Вдалеке от цивилизации

                рассказ
Это было давно и, кажется, совсем недавно. Смотря, как на это посмотреть.  Мы собрались в поход по Фанскиим горам. Приехали поездом в Душанбе, поселились на туристической базе «Варзоб». Душанбе тогда в Советском Союзе был фруктовым и овощным раем. Бутылка сухого вина «Варзоб» и «Душанбе» стоили девяносто копеек. Фрукты можно было купить на рынке в любое время суток. Ночью можно было приехать на рынок, разбудить продавцов, которые спали прямо рядом с товаром, и купить все необходимое.  Если рынок оказывался закрыт, то через решетку просовывали деньги и тебе через ограждение кидали дыню или арбуз. Как бывалый походник я знал, что в горы, если что-то болит, идти нельзя, потому что можешь подвести ребят. У меня болел низ живота. До  похода я подрабатывал в холодильнике, носил туши мяса,  и там, наверное, застудился. Пришлось пойти в поликлинику рядом с туристической базой, рассказать о тяжести внизу живота молодому врачу. Мне самому казалось, что это грыжа. Тот меня ощупал, пожал плечами и отвел к заведующему отделением. Тот меня тоже осмотрел, пощупал низ живота и что-то сказал молодому врачу. Тот выписал таблетки от воспаления мочевого пузыря и попрощался со мной. Я купил в аптеке таблетки, выпил одну или две и все прошло.
Через два дня фруктового и овощного рая нас на машине повезли  к озеру Искадеркуль. Там мы должны были проходить подготовку к походу. Мы ходили в радиальные походы, собирали дрова и играли в волейбол. Местные инструкторы, когда мы вечером сидели  на берегу огромного и красивого озера Искандеркуль, нам рассказывали, что озеро так названо в честь Александра Македонского, которого здесь очень почитают. Поэтому его именем  Искандер, что переводится, как Александр, часто называют детей.
На следующий день мы с рюкзаками по утру двинулись по пологой лощине между холмами к вершинам. Через несколько километров мы полезли по крутой тропе в гору. Нам нужно было набрать высоту и идти перевалами по горам. Первый день оказался весьма тяжелым. Девушки начинали сдавать и ребятам пришлось нести по два рюкзака. После нескольких часов  подъема мы вышли на более пологий участок, который также между холмами едва заметно тянулся вверх. 
Красоты, которые нас окружили казались неописуемыми. Небо голубое, емкое, бездонное, зеленые безбрежные луга, монументальные горы, в подножиях которых буйно расположилось лето, а на вершинах снеговыми шапками лежала зима. В горных реках текла чистейшая и вкуснейшая вода. Нам часто встречались плодовые деревья: кустарниковая дикая вишня, абрикос небольшие деревья и огромные, тутовник. Конечно, мы делали привал и ели ягоды и плоды.  Когда жара нас начинала одолевать, мы останавливались около  горных речек или рядом с ручьями. Пили воду, мочили волосы на голове или снимали ботинки и опускали ноги в воду и тогда прохлада горной реки поднимаясь по ногам к сердцу и голове давала настоящее отдохновение. Природа нас очаровывала, наполняла счастьем бытия заставляла желать остаться здесь навсегда. Вместе с тем происходили события, которые только многие годы спустя заставляют смотреть на все иначе. Тогда это казалось нам всем экзотикой. Теперь, когда привык к благам жизни и удобствам это представляется мной совсем иначе.
Очень часто на привалах и стоянках к нам подходили женщины отдельно, сами по себе, и с детьми. Они плохо говорили по-русски, но мы понимали их. Они просили у нас мази для кожи. Мы носили с собой вазелин, мазь Вишневского,  кремы, чтобы питать и увлажнять потрескавшуюся кожу. Мы мазали губы, щеки, скулы. Женщины просили мази для себя и для детей. Теперь я понимаю, что от избытка сухости у них и у детей развивались кожные заболевания. Тогда мы с радостью делились с ними мазями и шли дальше, не думая о том, что эти люди оторваны от цивилизации, что им не хватает врачебной помощи и лекарств. До ближайшего города или села с врачебной помощью огромные непреодолимые расстояния по горам. Машинами ехать можно, но это могло занять несколько дней. Через какое-то время нам снова встречались женщины, которые ждали туристов и тоже просили мази, таблетки от головы, от живота. Мы говорили им, что если им здесь плохо жить, то нужно уезжать в город. Они же отвечали нам, что не знают, куда им ехать. Их предки жили здесь, и они будут жить здесь. 
