Три половинки одного апельсина

 
«Буржуазия очень любит так называемые «положительные» типы и романы с благополучными концами, так как они успокаивают её на мысли, что можно и капитал наживать и невинность соблюдать, быть зверем и в то же время счастливым»
                Антон Павлович Чехов
 
Роман о «трёх половинках одного апельсина» начинался, как обычно – с размышления о сути предмета. Франк Аскольдович был в своём репертуаре: перед тем, как приступить к новому произведению, сходил в общепоселковую баню. Зачем он делал так каждый раз, как намеревался приступить к чему-то важному – не мог объяснить, даже сам себе. Но потребность пошаркать себя шершавой мочалкой с душистым мылом,
а затем обмыться прохладной водой – сидело в нём очень глубоко.
И без сей важной процедуры ничего не писалось: сюжеты, что ещё лишь предстояло придумать, не лезли в его коротко подстриженную голову неправильной формы. Привычка стричься почти «под ноль» осталась ещё с тои; далёкой поры, когда он в Воркуте сидел в колонии для хозяйственных руководителей-растратчиков. Там Франк Аскольдович отдубасил четыре года – от звонка до звонка! – и приобрёл не только кучу хронических хворей, но и много знакомых. А в его голове скопились яркие типажи людей, коих судьба забросила в столь неприветливые простуженные места – на жёсткие нары каменных бараков, что соорудили здесь ещё в пятидесятые годы, когда только ещё шло освоение Воркуты и строительство угольных шахт.

Но это – всё дела давно минувших лет… А теперь Франк – уже состарившись и сморщившись, став похожим на иссохший банан! – вдруг задумал написать роман о своей насыщенной жизни.
Может к такому странному решению подтолкнуло то обстоятельство, что после отсидки и возвращения в маленький подмосковный городок, он трудился на маленькой фабрике по производству крючков для ловли рыбы. Впрочем, их производство и фабрикой-то назвать сложно! Но именно так крохотное производственное подразделение числилось по документам, (хотя в реальности – представляло собой небольшой цех, с котельной на угле, да скромный склад для готовой продукции).
Изготовленные крючки, (включая большие – для ловли крупной рыбы) рассылали по всему Советскому Союзу. Кстати, большие крючки – особая песня: объёмные конструкции, больше похожие на загнутые вопросительным знаком гвозди «сотка». Разве что остро отточенные и с обязательным «заусенцем», чтобы рыба не срывалась с крючка, когда заглатывала его вместе с приманкой. Хотя в производственных планах числились и совсем малюсенькие крючочки, для ловли всякой мелочи.
Ещё делались разные наборы блёсен и мормышек – что уже считалось куда более сложной и творческой работой, требовавшей не только слесарных навыков, но и полёта фантазии.
Впрочем, мои; рассказ не о крючках и мормышках, а о романе, что задумал (несмотря ни на что!) написать мои; скромный герои; – дабы поведать миру истории из жизни разных людей.
Хотело или не хотело человечество знать содержание повествования моего героя – доподлинно не известно. Но подобные мелочи нисколько не смущали увлечённого писателя. Ведь важен, прежде всего, сам диалог с человечеством! Именно данный процесс диалога и вызывал в нём радость и ощущение собственной нужности и значимости...
 
