Старатель

– Прости малышка, но он больше не выжимает, – голос мой едва сохранял присущую ему уверенность и чуть было не дрогнул.
– Черта с два! – крикнула Мари так громко, что я услышал ее даже сквозь рвущийся на лоскуты воздух и предельный рев мотора моего вайдцикла.
Позади себя я почувствовал возню. Быстро обернувшись, я заметил опустевшую кобуру, где лежала автоматическая винтовка. Приклад оружия уперся мне в спину. Возня продолжалась. Мари едва не выскочила из седла: мне чудом удалось миновать выросшую прямо перед носом канаву. За что получил удар по плечу крохотным кулачком. Ее бедра сильнее обхватили меня. Скользнув по баку левой рукой, я дотронулся до ее коленки и тут же одернул руку обратно на рукоять сцепления, которое, судя по всему, уже начинало отказывать. Из динамика моего наушника послышался короткий «чмок», от чего по спине пробежали приятные мурашки и я поддал газу на сколько это было возможно. Открылась последняя (девятая) заслонка в двигателе «Макса», от чего тот ощутимо дернулся и погнал нас вперед. Точки в зеркалах заднего вида стали уже приобретать различимые формы.
– Пристегни, – велела мне Мари твердым и холодным, как плита надгробная, голосом. Это подействовало на меня словно ледяной душ поутру. Ясность вернулась ко мне, отсеялись эмоции. Нужно было выжить. – Когда скажу, оттормаживайся.
– Понял, – коротко ответил я, проверяя, щелкнул ли карабин. Убедившись в надежности крепления, я толкнул ее локтем в спину. Теперь она уже сидела спиной ко мне. Ремни проходили через хлясты на моей кожаной жилетке, что я носил поверх легкого скафандра с недавних пор и надежно были закреплены к наваренным петлям рамы «Макса». Как только мы стали ездить с ней в паре, мы решили скреплять себя удерживающими ремнями. Нам не раз доводилось падать и при каждом падении мы защищали друг друга от серьезных травм, катясь кубарем по равнине. Мы даже разработали методику правильного падения.
– Давай!
Я дал по тормозам максимально нагрузив при этом переднюю подвеску
– Гена-а, вилку погнешь! – тут же упрекнула меня Мари.
Послушавшись ее совета, я перенес основную нагрузку на заднее колесо. Теперь я уже мог различить нашивки на скафандТао преследователей.
Удивительно. В моменты смертельной опасности, когда буквально ощущаешь Её, леденящее душу, дыхание, время словно замедляло свой бесконечный ход. Я мог различить каждую пылинку, что летела мне навстречу гонимая ветрами пустыни, я видел картечь, что вылетела из винтовки Маришки и каждая дробинка достигла своей цели: кучно выпущенные заряды снесли голову ханки, что преследовал нас. За миг до его смерти, я увидел выражение стТаоа в его глазах сменившееся горькой обидой. Видимо он пожалел о том, что решил прикрыть ребят, вырвавшись впереди всех, за что и получил заряд дроби в лицо. А Маришка же оставалась холодной, как лед, который, кстати, я не видел уже, наверное с год. Эх, а ведь Борька починил холодильную установку у нас на станции…
Перестав разглядывать разворачивающуюся драму в зеркале заднего вида, я сосредоточился на управлении мотоциклом, который вот-вот заглохнет. Позади раздался хлопок от выстрела и мгновением позже взрыв. Мельком глянув в зеркало, я увидел взорвавшийся мотоцикл одного из ханки. Если так дело и дальше пойдет, то глядишь и пронесет. Но ведь так не бывает, ведь это жизнь. Если ничего не делать, то ханки переломят эту партию на свою сторону. А делать нужно было что-то срочно.
Пожалуй, самое неприятное, что с тобой может произойти на скорости свыше трехсот километров в час, так это быть сбитым наперерез тебе проходящим поездом. Но черт возьми! Откуда на пустыре взяться поезду?!  Как ни странно, но это была моя первая мысль, что нас подрезал поезд. Удар был невероятной силы и пришелся на переднюю часть «Макса». Вилку вместе с колесом вырвало моментально. В момент удара мои руки сами отпустили руль, а иначе бы мне их оторвало и они полетели бы вслед за передней частью мотоцикла. Нам с Маришкой повезло, что удар не пришелся нам по ногам. Хотя, теперь уже какая разница.
«Макс» еще несколько сотен метров шел по инерции и лишь потом клюнул. К тому моменту пассажирское место было уже пустым. Мари еще в момент удара сразу же спрыгнула с мотоцикла предварительно отстегнув карабин. Умница, – подумал я и вроде улыбнулся даже. – Не уж то это конец? На момент удара шлемом о землю я смог разглядеть каждый камушек, которые в один миг усеют визор моего шлема тысячами царапин. Лишь бы тот не треснул. Всегда боялся умереть от удушья вызванного недостатком кислорода.
Удар. Инстинкты срабатывают в один миг и теперь мой разум уже независимо от моих мыслей спасает жизнь моему телу. Голова втягивается в плечи, конечности группируются, обнажая места прикрытые защитными пластинами. Теперь я напоминаю мяч, что катится с бешеной скоростью по равнинной местности, подпрыгивая временами и вновь продолжая свой путь. Остановившись, на секунду я замер, как бы пытаясь убедиться жив ли я. Жив. Что ж, это хорошо.  Медленно, чтобы не спровоцировать боль возможного перелома, я начал раскрываться. Затем встал и несколько раз подпрыгнул. Болела буквально каждая мышца, но все кости были на своих местах. В полу километре от меня я заметил клубы пыли от колесящих вокруг своей добычи ханки. Я ускорил темп. Мельком взглянув на радар, я с облегчением увидел мерцающий зеленым огонек от передатчика Мари. Раздалось два выстрела подряд из дробовика Маришки за которым последовал омерзительный вопль, от которого мои динамики готовы были разорваться. Мне оставалось каких-то пара сотен метров, как я заметил клубы пыли, что поднялись благодаря приближающемуся отряду ханки. Видимо, пришли сотоварищам на выручку. Искренне поразившись тому, что увидел, когда осела нескончаемая и тяжелая пыль, я все же попытался выкрикнуть что-то угрожающее этим ублюдкам. Но из пересыхающего горла вырвался лишь хрип. А увидеть мне довелось небольшой, черный как уголь, космический корабль! Откуда у этих помойников взяться космическому кораблю?! Последнее, что я видел – это, как из корабля вышел человек и, приняв обмякшее тело моей девушки из лап огромного ханки, коих мне еще не доводилось видеть – скрылся внутри корабля. Я еще долго бежал. Я бежал за ними до тех пор, пока не потерял сознание. У меня закончился кислород.
СтТаои. Все проклянёшь из-за них. А у кого их нет. Хм, наверное, даже сам СтТао чего-нибудь да боится. Я лежал на раскаленном Фонарем земле и мне было грустно. Не думал, что вот так вот у меня все сложится. Обидно. Мари… После минувшей заварушки с вторжением Внешнего Правительства и поисков этого чертового сорняка, у нас все так здорово шло. Временами, мне даже не верилось в то, что между нами происходит. Духи, как же я боялся потерять ее! Только ей никогда не говорил об этом, а ведь она все видела в моих глазах, в моем поведении. Мне ее уже не спасти. А жаль. Черт! Погано вышло! Валяешься в пыли посреди пустыни, подыхаешь, а твою единственную любовь за всю эту короткую жизнь увозят хрен пойми куда какие-то гопники! Ну и ситуация! Дерьмо! Дерьмо! Когда я в одного шнырял по поверхности в поисках ископаемых для своего убежища – мне было проще. Серьезно! Меня вообще не парило вернусь я к себе в комнату, не вернусь. Было абсолютно на все фиолетово. А теперь? Лежишь тут, помираешь, как лох какой-то. Духи Пустыни смеются должно быть сейчас надо мной. Да пошло все!
Темнота.
***
– Как он, док?
– Держится, но не так стабильно, как мне бы этого хотелось, – врач нахмурил тонкие брови и вновь обратил свой взор на показания приборов, что висели у изголовья кровати. – Хорошо, что тебе своевременно удалось его обнаружить.
– Да-а-а уж, – протянул Таонга, поправляя накинутый на плечи халат.
– Он долго пробыл без кислорода. Я очень опасаюсь осложнений на мозг и…
Показания приборов резко оживились и экран принялся издавать монотонный пиликающий звук. Доктор в мгновение ока оказался возле экранов смотря то на них, то на пациента. Халат упал с широких плеч Таонги на холодный бетонный пол и он на мгновенье растерялся, но все же сообразил накинуть халат обратно и подойти к кровати, встав с другой ее стороны, что бы не мешать врачу работать. Впрочем, тот уже стоял совершенно спокойно и просто смотрел за реакцией пациента.
– Где мой… Ух… Все болит, – едва слышно вымолвил я. Попытку приподняться тут же присек врач. – Макс… где мой мотоцикл.
–Хаха-а-а! А вы говорите дауном станет! Ха! Да он и так с рождения с головой не дружит! Ох, дружище! Как же я рад, что ты такой долбаеб!
– Да пошел ты! У-ух! – у меня закружилась голова и в глазах потемнело. Решив не раздражать более свой и без того многострадальный мозг, я прилег обратно и решил разговаривать потише, а лучше и вовсе полежать молча.
– Что ж, вижу у вас без видимых осложнений. Таонга, сообщите мне, как соберетесь уходить. Вот кнопка вызова, – доктор тут же удалился, словно его тут и не было.
– Самокат мой где, – прошептал я.
– Да ребята чинят! Не парься!
Таким счастливым я его еще не видел.
– Слушай, а долго я тут…отдыхаю, а?
– Не особо. Пару дней, – он призадумался. – Ну да. Точно, суток двое и есть. Я как раз с дежурства.
– Понял, – я нахмурился и принялся осматривать палату.
– Да чего ж ты, Ген? Починят. Я его к таким спецам отволок, вашему сектору такие и не снились. Уж мне ты поверь! – он было занес свою ручищу, чтобы похлопать меня по плечу, но вовремя остановился. Ромбовидные элементы из которых состоял его костюм синхронно упорядочили свое местоположение и между ними прошел едва-заметный электрический заряд.
– Да блин, я потерял кое-кого, – я осекся и попытался скривить рот в подобие улыбки. Судя по физии моего старого приятеля, у меня ни хрена не вышло.
– Вот так казус... Так что мы предпримем?
Я присел на краю кровати, свесив ноги едва касаясь холодного бетонного пола пальцами ног. Принявшись непроизвольно раскачивать ногами и уставившись на них словно загипнотизированный, до моего сознания совершенно не долетал смысл канонады моего чернокожего друга, который неистово расхаживал по небольшой, но весьма уютно обставленной палате. Таонга энергично размахивал руками, словно разгоняя мух, которых я, кстати, не видел уже с тех самых пор, как нас накрыло… Мух, комаров, мошек и прочей этой нечисти уже нет и в помине. Впрочем, как и всего остального. Остались лишь тараканы, которых активно поедают крысы, что несомненно радует, ну и конечно же люди, которые поедают крыс, кстати, делают они это куда более активно, нежели бедное животное. Мне однажды довелось отобедать грызуном. Случилось это скорее от крайней безысходности, нежели от банальнейшего желания набить топку необходимо-лишним количеством всякого рода отстоем. Конечно же понятное дело, что мясо – есть мясо. Но с этим мясом нередки случаю бездарного отравления, кое случилось и с моим и без того многострадальческим желудком. Крысы опасны, ибо ядовиты и без должной обработки они попросту опасны для жизни. Грызун поедает таракана, который приполз с поверхности или же с ближайшего к ней слоя земли, который пропитан радиационным фоном от остатка Солнца, что неистово изо дня в день пытается изжечь Землю. После сытного обеда, грызуну обязательно захочется смочить горло отравленной радиацией водой. Каким-то образом это животное продолжает выживать сохраняя свой образ жизни неизменным: изо дня в день пожирая радтараканов и попивая себе светящуюся в темноте водичку. И все бы хорошо, пока на горизонте узкого разваливающего Туннеля не появляется обрюзгший силуэт двуногого повелителя пустоши с копьем в одной руке и мини сачком в другой. И тут-то круг замыкается, закончив цикл своего бытия, растворившись в желудочном соке местного аборигена, освобождая место, давая новому циклу жизнь. И так происходит до тех пор, пока обезумевший от голода двуногий паразит не подохнет от лучевой болезни, обожравшись радмяса в прикуску с радтараканом.
Вспомнив этот ужасный тошнотворно-приторный привкус светящегося мяса, я невольно передернул плечами, вспомнил при этом, что не было бы лишним посетить ванную комнату, я спрыгнул с кровати и направился к двери, что вела меня в мир тишины и абсолютного безмолвия, сопровождаемый несусветной болтовней моего давнего приятеля. Его хрипловатый бесцветный голос доносился до меня едва разборчиво, потому я решил все же оставить дверь приоткрытой, дабы исключить возможность того, что он беспардонно зайдет в ванную. А мне бы этого не очень то хотелось. В особенности сейчас.
– … в итоге вся наша компания потерпела вполне себе логичное фиаско. А жаль, знаешь. Вылазка сулила вполне себе перспективное начало тесного и, что самое, пожалуй, важное, творческое общение между двумя могучими секторами, – голос Таонги плавно гулял по тесной палате и порой раздавался нестерпимо близко от пластиковой серой двери, что разделяла меня с ним. В эти моменты я невольно напрягался, стараясь как можно быстрее расправиться со своими делами и принять уже наконец-таки душ, о котором я мечтал с тех самых пор как… Бросив взгляд на душевую кабину, которыми были снабжены все без исключения жилые блоки, мое сморщенное и в грязных разводах лицо, украсила ироничная улыбка. Последний раз в такой же вот точно душевой кабинке, я наслаждался теплыми потоками подземных вод со своей чертовкой.
Прекрасные кадры в один миг перечеркнул другой, куда менее приятный момент моей подземной жизни. Ханты…
– Ммм, твари… Убью! – безобразно скрипя зубами, прорычал я. Размеренные шаги Таонги сделали паузу и мне показалось, что я даже услышал, как он вытягивает свою и без того длинную шею в мою сторону.
– Да не ругайся ты так. Я сам от местной жрачки мучился. Есть отличное средство. У меня с собой, кстати, – он заткнулся и принялся рыться в своем рюкзаке, что везде таскал с собой, считая, что кусок тряпья неминуемо спасает его от гибели всякий раз, стоит впутаться в очередную авантюру, из которых состоит вся наша жизнь… теперь.
– Да не, – продолжая хмуриться, ответил я, глядя на душ и пытаясь поймать нужную мне температуру воды, которая приобрела подозрительный запах и цвет. Дальше хмуриться уже было не куда. – Вспомнил про пассажира своего. – Дождавшись наконец-таки приятной воды, я скинул с себя больничный халат и зашел в кабину. Таонга словно этого и ждал, вмиг оказался в ванной. Впрочем, чему я и был ему благодарен, так как отвлечься разговором с ним было сейчас далеко не лишним.
– Странные дела творятся на вашем континенте. Повсюду происходят оттоки подводных вод. Запасы и так скудны…
– Скудны тем, что мы ни черта не знаем, сколько их вообще осталось. Выработка воды прекращена. А цветочек, что я позаимствовал у еретиков – пользы толком то и не принес. Пользы для воссоздания структуры образования воды, какого никакого климата, пускай и на ничтожно малом участке. Зря только задницы свои надрывали.
– Ну ты то ее никогда зря не надрываешь.
– Угу, – недовольно произнес я. – Кто эти трубы в трубы вкручивает – непонятно. Методом исключения…
– Во-во! Методом исключения всех исключили. Да не всех, – Таонга многозначительно замолчал, давая мне возможность переварить его ход мыслей и вставить свое словцо, как бы поражаясь его находчивости и смекалке.
– Что во-во? Может это вы, нигеры, у нас воду отжимаете, не? Телеки все перевелись, теперь вы на воду упали.
– Росист чертов. Ладно. Есть вероятность, что этим занимаются как раз-таки именно ханты, – вновь его фирменная пауза, но на этот раз она сработала.  Я высунул голову из душевой кабинки и уставился на него, сверля немым вопросом. – Ну это предположение, но вполне себе закономерное. Приводи себя в порядок и я тебе кое что покажу.
***
Записка.
– Ради этой вот бумажонки, – Андрей, коварно прищурив единственный глаз, указательным пальцем, точнее тем, что от него осталось, многозначительно ткнул в заламинированный листок пожелтевшей от времени бумаги, оставив при этом на пленке грязный отпечаток своего обрубка. Не сводя с меня пристального взгляда, старик харкнул себе в ладонь и принялся стирать оставленный им грязный след, тем самым размазав его по всему листу, – погибла целая куча нашего и без того малочисленного племени. Мы дохнем как мухи! Черт их всех дери! – непонятно к кому обратился Андрей, задрав голову вверх обнажив тем самым свой уродливый, оставленный словно тупым ножом, шрам на шее. Видев его, я каждый раз невольно содрогался и рука сама по себе тянулась к моей шее, нервно поглаживая ее, словно опасаясь невидимого лезвия, что готово полоснуть мне по горлу. Старик тем временем продолжал, но уже заметно отдышавшись и с более осмысленной интонацией в голосе, что меня заметно успокоило.
– Схема туннелей. Абсолютно всех. Плюс ко всему голубым цветом, вот видишь? – Андрей склонился над неразборчивой для меня схемой и принялся водить по ней своим грязным обрубком, чем здорово раздражал, – указаны направления водоснабжения. Сплошной линией – питьевая вода. Пунктир – техническая. Знаешь, да? Техническую пить нельзя…
– Но ведь мы же, – я рискнул неуверенно возразить, но в последний момент, окончательно сдрейфив, предательски проглотил последнее и без того дохлое слово, поутих. За что получил затрещину, в очередной раз убедившись молниеносной реакции старика.
– Щенок, – тихо, произнес Андрей, но достаточно было и этого, чтобы я вжал голову в плечи. – Мы вынуждены пить то, что имеем. Хотя бы что-то. Это, – он указал здоровой рукой на протекающий ржавый трубопровод на своей головой, – единственный, на сегодняшний, день источник воды для нас.
– Жаль только, что дохнем мы с нее, как мухи, – тихо произнес я, не сводя взгляда с ржавой, местами покрытой плесенью, трубы. Хм, плесень. Я невольно отметил про себя, что нужно не забыть соскрести ее себе в контейнер.
– Про плесень забудь. Я ее приметил еще до того, как позвал тебя сюда, – словно прочитав мои мысли, злобно пробубнил старик. – Мы и так отдали тебе слишком многое. Не смотря на то, что это твоя последняя вылазка.
С последними словами, старик отвернулся, взял деревянный табурет с криво сколоченными ножками, подставил его аккурат под плесенью, встал на табурет и принялся соскабливать местный планктон себе в пластиковую баночку, которую, по всей видимости, не мыл с тех самых пор, как прицепил ее себе на пояс. У каждого жителя подземелья была при себе подобная баночка. Она нужна была для того, чтобы складывать в нее пищу в любых ее проявлениях. Некоторые из обитателей подземелья носили в контейнеТао землю, так как считали, что контейнер не должен оставаться пустым. Ощущение хотя бы наполовину наполненного контейнера придавало моральных сил и уверенности в своем обреченном существовании. Странно все это. Ведь сколько раз приходилось видеть исхудалый труп с битком набитым землей контейнером. Еда всегда водилась, хоть и в небольших количествах, но все же, у тех, кто выбирался на поверхность. В основном это было сырое мясо.
Старый маразматик вручил мне эту бумажонку, чтобы в очередной раз доказать всем местным, что у нас есть шанс выкоробкаться, наладить быт. Нужна была всего лишь вода. Постоянный источник воды. Но голод всегда побеждает. Что ж, если врученная мне схема имеет столь ощутимый вес, то может быть мне удастся выгодно обменять ее у верхних жителей. Таких умных, рассудительных, всегда приятно пахнущих… С другой стороны, дался им этот клочок бумажки с непонятными чертежами и схемами. Да может быть, что дед все это выдумал и нарисовал собственноручно. Ведь он часто напоминал о том, что некогда преподавал нам подобным черчение. Что ж, вот оно ему и пригодилось. Теперь, когда преподавать стало некому, можно чертить сумасбродные схемы и раздавать их таким как я и пускать помору. А сколько таких как я он уже отправил? В любом случае этот вопрос уже не имеет никакого значения, тем более уж для меня точно. Мне попросту нечем было заняться. А старик, как он сам сказал вчера, увидел в моих глазах искру. Что ж, глаза мои вчера действительно изрядно блестели, так как приторно были приправлены странной на вкус плесенью. Но меня это никогда особо не смущало.
