Долина Привидений

   Утром этого дня мы идем мимо руин крепости Фуна, уничтоженной пожарами древних войн и землетрясениями «дымящейся горы». Наша цель – пройти плато, через останцы Долины Привидений. Места таинственного, необычного и окруженного легендами. Где в лучах низкого осеннего солнца, конгломератовые столбы бросают друг на друга полутени, превращая мертвый скальный пейзаж в крепкий слепок необузданной пляски богов-олимпийцев, духов скал и лесов.

   Тут и там, среди утёсов, видны громадные руки, рвущие камень горы и растопыренные пальцы, указывающие в небо. Вскинутые головы и покатые спины. Вакханалия образов, созданных природой и дополняемых воображением путника, пришедшего сюда.

   Чем выше по ущелью, тем четче, в неверном свете солнца, бьющего сквозь тучи, проступают детали замершего действия и лица каменных фигур. Здесь Ата – насылающая безумие, с громадным острым носом, ухмыляясь, глядит на танец Терпсихоры, обнявшей лиру из панциря черепахи. Хромец Гефест – хранитель пылающих горных глубин и кузнечных мехов, могучими руками готовится оторвать молот от наковальни. Хохочущая Талия и рыдающая Мельпомена, замершие в кружении, смотрят друг на друга пустыми глазницами театральных масок с двух сторон узкой тропы. Козлоногий Пан, с бородой закрывающей плечи, закинув рогатую голову вверх, поджав одно раздвоенное копыто, застыл в прыжке, навстречу небу.

   В его отведенной руке многоствольная флейта-сиринга. И в предвершинной тишине кажется, что ветер выдувает из неё отрывистую мелодию. В ней рокот прибоя и хлопанье парусов греческих берем, песни гребцов и скрип такелажа. И слышится тонкий запах оливы и керамики амфор, обожженных под солнцем дальнего юга. Песня флейты зовет туда – за морской горизонт, за белыми чайками, в прохладу и тень лесов Пелопоннеса.

   Но ветер становится сильнее и наваждение проходит. Он сдувает остатки морока. Я стою на тропе, на краю пропасти и сквозь налетающие с севера тучи и первые капли дождя вижу море, в хрустальных лучах октябрьского солнца. Его сполохи на гребнях волн, зелень прибрежной полосы и свечи кипарисов. А далеко внизу дорогу и крыши Алушты.

   Погода окончательно портится. Рюкзаки, собранные для многодневного похода в горы, становятся проблемой на ветру. Его шквальные порывы сталкивают с узкой тропы над обрывами мою спутницу. Дальнейший подъем вверх небезопасен. Мы решаем спуститься и обойти плато.

   Весь оставшийся день мы идем через лес у подножия Демирджи-Яйла. Стираем протекторы горных ботинок о серые камни древней вьючной дороги. Обозначенная на картах как «Коровья тропа», она выглажена не только копытами животных. Генуэзские арбалетчики и войны княжества Феодоро, римские легионеры и греческие гоплиты проходили не раз по этому пути.

   Ветер гонит в море облака широкими полосами, растянутыми вдоль побережья. Лучи солнца, проходя между туч, кусками освещают леса предгорий под нами, берег и море, скрывающееся в дымке горизонта. Тут и там, от волн до неба поднимаются мосты радуг, чтобы через минуту растаять и появиться снова в другом месте.

   На полуострове всегда мало пресной воды. Поэтому дневные переходы приходится планировать от источника к источнику и нести с собой запас. В конце сезона, многие ручьи, полноводные весной, пересыхают. В урочище Джурла, куда мы пришли на ночёвку, я увидел глиняные подтёки на гладких ступенях каскада. Ненадолго появлявшееся днём солнце окончательно ушло за пелену низких дождевых облаков, быстро летящих из глубины полуострова к морю. Серые скалы, пепельные облака, охра наплывов на пути весенней воды и тишина октября в горах на южном побережье.