ПОЛОВИНКА ПЕРВАЯ
 
«Если все кругом мошенники, то это не коррупция»
                Микеле Плачидо
 
Сергей Петрович Кедров считался очень уважаемым человеком, но (как и со всяким чиновником современной России!) с ним однажды случилась беда. А имя той беде – арест…
Его взяли прямо в его служебном кабинете, располагавшемся на четвёртом этаже краевой администрации. Как принято в таких случаях, провели обыск с понятыми – на глазах бледных секретарей и помощников, которых люди в штатском видимо специально выставили в коридор с красными дорожками… Потом случился обыск в квартире и на даче. Особо ценного ничего не нашли, не считая коллекции часов, которая скопилась за годы работы в должности вице-губернатора края. У всех предпринимателей в «сытые двухтысячные» зародилась традиция: большим начальникам к праздникам дарить часы дорогих марок. Вот так, незаметно для самого одариваемого, постепенно (и как бы сами собой!) скапливались груды ненужных, в общем-то, дорогущих часов – как неизбежный атрибут той власти, которой располагаешь.
Конечно, губернатору дарили часы подороже. Но так и должность губернатора – всего одна на регион: и в том её главная привлекательная ценность!
Но и на своих «вторых ролях» Сергей Петрович чувствовал себя неплохо. Тем более, что он распределял все региональные квоты на вылов рыбы и краба, что составляло главную ценность их края. К его «начальственным активам» можно добавить ещё и распределение бюджетных средств – в той их части, что шла на поддержку местной промышленности. Хотя это и не шло ни в какое сравнение с теми доходами, что давали крабовый и рыбный бизнес. Всё же сказывалась близость Японии и Китая, в огромных количествах скупавших всю продукцию, вылавливаемую частными компаниями в водах России…
Звёздными часом его карьеры стал, конечно, приезд «самого»!
Тогда они несколько месяцев «стояли на ушах», готовясь к столь важному событию. А в результате вышло всё как-то буднично и до обидного просто. Но, тем ни менее, когда ему в числе встречающих «сам лично» пожал руку, Сергей Павлович ощутил просто-таки небывалый восторг! Так что, когда визит закончился, даже запил на целую неделю. (А что? Имел полное право: такие нервные нагрузки на человеческую психику выдержит не каждый!)
Но то, что ему предстояло пройти – он и представить не мог. Даже странно, как человеческое сознание способно выдержать такое: следственный изолятор, где предстояло прожить долгих два года! А потом – ещё и четыре с половиной года зоны строгого режима под Иркутском. (Именно там он получил тяжёлую травму – удар арматурой по голове. После чего стал «немного не в себе». Хотя сначала это проявлялось не очень заметно, а вылезло во всей красе только потом, спустя несколько лет, когда он уже освободился и стал регулярно выпивать, как и положено человеку с сложной надломленной судьбой…)
Впрочем, имелось и нечто умиротворяющее: деньги, что тоже «как-то сами собой» скопились за годы усердной чиновничьей работы. Раньше он в большой кожаной сумке самолично возил в Москву совершенно неприличные суммы – перетянутые бечёвкой объёмные зелёные пачки с долларами, (что в прямом смысле «пахли рыбой»!).
Основная часть из заготовленных сумм уходила в нужные министерства, но довольно приличная складывалась на счетах неприметного кредитного учреждения со скромным названием «Мортранс-банк». А затем перетекала в Люксембург, на только одному ему известный личный счёт. Там они и лежали долгие годы в полной сохранности! И это скрасило жизнь, когда он оказался на свободе после муторных лет отсидки.
Его жена Елена не выдержала позора, свалившегося на голову их семьи. А так как находилась в уверенности, что мужа перед судом «ободрали всего, как липку» – добилась развода и завела себе нового мужика. А что делать женщине в такой ситуации – особенно, когда она привыкла к роскошной жизни со всеми её радостями?
– Дрянь ты, Кедров! – последнее, что он услышал от бывшей жены. Ведь когда его посадили, всплыли все тайны любовных связей с молодыми женщинами, став достоянием гласности. Оказалось, что он содержал ещё двух молодых женщин. Даже купил им квартиры: недалеко от того района, где проживал с «официальной» семьёй. Выяснилось и то, что у него даже есть незаконнорождённая дочь. (А что делать, когда молодые бабы сами лезут к тебе в штаны?!)
Когда его посадили – жена перестала к нему ездить, и он оказался один на один с тяжёлыми жизненными обстоятельствами. Но грело то, что он знал: денежная заначка в несколько миллионов долларов терпеливо ждёт его освобождения из мест заключения.
Так и случилось. Выйдя из зоны, он больше не вернулся в родной край, а поселился – как и полагается статусному пенсионеру! – в Москве…
Сергей Петрович вёл замкнутую жизнь: иногда напиваясь «в хлам» в любимом ретро-ресторане на Чистых Прудах и приставая к молодым девушкам с неприличными предложениями…
– Да знаете, сколько у меня на счетах денег?! – кричал он в пьяном угаре, но время на дворе стояло давно уже другое. И он, со своими воплями и деньгами, производил впечатление загулявшего провинциала, которому срочно требовалась разбитная компания и «цыгане с медведями». В «эпоху интернета и айфонов» – подобное поведение выглядело довольно дико.
Когда он трезвел, то сидел один в большой квартире на Остоженке, приобретённой вместе с подземным машиноместом, (где теперь красовался новый «мерседес», на котором было некуда и не к кому ездить!).
В огромном городе, где миллионеров больше, чем во всей вместе взятой России – он смотрелся потерянной, никому не нужной букашкой, на которую никто не обращает внимание.
– Надо найти хорошую бабу, да переехать на житьё в Сочи, ближе к морю! – мечтал он временами.
Но только где их взять, хороших и верных? К тому же тайно он боялся женщин. А главное, чувствовал – ещё одной женской измены он больше просто не переживёт!
– А может, хоть собаку завести? – говорил он сам себе.
Жизнь пролетала мимо: зимы сменяли вёсны, но мир не замечал присутствия ещё одного печального человека. С заграничным банковским счётом, где лежали деньги, пахнущие рыбой и крабами…
 
