Утреннее рандеву

Антонов торопился. А метель свистела, орала, хохотала и рыдала. Притихнув на мгновение, стелилась поземкой под ноги. Отдышавшись, спиралью вздымалась до тяжелых туч, свисавших над его головой. Будь он чуть-чуть повыше ростом, то уперся бы темечком в одну из них.
Антонов, молодой человек себе на уме, далекий от мистики, чувствовал, что метель упрямо пытается сбить его с пути, растворить в снежной круговерти, чтобы днем, когда она утихомирится, по тому, что было им, протопали равнодушные к снегу или обозленные на снег люди.
А метель, несмотря на выкрики Антонова: «А пошла ты!», бесновалась злою ведьмой. Обледенелыми космами, подолом колючей юбки хлестала по лицу, стонала с истомой, призывая в свои объятия. И заметала, заметала следы, отрезая возможность вернуться обратно. В светлую, обставленную с любовью однокомнатную квартирку.
Снег и метель. Нет дороги назад. Нет дороги вперед. Один путь — в никуда.
Упрямо наклонив голову, тяжело дыша, Антонов продвигался вперед. Меховая куртка нараспашку, длинный шарф исландской шерсти волочится по снегу. На вязаную шапочку налип снег.

К назначенному Аленой часу Антонов опаздывал. Их первое свидание в четыре утра. В самый сладкий сон. До такого не каждая додумается. А она запросто! Вот он и пробивается к ее дому на окраине. Алена прошлась по его сердцу и застряла в нем. Покой он потерял!
Иначе и бульдозером не вытолкали бы его на улицу в такую рань да непогоду!
Антонов, конечно же, проспал. И опаздывал больше, чем на полчаса. Опаздывал на свое первое утреннее рандеву! А тут еще, откуда и взялась, метель. Точно он ей назначил свидание, а сам отправился к другой.
Алена должна понять. В такое жуткое утро хороший хозяин собаку на улицу не выгонит, а он пробивается к ней по бездорожью.
Алена сказала, вдвоем они куда-то отправятся. Вчера он воспринял это нормально. Ну, погуляют, звездами да молодым месяцем полюбуются. Но сегодня… Нет уж, он и шагу не сделает за ее порог, дай только Бог добраться до него!
Пригласила, а делала вид, что не замечает ни его симпатии, ни его попыток ухаживать за ней. Сама подошла. Платье черное. На груди в треугольном вырезе бусы красные. От них глаз не отвести! Жду, говорит, в четыре.

Дверь, чтобы он стуком не разбудил вездесущих соседей, она пообещала, открыть заранее. И действительно, едва Антонов легонько толкнул ее, та без скрипа его впустила. Стараясь не шуметь, он снял куртку и проскользнул в полутемную комнату.

Алена сидела в кресле. Над спинкой его, обитой черным плюшем, виднелся русый узел волос с воткнутым в него красным гребнем.
На столике рядом с ней в хрустальной вазе чернела обвитая искрящейся мишурой еловая лапка. В громоздком подсвечнике, явно из наследства предков, горела свеча, освещая небольшое пространство вокруг Алены. Остальная комната тонула в полумраке. Углы походили на кусочки материи, из которой сшито платье девушки.
— Привет, — сказал Антонов негромко, чтобы не потревожить обстановку таинственности, и, медленно приблизившись, опустил руки на хрупкие девичьи плечи. Раз сама пригласила, да еще в такое время, значит, можно и приобнять ее.
Алена не шелохнулась. То ли холод, исходивший от его рук, сковал ее, то ли сердилась на него за опоздание.
Актрисочка, — подумал Антонов и усмехнулся. Что ж, он подыграет. Ему даже любопытно. Возможно, это своеобразная прелюдия к более интимному продолжению свидания.
Антонов наклонился, щека коснулся гребня. Шапочка его, сбившаяся на затылок, упала на ее колени. Алена все в том же черном платье и в тех же красных бусах. Антонов попытался поцеловать возлюбленную. И отпрянул. Лицо ее было мертвенно-бледным. И даже пламя свечи не придавало ему ни малейшего признака жизни, а, наоборот, притягивало взгляд к посеревшим губам и остекленевшим глазам.

