Спасти род ценою своих жизней

Ирина Александровна Либстер – фото из архива её дочери Елены Крученицкой.

Об этих людях, моих дальних родственниках, я писал в книге: В.Я. Файн и С.В. Вершинин. Таганрогские Сабсовичи и их потомки – М.: издательство Триумф, 2013, с. 246-277. Над этой книгой я работал больше 12 лет и изначально не подозревал, сколько трагедий катаклизмы ХХ века внесли в историю родственных семей. Их хватило бы на несколько романов, достойных перу Достоевского или Льва Толстого. Увы, мой возраст не располагает к созданию романов. Поэтому я всего лишь рассказываю о реальных сюжетах. Расскажу об одной истории, о которой я узнал совсем недавно.

27 января 2021 г., в день освобождения Ленинграда от блокады и День памяти жертв Холокоста Надежда Крученицкая опубликовала в Фейсбуке письмо своей бабушки Ирины Александровны Либстер, пережившей блокаду Ленинграда. Одно из самых эмоциональных свидетельств блокады, которых мне довелось читать. Письмо, с которым должны быть ознакомлены все, кому небезразличны эти страшные дни из истории нашей страны.

 «Сегодня, в День снятия блокады, я решилась опубликовать кусочек из одного бабушкиного письма. Их у нас сохранилось несколько. Это письма, которые она пишет своим дядьям, выехав из блокадного Ленинграда. Она уже понимает, что потеряла всех - папу, маму, сестру, мужа. …Разобрать эти письма было очень трудно, потому что слова расплылись. Ещё тогда, когда она писала. От слёз. Это письмо от 13 января 1943 г. …Из письма деду Ваке и Нелли»:

Письмо Ирины Александровны Либстер (1914-2005) привожу в авторской транскрипции, я лишь разбил его текст на абзацы, чтобы облегчить чтение (В.Ф.)

«8 сентября умер мой отец в ночь, когда на город упала первая бомба. Но он не сознавал этого уже. Я счастлива, что мой отец вовремя умер, я не видела его голодающим, я найду когда-нибудь его могилу. Я с Оношей сами опускали его гроб т.к. могильщик был только один и ему надо было помочь, и пока мы провожали дроги на кладбище, было много первых тревог но все же все было сделано как следует.
 
Я не зашивала лицо своего отца тряпкой и не везла его на детских санках на свалку, как пришлось многим моим друзьям. И это дикая, конечно, вещь, но я рада что отец умер вовремя. Я знаю что с ним, и я спокойна за него, ему был отдан последний долг. Жизнь теперь уже не дала бы ему ничего хорошего. Для вас трудно, конечно, понять будет мою сегодняшнюю психологию, она слишком дикая.

Я хотела бы знать, где могила моей бедной матери, сестры и дяди, но я мало надеюсь, что мы это узнаем, в гибели их у меня нет сомнений, и Витино письмо, где он пишет, что вы нас искали, меня в этом еще больше убеждает.

Дорогие мои, я пишу и, конечно, реву очень, и пишу от этого очень плохо, вам будет трудно читать. Я пишу редко, почти никогда, но как я хочу, Вака, выплакаться у тебя на груди, так чтоб тебе было жалко меня и наших родных, потому что ты нас любил, а плакать, когда кругом чужие я не хочу, я все терплю.
 
Я с первых дней войны работала в инженерном управлении ЛВО. У меня {неразб.} и по баррикадам я специалист. Осенью уехать я не хотела, т.к. папа болел, а Наташа пропадала. Наташа вернулась в конце октября в совершенно жутком состоянии. Несчастная она девочка, жизнь у нее была безрадостная. Весь ноябрь я с мамой делили на троих свой паек хлеба и имели на каждого по 80 грамм, т.к. Наташа карточек не имела. Правда вино, полученное к 7 ноября, она нам поменяла на конину, и это компенсировало хлеб.
 
Я развожу {неразб.} и отвлекаюсь столько надо вам написать. Мамочка стала работать в госпитале санитаркой, чтобы поддержать нас рабочей карточкой. Это ей было не под силу, конечно. Госпиталь был для гражданских раненых от бомб и т.п. И в большие обстрелы и бомбежки урожай был настолько велик, что мама падала перенося носилки.

