Кольцо Саладина. ч2. 16

Из библиотеки я поспела как раз к перемене. Прямо к тому моменту, когда доцент кафедры Татьяна Ивановна Гроховская, шурша плиссированными юбками и дыша шифоновыми шарфиками, царственно присела на кожаный диванчик. И наш диванчик, и так довольно миниатюрный, ещё более съёжился, мумифицировался, превратился в кресло на одну персону. То есть, в трон.
Нечего было думать, чтобы садиться рядом с ней – на троне может быть только один сиделец.
- Татьяна Ивановна, – изо всех сил учтиво залепетала я, становясь перед ней так, чтобы не застилать свет и вообще стараясь быть больше тенью, чем человеком. – Можно минуточку? У меня интересный вопрос по быту Речи Посполитой… в частности, по костюму… в частности о поясах. Мужские пояса…
- Слуцкие пояса? – благосклонно покивала Татьяна Ивановна, сразу поняв, о чём речь. - Слуцкие пояса носила знать, - охотно начала она преподавательским голосом, - Были принадлежностью мужского костюма со времён Великого княжества Литовского. Производились первоначально в Турции, поэтому их называли персидскими или стамбульскими…
Я судорожно схватила с соседнего стола блокнот и ручку.
Через три минуты я знала о слуцких поясах всё – откуда взялись, почему носились, в каком году была открыта мануфактура, кем именно, кому передана, и так далее, и прочая, и прочая… Я строчила, как заведённая. Когда мы дошли до войны с Наполеоном, зазвенел первый звонок, и Татьяна Ивановна засобиралась, с величавым достоинством похвалив меня за научный подход к теме.
- Спасибо, – я чуть ли не сделала книксен перед её внушительной фигурой и внушительной причёской.
Кабинеты опустели. Я кинулась к Татке.
- Слышала? Первую мануфактуру открыл Радзивилл в Несвиже! Ты поняла? Ты слышала? Всё сходится!
- Слышала, звони своему князю.
- Зачем? - удивилась я.
- Как зачем? Пусть вспоминает поточнее название.
- А это имеет значение? Разве не ясно теперь? Он просто перепутал и сказал «полоцкие».
- Не ясно. Надо выяснить, с чем именно перепутал. Если пояса слуцкие – это один период, если стамбульские – другой, более ранний.
- Да, точно! – спохватилась я. - Ты гений, Наталья Есина!
- Звони давай! Концерт у них в три, он сейчас свободен.
- Ты скоро будешь знать о моём князе больше, чем я сама, - пробормотала я, садясь за телефон.
- Профессия такая, - отпарировала Татка, загоняя в машинку очередную открытку с тюльпанами и мимозами.
Она сосредоточенно заколотила по клавишам. А я уже на второй набираемой цифре начала тихо сиять внутри нежным светом и улетать в другой мир. Вот оно – только моё... Мир, где я не сотрудница кафедры, а любимая женщина, девушка мечты, единственная, меня ждут, обо мне скучают… Я накручиваю диск, а всё исчезает вокруг меня, затихает Таткина канонада, зелёненькие стены нашего кабинета тают, меня подхватывают сильные тёплые руки… да, это мир, где меня ждут…
Тишина...
А вдруг не мечтают? А если уже не ждут? Вдруг всё опять плохо? Тишина. И я качусь в преисподнюю, холодея.
Но трубка в моей заледеневшей руке оживает теплом, знакомый мальчишеский голос возвращает меня из преисподней, и я таю, я окунаюсь в счастье, как в тёплую ванну...
- Это я… – нежно шепчу я.
- Как ты? Ругаешься на меня? – откликается он.
- Почему?
- Ну, я же не сдержал слова. Мы ни черта не выспались.
