Тапочки стояли у дивана

Тапочки, пушисто-розовые, стояли у скрипучего ободранного котом дивана, доставшегося ему после развода с женой. Свет от видавшего виды торшера едва дотягивался до них. А той, которая вчера приласкала их, примерив на изящную ножку, и след простыл. Ее не было на диване и у окна, и в ванной... Она исчезла. Точно и не переступала порога его однокомнатной квартиры.

И если бы не тапочки, купленные им по случаю для той, которая придет однажды и заполнит собой его больную душу, воспламенит усталое сердце — чтобы не в обуви или босиком вступила в холостяцкий бивак, а будто всегда тут жила, просто отсутствовала долго — то можно было бы списать все на сон. Сны будят воображение, изводят своей недосягаемостью одинокого мужчину.

Палец указательный невольно потянулся к области третьего глаза — вдруг всплывет в памяти образ неуловимой незнакомки. Она не сон, она реальность, с плотью и кровью, с зелеными глазами и обжигающим дыханием.

Он шел по березовой аллейке, что в центре городка, лениво размышлял: зайти за пивом или вечер провести у телевизора «на сухую». Навстречу — она! В черно-красном, осыпаемая багряно-желтой листвой. Налету споткнулась… и оказалась в его объятьях. Встретившись с его ошарашенным взглядом, по-девчоночьи звонко рассмеялась. Подхватила с земли упавшую сумочку и поспешила к автобусной остановке.

Недели через две по первому снежку они снова столкнулись на аллейке. Улыбнулись друг другу, как недавние знакомые. Она согласилась заглянуть к нему на ряпушку и осталась. Он решил, что навсегда, и поспешил вытащить из шкафа тапочки.
Она аккуратно двумя пальцами брала со сковородки приготовленную им рыбку, так, мол, вкуснее, смеялась, поперхнувшись вином, и отказывалась назвать свое имя. Зови просто милая, — смеялась она.
Прошел год. Одинокими вечерами он мечтал о третьей встрече.

… Тапочки стояли у дивана. С женщинами ему хронически не везло.