Татьяна вела себя с моей точки зрения возмутительно, пускаясь на всякие махинации, которые в итоге только усложнили жизнь Оноши, я ей это и высказала когда он слег, но через несколько дней она пришла к нам. (т.е. к маме куда съехались жить я и Наташа (это уже декабрь) т.к. дрова (немного) были только у меня и железная печь тоже) с покаянием очень в удрученном состоянии почти свихнувшаяся от одиночества и голода от беспомощности.
 
Мама тоже заболела, и вот я оказалась главой семьи. Я командовала, я покупала, делила и выдавала весь паек хлеба, кормила обедом, добывая его в трех столовых в течении всего дня, не забыла и Оношин дом ученых где пользуясь своей профессией ухитрялась извлекать из пропуска по нескольку обедов т.к. Таня и Наташа были как иждивенцы почти без карточек. В общем жизнь была жуткая, но я старалась их поддержать.

Я все запирала и не давала сразу, чтоб было на несколько раз, этим я оттягивала конец. Но понемногу голод делал свое дело. Мама стала тоненькая как девочка, а я и Наташа совсем одни кости. Таня сильно не худела, но была в очень удрученном состоянии и страшно жалкая. Вы ее такой и не представляете.

 Наташу мне было очень жаль после всего что она перенесла вернуться на голод, это конечно ужасно. Она бесконечно трогательно относилась ко мне (это в благодарность за мою заботу о ней во время тюрьмы) она пошла ради меня на ряд преступлений по существу, которые спасли пожалуй мне жизнь, но об этом я узнала позже и вам как-нибудь расскажу. Но она голодная отдавала мне каждый добытый кусок.

Уехать ни она ни мама не захотели. Да теперь я знаю, что дорогу они и не пережили бы, такая она была жуткая. Я крепче и то чуть не померла. Они все трое уговорили меня уехать, чтоб хоть я спаслась, и когда я уезжала, то Татьяна предложила мне все свои «сокровища» {неразб.} отрезы и т.п. Возьми хоть тебе это поможет. «Здесь все пропадет мы ведь погибнем». Представляете, Таня хотела мне все отдать, она была мне невероятно предана и все они трое держались за меня, все беспомощные. Я ничего не взяла, я не могла расписаться в их гибели.
 
Я обманывала себя и их. В феврале я бы не смогла им уже помочь, я заболевала сама, да и возможности изсякли. Сейчас я не могу понять сама, как я могла уехать, это был эгоизм погибающего спастись хоть самой, они этого хотели для меня, и я была одержима желанием еще раз в жизни увидеть своего Юрку. Я уехала и увезла Юркину мать. (Она сейчас в Березняках у сестры Юры) Я могла взять только одного, да и денег у меня не было, всего 1000 р. Теперь я не могу себе простить. Как я их оставила».

К письму приложен документ на бланке Ленинградского отделения Союза Советских архитекторов: «Справка. Архитектор Либстер И.А. продуктовых карточек на февраль мес. не получала. Секретарь – подпись. 2-II-42 г. Печать.

Письмо вызвало многочисленные отклики в Фейсбуке, многие из которых сводились к словам: «Я плачу».

Иван Великанов: Я так запомнил, наверное, со слов моей мамы, что Ира приехала-таки на фронт – в тот день, когда Юрия убили, и что на какое-то время, видимо, впала в полубезумное состояние и не помнила, что было дальше. Дед Вака всех любил – как-то это чувство от него передалось и нам, его правнукам, кто его не застал в живых; поэтому как-то совершенно естественно, что пишет Ира именно ему. Для меня Ира навсегда осталась примером того, как можно, пережив весь этот ужас, продолжавшийся несколько лет, быть такой весёлой, пусть и спустя десятилетия.

Надежда Крученицкая поправила: Не в тот же день, но разминулась совсем чуть-чуть. Если было помрачение, а похоже на это, то, вероятно, бабушка попросила вернуть ей эти письма и спрятала их от всех. Закрыла дверцу. И начала жить заново.

Оценим ситуацию. Четыре женщины, только одна из них имела реальную возможность уехать «дорогой жизни» по льду Ладоги. Только у неё одной был шанс продолжить род. Однако только она одна ещё могла некоторое время поддерживать жизнь остальных. И трое единодушно решают: она обязана спастись, пусть даже ценою их жизней. Представьте себе, что стоило 28-летней Ирине оставить на верную гибель своих родных, осознавая, что она не в силах спасти их даже ценой своей жизни! И как она смогла с этим жить дальше, хотя и понимала: они заплатили своими жизнями за жизни своих возможных потомков.

