Что может скрываться под понятием патриотизм?

    Понятие патриотизма обычно позиционируется, как любовь к своей земле, своим близким, своему народу, его ценностям, достижениям, и пр. (одним словом Родина), и стремление самопожертвования ради всего этого. И в такой подаче эта концепция выглядит достаточно альтруистичной и заслуживающей уважения. Однако, помимо этого всего, под словом патриотизм ещё, как минимум, два отдельных явления, не имеющих отношения ни к альтруизму, ни к уважению в отношении кого-либо, кроме самого себя.
    Дело в том, что есть два основных принципа, по которым живут люди. Одними движет «не относись к другим так, как не хочешь, чтобы относились к тебе», а другими «делай в отношении других именно то, чего в отношении тебя не позволяй». Все остальные колеблются между этими двумя векторами и склоняются в отдельных поступках то к одному, то к другому.
    Если человек живёт по первому принципу, его любви к своей Родине никоим образом не мешает уважение к аналогичным чувствам других людей, живущих на других землях. И он будет пропагандировать это уважение, как основание для требования аналогичного уважения к своим чувствам с их стороны. Но если человек живёт по второму принципу, его чувства в отношении других народов будет иными: ему надо обязательно «прийти-увидеть-победить», т.е. растоптать, отнять, поработить и сотворить традиционное «горе побеждённым». Всё это будет позиционироваться им, как любовь к своей Родине.
    Агрессивность в отношении других народов и любовь к своей родине – вещи друг от друга практически неотделимые для тех, кому не может быть хорошо без того, чтобы другому плохо не стало. И отождествлять эти вещи для них является целенаправленно проводимой политикой. И называть свою агрессивность в этом случае им логично не своим названием, а патриотизмом. И подмена понятия в данном деле – не случайное недоразумение, а целенаправленно применяемый приём, используемым теми, кто хочет вести таковую деятельность с наибольшим размахом и наименьшим сопротивлением.
    Подмена понятия так же выгодна агрессорам в борьбе с сопротивлением со стороны тех, кто живёт по первому принципу. Потому, что, если они будут в открытую называть свою деятельность агрессивностью, претензии к ним будут максимально однозначны и вразумительны. Но если будут называть её любовью к Родине, то тогда они смогут контратаковать с позиции «Ты просто на врагов работаешь, и потому и выступаешь против того, чтобы нашу Родину любить!». И все, кто поведутся на этот трюк, встанут на их сторону.
    Показателем того, что позиция агрессивных сил патриотизма достаточно сильна, является отсутствие в новоязе понятия, обозначающего данное явление. Т.е. понятия, обозначающие агрессивность в отношении других народов может быть, и понятие, обозначающее любовь в своей родине может быть, но понятия, обозначающего прикрытие одного под другим – нет. И когда такие патриоты кидаются прямыми обвинениями типа «шпион», «враг», «предатель» и т.п., нет такого понятия, которым можно было бы так же прямо контратаковать, сформулировав в одном слове понятным образом всю суть их несоответствий.
    Опасна деятельность таких патриотов не только для других народов, но и для представителей своего, т.к. осуждающие их агрессию в отношении других народов для них враги их системы. И поскольку побеждать в цивилизованной дискуссии они не умеют (ибо критики их позиция не держит), они могут побеждать только репрессивными мерами. Поэтому они всегда ратуют за систему, которая затыкает/уничтожает людей, смеющих говорить то, на что возразить им нечего (называется на их языке «сильная власть, которая наведёт порядок»). Ну а что касается такой власти, то в связи с ней существует отдельное явление, скрывающее ещё одно значение понятия «патриотизм».
   Когда человек, живущий по принципу «делай в отношении других то, чего в отношении себя не позволяй», прорывается на вершину власти, его политика стремится к «делаю, что хочу, а вы все исполняете мою волю». Но поскольку в политической реалии принцип «что хочу» напрямую не реализуем; реализуем только принцип «делаю, что надо для того, чтобы было то, что я хочу (и стараюсь не делать ошибок)», он делает то, что ему для этого надо. А надо ему в первую очередь военную мощь, которая сможет подавлять сопротивление всех, в отношении которых он собирается делать своё «что хочу». Ему нужна сильная армия, для её содержания крепкая экономика, здоровый демографический ресурс, профессиональные специалисты в целой куче областей, начиная от военной техники и заканчивая поддержанием быта в соответствующем состоянии, и прочие составляющие процесса, конечной целью которого является увеличение своего личного могущества. Забота обо всём этом выдаётся за якобы заботу о народе, делаемую не для себя, а для него.
