1 Старик. Пугачева или Сличенко?

«…Я хочу всегда жить в этих солнечных прериях. Как добр Старик, давший нам эту  богатую страну!»
Джеймс  Шульц 




В октябре леса Западного Кавказа особенно прекрасны.
Гигантские стволы буков  ровно обтянуты светло-серой шершавой корой,  похожей на мелкую наждачную бумагу или акулью шкуру, уходят  ввысь, в веселую россыпь  листвы.  Каштаны,  с комелем в пять обхватов,  откуда кустом  расходятся лесины-ветви, все в косых полосах глубоких трещин.  Зелень их огромных удлиненно ромбовидных  листьев,   пронизаннная солнцем,  умиротворяет, как и  синева  отмытого осенними ливнями неба.  Буки, черноклены,  боярышник, меньше каштаны, уже кое-где оянтарины осенью. Но дубы все еще хранят изумрудную  зелень,  по-летнему  свежую,  роскошную.
Николай и Михаил,  (по документально-фантастической повести господина Эвксинского,  известные читателю как выдающиеся стратеги великой битвы статуй и опытные мастера антивирусной борьбы), поднимались лесом на Углеводную гору. 
 Хребет, против того склона, где  они взбирались,  не был освещен, но верхов леса  на его изгибе, свет достигал, и они празднично золотились,  отчего    фиолетовая  и прохладная тень голы становилась еще темнее.
С каждым шагом мир менялся,  виделся все светлее и чудеснее. 
Подъем был крут. Местами трава   росла ступенями, свисая вниз,   ярус над ярусом.  Местами она уступала корке прошлогодней белесой листвы, похожей  на груду   намокшей, затем подсохшей бумаги,  слежавшейся и шумно гремевшей  под ногами.
Карабкаться вверх было тяжело, особенно если на пути встречались тела рухнувших  деревьев частью превратившихся в труху, частью  еще хранящих твердость.  Помогая себе, стратеги  хватались за  молодые деревца и вылезшие из земли коренья.   
Попадались грибы, все ядреные, крепкие:   обабки, белые, цезари - зрелые  поднявшиеся во всей красе и только проклюнувшиеся  из своих белопленочных  яиц яркими круглыми шариками.  Грибы срывали, но только те, что попадались  на пути,  не уклоняясь для их поиска от главного направления вверх и только ввер 
"Эти удальцы, грибы,сразу видно, не принадлежат царству растений.  Другая раса. Как индейцы в боевых доспехах, в перьях и раскраске,  отличались от бледнолицых, являя собой совершенно иной цивилизационный тип, так  и  грибы, выставившие на показ свои   цветные  глянцевитые шляпки, отличаются и от огромных дубов, ясеней и каштанов,  от кустов азалий и лавровишни, зарослей колючей лианы адамова корня и лесной ежевики,  от еще более миниатюрных  рускуса,  иглицы, цикламенов, примулы…".
Такими  мыслями  Николай занимал  собственное внимание, пытался смягчить навязчивую  тяжесть одышки, становившейся по мере подъема  все более мучительной. 
Тяжело шагавший впереди  Михаил, тоже устал.  Однако  оба путешественника решили, продолжать восхождение  до самого хребта.
Наконец,  впереди  вместо  зарослей, стволов, ветвей,  опавшй листвы и черных  коряг, сквозь ветви деревьев показалось небо.  Михаил и хрипящий Николай  ощутили  близость  цели,  а с нею  прилив сил и даже к собственному удивлению ускорили шаг, и наконец вышли на хребет, где пролегала широкая  хорошо утоптанная тропа.
«Наверно зверье вытоптало», - подумал Николай.
Михаил тоже предположил:  «Военные проложили,  или чекисты, а может черкесы в старину»?
Он прошел еще метров пятьдесят вверх по хребту.
 Николай  ковылял позади.  Он хотел остановить Мишаню, что бы сделать привал, но, обнаружив в себе новые  силы, не спешил его окликать. 