Идти по кишке приходилось медленно. Кишку вырыли одной из самой первых и потому она была вся в колдобинах, ямах и прочих выступах, что мешали более менее комфортному передвижению. Здесь было темно. Повсюду валялись использованные урановые накопители. От чего освещение было совсем скудным. Пару лет назад народ совсем послетал с катушек: начали убивать друг друга, как животные, брать без надобности единственный источник энергии и света – накопители. Помню, как мой друг сказал тогда, что этот период нашей теперешней жизни именуется как естественный отбор. Отбор… Отобрать, отбирает… Кто отбирает, куда, да и зачем вообще это отбирательство нужно? Кому?? Хотел бы я взглянуть на этого Отбирателя. Тяжелые мысли были остановлены тем, что я наткнулся на завал твердых пород. Стоя на месте и тяжело дыша, я принялся слепо шарить руками по выросшей передо мной стене из разносортного камня. Самый крайний от меня накопитель я миновал еще шагов триста назад, а использовать фонарик мне совершенно не хотелось. Глаза вполне себе уже привыкли к темноте, руки давали все более подробную информацию и мозг формировал четкую картину творящегося вокруг.
Упав на четвереньки, я принялся изучать землю под завалом и рядом с ним. Более всего я боялся обнаружить такую же твердую породу, уходящую в глубину. Это говорило бы о том, что обвал имеет естественное происхождение, то есть твердый вертикальный пласт в породе однородной почвы обвалился. Подобные вещи довольно-таки часто встречались в кишке и на любых ее ответвлениях, и все это дело попросту обходили, так как это гораздо быстрее и проще, нежели проделать проход в гранитной плите находящейся под давлением.
Облегченно вздохнув после длительных поисков и рытья плотного грунта, я положил руку на пояс в том месте, где по обыкновению висела моя баночка с плесенью: она была на месте. Сняв ее с пояса и бережно открыв, я запустил свои грязные пальцы в безвкусное месиво и с наслаждением отправил его себе в рот. Пожевав немного, я выплюнул ее обратно в банку, закрыл ту и повесил обратно к себе на пояс. Обвал имел под собой такую же почву, что и обычно, то есть это был не гранитный пласт, а лишь небольшой его фрагмент, что мог обвалиться лишь в результате частых и однотонных вибраций над ним. Такие вибрации могут идти лишь от внешних туннелей по которым некогда перемещались субпоезда отправляя людей и различные грузы (хотя, и люди тоже были вполне себе различные) из одной точки планету в другую, за считанные часы. Значит над моей головой был именно такой туннель. И он был рабочим!
– Странно все это, – произнес я вслух, вытирая обильный пот с грязного лба, не переставая окапывать над собой пятно гранита.
– Ничего странного. Абсолютно. Человечество эволюционировало в дождевого червя, бытие которого представляет из себя лишь бесконечное поедание земли, разбавленное редкими потугами, чтобы землю эту из себя выдавить через задний проход, дабы освободить место в желудке для новой порции глины.
Не переставая работать руками, словно одержимый, я брезгливо ухмыльнулся, но все же заставил себя обернуться себе за спину: там никого не было, лишь непроглядная тьма, разбавленная едва-заметным голубоватым огоньком накопителя.  Комья грязи неумолимо летели мне в лицо, раздробленная, частыми звуковыми вибрациями, твердая порода просачивалась сквозь плотно сомкнутые губы, забивала и без того сопливый нос. Приходилось время от времени дышать ртом и тогда каменная пыль забивала поры легких.
Спиной я почувствовал, как яркий луч фонаря облизнул мою испачканную спину, ушел в сторону отплевавшись, вернулся обратно. Я замер в безразличном ожидании.
– Ну! – раздался за моей спиной грубый мужской голос. Ну конечно же – мужской. Разве дождешься, в этой богами забытой клоаке, женщину! Ну, или хотя бы подобие женщины. Пускай и жалкое подобие, но все же! – Что ты здесь делаешь? Думаешь, мы тебя не видим?! – Голос робко приблизился. Раздался посторонний шепот. Что делаю… Полы крашу вот. В слух же я произнес совершенно иные слова. Откашлявшись и полностью выползнув из вырытого туннеля, я принялся отряхаться. Стоя по-прежнему к пришельцам спиной. Поворачиваться желания не было никакого. Не очень-то мне и хотелось прождать потом  несколько часов в чарующем ожидании, когда к моим глазам вернется зрение. К Вальку вон, до сих пор возвращается, а уж с месяц как луча словил от таких вот.
– Как дела? – спросил меня уже другой голос и, как мне показалось, знакомый.
– Сахар белый, – ответил я, сплюнув себе под ноги.
– Чай черный, полы крашены… Ладно, Стас, погнали дальше колобродить, – ответил все тот же голос, увлекая своего товарища за собой и я словно бы видел, как тот, что первым обратился ко мне, нехотя противится, словно бы его друг от драки отговаривает, а тот, как бы идет на уступку товарищу, соглашаясь. Хех, а забавно все же вышло с полом. Интересно так совпало. Хотя, какой вес имеет это событие в моей жизни?
– Да никакого! Да уж, это точно – никакого. 
Тем не менее, мой червячный переход был вполне себе завершен и, мало того, получился довольно-таки широким. За те несколько долгих и темных лет после катастрофы я научился ловко и шустро рыть любую нору, обходить заторы, углубляться. И кому это только нужно... Бестолковая обреченность – это все, что нам оставило разгневанное Солнце, пред тем, как расколоться на маленькие части, одно из которых сейчас курсирует на орбите моего дома. 
До моего чуткого слуха все чаще и отчетливее стал доноситься грохот проносящихся вагонеток. Я с упоением замирал, наблюдая, как дрожат гранитные крошки. Временами жутко хотелось пить. Старый извращенец научил меня пить прямиком из земли. Для этого всего то и нужно было докопаться до самого сырого куска земли и, скатав в руке шарик, закинуть его себе в рот и начать пережевывать. “Земля сама даст тебе влагу” – твердил тот старый безумец. Похоже, что кроме влаги ничем более необходимым она наградить не могла. Благоразумием, например. На кой черт мне сдалась эта влажная почва, что наполнила мой и без того грязный рот? Тем более что это вполне могло оказаться мочой какого-нибудь проходимца, на вроде меня или же стайки кротов. Плевать. Я просто пережевывал землю, кусок за куском и с отвращением сплевывал ее себе под ноги. Закончив с этим, я вытер свои грязные до безобразия руки о плотную кожаную куртку и, увесисто вдарив пару раз по тускнеющему фонарику, принялся за дальнейшие раскопки. Временами, благодаря лишь наигранной концентрации мыслей, мне удавалось увидеть всю эту нелепую ситуацию сверху. Причем в буквальном смысле. Я немыслимо копошился в зловонном комке грязи, в жалкой попытке выкарабкаться на фальшивый свет предательских энергетических полос, коими был устлан Великий Туннель Великих белых Людей. Расы высшей знати, что топтались над нашими грязными, забитыми глиной, головами. До нас, червеподобных людей, им не было абсолютно никакого дела. Зачем смотреть вниз? Ведь там нет ничего, кроме грязи.
Подобного рода мысли стали посещать меня все чаще и чаще не давая здравому смыслу передохнуть и правильно отсортировать подобную ересь от реального, осмысленного и логического хода текущих событий. Я буквально ощущал каждой извилиной своего пока что еще не вконец прогнившего мозга, как он наполняется этой омерзительной массой перегноя и затхлой бесплодной земли…грязи. Временами меня неистово рвало. По началу, в такие моменты я хоть как-то пытался скрыть содержимое своего прогнившего желудка, брезгуя результатом переваривания почвы и плесени. Потом я уже перестал церемониться сам с собой и попросту блевал куда ни попадя. Когда рвотные спазмы в своем болевом эквиваленте переступили всякие допустимые нормы по моей личной шкале блеванометра, я, не выдержав подобной экзекуции, словной кусок ленивого дерьма, вывалился из клоаки собственного производства, чем здорово рассмешил, разыгравшееся по этому поводу, воображение.
Собственный смех еще долгое время раздавался за моей спиной, позади меня. Такой назойливый и временами он казался мне даже мерзким. Взобраться обратно в туннель оказалось сложнее, чем я думал. Хотя, по правде сказать, я ничего на этот счет совершенно не думал. Я просто полез в этот маленький земляной сфинктер. Вот, если бы кто помог мне, подперев мои тщетно трепыхающиеся ножки… Комья мокрой глины не давали продвинуться мне далее, просачиваясь промеж моих костлявых пальцев. Спустя несколько часов одержимых стараний, мне все же удалось укрепиться на прежнем месте. Передохнув некоторое время и в какой-то степени слившись с почвой, словно сгнивший червь, я, с неким подобием радости, вновь ощутил знакомые мне вибрации, которые хоть и происходили достаточно далеко от меня, но, тем не менее – я их слышал телом. Это придало мне сил, и я принялся за прежнее с удвоенной силой. Я знал, что копать мне оставалось совсем не много: старик сказал, что в этом месте Туннели особенно близко расположены к нам…низшим существам. В лицо вновь посыпалась гранитная крошка. Мой самодельный бур, который мне вручил старик именно для гранитного слоя, уже в который раз намекал на то, что пора бы ему сменить зубья. У меня был всего лишь один комплект с собой, но я планировал произвести замену лишь стоит мне достигнуть нижней фольгированной части Туннеля. Но где же гарантия того, что мне удастся докопаться до этого? А кому-нибудь вообще это удавалось? Да и почему вообще старик спохватился заняться этим именно сегодня? Почему я?
Наполняя и без того плотный воздух этими тяжелыми вопросами, я отбивал такт словам киркой по куску камня который, по всей видимости, в своем скудном составе имел частицы кремния, ибо снопы искр разлетались во все стороны, освещая мою нору. Сквозь перепачканную одежду, моя кожа вновь ощутила вибрации уже более настойчивые. Это отвлекло меня от бесполезного высекания искр, которым я занимался словно очарованный. Не бесполезным… как выяснилось спустя весьма короткий промежуток тягучего времени.
Вибрации, что я ощущал своим черствым телом, доносились до меня, словно сквозь плотный и застоявшийся воздух. Я знал, что Туннель совсем близко, но звук в тоже время был слишком уж глух. Мой бур, жалостливо скрежеща зубьями наткнулся на бетонную плиту. «Пол», – подумали я и прихожане в моей голове устроили хоровод несусветных событий. В какой-то было миг я даже замер, раскрыв в улыбке рот и смотря в пустоту, словно бы воочию видя воображаемую вечеринку. Подтянув к себе левую ногу, я отмотал веревку, что была к ней привязана. На конце ее был привязан мой вещмешок в котором по мимо двух рулонов туалетной бумаги были еще и запасные зубья к буру. С новыми ножами в комплекте – бур заработал куда проворнее. Куски бетона и щебня быстро наполнили мой раскрытый рот. Но это ни сколько не мешало мне. Пробурив отверстия удобного для себя диаметра, я просунул голову сквозь прутья арматуры и с жадностью принялся вдыхать сырой и затхлый застоявшийся воздух, что находился в этом помещении по соседству с темнотой.
Расправившись с арматурой, я оказался в тех помещении. Здесь пахло сыростью и чем-то чужим, незнакомым, от того вызывающим ничем не подкрепленный стТао и недоверие к этому месту. «Как смешно, – подумал я в слух, оглядываясь по сторонам и давая глазам возможность подружиться с здешней темнотой. – СтТао уймись! Ты же ничем не подкреплен. А даже если бы и был… Что мне терять? Пропитанное плесенью и ржавой водой тело?.. Забирай!»
После сказанного стТао испарился и словно бы ему удалось увести с собой темноту. Хотя, на самом деле это разгорелся фитиль в лампе. Мрак развеялся. Кое-где были лишь его жалкие лохмотья и те вот-вот должны были испариться. Я стоял по щиколотку в воде совершенно не отдавая себе отчета в этом. А ведь это была вода! По стенам ползли бесконечные сплетения труб, разбавленные редкими кранами и вентилями, один из которых валялся прямо у моих ног и словно бы молил меня вернуть его на прежнее место. «Какая пошлость, – брезгливо произнес я, беря в руки вентиль и, надев его на торчащую шпику, провернул винт против часовой стрелки». Тот, на мое удивление, весьма легко поддался. Но из этого ничего не вышло. Лишь забурлило в желудке. На что я, само собой, не обратил внимания.
На изучение комнаты у меня ушло минут десять. Стандартное тех помещение, коих мне довелось перевидать на своем коротком веку не мало, так как я работал… Черт, а кем же? Каждый раз, стоило моим мыслям и рассуждениям выйти на прошлое, как происходил необъяснимый затык, что-то отвлекало меня и я уже не продолжал напрягать мозг ради выуживания информации. Казалось, будто бы теперешняя жизнь с ожесточенной ревностью вытесняет мое прошлое. Словно та плесень, которой мы питаемся, медленно, но нагло заволакивает подкорку.
Я поежился. За моей спиной донеслись знакомые слуху голоса. Это были голоса тех двоих, что повстречались мне в самом начале моего пути. Они карабкались по моей норе. Хотели оказаться выше всех, как я сейчас.
Подойдя к дыре в полу, я затаился, дожидаясь, когда появиться чумазая голова незваного гостя. Я был выше них. Я был над ними и им подобным. Все то, что буквально час назад объединяло нас – исчезло, словно бы и не было. Вместо этого возникло ощущение омерзения к этим существам, что живут в земле, едят землю, приправляя ее плесенью и считая это изысканнейшим деликатесом. Они ползли вверх, ко мне, влекомые лишь низменным чувством любопытства.
Стоило грязной голове замаячить в дыре, что зияла в полу, как я принялся испражнять свой измученный кишечник на этих человекоподобных существ, пиная при этом пустую голову, что не повезло лезть первой. Существо, чертыхаясь и издавая теперь уже непонятные мне булькающие звуки, попыталось ухватить меня за испачканную ногу, но, очередной спазм моего кишечника заставил незваного гостя разжать пальцы. Снизу доносился истерический смех сменяемый, жутковатой на слух, бранью. Удовлетворенно похлопав ладонями, я вновь вернулся к изучению помещения, в тот же миг позабыв о случившемся, словно и не было ничего вовсе. Я не терпел, когда меня отвлекали.
– Трубы, трубы… Всюду, куда не глянь – трубы. Их здесь просто неимоверное количество! – весело хохотнув, я зашагал далее по помещению, неся перед собой на вытянутой руке лампу. Я шел на доносившийся, как мне показалось, из угла комнаты, звук Туннелей. Внутри меня, постепенно зарождалось трепетное ощущение, что я вот-вот смогу лицезреть нечто невообразимое, что навсегда изменит мою жизнь. Все то, что сотворилось со мной за минувшие семь с половиной лет, все то, что так изменило меня, сделало другим – низшим существом – вдруг улетучилось, растворилось в глубинах моего подсознания. Словом – развеялось.
Передо мной предстала массивная дверь. Тщательно изучив ее, водя перед собой светильником, я с удовлетворением отметил, что петли ее тщательно смазаны маслом и замок не поврежден. В подобных помещениях нет смысла устанавливать кодовый замок. Глубоко вздохнув и зажмурив глаза (ведь открыв дверь по ним беспощадно ударит ослепительный свет Туннелей), я прикоснулся к гидравлическому засову и, приложив незначительное усилие, отодвинул его в сторону. Раздался приятный щелчок и дверь, едва-заметно утопившись, медленно поползла в сторону. В ноздри вновь ударил незнакомый, но приятный запах, теплый воздух тут же подлетев ко мне, обнюхал с пят до головы и умчался прочь. Я шагнул в неизвестность…
***
– Да какому идиоту вздумается выпрыгивать через порог тех помещения, аккурат в Туннель?? – Таонга возмущенно развел руками, держа в одной из них незнакомый мне заламинированный лист пожелтевшей бумаги. – Моя вагонетка неслась во всю прыть! Ты же знаешь…
– Прекрати оправдываться, – недовольно буркнул я. – Что в итоге?
– Прости, – Таонга виновато улыбнулся и положил бумагу на стол, что стоял между нами. – Да ничего. До сих пор его останки выковыриваю. Воняет жутко. Так пахнут только лишь ханты. Эти твари, подобны земляным червям, знаешь: роют себе норы, ходы, питаются собственным дерьмом…
– Ты думаешь я не знаю, что они жрут? – спросил я не глядя на своего друга. Взгляд мой был прикован к листку бумаги, что лежал передо мной. – Что ж, видимо это все, что осталось от него.
– И вонь, – не удержавшись, вставил Таонга. – Как видишь – это схема водоснабжения, основных и побочных узлов, а так же разметка тех помещений. Поперечника я снес здесь…
Таонга проводил мне экскурсию по бумажке, водя по линиям трубопровода, тыкая своим длинным пальцем в различные обозначения, а я тем временем отметил про себя, как просто он стал отзываться о человеческой жизни, точнее о том, которую отнял, хоть и не нарочно.
– Стоит посетить узел Б-114, – продолжал мой друг. – Что скажешь, Ген? Если он вышел оттуда, значит там и окопался.
– Окопался, говоришь? – задумчиво произнес я, нахмурившись, внимательно изучая лежащую передо мной план-схему, чертеж, квиток… Да что это вообще было? На самом деле я совершенно не видел смысла для себя ни в одной линии, закорючке. Оставалось полагаться лишь на знания своего друга, в коих я не сомневался ни на йоту. – Действие.
– Что, прости, ты сказал?
– Ты слышал. Нужно действовать.
Быстро одевшись, мы покинули местный лазарет. По пути, в узком коридоре нам попался доктор, что проводил мой осмотр. Удивившись, видимо, моему скоротечному уходу, он было сказал что-то нам в след, но я лишь только отмахнулся. Мне не было сейчас совершенно никакого дела до беспокойств в свой адрес постороннего мне человека. Южно-Африканский Сектор… как всегда пестрил новыми технологиями и поражал любого своим интерьером. Казалось, что даже воздух здесь был пропитан чистейшим футуризмом. Каждая деталь, абсолютно любая мелочь, что находилась на платформе – имела свою уникальную роль в быте обитателей. Взять хотя бы  даже урны, коих здесь было не малое количество, имели в нише молекулярный расщепитель, что превращал любой мусор (за исключением органического) в пыль. Всюду стоявшие голографические проекторы превратили платформу станции в оживленную улицу с животными, птицами. Погода менялась согласно последним данных минувшего столетия до катастрофы. Каждый, присутствующий здесь житель был занят определенным ему делом. Это величайшая машина человеческого таланта и нужности работала полных ходом и набирала обороты.
Вдалеке я заметил фигуру пожилого человека с метлой в руках. Он размеренно сметал опавшую листву в небольшую кучку, которую редкие порывы ветра разносили в стороны и тогда старик вновь принимался за привычное себе дело. Одет он был просто: синие потертые временем  джинсы, клетчатая, цвета неба, рубашка и стоптанные военные борцы давно не видевшие крема для обуви. Старик был всецело погружен в свое дело не замечая ничего вокруг себя, лишь изредка обращал свой взор к импровизированному небу и, щурясь от Солнца, вытирал пот со лба.
Подойдя к старику, я попытался дотронуться до него, но моя рука прошла сквозь и его тело содрогнулось в редких помехах. Позади меня раздались знакомые мне шаги.
– Знал, что ты не пройдешь мимо. Это, – он указал на подметающую фигуру старика, – подметальщик. Его создал один из наших программистов. Он же и художник, как нам позже стало известно и…
– И психоаналитик, по всей видимости, – закончил я предложение за Таонгу, продолжая заворожено любоваться покоем, в который был погружен этот старик.
– Всегда поражался твоей проницательности, мой друг, – соврал Таонга. – Подобный резонанс, как нельзя кстати наполняет наши умы покоем и не дает зацикливаться на своем деле. Технологии и прогресс – словно неистовый поток Вселенской энергии наполняет все вокруг нас, из-за чего мы порой совершенно забываем, кто мы есть на самом деле, заставляя полностью погружаться в работу. Несомненно – это огромный плюс для нашего Сектора. Ибо развитие. Но! Но ты только посмотри на этого, пускай и ненастоящего, но все же человека! Он одет в одежду давно уже минувших лет, которые едва помнят наши прапрадеды.
– Пра пра пра…
– Именно! Пересечение времен. Тогда, – он указал головой в сторону голограммы, – сметали мусор метлами и жгли костры из образовавшегося мусора. А теперь он занимается тем же самым находясь рядом с урной на дне которой находится портативный молекулярный расщепитель. – Закончив свой монолог, Таонга скрестил руки на груди, молча уставившись в голограмму.
– И много у вас в Секторе подобных инсталляций?
– Не, – буднично ответил тот. – Всего одна. Вот эта. А больше и не надо. Иначе старик потеряет свою уникальность. А так он здорово оброс слухами. У нас даже есть «День Старика».
– Ахах! Что? – не сдержав смеха, выпалил я.
– Я тебе серьезно говорю! – не сдерживая улыбки, произнес Таонга. –Сокращенный рабочий день в честь этого и дополнительное меню в столовке.
– Удивительно.
Стоило разбавить атмосферу чем-то необычным. Сгустившаяся туча изобилия абстрактных мыслей нависла над моим изголодавшимся мозгом, каждая клетка которого, почуяв живительную влагу незыблемого вдохновения, принялась истошно вопить, требуя немедленных осадков. Что и сиюминутно же случилось.
