Нирвана

МИКОЛА РУДЕНКО
(Перевод с украинского)

Метафизическая поэма
(отрывок)

1. Нирвана

Прилечь на нары и смотреть на небо
Сквозь ту решётку –
В малый тот квадрат,
Который для тебя дороже хлеба,
Там солнца луч сверкает в сто карат;

Там гул машин в гуденье монотонном
Отступит вспять за толстую стену –
Тогда душа тревожная утонет
В моих воспоминаний глубину.

А чья же это воля и закон чей?
За что со мною сделалось вот так?
То был Эдем, что назывался Конча.
Там жил поэт – до райских дел мастак.

Мир был придатком к дому, где струился
Вещей в привычных буднях аромат.
Какие розы он любить учился!
Какой там вырастал роскошный сад!

Там феи музык, к тишине в придачу,
Ему шептали что-то горячо.
Казалось, чёрт его детишек нянчит.
Вода – и та сама наверх течёт. 

Он горделиво входит в сад огромный,
Оглядывает свой зелёный тыл...
Аж стыдно вспоминать, когда припомню,
Каким пустым я в эти годы был.

Но может потому, что я из дома
На Атлантический рванулся океан –
В одну минуту понял, что знакомый
Мне мир – он только стереоэкран.

А мир – театр, и люди в нём – актёры,
И новость – относительная вещь.
Статисты мы? А кто рулит – который
Над звёздами, всезнающ и зловещ?

И мне казался серым и убогим
Тот водевиль, что вышел на экран.
Уже глаза не видели дороги,
Как будто жизнь – театр, мираж, обман.

Всклокоченный до донца, до основы,
Пытался разгадать я белый свет.
Ещё не зная,
Что виденьем новым
Уже я уловил
Желанный след.

На небо я глядел под осокором,
Уставившись недвижно, как сова,
Наверно, я и впрямь казался хворым –
Такой катилась обо мне молва.

Самокопанье то не проходило
Безрезультатно:
Я прекрасно знал,
Что эволюция себя похоронила –
Её поток небесный доконал.

Тот луч единый из надзвёздной были
Даёт нам тридцать...
Ценность? Вот она!
Когда бы смелых мыслей не казнили,
То некоторых стёрли б имена.

Тогда я не готов был верить просто,
Что с Миром на одной ноге стою.
Я ощутил удар молниеносный,
Который изменил всю жизнь мою.

Пятнадцать лет тому.
Кончалось лето.
Меня позвала ужинать в саду
Та, что было женой тогда, и где-то
Я сам предчувствовал,
Что я вот-вот уйду.

Искал в то время я фундамент срочно:
Любой продукт имеет пять основ.
По логике выстраивалось точно:
Иисус Христос...
И пять его хлебов.

Но ведь в основе
Злаки, а не злато!
Зерно с соломой. Пища для людей
И для животных.
Вышло небогато –
Рассыпался поток моих идей.

Фантомы катастрофы,
Умирала
Система целая. И шёл над нею суд.
Я понимал: к сермяжному оралу
Добавить нужно человечий труд.

Но лемехом, телегой и подковой
Не народить хлеба.
Земля, вода...
Придаточная стоимость – основа
И вправду Тело Божье...
И тогда

Не знаю как, но вынужден.
Хоть трушу
Рассказывать народу чудеса:
Шесть крыльев огненных встревоженную душу
Легонько подхватили в небеса.

И закружился мир перед глазами.
Упал Святой Огонь,
Читай: удар.
Шесть крыльев огненных я чуял за плечами
И Силу дивную –
Мой занебесный дар.

Шесть крыльев пламенеющих. А тело?
Я за столом садовым отбывал.
Но чувствовал, что суть моя летела,
И след мой на планете остывал.

Земное умирало. Тело тоже –
И только пламенела суть моя.
Но в бестелесности своей была похожа –
«я» шестикрылый и прозрачный «я».

Ни тени, ни пейзажа с небом синим –
Предметность лишь намёком, в меру сил.
Как будто ты – лишь отбыванье линий,
Звук, что себя судьбой вообразил.