    Военная мощь в свою очередь обычно состоит из людей, рвущихся в бой с тем же принципом (только на своём уровне), и тех, кого в конечном итоге сильная власть заставит идти в бой, не спрашивая, какие у них принципы вообще. Все эти люди являются расходным материалом в рамках интересов «сильной власти», и должны умирать, за то, чтобы у неё в конечном итоге было больше силы. Но если в открытую такую позицию такой власти заявлять не выгодно, то это будет пропагандироваться в формате «Этого всего мы все очень хотим, это всё нам всем очень нужно, и выхода у нас (оказывается) и нет, так что все вперёд и с песней во имя общего дела!» (а кто этого не хочет «понимать», тот будет «несознательный элемент, вставший на путь предательства, со всеми из этого вытекающими для него последствиями»).
    Напасть на другой народ для «сильной власти» означает не только расходы для своего, но и опасность получить контрудар, в результате которого можно не только не только ничего не выиграть, но и потерять всё, что до этого имел. И в этом случае любимый патриотической властью народ должен разделить с ней соответствующую участь. И при этом не просто как-то пострадать, а разделить с ней именно её судьбу. Т.е. они должны пытаться любой ценой сохранить жизнь Хозяина и принести в жертву ради этого столько жизней, сколько потребуется. И если противник поставит условия «сдастся хозяин – пощадят остальных», они всё равно должны сражаться до последнего человека, чтобы продлить его существование как можно дольше. Потому, что, с точки зрения такой системы все вместе взятые их жизни ничего не стоят, если над ними нет его. Он – король на шахматной доске, ценность жизни которого выше всех остальных фигур, вместе взятых (общий принцип «сильной власти» всех времён и народов). И для реализации такого «плана Б» будут применены все средства, начиная от пропаганды, заканчивая прямым принуждением. И в меру того, насколько власть в такой системе будет сильная, она это будет реализовывать.
    Так же может случиться, что противник не будет дожидаться нападения и ударит первым. Потому, что, может быть, решит, что выхода у него нет, а может быть, потому, что сам такой же и «ещё сильнее». И такой же, потому, что от природы такой, а может, потому, что дурной пример заразителен. И в этом случае вся военная машина хозяина должна точно так же сражаться, чтобы защитить свою Родину, не жалея своих собственных жизней, как и сражаются все люди, просто любящие свой народ и свою землю. И только одна не для всех заметная деталь будет отличать особенность такой ситуации: если враг поставит условия «сдастся хозяин – пощадят остальных», сражаться всё равно должны все будут до последнего человека.
    Идеология, согласно которой надо проявлять самоотверженность, понимаемую как самопожертвование ради «Родины», на поверку оказывающейся принесением в жертву своих и своего народа интересов ради личных интересов хозяина, называется не иначе, как патриотизм (а такая система – словом Родина). И называются они так не потому, что других слов не хватило фантазии придумать, а потому, что именно так можно заставить служить такой системе наиболее преданно. Потому, что как только борцы за свои права и свободы предъявят претензии к самодурству такого хозяина, на них сразу можно обрушить «Ты Родину не любишь? Ты на мельницу наших врагов воду льёшь? Ты – предатель и вражеский агент!». И все, кто поведутся на такой приём, обратятся сразу же против них.
    Для такой системы характерно тотальное нежелание (или боязнь высказать вслух) соображения по вопросу, кем является для народа такая «сильная власть», и кем он являются для неё, если она позволяет (или планирует в определённым случае позволить) себе так с ним поступать. Нежелание это достигается в первую очередь отсутствием в новоязе понятия, обозначающего явление, когда такую политику выдают за якобы заботу об народе. Нет соответствующего понятия в языке – нет и мыслей в соответствующем направлении у большинства людей. Это основной принципу управления мышлением народных масс при помощи новояза.