Окруженный истончившейся аурой мыслей мозг, облегченно вздохнул, жадно впитывая информационный поток осадков. Физическое состояние и основные процессы этого инопланетарного органа, что невиданные человеку существа решили поместить в нынешнее физическое тело, принялись за будничный ход. Мыслительный орган возблагодарил своего носителя, наградив пространство вокруг себя благоприятной мне и окружающим энергетикой. Каждой клеточкой тела мне довелось ощутить созданное мной же поле «Взоубуна». Я и мой удивительный орган – мы плескались в информационном океане, который сами же для себя и создали. Параллельно с этими удивительнейшими ощущениями произошла произвольная наладка абсолютно всех внутренних частот с внешними би-полями, которые являлись неотъемлемой составляющей этого энергетического мира.
Я видел истинную суть вещей, что зарождалась в рамках моего безграничного поля зрения. Я чувствовал абсолютно все, автоматически отфильтровывая энергию какого бы рода она не была. Казалось, я вот-вот растворюсь в мощнейших потоках Мироздания, стану его неотъемлемой частью. Важной частью.
Я так и простоял с распростертыми руками и умиротворенным выражением лица. В этот момент меня фигурально не существовало. Ни один обитатель станции, под старым номером  «Z13» не смел задеть меня, дабы не спровоцировать излишнее волнение моей энергетической ауры. Абсолютно каждый житель этого прославленного сектора чтил внешнее энергетическое поле соплеменника. Абсолютное отсутствие всякого рода дискомфорта связанного с твоим личным пространственным пузырем.
– Мы лишь энергия, брат, заключенная в физическое тело. И лишь у данного нам тела есть способность сдерживать эту энергию в себе. Твое тело есть ни что иное, как кладезь твоего необъятного внутреннего мира. У тела имеется срок. Этот срок напрямую связан со временем, которое необходимо твоему внутреннему миру, чтобы прижиться. И когда твое энергетическое существо всецело входит в резонанс с миром внешним – происходит высвобождение. И тогда ты становишься частью себя самого, бесконечно долго наполняя свою собственную Вселенную самим собой. Этот бесконечный цикл лишь сон. Момент резонанса с самим собой – и есть та самая ярчайшая крупица тебя истинного. Ты словно жемчужина, которую годами создает раковина. И когда жемчужина покидает ее, та неумолимого завершает свое, теперь уже, бесполезное существование.
Как позже выяснилось, Южно-Африканский Сектор в купе с техническим прогрессом спровоцировал (к слову говоря, совершенно непредсказуемо, но вполне очевидно) прогресс и духовный. Ученые умы подобный феномен (а никак иначе сие явление обозвать было нельзя в виду достигнутого невероятнейшего уровня в познании любых известных миру наук. Что называется – дальше изучать уже было некуда) объяснили новой ступенью в эволюции человеческой мысли. Разобравшись с науками точными и более менее понятными, пытливый ум пробивает упругую грань между точным и духовным. В результате чего случается глобальнейший переворот. Переиздаются учебники, заново переписывается мировая литература, представляясь свету в совершенно иной цвете, что называется. Человек смотрит уже на привычные ранее вещи совершенно с другого ракурса. Появляются такие науки как: галограммирование; реулатомия; ауроквитимизация; и самая популярная и всем полюбившаяся – колонизации сверхчувствительных внешних оболочек человеческой составляющей. Люди научились давать ощутить свои ощущения касаемо чего либо. Данная способность являла собой незримую глазу, но ощущаемую фибрами, некую нить, что проходила сквозь левую ладонь каждого обитателя Сектора. Благодаря чему каждый идеально понимал собеседника. Естественно при условии, что нитью КСВОЧСа были объединены оба. Видимо поэтому нам с Тао порою (хотя какой там порою) было так нестерпимо сложно сойтись во мнениях.
Мое воображение было приковано к остаткам здравомыслия разбавленного редкими мыслями связанными лишь с одним: поисками человека, которого я, к сожалению, совершенно бестолково потерял.
Таонга едва-слышно подошел ко мне сзади и его рука тяжело опустилась на мое плечо. Пожалуй слишком грубо одернув его дружескую руку и не произнеся ни слова, я зашагал в сторону местного депо, где дожидались своего часа вагонетки.  Я шел, бессмысленно глядя себе под ноги с размеренным гулом в голове, что оставили после себя мысли от недавно пережитого на платформе. Теперь же голова моя была абсолютно пуста. Этот глубокий и далекий гул являл собой словно эхо уходящего. Временами моему взору представлялся образ железной дороги, по которой я шел и, время от времени, пинал щебенку. Сквозь щелканье разлетающегося воображаемого камня, до моего слуха донеслась хищная поступь моего друга.
– Поперся-таки, – подумал я. – А ведь мог и не ходить. По сути, знаемся то ведь и не так уж и много времени. Хотя, столько пережитого… И тогда пошел, когда куст этот треклятый отыскать пытались. А у него должность после того приключения теперь. Видел я его портрет на платформе висел. Он его загородить собой пытался – не хотел, что бы я видел.
Собственно, а вот и ангар. Напоминает мне чем-то подземную парковку, что были на поверхности еще до катастрофы. М-да. Ирония. Теперь это конкретная подземная парковка.
Я остановился возле входа в паркинг. Тао тенью возник подле меня и тоже замер, словно бы дожидаясь разрешения на дальнейшее действо.
– Ну, начинай хвастать, – произнес я, подзадорив тем самым бахвальство своего друга. Таонга умел удивлять и любил это уж точно. Он медленно повернул свою голову в мою сторону, его черное, как утренний кофе, лицо, украсила самодовольная ухмылка. Он медленно, все еще не сводя с меня взгляда, извлек руку из кармана, держа в ней маленький серебристого цвета брелок. «Пик-пик!» – раздалось относительно недалеко от нас и Таонга улыбался уже во всю, так и оставаясь неподвижным.
– Ха-а-а! – протянул я, хлопая себя по коленке. – Где раздобыл? – искренне удивился я, принимая из его рук брелок.
– Подарок. Бугор подогнал. Погнали! – и Тао зашагал впереди меня с присущей ему щегольской походкой. Бугром они называли начальника станции, на которой жил Таонга. Большой поклонник двадцатого века и винила.
Вагонетка Таонги была усеяна отражателями. Металлические пластины, что принимают на себя излишние токи туннелей, тем самым ускоряя ход подушки, что двигает кузов. Такого рода пластины разрешено было устанавливать лишь на патрульные кары. Собственно из-за этих пластин моя вагонетка и столкнулась с его, так как мой бортовой компьютер не успел рассчитать встречную скорость того, дабы избежать столкновения. Расчет исходил из заложенной в базу системы максимально-возможной скорости движения вагонетки. А его максимальная скорость была незарегистрированной и, мало того, неразрешенной, от того и не зарегистрированной. Кстати, именно после нашего с ним случая, Африканский Сектор внес изменения во всеобщую базу. Что вызвало всеобщее негодование Патрульных служб, так как ранее избегать столкновения приходилось вручную, полагаясь лишь на собственный опыт и навыки, что, само собой разумеющееся, придавало негласной чести патрульным, пилоты которой, благодаря чему и считались лучшими.
– Здесь тебе, разве что, – недовольно пробурчал я, – шара стеклянного не хватает.
– Пф! Устраивайся поудобнее!
А удобства в его каре было хоть отбавляй. Привычное неуклюжее противоперегрузочное кресло было обшито мягким бархатом темно-синего цвета. Модернизированный подголовник, наполненный структурированным гелием, который мгновенно принимал форму твоей головы, не забывая при этом изменять плотность вещества в зависимости от скорости передвижения.
Наш путь пролегал по основному туннелю: превосходно освещенному, ни одной прорехи в покрытии, через каждые восемьдесят пять километров обустроенные аварийные стоянки (мало ли что может в дороге случиться). Нам же необходимым было добраться до места развилки, где путь, что был нужен нам, пролегал правее. Развилку я заприметил еще издалека и она мне сразу почему-то не понравилась: бывают такие моменты, места, люди, ситуации, когда с одного только взгляда становится понятным и, что интересно, одному лишь тебе. Словно бы некие невидимые глазу частоты не совпадают и незамедлительно возникает чувство дискомфорта. Окажись кто другой на твоем месте – так и не заметил бы ровным счетом абсолютно ничего. А я заметил. Только не сказал ничего Тао, который, с присущей ему безмятежностью с легкостью управлялся с вагонеткой. Выражение его лица не переменилось даже тогда, когда мы влетели в нужное нам ответвление. А вот я ощутил, словно пересек незримый барьер. Пахло смертью. Таонга сбавил ход до той степени, что стало возможным различить зазоры на месте стыка электрических пластин.
Когда вагонетка наконец остановилась, то я не спешил покидать ее кабину.
Таонга остановил аккурат с подъездом в техническое помещение. Он стоял на бетонированном полу, широко расставив ноги внимательно изучая, держащий перед собой тот самый пожелтевший листок бумаги. Бросив на меня короткий взгляд, он что-то пробубнил себе под нос и направился в сторону двери, держа в левой руке, приготовленный заранее, плазменный резак класса «М».
Откинув крышку, я крикнул ему вслед:
– Я так понимаю, ты именно здесь снес бедолагу. Тогда врятли он запер дверь за собой. Просто прикрыл.
После сказанного, я был слегка удивлен тому, как неуверенно и не твердо прозвучал мой голос. Решив все же не придавать этому значения, я неуклюже (ушибы все еще неистово напоминали о себе) выбрался из кабины и остановился, что бы оглядеться. Ветка туннеля было видно использовалась крайне редко. Пройдя по импровизированному перрону, я обнаружил полосу вырванных с корнем пластин и, уходящую вдаль полосу ярко-красного цвета.
Таонга уже вовсю орудовал резаком, насвистывая популярную песенку.
Увлеченно и вполне себе умело орудуя опасным инструментом, Таонга не обращал на меня ни малейшего внимания. Снопы искр, высекаемые сконцентрированной энергией летели во все стороны не оставляя гидравлическому засову ни малейшего шанса. Я стоял ближе к краю платформы и поймал себя на мысли, что бездумно всматриваюсь в далекую черноту уходящего вдаль туннеля. От того я не заметил, как Таонга подошел ко мне и, встав рядом, таким же вдумчивым взглядом уперся в ту же точку, что и я. От произнесенных им слов, я неожиданно для самого себя вздрогнул.
– Словно точка. Да? – весьма загадочно произнес Таонга.
– Туннель то? – буднично спросил я, всем своим видом стараясь не выказывать, непонятно от чего, разрастающееся волнение.
– Именно. Красный след, что остался от того бедолаги, которого мне удалось сбить – словно бы характеризует весь его жизненный путь по которому он пролег. А в конце точка. Обыкновенная черная точка. – Он ухмыльнулся, вскинул тяжелый резак себе на плечо и зашагал к ящику с инструментами. Что крепился на боковой панели кара.
– Знаешь, кого ты мне сейчас напомнил, Тао?
– И кого же? – спросил тот, закрывая ящик на замок.
– Самый смешной орган на теле человека.
– Серьезно? Тогда мы оба здорово подходим друг другу.
Пока мы «славно» болтали, оплавленный металл успел пристыть в некоторых местах и потому пришлось воспользоваться старой доброй фомкой. Стоило нам открыть дверь, как наши тела без всякой на то команды, отпрянули от двери, оказавшись чуть ли не у самого края платформы. Жуткое зловонье покинуло техническое помещение и принялось за распространение. Не сговариваясь, мы натянули на свои сморщенные лица респираторы и, включив фонари, отправились во внутрь.
Полноправно царивший в этой комнате смрад проникал даже сквозь фильтры. Идущий позади Таонга похлопал меня по плечу и, дождавшись пока я обернусь, осветил свое лицо фонарем и закатил глаза изображая обморок. Сморщив лицо в мучительной улыбке, я сочувственно похлопал напарника по плечу и кивком головы предложил двигаться дальше.
– А слабо маску снять?
– Чего? – из-за респиратора речь казалась невнятной, неразборчивой. Впрочем ладно. – Это что? Говносток?
– Сам не пойму откуда здесь этот смрад, словно тысячи буйволов знойной саванны объявили всеобщий день испраженнений кишечника. Это узел контроля технической воды. Взгляни сам, – и Таонга кинул луч света фонарика на великое множество кранов и вентилей.
Действительно – стандартное техническое помещение, в котором осуществлялся контроль водоснабжения в туннеле. Тишину нарушало лишь мерное капание воды и наше глубокое дыхание.
– Фильтра бы заменить. Я едва могу вздохнуть, – проворчал я. Таонга стоял неподвижно в паре метров от меня, склонив голову, высвечивая фонарем что-то у себя под ногами. Затем он присел на корточки и его голова полностью скрылась в полу. Спохватившись, я в один миг оказался подле него, мертвой хваткой ухватившись за поясной ремень.
– Там лаз, – произнес Таонга, вставая с колен и отряхиваясь. – Узкий проход и еще более жуткая вонь. Может нам с тобой довелось обнаружить смешной орган земли?
– Сколько времени он провел здесь? – вникуда задал я вопрос, водя лучем света по влажным стенам.
Таонга исчез в дверном проеме, тут же вернулся с двумя парами запасных фильтров с предфильтрами.
Был ли он пропитан светлым будущим в душе своей, невзирая на оболочку мира и тела своего. Верил ли он всецело в светлое будущее? Или же он просто им жил. Было совершенно неважно, что творилось снаружи – во внешнем мире. Главным было лишь внутреннее ощущение и привкус.
Послевкусие Будущего.


Фильтра оказались как раз кстати. Впрочем, вновь сработала эта чертова психология: увлеченный мыслями, что навязала окружающая обстановка, я совершенно не обращал внимания на царившее в этом угнетающем месте зловонье. Хотя, с каких это пор самое, что ни на есть обыкновенное техническое помещение, обрело статус «угнетающее»?
– Уныленько, да? – произнес Таонга, исследуя фонарем стены вместе со мной. Его респиратор уже зиял двумя новыми фильтрами, индикаторы которых весело моргали. – Вдохни!
– Что? Э, – не успев сообразить, на последнем слоге я испустил дух в тот самый момент, когда мой напарник стащил с меня маску. Впрочем, не успел я опомниться, как Таонга уже натягивал мне ее обратно уже со сменными фильтрами. Хотя, прослезиться я все же успел.
– Какой-то ты пришибленный, Ген, – с искренним сожалением произнес мой давний приятель.
– Прости. Все никак в себя не приду, – виновато ответил я, за что еще больше возненавидел себя.
– То место, да и очередное путешествие в которое я с тобой ввязался – реальное дерьмо. И мы в этом дерьме реальные перцы. Встряхнись. Измажь лицо гавном чтоли, не знаю. Прямо сейчас она ждет и верит, что ты вышибешь дверь, что разделяет вас, ногой и спасешь ее. Ну, либо это сделаю я. Но твоей ногой в любом случае. Ну что? Раскрутим эту контору? – весело произнес Тао, солдатиком запрыгивая в нору.
Громко заорав и несколько раз, что было сил, ударив себя кулаком в грудь, я полез вслед за товарищем.
Через пару метров уже умудрился наступить ему на безволосую голову, чем спровоцировал нечленораздельные ругательства на его родном языке. Как оказалось, лаз ощутимо сужался и местами мы задевали о выступающие камни за прикрепленную к телу амуницию, которую приходилось снимать и распихивать по карманам. Много времени у нас это не отняло в любом случае, так что через полчаса мы уже покинули этот странный лаз.
Наконец-таки окончательно выбравшись из этой дыры, я наткнулся на неподвижно стоящего Таонгу. Тот светил фонарем в одну точку и что-то нашептывал себе под нос на своем эфиопском, от чего мне сделалось слегка  не по себе. А внешние динамики респираторов лишь придавали этому еще более зловещие нотки.
– Да хорош уже, а! – возмутился я, небрежно отталкивая его в сторону, с намерением выяснить, что заставило его замереть, как вкопанный.
– А ты сам глянь, – буркнул тот, нехотя отходя в сторонку.
– Ну и что? – безразличным тоном, но все же подавляя в себе рвотные спазмы, что вызвало увиденное, поинтересовался я как бы риторически. - А когда того малого по туннелю раскатал – это ничего страшного. Так что ли?
– Не нагнетай. Там моментально все и молекулярно-разлагаемо, – Таонга вроде бы как оправдывался, но у него это выходило так себе. И его это бесило.
– Ага. Молекулярно… А палец в решетке до сих пор торчит. Тот же путь. Разве что гавном вымазан и символичная точка прямо перед носом, – я намеренно выждал небольшую паузу, словно смакуя момент. – Что-то, я гляжу, твоего маленького черного философа, как ветром сдуло.
– С возвращением, – буркнул Таонга.
– С отвращением, пожалуй. Нечего тут. Пошли.
Пошли… Только вот куда именно идти – мы представления не имели. Хотя выбор был невелик в этом – либо вправо, либо влево – прям как в сказке написанной тем капрофилом. Интенсивность натоптанных следов (совершенно непонятной подошвы, кстати) была одинаковой в обоих направлениях. Мой самопальный сканер движения помалкивал. Таонга было предложил вернуться наверх за своим, хоть и более громоздким, нежели мой, но все же куда надежнее. Впрочем, в этом я его не поддержал. Оставаться здесь одному я, откровенно говоря, не очень-то и хотел. Местечко было, как бы по мягче выразиться, так себе не очень. Решено было разделиться и это оказалось правильным решением, так как через, примерно, шагов триста, яркий луч моего фонаря наткнулся на тупейший тупик. Пройдя еще с десяток шагов – я убедился в этом наверняка.
– Таонга, стой. У меня тупик. Возвращаюсь, – доложил я по рации, что была встроена в респиратор.
– Стою, – тут же отозвался тот, проигнорировав мою колкость. – И поторопись.
Понять причину взволнованных ноток и без того обеспокоенного голоса Таонги, понять было делом вполне очевидным.
Достаточно быстро проделав разделяющие нас несколько десятков метров, я наконец-таки выловил из смрадной темени лучом своего фонаря застывшую в напряженном молчании спину Тао. Завидев свет, тот резко обернулся и замахал мне рукой призывая к себе. Что я, впрочем и сделал.
– Гляди, что есть! – с ходу начал тот, не давая мне времени хотя бы на беглый осмотр.
Моему взору предстала не совсем приятная картина. Хотя, возможно, что для этих мест весь этот увиденный нами кошмар был вполне себе явлением обыденным и будничным. Во-первых, поражали масштабы содеянного и то, с какой педантичностью был совершен подход к делу. Если ты хотя бы раз сталкивался с подобной жестокостью, то увидев подобное вновь – с легкостью поймешь чьих рук это дело – бестолковая расправа ради фана, либо же хладнокровное деяние, цель которого известна лишь одному тому, кто это учудил.
– И как ты вот теперь считаешь… Тьфу! – я приподнял респиратор, чтобы сплюнуть накопившуюся слюну. – Фу. Ну и мерзость же ты обнаружил. Только ты мог умудриться наткнуться на столь несусветное дерьмо...
– Ну и? – Таонга с негодованием смотрел на меня, словно бы ждал того, что я ему сию же минуту пролью на сложившуюся ситуацию.
– Что «ну и»? Откуда ж мне знать на кой хрен собачий эти придурошные полулюди полухренпойми кто, рубят друг друга на фарш?.. Ммм, свежачок! – носком своего ботинка я поддел валявшуюся рядом  чью-то кисть и пнул ее в своего друга.
Грубым было конечно же отвечать ему подобным образом, ибо мы прекрасно понимали, что все это дело рук профессионалов. Или профессионала. Что врятли. Или же скорее всего.
– Так что? – раздался истерично-писклявый голос, пронзивший плотную вату моих рассуждений.
– Ах, – с наигранным удивлением откликнулся я. – Ты еще здесь?
– …
– Орудовал резаком, – серьезно ответил я, пиная один из многочисленных останков, оголяя место среза.
***
– И что же ты думал? Что мне удастся сохранить свое, изглоданное обстоятельствами, внутреннее равновесие, покой? Чем обусловлено мое нынешнее поведение? Зароком, что я, когда-то давным-давно, да так давно, что и сам уже не помню, дал его себе? Ну уж нет! Только представить себе стоит столь непревзойденную концепцию этого пресловутого мира, как все твои даже самые сокровенные и, казалось бы, нерушимые понятия о собственной внутренней Вселенной – рушатся, словно химические хитросплетения, что возникают в результате всего того неправдоподобного большинства, что окружает энергией своей всеобщее естество. Ничего удивительного, до сей поры трогательного – не остается в твоей голове. Все прекрасное уже давно изглодано червями будничного, уже приевшегося хаоса и преобразившейся истерии. Что ж…
Немыслимо и до невозможности отчужденно Сод впилился взглядом в небольшую группу угрожающе столпившихся перед ним людей. Их почерневшие от бесконечной грязи и голода лица уже давно не могли выражать ничего, кроме первобытного инстинкта. Их тела источали немыслимое возбуждение и каждый из этой нелепой толпы уже обгладывал косточки пришельца.