Всё мирозданье выткано из звуков.
И нот, в которых ангелы видны.
Слова, что станут душами для внуков,
И солнц, где проживут твои сыны.

Ты – целый мир. Ты – животок Свеченья,
И только свет живёт в тебе самом.
Привыкни к вечности. И наберись уменья
Признать, что бесконечность – это дом.

Я долго всё не верил. Но носила
Меня, живого, с света мёртвых в сей
Библейская и огненная Сила,
О коей нам поведал Моисей.

Извечно опускались вглубь пещеры,
Готовы были жизнь свою отдать –
Скрывались от людей адепты веры,
Чтоб опустилась Божья благодать.

Пусть кто-то отыскал святую искру –
Церковный мир гордиться вправе им.
Как мне досталось это –
Атеисту,
Что сызмальства совсем не был святым?

Я никогда нигде не врал впустую,
Не подличал, чтоб достигать верхов,
Не мог же я стереть, как запятую,
Постыдный ком земных своих грехов. 

И не мечтал, не знал, что я достану
Убогим духом Занебесной твердь...
Всем естеством приветствуя нирвану,
Я понимал, что то была не смерть. 

Не смерть – я жив,
Хоть видел без испуга,
Внезапной смерти правила игры.
Святой Огонь, по наущенью Друга,
Мне открывал сокрытые миры.

Мне не поверят: понимал, не скрою,
Что Бога встретил я средь облаков.
А та, что мне тогда была женою,
С Литфонда вызывает докторов.

Я рассказал ей. Я сказал про Бога.
Она заладила: не кончится добром.
Какая же в глазах была тревога!
И сразу заподозрила синдром.

Я понимал, что признаваться глупо.
К земному благу приросла жена.
Я улыбался. Соглашался тупо.
Меня теряла с каждым днём она.

Я был теперь несносен ежедневно,
Я отметал мещанское добро.
Я улыбался криво и надменно.
Я умер на земле. Мне повезло.

Наверно, я теперь дурак никчёмный,
А притворяться не люблю и не хочу.
(Теперь, когда я политзаключённый,
по принужденью фиг чего вам отмочу).

Земля моя! Мой малый грешный атом!
Побывка межпланетная моя!
Там с медикаментозным препаратом
Вещает доктор, фельдшер –
Но не я.

Не я –
Моё теперь покорно тело,
Лежат послушно руки на столе.
Оно вставало или вновь сидело,
А дух мой жив уже не на земле.

Теперь пойду, высоких смыслов полный,
Средь дураков – к злословью не тянись...
И переплавленный, как воск церковный,
Я отрекусь того, что звали жизнь.

Пусть будут дни прекрасны или плохи,
Отныне я свободен от оков:
Я отрекаюсь от изданий лёгких,
чиновьих почитаний, орденов;

И лёгкой славы – славы ветерана
в роскошном доме и в своём саду,
и вкусных блюд, и панацее к ранам,
и до тюрьмы однажды добреду.

Меня не обминут наветы злые
Поклёпов и других ненужных бед.
Какие же никчемные, пустые –
Те, кто хотели переделать свет!


Метафізична поема
 
1. Нірвана 

Якщо лягти на нари і до неба
Підняти очі –
В той малий квадрат,
Який дарує інколи для тебе
Жаданий промінь сонця із-за грат;
 
Якщо машин гудіння монотонне
Кудись відступить за глуху стіну –
Тоді у споминах душа потоне
І я в минуле думку пожену. 

Чия була це воля і закон чий?
Чому зі мною скоїлось отак?..
 Був той Едем, що називався Конча.
Там жив піїт – до райських справ мастак.

Світ був придатком до тієї хати,
Що мала безліч дорогих принад.
Які троянди він навчивсь кохати!
Який він викохав розкішний сад! 

Там чергувались музика і тиша,
Щось феї шепотіли гаряче.
Здавалось, чорт йому дітей колише,
Вода нагору - й та сама тече. 