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
(В.Ф. по данным Елены Крученицкой)

1. Ирина Александровна Либстер (1914-2005) – автор «письма блокадницы».
Дочь Либстер (Житомирской) Иды Константиновны и Либстера Александра Семёновича. Училась в школе с детьми членов ЦК и правительства. В Ленинграде окончила ФЗУ, рабфак при Академии художеств и поступила на архитектурный факультет.  Ей прочили большое будущее. Но война, блокада, гибель на фронте первого мужа, архитектора Юрия Дмитриевича Соколова, эвакуация, борьба с «безродными космополитами» помешали осуществиться жизненным планам.
Архитектор. Работала в Горстройпроекте, в Гипромортрансе. Эта организация занималась строительством морских портов, и Ирину Александровну послали в командировку на Сахалин, в г. Холмск (1954-1955). После этой поездки обменяла ленинградскую комнату на московскую, вдвое меньшую. В Ленинграде у неё после блокады совсем не осталось родных, а в Москве жил любимый дядя Валентин Константинович Житомирский и его семья. В Москве занималась интерьерами общественных зданий, работала до пенсии (ушла с работы в 1970 г., когда дочь Елена ждала первенца).

24 ноября 2014 г. родные отмечали в Фейсбуке 100-летие Ирины Александровны Либстер.

Надежда Крученицкая: Сегодня моей бабушке Ире исполнилось бы сто лет. Даже старенькой она была молодой. Я не знаю, как это объяснить. Она очень любила жизнь. Жизнь вообще. Свою, трудную и не слишком счастливую, умела сделать праздничной и интересной. С поездками, этюдами, друзьями, выставками, нарядами, поклонниками и мечтами. И вместе с ней ушли незаписанными ее рассказы про молодость, учебу в Академии Художеств, блокаду, эвакуацию, Сахалин, про ее замечательных друзей и учителей. Как я жалею теперь. Она умерла весной 2005 года, и потому мою младшую дочь, родившуюся через четыре месяца, зовут Ирой. Она больше всех женщин в нашей семье похожа на бабушку характером, и я уверена, это не случайность. Бабушка где-то рядом, и ей очень хочется, чтобы мы были красивыми и счастливыми.

Мне она не казалась гранд-дамой. она была легкая, веселая и очень умела видеть красивое. такой специальный фокус зрения у нее был. И красота была для нее каким-то важнейшим параметром.

Анна Ильинична Шмаина-Великанова. Она была удивительно живым, счастливым во всех несчастьях, радостно одаренным человеком. Уже в глубокой старости, решив написать этюд с розовыми пионами, она влезла внутрь санаторной клумбы и так рисовала! Много можно было бы рассказать о ее юности, учебе у Пунина в Академии Художеств, героической блокадной и послевоенной трудной жизни, долгой старости, преданной дружбе и любви ко всем родным, к моему, деду, маме... о ее самозабвенной любви к искусству и умении наделять этой любовью. Однако есть дочь, внуки и правнуки, которые сделают это лучше меня.

2. Крученицкая Надежда Григорьевна (1975) – автор публикации письма И.А. Либстер, её внучка.
Родилась в Москве. Окончила лингвистический факультет РГГУ. Работала в школе, затем в «Еженедельном журнале», а также в виртуальном издании «Stengazeta.net». Выпускающий редактор издательства «Розовый жираф». Занимается детскими книгами. Мать двоих дочерей.

3. Либстер (Житомирская) Ида Константиновна (1887 - 1942) – мама Ирины Либстер.
Окончила Высшие женские курсы (филологический факультет) в Москве примерно в 1910 г. Жила в самом центре Москвы, на Знаменке, недалеко от Боровицких ворот Кремля. В 1929 году семья переехала в Ленинград. Работала в библиотеках, в 30-е годы – в детской библиотеке. Муж Либстер Александр Семёнович – инженер-лесоустроитель.