ПОЛОВИНКА ВТОРАЯ
 
«Ни одна мать не ухаживает за своим ребёнком, как Герасим ухаживал за своей питомицей»
                И.С. Тургенев («Му-му»)
 
– У вас бронхиальная астма в очень запущенном состоянии!
– Я знаю, доктор, но мне с каждым месяцем всё хуже и хуже.
– Сильный кашель по ночам?
– Да, особенно к утру. Ощущение, что я просто задыхаюсь.
Доктор задумался, глядя на пациента. Перед ним сидел ещё далеко не старый мужчина лет шестидесяти, но с бледным лицом и синеватыми мешками под глазами.
Одет он был в коричневый, слегка помятый костюм и в светлую несвежую сорочку, что выдавало в нём одинокого мужчину, уделяющего не очень много внимания внешнему виду.
– У нас в Москве с экологией: сами знаете, как всё обстоит! – доктор вытащил из стола белый листок бумаги и начал писать заключение. С оптимизацией здравоохранения на одного больного отпускалась только десять минут и следовало точно укладываться в норматив – как спортсмену…
– Возможно, имеет место результат наследственности или сильного пережитого стресса. А может быть – и то, и другое одновременно. Нужно пройти рентген и только тогда возможно судить о вашей болезни.
– У меня полгода назад умерла жена… – понизив голос, сказал мужчина, и его взгляд затуманился. Казалось, ещё мгновенье – и он обронит слезу.
– Ну, ну… – успокоил его доктор. – У меня самого три года случилась такая же трагедия. Мы с супругой прожили тридцать пять лет душа в душу. Но болезнь – есть болезнь! Держитесь, всё наладится. Любая боль когда-нибудь притупится – поверьте мне на слово!
И врач корявым почерком выписал рецепт на лекарства. (Хороший почерк –совсем не его конёк…)
– Да, вот ещё что… – он посмотрел на часы: время, опушённое на приём, уже давно вышло. – Может рядом с вами находится источник аллергена, который и обостряет ваше заболевание? Ну, домашние животные, скажем...
– У меня пёс, породы «Ротвейлер». Но очень старый. И он сильно болеет. Хотя я замечал: как с ним нахожусь рядом, так кашель усиливается.
– Вот видите! – даже как-то радостно воскликнул доктор. – Очень похоже на то, что именно шерсть собаки даёт такие сильные осложнения. От собаки надо срочно избавиться – и вам сразу станет полегче. Но всё равно: надо обязательно получить все анализы и пройти аллерголога.
…Квартира выглядела достаточно большой – ещё бы: сталинской постройки! Хотя шум Кутузовского проспекта долетал в открытое окно очень отчётливо. Повезло, что окна выходили не на сам проспект, а на проулок, где было относительно тихо, (не считая детских криков, долетающих со школьного двора – особенно, когда заканчивались занятия и детвора вываливала на улицу, наполняя всё пространство задорными звонкими голосами).
Квартира досталась от его отца Ивана Филипповича, что много лет проработал послом в Англии. А правильней говорить – «прослужил». И ещё находился в очень хороших товарищеских отношениях с самим министром, Андреем Громыко. Именно Громыко лично хлопотал перед Брежневым за Ивана Филипповича – и тот распорядился, чтобы послу дали квартиру в доме рядом с ним, на Кутузовском проспекте.
Но это всё – дела давно минувших лет: слишком много воды утекло с тех времён! Но квартира осталась – так в ней и прожила всю жизнь семья дипломата. А затем – и семья его единственного сына, Андрея Ивановича. Тот так и не стал, как папа, дипломатом, а всю жизнь проработал в НИИ, получив учёную степень по закрытой ракетной тематике. А ещё у сына дипломата имелось стойкое хобби: он ходил в Московский шахматный клуб, где собирались такие же очкарики – и жили тем, что разбирали различные гамбиты и всякие шахматные партии.
На работе в НИИ они с коллегами занимались тем, что модернизировали ракеты, что должны нести гарантированные тотальные разрушения заокеанским врагам СССР.
Но вскоре и СССР развалился, да и столько ракет уже не стало нужно. Но всё равно – Андрей Иванович и его жена, инженер Тамара, всё также продолжали работать в НИИ. А потом их дочь Маша не закончила МИМО и неожиданно для всех вышла замуж за молодого австралийца – укатив с ним на далёкий континент, к кенгуру и тёплому океану.
Так они оказались на пенсии, проживая одни в большой квартире на Кутузовском, пока у Тамары вдруг не диагностировали рак. Тогда и закончилась их счастливая семейная жизнь. А ещё через какое-то время Андрей Иванович остался один-одинёшенек в своих огромных сталинских хоромах – среди старой мебели и книжных стеллажей (что заполнял подписными собраниями сочинений ещё его отец, большой любитель чтения).
Хотя и не совсем один: если считать собаку, подаренную бывшими коллегами на юбилей их свадьбы с Тамарой, шесть лет назад. Тогда  маленький ушастый щенок-ротвейлер сразу же обосновался на их большой кухне, на небольшом старом диване.
Покойная супруга очень любила пса и всё ему прощала: и рванные тапочки, и поцарапанный старый паркет в зале… А что делать, если всей душой привязываешься к питомцу? Так они и жили, а пёс всё рос и рос – превратившись, наконец, в огромного ушастого добродушного «гражданина», с которым Андрей ходил гулять во двор ранним утром, пока спали все соседи. Так у него возникла привычка очень рано вставать, не взирая на осень и зимы. А куда деваться: собака в доме – всегда особый график жизни!
 