Теперь им открылся другой склон, еще круче уходивший вниз  от тропы.  Здесь росли только кудрявые дубы, торжественные и спокойные,  а на склоне, где Николай с Михаилом поднялись, - буки и каштаны. Этим наблюдением тоже можно было бы уйти от одышки.
Нет, надо сделать привал.  Николай остановился, оперся обеими руками на выставленную вперед  палку  и свистнул вслед Михаилу.
 Михаил тоже стал и обернулся назад.  Вдали, в напоенной светом  дымке,   виделась синева далекого моря.    
 - Однако деревья тоже обладают пристрастиями, способностью к выбору,  нравом,   характером …   -  проговорил  Николай, переведя дыхание,  и продолжая оглядывать  дубовый лес, и,  сквозь него,  ущелье и противоположный хребет, белевший  скалами на солнце. -  Букам и каштанам по нраву та сторона горы,  а племя дубов  облюбовало эту.  Что, друже? Маленько отдохнем?


- Давай отдохнем.  Вон как раз бревно подходящее, присядем – магистр игр Михаил  кивнул на упавший аккуратно вдоль тропы  дуб  с большим земляным бугром – вывороченным корневищем – в десятке  метрах в впереди.
Стратеги  присели на бревно. Магистр достал из рюкзачка пластиковую бутылку с водой «Кубай»,  глотнул сам и протянул Николаю.  Николай тоже сделал несколько глотков и  достал из кармана куртки  портсигар с папиросами. 
- Закуривай.
- Сейчас одолеем основной подъем, и я включу нашу шарманку. Что за табак? – спросил магистр,  и выпуская душистый дым после затяжки.
- Трапезунд,  турецкий.   Так на кой тебе снова  встречаться с Ильичом? Опасаюсь, бритым я, его не узнаю. 
- Энергетическая вакцина. Вот моя цель! А для этого необходимо ловить ловцов-охотников, которые,  в свою очередь, ловят  других ловцов –охотников, точнее,  зазывателей.  Зазывателей  бизонов.
- То есть ты, как я понимаю, ловец в третьей степени,  в кубе?
- Если не в четвертой.  – Магистр Михаил раздраженно сощурился, стараясь как-то упорядочить  мысли и выразиться поточнее.  Дело в том,  что  энергетический э-э…  скальп снимается...  – тут он даже рыкнул от напряжения  -  или не скальп, а сливки  снимаются… В общем, та уникальная форма энергии, которая интересует  тех  подонков, которые очень интересуют меня,  вызревает в корове, в самке бизона. 
- Как плод?
- Как плод , но не как яйцеклетка,  зародыш  или  теленок,  а как некий психический аффект.  В конце концов, любые наши поступки – есть плоды  деятельности нашей психики.   И даже не только поступки, но и чувства, не нашедшие выражения в поступках, тоже плоды – плоды работы  нашего интеллекта,  нашего эмоционального аппарата.
-  Эмоционального аппарата? Ты оригинально выразился.  –  Николай явно иронизировал, однако  окутанный облаком турецкого табаку оставался величественно  невозмутимым,  как иог.
- Хорошо, не аппарата  - Михаил усмехнулся – работы клеток мозга.. Нет…  э-э эмоционального органа или…
- Органчика.
- Пускай, органчика. Блин!  Сознания! Духа!  Души!
- Бога в душу мать. –  заключил Николай поставленным голосом, все так же невозмутимо, повитый сизыми волокнами  дыма табака Трапезунд.   
Магистр Михаил снова усмехнулся. 
- А материализация всех компонентов произойдет там, на  вершине? 
- Ну да. Только не говори, что я потянул тебя в горы именно за этим. Мы вышли на прогулку, а заодно и заглянем в ту  конструкцию параллельного мира, какую я постарался выстроить дополнив Углеводородную гору этим…  Как его? – магистр Михаил провел перед собой выпрямленной рукой ладонью вниз – Плато!
- А индейцы? Какого племени индейцев мы увидим на том плато? Сиу? Ирокезов? Навахо?
- Черноногих.
- А Ильич причем?