Через минуту другую, не веря самому себе, склониввшсь над Аленой, тронул ее руки, безвольно упавшие на колени.
В том, что Алена мертва, Антонов уже не сомневался. Но что делать ему, оказавшемуся в столь щекотливом положении? В сознании промелькнули кадры из фильмов с подобными сюжетами. Он уставился на дверь. По законам жанра в ее проеме должны нарисоваться оперативники. Но на пороге  никто не появился. История, хоть и схожая с другими, но, видно, не шаблонная. Сюжет ее, похоже, заверчен круче.

Антонов, точно тайный любовник или вор, или настоящий убийца, выскользнул из дома на занесенное снегом крыльцо. Огляделся. Хоть глаз выколи. Свету ни в одном окошке. Лишь кое-где сквозь снежную пелену чадят редкие фонари. Вернулся за курткой. О шапке и не вспомнил. И полетел подальше от греха, точно за ним гналась неведомая сила, чтобы схватить и увести его, молодого и вполне симпатичного, следом за Аленой, которую он уже не желал любить. Впутываться в столь жуткую историю Антонову не хотелось, тем более что Алене уже ничем не поможешь, а себе только навредишь. Вызывать скорую помощь не имеет смысла, решил он, хотя по дороге к дому взгляд его на мгновение задержался на утонувшем в снегу таксофоне. Подобным образом рассуждал он и у себя в квартире, до рассвета рассекая взад вперед ее небольшое пространство и стараясь хоть как-то оправдать свое позорное бегство. А поицию почему не вызвал? Из того же таксофона? Нееет! Никуда он не ходил, ничего не видел. Спал, как все нормальные люди в четыре утра.
Мертвые мертвы, а живым жить, — подвел он черту. Жаль, очень жаль, — повторял, укладываясь в постель. И непонятно, кого жалел он больше — себя или Алену?
Не удалось даже вздремнуть. Едва он опускал веки, в темноте возникала Алена. Ее кровавые бусы и гребень заставляли его вскакивать.
За окном икала от смеха метель, сыгравшая с ним злую шутку.

Все мы в руках божьих, все под ним ходим, — повторял Антонов пришедшие на ум бабушкины слова, собираясь на работу. Никогда не придавал им значения, а тут очень кстати всплыли в памяти.
Он боялся выдать себя невольно, что знает, уже все про Алену знает. Не сумеет изобразить соответствующую мину, когда известят о ее смерти, и пиши пропало. По дороге в офис он прикидывал, как половчее вписаться в общее удивление, а затем в коллективную скорбь. Вероятно, по-настоящему полюбить ее он не успел…

В офисе все было как обычно. Из кабинета в кабинет сновали служащие, курящие толкались в курилке, в бухгалтерии ставили чайник, а шеф ругался  с кем-то по телефону. У экономического отдела Антонов замедлил шаг. Скоро хватятся ее. А потом кто-то другой займет вакантное место. Однако… Антонов насторожился. Померещилось? Знакомый голос! Никому, кроме Алены, принадлежать он не мог.
Да, — решил Антонов, — дела совсем плохи. Глюки слуховые начались.
Дверь кабинета распахнулась, перед ним собственной персоной Алена!
— Привет! — сказала она. — Случилось что-то? На тебе лице нет.
— Привет, — промямлил Антонов, через силу растягивая губы в улыбке, с трудом справляясь с охватывающим его оцепенением.
— Почему не пришел? — спросила Алена, не отводя от него пристального взгляда. — Нехорошо даму обманывать.
— Извини, — засуетился Антонов, — как мальчишка проспал.
— Да что с тобой? — Алена или действительно ничего не понимала, или играла так, что не подкопаешься.
— Просто ты сегодня неотразима, — нашелся Антонов.
— Ааа, — протянула она, как показалось Антонову, несколько разочарованно.
— Так приходи сегодня в то же время, — улыбнулась Алена и добавила серьезно. — Смотри только, не проспи. А то другого кавалера заведу.
— Приду, — машинально ответил Антонов, не зная, что и думать, как себя держать с ней.
— Тогда до встречи! — коснулась его плеча Алена.
— До встречи, — произнес Антонов, обрадовавшись, что мучительный для него разговор закончился и можно вернуться на свое место, обдумать произошедшее.