У каждого в душе –
своя Голгофа,
свой путь к звезде,
среди холодных скал!
 
А жизнь пролетала мимо, обдавая пенистыми брызгами: то тысячи людей выходили на улицы Москвы, решительно требуя каких-то перемен. Коллеги по НИИ вдруг все как один стали разглагольствовать о демократии и читать вчера ещё запрещённых Солженицына и Михаила Булгакова. Те, кто помоложе – чуть ли не целыми отделами стали уезжать в калифорнийскую Силиконовую долину, в далёкую Америку (которую и должны, по идее, раздолбать те самые ракеты, что разрабатывал их НИИ).
Потом случилась война в Чечне, взрывы в метро и на автобусных остановках. Но в один прекрасный момент всё как-то улеглось: наступили «сытые двухтысячные» и все успокоились.
Но вот когда умерла Тамара, а он (мелкий кандидат наук на пенсии!) один прозябал в квартире – всё снова пришло в движение! Он даже не мог себе объяснить, что стало происходить, но болезненно ощутил, что всё вокруг него начало меняться, несмотря на похорошевшую внешне Москву и обилие продуктов в магазинах.
Все эти мальчики и девочки в белых кроссовках вдруг снова захотели перемен! В чём состояла суть их желаний – он не понимал. Его единственная дочь жила в далёкой Австралии, (как и сотни тысяч таких же сметливых сограждан, что рассыпались по всему земному шару в поисках лучшей жизни).
Страна опять начала меняться, но все «призывы к переменам» и новые веяния долетали до него как будто откуда-то «из далека» – словно через толстую ледяную стену, которую, как казалось, ничто уже не может растопить…
Андрей Иванович, открыл входную дверь и перешагнул порог квартиры. Из кухни донеслось лёгкое повизгивание. Его, как и всегда, встречал больной ротвейлер Дан. Старый пёс уже почти не мог ходить – от туберкулёза костей у него отказывали лапы. Псина очень страдал, но всё также предано смотрел на хозяина, пытаясь вилять хвостом-обрубком.
Ротвейлеры живут очень мало – обычно всего шесть-семь лет. Ну, максимум – восемь! Что очень больно для хозяев, накрепко привязывающихся к питомцам. Обычно любая собака копирует внутренний психотип хозяина, а порода ротвейлеров – особенно. Дан был удивительно добрым псом, безмерно любившим свою покойную хозяйку и хозяина.
Пёс воспринимался как член семьи, что всегда ложился у ног хозяев, стараясь не пропустить ни одного слова или обращённого на него взгляда. И традиционно улыбался – непередаваемой собачьей улыбкой, высовывая красный язык и взволнованно дыша всем большим телом.
Когда умерла Тамара, Дан несколько месяцев ходил по квартире, жалобно поскуливая – пытаясь найти следы и запахи исчезнувшей навечно хозяйки. Наверно от тоски он и заболел, по-собачьи остро перенося утрату тепла и ласки хозяйкиных ладоней. Он страдал… И это выглядело так трогательно и печально, что Андрей Иванович ещё сильнее привязался к псу, скрашивающего его душевное одиночество. У них имелось одно большое горе на двоих, что теперь так сильно роднило человека и собаку!
Но старость берёт своё: Дан стал разрушаться буквально на глазах. Сначала у него клочьями стала выпадать шерсть, потом «посыпались» зубы. Начали разрушаться кости лап, отчего Андрею Ивановичу приходилось носить огромного тяжёлого пса на руках во двор – тот уже не мог пройти даже несколько метров по квартире.
Но расплатой за подобное сердобольное самопожертвование стало усиливающееся обострение пневмонии, выворачивающей лёгкие наизнанку и душившую горьким кашлем по ночам. Псиным запахом провоняла вся квартира, а выпавшая шерсть валялась повсюду: на ковровых дорожках, на вещах и особенно (что совсем уж невыносимо!) на обивке кресел – в том числе и на любимом велюровом диване. Обычно там любила сидеть Тамара и пить чай. А пёс (тогда ещё маленьким щенком!) сидел у её ног и предано смотрел ей в глаза, ожидая хозяйской ласки.
Но всё – в прошлом! Сейчас на велюровом диване спал больной растолстевший пес, что не мог самостоятельно передвигаться, а только с горечью смотрел куда-то в пустоту слезящимися от старости глазами…
А в это время на окраине города разворачивалась совсем другая история!
 