-Ильич…  Ну во-первых:  надо выяснить был ли тот вождь, с которым  мы общались и который превратился в статую из пищевого алюминия,  действительно Ильичом. Во-вторых:  дедушка Ленин и северо-американские индейцы – это тема, имеющая несомненное право на существование.
Ленин в детстве со своей  сестрой и младшим братцем играл в индейцев. Собственно, тогда он впервые и  ощутил себя  вождем. Причем приобщился к модели того народа, того социума, для которого не существовало  ни ветхозаветной заповеди «Не убий», ни тем более христианских максим  нагорной проповеди,  как-то «Любите врагов ваших», отдай последнюю рубаху и так далее, и так далее…
У каждого индейского племени всегда хватало врагов, коих они убивали,  как зверей на охоте,  если не с легким сердцем, то уж и без сознания того, что они нарушают какой-то сакральный запрет, ибо такового запрета для индейца просто не существовало. Он не каялся перед Богом в убийстве, но токмо благодарил  за то, что Бог предоставил возможность отправить противника на тот свет. 
Кстати,  во введении в языкознание, в учебнике для ВУЗов, было приведено  пиктографическое письмо Володи Ульянова, что недавно обыграл в своем халтурном опусе этот жабообразный небритый литератор, - забыл  фамилию.       
- Да, хрен наго.  – заметил Николай, внимательно слушая магистра, и одновременно не менее внимательно наблюдая за стремительно выбежавшей на тропу,  ящерицей.
«Милое скоростное создание. Тоже милые, изящные,  очаровательные змейки веретеницы, словно отлитые из красной меди, как рассказывал знакомый герпетолог Борис Сакоевич, с удовольствием  кушают таких вот ящериц. Краснокожие змеи. Да, Евангелие не для змей».
- И в-третьих: …  Впрочем,  я опасаюсь ошибиться.  Давай так, если  мои предположения не подтвердятся, то и черт с ними.  А если подтвердятся, ты по достоинству оценишь мое открытие.
- Ну что ж, будь по-твоему, только объясни:  Володя Ульянов  в восьмидесятые годы девятнадцатого века с  братом и сестрой мог почерпнуть сведения об индейцах у Финимора Купера и Майн Рида.  А  дальше  земель сиу, - «Злобны дикие дакоты…», - и волков пауни  у них дело не шло, то есть,  действия их романов не распространялось.
 Северо-Запада, Монтаны, Еллоустона,  где обитали черноногие,  их творчество не коснулось. Ты же сопрягаешь Ильича с этими замечательными индейцами.
- В том-то и суть моего открытия.  Сейчас,  пройдем вверх по хребту, после еще один крутой подъем,  мы вылезем к вершине и  материализуем все что надо.
- А пока надо отдохнуть основательно.
- Конечно.  Еще посидим. Как тут классно! – Магистр Мишаня поднял голову к изумрудному великолепию полога дубовых крон в небесной синеве.
- Природа... Не то, что мните вы природа: …  - начал Николай и с удивлением услышал от магистра продолжение стихов Тютчева.

- Не слепок, не бездушный лик —
В ней есть душа, в ней есть свобода,
В ней есть любовь, в ней есть язык…

 Вот, ты сказал, что этот дубовый лес, эта дубрава,   есть  сообщество,  которому этот склон по нраву. Но  он действительно, возможно, обладает   сознанием.  И ему, может быть, действительно по нраву или не по нраву место, где он растет,  звери и люди, которые проходят через эту горную дубраву… 
- Ты мыслишь как Лем, одушевивший свой Солярис.
- Я мыслю как индеец. Для индейцев весь мир был одушевлен. Не только океан, но и деревья, звери, камни.
- Кстати, по поводу, одушевленных лесных склонов, открытий и всяких таинственных вещей мне вспомнилась история моего друга Димы, случившаяся с ним на Алтае. 
- Тогда жил он работал на Северах в городе Самбоатэк –на –Оби .
- Постой, это…  Тюменский Север.  Самбоатэк.
