Сухость и расчёт

                Сон 1-й

Из цикла "Странные сны"

                (Кто больше нас, тот нам желанен;   
                кто меньше нас, тот нам обуза.)

     Друг приехал неожиданно, из благословенной Европы, швейцарского далёка — страны непуганых миллионеров и тотального благополучия. Он мимоходом протянул руку и поздоровался без лишних эмоций, как будто за плечами не было минувшего года со времени его отъезда или видел меня впервые.
     Движения его были уверенны. В поведении стало больше деловитости. Он стал другим.
     Вообще-то, встреча была случайной — в доме другого моего старинного друга, с которым мы что-то обсуждали, а жена его, Эльза, никогда не сидевшая без дела, рассудительная и практичная, всё время протирала что-нибудь тряпочкой и мимоходом успевала дать дельный совет.
     Внезапное появление гостя из Европы вдруг всё смешало. Всё пришло в движение. Засуетились хозяева. Замелькали ещё какие-то три гостя. Из соседней комнаты доносился голос европейца. Он говорил что-то о затюканности и бестолковости российской глубинки, нашей неразберихе и необязательности, о том, что во всём должен быть ORDNUNG, как в Германии, где всё подсчитано, просчитано и пересчитано, — не в пример нашей безалаберности, лени и неумении работать методично, без надрыва и ровно столько, сколько требует этот самый порядок, — ни больше, ни меньше. Критиковал вечный наш аврал, работу до упаду с перевыполнением всех норм и, как следствие, последующей пьянкой и безудержным разгулом «на морях» где-нибудь в Турции. «Куда нам до их расчётливости? — думал я, — У нас такая давнишняя установка: как вкалывать, так и гулять! Без тормозов. Того и гляди, их мы этому тоже скоро научим».
     А друг всё рассказывал про орднунг, честных чиновников, вымытые мостовые, отсутствие электрических проводов над головой, газовых труб вдоль улиц, аккуратных подземных коммуникациях. А ещё о деньгах. Обо мне забыли. И все куда-то исчезли. Я пошёл на голоса и из тесной уютной гостиной вдруг попал в холодный, огромный,  с широкой мраморной лестницей, сверкающий зал не то дома, не то магазина. Зал был пуст, но голоса звучали. Многочисленные зеркала отражали лишь холодный блеск пластика и металла. Я повернул обратно и, пройдя гостиную, попал в прихожую и затем сумел вырваться во двор.
     У крыльца  суетливо что-то искал начальник местной милиции. Я спросил его, что он ищет, и он ответил с досадой: «Да кусок толстой доски!» Тут же нашёл его и убежал. «Зачем?» — подумал я и стал искать способ запереть чужой незапертый дом. Увидев во дворе тёщу своего друга, облегчённо вздохнул: теперь о замке можно было не заботиться. Женщина была не одна, они с подругой, руководителем высокого ранга, убирали во дворе.
     — А зачем понадобилась доска? — спросил я. 
     — На охоту поехали. — ответила тёща друга.
     «Наверное, и водки набрали» — подумал я и направился к высокому, в два с половиной метра высотой, кирпичному забору с намерением выйти на улицу.
     Прикрыв калитку, я зашагал по ленте асфальтовой дорожки, на которой уже едва виднелись затёртые пешеходами написанные детьми разноцветными мелками слова: «Мир, Труд, Май», но ярко  выделялись свеженамалёванные углём пиратский флаг и надпись: «Money».
                1996г.