Сестра

Меня зовут Мари, урожденная М. Теперь мне нужно так говорить – урожденная, потому что я замужем. А моя сестра-близнец -  пока что просто М. Мое детское прозвище Мири-мири, а её – Тори-тори. Надо ли говорить, что друг друга мы именно так и зовем.
Когда наши родители умерли, нас стала опекать тетушка Р. Впрочем, мы были уже достаточно зрелыми девицами и с хозяйством справлялись сами. Однако тетушка решила, что негоже двум юным созданиям оставаться одним, и убедила нас перебраться к ней.
У тетушки огромный дом с каким-то непомерным штатом пожилых, но расторопных слуг, и все относятся к ней как к родной, и она к ним тоже. В дом каждый день наведываются из деревни: молочник с молоком, зеленщик с овощами, плотник с «чего починить», Анна со сплетнями – и мы всех принимаем. Моя сестренка предпочитает прятаться от людей в своей спальне, хотя иногда бесшумно выходит и сидит в уголке, слушает, кто что скажет. А я люблю живость и открытость нашего дома. Я даже призналась тетушке в том, что давно и взаимно влюблена в Энтони. Ожидала, что она, как моя благодетельница, велит выбросить глупости из головы, но тетушка очень оживилась, потребовала привести его к ней для знакомства, нашла его порядочным и трудолюбивым и дала ему понять, что готова  услышать о нашей помолвке. В обществе его сочли бы неподходящей для меня партией, не отзовись на это с такой готовностью моя небедная тетушка. Жить она предложила у нее, на что мы, опять же, с радостью согласились. Помолвка прошла не очень, мы с Энтони стеснялись, а Тори-тори вообще глупо хихикала и умудрилась покраснеть от впервые ею выпитого вина. Но свадьба была прекрасной. Тетушка надела чудесное платье, которое ее очень молодило, а поздравить нас пришла вся деревня. Я чувствовала себя в раю. Когда уже все вышли из церкви – Тори-тори, помнится, все еще смущенно сидела на последней скамейке. Наверное, мечтала, какой будет ее собственная свадьба.
Признаться, я думала, что Тори выйдет замуж раньше. Или что я вообще не выйду. Почему? У меня есть тайный недуг. Нет, Энтони я, разумеется, призналась во всем сразу, но все же до самого дня свадьбы меня посещали горькие мысли, что он может передумать. Дело в том, что при сильном волнении я будто начинаю слышать плеск речной воды. И падаю в обморок. Но это еще не все: к реке мне тоже лучше не приближаться. Все добрые люди проводят теплые деньки у реки, а мне туда никак нельзя, если не хочу никого напугать своими падениями. Эта странность у меня с детства. Особенно проявлений моего недуга боится Тори-тори, как на грех она всегда оказывается поблизости, пугается и громко плачет. Потом, когда уходит доктор и родные оставляют меня в кровати отдохнуть, я пробираюсь на ее поиски и нахожу Тори на чердаке в обнимку с одной из наших старых игрушек. Все-таки надо признать, что Тори…как бы сказать…сильно задержалась в детстве.  Однако она хорошая хозяйка и, несмотря на легкомыслие, часто дает мне неплохие советы; даже странно, что еще никто не просил у тетушки руки моей сестрицы.
В тот день всё начиналось как обычно. Наступило утро, завопили птицы, возмущенные, что их разбудил рассвет, по небу потекли молочные облачка. Совсем ранний час, но я поняла, что все уже встали и чем-то озабочены. Дом шумел, как улей, слуги сбились с ног. В коридоре я столкнулась с тетушкой.
 - Представляешь, Мари, - тетушка прижала руку к голове, будто она у нее болела, - пропало моё ожерелье! Да, То Самое.
То Самое – это мы с сестрой так называли это старинное грандиозное жемчужное украшение. Были разные ожерелья, а было То Самое, великолепное. Тетушка собиралась завещать его мне. Я не понимала этой единственной в ее жизни несправедливости и просила, чтобы ожерелье стало нашим с Тори общим наследством, но почему-то тетушка проявляла упрямство, а Тори - что удивительно – ее в этом поддерживала.
