будет стоять возле общежития. Да и у тебя там дела есть. Супруге твоей Валентине надо уволиться со старого места работы, забрать трудовую книжку. Так, что и к родственникам на минуту сможете забежать. И в этот же день вместе с вновь прибывшими строителями устроишь жену на новое место работы. Вопросы есть?
- Всё понятно, Сергей Петрович. Всё выполню. Спасибо.
- Вот и славно, а отгул потом когда-нибудь возьмёшь.
Михаил положил телефонную трубку. На него с любопытством смотрела Валентина, что же ему такое интересное сказали. Михаил, улыбнувшись, спросил жену:
- Ну что принцесса съездим на родину? Забежим к родне, уволишься из «Заготзерна», встретим строителей, и вместе с ними устроишься здесь на работу. В запасе у нас с тобой свободный день. Если не против, завтра сходим к роднику. Здесь их много. Попьём чистой воды, послушаем птиц, искупаемся в реке, а в понедельник приступим к работе.
Валентина, как маленькая девочка, запрыгала от радости, закружила Михаила по комнате:
- Ура! Домой! Домой!!!
Михаил подумал: «Как бы здесь хорошо не было, а где родился и вырос всегда лучше. Там и воздух чище и вода слаще, потому что это родина, где всё тебе знакомо и близко. Там ты знаешь каждый кустик, каждого земляка и каждый житель тебе, как родной близкий человек, с которым можно поделиться и радостями, и горестями».
На следующий день до восхода солнца, взяв с собой чёрного хлеба и соль, они отправились в степь. Быстро прошли мимо тёмных окон общежитий и направились в бескрайнюю степь посмотреть, как в чистом поле из-за холма выкатывается красное светило, прогоняя ночной мрак. В предрассветных сумерках они то и дело спотыкались о холмики кротовых норок. Валентина крепко держалась за руку Михаила и с опаской смотрела по сторонам. Ей казалось, что где-то рядом бродят голодные волки, которые могут на них напасть. Они далеко отошли от посёлка строителей, спустились вниз с холма и увидели огромное ковыльное поле.
        Стояла предрассветная тишина. На востоке заалела ярко-красная полоска, становясь с каждой минутой всё шире и шире. На вершине холма появился красный краешёк встающего светила. Держась за руки, они пристально смотрели на это чудо – появление солнечного диска. Рождение нового дня происходило в полной тишине, наполненное каким-то магическим действием, которое происходит каждый день, но редко кто наблюдал его в своей жизни. Зачарованные, они не отрывали взгляда от рождения нового дня, происходившего на их глазах. Солнце всё увеличивалось в размерах и поднималось вверх, словно покидая свой ночлег. Приступало к движению по небосводу, даря свет, тепло и радость всему живому. При появлении солнца степь зазвенела от голосов её обитателей, выражающих радость от встречи с ним.
Михаил и Валентина были оглушены пением птиц, сверчков, стрекотом кузнечиков. Они боялись пошевелиться, чтобы не нарушить эту гармоничную связь между светилом и обитателями степи. Стало тепло, и они поспешили к родникам, возле которых росли кудрявые белоствольные берёзки. Присев в их тени, они стали макать кусочки хлеба в ледяную родниковую воду,  посыпать их сверху солью и с наслаждением есть. Вкуснее еды они никогда не ели. Этот завтрак был не просто завтрак, а ритуал единения со степью - колыбелью появления многих народов и их тоже.
        Закончив завтрак, они стали рассматривать родники, бьющие живительной влагой из-под земли. Михаил и Валентина присели возле одного из них и пригоршнями стали зачерпывать кристально-чистую холодную влагу и с наслаждением пить, ведь она идёт из самого сердца земли, чтобы напоить всё живое. Утолив жажду, они пошли вдоль небольшого ручейка, весело журчащего между зелёных кустиков травы, словно приглашая последовать за ним в новые неизведанные места по направлению, которое он указывал.
        Вдруг, Валентина воскликнула:
- Миша посмотри на степное море ковыля. По нему, как и по настоящему морю, ветер гонит белые волны. Вся степь, будто живая. И почему здесь, на таких красивых степных просторах не живут люди?
- Это кто тебе такое сказал? По берегам реки, в которой мы с тобой вчера купались, разбросаны казачьи станицы. Жаль, что строительство плотины изменит к лучшему жизнь не всем людям. После окончания строительства плотины десятки сёл окажутся под водой. А ведь казаки жили на берегах этой реки с конца шестнадцатого века, не случайно выбрав эти прокалённые солнцем и продуваемые ветрами места. Здесь на стыке Европы и Азии тысячи лет тому назад жили кочевые народы: сарматы, савроматы, аланы. На вершинах холмов находятся их некрополи. Мимо них проходили караванные пути, по которым везли свои товары купцы из Финикии, Индии, Китая и других стран. Если о событиях, происходивших тысячи лет тому назад, знают только археологи, то история казачества хорошо известна. В начале двадцатого века завершилась их нелёгкая борьба за своё существование на границах бывшей Российской империи. В истории многих бывших казачьих станиц, расположенных в затапливаемой зоне, последнюю точку поставит водохранилище. Жалко жителей, чьи деды и прадеды проливали кровь, чтобы жить в этих станицах. Жаль погосты, которые теперь убирают из зоны затопления, перенося останки в братские могилы.
Всё новое разрушает старое, чтобы на его месте продолжать дальнейшее развитие. Построенная гидроэлектростанция наряду с подачей электроэнергии будет регулировать сброс воды во время паводка, что прекратит ежегодное подтопление городов и сёл, находящихся ниже по течению реки. Рядом с новым водохранилищем будет построена мощная тепловая электростанция и современный посёлок городского типа.
        Да, степь ждут большие изменения. Начнётся подъём целинных и залежных земель. Мощная техника распашет эти поля и страна получит миллионы пудов зерна, что позволит решить проблему обеспечения хлебом. Появится новые совхозы, жизнь у жителей степных сёл станет такой же, как у горожан. Сельчане будут жить в многоквартирных домах, ездить по асфальтированным дорогам.
