ВВХЗ 6. Ревнивый раритет

Это последняя глава. Начало здесь:
http://proza.ru/2021/02/07/2236

    6. РЕВНИВЫЙ РАРИТЕТ (ВВХЗ)

    Листая новости, вздремнул под мерное постукивание по поликарбонатовому навесу стекающей с крыши воды. Проснувшись, понял, что дождь перестал, и что голоден. Обедать обычно ходил в столовую за два квартала. Там выбор блюд большой и цены демократичные. Но на этот раз, выглянув в окно, решил не мочить последнюю сухую пару обуви и спустился перекусить у хозяев.
    Весь гостевой бизнес вел Михаил Степанович – сухонький лысый дедок лет семидесяти с хвостиком и его, довольно стройная для своих пятидесяти, невестка Татьяна, которая чаще всего стояла за прилавком. Посуду мыла и помогала на кухне наёмная работница Карина. Сын Степановича уезжал на работу до восьми и возвращался поздно, я его видел редко. Иногда по вечерам он выгружал из багажника своего автомобиля какие-то коробки и фляги.
    После дождя все прилавки, пластиковые столы и стулья были мокрыми. Степаныч орудовал тряпкой и беседовал с семейной парой, ожидающей заказанный обед. Отец семейства – парень лет тридцати с двумя пляжными сумками в руках и с жёлтым надувным кругом через плечо разговаривал по телефону через блютузнутую гарнитуру, до безобразия вежливо объяснял своему далёкому собеседнику какой вид отчётности следует отнести на подпись к «генеральному», кем прежде следует завизировать документ и какое поставить число в графу «дата». Параллельно он жестами и кивками общался с семьёй и местной администрацией в лице Степаныча. Мама держала за руку девочку лет пяти с крылышками бабочки за спиной. Второй рукой она двигала стулья и проверяла их сиденья на отсутствие влаги.
– Мужчина, вина хотите, домашнего, сам делаю?
– А какое у Вас? – закончив телефонный разговор, спросил «мужчина» в малиновых, как у господина Пэжэ из «Кин-Дза-Дзы» штанах ниже колена. – Красное полусладкое есть?
– Четыре вида вина. Есть чача и коньяк. Вы пройдите ко мне, попробуйте!
Татьяны на месте не было, видимо готовила заказ, поэтому я решил тоже пока пройти в сарайчик к хозяину.
– Вот, это моя лаборатория, – Михаил Степанович показал на ряд круглых бочек из нержавейки, стоящих вдоль стены.
– Вы прямо здесь держите вина, не в подвале? – заинтересовался отец бабочки. – Такая жара стояла, не скисают они у Вас?
– Не успевают, отдыхающие всё раскупают. А вино только вот, – винокур показал на полдюжины трёхлитровых банок на столе. – Остальное, конечно, в подвале. В бочках коньяки – в этой, этой и в этой, а в этих – чача.
    Папа бабочки взял две пол-литровые бутылки вина и бутылку чачи. Я тоже соблазнился и купил полусладкого «Лекаря».
    У Татьяны не оказалось ни пюре, ни моей любимой тушёной капусты. Пришлось брать её фирменное блюдо – Варва;ровские котлеты с макаронами на гарнир. Когда мы с семьей насекомых за соседними столами обедали, проталкивая фирменным вином фирменные котлеты, Степаныч поставил нам на каждый стол по маленькому графинчику. В моём было около пятидесяти грамм жидкости, похожей на слабо заваренный зеленый чай. Родителям бабочки достался чай черный.
– Это презент, на пробу. Вам, молодые люди, – коньяк трехлетний, а у Вас, мужчина, – чача с абрикосовой отдушкой.
– Ой, спасибо большое!
– Большое спасибо!
    Ну, разумеется, акции обязаны выстрелить. Отобедав, мы докупили огненной воды. Пэжэ взял пятьсот коньяка. А я, предварительно продегустировав, чачу, но чистую, без отдушек и присадок, зато сразу литр. Этот литр, пройдя всю броуновскую траекторию моего возвращения, добрался на дне дорожной сумки до того скромного замкнутого пространства, в котором живут моя жена и моя собака, где пылятся мои школьные, институтские и свадебный фотоальбомы.