Сод не был зол на них, скорее наоборот. Он воспринимал их, как животных, причем, в буквальном смысле. А Сод обожал животину любого рода. А эти хотели банально поесть. А стоит ли ненавидеть существо за его совершенно объяснимую потребность?
«Все мы люди», – промелькнула короткая мысль в голове старателя, чем породила на его морщинистом, уже давно не видавшем бритвы лице, едва заметную улыбку. Горьким опытом Сод научился не демонстрировать свои белые зубы, которые так обожали дикари. Добыча ценилась хорошими зубами и кожей покрытой татуировками, коих у Сода имелось великое множество по всему телу. Сод являлся своего рода одним из тех немногих пионеров старательского удела. Он один из первых, кто начал составлять мировую карту выходов на поверхность с подробнейшим описанием прилегающей местности и прочей полезной информации, что существенно повлияла бы на слаженную работу по добыче руды. Позднее карту перевели в электронный вариант с возможностью правки ее в режиме реального времени. Само собой, что подобной функцией редактирования обладал лишь узкий круг лиц.
Над головой раздался знакомый глухой звук проносящейся вагонетки. Сверху неминуемо посыпалась каменная крошка. Сердце старателя сжалось. На короткий миг ему показалось, что все – это конец. Сотни раз оказываясь на волосок от верной смерти, он всё равно продолжал  улыбаться Ей в сухое морщинистое лицо, слепо веря, что это лишь очередной случай и отличная возможность проявить себя. Сейчас же под ложечкой неприятно посасывало и от этого липкого ощущения никуда было не деться.
С дикарями было по-настоящему страшно. Во-первых: они молчали. За все время, пускай и не столь продолжительное, этой безумной сессии – ни один из них не проронил ни единого звука. Казалось, будто бы они и не дышали вовсе. Разучились. Не было и в их глазах ничего человеческого. Человеческого… Да и «животным» это безумие назвать было тоже нельзя. Это другое. Нечто неподвластное восприятию и пониманию человеческой мысли. То, что попросту не объяснить. Голод – можно объяснить; каннибализм – понять. Но это…
«Это что-то!», – вновь молнией пронзила голову Сода лихая мысль. Неистовая, немногочисленная, но все же толпа, неудержимо, словно под гипнозом, надвигалась на, прижатого к липкой глиняной стене, Сода.
На глубине четырехстах метров с сознанием человека происходит некий переворот. Глубинный слой Земли отсеивает все то, что так долго и упорно тебе навязывало окружение и общество, оставляя лишь твое истинное нутро. Здесь теперь все настоящие.
***
– В любом случае, чтобы здесь не происходило, все это смахивает на бойню, – голос Таонги ощутимо отдалился и потому я невольно обернулся.
Сидя на корточках и повернувшись назад, я чуть было не потерял равновесие и, чтобы окончательно не упасть, ухватился за первое, что попалось под руку. Это оказалась чья-то рука. Позади меня весьма близко раздался знакомый ехидный смешок.
– Рука помощи? – все так же ехидно подметил напарник.
Отшвырнув руку в сторону, я продолжил бесполезно изучать останки.
– Как думаешь: каков мотив?
Вопрос так и остался висеть в зловонном воздухе. Была у меня пара мыслей, которые, может быть, вполне очень даже и пролили бы свет на сие случившееся, но мы попросту замерли. И жаль, что это онемение было не от изумления. Подобное не часто, но все же случается на глубине четырехстах метров. Размеренный гул в голове; нарастающая светлая мысль, за которую ты готов ухватиться… Но, в самый критичный момент она ускользает из твоего поля зрения, буквально растворяясь промеж твоих дрожащих от необъяснимого волнения пальцев. Томный груз непроглядной темноты всей своей нерушимой замкнутостью обрушивается на тебя уничтожая остатки хоть каких-нибудь мыслей.
Сквозь этот лишенный всякого смысла и до невозможности тяжелый шум раздался противный и пронзительный писк. Он тончайшей ярко-синей нитью пронзил темноту, что наполняло пространство-мысли и принялась сеять хаос в этой размеренном и умиротворенном мраке.
– Черт! – выругался я, вовремя спохватившись. – Выруби это дерьмо!
Спустя еще несколько бесконечно долгих секунд, противный писк все же повторился.
– В жизни не думал, что мне однажды может пригодиться, – Таонга скривил рот в подобии улыбки и я попытался его передразнить.
То был своего рода некий будильник. Прибор был прост, как и все гениальное, и крайне эффективен. На глубине четырехстах и более метров с человеческим подсознанием и сознанием в целом происходит необъяснимая вещь – мозг тупо замирает. Словно уходит в режим ожидания. Вполне сравнимо с гипнозом, но лишь на первых его стадиях. Далее этот злосчастный и неведомый науке гул настолько глубоко въедается в пространство-мысль человека, уничтожая тем самым все здравое, оставляя место лишь для инстинктов, коих у любого живого существа не отнять. Да и ведь это еще никому не приходило в голову.
Будильник же срабатывает, когда человек, по воле врятли приятного случая, оказывается без движения более сорока секунд. Толи совпадение, толи инженер, что взводил таймер, решил придать этому прибору максимум символизма, делая акцент на цифре «400».
Попытки изучить природу незримого гипнотизера так в итоге ни к чему конкретному не привели. В итоге это оставили для тех, ну кому уж и вовсе нечем заняться чем-нибудь научным.
– Да уж, повезло.
– Можно.
– Чего можно, Тао?
– И так выразиться, – весьма отрешенно завершил предложение старатель, медленно занося руку за голову, почесав затылок.
– Тогда так и выговаривайся, – поспешил ответить я. При этом вдруг возникло ощущение того, будто бы мысли в голове приделали ноги и сейчас крайне важным стало успеть их озвучить, а иначе… попросту не успеть.
– Я стараюсь, стараюсь, друг. Но, – Таонга виновато усмехнулся и едва-заметно подобрался в плечах, слегка склонив при этом голову на бок, все еще продолжая разминать затылок. – Не всегда выходит, дружок.
– Дружок! – воскликнул я, от неожиданности Таонга так лихо встрепенулся, что чуть было не рассыпался. – Вот оно – стоп-слово «Дружок»! – Вновь выкрикнул я, при этом звонко ударил ладонью себе по бедру, остро ощутив удар даже сквозь плотную ткань комбинезона. Приятно обожгла.
– Спасибо.
– Да будет тебе. Я так уже попадал пару раз с этими «чесотками». Здесь главное резкость.
***
Резкость… В чем бы не выражалось это проявление – оно всегда запросто могло повлиять на исход этого, пускай и невероятного, но все же события.
Таонга весьма заметно повеселел, разве что иногда как-то нервозно стал подрагивать головой, будто бы пытаясь обернуться на неожиданно возникший сбоку от него подозрительный звук, но в самый последний момент понимал, что нет ничего реального, что могло бы действительно отвлечь его.
Активировав циферблат своих наручных часов, я, поморщившись будто бы от внезапно нахлынувшего отвращения, отметил про себя, что мы прибываем в подземелье подземелья уже сравнительно долгое время, а результата никакого толком для себя и не добились.
– Знаешь что? – раздражение едва-едва не переполняло незримую чащу моего, впрочем, тоже незримого терпения.
– Ну ка, – неумело пытаясь изобразить заинтересованность произнес Таонга, при этом основная масса его внимания сейчас была прикована к пропитанной в крови тряпке, что он держал на раскрытой ладони внимательно изучая. Хотя, у меня на тот момент почему-то сложилось впечатление, что он заведомо знал все об изучаемой вещицы и это было попросту риторическим розыгрышем (может это меня и раздражало более всего в данный момент, хоть и я сам того не понимал).
– Находясь здесь, – я сплюнул себе под ноги, словно бы проклиная тот пятачок землицы, на которой в данный момент топтался, – мы рискуем ввязаться в чужой и, что самое главное, совершенно ненужный нам, по крайней мере сейчас, сценарий этих неистовых событий. М? Да ты ж поглянь, какого хрена здесь твориться!
Я замолчал, наивно полагая, что мой давний приятель понимаючи разделит со мной мое вполне себе обоснованное возмущенное настроение, тем самым хоть немногим его разбавив. Но он продолжал увлеченно крутить тряпицу в своих ручищах. Вновь нервозно дернув головой, благо в этот раз уже не столь энергично, как это удавалось ему немногим ранее, и протянул лоскут мне.
– Знакомо?
Все еще прибывая в своих мыслях и образно ведя диалог со своим товарищем, я машинально приял тряпку из его рук и после увиденного все мои визуализированные дебаты оборвало в один лишь миг. На обрывке ткани, пропитанной вполне себе еще относительно свежей кровью, был изображен символ старателя.
***
– Сод… Сод. Тебе необходимым нужно прийти в себя. Ты слышишь меня, Сод? Ответь!
Перебитая рука старателя безжизненно свисала вдоль туловища. Тело его мерно раскачивалось в такт пульсирующей в голове одной лишь мысли, что раскинулась в пространстве-мысли Сода, безмятежно существуя в своей новой обители.
– Каким же странным. Странным все кажется. Теперь! Особенно теперь. – Сод игнорировал все еще работающую каким-то чудом радиостанцию, которая уцелела после нападения дикарей. Один из них, ныне валяющийся с наполовину обрубленной – плазменным резаком, головой, норовил разгрызть ее своими гниющими зубами. За что и поплатился первым делом. Далее он уже «платился» своими конечностями лишь за то, чтобы утолить, невесть откуда взявшуюся, жажду крови Сода.
Орудие убийства – оно же и спасения, что старатель сжимал побелевшими от напряжения костяшками пальцев левой руки, выплюнуло последнюю порцию контролируемого термоядом агонита и окончательно погасло. Темнота в тот час же накинулась на старателя, принявшись неистово терзать его измученный разум.
Натренированный постоянными перегрузками, кои уже являли собой совершенно будничный характер, мозг пионера сталкерского ремесла оказывал рьяное и, короткими мгновениями, вполне себе уверенное сопротивление тому титаническому давлению, что оказывал мрак.
Но это происходило лишь рефлекторно, по инерции. Мозг просто напросто откликался совершенно логическими сигналами. Всего лишь инерция… Темнота продолжала наполнять своим бессмысленным существом чужака вторгшегося в ее владения. Несокрушимая логика действий Тьмы гипнотически воздействовала на ход мыслей, а процесс размышления лишь усугублял процесс наполнения.
Широко раскрытые, в виду сгустившейся тьмы, глаза Атмосферного (именно такую фамилию носил старатель и лишь только одному ему она была известна из ныне выживших после той нелепой катастрофы. А имя известно лишь автору этих строк. Останется оно навечно в мыслях его едва-заметным энергетическим  облачком дрейфовать в несуществующих потоках эфира. Не более) смотрели без всякого смысла. Мозг старателя издал последний импульс, после чего пальцы руки Сода разжались и бесполезный теперь плазменный резак, которым тот буквально несколько минут назад так мастерски разделывал в фарш выкидышей подземной галереи, совершенно бесшумно коснулся  глины под ногами.
– Все свелось к абсолютному нулю, –  слова старателя прозвучали глухо, словно сквозь вату и он медленно побрел вникуда. – Руки мои, что сотворил невидимый дух – обнимают тебя, ощущая фалангами пальцев совершенство – Ничто. Под ногами моими – грязь. Меня уже нет. Я всего на всего пепел, что разнесся во тьме.
– Сод..! Сод..! – эхом, уже далеко позади, раздавался отчаявшийся голос из рации, что была завалена под грудой останков напавших на старателя, бывших когда-то людьми, голодных существ.
Сод остановился. Видимо неискоренимые привычки все же смогли повлиять на него, пускай хоть таким образом. Голос позади продолжал неистово сигнализировать, то и дело срываясь на хрип. В мгновенья затишья, слышно было, как оператор отпивает воды, отмалчивается несколько секунд, давая голосовым связкам впитать живительную влагу и, уже вновь окрепшим голосом, продолжает посылать сигналы, стоически перенося молчание динамиков его наушников.
– Ты же понимаешь, – повернув голову, коротко ответил Сод улыбнувшись себе самому уголками потрескавшихся от сухости губ. Здоровой рукой он коснулся предплечья перебитой руки, поморщился.
***
Невесть откуда взявшиеся, идущие строго параллельно основным туннелям, лазы, наводили неведомый страх на обитателей верхнего уровня.
Невиданный страх. Совершенно необъяснимый, от того и никем не обузданный. Ни одного живого свидетеля субподземного мира, ни единого доказательства. Как итог: выдуманная массами легенда (к сожалению, совершенно правдивая. Что называется – величайшее совпадение. Хотя, может быть, что скорее всего, логический вывод на ситуацию с постоянно пропадающими безвести людьми. И в большинстве своем это оказывались старатели).
На глубине четырехстах метров под землей (кстати, к слову говоря – отсчет ведется от главного туннеля, что огибает по окружности (без каких-либо искривлений направления) остатки планеты Земля и по форме своей напоминает овал)) с разумом человека и в самом деле начинает твориться что-то неладное. Помешательство, помутнение и прочая ересь наполняет мысли, подчиняя себе полностью все естество здравомыслия. Если рассматривать данную ситуацию со стороны (при этом обязательно будучи облаченным в скафандр с замкнутой системой подачи воздуха), то светлый ум оказывается отравленным неведомыми науке подземными газами, что миллионы лет скапливались в прослойках тектонических плит. Плюс ко всему влияние сверхвысоких температур с поверхности; загадочные туннели, что возвели далеко не инженеры и гуру геологии. А ведь каждый метр истинного туннеля прокладывался далеко не бездумно, учитывалось абсолютно все: прогнозированное движение плит; смещение плотности грунта на данном участке; давление гор и массивов и порче прочее… Каждый из этих многочисленный факторов имел за собой свой эффект в случае его воссоздания. Одно – влекло за собой следующее. Все это(!) необходимым было учесть и предвидеть один единственный и, что самое главное – правильный вывод – копать дальше или же не копать.
И человек копал! Фанатично вгрызался в и без того изнасилованную почву планеты меняя постепенно, по мере роста туннелей, плотность нашего практически идеально круглого обиталища.
***
– Однажды все это прекратиться. Весь этот сыр-бор попросту остановит свое тленное существование. Нужно просто идти… идти вперед и не смотреть по сторонам и уж тем более – не мне тебе говорить – не оборачиваться!
– Старое доброе диггерское правило, – безразлично ухмыльнувшись, произнес Сод, вяло шаркая ногами, оставляя после себя незримые борозды.
– Да. Да, – тут же отозвался старателю голос очень похожий на его собственный, разве что с немного другим оттенком. Просто другим.
В этот самый момент Сод подумал совершенно тоже самое: что-то здесь не то. Но никак не мог он понять этого изменения до конца. Хотя особых усилий ему приложить попросту не удавалось. Впрочем, это было бы совершенно бесполезным занятием.
– Останавливаться никак нельзя, понимаешь? – вновь, но в этот раз более взволнованно произнес голос. – Ты и так провел без движения слишком долгое время. Слишком. Двигайся! Создавай шум вокруг себя. Тишина губительна.
– В конце концов я сожгу весь кислород в этой прямой кишке.
– От воздействия тишины ты сойдешь с ума раньше, – казалось, будто бы голос запыхался и ему то и дело приходится озираться, – забудешь как дышать и тогда уже будет все равно.
– Кому? – старатель кашлянул, от чего дыхание его сбилось и стало уже не таким ровным, как было. – Я существую лишь по инерции.
По всей видимости, человека, что уже обрек себя на смерть – насквозь, вплоть до самых сокровенных уголков его подсознания, о которых и сам даже не помышлял – переубедить становиться делом совершенно непостижимым.
***
Нахмурившись, да так, что брови заболели, я подошел к Тао и принял из его рук кусок ткани с пришитой на ней нашивкой. Подобный шеврон украшал и мое плечо, разве что тот, который я видел перед собой, был старого образца. Плотная вышивка выполненная в форме гексагона, содержала в себе изображение кайло, клюв которой был вышит золотыми нитями (старательское поверье. Вроде бы как на удачу, чтобы улов всегда был). Рукоятку инструмента матерые сталкеры делали из теодолита – прочный и жароустойчивый материал.
Конечно же, киркой практически не пользовались и этот древний придревний инструмент, на замену которому пришли позитронные сверхчувствительные дробители, гидрокомпенсированный плазморез (он же резак) и, конечно же, рукоятка. Рукоятка являла собой, пожалуй, самое распространенное орудие добычи. Постоянно ломающиеся и от того приводившие в неистовое бешенство любого, кому довелось иметь дело с этой стервой. Но это наиболее необходимый инструмент из всех вместе взятых. Рукоятка имела кучу недостатков, но все они меркли на фоне ее истинного предназначения.
Подняв на Таонгу взгляд полный вопросов, я кивнул ему головой, на что тот лишь пожал плечами. Вздохнув и постучав шевроном по ладони, я встал, отряхнул с колен налипшую незнакомую землю и предложил двигаться дальше.
– Какова глубина, дружище? – поинтересовался я, спустя шагов триста молчаливого шествования.
Таонга, поравнявшись со мной, выпучил на меня свои наполненные удивлением глаза.
– 714, – спустя короткую паузу ответил тот.
– Относительно…
– Очень смешно, – осек меня Тао, сбрасывая настройки на своем наладоннике.
– Послушай, – меня вдруг разобрало на поболтать, чем я вызвал новую волну удивления у напарника. – Как считаешь – откуда взялись эти, или же этот, ходы, м? Ты же ведь обратил внимание на форму выкопа? Идеальной окружности потолки и стены. Плоский лишь пол. Видимо от того, что изрядно притоптан. Кстати, здесь куча следов. Разных. При том некоторые есть в поперечном направлении. Местные гномы умеют ходить сквозь стены что ли? – Не успев закончить поток своих бесполезных (в большинстве своем) домыслов, мы одновременно остановились как вкопанные, уставившись друг на друга.
– Параллельные ходы, – тихо, будто бы боясь быть услышанным, произнес Таонга.
– Возможность их существования, – подхватил я, последовав примеру друга, так же припав ухом к стене.
– Именно! – прошептал тот, глядя сквозь меня.
– Ну мы и придурки. Слушай, ладно. Погнали дальше.
– Хотя предположение вполне себе может оказаться оправданным.
– Интересно же чем? Тем, что эти одичавшие, выжившие из ума от поедания собственных экскрементов, ханты, мать их итить, решили воссоздать под землей земли обосранный мегаполис? Я тебе так скажу: этот туннель, по которому мы с тобой сейчас топаем, рано или поздно выведет нас к одному из новообразований, что возникло в результате катастрофы. Пористый шоколад ел? Пещера. Вот в одной из таких пещер эти существа и разбили свой лагерь. У них там есть вода. Целые озера! А знаешь, сколько таких пастбищ по всему куску планеты?
– …
– Много. Тысячи! А они ж как цыгане – кочуют с места на место. Чуют они эти озера что ли, не пойму… Хотя… А знаешь, наводит на мысли, да?
– Ключевое слово «наводит», а точнее «наводят».
– То-то и оно!
Когда идешь по подземному туннелю несколько часов подряд – начинает казаться, что ты попросту шествуешь по одному и тому же замкнутому, словно бы кругу, месту. Одно с другим буквально не сходится у тебя в голове: один, не меняющийся ландшафт вокруг тебя; одна и та же картинка. В какой-то момент даже начинаешь верить, что ты угодил в некий магический лимб, круговорот одного и того же и тебе предстоит идти здесь, до тех пор, пока ты не сойдешь с ума окончательно, чтобы хватило безрассудства убить себя или же…
Невольно, я стал коситься на напарника. В мою и без того тяжелую голову закралась одна нелепая совершенно мысль, принявшись безудержно и до безобразия безкотрольно подрывать мое, как выяснилось, довольно-таки шаткое самообладание.
Все началось с того, что я, в моменты совершенно бесцельного подсматривания на своего друга, стал подмечать то, что каждый раз, в моменты моего внимания, что я обращал на него, движения его словно бы повторялись. По началу, списывая его своеобразное почесывание лба и то, как он поправляет маску-респиратор, на пустяковое совпадение и привычку человека – я не придал всему этому особое внимание. Но когда это стало повторяться из раза в раз..! И мало того, все это повторялось именно тогда, когда я удостаивал его внимания. В этот то самый момент я не на шутку занервничал. Стало казаться, что я схожу с ума. А ведь обезумев окончательно, одному богу известно, на что мы становимся способны. А где гарантия того, что именно сейчас не сходит с ума мой старый и верный приятель?
  – Релукт, брат? – тысячами иголок сгустившаяся вокруг нас тишина осыпалась мне на голову. От чего я невольно вздрогнул и не сразу понял его вопроса. – Релукт, да? – Вновь, с той же будничной интонацией произнес Таонга. Луч его фонаря по прежнему упрямо светил вперед, предательски растворяясь во тьме, которой,  конец, казалось бы, не наступит уже никогда. Хотя, может и наступил уже давно и для нас двоих, а мы этого все никак не могли понять.