    Пропагандистская машина такой системы постоянно работает на то, чтобы, с одной стороны, всё время приучать человека к мысли о необходимости самопожертвования ради «Родины», а с другой стороны, постоянно вдалбливать ему в сознание мысль, что жизнь без Хозяина бессмысленна. В результате чего понятия «за Родину» и «за Хозяина» должны стать для него чуть ли не синонимами, и смысл анализировать ситуацию вне этой концепции должен отпасть.
    Помимо пропагандистской машины многим людям может быть присущ ряд особенностей, работающих на нежелание анализировать этот вопрос. И первая из них заключается в том, что для того, чтобы анализировать, надо напрягать свой мозг и думать так, как думать не учили. А думать просто так определённый контингент не любит – он любит думать по обстоятельствам: приспичила необходимость подумать о каких-то моментах – он начинает напрягаться и думать, не приспичило – он отдыхает. А необходимости такой система не ставит, и старается следить за тем, чтобы в данном вопросе её никогда не возникло, а если кто посмеет задавать такие вопросы, его своевременно затыкать.
    Ещё бывает желание всё упростить до понятного и удобного себе формата. А простой и понятный формат у многих людей в дилемме «Ты за наших или за врагов?». И им так проще: «Вот свои, вот враги. Вот портрет вражеского лидера, как олицетворение вражьей силы, и вот портрет нашего, как олицетворение нашей с ним борьбы. Всё просто и понятно, как чёрное и белое. Третьего не надо. Третье – это лишняя сложность, а сложности мы не любим. Поэтому подайте нам такую правду, которая укладывалась бы в то, что для нас удобнее, а всё остальное как-нибудь уберите…». И с такой позиции всякий, пытающийся поставить под сомнение то, что ставить под сомнение не хочется, получается, как минимум, подозреваемый в работе на врага.
Ещё бывает позиция: «…а вот не нравится мне такой вопрос! Что значит – почему?! Я тут служу системе верой и правдой, кровь за неё проливаю, а тут нате – под вопросом уважение к такой службе оказывается? А я вот не хочу такого вопроса! Что значит – почему!? А вот не нравится он мне, значит, и правды в нём нет!». Бывает и такой подход. И с таким подходом в такой системе многие могут жить, и держаться вполне уверенно в своей правоте, вот только, когда с инакомыслием сталкиваются, с аргументами оказывается не густо. Конструктивных доводов не хватает, а желание заставить оппонента «отвечать» за «обиду» есть. Отсюда естественная поддержка порядков, держащихся на репрессивных мерах.
   Бывает отдельная причина «хочу гордиться». Причём гордиться не просто тем, что кто-то кровь свою проливал, а тем, что «мы самые крутые и можем всем задницу надрать!». Да только вот именно с этим не очень совместим иногда бывает анализ ситуации по всей патриотической поднаготной. Вот и получается позиция «Этого не может быть, потому, что не может быть, и точка! Что значит – почему!? Потому, что нам не нравится!». И получается это и у тех, кто в бой рвётся, и у тех, кто с дивана гордиться рвущимися в бой хочет.
    Ещё может быть такой момент: хочется чувствовать себя что-то значащим (естественный момент для каждого человека). Вот только чувствовать можно на основе «мы не такие, кого можно вот так использовать!», а можно на «Горжусь тем, что ситуация такая, какой мне её нравится видеть!». И чтобы чувствовать себя что-то значащим на основе первого, иногда надо не просто напрягать свой мозг и думать, а ещё и добиваться кое-чего, чего добиваться в такой системе может оказаться сложнее всего. А чтобы просто гордиться тем, что всё так, как заявляет система, может оказаться проще, особенно там, где надо быть только ещё готовым в бой пойти, а пока его нет, ничего делать не надо.
    Но самый интересный фактор заключается в том, что такая система автоматически работает на формирование любви к «сильной власти».