    На следующий день дождь был уже не таким сильным. Между его струями многим удалось и выкупаться, и позагорать. Я снова был на том же месте. Видел невредимым Виктора. Поприветствовал, получил сдержанный ответ. На его лице базальтовой коркой застыла скука многовековой однообразности бытия.
    Народ на пляже обсуждал урон, нанесённый городу грозой. Среди прочего пострадала лестница «Восемьсот ступеней», входившая в перечень местных достопримечательностей. Виды с её смотровых площадок растиражированы фотогалереями интернет-поисковиков.
    После обеда я пробежался по сувенирным рядам, набрал рапанов, магнитиков, можжевеловых подставок под сковородки и два пакета местных напитков. В гостевой дом вернулся раньше обычного, хотел разгрузить руки.
    Войдя во двор, наткнулся на Степановича, пытающегося пронести через калитку гаражных ворот длинную лавочку. Судя по матовой окраске этого действия, получалось плохо. Впереди скамейка упиралась в быстро-возводимую конструкцию летнего душа, а внутри гаража цеплялась за ворот тисков на верстаке. Я вызвался помочь, пакеты и рюкзак между ходками отнёс в свою комнату.
    Оказалось, у соседа по фамилии Иволгин, сокращённой в обиходе до Волгин, намечалась свадьба внучки, и он попросил помочь с мебелью. Мы вынесли ещё вторую и третью из гаража, превращённого в склад. Потом все три скамейки перенесли по диагонали через улицу и занесли во двор упитанного соседа с голым торсом, лицо которого мне показалось знакомым. Седые кудрявые волосы были на его голове, груди, плечах и даже на спине. Пока мы со Степанычем ходили за столом, сосед успел накрыть поляну: небольшой графинчик бесцветного алкоголя и тарелка с нарезанным салом стояли на застеленном газетой табурете, посреди беседки. Из плетёной корзинки, покрытой дырявчатой тенью виноградника, улыбались нам помидоры и огурцы вперемешку с абрикосами. Рюмки он держал в руке.
– За внучку, Степаныч, не откажи! Самая младшая моя, самая любимая!
– Да я хотел…
    Сосед сгрёб своими ручищами моего метрдотеля и, увлёкая его в беседку, повернулся ко мне.
– А Вас как зовут, мон ами?
– Александр.
– Силь ву пле, Александр, составьте нам компанию. А что у Вас с рукой?
    Я посмотрел на свои руки и обнаружил кровь на костяшках правой кисти. Видимо зацепился за крючок калитки, когда заносили скамейки.
    Соседа тоже звали Михаилом. От отчества он наотрез отказался, просил называть просто по имени, но и обращение «дядя Миша» его устроило.
– Да вот, понимаешь, внучка замуж хочет.
– Хорошее дело! – решил я логичным образом поддержать тему.
– Не уверен. Рано! У неё сегодня день рождения, восемнадцать. А послезавтра уже расписываются!
– На юге живёте, здесь всё быстро созревает, – снова попытался пошутить я.
– А где ж она сама? – спросил мой дядя Миша.
– У жениха. Отмечают совершеннолетие. Но за подарком заехала.
– Деньги?
– Конечно, разве ж дед угадает!
    Из последовавшего диалога двух Михаилов выяснилось, что жених сам ещё пацан пацаном – всего на год старше, обалдуй, носится на мотоцикле, в ушах люверсы, как на рюкзаке под шнуровку, в голове ветер гуляет. Но красавец, и принадлежит местной известной фамилии, у которой денег столько, что куры клевать не успевают.
    После первой рюмки я был опрошен в объеме стандартной анкеты устраивающегося на работу дворником – имя, откуда приехал, сколько лет, кем трудился до этого дня. После третьей рюмки анкета была дополнена составом семьи, отношением к религии, политическими взглядами и гастрономическими предпочтениями. Узнав, что моим любимым блюдом является яичница с луком, а на гарнир я люблю тушёную квашеную капусту, Михаил Иволгин повернулся к веранде своего дома и крикнул:
– Зайка!
    Зайкой оказалась плотно сложенная, невысокая женщина забальзаковского возраста. Она вышла на крыльцо и подбоченилась, кулаки надежно встали в зоне значительного перепада поперечного сечения фигуры, откуда к низу спускался красный, в крупную белую горошину передник с такой же веселой инверсной по цвету гороховой оборкой по краям.