Почему я прямо не сказал, что был у нее, касался ее заледеневшими руками и в ужас пришел от ее безжизненности? Почему утаил, что видел… Что видел? Меня же сразу сочтут за сумасшедшего! Но Алена… - недоумевал Антонов. – И потом шапочка. У нее осталась или потерял?
Что произошло с Аленой? - этот вопрос мучил его весь день. Он своими глазами видел ее бездыханной! Даже капельки жизни не теплилось в ней. Скорее всего, она задремала, пока ждала его. А он, глупец, с залепленными снегом глазами, испугался, бросился наутек, напридумывал невесть чего.

На этот раз, в святочный вечер, о том, что святочный уши прожужжало телевидение, Антонов не ложился вовсе. Даже белье постельное не вынул из шкафа. Собираться на свидание стал, едва пробило три. Тем не менее сомневался: идти, не идти. Вдруг очередной сюрприз преподнесет ему Алена. И кто знает, чем он закончится.
Тревога появилась и не покидала его. Подошел к зеркалу. Как-никак на встречу с девушкой лыжи навострил. Прикид приличный.  Рубашка модная, под цвет глаз. Галстук тоже что надо. Но!
Схватился за лицо. Не может быть! Он прекрасно себя чувствует, разве что волнуется немного. Он не улыбается. За вечер и ночь ни разу не улыбнулся! Однако его отражение в зеркале, беспрекословно повиновавшееся ему в течение тридцати трех лет, вышло из подчинения, взбунтовалось! Оно ухмылялось, нагло глядя на него, ухмылялось зло и надменно, точно оно главное, а не он, Антонов. И когда Антонов схватился за лицо, отражение стояло, опустив руки по швам.
Антонов машинально пальцами коснулся стекла. Высокомерное отражение руки навстречу его руке не протянуло, пальцы его не соприкоснулись с пальцами Антонова, оно ехидно хихикнуло и исчезло.
Волосы у Антонова зашевелились, встали дыбом. Но видеть этого он не мог. Точно утратил свою материальную сущность, навсегда распрощавшись с физическим телом.
Зеркало же, как и прежде, отражало все предметы, которые жили в нем до того, как к нему подошел Антонов и поправил галстук.

С воплем вылетел Антонов из квартиры, забыв, что на дворе зима и неплохо бы хоть что-нибудь накинуть поверх модного костюмчика. Более или менее очухался у дома Алены. Ноги сами принесли его именно к ней. Остановился перед крыльцом, перевел дыхание и с затаенной надеждой на то, что он все еще в своем уме, и с все усиливающейся тревогой, от которой упорно отмахивался, ступил на него с одним желанием – потребовать разъяснения.  Если Алена воспримет его рассказ как рождественскую шутку, так тому и быть. Да и в ее зеркало не мешало бы взглянуть. Только ли его зачудило? К ней, быстрее к ней. К себе он не вернется ни за какие коврижки, пусть хоть горы золотые посулят.