Так что, Валюша, ждёт нас с тобой светлое будущее. Нам повезло, что мы живём в чудесное время преобразований, которые улучшат жизнь каждого. Мы с тобой всегда будем сравнивать то, что нами пережито с тем, что ещё встретим на своём жизненном пути.
- Миша с тобой интересно, ты так много знаешь.
- Но я же, постоянно учусь. Вот и на следующий год собрался поступать в институт, чтобы получить высшее образование и знать ещё больше.
- Миша ты рассказываешь так много интересного. Какая у тебя светлая голова!
Михаил улыбнулся и сказал:
- Пошли дальше, а то мы так и не узнаем, куда бежит этот ручей.
И они побежали. Неожиданно перед ними появилось озеро, заросшее по берегам камышом, белыми лилиями и жёлтыми кувшинками. Посредине озера плавали дикие утки. Михаил и Валентина вспугнули их своим приближением и утки, со свистом разрезая крыльями воздух, исчезли в дали. Обойдя озеро, молодожёны наткнулись на ручей, который журча и перемывая цветные камушки, торопился нести свои воды за ближайший холм. Запыхавшись, они забрались на холм. С трепетом смотрели они на окружающий пейзаж. Высоко в небе появилась пара беркутов, парящих в воздушных потоках. Сверху над Михаилом и Валентиной развёрзся купол неба, внизу расстилалось седое ковыльное поле, а они были, как первые жители этой планеты и больше никого. Стоя на вершине холма, Михаил и Валентина были очарованы представшей перед ними картиной вечности, тянувшейся до самого горизонта. Здесь они чувствовали себя лишь частичкой непостижимого величественного единого целого.
Молодожёны влюблёно посмотрели  друг на друга. Михаил наклонился, сорвал цветок степной гвоздики и, встав на одно колено, подарил этот цветок Валентине со словами:
- Я дарю тебе это царство, моя принцесса!
Валентина смутилась, щёки её заалели. Она взяла цветочек гвоздики и не знала, что делать. Михаил встал, крепко обнял Валентину и сказал:
- Это наше с тобой царство, в котором ты всю жизнь будешь моей принцессой!
- А ты моим принцем!
Они поцеловались. Весело смеясь, они сбежали с холма вниз и оказались у русла степной речушки, в которую превратился их знакомый ручеёк. Русло речушки петляло между небольших холмов, отсекая степь, своей яркой сочной зеленью. Идя вдоль русла ручья, они не заметили, как вышли к руслу реки Урал, в которую впадала эта речушка. Впереди виднелся огромный песчаный пляж. Уставшие от жары, они с радостью бросились в тёплые воды реки. Купались, загорали и снова купались. Михаил нарвал букет белых лилий и подарил своей любимой:
- Валюша, из них ты сможешь сплести корону, чтобы стать повелительницей этой реки.
Валентина с азартом занялась изготовлением венка из белых лилий. Получилась невероятно красивая корона. Михаил торжественно возложил это творение на голову Валентине. Белые лилии подчёркивали красоту юной принцессы. Михаил восторженно, с любовью долго смотрел на свою подругу, а потом тихим голосом произнёс:
- Какая ты у меня красавица! Вот смотрю на тебя, и насмотреться не могу.
Валентина, придерживая обеими руками самодельную корону, весело рассмеялась и побежала, крикнув:
- Попробуй, догони!
Михаил бросился вдогонку за супругой. Ему еле удалось догнать сказочную принцессу, которая ещё немного и скрылась бы в надвигающихся сумерках. Запыхавшись, они стояли на высоком берегу реки, и смотрели в сторону строящейся плотины. Там одновременно вспыхивали сотни огоньков от сварки, и раскалённая окалина, подобно фейерверку, падала в реку. К плотине, словно огромный огненный змей, тянулся свет от сотен машин, везущих бетон. Невозможно было оторвать взгляд от этой яркой красочной картины стройки. Вдруг, Валентина крикнула:
- Смотри, смотри, звёзды в реку упали!
  Михаил посмотрел на чёрную воду и увидел  в ней яркие звёзды. У Валентины всё впервые увиденное вызывало бурю радостных эмоций. Михаил стал показывать ей созвездия на небе:
- Вот Большая медведица, а там Кассиопея, а дальше Орион. 
Особенно её заинтересовало созвездие Большой медведицы, которое она видела и раньше, но не знала его названия. Прыгая и хлопая в ладоши, она приговаривала:
- Теперь я знаю, что этот звёздный ковшик называется Большой медведицей!
С нежностью Михаил обнял свою принцессу и сказал:
- Нам надо идти домой. Завтра рано вставать. Мы же с тобой едем на станцию.
- Урра!!! На станцию!!!
        Весело закричала Валентина и, не разбирая дороги, побежала в темноте в сторону огней строящейся плотины. Михаил бросился за ней. До дома добрались за полночь. Пожарили яичницу, попили чаю, собрались спать, неожиданно Михаил сказал:
- У меня есть предложение. Давай деньги, которые нам подарили на свадьбу, поделим на три равные доли. Одну оставим себе, одну отдадим твоим родителям, а одну моей сестре. Мы-то с тобой ещё заработаем, а им эти деньги будут очень кстати.
Валентина задумалась. Ей столько всего хотелось купить: и шифоньер, и швейную машинку, но она вспомнила, в каких условиях живут их родные и сказала:
- Давай разделим, а завтра заедем и отдадим.
Проснулись они рано. Возле общежития стояла грузовая машина. Они сели в кабину, и машина, заурчав мотором, покатила в сторону железнодорожной станции. Всю дорогу Валентина дремала на плече мужа. Машина остановилась, и Михаил ласково потрепал по щеке супругу:
- Вставай, соня! Приехали.
Валентина открыла глаза и, будто впервые увидела вросшую по самые окна землянку, маленький дворик, покосившийся плетень с глиняными горшками. И как же раньше она жила, не замечая всей этой убогости, и радовалась жизни не меньше, чем сейчас. Придерживая дверцу кабины, Михаил стоял возле машины. Валентина быстро спрыгнула с подножки и побежала в землянку, как будто не была здесь сто лет. Она влетела в комнату, обняла за плечи мать и крепко расцеловала. Они сели на лавку и заплакали, каждая думая о своём. Только сейчас Валентина поняла, как дорога ей эта маленькая землянка с закопчённой печкой, её лавка, на которой она спала и всё, что окружало её с рождения. Михаил обнял тёщу, поцеловал и сказал, передавая пакет с деньгами:
- Это поможет вам встать на ноги. Мама, вы нас извините, но у нас нет больше времени. Мы здесь на работе. Нам надо успеть к прибытию поезда.