 - …Я не привязываюсь к вещам, ты знаешь, - качала головой теперь тетушка, - но это ожерелье я хотела бы видеть у твоих детей и внуков! А что будет теперь?
 - Тори бы сказала, что надо вызвать полицию, - растерянно сказала я. Тори с детства при виде любого беспорядка кричала «вызывайте полицию», чем нередко всех смешила. Где только подхватила она эти слова?
 - Нет, дорогая, полиции не будет, - твердо сказала тетушка.  – Полиция станет подозревать всех наших домашних, обыщет их комнаты. А я этого не хочу.
Когда тетушка вот так сжимала губы, спорить было бесполезно. Я выразила готовность немедленно принять участие в поисках, но заметила движение за дверью своей спальни и нырнула туда.
 На кровати сидела Тори и болтала ногами.
 - Тори, ну что ты делаешь? Я же объясняла: так не положено делать, это уже не только моя спальня. А если бы Энтони был здесь? – как младенцу, начала втолковывать я.
 - Энтони давно уже уехал по делам, это ты лежебока, - Тори показала мне язык, я ей тоже.
 - Тори, ты завтракала? Я поем и помогу искать пропажу, давай присоединяйся.
 - Я набила живот как слон, - Тори похлопала себя по животу.  – Только, сестренка, ты не права. Я уверена, что дома этого ожерелья давно уже нет. Кто-то его утащил. Кто-то из тех, кто бывает в доме.
 - И кто же? Кто-то из деревни? Да они даже продать его не смогут.
 - Не обязательно! – Тори возвела глаза к потолку.
 - Что? – я засмеялась.  – Тетушкины «старинные гости» из навещающих ее? Конечно, а как же. Герцогиня де Н., например. У нее, наверное, полный дом таких ожерелий, но она покусилась на тетушкино. Причем приезжала она три месяца назад, а ожерелье пропало только сейчас. Ох и смешная ты, Тори.
 - Смешная не смешная, а идея у меня есть. Мы с тобой поедем в деревню и поговорим со всеми, с кем сможем. Оглядимся у них дома. Вдруг найдем?
 - Тори, вот я до сих пор не знаю, есть у тебя голова или нет. Заходить в каждый дом, вести разговор о погоде, притворяясь перед людьми, которые нас так любят, а потом под каким-то предлогом бродить по их дому или земле? «Ах, я в уборную». И так в каждом доме. Уже через два часа Анна всем расскажет, что у сестер М. совсем не в порядке не только голова, но и живот!
И мы рассмеялись. Но Тори быстро наморщилась:
 - Конечно, ты можешь провести весь день, копаясь в вещах, которые уже тщательно перекопали все слуги. А можем провести день совсем по-другому…а?
И я была вынуждена согласиться, что, при всей моей любви к тетушке, «по-другому» видится мне лучшим вариантом.
Мы спустились к завтраку, и пока я ела, Тори набивала дорожную сумку блинчиками, булочками и пирожными. На обратном пути мы, кажется, не уместимся в автомобиле.
Тетушка сначала высказала те же опасения, что и я озвучила для Тори час назад. Но я поклялась быть самой деликатностью и заверила, что никто ничего не заподозрит: Анна сегодня в нашем доме не появлялась, а значит – некому разболтать в деревне о пропаже.
 - Если Анна все-таки прибежит, мне придется  ее связать и взять в плен на неделю, пока твоя поездка в деревне не забудется, - улыбнулась впервые за день тетушка.
 - Достаточно попросить слуг прекратить поиски и не болтать с ней, - подмигнула я. Но тетушка виновато пожала плечами: людям, мол, не запретишь говорить!
Лентяйка Тори за руль сесть не захотела. Ну конечно, чего я ждала. Зато она бережно придерживала сумку с провизией.
В деревне началось то, что я должна была предвидеть. Как только мы останавливались у очередного двора, Тори заявляла таинственным голосом:
 - Ты иди внутрь, а я осмотрюсь здесь!
