Какая ты у меня красавица!
Когда я была совсем маленькой - годика два - дедушка качал меня на своей ноге, держа за руки. А позже то ли та нога, то ли другая, уже болела и не сгибалась в колене. Помню, как он всегда что-то мастерил или тёр на тёрке, сидя на скамеечке и вытянув больную ногу. Иногда он отрывался от работы, чтобы, вскинув брови, посмотреть на меня поверх очков и чуть-чуть улыбнуться уголками губ. Спину он держал так ровно,- и когда ходил, и когда сидел,- что теперь я понимаю: спина у него тоже уже не сгибалась.
А вот го'лоса не помню. Вообще не помню, чтобы он разговаривал. Но каждый вечер, в чистой клетчатой синей рубашке, в очках, со своей несгибаемой выправкой солдатика на боевом посту, он сидел за столом и тихо вслух почти по-слогам читал Библию.
А бабушка рассказывала много-много, торопливо, не помню о чём. Помню белоснежные простыни, наволочку, и казавшиеся огромными по сравнению с высохшими ручками и тельцем, бугристые, как бы блестящие, суставы: плечи, ключицы, костяшки негнущихся пальцев... Вскоре бабушкин рассказ переходил в стоны, а стоны - в крик.
Вот крик этот я помню очень хорошо, хоть и спешила уйти от него во влажные густые зелёные луга, начинавшиеся сразу за огородом, к таинственному озеру, которое там называли ставо'к, в нём на удочку иногда ловились тритоны... Мне кажется, бабушка кричала всё время.
Но когда-то она ещё могла сидеть. И дедушка бывало накупает её, нарядит, повяжет платочек, посадит на стул и скажет: "Какая ты у меня красавица!" Потом пододвинет стул так, чтобы бабушке было видно улицу.
Соседи следили, как каждое утро дедушка отдёргивал занавеску на окне. А однажды окно осталось занавешенным. Папа вернулся с похорон какой-то просветлённый и с благодарностью рассказывал, как незнакомые ему худенькие тихие аккуратно одетые мужчины с улыбчивыми лицами читали над дедушкиной могилой необыкновенно красивые стихи духовного содержания.
Бабушку забрала к себе папина сестра.
Дедушкина Библия переехала тогда в наш дом и упокоилась в кладовке вместе с семейными фотоальбомами.
А последняя книга, которую, незадолго до своей кончины в возрасте шестидесяти лет, прочитал мой замечательный - добрый умный весёлый трудолюбивый талантливый - любимый* папа, была "Три мушкетёра".
*При жизни я не сказала папе ни одного из этих слов, пусть хоть так прозвучат!
На добрую память от меня и моей мамы, которой сейчас почти 91.
9 февраля 2021г.
Свидетельство о публикации №221020900223