Г. Ф. Лавкрафт - Некоторые текущие мотивы...

Г. Ф. Лавкрафт - Некоторые текущие мотивы и практики
H. P. Lovecraft: Some Current Motives And Practices

     В первом выпуске «Causerie» мистер Эрнест А. Эдкинс как всегда умело и многозначительно коснулся одного дурного момента, который, - хотя и всегда присутствовал в любительском мире, - представил собой особенно оскорбительную неприятность в прошедшем году - зло личной злобы, как основной мотив деятельности. Пришло время для такой передовой статьи, и хотелось бы получить больше в этом же духе от других писателей. Добрая воля и рациональное отношение не могут быть установлены силой или указом, но широко распространенные уместные комментарии иногда помогают предотвратить самые бессмысленные и стойкие нарушения.
     И снова уместно спросить, - как и во многих других случаях в прошлом, - является ли основной функцией любительской журналистики развитие ее членов в искусстве выражения или обеспечение выхода грубому эгоизму и квази-юношеской злости. Искренняя критика литературной и редакционной работы или официальной политики и действий - это одно дело. Это законная и ценная черта общественной жизни, которую можно распознать по объективному подходу и тону. Ее целью является не нанесение вреда или очернение какого-либо лица, а улучшение работы, считающейся ошибочной, или исправление политики, считающейся плохой. Рвение и упор настоящего критика направлены исключительно на исправление некоторых определенных моментов, независимо от лиц, связанных с ними. Но не требуется очень проницательного наблюдателя, чтобы понять, что нынешние потоки сарказма и площадной брани в «National Amateur Press Association» не имеют никакого отношения к таким конструктивным процессам.
     Саботаж, отказ от взаимопонимания, законническое преследование, опубликованные оскорбления, частично повторяющиеся нападения и сходные явления, которые в последнее время удешевили ассоциацию и затруднили ее работу, носят слишком очевидный характер. Поверхностный осмотр и тщательный анализ выявляют только один мотив, стоящий за этим, - примитивное и ребяческое желание того или иного человека, под влиянием детского каприза или взъерошенного самолюбия, причинить боль, унижение или общий вред другому человеку. 
     Невозможно обнаружить какую-либо полезную цель за любым примером недавней ссоры, несмотря на высокие и бескорыстные мотивы, как открыто заявляется в некоторых случаях. Те, кто использует тривиальные и устаревшие технические приемы против других с благородной целью «спасти конституцию», заботливо стараются ограничить свои суровые «крестовые походы» людьми, которые им не нравятся. В то время как те, кто резко осуждает мнимые официальные промахи, столь же заботливо стараются, чтобы их зоркая бдительность и гражданская добродетель находили такие промахи только среди своих личных врагов. Ни в коем случае нельзя связать эти нападения и преследования с действительным желанием помочь ассоциации - поскольку их авторы игнорируют мириады возможностей служить и укреплять другими способами. Все это рвение явно сосредоточено вокруг простого первобытного процесса выражения личной неприязни и мстительности, а так же желания заставить кого-то почувствовать себя некомфортно.
     К сожалению, зло не ограничивается мусором, от которого «National» может легко отказаться. Подобно другим вредным привычкам, эгоизм и садизм распространяются как на полезное, так и на бесполезное, и формируют прискорбные слабости у одаренных и достойных восхищения людей. В нынешней вспышке мы с сожалением отмечаем немотивированную жестокость со стороны видных членов, которые не только способны на лучшее, но и делают многое для самой ассоциации. Совершенно очевидно, что необходимая кампания реформ должна быть направлена против позиции и происков, в отличие от отдельных людей.
     То, что «N.A.P.A.» может - или должно - пытаться контролировать частную этику и индивидуальные вкусы ее различных членов, вызывает большие сомнения. Функция других социальных сил состоит в том, чтобы делать все возможное для спасения того или иного человека, находящегося под влиянием ничтожных эмоций, примитивных взглядов, притупленного группового сознания и искаженного чувства меры. А любительская журналистика вполне может просто пытаться противостоять использованию своих собственных средств и механизмов - своих бумаг, своих списков адресов и своей административной организации - для отражения проявлений грубой личной злобы и беспричинной детской жестокости. Не стоит поощрять практики, которые выставляют организацию в дешевом и презренном свете и склонны отталкивать лучших и потенциальных членов.
     Что можно сделать по этому вопросу, еще неизвестно, но чем шире общественное обсуждение, тем скорее будет найден возможный путь для приложения необходимых усилий. Проблема не в том, чтобы преследовать цель абсолютного подавления. Скорее мы должны работать для противодействия, ограничения и минимизации данного зла. Хорошим началом было бы закрытие бюро рассылок, критических колонок, исторических и библиотечных данных и всех других отделов официального признания издания, содержащего материалы, явно непригодные для публикации. Менеджер по рассылке вполне может потребовать одобрение президента или исполнительных судей, прежде чем предоставить членству что-либо, вызывающее подозрения, как лично оскорбительное или неконструктивно жестокое, в то время как таким должностным лицам также может быть предоставлено право объявлять любой оскорбительный журнал - публично или в частном порядке - несостоятельным и технически не существующим в качестве элемента деятельности или средства для получения звания лауреата. Параллельно с такими действиями исполнительные судьи должны удвоить свою бдительность при обнаружении жалоб, подаваемых им в духе личной злобы, и должны проявлять большую степень осмотрительности в борьбе с этими усилиями, чтобы не использовать ассоциацию, как февдистский аксессуар.