– Хех, – усмехнулся я, всеми силами пытаясь придать своему голосу совершенно беззаботную интонацию, – он самый. Видимо, у тебя тоже самое, раз ты спросил меня об этом. – Я отступил на шаг от Таонги, стараясь сделать это как можно незаметнее. Но тот, похоже, все же обратил на это внимание, укоризненно покачав головой.
Релукт – понятие, возникшее среди тандема путешественников, где бы им не приходилось совершать совместное шествие. В результате долгого и изнурительного похода, когда приходится прибывать в унылом молчании (а такое обязательно случается, в особенности, когда впереди не видать просвета, ни буквального, ни фигурального), рано или поздно у одного из путешественников случается так называемый релукт – идеальная схема воспроизведения минувшего в будущем события, с возможностью его обязательного (так как чаще всего любой релуктированный вывод являет собой параноидальную версию, от чего ошибочную) предотвращения. Рассматривая релукт с точки зрения настоящего времени – мы становимся свидетелями возможного события, которому не суждено было возродиться в настоящем мгновении. Данное событие (каким бы он ни было) так и остается существовать лишь в мыслях того\тех, кто задумал его притворить в конкретное действие.
– Наличие подобных связей в клетках головного мозга не подтверждено научно. Остается уповать лишь на некие сфузоиды – не так давно, гипотетически выявленные клетки, что возможно располагаются в нейролептических макроклетках, путем прикрепления к ним некими ценноидами – нити, что возникают в результате работы мыслей в режиме, так сказать, фантазий и подключения фонического воображения. –
Таонга многозначительно замолчал, при этом я все еще слышал, как из динамиков его респиратора доносилось невнятное бормотание.
– Врезать бы тебе, – раздраженно добавил я, при том про себя добавил, что врятли бы у меня поднялась рука на него. Чтобы он не совершил по отношению ко мне. Затем я усмехнулся и в этот самый короткий момент усмешки, меня, словно вспышкой озарило, развеяв тем самым мое донельзя упадническое настроение. Я смог узреть воочию в своей голове просвет нашей компании. Некая надежда на счастливый финал?
Всплыло в памяти, совершенно неожиданно, сто лет не вспоминал, момент первой нашей с Тао встречи.
– Никогда не забуду, – сквозь смех произнес я, – как ты, словно ополоумевший до крайности чингачгук, вылетел на меня пулей из своей капсулы! С этой палкой еще…
– То не палка была никакая, а технология! – глаза Таонги улыбались.
От неожиданного приступа смеха, мой организм принялся неистово кашлять. Из-за чего я побоялся, что тем самым испорчу мембранные фильтры. А у нас их осталось всего ничего.
– Да уж. Высокотехнологичное приспособление по надеранию задниц, – набрав полную грудь воздуха, я задержал дыхание и снял маску принявшись внимательно изучать фильтры. Не сговариваясь, Таонга протянул мне свежий. Я отрицательно покачал головой и он убрал его обратно. – Так что за научный бред ты там нес? – Расправившись с респиратором, фильтры которого оказались еще более менее, поинтересовался я, прилаживая маску (она неприятно натирала лицо в некоторых местах из-за попавшей в нее земли).
– Нас одолел релукт. Не обижайся, друг мой, но ты первый поддался под его влияние и далось тебе это крайне легко. Я вынужден был быть на чеку. Все дело в том, что как только я стал отмечать про себя твое поведение, характерное этому пагубному воздействию, я начал сомневаться в себе самом. Понимаешь? Я стал ждать от тебя действий в свою сторону. Своеобразная паранойя.
– Тогда чем же ты в этот момент отличался от меня? Ведь ты не мог быть уверен на все сто, что тебе самому это все то, что ты видел во мне, не показалось, м?
– То-то и оно, брат! Воистину ты прав. Я усомнился в себе самом куда больше, нежели в том, что видел, глядя на тебя.
– Но тем не менее…
– Тем не менее, я попросту решил отвлечь свои мысли и принялся рассуждать, вспоминая свои одни из последних лекций, что давал студентам на спец подготовке.
– Тебе стоит внести еще одну дисциплину в свое преподавательское угодье. Искусство самообладания на глубине четырехстах метрах.
– Боюсь, что эту дисциплину можно освоить лишь будучи экспериментальным практикантом.
– Ну да. Имея при этом лишь одну попытку
Таонга вдумчиво уставился в пустоту, разбавленную лишь лучами наших фонарей, свет от которых неизбежно растворялся вдалеке этого бесконечного туннеля. Хоть его лицо и было скрыто респиратором, все же я смог распознать в его мимике некую загадочную улыбку, которой он обзавелся за время нашей с ним разлуки (видимо, сказалась его преподавательская деятельность, которая, как выяснилось, требовала от него многого времени, которое необходимым было проводить в раздумье и осмыслении всего того, что он успел наговорить абитуриентам).
– Знаешь, Ген, – вкрадчиво начал тот, коротко взглянув на меня, – я тут вспомнил, только прошу тебя не высмеивай мое новое и совершенно безобидное влечение, ладно?
– Эм, – опешил я, не на шутку перепугавшись (в виду прошедших то событий…) хоть как-то задеть своего товарища, – да, да, конечно! Я одно сплошное ухо.
– Замечательно. Так вот, давеча я проводил занятие, ну, или же лекцию – называй это как угодно…
– Впрочем, неважно.
– Да, да! Именно неважно. В общем, я решил несколько отступить от основной тематики дня, – Таонга замолчал, уставившись на меня, затем, убедившись, что меня в общем-то совершенно не интересует то, о чем именно была основная его лекция, продолжил. – Я позволил себе некую импровизацию мысли, знаешь. Запустить некий поток совершенно необузданных рассуждений. Дать пинка творческой мысли. Но только не подумай. Творческой науке, понимаешь?
Конечно же я абсолютно ничего не понимал на данный момент, но, во избежании излишеств его разъяснений, несколько неуверенно закивал головой в знак согласия.
– Я принялся рассуждать о несколько странных и весьма необычных, с научной точки зрения, вещах. Чтобы узнать как прицепить моторчик к богемному жуку (у таких жуков наибольшие количества хитина в задних лапах – это им нужно для того чтобы из ила выталкивать перламутровый рубин, от того то они и богемные), я взял дедову книгу. Она называлась «Четырех, шести и восьмилапые братья наши». Так вот, там описывался механизм на основе нефтяной карамели, она очень прочная и достать ее можно лишь у ганомов на нижнем рынке категории м4…
Конечно же все то, что я только что озвучил я взял из своей головы совершенно спонтанно. При всем при этом, я мог объясниться за каждое свое слово, хоть это и являло собой чистейшую выдумку. Но ведь это, по сути своей, целый выдуманный мир, со своими собственными законами, теориями и практиками. В общем, мне важна была реакция. Ты же должен понимать, что все это(!) сказанное мною молодые умы восприняли совершенно серьезно и адекватно, при всем при этом отдавая себе отчет в том, что это лишь полет фантазийной мысли.
В этот момент они принялись неудержимо совершенно рассуждать, строить гипотезы, пускай и ничем не обоснованные, но все же! Тут и там, из разных уголков аудитории сыпали вопросы, тут же зарождались ответы, которые, в свою очередь, порождали целый ряд других вопросов… И тут я понял, что мне удалось запустить механизм…
– Так что же случилось после всей этой твоей вакханалии? – поинтересовался я, параллельно с этим вглядываясь, до боли в глазах, в непроглядную темноту, в которой, как мне казалось, мне удалось что-то разглядеть.
– Да ничего, собственно, – совершенно буднично ответил Таонга, – прозвенел звонок… Ты чего там увидел?
***
– Если четыреста лет назад все это, – Роукор размашистым жестом рук окинул собравшиеся вокруг него камни, – напоминало лишь третью сюиту достопочтенного Иоганна! То в нынешнее время… – Старик замолчал, утер сухой ладонью морщинистое лицо и, лукаво прищурившись, устремил свой взор…
– Роукор! – плотную занавесу вдумчивой тишины нарушил один из камней, что, как позже выяснилось, покоился в самом центре каменной кучи. – Роукор! Знаешь, мы тут с парнями посовещались и решили, что нам и здесь вот совершенно неплохо себе лежится. Так-то вот.
– Да-да! Неплохо! – словно по команде раздались клокочущие каменные голоса.
– Да… Неплохо, – отрешенным голосом произнес старик, все еще продолжая настырно буравить взглядом пустоту туннеля. – Полно вам! – вдруг оживился старик. – Вы всего лишь куча камней! Вы и разговаривать то толком не умеете. А ну-ка! Болваны! Поинтересуйтесь по своим каналам не идет ли кто или что по этому направлению?
Для верности, старик пнул ногой один из валяющихся под ногами камней и, стиснув зубы от боли, шагнул за линию света, что лежала на каменистой земле источаемая уютно потрескивающим костром. Камень выкатился за пределы теплого света и, ворча, покатился обратно, ближе к теплу и своим.
– Не знаю, – спустя время столь малое, что и дров подкинуть пока что еще не пришлось, ответил один из камней, – по нашей тропке тишина. А там далее глина начинается, так что, дед, это тебе еще далее пришелец чудится. Пади у ней и поинтересуйся.
– Ишь! Хитрые какие! А костер кто поддерживать будет? Вы? –раздраженно выпалил Роукор. Видно было, что каменюги его уже не впервой сбагрить пытаются. Стариков никто не любит.
– Нас много, – единственный более менее весомый, но все же по сути бесполезный аргумент, привел камень. И то, видимо, от отчаяния и обиды (дед частенько пинал, да и не только).
– А меня зато мало! И все огонь! – парировал дед, принявшись пинать взбунтовавшуюся в очередной раз кучу ногами, совершенно позабыв о том, зачем так пристально его вдруг приспичило всматриваться в непроглядную темноту туннеля.
Когда улеглась вся эта действительная какофония и все камни, что разлетелись благодаря усилиям безумного деда и его еще более безумных ног, улеглись на свои места, место, освещенное костром, вновь окутала привычная для всех ее необычных обитателей уютная тишина, разбавленная лишь редкими будничными звуками. Немногим осмелев и убедившись, что Роукор вроде бы как успокоился, принялись потихоньку шушукаться между собой, обсуждая в основном конечно же минувший припадок единственного человека на ближайшие несколько десятков мучительно долгих километров.
– Что ж, парни, дед то совсем ополоумел, – несмело начал один из камней, который, к слову говоря, и являлся всякий раз самым отчаянным провокатором человеческой нервной системы, – с камнями разговаривает. Видали? Это ж надо так!
Каменюги только этого и ждали – новой почвы для постройки одних и тех же (чаще всего) рассуждений. Хотя, в основном это были обсуждения. Объектом их обсуждений был Роукор. Но в этот раз камень подкинул совершенно инновационную и донельзя простую, удивительно закономерную в обращении своем, идею – Роукор сумасшедший. Как же это просто было принять и начать обсуждать это. Если бы эти камни думали, что они могут дышать, то они бы вздохнули с облегчением и, набрав полную грудь, как говориться, воздуха, принялись бы изливать друг на друга свое, несомненно индивидуальное, мнение. Впрочем, нечто подобное и произошло. Каменная куча завибрировала по нарастающей, казалось, от гомона непрекращающихся дебатов и бесед, куча вот-вот развалится.
Из всего этого обсидианского сброда, вдумчивое молчание хранил лишь один самородок.
– В смысле, думает, что с камнями разговаривает… – Вымолвил тот самый самородок. Его, едва слышимые мысли, которые он имел неосторожность озвучить несколько громче, нежели ему доводилось это делать ранее, услышала вся куча и вмиг замолчала.
Молча стоял и Роукор, по-прежнему напряженно продолжавший вглядываться в незримую пустоту туннеля. Старик, хоть и разглядывал тщетно пустоту, но все же краем уха вслушивался в разговоры породистых камней. Он едва-заметно улыбнулся уголками потрескавшихся губ.
– Что только не происходит с разумом на глубине четырехстах метров, – пробубнил чуть слышно старик и продолжил рассматривать пустоту. 
***
Часто, да. Пожалуй, что даже слишком уж часто в голове стали твориться вещи, мягко говоря, необъяснимые. Иной раз, порою и вовсе складывалось впечатление того, что нечто совершенно неподвластное человеческому пониманию, самовольно, я бы даже сказал, нагло, беспрепятственно проникает в разум и сеет в нем это самое нечто. По началу выдавая себя за, так сказать, своего паренька, эта неведомая и чужая (!) мысль начинает плодить себе подобных в совершенно разных интерпретациях. А ты — человек, безвольно думающий (к великому сожалению) на тот момент, разинув рот лицезреешь весь этот хаос.
o Совершенно ничего не предпринимая, дабы прекратить сие своевольство.
o Именно! – согласился я, продолжая все еще всматриваться в непроглядную толщу тьмы этого, казавшегося уже бесконечным, перехода.
o Мысли в слух, Ген? – совершенно буднично поинтересовался мой приятель, который, воспользовавшись незапланированным простоем, увлеченно колдовал над своим наладонником и, на свой привычный манер, высунув язык, забывая его убирать, когда нужно было что-либо ответить.
o В смысле? - тут же отозвался я и в тот же миг с ужасом поняв, что самая первая реплика тембром голоса совершенно отличалась от голоса Таонги или же моего собственного.
o Знаешь, Тао, – продолжил я, решив все же не придавать этому инциденту значения собственного и уж тем более не озвучивать это своему товарищу, – думаю, нам следует прибавить темп. Мне показалось, что впереди я заметил отблеск. Знаешь, на вроде тех, что отдает костер, играя переливами света и тепла на стенах пещер.
o Костер впереди заметил в общем, – подытожил Таонга, выключая наладонник. – Ну, тогда пошли скорее, друг мой и выясним наконец откуда же взялись дрова на разведение в этом месте подобного чуда.
Таонга встряхнул рукой, сбрасывая тем самым первичные настройки своего портативного компьютера (едва-заметные искорки мерцианита, медленно порхая, осыпались с монитора, растворяясь в воздухе не успев достигнуть глины под ногами), повернулся ко мне, одаривая своей безукоризненной улыбкой, похлопал по плечу и зашагал впереди меня. Мне ничего не оставалось, как последовать за ним.
o Считаешь меня тупым, да? – поинтересовался я, когда мне наконец-таки удалось с ним поравняться. – Думаешь я галю от очевидного не отличу?
o Друг мой, – максимально дружелюбным тоном начал тот, – с галей в этих местах подход индивидуальный должен быть. Пока ты рассматривал кострище так увлеченно, я взял на себя смелость просканировать фон твоего мозга. - Он замолчал, выжидая паузу, которой, по всей видимости, должен был воспользоваться я по его мнению. Но надежд, на этот счет, я не оправдал. Посему он продолжил вещать дальше. – Сканирование показало...
o Две полоски? - не сдержал себя я, перебив товарища. Тот нахмурился совершенно не оценив хохмы.
o Показало цвет насыщенно-фиолетовый, что говорит о том, что в голове твоей неладное твориться. Буду честен с тобой...
o Что ж, самое время. - Мы продолжали двигаться вперед и чем дольше мы шли, тем я отчетливее различал отблики несуществующего костра впереди. Хотя, впрочем, если бы он и существовал даже (в чем я уже начал сомневаться), то уж никак я не мог видеть никаких отбликов. На таком-то расстоянии!
o Перед нашим с тобой уходом, со мной связался доктор, что проводил твой осмотр после аварии и попросил меня приглядывать за тобой. А все потому, что ты головой не хило приложился. Да и не один раз.
o Провел бы сканирование тогда он сам.
o Он и провел. А когда узнал куда мы с тобой направляемся, велел прозондировать еще раз. Скинул мануал, что-то еще... Я, честно говоря, послал его с этой его просьбой. Ну ты сам понимаешь: бред же. Ну просканирую я тебя и дальше что? Меньше знаешь — крепче спишь. Но когда ты сам себе вслух ответил, то я решился.
o Типа странным показалось?
o Именно.
o Можно подумать ты сам с собой никогда не разговариваешь, – буркнул я, о чем тут же пожалел, ибо понял, что начинаю оправдываться.
o Разговариваю. Ген, но сколько я тебя знаю — ты ни разу мысли свои в слух не то, чтобы не озвучивал — ты никогда не отвечал на манер, будто бы рядом с тобой тульпа.
o Черт! – выругался я, сплюнув при этом себе под ноги.
***
Мысли… Мысли, порожденные неистовою скверною, вселяющие в человеческий разум всякое неподвластное смятение, неумолимо приводят к погибели. Всем известная наука, друзья мои. Известная всем. Не так давно воссозданная Творцами, что колесят на своих металлических колесницах, движимые голубым пламенем. Эти управляемые кометы во истину единственные повелители бывшей планеты…
Старик все продолжал разговаривать. Слова его взахлеб произносимые – исчезали в кишке туннеля, поглощенные его же темнотой. Слышен был лишь его голос: осипший от постоянных, невесть откуда берущихся, потоков пыли, которых Роукор называл вестниками новых бурь, подразумевая видимо под бурей некие, ведомые лишь ему одному, изменения. Так называемые изменения (опять же таки со слов Роукора) старик видел абсолютно во всем, что происходило в туннеле на том нестерпимо маленьком участке его обиталища.
Незначительный порыв застоявшегося здесь уже который год ветерка, привел старика в застопорившееся где-то между вторым и четвертым шейными позвонками удивление. Его вдохновляла его же собственная фантазия. Всегда. Иначе он бы попросту сошел с ума. И удалось бы ему это по-настоящему обезумев, потеряв всякую способность здраво мыслить, утратив при этом банальнейшие привычки человеческого быта. А так он стал лишь чудаковатым (если рассматривать со стороны, опять же таки, некоторые моменты). Но хватит ли смелости той мысли, что зародилась в неведомой здравомыслящей голове (!), сформироваться в слово слышимое, назвав Роукора сумасшедшим, после того, что ему удалось предвидеть?
Изменение в потоке застоявшегося воздуха…
Роукор, закончивший вещать свою будничную лекцию своим каменным преданным (так ему более всего нравилось думать, добавляя при этом, не позабыв хихикнуть, приставку «тупым»), но, как говориться, верным друзьям, привычно уселся перед костром (к которому, к слову говоря, он уже успел достаточно привыкнуть, но в последнее время его и самого уже все чаще и чаще стал посещать вопрос касаемый его существования и поддержания) и, грустно вздохнув, принялся созерцать гипнотическую , постоянно меняющуюся анимацию языков пламени.
Только было старик засобирался встать и отойти в сторону по совершенно обыденной человеческой нужде, как языки яркого пламени изменили структуру своего привычного колебания. Бутон огня сместился в сторону, вернувшись в привычное для него положение. Затем, спустя короткую паузу, сместился вновь. Старик было испугался, что пламя пытается покинуть его. Подошел к нему совсем близко, едва присев на корточки и расставив в стороны свои худые руки, как бы не давая возможность огню прошмыгнуть мимо и, тем самым скрыться в неизвестном направлении. Когда Роукор окончательно понял, что полюбившееся ему пламя вовсе и не намеревается даже покидать его, он вновь уселся подле него, продолжив, но уже более вдумчиво, наблюдать за волнениями живого огня.
Просидев так примерно (ибо время приобрело довольно-таки абстрактный характер в виду катастрофы, благодаря которой произошло смещение не только магнитных полюсов бывшей планеты, но и тектонических металлосодержащих плит, что в купе своей и повлияло на аномальное течение времени в некоторых участках почвы) с пол часа, старик неожиданно (даже для самого себя) хлопнул себя по морщинистому лбу сухой ладонью, вскочил с места, подбежал (ну как подбежал..? Там пара метров всего. Подскочил, аки старый полоумный сайгак) к нервозно замешкавшейся куче камней, поставил на них одну ногу (чем вызвал немало возмущений) гордо задрав подбородок, ткнул пальцем в небо и величественно произнес:
–  Изменения в Мироздании!
В играющих от едва-заметного и неощутимого черствой старческой кожей ветерка языках пламени старик воистину смог распознать действительные изменения в лице идущих в его сторону старателей. Сталкеры, открыв дверь в техническое помещение, запустили поток ветра, что спустя лишь время смог настигнуть обиталище Роукора.

«Обиталища» – так стали называть временные («временные» – слово, что утратило всякий смысл столь стремительно, насколько только могли себе позволить это силы Вселенной) прибежища одиноких скитальцев, наспех сооруженный кров (который, к слову сказать, всегда отличался исключительной мягкостью и теплотой, которой был всецело пронизан), расставленные чучела на подступах к стоянке бродяг (чаще это не более одного-двух чучел, при том те вещи, в которые были выряжены пугала были сняты с умерших, либо же убитых людей). Таким образом всегда можно было определить, что и кто тебя ожидает буквально через пару тройку сотен метров.
Бродяги всегда таскали с собой урановую руду, закатанную в свинец. Складывали ее по среди своего обиталища на манер костра, закидывали горной породой, какая была под рукой и… ждали, что будет дальше. А «дальше» по обыкновению ничего не происходило и бесцельное путешествие возобновляло свой ход.