Михаил вышел, за ним вышла и Валентина, окинув взором землянку, двор, словно прощаясь с ними навсегда. Она быстро вскочила на подножку, юркнула в кабину, и только уселась, как машина снова остановилась теперь возле домика Матрёны. Михаил с Валентиной вошли внутрь. Матрёна только что встала и спросонок не могла понять, кого принесло в такую рань. Узнав Михаила, она бросилась ему на шею, причитая:
- Родненький мой, приехал, не забыл!
Крепко поцеловала его и только теперь увидела Валентину. Матрёна обняла и её. Крепко расцеловала.
- Родненькие мои! Вас с дороги мне и угостить-то нечем в такую рань.
Михаил ласково успокаивал расстроенную Матрёну, говоря:
- Мы заехали на несколько минут. Приехали на станцию по работе.
Матрёна плакала, обнявшись с Валентиной, приговаривая:
- Вы уж меня не забывайте. Обязательно заезжайте, когда будете в наших краях. Ведь кроме Михаила у меня на всём белом свете никого не осталось.
Михаил чуть не забыл о подарке. Расставаясь с сестрой, он отдал ей пакет с деньгами и сказал:
- Всю жизнь буду помнить, что кроме меня, тебе и опереться не на кого.
Смахнув набежавшие слёзы с глаз, Михаил вышел. За ним вышла и Валентина. Да, тяжёлое впечатление произвела на них встреча с родными. Если им повезло открыть дверь в новую жизнь, то их близкие остались там, на пороге к этой двери, и, наверняка, без их помощи они не смогут войти в светлое будущее. Михаил принял решение, всегда помогать своим близким, как бы самим трудно не было, ведь родные так много сделали для них в этой жизни.
        Михаил с Валентиной заехали в «Заготзерно», где супруга уволилась и получила трудовую книжку. Валентине жаль было расставаться с её первой работой, где она начала свою трудовую деятельность и получила первую зарплату. Жаль было расставаться и с девчатами, с которыми вместе работала и бегала на танцы. Расстроенная, она выбежала из кабинета директора, который пожелал ей счастливого пути.
        Валентина забралась в кабину грузовика, и он запылил по песчаной улице на железнодорожный вокзал. Сидя в кабине, молодые молчали, на душе у обоих было тяжело.
        Вот на перроне замелькали зелённые вагоны пассажирского поезда. Пассажиры сошли на платформу. Среди них выделялась толпа молодых людей с гитарами и баяном, весело смеющихся и всматривающихся в лица прохожих, ища глазами встречающих.
Михаил с Валентиной проворно вылезли из машины, подошли к молодым людям, представились и пожали руки. Михаил обрадовался, что строители, которых он встретил, были специалистами с высшим образованием. После окончания института они приехали по распределению, чтобы остаться и работать на построенной гидроэлектростанции. Молодые специалисты рассказали, что при распределении сами попросились именно на строящийся объект, чтобы лучше вникнуть в свою будущую профессию, познакомиться с оборудованием, принять участие в его монтаже.
Михаил задал вопрос:
- А вам не страшно было ехать на объект, находящийся на реке Урал в глухой степи? Здесь резко континентальный климат и вам придётся работать не по специальности, а бетонщиками, сварщиками, грузчиками, разнорабочими и не один год.
Один из приехавших – Игорь, ответил Михаилу:
- Когда я сказал своему деду Ефиму Герасимовичу куда я еду, то он сказал, что сослали тебя внучек, в то место, где Макар телят не пас. Сейчас образованных мало, неужто, тебе места в городе не нашлось. Я ему ответил, что образованных и в городе полно, а там я буду незаменимым специалистом. В ответ дед сказал, что незаменимым специалистом ты станешь, когда не один год по специальности поработаешь, а пока ты будешь простым рабочим. Как говорят: «Бери больше, кидай дальше, отдыхай, пока летит». И хватит ли внучек у тебя терпения, это тебе не с дедом пререкаться.
Все громко рассмеялись. Михаил похлопал Игоря по плечу:
- Значит, не поверил дед Ефим, что ты городской парень со всеми трудностями на стройке справишься. А зря. У нас сотни таких же молодых парней и девчат из крупных городов на стройке работают и справляются.
Затем Михаил громко сказал:
- Все, кто не боится трудностей, рассаживаемся в кузове грузовика.
Молодые парни и девчата, удобно разместившись, хором запели песню: «А путь наш далёк и долог, но нельзя повернуть нам назад. Держись геолог, крепись геолог, ты солнцу и ветру брат…». Так с песнями и шутками юркий грузовик доставил молодых специалистов до посёлка строителей. Молодёжь попрыгала из грузовика на землю. Их уже ждал Иван Митрофанович Огоньков. Михаил вместе и Иваном Митрофановичем быстро расселили вновь прибывших строителей в новом здании общежития.
       Через час Михаил собрал всех на крыльце общежития и рассказал, что им нужно будет сделать сегодня. Сейчас они пойдут в отдел кадров трудоустраиваться, затем в отдел снабжения, где получат спецовку, потом на обед, а через час – на субботник строить баню. Завершаться работы купанием в реке Урал. Всю неделю они будут трудиться на отделочных работах в бане, чтобы к субботе объект сдать в эксплуатацию.
На следующий день до планёрки в кабинет начальника стройки зашёл инспектор по технике безопасности Семён Серов. Он положил докладную на Михаила Сотникова. В ней было написано, что ночью Михаил Сотников перемещаясь по трапу, сорвался, не удержавшись за перила. Лишь благодаря страховочному ремню, зацепившемуся за арматуру, он не упал с семиметровой высоты в воду. Идущие со смены ребята помогли ему подняться на трап. В конце докладной было написано: «Прошу лишить Михаила Сотникова квартальной премии за нарушение техники безопасности», дата и подпись. Сергей Петрович прочитав докладную Серова, предложил ему присесть и сказал:
- Давай, Семён, разберём это чрезвычайное происшествие не формально по инструкции, а по справедливости. В докладной записке по инструкции ты всё правильно написал, и я, как руководитель, должен наказать Сотникова. А по справедливости получается так. Мы вот с тобой не воевали, здоровые, крепкие люди. Если кто-то такой же, как мы совершит подобный проступок, то я издам приказ и лишу его премии. А вот Сотникова я наказать не могу, потому что он не хуже нас с тобой знает правила техники безопасности, да, увы, выполнить не всегда может. Он инвалид второй группы. Видит ровно половину от того, что видим мы с тобой. Не заметил он вовремя приближающейся машины, так как у него нет одного глаза, и оступился, а на левой руке нет фаланг пальцев, которые частично оторваны осколками, поэтому одной рукой за перила, естественно, удержаться он не смог. Только вот ремень чудесным образом зацепился за арматуру и спас его от неминуемой гибели. Получается, Семён, за то, что он чудом остался жив, я его должен наказать. Нет, эту несправедливость я не допущу. Ветерана войны, снайпера, инвалида, уцелевшего на войне, несмотря на ранения работающего наравне со здоровыми парнями, чуть не погибшего в мирное время, наказать, у меня рука не поднимется. Так, что давай, твою докладную бросим в мусорное ведро и забудем об этом разговоре. А охране станции я прикажу Сотникова одного ночью не пускать на объект. Вот это будет верное решение и по твоей докладной я меры принял, и фронтовика не обидел.
Семён, внимательно выслушав Сергея Петровича, сказал:
- Так-то оно так по справедливости, а в инструкции про то, что ветеранов войны за нарушение техники безопасности не наказывать, ничего не написано.
- Тут ты прав. Не написано, но для этого мы здесь и работаем, чтобы решать подобные проблемы по справедливости, по совести. Инструкцию обязательно выполнять надо всем. Мы её и выполним. Я приму меры, о которых тебе сказал. Твой сигнал не остался без внимания.
- Мудрый вы, Сергей Петрович.
- Не только мудрый, но ещё и справедливый. Инструкцию применять надо с умом, чтобы делу не навредить и человека не обидеть. Вот так я всегда и поступаю.
Решив вопрос с инженером по технике безопасности, Сергей Петрович провёл планёрку и заскочил домой позавтракать. Приехавшая к нему супругу Полина Эдуардовна стала говорить:
- В какую глушь ты меня Сережа завёз. Жили бы мы сейчас с тобой в столице. Ты бы работал уже в каком-нибудь главке или министерстве, а ты всё как мальчишка плотины строишь. Вот и меня сюда привёз, а я ведь консерваторию закончила. Театр ты здесь не построишь. Быть мне здесь только кухаркой, твой быт обустраивать. Ни детей родных не видеть, ни по своей специальности не работать. Жить в глуши. Смотреть, как ты работаешь на износ. Вон уже в волосах седина пробиваться стала, да и со здоровьем у тебя не всё в порядке. Без таблеток и дня прожить не можешь. Ты настолько втянулся в работу, что забыл и про меня, и про наших двоих детей, и про стареньких родителей, которые тебя годами не видят. Давай с тобой договоримся. Я здесь зиму поживу и обратно в Москву уеду, пока свои профессиональные навыки не растеряла. Тебя уже несколько раз приглашали на работу в министерство, ты там, на хорошем счету. Вот закончишь строительство ГЭС;; и возвращайся в Москву, а вместо тебя поставят молодого руководителя. Он справиться не хуже тебя.
Сергей Петрович выпил кружку крепко заваренного чая, посидел, подумал, а ведь права его жена. Пока он электростанции строит, дети без него уже скоро учёбу в школе закончат. Он их только наездами видит, когда в министерство вызывают.
         Крепко обняв супругу, Сергей Петрович сказал:
- Права ты, Полюшка. Сто раз права. Семья должна быть вместе. Воспитанием детей должны заниматься оба родителя. Каждой их удаче радоваться, помогать решать трудные вопросы. Что же это за семья, когда я с вами в основном по телефону общаюсь. Мы все вместе должны шагать по дороге жизни, делить радости и невзгоды.
Сказал, и на душе стало легче. Он давно думал, что пора ему жить
вместе с женой и детьми, а то промелькнёт жизнь, как вокзал в окне проходящего поезда. Не успеешь почувствовать радость жизни, как на последней остановке надо будет выходить. Прощаясь у порога, Сергей Петрович сказал:
- Полина, я всё так и сделаю. Закончу стройку и к вам в Москву, а то я уже тут совсем одичал с этими графиками, постоянными авралами, бешеным темпом работы. Нет времени на элементарный отдых. Крутишься, как шестерёнка в часовом механизме, а жизнь безвозвратно проходит.
Сергей Петрович закрыл дверь. Легковой автомобиль повёз его на строящийся объект.
Стройка шла полным ходом. Русло реки было перекрыто мощной бетонной плотиной, в которую уже устанавливали механизмы для выработки электрической энергии.
        У Михаила подрастал сын. Супруги были счастливы.
        Летом родители Валентины продали землянку и купили небольшой домик на другом конце станции у степной речушки, что доставляло истинную радость детворе. Домик был не намного больше землянки. Состоял из двух комнат, но зато в доме было светло от больших окон. В зимние вечера будет, где играть детям. Возле дома был большой огород, засаженный картошкой и помидорами. Плети огурцов уже высохли и висели на плетне, а вот за картошкой и помидорами ребятня с удовольствием ухаживала, поливала, полола, рыхлила землю. Все надеялись, что картошка уродится на славу и её хватит на всю зиму.
        Валентина, наконец, смогла уговорить мужа купить швейную машинку и научилась хорошо шить, что было большим подспорьем в их семейном бюджете. Теперь Валентина работала заведующей детским садом. Работы у неё прибавилось, но ей это было в удовольствие. Целыми днями вместе с сыном она была в детском саду.
        Вот только Михаил от большой нагрузки, которая под силу лишь молодым и здоровым, стал постоянно принимать лекарства, назначенные врачом районной больницы. Для него каждый день был, как сражение на войне, за право быть таким же, как все. Если днём у него это получалось, то ночами его мучили кошмары. Тяжёлое прошлое не отпускало его. Полноценного сна у него не было. Ему снился то детдом, то кровопролитные сражения, то немецкие самолёты, бомбящие эшелон, который превращался в груды горящих обломков, охваченных всепожирающим пламенем. Лишь под утро, измученный, Михаил засыпал.
        Наверное, всю оставшуюся жизнь он будет жить в двух измерениях: в одном – здоровым весёлым человеком, идущим каждому на помощь, в другом – выживающим в нечеловеческих условиях, кричащим по ночам от кошмарной реальности, через которую ему пришлось пройти.