     Часть отдельных редакторов должны быть готовы атаковать дешевый персонализм в своих колонках и игнорировать - за исключением случаев надлежащего опровержения некоторых конкретных насмешек - такие разговоры, которые обычно выходят за рамки хорошего вкуса и братской гармонии. Рядовым членам в целом остается обязанность поддерживать сторону порядочности и разумного приличия - голосовать за меры по исправлению положения, если будет необходимо; собирать отчеты, кому представится такая возможность, как друзья хорошего поведения; и отказывать в признании и одобрении журналов, которые настойчиво и сознательно падают ниже цивилизованных стандартов. Естественно, иногда требуются развитые аналитические способности и запас толерантного юмора, чтобы отличить по-настоящему анти-социальную злобу от простой невежественной грубости и безобидного низменного шутовства, которые могут так сильно ее напоминать. Ошибки будут происходить, как и в других сферах. Но большинство правонарушений слишком очевидны, чтобы вызывать сомнения.
     Одна особая фаза этого зла требует внимательного рассмотрения и, возможно, отдельных действий - это распространение уничижительных материалов за спиной своих жертв. Кажется, что становится все более распространенной традиция нападать или высмеивать человека в печати, но при этом воздерживаться от отправки этому человеку копии этого нападения. Это явно двойное преступление - на самом деле оно делает оскорбительным многие, возможно, законные, критические замечания, которые были бы выше всяких нареканий, если бы их открыто направили оппонентам. Эффект от пасквиля, посланного всем, кроме жертвы, очевиден. Мгновенный ответ исключен, и исходное враждебное впечатление имеет несправедливый шанс проникнуть в общественное сознание, прежде чем с ним можно будет бороться. Правильный и честный боец дает своему противнику возможность увидеть враждебные материалы перед их публикацией. Комментировать противоположную политику - почти излишне. В то время как частичное распространение обычных статей вряд ли можно контролировать с помощью правил (хотя это должно быть обязательным для определенных сотрудников и признанных крупных работников), практика нападений в печати без предоставления копии жертве является настолько серьезным оскорблением, что ее юридическое наказание, по крайней мере, заслуживает обсуждения. Любителям было бы на пользу рассмотреть вопрос о принятии некоторых мер наказания редакторов, виновных в подобной практике, даже если такая мера должна быть принята очень осторожно, чтобы предотвратить несправедливость и воспрепятствовать ответным резким действиям (в форме ложных отказов в получении) со стороны лиц, подвергшихся должной критике и являющихся прекрасными редакторами.
     Что касается конкретных случаев, нынешнее зло достигает своей гротескной вершины в абсурдном и фантастическом преследовании, развернутом в прошлом году в отношении президента Хаймана Брадофски - преследовании, которое, однако, вызывает гораздо больше насмешек над его авторами, чем над их жертвой. О чем идет речь, кажется, никто до конца не осведомлен - действительно, почти каждый комментатор, включая мистера Брадофски, указывает разную мнимую причину. Нынешний руководитель, вероятно, больше способствует любительскому делу в усилиях и в публикации, чем любой из его современников. Его «Californian», с его беспрецедентными космическими возможностями, в последнее время оказал самое сильное влияние на стимулирование написания любительской прозы. Его высокие качественные амбиции в отношении «National» являются причиной нынешнего критического председательства Спенсера. Его финансовая поддержка, - полученная ценой огромных личных невзгод, - позволила запустить весьма обремененную официальную газету. Его щедрость и добрая воля были проявлены в дюжине каналов в пользу ассоциации. И, что самое главное, он был верным и сознательным президентом на протяжении всего своего срока; не проявлял не адекватности ни в каком отношении и всегда стремился получить правильное суждение перед тем, как предпринять какие-либо действия, которые могут быть оспорены. Его поощрение политики высоких стремлений привлекало новобранцев, стимулировало достойное писательство, а в итоге породило такие превосходные вещи, как «Causerie» и «Dragon-Fly».
