Линия разграничения

                Рассказ-быль

        Любили друг друга до умопомрачения. А расстались, как это нередко бывает, по глупости. По недоразумению. Жить не хотела. Но что случилось, то случилось. Слышала от дружка, что у «бывшего» родился сын. Совет да любовь, как говорится... У неё самой детей не было, и доча целыми днями стала «зависать» на посёлке у новой подруги, которой совсем недавно,  в девятом, родители купили дом. Долго не могли продать квартиру в Угледаре, которую получил папа-шахтёр. После того, как он вышел на пенсию, сбылась их давнишняя мечта – уехать из пришедшего в упадок рабочего городка.
        Несмотря на то, что Трудовские считались окраиной, здесь кипел один из самых крупных и сравнительно недорогих рынков Донецка: с одной стороны – прямой маршрут в центр, с другой – пригородные сёла. У мамы и раньше был свой домишко.  Этот, совсем рядом, на Медицинской, купили молодым, так как родители не ладили с зятем. Благо, и работа рядом – аптека. Дохода она почти не давала, приходилось,  чтобы выжить в налоговых джунглях дефолта, каждые два месяца менять собственника. Аптека, пользуясь льготами «новичка», регулярно кочевала от мамы к бухгалтеру и обратно. А в остальном всё складывалось  неплохо. И школа рядом, и больница... Пусть молодые сами хозяйничают, а мама всегда на подхвате!
        Я не очень приветствовала эти «посиделки»,  нередко со спиртным, да и подругу недолюбливала. Завистливая она. Сама без мужа родила: непонятно, то ли есть он, то ли нет. А теперь и моя одинокая... Но здесь закрутилось-завертелось! На долгожданную свадьбу, а заодно и крестины, приехал друг новоиспечённого мужа. Для дочери  второй брак стал своеобразным лекарством. Говорят же, клин клином... Теперь всё, как у людей. И ребёнок, и муж. Подумаешь, грузин! Кого этим сейчас удивишь. Тем более, не из тех, что стоят на рынке. Наш и торговать-то не умел. И квартира наша кредитная ему не нужна. Люблю, говорит... Если постараться, в каждом человеке можно  найти положительные качества, во всяком случае, доча их нашла. А мне достался целый внук в наследство!..
 
        Сад и школа у нас были во дворе. По мирным временам место в саду в густонаселённом районе Текстиля нам не светило, теперь же пополнению откровенно обрадовались. А ведь когда-то я в сердцах выпалила заведующей, что мы и без всяких протеже будем ходить сюда! Что, съели?.. Летом четырнадцатого внуку как раз исполнилось три года, и никаких «гуманитарок»  семье  не полагалось. С работой тоже было никак. Случайно узнали, что освободилось место в аптеке недалеко. Худенькая маленькая хозяйка моталась на своём «Фиате» через блокпосты, всеми правдами и неправдами провозя лекарства. А «отжимали»  в эти смутные времена не только лекарства, но и машины. Смелая женщина!..  С грустью вспоминая развесёлую, с нарядами и корпоративами, жизнь на «Дружбе», доча пошла работать в аптеку. Маленькие, но всё же деньги.  Отводила ребёнка в сад и три остановки шла пёхом – и в целях экономии, и с транспортом было напряжно. Да и запас времени позволял.
        Однажды у дороги резко затормозила машина.  Из неё выбежал военный и бросился наперерез – не успев испугаться, она даже не сразу узнала «бывшего». Что ж он от новой-то семьи ушёл воевать? С его пацифистскими убеждениями.
        – Слышишь, не могу тебя забыть!.. Давай начнём сначала!
        Если б можно было повернуть время вспять!.. Она только молча отвернулась.

