Конец дяди Скруджа

В межсезонье на прииске народу немного. Сторожа участков, слесари по ремонту техники, обслуга,  и т.д. Все приисковое начальство парит телеса в средиземных морях до марта. А пока базой временно руководит завхоз по фамилии Круш, и по прозвищу дядя Скрудж. Внезапная должность его преобразила: из суетливого, скукоженного мужичонки с невнятной речью, он превратился в наглого и вороватого делягу с манерами официанта из советского ресторана.
Круш приблизил к себе трех – четырех работников базы. И они стали менять свою жизнь к лучшему.

Мясо, масло, яйца теперь подавались только в «греческий зал». Так называли отдельное помещение при столовой, где в сезон питалось начальство, и где угощались заезжие ревизоры из Горного округа. Греческий зал был обшит деревом, там стояла хорошая мебель, хрустальные люстры бросали брызги света на лакированную «вагонку». Круш приказал слесарю по кличке Хоттабыч – лысому и бородатому, умеющему произвести спиртное из любого сырья, взломать дверь. И стал питаться там со своей свитой.

Остальные работяги получали три раза в день макароны или перловку на комбижире с малой толикой жареного лука. Пачка чая заваривалась на ведро. Сахар исчез, как пережиток прошлого. Хлеба не бывало по нескольку дней. Мужики начали роптать. Круш объяснял ситуацию трудным финансовым положением, просил потерпеть, и заявлял, что в соседней артели дела еще хуже, и она скоро закроется.

 Круш наглел все больше. Он стал наведываться на склад ГСМ, и распоряжаться соляркой с размахом нефтяного магната. Местные барыги, имеющие «Уралы» и КАМАЗы заливались у нас от пуза, и рассчитывались с Крушем водкой и закуской. С наличкой в те времена было туго у всех.

Мужик с ГСМ боялся, что за такую недостачу  хозяева  прииска, вернувшись к новому сезону, повесят его тут же на воротах. Круш приказал ему заткнуться и стал подкидывать бутылку - другую со своего гешефта.

Наконец молодой сварщик Толян, балагур и гитарист, вскабанел донельзя. Он собрал мужиков в столовой, и все вместе они пошли к Крушу. Он к тому времени уже занял коттедж главного инженера на территории базы, и таскал туда местных разведенок. Вот и сейчас в лиловых дымных покоях орал про «Дым сигарет с ментолом» китайский двухкассетник, на столе млели грузди и соленые огурцы, поблескивала в неярком свете зимнего солнца бутылка «Рояля», а рядом химически-ярко желтело какое-то газированное пойло. Круш расхаживал по жилью в шортах, открывавших кривоватые жесткие ноги. На тахте полулежала местная вакханка Рая по кличке  "Насос".
 
- Чо надо? – гавкнул Круш на делегацию. Мужики топтались на пороге, смущенные забытой роскошью и райкиными ляжками.
Толян пробрался сквозь толпу. Он был напряжен и стремителен.
- Короче, так. Претензии у нас есть.
- Толян ты чо, хрена обжевался? – искренне удивился Круш.- Ты кому предъяву кидаешь?
- А ты что, неопупенной манды волосина? – заработал, как дизель, объемный напарник Толяна Феодосий. Родом он происходил из молдавских болгар. 
- В общем,  дядя Скрудж. Если завтра не будет нормальной хавки, не будет чая, не будет сигарет, мы тебя отхреначим, и выкинем с базы. Без трусов. А хозяину потом все расскажем. И про солярку тоже.
- Да вы чо, мужики, - одномоментно обосрался Круш, - в одной ведь все лодке сидим! Нахрена эта раскачка нужна? Я точно так же живу, как и вы.
- Э, хорошо вату катать, - извергался Толян. – Ты сегодня утром жареный картофан жрал с салом – духан на всю базу стоял. А мы сечку метали, как чушки. Я в следующий раз этой сечкой тебе в тарелку насру, и сожрать заставлю.
- Ладно. Я все понял, - увял Круш.
Вдохновленные мужики ушли.

Через час на базу вперся УАЗ местных ментов. Два сержанта вытащили Толяна из слесарки, дали под дых, и закинули в собачник.  Сияющий Круш комментировал происходящее встревожено собравшимся старателям:
-  Еще есть революционеры? Там места всем хватит. А Толяну вашему трешечка светит. Как минимум. Он у меня часы спер.
Большинство работяг были иностранцами – из Украины, Беларуси и Молдовы. Связываться с ментами они боялись.
Только новый механик Фомин, в конце сезона приехавший на прииск сразу после техникума и сейчас готовящий Т-500 и «Коматсу» к вскрышным работам, пробрался в кабинет начальника региона и нашел там нудные номера телефонов. Он заперся в кабинете и позвонил хозяину кабинета – всемогущему Ларго Авилашвили. Тот держал и базу, и прииск уже десять лет.
Ларго, злой как не вовремя разбуженный шмель, не догулявший отпуск в родном Сухуми, образовался на базе через два дня. Круш подобострастно подбежал к нему и протянул руку. Вместо рукопожатия Ларго угостил его мощным ударом в челюсть. Круш укатился под скамейку курилки. Оттуда с шипением вылетел приисковый кот Вашгерт.
- Грёбаный скотын! – Ларго грохотал, как языческий бог-громовержец, - я твой рот имэл в выду!
Он уволок обмякшего Курша в свой кабинет. Оттуда еще долго слышались крики  с грузинским акцентом. Чаще всего повторялись «билат», «рот твой» и «грёбаный скатын».
Круш отварным червяком выполз  на свет. Его взяли в кольцо старатели.
- Мужыки, толко не сылно пака, – сказал где-то за кругом невысокий Ларго, - мнэ его еще в мэнтовку вэзти.
Мудохали Круша за баней – аккуратно и вдумчиво. Особенно отметился Феодосий.
- И чего раньше терпели? – удивлялся потом он.
Толяна вернулся на базу вечером. Вместо него Ларго лично отвез туда равнодушное к происходящему туловище Круша. Жизнь на базе вернулась к прошлым стандартам.
Я понимаю, что история так себе – вполне обыденная. Но она ничего вам не напоминает?