Попутчик

Я закончил военную службу. Меня командование и друзья проводили на заслуженный отдых. К тому времени мне по возрасту было чуть больше пятидесяти. Не сразу я вошёл в обстоятельства, оказавшись в свободном полёте.

Я возвращался домой в село Глядянское, где прожил-прослужил без малого двадцать лет. Закончив службу, я отказался от права на получение жилья в городе Кургане. И решил остаться в селе, которое стало для меня почти родным.

После того как ушёл на пенсию, я стал ездить к друзьям, с которыми не виделся долгое время. Мы с ними провели два дня и обо всём переговорили, вспоминая.
Поезд Омск-Москва мчал меня в Курган. В вагоне было тепло и уютно. В купе, как обычно, было четыре пассажира. На первом сидении ехала молодая девушка. Она шелестела бумагами и неотрывно смотрела в конспекты. Скорее всего она была студенткой. Напротив меня сидела женщина с маленьким ребёнком, скорее всего это была молодая бабушка, я замечал, что любящий взгляд матери чем-то отличается от любящего взгляда бабушки или дедушки.

Не считая меня, четвертым пассажиром был мужчина средних лет. Одет он был как-то вычурно и вульгарно-богато. Брюки дикого фасона были в сплошных заклёпках, замочках и прочей бижутерии. Ремень на брюках был широкий, с пряжкой в виде львиной морды. Толстая кожа ремня, казалось, кричала всем: «Смотрите какая я богатая!».  На ней были видны следы тиснения и узоров. Рубаха-апаш и сверкающая золотая цепь с палец толщины венчали его необчный наряд. Широкие брюки скрывали дорогую обувь.

Обозрев всё это я сказал сам себе: «Ну, что поделаешь! Новый русский».
Я смотрел на попутчика и гадал над чем он сейчас так сосредоточено думает. Он, наверное, размышлял над тем, чем нас сидящих тут удивить и каким образом завязать разговор.

Нарушая тишину он громко обратился к девушке.

– Грызете гранит? Школьный или выше?

Девушка подняла голову, поглядела на него и ничего не сказав уткнулась в бумаги.
Выдержав паузу, попутчик, ни к кому конкретно не обращаясь, задумчиво и со вздохом выдал:

– Мда! В Питере есть что посмотреть.

Так как купе молчало, он обратился ко мне:

– А вы как думаете?

Я пожал плечами и сказал:

– Ну-у, наверное.

– Да не «наверное», а точно! Масса интересного и занятного! Одна «Третьяковка» что стоит!

Я удержался от смеха, думая про себя: «Ну, ты, мужик, юморист!». Но ничего не сказал вслух.

– Картин там, – продолжал попутчик, – всяких разных нарисована уйма! И очень много голых баб.

Я показал ему жестом в сторону женщин и сказал:

– Поаккуратнее, мы не одни в купе. Вы сказали, что масса картин. Где? В Третьяковской галерее?

– Нет! – назидательно сказал он мне, – В Эрмитаже. А вы были в Ленинграде? – задал он мне вопрос.

– Да нет, как-то не довелось.

– Да ну?! – с удивлением протянул попутчик.

– Вы сказали, что картин нарисовано много. Я не большой знаток, но знаю, что картины пишут, а не рисуют…

– Ну, а какая разница?! – перебил меня возмущенный мужчина. – Рисуют или пишут? Да без разницы!

Я замолчал и порадовался, что отвязался от него. Но не тут-то было. Видимо, у моего попутчика было много такого «багажа». Он снова обратился ко мне:

– А вот вы видели картину «Три медведя».

– Нет не видел, – ответил я.

– Как не видели? Её видели все!

– Ну, все видели, а я – нет.

– Да-а-а… Её нарисовал художник Шишков!

Девушка подняла голову и негромко сказала:

– Шишкин.

Он повернулся к ней и она добавила:

– Нет такой картины «Три медведя».

И опустила голову.

Он хмыкнул и сказал:

– Ну, пусть Шишкин! Но то что вы сказали, что нет такой картины… то картина называется «Три медведя»!

– Вы что-то путаете, – ответил я ему. – Шишкин действительно написал картину, но она называется не «Три медведя», а «Утро в сосновом лесу».

И чтобы как-то развеселить его я добавил:

– На картине не три медведя, а скорее четыре, потому что два медвежонка на сломанной сосне, мать-медведица стоит на земле, а четвертый отец-медведь — он спрятался за сосны и его не видно. В репродукции эта картина есть во многих музеях нашей страны, а вот подлинник находится в Эрмитаже, в Ленинграде.
– Но вы же сказали, что не были в Ленинграде!

– Ну, сказал. Не был, был… что в этом такого?

Мне показалось, что я отделался от него благополучно, но я ошибся. Всё ещё было впереди. В купе наступила тишина. И тут он продолжил.

– Вот в этом Эрмитаже я видел картину! Как называется не помню, имя или фамилия у неё очень короткая. На картине изображена молодая женщина, красивая и совсем раздетая.

– Что за картина? – поинтересовался я.

– Да вот… я говорю, что название у неё какое-то короткое. Звучит так вроде как «Даша». А нарисовал её Ван Гог, такой художник есть где-то взагранице! – блеснул он своей эрудицией.