Дверь, как и в прошлый раз, легко поддалась ему. Прямиком, не стряхнув снег с ног, Антонов направился в комнату и застыл на пороге. Возможно, снова поднялись волосы на его голове, ему не до них было, а больше ведь никто и не видел. Но на то, что в его шевелюре появились седые пряди, обратили потом внимание многие. Но уже потом.
Не в кресле, а на диване, вполоборота к нему сидела Алена. Маленькое черное платье в стиле Коко Шанель облегало ее хрупкую фигурку. Красные бусы в треугольном вырезе на груди, точно крупные капли крови, красный гребень в гладко зачесанных собранных в тяжелый узел волосах. На диване рядом с Аленой сидел он! Он, Антонов, стоял на пороге комнаты, и он, Антонов, сидел рядом с девушкой, такой желанной и такой недосягаемой.
Двойник! – промелькнуло в обезумевшем сознании. – Нет! Сказки все это про двойников. Но если рядом с Аленой действительно его двойник, с ним придется бороться и победить, иначе… Читал он что-то об этом явлении.

В руках сидящих на диване - хрустальные фужеры, наполненные красным вином. В вазе на столике, придвинутом к дивану – разрезанный гранат. Рядом обвитая серебристой мишурой еловая лапка. Вздрагивает оранжевое пламя свечи в громоздком подсвечнике…
Они глядели друг на друга. Лицо двойника казалось вылепленным из воска, серые губы Алены кривились в улыбке. Двойник залпом осушил фужер. Алена слегка пригубила вино.
Он взял ее за руку и искоса взглянул на Антонова. Глаз, обращенный к нему, блеснул красным. Антонов хотел закричать, предупредить Алену, но лишь беспомощно хватал воздух ртом, так говорят про рыбу, выброшенную из водоема на берег.
Губы расположившихся на диване соединились в поцелуе. Ошарашенный Антонов наблюдал, как жизнь покидает Алену, и ее лицо становится восковым. Девушка замертво рухнула на пол, тупо ударившись об него затылком. Раскололся и вылетел из волос красный гребень. Кусок его оказался возле вязаной шапочки Антонова. Все видел Антонов, но даже пальцем шевельнуть не мог.
Двойник его уверенно поднялся, вплотную приблизился к нему и захохотал.
Какая-то сила все-таки проснулась в Антонове, вывела его из оцепенения, сорвала с места и бросила вон, подальше от злополучного места.
Пришел в себя возле своей хрущевки. Но войти в квартиру до рассвета не отважился. Бегал по заснеженной дорожке взад-вперед, подпрыгивал, размахивал руками… Не жарко-то в пиджачке.
Едва стрелки на часах показали восемь, забежал в дом, не глядя в зеркало, схватил куртку и помчался на работу, ближе к людям. Ведь на людях ничего такого произойти не может.

Примерно через час или полтора ему сообщили о скоропостижной кончине Алены. Он рассмеялся и заявил, что не верит, такое с ней уже случалось и ничего. Странность эту отнесли на его влюбленность в Алену, списали на стресс. Однако, оживив в памяти увиденное утром в доме Алены, он расплакался. На него смотрели с недоумением.
В конце рабочего дня в офис явились два полицейских. И прямиком к Антонову. Приметил его кто у Алены или шапочка подвела, Антонова уже не волновало. Он безропотно сдался представителям правопорядка и, покидая офис, глянул в маленькое зеркальце, висевшее возле двери его кабинета. Двойник вновь стал его отражением. Не ухмылялся, но красным глазом на прощание сверкнул.

До суда дело Антонова не дошло. Да и следствие не успело развернуться. Антонова, несмотря на то что он заговаривался, компетентная комиссия признала и физически, и психически здоровым. Однако спустя несколько дней после ареста и прохождения назначенных ему «процедур», Антонов неожиданно скоропостижно скончался в КПЗ.
Утверждали, что большая любовь тому виной. Приравнивали чувства его к шекспировским страстям. И чем дальше, тем больше.

Похоронили Антонова рядом с Аленой. Сказали, что полагается в таком случае сказать. Помянули.
Но после того, как тело его предали земле, в городке родились слухи и стали расползаться по окрестностям, будто люди видели, как садились он и Алена в поезд дальнего следования. И долго махали на прощание всем, кто в тот момент находился на перроне.
Да мало ли что кому взбредет в голову, что бабка бабке натрендит! Хотя, что ни говори, из подобных слухов нередко рождаются легенды.