    Дело в том, что, если человек живёт по принципу «не делай другому того, чего не хочешь себе», то такая политика имеет возможность сойтись с аналогичной политикой других единомышленников независимо от того, где они живут. Так же, как в таблице умножения для каждого примера может быть решение, результат которого не конфликтует с решениями других примеров. Но если же кто живёт по принципу «поступай с другим так, как с собой поступать не позволяй», он не сойдётся ни с теми, кто живёт по первому принципу, ни с себе подобными. И если человек живёт под таким принципом, реализуемым его хозяином, он тоже не сойдётся ни с кем-либо из всех остальным, ни с себе подобными.
    Это происходит потому, что если утверждать, что если утверждать, что дважды два – пять, то дважды три может запросто получиться семь. Потому, что если потребуется отстаивать истину, что каждый следующий порядок должен быть на два больше, то шесть после пяти уже никак не получится. А где дважды три семь, там и дважды четыре получится девять. Но только вот если кому-то вынужденному идти другим путём, потребуется отстаивать правильную пропорцию, то там, где изначально задано дважды два пять, дважды четыре у него десять получится. Потому, что во сколько раз пять больше двух, во столько же дважды четыре должно быть больше четырёх. И это будет для него святая правда, которую ему может оказаться очень важно отстоять, если его благополучие будет как-то зависеть от этого. И эта «правда» не сойдётся с ни с правдой того, у кого дважды четыре – восемь, ни с правдой того, у кого выходит девять.
    И когда сторонники «правды», пляшущей от дважды два – пять, прут с этой своей «правдой» по жизни, у них обычно получается, что доводов либо вообще нет («…дважды два пять, и это надо понимать без объяснений, потому, что кто не хочет понимать – враг нашей системы!»), либо есть, но до определённого момента («…ну ты сам подумай: как может быть дважды три – шесть, если дважды три должно быть на два больше, чем дважды два!?»). Но как только его доводят до момента, где доводов нет («…а почему дважды два пять?»), будет только приступ апломба, оскорблений и угроз.
    И когда такие сталкиваются между собой в спорах «девять или десять», то в вопросах «сколько будет пятью пять», у них получится столько расхождений, что доказать ни у кого никому ничего не получится. И вся судебная система, пляшущая от закона «дважды два – пять, потому, что таков закон!», тоже не может предоставить им никаких цивилизованных средство доказать правоту одного подхода перед другим. И они постоянно не сходятся друг с другом, постоянно друг друга винят, постоянно видят друг в друге врагов (и себя и системы), которых постоянно готовы искать и с которыми неустанно должны бороться. И они постоянно кричат, что кругом полно предателей и вражеских агентов. И единственный способ решить все вопросы в такой системе у них оказывается – это иметь над собой Верховного, который как скажет, так и должно быть. И слово которого не обсуждается и не нуждается ни в каком обосновании, потому, что «Без него никак и какие ещё нужны основания?». И в чью пользу который решит любой спор, за тем правда и должна быть. И кто его волю не угадал – того голова и должна покатиться. И логика которого не обсуждается, потому, что обсуждать – снова уйти беспросветные дебри, от которых спасти может только единая координации чьей-то воли, действующей в своих, но подчинённых одной логике интересах.
    И без такого верховного такая система неминуемо развалилась бы. И её верные служители это чувствуют/знают, и потому всегда ратуют за то, что должна быть «сильная власть», которая наведёт «порядок». И без такой власти в такой системе удержать никакой порядок будет невозможно. А поскольку поддержание именно такого порядка они считают правым делом, то верховный у них уже всегда априори получатся прав. И это у них не обсуждается, и это у них между собой считается само собой понятным, но только вот когда спор начинается с человеком, мыслящим вне их системы, их позиция упирается в вопросы, ответов на которые у них нет. Поэтому они обычно прут с «наше дело правое, потому, что правое, кто не понимает, того надо железным кулаком, потому, что иначе – никак!». И с такой программой такие патриоты рвутся в бой с врагами системы. И везде, куда бы они не пришли со своими установками, у них получаются врагами те, кто хотят постоять за свои права и достоинство (и своего народа по совместительству), и без того, чтобы не осложнять им жизнь, они просто не могут. Потому, что суть такого патриотизма: «Ты смеешь осуждать моего Хозяина за то, что он не отвечает перед тобой за свои решения в отношении тебя? Ты – враг, и тебя нужно заткнуть/изгнать/посадить/уничтожить, и стереть твоё имя!».