Не так часто, но все же попадались в подобных червивых норах небольшие груды, аккуратно разбросанных, камней. Иной раз подобные кучи служили последней стоянкой для странника. Со временем между ними возникло нечто вроде негласной традиции: хоронить их тела под этими же самыми камнями. Видимо, так уж у них повелось: сначала наваливать груду камней, а уж потом только придумывать, что же с ней делать дальше. Но не только самим путешественникам приходилось встречать на пути своем спящие вечным сном обиталища. Довольно часто (пожалуй чаще, чем кому-либо еще) тела странников находили старатели, которые в свою очередь, совершенно не брезгуя, хоронили тех, как подобает традиция.

Роукор был вовсе не ленивым человеком (как с легкостью о нем мог отозваться всякий повстречавшийся с ним человек), просто ему не всегда везло иметь в своем и без того скудном запасе хоть какую-нибудь обветшалую тряпицу.
Конечно же и в этот раз он оборудовал свое обиталище по всем правилам и канонам страннического дела. Разве что, так называемое чучело у него представлялось лишь куском арматуры чудом попавшееся ему на глаза.

***
Атмосферный мечтал об одном: выбраться; мотнуть время вспять и, проклянув себя за данную ему природой  одержимую любознательность, пройти мимо этого треклятого колодца. Колодцем старатели называли неисследованные ими места подозрительного (как они любили выражаться) вида и, как правило, туда особо не лезли. Под разряд «особо не лезли» Сод совершенно не попадал – если большинство старалось не совать свой пытливый нос во всякого рода непривлекательного вида колодца, то Сод и не старался вовсе этого делать. Операторы изрядно мучились с ним. Так уж повелось, что на одного старателя идет в комплекте один оператор, который сопровождает старателя и днем и ночью (хоть Ночь и покинула нас навсегда, человек все равно хоть раз в день да о ней вспомнит. Мы так привыкли. Вспоминается дом) и неустанно ведет того по заранее оговоренному маршруту. Чаще всего в лице оператора выступал хороший знакомый, человек, в общем-то говоря, исключительной надежности. С Содом дела обстояли несколько сложнее. С ним не то чтобы отказывались работать (ну да, у него никогда не было своего постоянного оператора. Да и вообще в туннелях сложилось как-то само собой: в Управление приходят два человека и заявляются в общей базе данных (ОБД), как старатель и его оператор), это было попросту делом зачастую невыносимым. Сод всегда молчал. Ни разу его не видели в операторской, сгорбившегося над большой картой и до поздней ночи обсуждая бесчисленное количество схем и ответвлений по которых было бы проще всего и, что главное, безопаснее выбраться на поверхность. А уж на поверхности все зависело целиком и полностью от сталкера. Тем более, если учесть рандомный метод в выборе локации вагонеткой (кстати, стоит отметить тот факт, мало того, что принцип остановки оброс многочисленными легендами и слухами, так теперь за это дело всерьез взялись скудные остатки видных умов планеты (видимо, от скуки). Если же выражаться языком максимально простым и более доходчивым, то теория вероятности приобрела облик продолговатый и довольно-таки извилистый. Поначалу Сод «прославился» тем, что пешком (!) отправился до ближайшей точки выхода на поверхность. Как выяснилось несколько позже, Атмосферный работал в туннелях; он был путейщиком и потому всегда имел при себе диэлектрические боты класса М019. В такой обуви ходили работники завода производившего ЖКЭЛ (жидкокристаллическое электричество). Но прославился он не тем, что пешком, пускай и в навороченных ботах, отправился на поиски точки выхода. Заговорили о Соде уже тогда, когда он не разменял и первой сотни километров своего шествования.
Пролетавшая мимо него на бешенной скорости вагонетка, управляемая, тогда еще не очень опытным, но подающим все же большие надежды, старателем по имени Вячеслав Паномаев, вынуждена была применить экстренное торможение, чего в туннелях делать, собственно, и вовсе запрещалось.
Так как с места старта Славиной вылазки расстояние выдалось нестерпимо малым, от чего вагонетка физически не могла набрать привычную для таких путешествий сверхзвуковую скорость и лишь благодаря этому (или не благодаря) Паномаеву и удалось различить ссутулившийся силуэт, мерно вышагивающего, как ни в чем не бывало, Атмосферного. И все бы ничего, если не забыть учесть тот факт, что шагал Сод по потолочной части цилиндрической формы туннеля. Сод знал, что ближайшие пятьсот километров ему обязательно повстречается на пути лаз на поверхность и еще он знал, что совершенно не боясь быть сбитым вагонеткой может прошагать по верху туннеля как минимум сто километров, так как именно такое расстояние  проходит вагонетка и лишь после траектория ее следования начинает приобретать спиралевидную траекторию следования. А разменяв сто километров скорее всего возникнет на пути параллельное ответвление.
Так оно и произошло. Буквально сразу же, после совершенно рефлекторного, все же, экстренного торможения Паномаева, фигура Атмосферного бесследно растворилась в ослепительно ярких огнях, что источали туннельные пластины.
Резко обернувшись, Слава попытался было поверить своим глазам, но те наткнулись лишь на громаду ионно-активного двигателя (управляемая старателем вагонетка являла собой лишь прототип, посему об экранировании станины двигателя еще только-только начинали думать).
Чертыхнувшись, пилот принялся судорожно дергать за ручку (та постоянно заедала и изрядно нервировала), чтобы откинуть фонарь. Когда это наконец-таки удалось, наполовину высунувшись из кабины, старатель смог разглядеть лишь привычную глазу пустоту. Не следовало останавливаться посреди активной артерии, что пронизывала планету Земля-14, так что возобновление движения было незамедлительным, как и доклад о случившемся.
Слава здорово пожалел в тот вечер, что доложил все как на духу. Над ним подшучивали ровно столько, сколько Атмосферный пробыл в тот раз на поверхности. А длилась вылазка Сода чуть более трех дней. Так долго продержаться ему помогли опять же таки технологии. На этот раз это оказались, до сих пор мало кому известные и, конечно же, не попадающиеся на глаза, сверхуплотненного охлажденного кислорода. Брикет имел удивительно малый размер и по форме напоминал спиртовую таблетку, разве что несколько габаритнее. Таблетка являла собой воздух в чистом виде и не требовала особых условий для хранения. Брикет достаточно было поместить в специально оборудованный для него отсек в системе воздухообеспечения, обогатить его небольшим количеством гелия и таблетка начинала медленно растворяться в парах углекислого газа, которым был наполнен скафандр старателя в виду закрытой системы жизнеобеспечения. Образовавшийся в результате реакции кислород, так же оказывал свое дополнительное воздействие на испарения брикета – он охлаждал пространство вокруг себя столь малое, но все же вполне достаточное, чтобы вполне себе комфортно переносить нестерпимую жару поверхности. Никто так до сих пор и не знает, каким же все-таки образом Атмосферному удавалось проводить столь длительное время на поверхности.
Я попросту возник из ниоткуда. Но не в исходный рубеж возвращаться решился. Так ведь страшно ж… это – неизвестность. Хотя нет. Не страшно, а скорее глупо. Идти нужно лишь туда, где знаешь исход. Где путь для тебя будет являть истинное удовольствие. Пускай какая-то часть (а может быть и все целиком) тебе известно. Но это не главное. Главное то, что ты обладаешь уверенностью в том, что на пути тебе будет хорошо. Так и идешь ты, неся за плечами уверенность в следующем шаге и что-то еще.
Признайся в том, что ты часть несуществующего.
Сод – как система обозначения деятельности.
   

Неотъемлемой частью вылазки являлось продуктивное убийство времени абсолютно во всех его интерпретациях, с заранее заявленным дискомфортом и со всеми вытекающими. Но затейливость идей от того менее затейливой не становилась. Разве что лишь некоторые, совершенно и вопреки всему независимые фрагменты будущности истории. Впрочем, ничто не должно было, да и не могло вовсе повлиять на, якобы предположительную изменчивость как всегда отчаянной вылазки на поверхность.
Кто бы мог подумать (хотя, кто-нибудь да мог бы), что диггерство перерастет в столь масштабную и, что пожалуй, самое важное, жизненно необходимую отрасль человеческого ремесла!
Сод…
«14\4... Ветер не утолит жажду».
Пластина из нержавеющей стали, размером с указательный палец с гравировкой «14\4…» украшала левое плечо Атмосферного. Пара армейских жетонов старого образца, висевших на шее  так же имели такое же содержание. Жетонов Сод никогда никому не показывал, а металлическая пластина на скафандре была покрыта липучкой.
Сод, очнись…
Старатель едва волочил ноги сквозь загустевшую темноту, которая уже практически полностью заполонила его разум, сделав его частью себя. Сод умирал. Он понимал это и знал исход. Но продолжал идти. Ему отчаянно хотелось жить. 
  – Двенадцатая вертикаль… Седьмой подъем… Неисчислимое множество пересекающихся параллелей… Стоически справлюсь… – слова с трудом произносимые потрескавшимися губами. Сод старался сохранять ясность до последнего вспоминая заученные им когда-то очень давно алгоритмы. – Не уж то все.
Сод наткнулся, больно ударившись лицом, на ребристый, толщиной с большой палец чьей-то руки, металлический стержень. На стержне висели какие-то лохмотья. Не имея ни малейшей возможности разглядеть, что же перед ним находится, Сод все же умудрился представить себе пугало: палка с перекрестием и мотающаяся на этой палке старая замасленная фланелевая рубашка.
Усмехнувшись, Атмосферный обхватил руками это подобие огородного пугала и безжизненной массой повис на торчащей  из вязкой глины палке, оперевшись на нее, из-за чего создавалось впечатление будто бы он все еще, пускай и не совсем уверенно, все же, стоит на ногах. Пред тем, как закрыть глаза, Атмосферный разглядел далеко впереди едва-различимый огонек костерка.
- Опустошение.
- Что?
- Я говорю – опустошение.
- Во все ни к чему это.
- Не уж то (слегка возмущенно, но в рамках приличия). Право не стоит так судить. Мироздание в это самое мгновение лишилось формы жизни. Пускай и вымышленной, но все же! Теперь необходимым пустое место заполнить.
- Пережитками воспоминаний?
- Хотя бы ими!
- Так где доказательство того, что и мы не вымышленные персонажи? Или же, быть может, мы являем собой процесс переваривания былых форм…

***
Я искоса взглянул на Таонгу, стараясь сделать это как можно незаметнее. Как бы невзначай. Тот конечно же заметил и, хитро прищурившись, медленно так, с издевкой как бы (по крайней мере мне так показалось. Хотя, в этих глинистых норах я вообще стал слишком уж мнительным) постучал указательным пальцем по своему виску. Открыв было рот, дабы поставить беглого на привычное для меня место, я лишь отмахнулся, добавил несколько делений в индикаторе мощности своего фонаря и пустил в волю ослепительно белый луч.
– Жизнь любит смельчаков, друг! – забористо выкрикнул я, не обращая внимание на неодобрительные жесты, относящиеся к перерасходу энергии.  – А дисплеем подсвечивать не дело во все. Так ведь дальше своего носа ты и не увидишь. А в темноте ты его и так-то особо не замечаешь, мне думается. Ха!
– Я с тобой более никуда не отправлюсь. Мамой клянусь! – зло прорычал Таонга.
– Чьей? Моей? – прокричал я, так как был уже далеко впереди. – Дуй сюда, парень в конце недели! Уверен, мы наткнулись на обиталище.
– Пугало? – сменив тон на более озабоченный дела, мгновенно позабыв о своих клятвах и моих колкостей, поинтересовался тот.
Доводить Тао до аденома-простаты я считал истинным искусством.
Так легко стало дышать. Тело обрело необычайную легкость и… свободу? Глина! Глина! Эта чертова, абсолютно никому ненужная бесполезная масса. Мы словно бродим по прямой кишке этой планеты. Этой… Можно подумать, что мне довелось побывать на многих. Нет. Всего лишь на двух: этой и той же самой, разве что лишь в другом амплуа. Увы, но сейчас это два абсолютно разных мирка. У теперешней сферы даже ось наклона изменилась. Стоит ли говорить о массе и формы? Кстати, не так давно, краем уха совершенно, услышал, мол, поговаривают (теперь вот и я поговариваю), что Землю-14 из разряда планет переквалифицируют в астероид. Выделил уникальный класс в качестве компенсации. Будь я планетой – я бы расстроился. Несправедливо, я считаю. Ну откалупился кусок и что ж, переименовывать сразу? Да не, брехня это все. Даже если и не брехня – это ровным счетом ничего не значит (к слову говоря, подобный слух пустил один из операторов по имени Борис Севцов – исключительно находчивый и смекалистый лодырь, умение филонить которого порою доходило просто до фантастического уровня. А выдумки были его совершенно новым увлечением. При том опровергнуть слух этот было делом столь шатким, как и попытаться в него не поверить или хотя бы не обратить внимания. Чушь! Но до чего ж вполне себе логичная чушь! Удивительный человек).
– Стой! Ты куда? Обожди меня! – это Таонга вопит своим утробным басом. Вот придурок. «Ты куда…» На первомайский проспект 39. Там отличный магазинчик исключительно вкусного зеленого чая. Нахватался, бедняга, у завираев, слов всяких. Это его «обожди» теперь всюду фигурирует. Обожди, я сейчас обожду и обождем обождальщика вместе… Звучит это каждый раз так, словно серпом по мозгам. А выслушивать приходится. Естественно я эти моменты решил не включать в сии строки.
– Да жду, жду! – поспешил успокоить того я, при этом остановился я чисто рефлекторно. Не знаю, что-то неподдающиеся пока что моему пониманию, заставило меня замереть и пристыть взглядом к безжизненной фигуре знакомого мне легендарного старателя. – Бля! Черт! Черт! Да как же так-то?! Здесь?! Со-од. – Жалобно провыл я, все еще не веря своим глазам. – Да как же ж тебя сюда то нелегкая приперла, а? Дружище. Вот беда.
Я обернулся в бестолковой надежде отыскать в глазах своего друга хоть намек на маломальское объяснение.
– Старатель? Здесь? – к ситуации Таонга подошел трезво и рассудительно.
– Как считаешь? Не? – я кивнул в сторону предполагаемого расположения обиталища.
– Точно нет, – уверенно ответил Таонга и отрицательно покачал головой. – А если и так, то это будет первый и, пожалуй, последний случай. Да и сам подумай: бывалый сталкер против свихнувшегося доходяги, питающегося улитками.
– Да. Ты прав. Ладно. Пошли, потолкуем с этим, – хоть и произнес я последнее слово с нескрываемым призрением, но не считал все же, что бродяга хоть как-то причастен к смерти старателя. А если и все-таки причастен, то, как по мне, врятли выстрел в его голову мне принесет незыблемое удовольствие. А вот улиточки, ммм… Какая омерзительная все ж вкусность.
– Раскачивающийся на трубе, – обратился я к Тао. Хотя, он просил меня не называть его так. А с другой стороны, я ведь не просил его рассказывать мне о истории происхождения своего замечательного имени. Да и кому это вообще нужно?
– Я же просил не называть меня так.
– Не знаю я кого ты там просил тебя так не называть, но я это делаю впервые, – на самом деле мне просто нужно было как-то заболтать этот отрезок пути.
– Ты нервничаешь?
– С чего ты решил? Нет. Просто мне не хочется лишний грех на душу брать.
– У-у, – многозначительно протянул Тао, – в ком-то пробудилось чувство совести?
– Вовсе нет. Во мне пробудилось чувство голода. И мне почему-то вдруг захотелось улиточек, – ответил я как-то так совершенно по будничному. – Знаешь, видимо, это банальная ассоциация, а точнее – упоминание рациона свихнувшегося бродяги.
– 114 метров.
– Что? – не сразу сообразив, поинтересовался я, а затем осекся. – А-а, ты все сенсоришь. Врятли, я думаю, требуется такая вот предосторожность. Мы же поговорить, расспросить. А ты так настроен, будто бы через 114 метров (кстати, к слову говоря, Таонга так и не смог научиться правильно произносить слово «метров», делая ударение на последнем слоге. Хотя, меня это даже забавляло и я перестал его поправлять, а лишь истерично хихикал про себя, чтобы тот ничего не смог заподозрить. А то, если честно, меня и самого уже стал слегка напрягать факт того, что я посмеиваюсь над одной и той же шуткой) нас ожидает нереальное сопротивление в лице безлицых лицевиков.
– Встреча с неизведанным: нужно быть ко всему готовым, – монотонно произнес Тао, не сводя глаз со своего наладонника.
Решив ничего ему не отвечать, хотя, по сути то и отвечать было нечего, я так и промолчал, позволив себе лишь скучающий вдох. Путешествие и в самом деле на сути своей оказалось до безобразия скучным. И мало того эта непрекращающаяся скука была разбавлена псивоздействием, которое время от времени приходилось контролировать, дабы незримые пагубные лучи не начали контролировать тебя.
Впереди нас и уже совсем неподалеку, зарделись отблики костра. Оранжево-красные огни так мерно и успокаивающе перекликались друг с другом. Казалось, войди мы в сферу владения костра – так тут же неминуемо нарушим всю эту идиллию. Да и кто мы вообще такие, чтобы нарушать этот покой и уют того, кто это все создал?!
– Я отказываюсь туда идти, – решительно ответил я, остановившись как вкопанный. До места оставалось рукой подать. Мы стояли прямо за поворотом. Слышно было даже, как бормочет себе под нос чей-то незнакомый голос, как шуршит его оборванная одежда. Ну, скорее всего она оборванная. Местами точно. 
Старик уловил едва-заметное изменение в окружающей его атмосфере, которую сам же и создал. Он почувствовал, как созданное им трепетное детище словно бы сконфузилось. И без того спертый воздух ощутимо изменил свою плотность. Мурашки пошли стройными рядами по сухой коже старика и он принялся любоваться ими, напрочь позабыв о незримых причинах, что заставили его забеспокоиться. Камни, до этого момента хранившие заговорщическое молчание, принялись перешептываться и роптать на старика.
– Прячься за нас, дед! – едва-слышно прикрикнул один из камней, скатившись с общей кучи. – Чужаки рядом. Не уж то не чувствуешь?
Камень перекатился через босую ногу Роукора. Это сработало. Старик хихикнул, поглаживая предплечье, наклонился, дабы подобрать камень и, заботливо укрывая того в ладонях, понес обратно к собратьям. Задержался возле костра на секунду, потом все же спрятался за каменной кучей.
– А неплохо нам было вместе, парни, – произнес Роукор, присаживаясь на корточки, облокотившись спиной на груду, он бережно положил камень, что до сей поры держал в руках к своим и грустно улыбнулся. – А я ведь даже не знаю, как вас зовут, парни! Ха-ха!
– Да брось, дед. Будет тебе!
– Помирать собрался что ли?
– А в натуре, как нас зовут?
– Эх. Та не. Просто поугасло как-то все в один миг. Словно умерло во мне все мое естество. Осталась лишь оболочка.
– Понимаю, – камни понимаючи зашевелились.
– За углом притаилась неизвестность в лице двух сородичей. Им нужны ответы. А я попросту не смогу дать верные. И все это только потому, что мы живем с ними, хоть и в одном физическом мире, но на совершенно разных частотах. Мы расцениваем друг друга совершенно по-разному. Но разве это наша вина? Разве мы не можем…
– Парни! – уничтожая тишину, выкрикнул один из камней. – Бей их! Вот они!
Из-за угла, выставив вперед и вверх руки, обнажая ладони, медленной и осторожной поступью, вышли два старателя. В руках одного из них была вакуумная упаковка с непонятным (хотя, с вполне очевидным) содержимым. Их улыбающиеся лица в один миг сменила гримаса удивления, затем недовольства.  Камни нескончаемым градом летели в сторону незваных гостей и те, в суматохе, попросту не знали куда от них укрыться. Один из камней, тот, что оказался крупнее прочих, угодил чернокожему пришельцу прямиком в лицо, оставив после себя внушительного вида гематому.
Роукор, совершенно не ожидая от своих приятелей подобной прыти, принялся пытаться остановить их, хватая по очередности, не давая им тем самым лишний раз срываться с места.
– Стойте! Прекратите же вы наконец! – срываясь на хрип, кричал Роукор, но камни продолжали неумолимо лететь вперед.
Точку во всей этой какофонии поставил оглушительный звук выстрела.
– Да пошел ты на хер, дед! – зло выкрикнул Гена. – Полоумный кретин! Какого, твою мать, хрена?! Какого?! А?! Твою мать.! Хавки тебе притащили! Стимуляторы лишние имеются – подлечился бы! Сука...
– М-да, – кое-как выдавил из себя Тао, держась рукой за подбитый глаз. Из раны на голове тоненькой струйкой текла кровь.
– Что м-да то? – казалось, у Гены вот-вот случиться истерика. Хотя он и так уже здорово истерил.
– Успокойся. Кто ж знал то, что он такой меткий. Да и вообще, животные и те язык жестов мира понимают.
Гена вдруг неожиданно весело засмеялся, от чего Таонге стало не по себе.