4. Житомирский Онуфрий Константинович (1891–1942) («Оноша») – брат Иды Константиновны. Крупный советский учёный-математик.
Родился в Таганроге, учился в классической гимназии Таганрога. В 1914 г. принял православие ради поступления на физико-математическое отделение Петроградского университета. В 1918 г. оставлен при кафедре чистой математики для подготовки к профессорскому званию. Из голодного Петрограда уехал в Пермь, где преподавал в Пермском государственном университете и других учебных заведениях. В 1922 г. вернулся в Петроград и стал работать  в Институте путей сообщения (до 1930 г.), затем в Физико-механическом институте, в Ленинградском университете.
Заместитель декана математико-механического факультета ЛГУ, руководитель бюро студенческих и научных работ, активный член Комиссии по проведению математических олимпиад в Ленинграде. В 1934 г. О.К. Житомирский сделал доклад на 2-м Всесоюзном математическом съезде в Ленинграде.

В 1935 году вышла книга «Задачи по высшей геометрии» (изд-во ОНТИ), написанная вместе с В.Д. Львовским и В.И. Милинским, ставшая до конца сороковых годов основным задачником по высшей геометрии в СССР. В 1936 г. ВАК утвердил О.К. Житомирского в звании профессора и одновременно в ученой степени доктора физико-математических наук.

С началом Великой Отечественной войны Онуфрий Константинович оставался в осажденном Ленинграде в составе научной группы профессора-физика С.Э. Фриша. Умер от голода в больнице в Ленинграде во время блокады в марте 1942 года. Похоронен на Пискаревском кладбище.
Татьяна – его жена.

5. Житомирский Валентин Константинович («дед Вака», 1897 – 1977) – брат  Иды Константиновны.
Родился в Таганроге, учился в Харькове, окончил Высшее техническое училище, которое потом получило имя Баумана. Занимался авиационным моторостроением, работал в Центральном Институте авиационного моторостроения, доктор технических наук. Лауреат Сталинской премии (1949).
 
Выйдя на пенсию, делал переводы технической и научно-популярной литературы для Географгиза. Перевёл ряд книг: Кент «Саламина», Джеймс Шульц «Моя жизнь среди индейцев», Уильям Холидей «Приключения под землей», Дэвид Ливингстон «Последнее путешествие в Центральную Африку». Переводил сонеты Шекспира. Переводил русских поэтов на другие языки, например, Есенина на французский и Пастернака – на английский. Написал для дочери Маши цикл сказок про котёнка Куданенадку, позднее для внуков – несколько пьес в стихах для домашнего театра.

6. Новосельская Нелли Александровна (1906-1990) – жена (с 1928 г.) Валентина Константиновича Житомирского, с которым прожила почти полвека.
В 15-16 лет Анна Соломоновна Фридман взяла себе новые имя, отчество и фамилию, страстно желая «отрешиться от старого мира» в лице своей буржуазной еврейской семьи. Училась в Ленинградском университете, но не окончила. Работала в Пушкинском доме в Ленинграде младшим научным сотрудником. В Москве периодически работала в Строительной библиотеке и Библиотеке иностранных языков. Занималась литературоведением, делала переводы с французского.  В 1978 г. после смерти мужа уехала к дочери в Израиль, потом во Францию, где и скончалась на 85-м году жизни.

7. Житомирский Виктор Константинович (1894-1954) – брат  Иды Константиновны.
Учёный микробиолог-эпидемиолог, работал в институте им. Мечникова в Москве, профессор Хабаровского (1939-40) и Сталинабадского (1941-1952.) Медицинских институтов, сотрудник Санбакинститута в Хабаровске и Института тропических инфекций в Сталинабаде (ныне Душанбе). В 1952 г. во время «борьбы с космополитами» был изгнан из Таджикистана «за клевету на таджикский народ» (написал, что малярийные комары зимуют в глинобитных постройках).

8. Крученицкая Елена Андреевна (1947) – дочь Ирины Либстер, мама Надежды Крученицкой.
Филолог, лингвист, окончила МГУ, отделение структурной прикладной лингвистики. Работала в Информэлектро, в ВИНИТИ, с 1993 г. – по основной специальности в компании «Информатик». В 2008-2010 гг. в издательстве «Радуга». Постоянно занимается редактурой.
Дети: Константин (1970), Надежда (1975) и Василий (1986). Особенное уважение вызывает самоотверженный труд, связанный с воспитанием младшего сына-аутиста.