ТРЕТЬЯ ПОЛОВИНКА
 
Как сказал один очень мудрый человек: «Женщины вообще могут всё, просто не для каждого!»
 
Мария сидела напротив зеркала и влажной салфеткой стирала с губ остатки яркой помады. Она выглядела усталой и под глазами проступали темноватые мешки, что не могла уже скрыть ни пудра, ни тщательно подведённые тушью ресницы.
– У меня очень красивые глаза! – сказала она сама себе и бросила скомканную салфетку на пол.
Использованную салфетку тут же подхватила её лохматая собачка по кличке Моди.
– Моди, перестань! Как ты себя ведёшь? – сделав притворное строгое лицо, обратилась к собачке хозяйка.
Но это никак не повлияло на игривую лохмашку, и та продолжила задорно рвать салфетку на части.
Мария снова посмотрела в зеркало – и её мысли потекли в привычном русле…
На усталом, выглядевшем несколько «помятым» женском лице выразительно выглядели только глаза, что многие годы нравились мужчинам. Впрочем, как и её длинные пикантно-полноватые ноги (оттенённые крутизной платьев) –которые она, надев чулки телесного цвета, небрежно закидывала одну на другую, (сидя в кресле ресторана или в фойе гостиницы… или – где придётся!).
Ноги и глаза – главное оружие женщины, поэтому она должна их беречь и всегда держать в форме. Она умела делать так, что её выразительные зелёные глаза с лёгкой поволокой светились особым притягательным светом. Следовало лишь принять немного коньяка или виски – совсем чуть-чуть, не больше грамм двадцати! Но микродоза спиртного вызывала в её теле то «особое» желание, которое мужчины считывали, как ленивые коты, видящие перед собой белую пушистую мышку, что всегда хочется с аппетитом съесть. 
…Подобным магическим искусством, как ни странно, обладают далеко не все женщины: верные жёны и многодетные матери утрачивали данную способность начисто! (Видимо, бытовые проблемы съедали всю их энергию и тягу к ролевым играм. Все их душевное тепло уходило на детей, коих надо обстирывать, садить на горшки, кормить – и притом ещё стараться как-то прилично выглядеть и успевать работать).
Маша хорошо усвоила: все эти «образцовые мужья» в конце концов начинали искать любовных утех не у разжиревших жён, похожих больше на дойных коров, а у «всегда манящих» женщин – таких, как она, Мария.
Марию можно было назвать и проституткой, но таковой она являлась лишь половину жизни. А во вторую половину – выступала в роли добросовестной сотрудницы отдела энергетической компании, где трудилась в отделе с десятком таких же женщин (ничего не подозревавших о второй, тайной жизни Марии).
Работы накапливалось не так и много: в основном, перекладывать бумаги со своего стола – на похожие столы, но в соседних отделах. Особого ума в классификации данных бумажек по разделам и папкам – также не требовалось. Правда, зарплата – тоже не ахти какая! Но, как говорится: какова зарплата – такова и работа.
Скучные бабские разговоры – почём колбаса в «Пятёрочке», и какие будут скидки под очередные праздники – никак не касались Марии. Но зато она хорошо знала, где будет очередная акция на дорогой парфюм и модные вещи. Ведь это составляло её оружие, и она внимательно следила за внешним имиджем. Хотя на работу старалась одеваться попроще, чтобы не смущать завистливых коллег, что постоянно что-то жевали и носили на располневших телах одни и те же костюмы по два три года – экономя деньги на очередную ипотеку или откладывая для учебы в институте вырастающих детей. (Увы, из таких унылых будней и состоит у большинства жизнь в России: люди всегда на что-то копят и живут «от зарплаты до зарплаты»!).
– Где будешь справлять Новый год? – спрашивали её коллеги-женщины.