                Г Л А В А    Ш Е С Т А Я
                Возвращение

         Прошли годы. Вырос посёлок строителей. Заканчивался монтаж ГЭС. Михаила вызвал в район первый секретарь райкома комсомола Григорий Вежлев.
Михаил утром выехал на попутной машине, и в девять часов утра был в кабинете первого секретаря. Поздоровались.
         Григорий сел напротив Михаила и сказал:
- У меня есть предложение выдвинуть тебя на руководящую партийную работу. За годы работы на стройке опыта ты набрался. Институт успешно закончил. Пора тебе переходить на более высокую должность.
Ответ Михаила обескуражил первого секретаря:
- У меня есть другое предложение. Направить меня на работу в школу. Я там уже работал, да и образование у меня педагогическое. Пора полученные знания применять на практике, растить молодое поколение строителей социализма.
Немного подумав, Григорий ответил:
- Если бы не безвыходное положение, то ни за что бы тебе такое предложение не сделал. В неполной средней школе в пристанционном посёлке уволилась и уехала директриса. Мы вот уже месяц замены никак не найдём. Пойдёшь директором?
- Пойду. Я там начинал работать учителем.
На том и расстались. Михаил обрадовался возвращению домой, где живёт его родная сестра, где он знаком со многими жителями.
На попутной машине он вернулся из райцентра и первым делом зашёл домой обрадовать жену, что они возвращаются на свою малую родину. Валентина, узнав из уст мужа радостную весть, не смогла сдержаться и бросилась ему на шею, с восторгом восклицая:
- Как здорово, что мы все снова будем вместе!
Потом лицо её стало серьёзным, и она спросила:
- А жить-то где будем?
- В квартире бывшей директрисы, которая уехала к себе на родину.
Да, на малую родину мечтает вернуться каждый человек. При первой же возможности он уезжает в те края, где прошли его детство и юность, где живут его друзья и родственники. Малая родина – это, как большая семья, о которой всё знаешь. Каждый случайно встретившийся человек с малой родины для тебя становится самым близким. У него ты всегда стараешься узнать, как можно больше о своих земляках. Человек без малой родины, как птица без крыльев, которая не может летать. А ведь в том, что птица летает и есть главный смысл её жизни, её предназначение на этой земле.
Несмотря на то, что Валентина привыкла к жизни в посёлке строителей, она, закончив срочные дела, с радостью поспешила в отдел кадров увольняться. Михаил пытался найти Квашина, но тот был неуловим, как солнечный зайчик. Наконец, в конце рабочего дня он встретился с Сергеем Петровичем в его рабочем кабинете.
Они крепко пожали друг другу руки. Сергей Петрович спросил:
- По какому вопросу я тебе срочно понадобился?
- Решился вопрос о моём переводе директором школы, в которой я начинал свой трудовой путь учителем. Свершилось то, о чём я давно мечтал – учить детей. Образование у меня есть, так что теперь полученные теоретические знания я полностью смогу реализовать на практике. Партийная работа, которую мне не раз уже предлагали, это не моё. Я, как мог, отказывался, но мне в открытую говорили, что я вышел из комсомольского возраста. Опыт работы у меня богатый. Самое время идти на повышение. Обещали и хорошую должность, и зарплату, и жильё, но не лежит у меня душа к бумаготворчеству и сидению в кабинетах. Вот и сегодня состоялся разговор с первым секретарем райкома комсомола Вежлевым. Надо было принимать окончательное решение, и я принял. Всё оформили переводом. Жена тоже с радостью восприняла эту новость. Сейчас оформляет документы в отделе кадров.
Мы с вами Сергей Петрович одиннадцать лет вместе проработали. Плотину построили, турбины запустили. Всё идёт к завершению, так что всё равно пришлось бы расстаться.
- Да, Михаил, жаль, что ты такое решение принял. Я ведь к тебе привык. Ты все эти годы был для меня надёжной опорой в работе с молодёжью. И что мне в тебе нравилось, что ты всегда ставил на первое место людей, их социальные проблемы. Ты всегда говорил, что люди живут здесь и сейчас. Их жизнь должна быть достойной, и вопросы, которые они ставят не надо отодвигать на второй план. За это я тебя и ценил, хотя, для меня, как начальника стройки, было главным, не считаясь ни с чем, сдать готовые участки вовремя. Но мы с тобой всегда находили компромисс.
Ты, Михаил, да вот председатель профкома Антонина Юрьевна, которая всегда и во всём тебя поддерживала, сумели поставить себя так, чтобы к вашему мнению прислушивались. Вы всегда умели всех убедить в том, что если не идти навстречу молодым строителям в решении социальных вопросов, то и высоких результатов на стройке не будет. А это был веский аргумент, за который строго спрашивали со всех.
        Что я ещё могу сказать? Решение принято и, как говорят, обжалованию не подлежит. Желаю успехов тебе на новом месте. Если будешь в Москве, всегда буду рад принять, - и дал свой московский адрес и телефон.
На прощанье они обнялись. Сергей Петрович спросил:
- Может помочь чем-то надо?
- Да. Если можно завтра с утра выделите грузовую машину, чтобы перевезти семью и имущество по новому адресу в пристанционный посёлок.
- Машина будет. Только вот жаль, что тебя мне всегда будет не хватать.
Михаил пошёл домой помогать жене, собирать вещи.
Утром подъехала машина. Ребята из соседнего общежития помогли загрузить вещи. Михаил Сотников со своей семьёй уезжал на новое место работы. Ему жалко было оставлять ребят, с которыми и в зной, и в лютый мороз ездили получать поступающее оборудование, работали на субботниках по благоустройству посёлка, проводили интересные культурно-массовые мероприятия, спортивные соревнования. Проезжая по улице Сиреневой, Михаил с гордостью любовался посёлком строителей, который благодаря молодёжи, превратился в благоустроенный зелёный островок среди выгоревших степных просторов. На окраине посёлка, водитель напоследок посигналил, и машина отправилась в рейс, конечной точкой которого будет малая родина супругов Сотниковых.
Во второй половине дня машина подъехала к дому на улице Вокзальной, где теперь будет жить семья Сотникова. Быстро разгрузив имущество, Михаил с Валентиной расставляли вещи в двухкомнатной квартире. Валентине здесь всё понравилось, и летняя веранда, и сарай для угля, и небольшой огородик возле дома. Квартира располагалась в доме на двух хозяев. Входы соседей по дому находились с противоположных сторон, что было очень удобно. Осмотрев свои новые владения и накормив обедом мужа и сына, Валентина принялась наводить порядок в новом жилье.
Дом, в котором они поселились, располагался в центре пристанционного посёлка. Рядом находились и железнодорожный вокзал, и магазин, и автобусная остановка, с которой можно было уехать в райцентр. Через дорогу от дома располагались школа и почта.
Михаил днём успел побывать в школе, где принял школьное имущество и разобрался с подготовкой к новому учебному году. Нерешённых проблем на новой работе было много. Главная из них была в том, что школа находилась в нескольких зданиях, приспособленных под учебное заведение, которые отапливались углём. Сколько не билась его предшественница, она так и не смогла добиться того, чтобы во всех классах было тепло. Ему предстояло решить эту задачу до начала отопительного сезона. Это были рабочие вопросы, которые приходится решать каждому руководителю.
        Вечером, наслаждаясь прохладой, новосёлы сидели на веранде, и пили чай. Михаилу было важно то, что, впервые, за одиннадцать лет он спокойно, никуда не торопясь, сидел с женой и сыном Володей. Они общались, пили чай, планировали, как будут ремонтировать квартиру, что купят к школе сыну, который пойдёт в этом году во второй класс. Сейчас Михаил понял, что жизнь дана человеку не только для борьбы с трудностями или выживания в экстремальных условиях, но и для того, чтобы быть рядом с дорогими людьми. Ему не верилось, что люди могут спокойно жить, у них нормированный рабочий день, есть и выходные дни, которые теперь он будет проводить вместе с семьёй.