– Чего? – нейтральной интонацией спросила она.
– Ритуля, принеси, пожалуйста, квашеной капусты. И хлеба, я забыл.
    Капуста, надо отдать должное, была отменная. Оптимальная пропорция с морковью не понижала блюдо до разряда десертов, к тому же Рита не поленились подрезать лучку и полить душистым нерафинированным, возможно классически отжатым подсолнечным маслом.
    Графинчик опустел ещё до явления народу капусты. Когда Михаил ходил за вторым, такое дело не стоит поручать женщине, Степаныч мой сбежал, сославшись на занятость и гипертонию.
    Не вспомню, как наш разговор вышел на тему автомобильных раритетов, но тут Михаил встрепенулся:
– Кстати, – он встал и поманил меня ладонью, – иди-ка сюда, чего покажу.
    Я проследовал за хозяином.
– Давай переставим! – он взялся обеими руками за края двух скамеек, на которых ножками вверх лежала третья.
    Освободив таким образом проход к гаражу, хозяин, нагнетая интригу, медленно открыл правую створку воро;т. В гараже, своим универсаловским задом к нам стояла, слегка покрытая пылью, бежевая «Волга» ГАЗ-22. Теперь стало понятно, кого мне напомнило лицо невестиного деда. Это же постаревший Станислав Чекан из «Бриллиантовой руки»!
– Садись!
    Я забрался в салон, но дверь закрывать не стал, огляделся, принюхался и на всякий случай пощупал массивный чёрный резиновый уплотнитель в районе форточки. Правая нога инстинктивно уперлась носком в нижнюю часть дверцы. Тем временем, хозяин раритета обошёл его спереди и сел за руль.
– Ну, держись! – сказал Волгин.
    Не было понятно, к кому он обращался, – ко мне или к себе.
– Куда-то поедем?
– Поехать не получится, мон ами.
– Боитесь лишиться прав?
– Кардана нет! Сын снял на реставрацию. Уже год реставрирует! Катюшка – внучка хотела на свадьбу себе в кортеж, но придётся лимузин заказывать… Мы сейчас движок заведём, послушаешь как он работает, – хозяин открыл бардачок и стал в нём шарить.
– А Вы таксистом случайно не работали? – спросил я глядя на его седые кудри.
– Подержи! – Владелец автораритета и нависающего над поясом шортов авторитета положил мне на колени затёртую коричневую дерматиновую автомобильную аптечку с некогда красным крестом посреди густо серого круга, видимо бывшим при рождении белым.
– Чёрт! Нет!
– В смысле?
– Да ключи ищу! Юрка что-ли забрал? А, вот они! – со вздохом облегчения и удовольствия отец Юрия Михайловича вставил в замок зажигания ключ, с которого свисал брелок на цепочке, завёл двигатель Волги и поднял негнущийся в ногтевой фаланге указательный палец вверх. – Слышишь?
– Да, ровный звук.
– Песня!
– Не троит, не чихает…
– Не троит! Обидеть хочешь – не знаешь как? Горшки расточены, кольца новые. Распредвал, бобина, распределить – всё нулёвое, родное! – он помолчал, послушал, потом заглушил движок и посмотрел на меня. – Таксистом? А почему ты спрашиваешь?
– Не знаю, просто интересно стало.
– Таксистом я не работал, но в сезон бомбил, было дело.
– Из аэропорта возили наверное?
– С аэропорта, с Тоннельной, и в Геленджик, и в Новороссийск, и в Краснодар случалось. Но уже восемь лет я на ней не езжу.
– Почему?
– Берегу! Мне за неё шестьсот тысяч предлагали. Не продал. Сын отговорил, говорит за миллион можно продать. Или дороже. А мне и жалко! Понимаю, что место занимает, а расставаться не хочется. Кузов не битый, бампера меняли, осталось тросик спидометра поставить и карданный вал.
– Так Вы сейчас без машины значит остались?
– Почему! Юрок на моей «Тойоте» ездит. Беру, когда надо... Да мне и не надо. Мне лет-то уже сколько! Меня возят. У невестки – своя, у внучки – своя.
– А сколько Вам лет?
– А сколько дашь?
– Ну, семьдесят.
– А если не семьдесят, то больше или меньше?