   В отполированной впадине у подножия падуна, вода укрыта красным ковром опавших листьев бука. Эти же листья покрывают все вокруг: распадки, уходящие на плато; лог реки, убегающей от водопада к морю; следы старых стоянок: костровища и собранные из плоских камней столы и скамейки. Ветер с гор несет порывы холодного, пропитанного дождем воздуха. Наверху непогода.

   В ранних сумерках мы поставили палатку, а ужин на горелке приготовили уже в темноте. Заготовленный мной хворост для ночного костра горит жарко и быстро. Треща, он разгоняет сырой и липкий мрак непогожей ночи, неотвратимо ползущей через ущелья из Долины Приведений к месту нашего ночлега. Прирученный огонь дарит людям уют многие тысячелетия. Каким бы технологичным не было снаряжение для путешествий, только костёр делает ночные стоянки человека по-настоящему обитаемыми.

   Мы не виделись долго. Познакомившись в горах Кавказа, вновь оказались на одном пути. Мы делим на двоих нехитрый быт похода. Его скромную, но сытную пищу и впечатления, которые останутся с нами навсегда.

   Дневной переход, хоть и принёс усталость, но уходить спать в палатку от костра совсем не хочется. Мы пьем чай и много часов говорим о разном. О невысоких хребтах восточных гор и бескрайних зеркалах озер севера, о новых приключениях пережитых нами с последней встречи и людях, которые были в них с нами рядом.

   В полночь ветер меняет направление и приносит с моря теплый воздух. В сырые, темные расщелины окружающих скал прячется липкий осенний холод. В свете взошедшей полной луны очень быстро тают дождевые облака. Неверный лунный свет пронизывает ветви буков и покрывает стволы и камни на стоянке у водопада Джурла белой глазурью.

   Костер почти погас. У ног гудит горелка, закипает очередная порция чая. Вдруг, где-то очень далеко, я слышу музыку. Несколько высоких отрывистых нот. Обрывок песни, принесённый морским ветром. Вслушиваюсь. Но вокруг только привычные звуки ночного леса. Показалось. Хочу продолжить разговор, но теперь мы оба слышим: ниже по течению ручья кто-то играет на флейте отрывистую мелодию. Таинственную и зовущую за собой.

   И странно в этом всё. Внизу заросшие колючим кустарником обрывы и стоянок нет. Я выяснил это при свете дня, собирая топливо для ночного костра. За весь вчерашний день мы не видели ни одного живого человека, никаких его следов. Наша палатка стоит в самом удобном месте для набора воды, куда приводят все тропинки из соседних рощ, где могли бы встать на ночёвку путешественники. Но самое необычное, что, возникая на границе слуха, музыка стихает, как только отвлекаешься на неё и начинаешь прислушиваться. Не приближаясь, и не удаляясь. Будто этот странный одинокий музыкант играет луне и морю, радуясь смене дождливой холодной погоды. А может быть это его музыка меняет ее.

   Ветер уносит последние обрывки туч и вместе с ними исчезают удивительные звуки. Мы вдвоём еще долго сидим у погасшего огня, вслушиваясь в ночной лес. Но усталость берет своё и мы уходим спать. Завтра нас ждёт очередной переход.

   Утром, до завтрака, я еще раз обхожу все пригодные для ночлега турстоянки вокруг. И не нахожу никого. Все костры последний раз зажигались до вчерашнего проливного дождя.

   Навьючив на себя рюкзаки, мы вдвоём уходим дальше на восток по склонам Демерджи-Яйла. Высоко над морем, вдоль залитых сегодня теплым октябрьским солнцем скал и обрывов. Оставив далеко позади таинственную Долину Привидений. Откуда, вероятно, по ночам, в урочище Джурла приходит Козлоногий Пан. Садится на утес и, закинув рогатую голову вверх, играет Луне и Морю на многоствольной флейте-сиринге.