Я опускаю глаза. Меня всегда поражает, как просто он говорит об интимной близости. Без всякой противной игривости, без нарочитой страсти - вдруг ни с того ни с сего, прямо посреди слова. Наверное, так и надо, но я так не умею. Я вообще никак не умею. Тем более, по телефону. Мне надо подготовиться, решиться, подобрать слова. Предательский румянец начинает заливать мне лицо. Хорошо, что никого нет вокруг, Татка ни в счёт… А он уже и забыл. Я наоборот, впадаю от его слов в воспоминания, перелистываю мысленно прошедшую ночь, а он уже забыл…
- Репетируем. Ты как раз позвонила в перерыв.
Он немного тяжело дышит, и мне становится неловко.
- Я тебе оторвала, извини…
- Нет, ты правильно позвонила. Я скучаю по твоему голосу. Это я просто по лестницам бежал. К тебе. Уже чувствовал, что это ты. Как хорошо, что ты у меня есть.
И сердце моё замирает. И губы сами складываются в неудержимую, дурацкую улыбку, а глаза растроганно, мелко моргают. И бог знает, сколько может продолжаться это тихое, тайное упивание друг другом – наверное, долго, но Татка бдительно топает сапожком об пол, и я прихожу в себя.
- Ой… я… у меня вопрос важный. То есть… мы тут усиленно разбираемся с твоим путешествием… Вспомни, пожалуйста, про пояс. Ты сказал «полоцкий». Это точно?
- Знаешь, я ни о чём не могу сказать точно. А в чём дело?
- Может быть ты, всё-таки, перепутал? Может, они называли «слуцкий». Слуцкие пояса?
- Слуцкие пояса, - эхом повторил князь. – Чёрт его знает. Слуцкие… Полоцкие… А что-то не так?
- Понимаешь, детали одежды характеризуют эпоху. По этому поясу мы можем установить период и выйти на события. Пояса, действительно, были в Великом княжестве Литовском и на территории Речи Посполитой, и они очень знамениты до сих пор. Но нужно уточнить название. Это может повлиять на выводы. Если пояса слуцкие, можно уже определять примерное время. Если полоцкие, то будем дальше копать и искать.
- Как интересно, - сказала князь. – Какой-то несчастный пояс может всё объяснить… Главное, я его на себе толком не помню. Смутно помню саблю. Но, знаешь, у меня такое ощущение, что слово было длиннее. Слуцкий – слово короткое, а мне запомнилось более длинное. Полоцкий пояс… Полоцкие пояса… Даже не знаю… А слуцкие – это по городу Слуцк?
- Да, причём, если слуцкие, то сходится очень здорово. Представь себе, эти пояса начал выпускать Радзивилл Рыбонька, великий гетман Литовский. Радзивилл – ты понимаешь? И если на тебе был этот пояс, мы можем считать, что ты попал в восемнадцатый век. А знаешь, где он начал выпускать эти пояса? Угадай с трёх нот. В Несвиже!
- В Несвиже? Ничего себе… Тогда при чём Слуцк?
- Потом перенесли мануфактуру в Слуцк.
- Ясно. То есть, пояс мог быть знаком принадлежности роду Радзивиллов?
- Ну, наверное.
- Знаешь, они ещё говорили про какие-то трубы. Радзивилловы трубы. Не знаю, на поясе или ещё где. Юстына сказала: Видишь, трубы радзивилловы. Значит, он наш. Это совершенно точно, я ещё удивлялся, что за трубы такие. Белка, мне надо бежать, - грустно закончил он.
- Ладно, - заторопилась я. – Беги. Но если что-то вспомнишь… Ой, нет, лучше не отвлекайся, у тебя выступление. Потом поговорим. Мы с Таткой тебе желаем удачи! Счастливо тебе выступить!
Я положила трубку и глубоко, задумчиво вздохнула.
- Он не помнит точно, но ему кажется, что слово было длиннее, - затараторила я. - Длиннее, чем «слуцкий». «Полоцкий» длиннее, чем «слуцкий».