А він статечно ходить, оглядає
Зелені володіння з-під руки...
Аж соромно стає, коли згадаю,
Який я був порожній в ті роки.

Та, мо', тому, що якось я із дому
Злітав за Атлантичний океан –
У день один зненацька усвідомив:
Земля - це тільки стереоекран. 

І відбувається на ньому дія,
У котрої відносна новизна.
А хто ж насправді нами володіє?
Статисти ми, чи зорі - Хто це зна?.. 

І видався мені убогим, сірим
Той водевіль, що вийшов на екран.
Вже ні очам, ні пальцям я не вірив.
Немов життя –
Це був лише обман.

Весь збурений по вінця, до нестями,
Я намагався розгадати світ.
Я ще не знав,
Що він - поза чуттями:
Його не оком –
Духом бачить слід. 

Та все ж, спиняючись під осокором,
Здіймав до неба непорушний зір.
Можливо, справді я здавався хворим –
Такий пішов про мене поговір. 

Заглиблення у себе не минало
Безрезультатно:
Я вже добре знав,
Що трудова теорія сконала –
її небесний промінь розтинав.

Той промінь, котрий з одного зерняти
Дає нам тридцять...
Вартість? Це ж вона!
Якби сміливу думку не спиняти,
Тут деякі відмерли б імена. 

Та я ще був до цього не готовий –
Ще не відчув із Всесвітом злиття.
Тоді й прийшов отой удар раптовий,
Який змінив усе моє життя. 

П'ятнадцять літ тому.
Кінчалось літо.
Мене чекали снідати в саду
Та, що була дружиною, і діти.
Я й сам уже гадав:
Ось-ось піду.

Тим часом я спинивсь на розрахунку:
Продукт сукупний має п'ять частин.
За логікою шикувалось струнко:
Ісус Христос...
І п'ять Його хлібин. 

Адже ж не золото в основі –
Злаки!
Зерно й солома. Їжа для людей
Та для тварин...
З'явилися ознаки
Порушення усталених ідей. 

Ознаки катастрофи.
Помирала
Система ціла. Йшов над нею суд.
Я розумів: звичайно, що до рала
І до землі додати треба труд.

Проте леміш, чепіга та підкова
Не родять хліба.
Суть в землі, воді...
Отож заклята вартість додаткова –
Насправді тіло Боже...
І тоді... 

Не знаю як –
Та розказати мушу
Пригоду несподівану оту:
Шість крил вогненних підхопили душу
І понесли в небесну повноту.
 
І закрутився світ перед очима.
Упав Святий Вогонь,
Немов удар.
Шість крил я відчував поза плечима
І дивну Силу –
Занебесний дар.

Шість полум'яних крил. А тіло - де ти?
Я за столом, пригадую, сидів.
Але здавалось: на шляхах планети
Вже не лишалося моїх слідів. 

Земля відмерла. І відмерло тіло –
Є тільки променева суть моя.
Ця безтілесна суть кудись летіла –
Моє прозоре шестикриле "я". 

Ні краєвидів, ні облич, ні тіней –
Предметність, речовинність тут чужа.
Немов би ти - лиш вібрування ліній,
Звук, що себе істотою вважа.

Весь простір виткано із нот і звуків.
Вони - це люди й ангели. Вони –
Слова, що стануть душами онуків.
Сонця, в яких живуть твої сини. 

Ти - цілий Всесвіт. Ти - живе проміння,
Бо тільки світло тілом є твоїм.
Звикай до вічності. Надбай уміння
В безмежності впізнати справжній дім. 

Я довго ще не вірив, хоч носила
Мене живого з того світу в сей
Безсмертна, вогняна, біблійна Сила,
Про котру людям розповів Мойсей.

Себе в печери кидали довіку,
Були готові все життя віддать –
Аби колись упала чоловіку
Оця найбільша Божа благодать. 

Хтось у житті сягав святого змісту –
І Церква, й світ пишалися отим.
Чому ж мені те впало –
 Атеїсту,
Що був ізмалку зовсім не святим? 