– Как всегда… – уклончиво отвечала Мария. – С мамой и сыном.
Сказанное даже являлось правдой, но не всей. После того, как отгремят праздничные салюты, Мария из простой золушки, сотрудницы энергетической компании, превращалась в сказочную принцессу, (хотя с годами подобные метаморфозы становилось делать всё труднее и труднее!).
Она надевала дорогое обтягивающее платье, накидывала на плечи норковую шубку и (положив в сумочку туфли на длинной шпильке, а ещё дорогую помаду вперемешку с презервативами) ждала звонка от проверенного сутенёра. Тот называл номер машины, которая и мчала её на очередную загородную виллу, где встречали новый год руководители разных фирм и ведомств. Там, у них – кипела совсем другая жизнь и отмечались совсем другие праздники.
Хотя все эти «они» и не входили в высшую элиту страны. Ну, то бишь – в тот единственный процент населения, кому в реальности принадлежит вся эта нефть, газ, лес, руда… И даже электроэнергия, которую учитывала Мария и десяток её коллег по работе – в той, другой жизни. Указанный «золотой процент» улетал на праздники на личных самолётах или уплывал на больших яхтах – исключительно подальше от России, куда-нибудь в другие места, наподобие Монако. Или в заснеженные Альпы швейцарских курортов Куршавель и Лейкербад, где можно спокойно предаваться благам цивилизации: рассматривать красоты Альп, кататься на горных лыжах. А вечерами сидеть в пузырящихся тёплых радоновых бассейнах и пить «Armand De Brignac Brut Gold» – шампанское по тысячи евро за бутылку. Там и у них – совсем другая тусовка, вдали от усталой проблемной страны, и постоянных выяснений отношений между собой.
Уровень Марии – чиновники «средней руки», которым неизменно делают дорогие подарки к празднику. Мария и являлась, время от времени, таким дорогим подарком – этакой «живой взяткой», что в довесок к пухлым конвертам вручают в России тем, кто принимает все жизненно важные для бизнеса решения. И с подобной ролью она неплохо справлялась последние несколько лет.
Но время брало своё… По пятам следовали молодые пустышки с упругими сиськами и красивыми мордашками. Они всё чаще и чаще пользовались спросом у чиновничьей тусовки. А глаза Марии уже не производили былого эффекта на подвыпивших мужчин! И это – горькая женская правда жизни, от которой никуда невозможно деться!..
Запищал телефон – звонила мама.
– Маша! – мама всегда звала Марию Машей, что немного раздражало. – Ты сегодня работаешь ночью?
(Мама наивно считала, что раз её дочь работает в энергетической отрасли, то там существуют ночные смены!)
– Да, мама, я собираюсь на работу…
– Андрейку я завезу к тебе, но ты ему не давай сладкого, а то он сильно толстеет.
Андрейка – её четырнадцатилетний сын, полноватый очкастый мальчик с умными глазами, что который уже день подряд не вылезал из-за компа.
Он никогда не видел своего отца-красавца, исчезнувшего из жизни Марии, когда она ходила беременной. Так в жизни часто бывает: ты молода и красива, а твой ухажёр – красавец-танцор из питерского балета, приехавший на гастроли в ваш город.
Если бы был жив её отец, то она – его любимица! – никогда не совершила бы такую глупость! Тогда ей только исполнилось двадцать два, а отец уже год как умер: сгорел от скоротечной болезни...
Нельзя сказать, что она испытывала дефицит внимания со стороны парней: за ней активно ухаживали, начиная аж с семнадцати лет! Особенно много кавалеров случилось, когда она училась в вузе. Но отец – неустанной опекой и заботой – ей заменял очень многое. И нещадно её баловал: задаривал подарками и сладостями, водил по ресторанам. Едва ли кто из знакомых студентов мог позволить себе подобное!