- Да, его название – аббревиатура,  расшифровывается:  самый большой остров архипелага ТЭК.  Работал Димон в местном подразделении Газпрома программистом. Народец  в Газпроме пакостливый, много потомственных ЧОНовцев...
Отдыхать в отпуск  ездил в Крым.  Затем  полюбил Алтай, Белокуриху. Во многом, благодаря тому, что всегда был склонен к мистике. Алтай же, как,  впрочем, и Крым,  край достаточно мистический.  Там он подружился с одним местным коневодом, устраивавшим для отдыхающих конные походы и экскурсии. 
И вот однажды во время конного похода у подножья горы Белухи  вся компания двигалась шагом по тропе вдоль лесного склона вереницей. Болтали о том от сем. Среди отдыхающих было немало молодых женщин.  Димон всегда пользовался  у женщин успехом, любил их общество. 
Ехали, ехали… И вдруг обратили внимание, что по склону, в траве,  среди деревьев,  разбросаны большие, метра в полтора, белые камни, все  почти идеально круглые.   
Девы подивились: смотрите, круглые, почему, отчего…  И тут Дима совершенно от фонаря, в смысле, почти неосознанно, машинально  выдает экспромт, стилизуя свои фантазии под алтайский эпос : «На своем могучем гнедом  коне, ехал богатырь Ашатыр, – имя тоже с ходу придумал,- и зацепился четками за гору Белуха. Нить четок порвалась,  и бусины рассыпались  по горам».  Сказал и сказал…  Женщины оценили его шутку, способность к импровизации, посмеялись. Едут дальше, и вдруг старший, коневод-экскурсовод , приятель Димы,  останавливает своего  коня. Все тоже останавливаются.   Коневод  раз разворачивает коня , едет обратно, к одному из камней.  Все за ним.
Коневод  спрыгивает на землю, садится у камня и начинает его расчищать снизу от листвы,  веток   Отдыхающие тоже послезали  с лошадей стали ему помогать.  И тут, глядь, а в камне дыра.  Стали ее расчищать, -  дыра сквозная. Такое же сквозное отверстие оказалось и в другом, и в третьем  камне.
- Да, любопытно. – задумчиво согласился  магистр Михаил.
- Дима был потрясен и этими  гигантскими валунами – бусинами. И, главное, кто дернул его за язык, подтолкнул   на ходу выдумать и рассказать именно эту историю про четки? Когда он приехал домой в Омск, - сразу побежал в университет, в библиотеку, затребовал том  алтайского эпоса, но ничего подобного выдуманной им истории не нашел.   
Друзья снова выпили воды «Кубай».
- У нас на Кавказе - начал уже свой рассказ Михаил - тоже случаются мистические вещи.  Вот тут дальше,  поднимались  трое моих  знакомых к вершине Сулико.  Не дойдя до хребта метров ста-ста пятидесяти,  наткнулись среди леса   на подходящую для стоянки  террасу. Поставили палатку,  развели костер,  поседели-поужинали и выпили, - не так уж много, всего одну бутылку коньяка на троих. Завалились спать, рядком в  палатке.  И тут со стороны гребня донеслась музыка. Причем, вполне отчетливо.
- Ну и что?
- Конечно, ничего удивительного в том нет.  Это могла быть такая же группа туристов, остановившаяся на ночлег,  с радиоприемником.  Вот, только утром оказалось, что тот, кто спал слева, прослушал концерт Аллы Пугачевой, а тот, что справа – Николая Сличенко  вместе с цыганским хором.  Тот же, кто улегся посредине, вообще ничего не слышал.  Когда вышли на хребет и  огляделись, - никаких признаков стоянки человека не нашли.   
- В  горах звук распространяется  далеко,  на километры… - сказал Николай  задумчиво.
- Это место карстовое.  Один  из участников того похода предположил, что  звуки, которые им казались  пением и музыкой, на самом деле были  журчанием воды в подземных полостях, на частотах, почти  неуловимых  для человеческого уха ... И только во сне туристы уловили какие-то  вибрации, а сознание доработало их в музыку и пение известных исполнителей.