– Ахах! Меткий старый хрыщ! Эх. Ладно. Покойся с миром, старый маразматик. Надеюсь, твоя дырявая башка не будет преследовать меня в кошмарных снах, – Гена положил на бездыханное тело Роукора тот вакуумный пакет с бутербродами, что изначально был для него и приготовлен. – Все-равно не по себе.
Тао испытывающе взглянул на напарника и молча принялся складывать камни скрывая тело безумного старика. Ни слов тебе, ни почестей. Надгробием – груда камней. Скверно вышло конечно, чего уж тут. Человек сидел себе у костра, никого не ожидал, а тут мы заявились, нарушив его уют, какую никакую идиллию. Убили… И все ж ситуация отстойнее не куда.
– Тао, – спросил я, складывая последний камень поверх подобных, – откуда у бедолаги взялся огонь? М? Я к тому, что дров или похожего здесь и в помине нет. Так откуда ж взяться огню?
Таонга стоял возле могилы с закрытыми глазами и едва-заметно шевелил губами. Провожал, видимо, душу старика в последний путь. В Преисподнею? От этой неожиданной дикой мысли я не менее неожиданно хохотнул. Таонга сердито взглянул на меня, я же, в свою очередь, сделал вид, что поперхнулся.
– Знаешь, все это дерьмо, – Тао окинул весь пейзаж жестом в свойственной себе манере, – похоже на ошибку.
– Синдром чужой руки, – я все пытался дотянуться до кострища от которого, кстати, все еще шло тепло, но было лень вставать.
–Хм. Я только сейчас подумал об этом. А вообще мне показалось в его взгляде что-то…
– Извинительное.
– Сегодня твой день.
– Да-а, – нехотя протянул я. – Мой день.
Поход явно принял затяжной характер. Вся эта нескончаемая жижа под ногами, давящая неизмеримым грузом тишина, что умудряется еще при всем при этом откусывать самые лакомые кусочки твоего подсознания, тут же испражняясь, забывая (что врятли, конечно же) убрать за собой. «Приберись здесь! – недовольно, но вполне себе справедливо, возмущаются остатки здравомыслия. – Сколько можно гадить?! Поимейте совесть!» Эта мерзопакостная Тишина имеет не только совесть… Отмалчивается. Делает вид, что не слышит. А может она и в самом деле не слышит. Может она, как истинное олицетворение собственной жопы. Жопа то ведь не слышит. Зато ее слышат.
Я хихикнул от этой мысли и все-таки мне удалось дотянуться до все еще теплого кострища. Взяв в руку останки древесного угля (так, по крайней мере, мне показалось) я попытался раздавить его в своей ладони, которую покрывала плотная и грубая ткань перчатки. Прочный материал защищал кожу от порезов, выдерживал критические перепады температур, но в тоже время не мешал ощущать мельчайшие неровности и изгибы к прикасаемой поверхности. Что удивительно: я ощутил тепло. Обратив внимание на сей факт, я, нахмурив брови, принялся рассматривать то, что держал перед собой на раскрытой ладони. Камень.
– Тю ты! – воскликнул я и подкинул камешек Тао. Тот умело подхватил его и вопросительно посмотрел на подкидыш, затем на меня.
– Может на сегодня будет достаточно уже летящих в мою сторону камней… Ой, – Тао принялся вытирать его, удаляя излишнюю чернь, пока не добился его первозданного вида.
Не сговариваясь, мы оказались возле костра и стали лихорадочно отбирать, покрытые копотью, камешки. Их оказалось немалое количество, но поверить в то, что буквально несколько минут назад те ярко горели – было, мягко говоря, сложно. Но тем не менее.
– Ха! – выдавил из себя Таонга. – Что же это за бред такой выходит, а? Ведь так не бывает! Какие, нафиг, горящие камни? Знаешь, друг мой, я вполне себе уверен, что нам не стоит зацикливать свое внимание на этом вот всем.
– Друг мой… – передразнил я Тао, проигнорировав его вопросительное выражение лица. На самом деле мне совершенно не хотелось сейчас вдаряться с ним в бесполезную, на мой взгляд, полемику (что он, кстати говоря, обожал делать. У него был некий дар окунаться своей лысой головой в философские рассуждения о тщетности бытия и прочей чепухи. А почему дар? Да потому что собеседник, сам того не замечая, оказывался втянут в эти самые дискуссии, хоть и сам того и не желал вовсе. Но тем не менее…), так что я, воспользовавшись короткой паузой в разговоре, выудил из нагрудного кармана припрятанную пачку сигарет и с превеликим удовольствием принялся отравлять свой организм
Таонга одарил меня сокрушенным взглядом и ударил себя ладонью по вспотевшему лбу, о чем тут же пожалел (в глиняном туннеле становилось ощутимо душно по мере нашего продвижения по нему. Видимо, мы все же углублялись, хоть и заметить этого незначительного, казалось бы, спуска совершенно не удосужились. Впрочем, предполагали подобное). В ответ я изумленно уставился на него, выпустив сизую струю дыма в его сторону. Клуб дыма принял форму облака на короткий миг и как-то необычно растворился между нами: кусками, словно невидимые руки разорвали клуб на равные доли, дабы те быстрее исчезли.
– Чего ты? – спросил я, поняв, что моего вопросительного взора ему недостаточно. – Ну так что?
– Я вот тут подумал, – начал было тот, но не успел продолжить, так как я его поспешно перебил совершенно справедливо возмутившись.
– Ну начало-о-ось, – недовольно протянул я, туша окурок.
– Да ничего не началось. Понимаешь, нужно было не с пакетом еды к старику наведываться, а держа в протянутых руках пачку сигарет. Мне кажется, если бы он увидел сигареты, а я просто уверен, что о них волей неволей довольно-таки часто думал, то все разрешилось бы иначе.
– Ну поди спроси у него, – раздраженно ответил я и даже успел поразиться тому, на сколько быстро сменило тон мое и без того так себе настроение. Впрочем, на то были причины. Поход этот меня уже изрядно утомил. Беспросветное путешествие будто бы вникуда. Еще и старик этот пулю словил… Пожалуй, он был воистину светом в конце этого туннеля.
Стоило лишь только протянуть руки в призрачной попытке дотянуться до того незримого и, казалось бы, абсолютно недосягаемого естества обозначенного вектора цели. Линия цели истончилась. Затем и вовсе превратилась в пунктир и попросту испарилась, не оставив после себя направления.
– Вектор задан. Путь не близок, – монотонно пропел Таонга, уже совершенно механически переставляя ногами. В его, некогда бодрой походке, едва улавливалась обреченность. Или в голосе… Я невольно стал переводить взгляд с его ног на голос, а сам машинально продолжил строки из популярной песни.
– А под ногами пустота. Лишь бы только не сломаться…
– Вектор задан. Высота… У-у-у!
– Ха-ха-ха! – я не сдержался и заржал над этим его «У-у-у». Песня была русская, а он и так говорил с акцентом, пускай и не таким ярко-выраженным, как четыре года тому назад. Но это «у-у-у» просто свело на нет весь его разговорный.
– Чего ты ржешь то? – возмутился Таонга. Плечи его, тем временем, механически подпрыгивали от разрастающегося, внутри его тела, надрывного смеха. – Подпевай давай! У-у-у!
– У-у-у! – мы завыли вместе в унисон.
Тао продолжал орать во всю свою луженую глотку эту простую, но до одури живую песню. Я через строчку, часто ошибаясь, подпевал ему. Зашагалось веселее. По-моему, я даже шел в припрыжку иногда. Рука невольно потянулась за пачкой сигарет. Респиратор уже метров как двести съехал набекрень у нас обоих. Я прикурил, протянул прикуренную сигарету другу.
– Э-э-э, ёпта! – возмущенно протянул тот, отстраняя мою засигаренную руку от своего лица.
– Матерщину-то ты, небось, перво-наперво выучил, да, черная мамба?
Тьма всегда сменяется. Рано или поздно. По идее, на ее место должен придти свет. По идее… По чьей идее? И кому обязан свет своим приходом во тьму? Выходит, что тьма абсолютна. Она везде. Она там, где нет света. Тьма есть всегда. Луч света являет собой истинный раздражитель: нарушает извечный покой – некого рода умиротворенческую тишину; пронзает все своим назойливым естеством, устанавливая свой собственный порядок. Эдакий покоритель частиц. Пф… Тоже мне.
Сам того не замечая, я с несвойственным для себя раздражением, выключил и включил фонарик и даже презрительно как-то посмотрел на него. Таонга шел чуть впереди и справа от меня, насвистывая себе под нос знакомый мотивчик. Подсвистывать ему мне не хотелось. Вместо этого я направил луч света ему в спину, представив, что тот, в виду своей воображаемой могучести, превратит его в белокожего парня. Так-то, исходя из моих рассуждений, все было вполне себе логично.
Не оборачиваясь, Тао отмахнулся от меня рукой.
– Да не свети ты, – фыркнул тот, продолжая разгонять руками мух.
– Не перевоплотило? – спросил я, продолжая снабжать светом его спину. – Повернись ну ка.
– Да отстань ты! Хорош уже с ума сходить. Все эти твои параноидальные домыслы до добра не доведут.
– Ага. Ты, я смотрю, до добра меня сейчас ведешь… Долго идти то еще? Ты в курсе, что это уже совершенно ненормальный характер приобретает, не? Знаешь, о чем я сейчас размышлял, м?
– О волшебных свойствах луча твоего фонаря? – ответил Таонга, при этом даже не оборачиваясь.
– Ого! – искренне удивился я, чему удивился дважды, так как уже и забыл, когда Тао поражал меня, да чтобы так. Он всегда был прямолинеен и логичен в своих доводах, выводах и прочее. – Это как ты так догадался? Или я опять болтал вслух сам того не замечая?
Точно! Мысли вслух. Поняв, что сам же себя и спровоцировал на подобную оплошность – мне стало гораздо… спокойнее – как раз то, чего мне так не хватало за минувшие долгие часы. Голос Таонги донесся до меня словно бы сквозь туман. На короткое мгновение я представил его в лодке, с керосиновой лампой в руке и накинутым поверх головы капюшоном, медленно выплывающим из плотной завесы утреннего тумана.
– Ген! Долго молчать будешь? Пел, пел и вдруг, как в воду канул!
Его слова меня поразили, словно током. Подлец.
– Ох уж этот твой черный юмор, друг мой.
Туннель, тем не менее, стал приобретать совершенно иной характер в своем, до сей поры, совершенно унылом и до безобразия безразличным поведением по отношению к свои гостям – то есть к нам. Впрочем, мы и сами то не особо баловали его изысками своей любознательности и склонностью к изучению этого по истине аномального путепровода.
Под ногами перестало хлюпать. Сей факт мы удосужились заметить лишь спустя несколько десятков шагов, назвать которые «твердой поступью» язык ну не как не поворачивался (хотя хотелось бы). Воздух стал сухим. Мы даже сняли фильтрующие маски с лица, чему здорово обрадовались, пускай и про себя, но все же. В этом сером тумане мыслей у меня образовался хотя бы небольшой просвет. На вроде того, когда вспоминаешь в процессе изнурительной добычи руды, что осталось совсем немного и тогда можно будет сесть, расслабиться, облокотившись о стену закурить сигарету. А то и вторую – это уж как пойдет.   
Таонга же наоборот – к смене фауны отнесся через чур уж скептически, как мне показалось по крайней мере. Хотя, было вполне себе забавным наблюдать, как он периодически сшибает своей бедной, но очень умной, головой, нависавшие с, и без того низкого, потолка сталактиты, коих стало появляться все больше и больше. Пару раз я просил своего друга сверить маршрут (что было просьбой совершенно абсурдной и от того еще более бестолковой). Тогда Таонга, вытирая пот со своего измученного лица, отвлекался от маршрута, подносил к глазам наладонник и тут же непременно его раскрасневшийся от постоянных ударов лоб сшибал очередную сосулину, непринужденно свисавшую с потолка.
– Девять! – выкрикнул я, из-за спины Таонги, следуя за ним след в след, словно за могучим тараном, не знающего препятствий… боли… Хотя, с последним я бы поспорил. – Ого! Какая здоровая! – сталактит был и в самом деле самым большим из всех тех, коим не удалось избежать прямого столкновения со лбом Таонги. Я пнул минерал в след товарищу, но промахнулся.
– Как же меня достало! Не смешно уже! – гневно ответил мне Таонга, повернувшись через плечо, чем здорово рисковал между прочим.
– Конечно не смешно, братан! – поспешил приободрить я его, хотя заведомо знал, что это совершенно бесполезно, да и вообще – у меня врятли получалось в принципе приобадривать людей хоть как-то. – До третьего было смешно. А потом ты уже, по правде говоря, надоел мне со своим приятелем.
– Это с каким таким еще приятелем? – поинтересовался Тао, вновь рискнув обернуться через плечо. В этот раз удача его своим вниманием не наградила. – Бля!
– Ха-ха! А вот это смешно. Честно. Ты и твой лоб… Удивительно просто. И как вам так удается сотрудничать сообща, понимая друг друга с полу слова. «Эй, лоб? – Что, приятель? – А давай сшибать наросты с потолка? – Давай!». Вот вы двое – находка просто для Рязанского троллейбуса.
Продолжать разговор далее перехотелось обоим в один миг. Можно сказать, что я осекся на полуслове, заметив, что Таонга все это время идет изрядно ссутулившись и мало того – подогнув колени. Моя же голова уже практически макушкой доставала до туннельного потолка, который словно бы продолжал опускаться по мере нашего продвижения по туннелю.
На короткое мгновение, мне показалось, что я вот-вот могу поддаться панике. Хотя, сколько себя помню, подобных приступов клаустрофобии я за собой ни в коей мере не замечал. В общем, мне пришлось остановиться, дабы прислушаться к своим ощущением и окончательно убедиться, что это всего лишь игра разыгравшегося воображения и не более того.
Опершись одной рукой о стену, я так и простоял примерно с пол минуты. Не хотелось конечно же, чтобы Таонга застукал меня таким, но, приглядевшись, я заметит впереди себя своего товарища стоящего в точно такой же позе, что и я сейчас.
Я тут же накинул респиратор, так как в него был встроен микрофон и спросил:
– Дружище, это я. Ты там как, браток? – говорить оказалось делом не простым. Мне это уже все переставало нравиться. Появилась отдышка. Я начал беспокоиться о присутствии в воздухе инородных газов.
– Да нормально, – Таонга отозвался не сразу. Голос его звучал тяжелее моего, но не критично. – Врятли это газы. Иначе выброс распространился бы во всей длине этого туннеля.
– Согласен, – поспешил откликнуться я, стараясь придать своему голосу, как можно больше уверенности.
– И еще, – он словно замялся. – Мне стремно оборачиваться.   
Я было заикнулся сказать ему что-то в ответ, но, честно говоря, слегка опешил. Попытался сам повернуть голову, чтобы убедиться, что позади никого нет и быть не могло и доложить об этом Тао, но я и сам так и не смог довернуть голову.
– Паралич диггера, – ответил я в микрофон тяжело дыша и сделал шаг вперед, как бы избегая той незримой руки, что решила было коснуться моего плеча. Мне захотелось подойти ближе к Тао, но тот тоже делал неуверенные шаги. – Хорошо тебе. Ты знаешь, что позади лишь я, а я вот не уверен, что за моей спиной пустота.
– Но ведь это так, – как-то неоднозначно ответил Тао, будто бы просто потому, что что-то нужно было ответить.
– В смысле? Слушай, а не мог бы ты подойти ко мне и глянуть, что там позади меня происходит, м?
– Зачем это еще мне к тебе подходить? – взволнованно ответил Таонга и я еще пару секунд слышал, как он оживленнее зашаркал ногами, неумолимо отдаляясь от меня.
– Что еще значит зачем?! – в этот момент я понял, что вот-вот потеряю контроль над собой. Вокруг никого практически. Лишь давящие на сознание стены, гробовая тишина и наполовину свихнувшийся друг. То есть вообще ничего воодушевляющего – и это здорово напрягло мои нервы. Казалось они того и гляди окончательно лопнут. Может быть тогда Таонга – верный коришь, обернется и исполнит мою столь незначительную просьбу. – Сука, вернись! – не сдержавшись, выпалил я, что было мочи и принялся неистово барабанить кулаком по твердой земляной стене не обращая внимания на боль.
В какой-то момент я услышал позади себя знакомый мне голос:
– Полегче, парень. Разошелся. Ты чего? – обеспокоенно произнес Таонга стоя за моей спиной. Его длинные руки были вытянуты в мою сторону, а голова отклонена назад.
Я прекратил истерику и выпученными ни то от удивления, ни то от ужаса, глазами уставился на него.
– Ты чего здесь? – спросил я, сглотнув застрявший поперек горла ком и облизнул засохшие губы. – Ты чего здесь? Как очутился?
– Шел позади тебя, след в след. Отстал в какой-то момент, ну понимаешь, нужно было. Догоняю, а тут такое. – Таонга развел руками и принялся копаться в своем рюкзаке (мой же валялся неподалеку) в поисках воды.
– А ты мне точно мозги не пудришь, друг? – поинтересовался я, принимая из его рук флягу с водой. Выражение его лица имело вид озадаченный с оттенками озабоченности, что мне совершенно было не нужно. Да и вообще излишнее проявление чувств может лишь только навредить в походе.
Убедившись, что со мной все в полном порядке, Тао медленно поднялся и весь погрузился в свой наладонник. Перед его лицом возникла голографическая схема следования нашего маршрута. Оказывается, что Тао попутно составлял план-схему туннеля. Что ж, это правильно и вполне себе разумно, так как возвращаться лучше той дорогой, в которой ты уверен на все восемьдесят пять (на оставшиеся пятнадцать всегда приходятся какие бы то ни было форс-мажорные стечения обстоятельств).
– Впереди нас ждет… пустота, хм, – ответил Таонга не оборачиваясь, с интонацией присущей человеку уже давно не верящего в успех компании. Но, тем не менее, продолжающего упрямо идти вперед, не взирая ни на что. Впрочем, и не на кого.
– Ну, или же очередной полоумный дед, – я всегда игнорировал подобные проявления разрастающегося отчаяния. Но срываться из-за этого на него не хотелось. Толку? – Тогда, если такое вдруг все же произойдет – валить его будешь сам. – Я нехотя поднялся на ноги и, пройдя мимо друга, осветил фонарем пустоту впереди. Луч света почему-то пропадал на половине положенного пути, не растворялся в темноте, как это обычно бывает, а попросту исчезал, словно неведомая сила отрезала его ножом там, где заблагорассудится.
– Странная фигня какая-то с фонарем, – повторил я. – Иди, поглянь.
Тао, словно не слыша, продолжал вертеть перед собой голографическую проекцию созданного им маршрута.
Постояв так еще несколько секунд, Таонга громко выдохнул, резким движением выключил наладонник, словно потеряв терпение и повернулся ко мне лицом.
– Вовсе нет, – начал он, подойдя ближе. – Пустота – в прямом смысле. Метров сорок еще пройдем и все – пусто. Потому и луч так себя ведет. Там искажения.
– Какие еще?
– Ну какие-то! Пошли. Не знаю.
Пройдя заявленные Таонгой сорок метров, мы наткнулись на то, чего уж никак не думали повстречать здесь. «Пористый шоколад» – именно этот, не так давно упомянутый Таонгой, сравнительный термин моментально всплыл в моих мыслях. Только я и подумать тогда не смел, что это новообразование в виде пустотелого пузыря будет иметь настолько огромный масштаб. Сфера была по истине своей огромна. Диаметр ее достигал двадцати семи километров (благодаря линейке, что была встроена после очередной прошивки наладонника Таонги. Правда, он люто злился, когда я называл его линейку линейкой. Но, сути дело это все равно не меняло). Перед нашими носами был обрыв. Ни какого намека на лестницу или иного способа оказаться внизу. Туннельных выходов подобных тому, в котором находились сейчас мы – было великое множество и располагались они в хаотичном порядке по всему периметру сферы.
Бросив взгляд вниз мы были поражены увиденному. Хотя, скорее, это было чистое удивление. Пораскрывав рты, мы молча уставили друг на друга выпученные от изумления глаза, затем вновь обратили взоры вниз, питая мозг увиденным, давая ему время переварить все то, что расположилось внизу. К слову сказать, лаз наш находился на высоте трех километров от самой нижней точки сферы и, как показало наблюдение – этого расстояния оказалось вполне достаточно, чтобы в полной мере узреть этот яркий мирок.
Картина, распростертая внизу, была неотличима от той, что видят (теперь то, конечно же, они уже ни черта не видят) астронавты, делая очередной виток над ночной Москвой или же любым другим крупным городом бывшей планеты (теперь же фотографии с редких спутников, что продолжают верно нести свою орбитальную службу, имеют вид удручающий и выражают истинную суть уныния). Неисчислимое количество статичных, мерно мигающих огоньков желтого спектра, раскинувшихся паутиной по всей долине образовало неподсвеченные ячейки в которых, если присмотреться, также виднелась деятельность и выражалась она динамичными движения электрических сфер. Многие энергетические линии, а также снующие по всюду сферы, заползали на стены на незначительное расстояние. В воздухе пахло находящейся на гране перегревания проводкой. Словно оказался в серверной департамента своей станции. И вдыхать этот запах здесь(!) было явлением поистине своим удивительным. После нескольких изнурительных часов пешей ходьбы, сопровождающейся всеми изысками запахов гниющей земли и перегноя, сменяющейся на улиточно-селедочный привкус во рту – попавшие в нос запахи цивилизации и бурной научной деятельности вызвали в наших мозгах незамедлительную реакцию блаженства и бодрости духа. Хотелось разбежаться и прыгнуть с этой смертельной высоты в объятия электричества и здравого смысла, абсолютно уверенный в том, что эта цивилизация примет тебя и уж точно не даст разбиться.