– Ван Гог… вы что-то путаете. Видите ли, Ван Гог не писал подобных вещей. Конечно, я в его музее не был, да и в общем-то не могу судить о его таланте, однако от некоторых вещей, которые он создал, я, почему-то, в восторг не пришёл, хотя видел их в том же Эрмитаже. Эти полотна называются «Куст», «Красные виноградники», «Сельские хижины». Возможно вы их даже видели. Ван Гог был болен, он страдал шизофренией, вам не встречался его автопортрет с отрезанным ухом? Вы сказали, что картина, возможно, называлась «Дашей», но я пока не нахожу схожего в названии. Может это Афродита? Может какая-то другая знаменитая картина. А может это «Даная»?

Мой собеседник взмахнул рукой и изрёк:

– Вот! Именно она и есть!

Я вздрогнул от предчувствия и на всякий случай задал провокационный вопрос, потому что я очень хорошо помнил и знал историю Данаи от начала до конца.

– Скажите, пожалуйста, если не секрет, когда вы видели полотно картины с названием «Данаи»?

– Когда? Совсем недавно! Точнее… – он задумался на минуту, – Ну, да! Это был 1986 год. Я был в командировке в Ленниграде и дважды посетил Эрмитаж.

– Позвольте… я вам расскажу не очень длинную историю судьбы как «Данаи» картины, так и мифической. Картину написал не Ван Гог, а голландский живописец Рембранд Хармас Ван Рей. За свою не очень длинную жизнь 1606-1669, он создал множество полотен. Можно сказать, что каждое из них является шедевром. «Даная» написана в 1642 году. Она была продана, много раз переходила из рук в руки разным владельцам, и, в конечном счёте, была подарена нашей императрице Екатерине и обрела постоянное место в 34 зале Эрмитажа, города Санкт-Петербурга. Написана картина по сюжету известного мифа о трагической судьбе Данаи. У древнегреческого царя Акрисия была единственная красавица дочь Даная. Оракул предсказал Акрисию, что он умрет от руки будущего внука, сына Данаи. Чтобы избежать этого Акрисий заточил Данаю в башню, но верховный бог Зевс проник к ней в виде золотого дождя и у Данаи родился сын, которого назвали Персей. Когда Персей вырос и возмужал он убил деда, обвинив его в том, что он не хотел его рождения. Вот в этом и заключается трагизм. А судьба полотна не менее трагична. 15 июня 1985 года в Москву приехал некто Брюнес. Он приехал из Латвии. Он люто ненавидел советскую власть, потому что в 1944 году у него были расстреляны родители. Он долго готовился к агрессивному акту протеста: совершить покушение на какого-то руководителя, либо устроить взрыв. Но его не устраивало то, что могут быть людские жертвы. Он даже рассматривал возможность самосожжения на Красной площади, но и от него отказался. И тут ему в руки попал журнал «Огонёк», в котором были помещены несколько репродукций картин Эрмитажа, в том числе и «Даная». И он решил, что нужно уничтожить картину, чтобы привлечь внимание к себе. «Данаю» он выбрал из-за ее культурной ценности. В 11 часов дня он вошёл в здание Эрмитажа и нашел картину. Брюнес достал из-под пиджака литровую банку кислоты и из кармана нож. Он выплеснул кислоту на полотно, а затем нанес несколько ударов ножом сверху-вниз. Охрана быстрое среагировала на крики других посетителей музея. На Брюнеса надели наручники, а взрывное устройство, которое он на всякий случай взял с собой в музей и прикрепил к ноге, обезвредили. Это событие не было оценено как политическая провокация. Брюнес был подвержен экспертизе и ему поставили диагноз шизофрении. Он был помещен в клинику. Дальнейшая его судьба мне не известна. Вы не могли видеть «Данаю» так покушение произошло 15 июня 1985 года. Сегодня на дворе 1991 год, не так давно, на днях, мне попалась в журнале небольшая заметка «Дальнейшая судьба Данаи». Там пояснялось, что 15 июня 1985 года было совершено покушение на картину «Даная», заметка подписана директором Эрмитажа, где он сообщает, что лучшие реставраторы, лучшие работники прилагают все силы к восстановлению шедевра, но к сожалению быстро это не произойдет. Они, по приблизительным прогнозам называют семь-восемь лет. Вот такая судьба у этой картины, и, по изложенным обстоятельствам, вы её видеть в названное вами время не могли.

Он ничего не ответил мне и в купе наступила тишина. Как-то без всякого перехода, не к месту, сказал:

– Мы с вами едем длительное время вместе и даже не познакомились.

– Это сделать никогда не поздно, – сказал я, – меня зовут Виктор, отца звали Фёдором.

– А меня зовут Рич!

– «Рич»?

– Да-да! Это меня так называют мои друзья. А по паспорту я Ричард.

– Ну, скорее всего вы действительно Ричард. Я обратил внимание, что бляха на ремне изображает хищную физиономию не то тигра, не то льва. А посему Ричард Львиной Сердце.

Девчонка подняла голову и с улыбкой сказала:

– Ричард Львиное Сердце – это был король французский.

Я ухмыльнулся и пошёл на крайность. Поднялся и несколько фамильярно похлопал Рича по плечу:

– Вот так, брат, Рич, А Третьяковская галерея, со дня основания ее Павлом Третьяковым была есть и по сей день существует в городе Москва.

Рич молча проглотил моё издевательство. Девчонка автоматически признав меня своим знакомым очень просто сказала:

– Дяденька, расскажите ещё что-нибудь! Интересно послушать.

Я улыбнулся и сказал:

– Обязательно расскажу, но только в следующий раз.