– Семьдесят три?
– Восемьдесят два!
– Ого! А спиртное? За сердечко, не боитесь?
– Магазинное не пью и тебе не советую, а своё… Пойдём допьём! – дядя Миша направился к беседке. Я последовал за ним.
    У меня оставались сомнения, но вопросов задавать не хотелось. Пора было уходить, не пропала надежда ещё раз попасть на море.
– Ты знаешь, Серёжа…
– Саша.
– Да, извини. Знаешь, Саша, я даже побаиваюсь её.
– Риту?
– Да не Риту! «Волгу» свою!
– Вот те на! Вы же говорили, что сорок лет на ней ездили.
– Это да, ездил. Даже больше сорока. И ни в одну аварию не попал по своей вине. В меня врезались, случалось… Но Всё равно она какая-то... травмоопасная! Она как живая, понимаешь? Меня из таких передряг вытаскивала, о-о-о, а пассажиров не любит, ревнует! То колготки порвёт, то ноготь сломает. Особенно, если кто рядом со мной сядет. Может бардачком палец придавить, брюки порвать. Живая, говорю тебе! Однажды пацанчику чуть пальцы дверью не отрубила!
– Только однажды?
– Знаешь, как больно, когда пальцы дверью прихлопнуть! – не услышав мой вопрос продолжил дед. – Дети орут потом всю дорогу. Ты себе представить этого не можешь!
– Почему же. Очень живо представляю.
    В этот момент в гараже послышался какой-то щелчок, потом удар, похожий на звук закрывающейся дверцы. Дядя Миша посмотрел на меня.
– Ты не закрыл что ли? – Он пошёл проверить. По пути зацепился за скамейки и чертыхнулся, потом споткнулся о порог и загремел ведрами. Второй графин, который для хозяина свободно мог быть уже третьим или пятым за день, явно был лишним.
    Две желтогрудые птички, имея единый замысел, поочерёдно перепорхнули с абрикоса на обильно окрученную виноградными усами проволоку напротив моих глаз и, забавно подёргивая сложенными в пучок хвостиками, принялись громогласно обсуждать план дальнейших действий, явно криминального характера. Я взял из корзинки спелый оранжевый абрикос и целиком отправил его в рот. Вкус сочного южного фрукта, разведённый в палитре медикаментозно приобретённого благостного состояния, гармонично, как удачный мазок кисти художника, лёг на пятнистую тень винограда, покрывшую всё поле моего зрения.
– Ох ты, мать небесная! А это не твой телефон?
– Где? – подорвался я, ощупывая пустой задний карман джинсов.
    В гараже хозяин универсальной «Волги», опустившись на одно колено, поднял мой смартфон.
    Я принял гаджет из рук Михаила, как любимого йорка, попавшего под колёса. Семь секунд назад он бегал, радовался общению, играл с мячиком, будь он неладен, этот мячик! И всё! Тёплое недвижимое и обмякшее тело. Та же, приятная на ощупь шерсть, те же мохнатые лапы… И угасающий, укоризненный взгляд! Крови нет, значит обошлось? Нет же крови! Ну, гавкни, укуси, буду только рад! Нет, даже не скулит…
    Главный экран подсвечивал иконками тёмной темы паутину побежавших по стеклу трещин. Ну, ёлки зелёные, всего два месяца назад купил! Не успел нарадоваться новым возможностям и насытить память полезными приложениями! Настроение из южно-оптимистичного моментально трансформировалось в полярно-безысходное, нервное напряжение повысилось, а жизненные токи упали до нуля. Умиротворяющий эффект от воздействия спиртного напитка Михаила улетучился. Тени от листьев винограда смазались, а сами листья, как и всё остальное вокруг, стали чёрно-белыми.
    Понять ситуацию ума хватило. Виноват сам, но третий снаряд в одну воронку! Кто-то выцеливает меня по жизни через эту штуковину на колёсах!
– Не продавайте «Волгу»! – начал я, не отрываясь от пострадавшего коммуникатора, беспорядочно та;пая и пытаясь оценить масштаб ущерба.
– Не продам! – не дав мне договорить, ответил дядя Миша.
«Она служила Вам всю жизнь, как верный пёс!» – хотел было добавить я, но передумал.

                09. 2020 - 02. 2021.