Но когда он скончался, Мария как бы на время сошла с ума – ей стало казаться, что их дом полностью пришёл в запустение. Вот когда и появился сорокалетний танцор из Питера – красивый мускулистый мужчина, кого она воспринимала больше как отца, чем мужчину. И который сделал её женщиной. 
Но гастроли закончились – и «прекрасный принц» растворился в мглистой неизвестности, оставив её беременной. А она просто не понимала, что ей со всем случившимся делать! Так родился Андрейка – ну и слава богу… Потому что дальше жизнь закрутилась совсем по-другому – и ей стало уже совсем не до детей…
Всё казалось таким странным: они проговорили всю ночь! Уже наступило утро: за окном стали проступать первые лучи солнца. А он поцеловал её на прощанье, встал с кровати и ушёл. И больше она его никогда не видела – такого нежного и грустного, с которым можно, наверное, прожить рядом всю жизнь: готовить по утрам ему завтрак, варить кофе с привкусом ванили в её любимой медной «турке». И ждать его у окна с работы…
Но это – только глупые женские мечты, которые никогда не сбываются. Да и какой он на самом деле человек? Женат ли он? Она не знала. Может, она всё придумала сама, а мужчине просто стало одиноко в тот вечер? И её внутреннее одиночество совпало с его – так ведь тоже бывает…
Ответа она для себя не нашла. Только больше никогда в жизни она не чувствовала себя так спокойно рядом с мужчиной – таким сильным и таким добрым!
Если бы он захотел – то, конечно, мог найти её! Но что такой жест с его стороны изменил бы в их жизнях? Он, (судя по тому уважению, которое оказывали ему все присутствующие) занимал очень высокое положение. А она – кто она для него? Одинокая женщина, вынужденная подрабатывать проституцией, чтобы свести концы с концами. На таких не женятся, с такими просто спят, под настроение…
Когда отец умер, мама совсем сошла с ума от горя. Их жизнь покатилась в пропасть.
А после танцора – кто следующим появился? Добряк «дядя Валя», папин друг детства – владелец ресторана и автомойки. Только после отца выяснилось, что он большой любитель молоденьких девушек и больших доз алкоголя. В их связи имелось что-то неестественно мерзкое! Но он впервые свозил её в Турцию. Хотя именно там, на отдыхе, выяснилось, что у седовласого мужика имеются большие проблемы с нормальным сексом. Из положительного: она целых две недели купались в тёплом море и ела много всяких вкусных вещей. А дядя Валя пил в номере, с утра до вечера… А когда немного трезвел – просто залазил на неё и часами пытался заниматься сексом, но всё никак не мог кончить.
Да, именно там, в Турции у неё случилась короткая связь с высоким длинноволосым итальянцем. Все случилось неожиданно – они случайно познакомились на пляже. А в очередной круглосуточный запой дяди Вали –произошло то, что и должно было случится.
Итальяшка так возбудился, что сорвал с неё одежду – прямо у них в номере, при храпящем (тут же, на соседней кровати!) дяде Вале.
Жгучий брюнет сжимал её бедра цепкими пальцами и, как заведённый, тыкал во все её отверстия невероятных размеров половой член. Самое странное, что, с одной стороны, Мария панически боялась, что проснётся мерзкий седовласый дядя. А с другой – испытывала наслаждение, что наставляет ему рога за все те унижения, которым он её подвергал...
Впрочем, так происходил слом уже её психики!..   
(В подсознании каждого мужчины живут свои собственные червяки… Но одним предоставляется шанс окунутся с головой во все бездны бессознательного, а другим приходится всю жизнь ходить по струнке: понимая, что общественный этикет и правила – превыше его мужского любопытства!).