Я открывала рот, чтобы высказать все о ее трусости, но тут же и закрывала: хозяева к этому времени успевали заметить нашу машину и уже спешили навстречу. Меня угощали чаем с разными вкусностями, потом я просила разрешения увидеть что-либо на кухне или в одной из комнат, а по возвращении к машине обнаруживала довольную сестру, лакомящуюся припасами из сумки и докладывающую: «Ничего подозрительного!». Впрочем, не мне жаловаться: в этот день я выпила столько чаю и съела столько сладостей, что хватило бы на полк солдат.
Гастрономический наш день близился к закату, когда Тори подняла палец вверх. Я не сразу поняла ее: «Что -  будет дождь?» А потом стало ясно, куда показывает сестрица. Вверх по холму, к дому, который мы с детства называли «дворцом». Дорога была неблизкой, но там обитала госпожа В., весьма богатая особа, которая навещала тетушку совсем недавно.
 - Ты с ума сошла, - засмеялась я.  – Старушка В.? Так и представляю ее в маске и черных перчатках, пробирающейся под покровом ночи за драгоценностями.
 - Мы всё равно уже на месте. Почти, - промычала Тори с набитым ртом.
Я вздохнула и направила автомобиль к резиденции старушки В.
Оставалось немного пути, мы были совсем рядом, когда машина вдруг остановилась и дальше не пошла.
 - Вот видишь, даже машина понимает, что зря мы все это затеяли, - сказала я.  – Что мы смогли выяснить? Что все в деревне очень гостеприимны? Если кто и был злоумышленником – то не стал бы держать украденное на виду. С самого начала затея была максимально глупой. А сейчас мы тут застряли, уже темнеет – и что делать?
 - А ты посигналь, - ответила Тори, дожевывая последний блинчик.
И я посигналила.
И откуда ни возьмись к нам с двух сторон быстро направились люди.
Кто-то успокаивал нас, кто-то разбирался с поломкой, и все уверяли: госпожа В. давно заметила, что к ней направляется машина, и будет несказанно рада гостям.
В самый последний момент Тори заартачилась и сказала, что останется в машине. Неприличнее ситуации нельзя и представить, и я не знала, как объясню госпоже В. поведение сестры. Но вот я уже в гостиной, и что-то лепечу, а госпожа В. будто только меня и ждала, и кивает на каждое мое слово, и горят свечи, и стол накрыт – я почувствовала себя королевой. Госпожа В. принимала меня настолько радостно, расспрашивала о семье и о всех знакомых, включая Анну-сплетницу, настолько живо, что мне стало стыдно за нашу с сестрой глупую детскую игру в сыщиков.
Меня уговорили остаться на ночь. Я не знала, что предпринять. Где Тори-тори? Почему ее до сих пор не привели? Или она уехала на нашей машине вопреки всем правилам приличия и бросила меня одну? Но хозяйка не выражала беспокойства. Она даже предложила мне посетить ее библиотеку и выбрать книжку, чтобы почитать перед сном.
 - Сара, проводи гостью! – крикнула она.
Сара всегда наводила на меня страх. В поместье я была всего пару раз, и всегда в таком огромном доме, неизменно, рядом с госпожой В. была только Сара. Она приносила еду, она уносила, она выполняла поручения. Готовила, может быть, тоже только она? А убиралась? Нельзя так, наверное, говорить о людях, но огромная Сара мне казалась похожей на гориллу. Молчаливую, никого не любящую гориллу в чепчике. В наши годы уже никто не носит чепчики, а она носит.
Сара с угрюмым лицом направилась по коридорам. Ввела меня в просторное помещение, где количество книг сделало бы честь, пожалуй, и столичной библиотеке. Она встала в дверях, дожидаясь, когда я возьму книгу, но тут ее позвала колокольчиком откуда-то издалека госпожа В., и Сара испарилась. Я вздохнула свободно. Я не могла не заметить за столом: чем веселее в моем обществе становилась госпожа В., тем больше мрачнела ее служанка.