І хоч ніколи не брехав нікому,
Не лицемірив, щоб дістать верхів,
Але ж не міг так просто, наче кому,
Підчистити своїх земних гріхів.

Отож не ждав, не мріяв, що дістану
Убогим духом занебесну твердь...
Та всім єством поринувши в нірвану,
Я розумів, що то була не смерть.
 
Не смерть - я жив,
Хоч бачив те, що другий
Лиш після смерті зможе осягти.
Святий Вогонь, немов правиця Друга,
Для мене відкривав живі світи. 

Я зважив: не повірить ні єдина
Душа, що Бога раптом я зустрів.
Ген та, яка була моя дружина,
З Літфонду викликає лікарів

Я їй сказав. Так, я сказав про Бога.
Вона ж своє: не кінчиться добром.
Яка в її очах була тривога!
Одразу ж запідозрила синдром. 

Я зрозумів: признався недоречно.
її завжди втішало лиш земне.
Я посміхався. Щось доводив ґречно.
Але вона вже втратила мене. 

Я був тепер не здатний на щоденне
Длубання в темряві, в міщанськім злі.
Та й що за посмішка була у мене,
Коли я жив уже не на землі?..

Напевне, виглядав якимось блазнем –
Бо щось вдавать не вмію й не люблю.
(Тепер, коли зробився політв'язнем,
Я з примусу нічого не роблю). 

О, Земле! Мій маленький, грішний атом!
Домівко заморочена моя!
Десь на тобі з білковим автоматом
Говорить лікар –
Але то не я. 

Не я –
Лише моє покірне тіло,
Яке тримає руки на столі.
Воно ходило чи воно сиділо,
А дух мій жив уже не на землі.

Тепер піду, високих думань повний,
Серед злостивих дурнів та нетям.
І переплавлений, як віск церковний,
Зречусь того, що називав життям. 

Нехай настануть будні кращі й гірші,
Але віднині до останніх днів
Зречусь легких видань, газетних віршів,
Чиновних шанувань та орденів; 

І навіть слави - слави ветерана,
І хати у розкішному саду,
І добрих страв, і спокою для рани,
І врешті до в'язниці добреду.

Не вбережуть мене усмішки чемні
Від наклепів та невиправних бід...
Які ж бо ми порожні та нікчемні –
Ми, що пнемось переробити світ!


*в 1972 году у Николая Руденко налаживается личная жизнь. "Я даже получил гонорар; в «Радуге» была завершена работа над книжечкой стихов для детей; в переводе на русский «Советский писатель» подготовил томик моих стихов, он уже был послан в типографию. Мне даже удалось переступить границы СССР: в Болгарии должен был выйти из печати «Волшебный бумеранг», перевод уже был готов и принят».
В то же самое время, в начале 1970-х он включается в работу по защите прав человека, поддерживал отношения с московскими диссидентами, являлся членом советского отделения «Международной амнистии». В 1974 году за критику марксизма Руденко исключают из рядов КПСС, а через год – из Союза писателей Украины. Писатель был вынужден продать машину, дачу, а работать смог устроиться только ночным сторожем. 18 апреля 1975 года его арестовывают за правозащитную деятельность, но вследствие амнистии к 30-летию Победы, освобождают еще из-под следствия.
Но в конце 1976 году, после оглашения им вместе с Олесем Бердником и Оксаной Мешко создания Украинской Хельсинской группы (УХГ), он становится помехой тогдашней власти и 5 февраля 1977 года в Киеве его арестовывают второй раз.
В декабре 1987 года под давлением общественности супруги Руденко были освобождены, после чего эмигрировали сначала в Германию, затем в США. Николай Руденко работал на радиостанциях «Свобода» и «Голос Америки», возглавлял зарубежное представительство УХГ. За границей он написал ряд произведений: «Сын Солнца – Фаэтон» (Син Сонця – Фаетон), роман-трактат «Формула Солнца» (Формула Сонця), «Орловая балка» (Орлова балка), «Внутри дракона» (У череві дракона).
На родину супруги смогли возвратиться в сентябре 1990 года.