*
Может ответишь зачем
терзаешь ты душу мою?
И что мы с тобой узнаем,
прижавшись щекой к декабрю?

Твой голос отмечен печалью,
мигает маяк кораблю –
а я навсегда исчезаю
и нежность с собой заберу…

                *
Перед прозаиком Франком Аскольдовичем стояла трудная задача. Надо как-то всех его трёх героев (Сергея Петровича Кедрова, бывшего вице-губернатора, отсидевшего за коррупцию долгих семь лет на зоне строго режима; Андрея Ивановича, кандидата наук на пенсии; увядающую проститутку Марию) свести в одной точке пространства. Но где такая точка?! И каким могло быть подобное пространство?
Он не знал. Здесь его повествование начало расползаться в разные стороны – как разбегаются маленькие крабы, когда их из стеклянной банки с морской водой выплёскивают на песчаный берег…
А за окном в ночи тявкала собака… Настольная лампа походила на одноногую балерину… А в его бритую голову ничего не шло – ну, совсем ничего!
Он встал из-за стола и подошёл к полке с потёртыми книгами – старыми, ещё эпохи «совка». Он немного подумал и вынул из ряда томик зелёного цвета: Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита». Этого автора он очень любил, всё время силясь понять смысл монологов его странных героев.
 
КОЖУРА ОТ АПЕЛЬСИНА
(ВМЕСТО ЭПИЛОГА)

Мария принесла любимую собачку Моди в ветлечебницу. Та не ела второй день и, жалобно поскуливая, словно бы просила о чём-то. Но Мария не понимала собачьего языка. Поэтому и сделала то, что могла в таком положении – обратилась к ветеринару.
В коридоре сидел странный мужчина (в медицинской маске от коронавируса), а у его ног лежала просто огромный, как показалось Марии, ротвейлер.
Марию поразили грузные глаза мужчины: чувствовалось, что он очень расстроен. Она присела рядом на стул… и вдруг всё поняла! У женщин так бывает: как вспышка! Они видят мужчину, внешне ничем не выразительного, но именно с такими глазами, что говорят женщине о многом. Мария внезапно для себя самой поняла, что незнакомый, вроде бы, человек очень в ней нуждается. И что это – её судьба.
Мужчина, внимательно на неё посмотрел, немного смущаясь.
– Его сейчас усыпят! – и он показал глазами на пса, лежащего у его ног.
Мария молчала, не зная, что ответить…
– Он очень тосковал, когда не стало его хозяйки... – вдруг грустно произнёс мужчина, глядя прямо в глаза Марии.
– А что с ней случилось? – тихо спросила Мария.
– Она умерла, моя Тамара. Лет пять назад...
У пса слезились глаза: казалось, он всё понимал о своей судьбе. Так же, как и знал, что именно случилось с его хозяйкой. Но туберкулёз костей окончательно лишил его способности двигаться – он мог только уныло глядеть на окружающих слезящимися умными глазами. Всё выглядело довольно странно: человек и собака – но так похожи их глаза!
Повинуясь скрытому чувству, Мария положила ладонь на руку мужчине и улыбнулась…
Через два часа они сидели в небольшом ретро-ресторане и пили белое грузинское вино. Андрей Иванович рассказывал ей об устройстве вселенной и о чёрных дырах в космосе. А она всё смотрела и смотрела на него, думая о том, почему же раньше не встречала такого умного и доброго человека. И правда – почему?
Через два столика от них кривлялся странный мужчина в коричневом костюме. Перед ним стояла бутылка водки и разные салаты. Он пьяными глазами недовольно разглядывал окружающих: ему было невыносимо тоскливо – душа хотела праздника, но музыканты придут только под вечер! А сейчас он вынужден сидеть в гордом одиночестве и бесцельно глазеть на перекрашенную женщину средних лет и седого мужика, что-то увлеченно рассказывающего спутнице.
– Но почему же так хочется любви? – думал Сергей Петрович. (Тот самый, с миллионами на банковской карточке и жгучей тоской в душе!)
– А ведь они счастливы! – размышлял он с завистью о парочке за соседним столом.
Но тут что-то в его голове щёлкнуло – оторвался тромб! – и бывший вице-губернатор опрокинул голову на стол. Его глаза остекленели…
Но никто ничего не заметил: все думали, что клиент просто перепил. Потому и положил усталую голову на стол – немного передохнуть. Чтобы через какое-то время, придя в себя, снова шуметь и петь на весь ресторан душещипательный шлягер «Не сыпь мне соль на раны!»
…Но подобного уже никогда не случится. Хотя бы потому, что буйный клиент уснул вечным сном. Пусть даже сразу никто этого и не заметил!.