С первой попавшейся книгой в руках я выбежала из библиотеки и тихо пошла по коридору. Моё внимание привлекла одна дверь, незапертая, и я вошла. Комнатка показалась мне слишком маленькой и пустой, я зажгла свет и огляделась: ниша скрывала еще одну дверь. Я открыла ее.
Сначала мне показалось, что я попала на чердак: ведь разве что там можно встретить такое количество самых разных, не связанных друг с другом вещей. Цветочные горшки, чашки, блюдца, веревки, мотки шерсти, подсвечники, статуэтки. Бессмысленный и бесконечный набор.
Я начала вглядываться. Это было странно: я была уверена, что эти вещи или похожие я точно видела у разных людей. Скажем, сегодня я совершенно точно пила чай у одной деревенской женщины из точно такой чашки. У человека с достатком госпожи В. такой чашки и быть не должно, разве что у Сары…
 - Что вы здесь делаете?! – прогремел страшный голос. Сара, легка на помине. У меня подогнулись колени. Я заставила себя покраснеть и вымолвила:
 - Я постеснялась спросить, где уборная.
 - Идемте, - Сара не скрывала злости. Обе двери за мной она заперла на ключ.
Кровать была мягче пуха, но я  не могла заснуть. Боялась принятого решения, боялась своих догадок. Боялась за Тори-тори: где же она? Но все же решила снова отправиться в путешествие по коридорам.
 - Вы что-то забыли?
Она караулила меня у двери. Сара караулила меня у двери.
 - Я не позвонила родным. Они волнуются. Проводите меня к телефону, пожалуйста.
Трубку взял Энтони, он был заметно обеспокоен. А Сара не уходила. Что предпринять, как показать, что я боюсь и чувствую неладное?
 - Дорогой, прости, что сразу не сообщила. Очень переволновалась из-за поломки. Госпожа В. так любезна, время пролетело незаметно…
Я набрала в грудь воздуха:
 - А завтра мы с тобой обязательно пойдем гулять на берег реки, как и собирались! Ты же знаешь, как я люблю реку, да и доктор сказал, что на меня река благотворно влияет…
Изумленное молчание мужа было мне ответом. Я хотела спросить, вернулась ли домой Тори…но нет, стало быть – не вернулась, она бы всё рассказала… Энтони повесил трубку. Что он предпримет?
Сара вновь исчезла, видимо - ее позвала госпожа В. И я снова двинулась по коридорам. Нашла нужную дверь. И открыла ее ключом, который умудрилась стащить из кармана Сары, когда та, пыхтя от неприязни ко мне, ставила на столик гостевой комнаты молоко с печеньем по приказу госпожи. Молоко с печеньем. Как ребенку. «Дитя моё» - так меня и называла В., и от ее слов было очень тепло.
Во внутренней комнате я пробралась через кучу ненужных вещей к шкафчику и открыла его.
И на полке увидела знакомый футляр. Вот оно, тетушкино ожерелье. Ох, Тори, как же ты угадала!
Сзади послышался шум. В двери стояла Сара, а в ее руках была какая-то жуткая железная палка, наверное – кочерга для камина, но у меня в глазах от страха все поплыло, и сейчас я уже не вспомню точно, что это было.
 - Я… я никому не скажу, - прошептала я.  – Я даже ожерелье оставлю и никому не скажу.
 - Ты не выйдешь отсюда, - проскрипела Сара, потрясая палкой и шагая прямо ко мне.  – Ты не опозоришь мою госпожу.
Что делать? В ушах раздался предательский плеск воды. Я поняла, что сейчас упаду в обморок и уже не увижу ни Тори, ни мужа, ни тетушки…
 - Мири, беги!!!
Тори! Она была здесь! Она вынырнула из-под стола и сейчас храбро смотрела на Сару. Моя трусишка Тори.