9. Великанов Иван Кириллович (1986) – правнук Валентина Константиновича Житомирского. Молодой и очень талантливый музыкант.
Родился в Париже. В раннем детстве начал сочинять музыку, а с 7 лет занимался музыкой систематически. В 1993 переехал в Москву. В 1997–1999 занимался пением, выступал как дискант, в том числе с ансамблем «Мадригал». Учился в Академическом музыкальном училище при Московской Государственной Консерватории по классу теории музыки (2000-2004), в Московской Консерватории на отделении композиции (2004-2009), параллельно - на отделении симфонического дирижирования (с 2008). Обучался игре на клавесине, органе. Во время обучения в Консерватории стал лауреатом Международного конкурса молодых композиторов им. П. Юргенсона и выиграл конкурс Большого театра на создание оперы или балета для юношества. Дипломант II Всероссийского конкурса молодых дирижеров им. И. Мусина (2011, Кострома). Участник дирижерских мастер-классов многих известных музыкантов.

В 2009 году создал первый в России ансамбль старинных духовых инструментов Alta Capella и является его художественным руководителем. Выступает как мультиинструменталист в составе различных ансамблей и соло.
С 2011 – организатор и художественный руководитель Международного фестиваля музыки и танца эпохи Возрождения La Renaissance, ежегодно проходящего в Москве. В 2014 основал Камерный Оркестр Тарусы, в репертуаре которого музыка XVIII-XX вв., исполняемая в аутентичной манере на исторических инструментах.
В 2014 – приглашенный дирижер в Государственном академическом театре оперы и балета Республики Саха (Якутия) (подготовил обновленную версию и продирижировал оперой «Волшебная флейта» В.А. Моцарта). В сезоне 2014/2015 гг. — дирижер камерного оркестра Московского центра Павла Слободкина, где выступил с серией концертов из произведений различных эпох от Й. Гайдна до С.С. Прокофьева.
С 2014 – дирижер-ассистент в Московском академическом музыкальном театре имени К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко, где осуществил постановки оперы «Кроткая» Дж. Тавенера и балета «Расёмон. Вариации» Г. Варламова. Также дирижирует спектаклями «Знакомство с оркестром», «Путеводитель по оркестру», «Волшебная лампа Аладдина» (опера Н. Рота); провел в Атриуме цикл концертов старинной музыки с участием солистов театра.
В 2016 выступил в двух концертах как приглашенный дирижер с оркестром Toscana Classica (Флоренция). В 2017 дирижировал операми «Волшебная флейта» и «Свадьба Фигаро» Моцарта, балетом «Ромео и Джульетта» Прокофьева в Михайловском театре (Санкт-Петербург). В 2017 в Новосибирском государственном академическом театре оперы и балета (спектакль «Бал-маскарад» Дж. Верди).
На этом я прерву неполное перечисление достижений молодого музыканта – читатели уже составили себе представление об Иване Великанове.

10. Анна Ильинична Шмаина-Великанова (1955) – внучка Валентина Константиновича Житомирского, мама Ивана Великанова.
Родилась в Москве в семье математика и будущего православного священника Ильи Ханановича Шмаина (1930-2005) и археолога, переводчицы Марии Валентиновны Житомирской (1933). В 1975 г. эмигрировала с родителями в Израиль. В 1976-1981 гг. училась на отделениях классической филологии, философии и религиоведения Иерусалимского университета. В 1981 году вышла замуж за математика К.М. Великанова, жившего во Франции, и переехала в Париж. В 1993 г. вернулась с семьёй в Россию.
 
С 1995 г. преподает историю иудаизма, историю толкования Ветхого Завета, раввинистическую литературу и библейский иврит в Центре изучения религий РГГУ. С 1996 г. преподаёт в Библейско-богословском институте святого апостола Андрея, а с 2002 г. - в Институте философии, теологии и истории святого Фомы и Свято-Филаретовском православно-христианском институте.
 
В ноябре 2010 защитила в РГГУ диссертацию на соискание учёной степени кандидата культурологии, диссертационный совет единогласно присудил ей кандидатскую степень и 18 голосами из 20 ходатайствовал перед ВАК о возможности перезащиты её кандидатской диссертации в качестве докторской. В декабре 2011 защитила в РГГУ диссертацию на соискание учёной степени доктора культурологии.
Принимала участие в издании трудов митрополита Антония Сурожского, монахини Марии (Скобцовой), Симоны Вейль и Ольги Седаковой. Автор статей по библеистике, истории раннего христианства, по современным проблемам богословия и по литературоведению.