        За годы работы на стройке он забыл о существовании выходных дней и ни разу не отдыхал в отпуске. То учёба в институте за счёт отпуска, то неотложные постоянные дела, с которыми шли к нему молодые строители днём и ночью. Эти вопросы надо было срочно решать. И он вставал, шёл и решал, потому что их нельзя было отложить на завтра.
        На другой день, как только Михаил пришёл с работы, купив подарки, вся семья отправилась к родителям Валентины. Очень уж соскучилась по всем Валентина, а особенно по неугомонным хохотушкам младшим сёстрам и самому младшему братику.
Дом родителей был недалеко в конце Вокзальной улицы посёлка. Открыв калитку родительского дома, Сотниковы увидели загорелых и весёлых сестёр и брата Валентины, пришедших с речки и окруживших их со всех сторон. Все целовались, обнимались и смеялись одновременно. Услышав шум во дворе, из домика вышла мать Валентины.
       Она бросилась на шею дочери со словами:
- Наконец-то, я тебя дождалась! Вчера я слышала, что вы приехали сюда на постоянное место жительства и, что Михаила директором школы назначали. Скажи мне, правда это или нет?
- Конечно, правда, мама! Все мы теперь будем вместе жить на станции. Ходить друг к другу в гости. Помогать, если надо. Теперь вся семья собралась!
У матери от радости задрожали ноги, и она опустилась на завалинку, говоря:
- Хорошо-то как, а то вы заезжали уж больно редко. Соскучилась я по тебе. Да и девчата, сестрёнки твои, всё спрашивали, а когда к нам Валя приедет. Я и не знала, что отвечать. Проходите в дом. Сейчас отец с работы придёт, поужинаем. Вот только старшую Любу надо было предупредить. Она с мужем на соседней улице живёт.
- Мама, мы с Михаилом от вас, сначала к его сестре Матрёне сходим, ведь он по ней сильно соскучился, да и своих племянников давно не видел. Бывало, заедет, а они в школе. Подарки передаст, а ему с ними очень уж пообщаться хотелось. А потом и к Любе с Егором зайдём. Мы ведь редко к ним заезжали, а хочется и племянников Гену с Олей посмотреть, и со старшей сестрой посекретничать, я ведь по ней очень соскучилась.
- Что же, делай, как хочешь.
- Квартиру вот в порядок приведём, да через недельку, мама, всех вместе и соберём. Столы во дворе поставим, все уместимся. Пускай дети наши вместе поиграют, получше познакомятся. Да и нам в спокойной обстановке, ни куда не торопясь, есть о чём поговорить. Считай мы уж целую вечность, не виделись, приезжали, когда работа позволяла, на дни рождения, да на свадьбу к Любе с Егором.
       Мама, ты даже не представляешь, какая я счастливая! На стройке жизнь была хорошая весёлая интересная. Только там, как в котле всё кипит, не поймёшь, когда день, когда ночь. Миша за эти годы весь вымотался. Давление у него стало. Люди к нему днём и ночью шли.
       Добираться-то к нам, проблема большая была. Уедет он зимой в райцентр, а на улице метель разыграется. Я волнуюсь, уж не заплутали где. Бывало, всю ночь едут. Трактор, который сани с людьми везёт весь в снегу, словно снежная глыба. Люди в тулупах, что в санях едут, все снегом запорошены, смотреть страшно. Бывало, Михаил каждую неделю встречать  приехавших строителей на станцию ездил.
По ночам Мишу кошмары мучают, так он, считай, и не спит, только под утро забудется, а тут уж и шесть часов утра, вставать пора. Выпьет крепкого чая, да выкурит пару сигарет и на планёрку к начальнику стройки, потом позавтракаем и не знаю, когда вечером придёт. За день набегается по трапам на плотине. Придёт, еле ноги передвигает. Ему с Володей уж очень охота было понянчиться, а тот уже спит. Сядет Миша возле его кроватки, смотрит на него, насмотреться не может, да и сам уснёт. Я его разбужу, а он стакан чая выпьет и до полуночи всё пишет срочные бумаги в райком. Как он все эти годы такую нагрузку выдерживал, ума не приложу.
Мария встала с завалинки и обняла подошедшего Михаила, говоря:
- Сынок, сынок, не жалеешь ты себя! Зачем было так себя мучить? Ты – молодец, мы все тобой гордимся!
- Мама, теперь, слава Богу, у Михаила нормированный рабочий день. Уж теперь по субботам и воскресеньям точно дома будет. Летом домашними делами вместе заниматься будем. Володе достаточно времени будет уделять. А вы мама, как живёте?
- Да всё по-прежнему. Вы с сестрой замуж вышли. Мы домик купили. Вроде бы полегче должно стать. Сама знаешь, Юля в педагогический институт поступила, а Нюра - в техникум. Семён в этом году в армию пойдёт. Маша этой осенью замуж собирается за Виктора. Вроде бы в этом году все должны определиться.
Да столько новостей, что и в голове не укладывается. Будто вчера вы все вместе играли, а уже и взрослые стали. Время-то как летит, за ним разве угонишься. Когда все на глазах и время не движется, а как далеко уедешь, такие изменения происходят, что диву даёшься. Да и станцию нашу не узнаешь. Какие большие шпальные дома люди построили, прямо целые хоромы, а когда вы уезжали все в землянках жили.
- Вот что значит мирное время. Юля с Нюрой учиться пошли. А мы с Любой разве могли об учёбе мечтать? Порой вечером хлеба не было, днём весь съели. Водички попьёшь, да и на печь. Хорошие времена наступили. Люди улыбаться стали. Пока до вас шли, кто встретиться, здороваются, помнят ещё нас. А я ведь многих уже и забывать стала.
Мать спросила Валентину:
- А ты работать, где будешь?
- Ой, мама, пока ещё и не думала. Вот в квартире ремонт сделаю, а там с мужем и примем решение. Если здесь на станции какое-то свободное место будет, то, конечно, с удовольствием пойду. Только не в «Заготзерно» мешки таскать. Уж отвыкла я.
Все рассмеялись. Мария сказала:
- Помню во время войны, вы с Любой с работы придёте, а у вас даже сил нет раздеться. Сестрёнки вас раздевали.
- Мама я перед отъездом заведующей садиком работала. Уж очень мне эта работа нравилась. С детьми про всё забываешь, не успеешь оглянуться, день прошёл. Они забавные, играя, взрослым подражают. И плотину строят, и на игрушечных машинках песок возят, и в дочки-матери играют. Всё у них, как у взрослых, только их мир – это  мир добра, любви и света. И нет там места зависти и злобы. Бывает, поссорятся по пустякам, быстро помирятся и продолжают играть, будто ничего и не было. Всех воспитателей любят, как своих матерей. Бегут к ним со своими проблемами, а некоторые целыми днями с рук не слазят, особенно девочки, ходят, держась за платья воспитателей, а бывает, что и мамами называют.
Осип пришёл домой, как всегда навеселе. Он очень обрадовался приезду дочери и зятя. Обнялись и расцеловались. Поужинали все вместе, поговорили и разошлись, когда на улице уже стемнело.
Михаил каждый день пропадал на работе. У него что-то не ладилось с котельной. Он решал проблемы с приобретением угля. Надо было срочно закончить ремонт школы к новому учебному году. Михаил был доволен своей работой и тем, что вся родня была рядом. Он часто шутил и улыбался, будто и не было в его жизни суровых испытаний.
        Валентина не могла нарадоваться спокойной размеренной жизни, где мужу не надо было спешить и работать в авральном режиме. Он всё успевал, и у него всё получалось вовремя.
        Год пролетел незаметно.
        На следующий год жена обрадовала Михаила и родила ему ещё одного сына Юрия. Отец проводил с малышом всё свободное время. Накупил ему кучу разных игрушек, а тот только глазёнками моргал, глядя на яркие погремушки, а уж когда подрос, то с отцовских рук не слазил. Первое слово, произнесённое Юркой, было «папа», на что Валюша сильно обижалась. Михаил смеялся и шутил:
- Ведь это я его вырастил. Вот он меня первым и назвал.
Вчетвером жить в двухкомнатной квартире стало тесно. Одна комната была и кухня, и прихожая, а вторая – зал и спальня. Надеяться на получение другой квартиры было бесполезно, так что летом решили взять ссуду в банке и построить свой дом.
       Большой земельный участок Сотниковы получили на «Султайкиной горе» самой окраине посёлка. Здесь можно было не только огород и сад посадить, но и построить баньку, сараи, развести скот. Строились долго целых пять лет. Дом получился хороший. Всё в нём Валентине нравилось. Расположение комнат было удобное. У каждого из сыновей была своя комната. Здесь была и маленькая пристроенная кочегарка, куда заносили уголь и выносили золу, не заходя в дом. В доме было тепло, светло и красиво. В комнатах было много цветов, которые цвели круглый год.
Валентину приняли на работу заведующей детским садом. Она снова стала заниматься любимым делом. Да и дома забот было полно. Завели большое подсобное хозяйство, которое было подспорьем для их семейного бюджета. Хлопот было много, зато всё было своё - мясо и сало, молоко, масло со сметаной, соленья и варенья.
        Жизнь шла своим чередом. Михаил и Валентина работали, сыновья подрастали, учились в школе. Пришло время старшему идти в армию. Володя служил за границей в Венгрии.
        Вот тут-то и пришла беда, которую не ждали. Воинская часть, в которой служил Владимир участвовала в операции «Дунай» стран Варшавского договора в Чехословакии, где он получил тяжёлое пулевое ранение и был отправлен в госпиталь в Венгрию.
        Узнав о ранении сына, Валентина две недели не вставала с постели. Плакала навзрыд, читая письма от сына из госпиталя, написанные рукой медсестры. Просила мужа, чтобы он добился разрешения съездить повидать сына в госпитале, но их не пустили.
        Прошло время. Валентина выздоровела. Стали регулярно приходить письма от сына.
        Михаил часто задумывался, почему его злая судьба сделала так, чтобы его сын попал служить в ту же страну, где воевал он. Михаилу было больно и обидно, что в мирное время его сын принял участие в событиях, происходивших в Чехословакии, о которых и говорить было нельзя. Сын был тяжело ранен, пуля прошла возле сердца. Когда он был эвакуирован в военный госпиталь в Венгрию, жизнь его висела на волоске. Но всё обошлось. Он восстановился и дослужил в армии до окончания срока.
        Вернувшись домой, Володя получил высшее образование по специальности учитель истории и обществоведения.
        Младший Юрий после окончания школы отслужил в армии в Заполярье на охране воздушных рубежей, затем закончил, как и отец, педагогический институт по той же специальности и устроился работать в школу на станции учителем. 
        Шли годы. Сыновья женились, у них родились дети. В их жизни были и радости, и трагедии, которые никого не обходят стороной.
        Михаил Иванович проработал шестьдесят лет, из них более сорока лет в школе, передавая свои знания и богатый жизненный опыт молодому поколению. Его заслуги были по достоинству оценены государством. Михаил Иванович был награждён Орденом Великой Отечественной войны, Золотой медалью ВДНХ;; СССР;;. Ему было присвоено звание заслуженного учителя Российской Федерации. У Михаила Ивановича было и множество других наград. Как участник Великой Отечественной войны он получал достойную пенсию.
        Михаил Иванович был счастлив со своей любимой женой, над которой не мог надышаться. Валентина Осиповна для него была словно свет в окошке, всегда окружала его вниманием,  заботой и лаской. В старости они с нежностью поддерживали друг друга, и всегда были вместе.
        Всю жизнь у Михаила Ивановича теплилась надежда, что справедливость восторжествует. И наступит время, когда будет снято обвинение с его родителей, которые на основании Постановления СНК;; и ЦИК СССР;; от 01.02.1930 г. были подвергнуты политическим репрессиям по классовому признаку – раскулачены и высланы на спецпоселение в посёлок №5 Карагандинской области, где вместе с матерью находился и Михаил.
         И когда в его душу стали закрадываться сомнения в том, что его мечта сбудется при жизни, из средств массовой информации он узнал, что издан закон о реабилитации;; жертв политических репрессий. Он не мог поверить, что его родители, и он могут быть реабилитированы. Собрав необходимые справки, он обратился в суд с заявлениями об установлении факта раскулачивания его отца и высылки его семьи в спецпоселение.
        Самым сильным потрясением в жизни Михаила Ивановича стал момент, когда ему выдали на руки документы, что на основании ст.3 Закона Российской Федерации от 18 декабря 1991 года «О реабилитации жертв политических репрессий» в решениях по родителям и Михаилу было лишь одно слово – реабилитирован. Оно произвело на него впечатление разорвавшегося снаряда. Официально судом было признано, что он и его родители не виновны. Земля уходила из-под ног, ему было нечем дышать, всё плыло перед глазами. Он никак не мог понять, за что же тогда погибли его родители и младший брат, а он более шестидесяти лет нёс клеймо «врага народа». И о клейме ему напоминали каждый раз, когда он заполнял графу в анкете «социальное происхождение».
        Наступило торжество справедливости. Глыба льда, давившая своей тяжестью все прожитые годы, упала с плеч и разбилась на тысячи мелких иголок, которые уже никто и никогда не сможет втыкать в его истерзанное испытаниями сердце.
Теперь перед всем миром он предстал чистым и белым, как первый выпавший снег, а радости от торжества справедливости не было. В его душе была пустота, он был растерян и не мог понять, как ему жить дальше в новом качестве. Нужно было переосмыслить всю прошедшую жизнь и ту несправедливость, которую подарила судьба.
Михаил тщетно искал ответ на вопрос: «За что все эти испытания выпали мне?». Почему, окрашивая его жизнь, судьба так щедро использовала чёрную краску и скупилась на белую? Ему ещё долго пришлось приходить в себя. И только благодаря нравственному стержню, жить по совести и верить в справедливость, он сумел пережить и это потрясение.
Прошлое нельзя изменить – надо жить настоящим. В его памяти всплыло событие из далёкого детства. Когда он, оставшись один, вышел из барака, протянул свои ладошки к звёздному небу и, захлёбываясь от слёз, просил:
- Боженька, дай мне кусочек хлеба!
По его щекам текли слёзы. Он стоял и смотрел на сверкающие звёзды, которые были совершенно равнодушны к его горю. Видно Боженька не услышал его мольбы. Он, обессилив от слёз и голода, свернувшись калачиком, заснул тяжёлым сном возле крыльца. Никому не нужный в этом мире, обречённый на гибель. Тогда он был один на белом свете, а сейчас рядом с ним любящая Валентина и его сыновья, его внуки, дорогая сердцу сестра Матрёна и её семья.
        Государство обеспечило ему достойную старость. Ему не надо было задумываться о хлебе насущном. Михаил Иванович с головой окунулся в изучении истории своей малой Родины. Встречался со старожилами, участниками Гражданской и Великой Отечественной войн, изучал исторические и природные памятники, организовывал экспедиции учащихся, проводил научно-практические конференции.
Венцом его краеведческой деятельности стал созданный им краеведческий музей, где собраны уникальные экспонаты с древнейших времён.
       Всю свою жизнь он жил вопреки судьбе, пытавшейся его сломать.  Как и многие его сверстники, Михаил Иванович с честью прошёл через все жизненные испытания, живя по совести и справедливости, и оставил свой след в истории родного края.