 - Нет, Тори, это ты беги! - завопила ей я. Но Тори отчаянно замотала головой. Сара каким-то сумасшедшим взглядом смотрела в сторону Тори, будто вглядываясь, и я воспользовалась этим и выбежала в дверь. Служанка погналась за мной, и я была уверена, что от такой погони мне не уйти. Книжные герои спасались и от страшных преступников с разными экзотическими ножами и самыми современными пистолетами, но встреть их в узком коридоре горилла в чепчике с кочергой в руке – они бы пропали.
Я бежала, не разбирая дороги, как вдруг резкий металлический щелчок заставил меня остановиться. Вспыхнул свет где-то над головой – это просто включилась люстра, а мне на секунду показалось, что я умерла.
Сверху спускалась лестница. На лестнице стояла госпожа В. в бархатном халате поверх ночной рубашки, а в ее руках было ружье. Вот это слабенькая старушка!
 - В чем дело? – строго спросила она.
 - Госпожа, - заскрежетала Сара, - она нашла вашу комнату!
Госпожа В. будто бы немного побледнела, а потом внятно произнесла:
 - Ты с ума сошла, Сара. Убирайся к себе немедленно, пока я не вызвала полицию.
 - Нет! – взвизгнула Сара и бросилась ко мне. И я не знаю, чем бы закончилась эта история,  если б в эту минуту дверь не открылась и внутрь не ввалились – иначе я это не назову – все слуги госпожи В., которые помогали нам с машиной, несколько полицейских, мой муж и плохо причесанная тетушка.
Дальнейшую круговерть я помню не очень хорошо. Помню, что увели Сару, что волновались за меня, а я уверяла, что все в порядке, и твердила, что Тори оказалась очень смелой. Помню, как плакала госпожа В., признаваясь во всем, и как полицейские взяли с нее обещание вернуть все вещи и ничего плохого ей не сделали, а потом госпожа В. сидела в обнимку с тетушкой, и пили они совсем уже не чай, и тетушка уверяла, что никакие доктора госпоже не потребуются – достаточно только защитить себя от одиночества и заменить кровожадную преступницу Сару, потворствовавшую болезни В., на какую-нибудь болтливую расторопную компаньонку. Госпожа чувствовала себя очень виноватой передо мной из-за Сары и из-за ожерелья, все повторяла «дитя мое», а потом обе старушки, как девчонки, уснули рядом на диване. В окнах светлело.
 - Где Тори? – спросила я снова.
 - Она уехала в первой полицейской машине, - ответил муж, держа меня за обе руки.
 - Вот пройдоха моя сестрица, - засмеялась я. – Хвастаться поехала!
Он кивнул, и я – я, кажется, соскользнула в сон.
Очнулась  я в полдень в своей постели. Рядом в вазе стоял букет свежих цветов, легкий ветерок колыхал занавески – будто ничего не изменилось. Только Энтони не уехал в город, а сидел у кровати и ждал, когда я проснусь.
От завтрака я отказалась.
 - Что ты хочешь, любимая?
И я сказала:
 - Отвези меня к реке.
Вошедшая в этот момент в спальню тетушка кивнула ему. И он кивнул тоже.
Мы приехали на берег реки. Я долго смотрела на берега и водоросли, новый мостик и остатки старого неподалеку, ждала знакомой волны ужаса, поднимающейся до горла, но ее не было. Вместо этого мне захотелось безудержно плакать. И я громко-громко заплакала, как в детстве.
Вечер прошел как в тумане. А наутро я попросилась на кладбище, навестить могилы родителей. Муж и тетушка горячо поддержали меня.
Мы привезли три больших охапки цветов. Два букета положили у плит мамы и папы. Третий держала я.
Я подошла к небольшой плите, где было написано «Виктория Маргарита М.»
Викторию-Маргариту уложили здесь спать вечным сном, когда ей не было и шести лет. Девочку в белом платье  унесла река. Её сестра Мари тогда с криком бросилась за ней в воду, хотела спасти. Мари выжила, хотя и долго еще навещал ее каждый день добрый старый доктор. Мари выжила. А Виктория– нет.
Я положила цветы на землю.
 - Спи спокойно, Тори-тори, - сказала я сестре.  – Тебе пора отдохнуть. И спасибо тебе за всё.