        Зимой Трудовские стали одним из самых обстреливаемых прифронтовых районов. Практически нежилым: 42-й городской маршрут пустили по сокращённому графику, до Брикетной,  а на конечную мотались только отчаянные  «газельки» местного 58-го, подбирая чудом оказавшихся здесь пассажиров. Все, кто мог выехать, давно уже выехали. После двух попаданий в дом выехала и семья подруги. Нам она оставила на попечение кошку. Раз в неделю, выбрав денёк потише, мы ездили на Трудовские, высыпали пакет «Кити-кета» в прихожей, оставляли приоткрытой форточку... Кошка приходила, съедала корм. А может, и мышек где-то подлавливала.
        А вот с собаками была беда. Старались поехать пораньше, в тёмное время суток ходить по неосвещённым улицам опаснее вдвойне: брошенные хозяевами, псы сбивались в стаи, одичав от голода и холода, и начали уже пожирать падаль. Я, когда увидела эту картину, стала варить большую кастрюлю каши, и по дороге к дому мы её раскладывали в нескольких местах. Мукой и макаронами из  «ахметки»  делилась с подругами, которые вообще ничего не получали, а каши оставались. Пенсии не платили год. Зарплаты – кусками. Одна подруга пошла работать в больницу, где в обед хоть какую-то баланду давали, вторая в минуты затишья, чтобы занять руки, лепила из той муки вареники. Весь холодильник был ими забит, и она  раздавала лепку родным и знакомым. В общем, все как-то выживали... Только бы не стреляли!

        В тот день дочь поехала кормить животных одна. Я скрепя сердце отпустила её, так как оставалась с приболевшим внуком. По дороге на Трудовские стали раздаваться привычные «бахи». «Ну вот, началось, – подумала она, – хоть бы до «ответки» успеть!» Быстренько стала раскладывать кашу. От каши валил пар, но замёрзнуть она не успевала: со всех сторон неизвестно откуда сбегались собаки, грызлись между собой, но перепадало всем.  Она и не услышала, как рядом остановился военный «Джип» и из неё, отворив окно, выглянул симпатичный молодой человек в камуфляже.
        – Ты что тут делаешь?
        – Не видишь, что ли? Собак кормлю. – Мельком она глянула на оказавшееся знакомым лицо. Да кто же не знает Гиви! Его лицо мелькало во всех сводках, на всех самых горячих точках.  Отчаянная голова!..
        Молодой человек лукаво посмотрел на ладную фигурку дочери.  Чем-то он неуловимо напоминал ей её «первого». Ох, любит горячая восточная кровь блондинок! На ней была чёрная итальянская дублёнка с воротником. Мы её покупали, когда она ещё училась. Потом доча пошла работать и купила себе шубу, а дублёнку с барского плеча отдала мне. Теперь она очень похудела, и пальто опять оказалась ей впору. Несмотря на свой «тридцатник» – девчёнка, трудно дать больше восемнадцати.
        – А кто бы меня покормил?
        – Ну, этого я не знаю, – пожав плечами, протянула она.
        – Ладно, две минуты тебе даю! – Потом Гиви сказал, что рядом линия то ли разграничения, то ли соприкосновения, и гражданским здесь быть не положено.
        «Газелька» тем временем развернулась, и водитель ждал, чем закончится разговор. Дочь быстренько сгребла в пакет тёплую ещё кастрюлю и уехала. Дома ждал трёхлетний сын. А муж, если б узнал, что она ездит на передовую, вообще открутил бы ей голову. По дороге она думала об этих ребятах, которые, рискуя собой, в снег и дождь оставались на самом «передке» .

        Стартанул и «Джип».  Как раз во-время, потому что следом за машиной легли снаряды. Но в тот день всё обошлось. Гиви был словно заговорённым. Смелых и пуля не берёт!..
        Мороз ночью усилился. Не хватало «фона» из дальних, а иногда и ближних «прилётов». Вдруг среди непривычной уже тишины раздался собачий лай. Обычно собаки кучей ночевали в каком-нибудь заброшенном доме, согревая друг друга. А здесь лай не смолкал. Обследовав близлежащую территорию, ополченцы наткнулись на вражескую ДРГ*. Одного убили в перестрелке, двоих забрали с собой. Местными оказались, твою мать!.. Трудно предсказать, какие были бы последствия, если б диверсанты застали их расположение врасплох. Рим спасли гуси, а «Трудягу» – собаки...
        Обстрелы усиливались в дни церковных праздников. На Крещение люди пошли в церковь, а их «окропили»  осколками... Ничего святого! Был же тут один «батюшка»  из своих, так сказать. Засланный казачок. Депортировали. Метки ставил на дома. Оказалось, семья у него, ребёнок – только и выслали на ту сторону. А надо было бы ответ потребовать. Чтобы потом других детей из завалов не вытаскивать. Какая ж это церковь, если раскольник УПЦ** Филарет, вбивший клин в православие и пригретый Украиной, прямо благословлял свою паству на убийства!..