     В настоящее время мистер Брадофски может быть, а может и не быть сверхчеловеком. Он не может сочетать в одном человеке разнообразные таланты и способности Мортона, Минитера, Эдкинса, Кука, Спенсера, Лавмена и так далее. Его официальные сообщения могут иметь тенденцию к размытости больше, чем к деталям, а его прозаические ритмы могут не конкурировать с ритмами Флобера или Дансени. Его беллетристика - по-прежнему откровенно экспериментальная и стремящаяся к развитию - может значительно уступать произведениям Бальзака и Достоевского. Его ответ на критику может показывать немного больше этической чувствительности и немного меньше жесткой воинственности… пока еще слишком рано давать полный отчет по этому поводу. Его обращение с различными контактами может включать или не включать в себя такт дипломата и самоуничижение трапписта. Нет необходимости представлять внушительное резюме мистера Брадофски или становиться его частным сторонником и защитником. Но допуская все его возможные отклонения от теоретического совершенства и сравнивая его послужной список с показателями каждого из его почти семидесяти предшественников, можем ли мы найти в его действиях и политике какие-либо мыслимые основания для процессов всеобщего преследования, травли и попыток насмешек даже на одну десятую часть столь же злобных и систематических, как те, что некоторые личности и группы в любительском сообществе сочли нужным обрушить на него?
     Здесь, на самом деле, всего лишь еще один случай преобладающего порочного персонализма. Мистер Брадофски, настоящий любитель и надежный президент, оскорбил несколько эго, либо посредством некоторых из его зрело обдуманных официальных действий - назначений, замены и т. д. - или через его откровенную приверженность искреннему литературному стремлению в отличие от небрежного подражания низкопробной журналистике. Следовательно, согласно режиму работы, он становится объектом раздражения и инфантильных насмешек среди избранного круга, по ногам которого он непреднамеренно прошелся. Подобные случаи уже были раньше; и, пожалуй, мы не можем обвинять этот круг лицезрения так же сильно, как в целом терпимость к такой тактике. В самом деле, вполне возможно, что мы должны быть благодарны ему за то, что он довел такую непристойность до полного абсурда и кристаллизовал ассоциативные настроения в пользу очистки.
     История этого дела до смешного типична. Может существовать множество пунктов в официальном курсе президента Брадофски, - как и в любом президентском, - которые могут оправдать конструктивную критику, но сегодняшний терситеанский хор, без сомнения, совершенно случайно, забыл упомянуть об этом. Что вместо этого мы находим? Если не считать злобных нападок в адрес литературных усилий жертвы и случайных высказываний, остается лишь серия совершенно абсурдных намеков касательно административных действий - ложность многих из которых должна быть известна даже их создателям.
     В качестве характерного образца мы можем взять назойливый шум и крик в отношении обращения мистера Брадофски - в качестве члена Конституционного комитета - к некоторым поправкам и предложениям по поправкам, представленным ему в январе прошлого года. Безответственные редакционные статьи кричали о том, что он «выбросил» ту или иную меру по причине предвзятости. На самом деле, он не давал повода к таким подозрениям. Стремясь к справедливости, он передавал все спорные моменты исполнительным судьям и действовал строго в соответствии с их единогласными решениями. Он о многом говорил в то время, и все пытались представить, что он старается не замечать частные письма судей, поскольку их официальные решения покажутся глупыми, когда отчет исполнительного совета появится в «The National Amateur». Мистер Брадофски не «выкидывает» абсолютно ничего. В одном случае он попросил автора предлагаемой новой конституции повторно представить свои изменения в качестве отдельных поправок, а в другом случае он попросил авторов некоторых не сформулированных предложений оформить последние как настоящие поправки и отправить их снова… на рассмотрение судей. Из этого отчета о совершенно надлежащем служебном поведении и выросли дикие обвинения - просто потому, что некоторые люди перестали питать личную симпатию к мистеру Брадофски. 
     Простое издевательство требует менее обширного внимания, поскольку больше загрязняет свои источники, чем цель. Этика публикации полностью аннотированной версии истории, полученной для печати, - до распространения самой истории и без отправки копии жертве - может справедливо вызвать негодование; но негодование имеет тенденцию теряться в развлечении (и не за счет предполагаемой жертвы), когда мы замечаем слова, написанные с ошибками, и грубые нарушения, которыми изобилует насмешливый комментарий! Точно так же мы улыбаемся (и не из-за мистера Брадофски), когда злобно настроенные (и абсолютно немотивированные) упреки начинаются с фразы на неграмотной латыни и пронизаны повторяющимся неправильным написанием хорошо известного имени собственного. Безусловно, мистер Брадофски - последний человек, которому нужно беспокоиться о такой кампании - и голоса, которые он получит в следующем месяце за ответственные посты, несомненно, покажут, как мало эта детская брань повлияла на то, как большинство членов оценили его действительно выдающиеся заслуги. Именно ассоциация в целом страдает, - с точки зрения достоинства, престижа, этического тона и общего служебного положения - когда она терпит использование своего механизма в качестве инструмента личной злобы.
     Мистер Эдкинс начал столь необходимое движение, когда откровенно высказался против преобладающей волны оскорбительного персонализма. Можно надеяться, что это движение будет расти и приносить плоды. Если любительская литература должна стать площадкой для личной злобы, она едва ли сможет удержать тех, кто ищет среду, благоприятную для развития литературы.

4 июня 1936 г. Г. Ф. Лавкрафт