В тот день мы шли по асфальтированной дороге. Это был длинный и нудный переход. Дорога петляла между гор. И в одном месте мы заметили темные отверстия в горах несколько выше дороги. И мы все не могли понять, что же это такое. В движении растянулись по дороге километра на два.  И в какой-то момент я увидел девушку, которая спускалась по склону и шла прямо ко мне. Я остановился, пытаясь узнать, что ей нужно. Она подошла ко мне, взяла меня за руку и повела по тропе вверх. Какое-то время мы шли по тропе. Она шла впереди и все врем оглядывалась , желая понять иду я следом или нет.  Когда я останавливался в нерешительности, она тоже останавливалась и манила меня рукой. Так мы подошли к пещере. Это было то самое жилище, которое люди выдолбили в горе и которое мы видели издалека, как скопление ласточкиных гнезд. Она за руку ввела меня в темное жилище и указала на постель. В темноте я с трудом среди лохмотий увидел, что там кто-то лежит. Человек, который лежал на деревянных полатях не двигался. Запах стоял в этом жилище отвратительный. Я приблизился к человеку и наклонился. Тот не пошевелился. Я оглянулся на девочку. Она закивала мне головой, давая понять, что я правильно все делаю. Я снова посмотрел на лежащего и не понимая, мужчина это или женщина, снова оглянулся на девочку.  Она снова показала мне рукой на лежащего. Я понял, что это лежит больной человек, которому нужна помощь. Но я ничем не мог ему помочь. Человек умирал или умер. Расстроенный я посмотрел снова не девушку и отрицательно покачал головой. Она посмотрела на меня умоляюще, но я снова отрицательно покачал головой и пошел к выходу. Врача среди нас не было. Я никак и ничем не мог помочь лежащему человеку, не являясь медицинским работником. Я прошел мимо девушки и, не оглядываясь пошел вниз по тропе к шоссе. За все это время пока мы шли по дороге, по ней не поехала ни одна машина.
Через несколько дней мы остановились на привал в горной зеленой лощине. Нас окружали крутые горные склоны, кусты и деревья. Пока мы отдыхали к нам подошла красивая женщина таджичка. Высокая, стройная. Она спрашивала откуда мы и куда идем.  И сама рассказала, что живет с дочкой, которую надо отдавать замуж, а не за кого. Прошло какое-то время и появилась ее дочка, которая мимо нас гнала корову. Это была очень красивая девушка. Я в то время увлекался стихами Саади, Хаяма, Джами, Рудаки, Фирдоуси, Низами. Именно такую красоту в девушках воспевали эти поэты. Глаза дикой лани, тонкие брови, губы со свежестью лепестков роз, тонкая талия, высокая грудь, черные косы и зовущие спелостью бедра. Ее можно было сравнить со спелым персиком. Это была та красота, которая затмевала красоту гор. Девушка стояла перед нами так как ходила по горам, то есть босиком. У нее были темные загорелые ноги.  Он казались немного грубоватыми от множества горных троп, по которым она ходила. Мы залюбовались этой красавицей. Ее глаза казались необыкновенно красивыми и смышлеными. Такими глазами обладают люди с природным умом. Ей нужно было идти учиться. Но возникали сомнения, закончила ли она школу в свои семнадцать лет. Появился парень или мужчина лет тридцати. «А за него она не может выйти замуж?» - спросила мы женщину. «Нет, - с грустью сказала она расстроенно и чуть позже мы поняли почему.  «Вы лучше ему помогите», - сказала она нам. И парень стал просить у нас таблетки от сердца. Мы его стали расспрашивать, и он рассказал, что недавно у него заболело сердце. Он ездил к врачу в какое-то село и тот ему не смог помочь. Сказал, что порок сердца и что операцию нужно делать. Мы выслушали его, беспомощно смотрели друг на друга и разумеется ничем не могли помочь. Мы еще отдыхали на стоянке. В это время красавица-девушка дальше погнала корову. Мама пошла за ней следом. И за ними пошел парень с больным сердцем.