        В тот день, 19 января, попала под обстрел и доча. Трясущимися руками она несла воду, а вдоль дороги лежали трупы людей, которые спешили на работу или так же, как она, просто вышли в праздник на улицу. «Нечисть оживилась!» – невесело шутили жители.  Второй снаряд приземлился между домами. У всего микрорайона посыпались стёкла. Хорошо, в этот день была оттепель. Подруги как раз говорили по «Скайпу». Там, наверное, и в Киеве компьютер подпрыгнул...
        Я же в середине февраля наконец попала к младшей и мужу, которые выехали ещё в августе. Младшая училась в начальной школе. Так как мы были из Украины, их обязали сдавать тест на знание русского языка. Результат удивил даже учителей: предмет девочка знала лучше самих россиян.
        «Россия-24» освещала тогда наши  «горячие» новости и показывала такое сводки после обстрелов, что муж страшно переживал. Однажды прямо у экрана телевизора ему стало плохо. Инсульт... После похорон мы уехали, даже не дождавшись окончания учебного года. Приживалкой я никогда не была, а помянуть можно в любой церкви, у любой могилки, не обязательно тащиться для этого за сотни километров. Домой, только домой!.. Младшая вернулась в свой класс, правда, классный руководитель сменился. А с осени стали заниматься ещё музыкой и танцами. Заполняли форму: я, такая-то такая, не имею претензий к руководителю кружка в случае обстрела. Словно отпускали детей на фронт.

        Вернулись мы уже в другую страну. Вступившие в силу минские соглашения. Эти «минские»  мы каждый день слышали в живую, но с четырнадцатым и пятнадцатым  было уже не сравнить.   Продуктовая блокада со стороны Украины. Российские продукты в магазинах, рублёвая зона. Уезжали из Украины, а попали в Россию. Вернее, она сама пришла к нам, как гора к Магомету... В конце концов,   «киевляне» и моих переманили к себе. Ближе от этого подруги, правда, не стали, скорее, наоборот.  Они все работали, плюс две шахтёрские пенсии. Не гнушались при этом и нашими копейками, через знакомых обнуляя пенсионные карточки в Донецке. Если не снимать два и более месяцев, деньги «сгорали». Вот такая вот игра. Я сама так «стратила». Уезжала на две недели, а задержалась на два месяца. Конечно, я рассчитывала на эти деньги, но, вернувшись, обнаружила пустую карточку. Деньги исчезли и никто их не вернул. Как ответили на моё возмущение чиновники, это не пенсия, а социальное пособие, и, если человек не снимает ежемесячно, значит, может обходиться без него. Деньги уходят обратно в ПФ и перераспределяются. Одним словом,  законный грабёж. Где тонко, там и рвётся...
         Помочь дочери я ничем не могла. Они жили безвылазно в  «однушке» и еле-еле сводили концы с концами, а подруга то и дело хвалилась то новой  «трёшкой», то обновами, то турецким загаром. Толку то – почти взрослый крестник до сих пор боялся оставаться в комнате один... Доча это долго терпела, пока однажды не сказала, что квартира  у подружайки съёмная, а у неё пусть и в Донецке, но своя. На этом дружба закончилась. Скучала страшно, но потом появились и новые подруги, и новая работа. Медленно жизнь стала налаживаться.  А подруга развелась, и вообще, фортуна повернулась к ним боком. Уж не раз, наверное, вспомнили о проданной в Угледаре квартире. Кто же знал, что захолустный городок станет со временем другим государством! Эуропой. Линия разграничения прошла не просто территориально – она прошла по судьбам, по семьям.

        Знаменитую дублёнку, которую я временно оставила у бывших родственников, они попросту выбросили на мусор. Как и нас  – со своей благополучной жизни. Сытый голодного не разумеет: кому-то на машину не хватает, кому-то на хлеб... Но у меня оставалась ещё шуба. Европейский гринпис меха не приветствовал, так что доче она теперь за ненадобностью.
        Кошка на следующий год привела котят. Они были совсем дикие,  шипели, в руки не давались. Когда котята подросли, всё семейство куда-то исчезло. Наверное, как и хозяйка, подались в поисках лучшей жизни, поближе к людям. А может, нашли себе новую семью.
        Известие о гибели Гиви все  восприняли болезненно – как будто ушёл из жизни близкий человек, хотя, собственно, не были знакомы с ним. С моей дочерью они были ровесниками.

*ДРГ –  диверсионно-разведывательная группа.
**УПЦ – Украинсая православная церковь.