- Может, персидский? Татьяна говорила: персидский, стамбульский. Почему не спросила?
Я пожала плечами. Мальчишеский голос ещё жил во мне и грел изнутри.
- Ясно всё с вами, - сказала Татка, вынимая из машинки последнюю
открытку. - Потеря способности соображать. Отсутствие всякого присутствия.
Она собрала открытки и пересчитала их, шевеля губами.
- Пока не делай выводов, просто собирай материал, - сказала она, равняя открытки в аккуратную стопочку. - Нужно будет в наш исторический музей позвонить, может там есть эти слуцкие пояса. А ну, дай список литературы посмотреть!
Она взяла бланк, заполненный мной в библиотеке и пробежала глазами.
- Не сказать, что богатый улов, - заметила она. - В основном учебники и энциклопедии. А это значит, про кольцо там будет ноль целых хрен десятых. В основном тут всё по крестовым походам.
- Такая тема заявлена, - сказала я.
- Ладно. Посмотрим, что есть. А это кино и художка, да? Она с интересом почитала мои записи на обороте. – Ха, Вальтер Скотт «Талисман». Мы с тобой, вроде, читали... А кино… «Ричард – Львиное Сердце», пятьдесят четвёртый год, США, режиссёр Дэвид Батлер, хм, не знаю такого… - она покачала головой. -  Так, а это что такое...«Салах-худ-дин Ей-юби», - по слогам прочитала она и подняла на меня округлившиеся глаза. - О, господи...
Я засмеялась.
- Турция-Иран, семидесятый год, - продолжила Татка. – Режиссёр... Сири... Сирейя Дуру. Во как. Интересно, фильм дублирован, или он весь вот такой, матерный?
Я фыркнула, мы засмеялись обе.
- Позвоним в Повторный, - сказала Татка. - А ещё лучше, съездим. Можно с кафедры запрос сделать. Привезём киношки сюда под видом просмотра для студентов и аспирантов.
- Буду только рада, если получится, - сказала я.
- Ну, тогда беги к Олешику в голубятню смотреть карты и уточнять насчёт Карла. И пирожок ему отнеси, голодный, поди… да смотри по дороге с волками не разговаривай, Шапочка ты наша Красная…
               

                *   *   *

У Олега мягкие, коричневатые глаза – добрые, лучистые. Когда он поднимает их от своих книг и бумаг, всегда кажется, что он тебе рад.
- У меня куча супер-пупер-вопросов и пирожок к чаю! - таинственно говорю я, усаживаясь за первым столом в «голубятне» - так называют у нас маленькие аудитории, почти кабинеты, для проведения узких совещаний и консультаций.
- Спасибо.
На пирожок он даже не посмотрел. Как всегда. Он никогда не ест в чьём-либо присутствии, только в столовой. И всегда старается сесть один за столик. И он стесняется приходить к нам в чайный домик, где мы традиционно гоняем чаи и перекусываем среди дня. Сначала мне казалось, что это я его спугнула, когда пришла сюда работать, но Татка успокоила, сказала, что он сразу был такой.
Мы с ним симпатизируем друг другу. Возможно, Татку он немного побаивается, а меня нет. Мне он всегда улыбается своими тёплыми глазами и рад помогать.
Он и сейчас тихо улыбается. Как всегда, молча. Как всегда, дружелюбно.
А у меня глаза так и горят. Мне хочется побыстрее всё раскрутить и поставить точки над И.
- Какие же у тебя супер-вопросы? – улыбается Олег.
- Речь Посполитая! Карта! Слушай, так интересно – сейчас всё расскажу. Только ты один можешь помочь. Давай все карты – до раздела и после раздела. И ещё: всё о Карлах.
- Обо всех? - спрашивает он, улыбаясь.
- Сначала давай о шведских, - говорю я решительно.
- Хорошо, - согласно улыбается Олег, встаёт и идёт к шкафам.

продолжение следует