                Сноски
1 Раскулаченные – зажиточные казаки (кулаки) лишённые средств производства земли и собственности в период коллективизации. (Примечание автора)

2 Станица – большое казачье селение на Урале. (Примечание автора)

3 Рядно – толстый холст домашнего производства. (Примечание автора)

4 Кизяк – высушенный в виде лепёшек или кирпичей навоз с примесью резанной соломы, применяемый как топливо и строительный материал. (Примечание автора)

5 Плитняк – гранит залегающий плитами, употребляется как строительный материал. (Примечание автора)

6 Войлок – плотный толстый материал из валяной шерсти. (Примечание автора)

7 Путы – верёвка, которой связывают, (путают) бабки передних ног лошади. (Примечание автора)

8 Заточка – острый заточенный предмет, используемый в качестве холодного оружия. (Примечание автора)

9 Кнут – прикреплённая к палке верёвка или круглый кожаный ремень, служащие орудием понукания животных и наказания людей. (Примечание автора)

10 Нагайка – короткая ременная плеть. (Примечание автора)

11 Чумбур – запасной третий повод от кольца удил специально для привязывания коня. (Примечание автора)
12 Удила – металлическая деталь уздечки лошади, которая вставляется ей в рот и соединяется с поводьями для управления животным. (Примечание автора)

13 Торба – мешок с овсом подвешивается к морде лошади. (Примечание автора)

14 Обрез – атипичное огнестрельное оружие, изготовленное способом укорачивания ствола и/или приклада ружья, винтовки или карабина. (Примечание автора)

15 Мешковина – грубая ткань для мешков. (Примечание автора)

16 Щёлок – водный настой древесной золы использовался для мытья и стирки вместо мыла. (Примечание автора)

17 Колода – бревно с выдолбленной серединой, водопойная колода. (Примечание автора)

18 Косяк – гурт кобылиц с одним жеребцом. (Примечание автора)

19 Кошма – большой кусок войлока, войлочная подстилка. (Примечание автора)

20 Камергер – придворный чин старшего ранга, а также лицо, имеющее этот чин. (Примечание автора)

21 Маузер – род автоматического пистолета (в конце 19 века также винтовка и револьвер особой системы) по имени немецких изобретателей братьев В. и П. Маузеров. (Примечание автора)

22 Картуз – мужской головной убор с жёстким козырьком, неформенная фуражка. (Примечание автора)

23 Затируха – жидкая пища, приготовляемая путём растирания муки в воде или молоке. (Примечание автора)

24 МТС – машинно-тракторная станция. (Примечание автора)

25 Саман – кирпич-сырец, приготовляемый из глины с примесью навоза, резаной соломы, мякины. Строительство саманной землянки – наименее промышленный, наиболее безопасный и самый простой из натуральных способов строительства. (Примечание автора)

26 «Не верь, не бойся, не проси» – эта фраза достаточно распространённа не только среди арестантов, но и среди остальных людей. Она широко используется как в кинематографе, так и в музыкальных композициях. В литературе это выражение можно встретить у Александра Солженицына в его произведении «Архипелаг Гулаг». Кроме того, ее можно встретить и у других писателей, например, Варлама Шаламова. (Примечание автора)

27 «Словно куры опели» – выражение означает «сбить с толку». (Примечание автора)

28 Лисица-корсак – рыжевато-серая степная лисица. (Примечание автора)

29 Плетень – плетённая изгородь из прутьев ветвей ивы. (Примечание автора)

30 ГЭС – гидроэлектростанция. (Примечание автора)

31 ВДНХ – выставка достижений народного хозяйства. (Примечание автора)


32 СССР – Союз Советских Социалистических Республик. (Примечание автора)

33 СНК – Совет народных комиссаров. (Примечание автора)

34 ЦИК СССР – Центральный исполнительный комитет Союза Советских Социалистических Республик. (Примечание автора)

35 Реабилитация – признание того, что человек был привлечён к ответственности, подвергся аресту, ссылке, расстрелу незаконно. Обычно решение о реабилитации принимает суд, пересмотрев решение органов, на основании которых человек подвергся уголовному преследованию, репрессиям. (Примечание автора)