Мой рассказ оказался бы неполным, если бы я еще не рассказал об одной встрече.
В середине похода мы сделали привал рядом с жилищем пастуха. Это было жилище, похожее  на шалаш. Пастух стоял на высоком пригорке рядом с жилищем и смотрел на горы. Неподалеку от него паслись овцы.  Я разговорился с девушкой и парнем, которые  кипятили чайник на костре тоже подле жилища, неподалеку от нас. Я расспросил их, кто они такие и откуда. Они сносно говорили по-русски. В хижине у них имелся радиоприемник.  Они рассказали мне, что живут здесь в хижине, пасут овец и живут от них. У них есть молоко, сыр и лепешки. Я посмотрел на пастуха и спросил: «А это кто? Ваш дед?» Они сказали: «Нет, он скорее нам прапрадед». Я удивился и спросил: «Сколько же ему лет?» На вид мужчине с бородой было лет  пятьдесят. Черные волосы с редкой сединой, крепкий с горбинкой нос. Глаза имели скорее  не пустую глубину, а умудренность. Они мне ответили: «Он сам не знает, сколько ему лет».  Я спросил: «Может ему сто лет?» Они посмотрели друг на друга и сказали: «Наверно, больше…»  Я спросил: «Вы перегоняете овец с места на место?» И они ответили мне: «Нет, нашим овцам здесь еды хватает». Я поинтересовался: «А как же зимой?»  И они ответили мне: «У нас теплые шкуры…» Скоро я увидел, что около хижины появилась женщина с вязанкой сухих палок. Я увидел, что овец пасут еще и другие пастухи. И это все была одна семья.  Но мое внимание приковывал мужчина, прапрадед, который не знал, сколько ему лет. Он стоял на пригорке, смотрел на горы и казался таким же вечным, как и возвышенности, которые его окружали. 

На обратном пути на турбазу мы встретили горнорабочих. Они разговорились с нами и пригласили к себе в гости. Среди них были и русские, и таджики.  Мы приехали к ним на прииск. Нам показали шахту с условиями труда очень опасными и тяжелыми. Узкие штольни, слабая механизация, непрочные деревянные сваи. Рабочие рассказывали нам, что деньги в разработку, обустройство и добычу не вкладываются. Руды хорошие в горах, все элементы есть. Добычу вести невыгодно. Подъезды не сделаны, доставку не наладили. Они говорили, что шахту нужно закрывать, но тогда они останутся без работы и без  денег. Мы с друзьями не понимали, как можно было в такой шахте работать. И рабочих мы этих очень зауважали. Горнорабочие посадили нас за стол. Мы ели, пили предлагаемые напитки и сосали нас. Нас в Таджикистане не считается наркотиком. Его продают на всех углах. Сидит человек на углу ноги под собой скрестив с мешком сушеной мелко нарезанной травы и продает порциями. Нас берется в рот, кладется под язык и сосется. Я, к счастью,  не пил вина, водки и не пробовал нас.  Желудок еще прежде чем-то расстроил.  Мы с друзьями вернулся в лагерь, и у меня с желудком все наладилось.  Друзья же, наоборот,  приобрели расстройство желудка, невесомость  в голове и несколько дней после гостей ходили как бы не в себе.
Припомнив все это,  я подумал, где только ни живут люди и куда только их судьба ни забрасывает. Иногда они оказываются так далеко от цивилизации, что не хватает даже самого необходимого, врачебной помощи и простых удобств.