– Вот это огоньки! – изумленно протянул я, пихая Таонгу локтем в бок. – Ты поглянь, что есть! – продолжая поражаться раскинутой внизу картине, я чуть было не сорвался вниз, так как опасно свесился с края обрыва, благо Таонга обладал молниеносной реакцией. Виновато улыбнувшись, я встал на четвереньки и продолжал разглядывать пейзаж уже не опасаясь неминуемого срыва.
– Не хилый отток энергии, – Тао как всегда был неэмоционален. Или же хотел, чтобы так думали окружающие. Впрочем, врятли сейчас было время и место давать волю чувствам. Так что я встал, отряхнулся и с умным видом закурил.
– Ядро? – предположил я, безнадежно щелкая зажигалкой. – Что это за дерьмо? Всю дорогу попадается. – Я наклонился и подобрал валяющуюся под ногами ороговевшую пластину.
– Или же воруют, – Таонга протянул мне свою личную зажигалку, проигнорировав мою находку. Зажигалкой он вообще редко пользовался, так что она у него никогда не закончится. – Мне не раз приходилось слушать доклады о не малых оттоках энергии с основных веток туннеля. Но так как докладывали не мне, так что я был не в курсе этих дел. Хотя, знаешь, энергетические потери в подобных масштабах отследить было бы делом элементарным и мне бы незамедлительно пришлось бы заняться этим.
– Или кто-то не хочет, чтобы СБ этим занималась.
– Занималась… Что еще за «занималась»? Почему ты вечно СБ в женском роде называешь?
– Слушай, друг, у тебя уже паранойя. Себастьян и его служба!
– Пошел ты… А вообще, в твоем предположении есть смысл.
– У-у-у, дружище, и еще какой. Вот только не хватало нам еще ввязаться в очередную авантюру. Сначала с одним бы разобраться! – но глаза Тао уже загорелись. – Одно другому не мешает! Первостепенная наша задача остается отыскать Мари – это несомненно так! Но я уверен, что по пути, или же, что скорее всего, на обратном пути – уже втроем, мы прольем свет на дела энергетические!
– Чертов ты маньяк, – я затушил окурок и полез в рюкзак за киркой. Предстоял опасный и долгий спуск вниз.
Черт побери! А ведь я, в какой-то момент действительно поверил ему! Улыбнувшись, чтобы тот гад не заметил, я решил сохранить это ощущение, зародившейся в моей душе, надежды. А пусть будет. Этот сраный подземный переход здорово помотал нам нервы. И благо мы вовремя повстречали это необыкновенное место. Проводя большую часть своей жизни в подземелье, где, куда не глянь стены пол, да потолок – порой действительно хочется простора, хоть на короткое мгновенье дать мозгу насытиться взоров необъятного пространства. Старателям здесь повезло более всего. Благодаря вылазкам на поверхность наш разум не успевает соскучиться по бесконечности. Что ж, иной раз цена за сей удивительный глоток пространства непомерна высока. А ведь не так уж и давно достаточным было лишь выйти на балкон поздним вечером с большой кружкой (а у меня кружка всегда была, впрочем, и остается, велика) горячего какао и просто напросто запрокинуть голову вверх и обязательно увидишь звезды. Такие далекие и в тоже время близкие. Невольно начинаешь задумываться о всяком. Главное в эти моменты пленительного рассуждения не забывать отпивать из кружки. Пока горячий. По первой я часто забывался и содержимое всегда остывало, когда я о нем вспоминал. Но, со временем, мне все же удалось выработать в себе привычку совмещать приятное с приятным. Долго я к этому шел. Года три точно. Сосед же сверху брал всегда с собой термос и проводил долгие и уютные вечера в кресле-качалке. Он был пилотом-факельщиком в отставке. Ему было на тот момент всего тридцать один год. Они довольно-таки рано отправляются на заслуженных отдых. Размер выплачиваемой им пенсии позволяет неплохо жить совершенно не работая. Кстати, виделись с ним совершенно недавно. Старательское ремесло у него не пошло, но вот пилот он все же отменный. На нем транспортировка крупногабаритных грузов. Такие, как он – переносят любые перегрузки, так что доставку он осуществляет, что и говорить – молниеносно. В то время как большинство пилотов чисто физически не в состоянии выжить из своей вагонетки максимум – ему же это удается совершенно просто.
– Эй, – окликнул меня Таонга, чья голова уже торчала возле моих ног. Оказывается он уже начал спуск. – Чего призадумался? Погнали, глянем, чем там внизу народ честной промышляет. – И юркнул вниз.
– Да так. Вспомнил соседа сверху, – с теплотой в душе произнес я, ловко подкинув кирку в руке.
– Насадку сменить не забудь, мечтатель! – донесся голос снизу.
А насадку я уже сменил. Благодаря ей спуск вниз представлялся уже не таким опасным и теперь все зависело лишь от физической выносливости. Проникающая способность кайла была увеличена с помощью пневмо-усилителей и мало того из его острия, в момент проникающего удара, мгновенно вылетала паутина из тончайших титановых нитей, что не давали кирке выскочить из породы, в которую ее вонзали. Можно было вогнать острие лишь на сантиметр глубины и висеть на кирке хоть вечность – она не выскользнет, пока не поступит соответствующая команда с рукоятки.
Впрочем, была еще одна небольшая проблема… Точнее – это и не проблема то вовсе, но в нашем случае сей нюанс приобрел статус проблемы. Дело в том, что запас выбрасываемых из острия титановых нитей был не бесконечен. Содержимое располагалось в небольшом баллончике, находившемся в стержне рукоятки кирки и постепенно, к сожалению, заканчивалось. Ученые еще не придумали, как втягивать титановую затвердевшую нить обратно, так что она попросту отстреливалась и оставалась в породе. Но, благо, баллончиков у нас было предостаточно. Хоть никто из нас и предположить не смел, что нам вообще придется воспользоваться таким способом спуска, который продлится около трех километров.
– Тао, – произнес я, бегло оглянувшись вниз, дабы лишний раз убедиться, что не сбился с траектории. Мне нужно было спускаться на незначительно расстоянии от Тао (я находился выше) и в стороне от него на расстоянии вытянутой руки. Он был моей страховкой, хоть и сомнительной. Впрочем, в быстроте его реакции я ни сколько не сомневался. Все же не хотелось, чтобы из-за меня погибли оба. Но, правила – есть правила. – Тао!
– Ну что? – огрызнулся то. Ему в очередной раз в лицо попала пригоршня песка из под моих ног. Но что я мог поделать с этим? – Вот что? Вот что ты меня вечно отвлекаешь и отвлекаешься при этом сам?
Он злился, потому что я, не смотря на бесконечную болтовню и отвлеченность скорости спуска не терял, а он же наоборот – еще больше нервничал, путался. По чем зря истратил два баллона с титанической жидкостью: в какой-то момент о так разнервничался, что чуть было не выронил киянку из рук, благо та была пристегнута к его руке, но он, позабыв об этом, начал предпринимать судорожные попытки поймать ее и из-за этого зажал кнопку. Жидкость нескончаемым потоком принялась струиться из отверстия на острие кирки.
– Вот прикинь, что сейчас внизу твориться из-за тебя? – от упреков Тао было не отделаться. Но стоит отдать ему должное – он стоически сносил абсолютно все высказки  в свой адрес… Хотя нет. Не стоит ему ничего отдавать. – Знаешь, Тао, будь ты поумнее, то выставил бы в прошивке кирки задержку в полторы секунды. И жми ты на эту треклятую кнопку сколько твоей душе угодно.
Слышно было, как он пыхтит внизу, буробит что-то на своем жаргоне. Иной раз мне удавалось расслышать свое имя. А я часто отвлекался на творящееся вокруг. Точнее на то, что было внизу. Запах электричества и синтетики становился более ощутим, что придавало ощущения того, что буквально под ногами настоящая цивилизация, а не глина и грязь. Казалось, мы уже вечность не видели что-то более осмысленное, нежели эту распухшую от бесконечной безвольности глиняную клоаку, что несколько часов подряд маячила перед глазами не меняя своей формы. Хотя, пожалуй, это было бы жутко, если бы форма менялась.
– Тао, – отвлекшись от своих рассуждений, я вновь, с совершенно беззаботным тоном, обратился к своему другу.
– Да что ж ты не уймешься то в конце то концов! – гневно произнес Таонга. Он уже перестал отплевываться от песка, что облепил все его вспотевшее лицо.
– Мы вот вниз лезем, лезем, а что нас там ожидает – мы невдомек. Не нравиться мне это. Нет, я абсолютно серьезно! Знаешь, мне как-то всегда более нравилась наша скрытность… Эй, ты где?
Взглянув вниз, я с ужасом отметил, что Таонга попросту испарился! Мысли моментально приняли четкий порядок действий. Ничего лишнего. Мозг хладнокровно принялся руководить моим телом. Мгновенным движением я перезарядил баллоны в обеих рукоятках и быстрыми движениями рук я превратил свой, до сей поры беззаботный спуск в бешеный забег. Мне казалось, что за секунду я преодолеваю два, а то и три метра дистанции. Но мое шествие продлилось не долго: мою руку стальным хватом зажала рука Таонги. Оказывается, воспользовавшись моей заминкой, тот незаметно юркнул в пещеру, на вроде той из которой мы выбрались сами.
– Во даешь, – вымолвил тот, помогая мне подняться на ноги. – А я вниз глядь, а там пещера в паре метрах буквально. Вообще, их внизу еще полно таких. Знаешь, это хорошо. Можно будет использовать их в качестве перевалочного пункта.
Его тон звучал совершенно беззаботно и здорово резонировал на фоне моей отдышки и изумленно-удивленного выражения лица. Видимо, он так и не понял, что я решил, что он канул в лету. Ну, или же делал вид. Впрочем, ему это здорово удавалось, коли так. Он стоял возле края пещеры и внимательно изучал раскинувшуюся внизу паутину из бесчисленного количества передвигающихся огоньков.
– И все же ползти нам еще порядком, – вдумчиво произнес Таонга, при этом смачно плюнув вниз. – И все же, как считаешь, Ген? Ядро или же извне?
Решив не разъясняться с ним по поводу его непредупредительного исчезновения и спрятав свои переживания на этот счет куда подальше, я оказался подле него и тоже решил поплеваться. Да и тем более мне всегда нравилось наблюдать за тем, как встречный поток разматывает мой плевок во все стороны.
– Хм. Не берусь даже предположить, так как в моей голове, буквально только что возникла довольно-таки сомнительная версия, – Тао уставился на меня в ожидании ответа. – Ядро – это вполне себе логично. Извне – врятли. Как ты и сказал – столь колоссальный энергетический отток отследили бы. Хотя, вариант того, что кто-то попросту не хочет, чтобы лишние люди прознали о подобных утечках энергии – мне более всего по душе, да и, к тому же, это куда более логично. А теперь оглянись и внимательнее осмотри туннель, в котором мы находимся. Он идеальной формы. Как раз под ксилановый кабель класса М-12.
Таонга последовал моему совету. Даже прошелся вглубь. Вернулся обратно.
– Да, но их ведь здесь нет, – он развел руками, продолжая смерять взглядом округлое пространство.
– Пока – нет, – я сделал многозначительный акцент на первом слове и принялся наслаждаться начавшимся мыслительным процессом, что был мной запущен в голове друга. Озадачить его было не так-то просто, но, если мне это удавалось сделать, то его густые брови принимались ходуном ходить по его измученному лбу. Порой, становилось жутковато. Особенно, когда он начинал время от времени выпучивать глаза… по одному.
История одного снайпера.
– Зергстов! Зергстов, подъем, твою ж медь! Господи, какая же у тебя фамилия, а. Я просто готов застрелиться, лишь бы не произносить ее каждый гребаный раз! – капитан разорялся пуще обычного. И какая его муха укусила? Так ведь орать каждый раз… Вот в других взводах красота: командиры снайп-отделений скромно так, ненавязчиво стучат по твоей двери или же активируют модуль, что вшит в мозги, и тот осторожно вибрирует, пока ты его сам не отключишь. А этот же… – Вставай, сука, мать твою, а ну!
Тот все не унимался. Капитан Костин молотил дверь, задействовав весь свой биокенетический потенциал, коим от души снабдили его наши генетики. Того и гляди перегородка и вовсе слетит с петель и он, словно серебряный сёрфер, ворвется в мою коморку на ней, перевернув здесь все вверх дном.
– О-о-о-открывай! – капитан принялся за свой фальцет. В прошлом кэп был оперной дивой, точнее – это мы его так прозвали. На самом же деле он действительно был оперным певцов и генетики (опять же таки, если верить слухам) оставили его голосовые связки нетронутыми, посчитав, что эта его способность, поможет ему держать нас в узде, разоряясь во всю глотку приказами. А если верить еще одним слухам (вообще, слухов в нашем штабе было полным полно), то генетики решили тупо поугарать над кэпом, потому как я даже сам часто замечал, как они дергаются, стоит Костину разявить свою луженую. Орал он дико, что и говорить… Да так пронзительно еще, что ну никак не вязалось с его перешрамированной в бесконечных боях физиономией. Кстати, так его и называли мы, по секрету: «орал». Пошловато конечно, но, по-моему, вполне себе заслуженно и справедливо.
– И вот чего этот Орал не уймется, – раздосадованно произнес я, о чем тут же пожалел. Наш кэп до мозга костей (причем в буквальном смысле. Как раз-таки последняя его модификация была связана с заменой клеток костного мозга на плаценту финобиуса – огромный земляней червь, точная копия дождевого, разве что в мириад раз больше… и вони от него было столько, что просто… люди в обмороки падают вечно. И я не исключение… Да я и без ароматов вечно в обморок падаю. Мне только повод дай) был нашпигован всякого рода тразсиммерами и имплантантами, что превратили его в ходячего кибернетического панка без души и мозгов. А что у него вместо мозга – так я вообще даже рассказывать отказываюсь. Кэп даже в туалете не нуждался! Это он сделал, чтобы во время боевых быть более состредоточенным. Бред какой-то. А я, пожалуй, только в ванной комнате и могу сосредоточиться.
А что касается меня, то мне от батьки достался по наследству его «зоркий сокол». Батя в свое время лишился глаза и ему его заменили на дорогущий имплант (он тогда еще на Фирму работал и она ему оплатила мод с операцией вместе). Благодаря соколу стрелял я из снайперки лучше всех в Фирме. Наверное, только благодаря этому меня и держали в снайперах. А так пас бы червей, да в обмороки то и дело падал… Жуть.
Зря я в общем, на кэпа брякнул. Тот замолчал на мгновенье (в грудь воздуха набирал наверное), ну и видала моя и без того шаткая дверь новые петли. Источающая истинное зло фигура Костина заполонила собой проем. Я еще подумать успел, до того, как мне прилетело, вот отличная бы вышла из него дверь, так идеально вписывается. Кэп буквально заполнил яростью всю мою крохотную спальню. Ему хватило какой-то секунды, чтобы оказаться подле меня, схватить за воротники пижамы и надавать мне лещей. Кэп словно кузнечик, стрекотал своей лапищей, украшая мои щеки красным. Чертов мутант… Руки бы переломать тому херургу, что ему локтевой сустав пневмо-усилителем снабдил. «Здравствуйте товарищ капитан. А у нас, специально для вас, новинка! Локтевой пневмо-усилитель! Благодаря ему вы сможете наносить семьдесят пять лещей салагам в секунду!». Уверен, что именно так эти мракобесы в халатах ему свои инновации впаривают. А тот и рад стараться напичкать себя всяким… Вот когда некуда уже пихать продукт будет: вот чем он тогда займется??
– Проснулся? – совершенно спокойным голосом поинтересовался Костин, поправляя мне ворот пижамы.
Вот же гад. Налупил, а теперь: проснулся, сына?
– Так точно, товарищ капитан. Разрешите приступить к дежурству?
Капитан смерил меня довольным взглядом (точнее нет – меня он довольным не смерил бы ни разу. Это он багровой щекой любовался) и, цокнув каблучками начищенных до янтарного блеска юфтевых сапог, удалился.
Задержавшись в дверном проеме, кэп повернул голову и полез в карман. Достав из него голографический жетон с мерцающей одной звездой, бросил его на тумбочку, что стояла рядом с ним.
– Дверь чтобы починил после смены, – и исчез так же быстро, как и чаще всего возникал на периферии моего зрения. Да и не только моего. Все же есть за что его уважать. Знает, что фирма с выплатами задерживает. А петли нынче за даром ну никак не раздобыть.
Прождав на краю кровати, пока шаги капитана окончательно растворятся в длинном корридоре жилых ячеек, я нехотя поднялся, почесав затылок и разявисто зевнув и подошел к двери, что удобно улеглась в углу моей спальни. Прежде, чем взять ее, на секунду я задержался: она так удобно лежала, что мне стало как-то неловко тревожить ее покой. Я даже поежился от того, что сейчас выступаю в роли своего кэпа по отношению к несчастной двери. Тем более что ей и так не хило досталось. До сих пор след от сапога остался.
Все же мне удалось разогнать эти бредни, что сгрудились серой тучей вокруг моей головы и я поставил дверь на прежнее место и вновь вернулся на еще не остывшую пастель. Она манила меня. Распахнутым одеялом приглашала к себе. Портал в царство Морфея.
Под ложем валялся наладонник. Я поднял его и, нахмурившись, принялся копошиться в закромах своей памяти. Сегодня четырнадцатое, а на дежурство мне лишь завтра – это я точно помню. Разблокировав экран, все мои призрачные надежды на то, что кэп банальнейшим образом ошибся (хотя, на моей памяти такого не припоминается), разлетелись во все стороны (скорее всего направление было одно). Во весь экран зияло срочное оповещение о подмены моего расписания. Первичный инструктаж я уже успешно проспал. Тогда понятно, почему Костин явился будить меня – ведь он его проводит.
Подтвердив дежурное оповещение, объявив, тем самым, о своем существовании и готовности приступить к очередной вахте, я перешел в раздел личных сообщений: как всегда пусто. Тяжело вздохнув, я с горечью в голове плюхнулся на подушку, но тут же резко подскочил от ощутимого удара током.
– Черт! Достал!
Раньше рабов били плетьми, теперь же их бьют током, чтобы те не позволяли себе лишних пару минут дрему. Это ведь такое преступление – прилечь на подушку, чтобы попялиться в потолок, давая мыслям встать каждой на нужное место! Хотя, ни одна моя мысль и понятия не имела где ее место.
В углу комнаты стоял железный ящик. Когда-то давным-давно в этом шкафчике кто-то хранил свои сменные вещи. Шкафчик попал сюда Сверху. В нем я хранили оружие. Я его слегка усовершенствовал: поставил в него подзаряжающий модуль для своей винтовки, чтобы не ходить в другой конец комнаты (ну да, пару метров преодолеть мне было лень. На самом же деле я вечно забывал зарядить обойму. А тут никак этот момент из виду не упустишь) и не ставить на зарядку.
Работа моя заключалась в охране червей, что рыли норы для силовых кабелей. На червей довольно-таки часто нападали сколопендры – мерзкие мутировавшие твари, отожравшиеся на белке собственных личинок. Однажды самого чуть не задрали. С тех пор на дежурство стали ходить по двое.
Открыв шкафчик, я на какое-то мгновенье замер…отмер… и закрыл его обратно. Открыл вновь. Индикатор зарядки молчал. Это могло означать лишь только одно: я вновь опростоволосился. Заряженная, готовая к стрельбе винтовка – это мое все! Это моя жизнь! Хотя, разве это жизнь… Ну почему, почему все наваливается неудержимым шквалом потрясающих событий и сметает все-все на своем пути? Почему? Почему?! Да потому что так запрограммировано, видимо, высшими существами. Хотя, какое дело высшим существам до муравья на вроде меня? Подозревает ли муравей в муравейнике, что на его дом писает мальчик? Не знаю, как там в муравьином мире дела обстоят с дождичком солоноватым на привкус; на мой же мирок конкретно так присрали, от души прям так!
Наладонник, что мирно лежал на отвороте одеяла, принялся истошно вибрировать. Прямо-таки сходил с ума! Хех, какова ирония: он тоже ненормальный… Я мигом подлетел к нему, словно боясь, что он – моя единственная связь с внешним миром – разлетится на маленькие кусочки и тогда мне его уж точно не собрать. Успокоив гаджет прикосновением пальцем к экрану, я засуетился. Мне давно уже надо было покинуть свою ячейку и во всю прыть нестись к пещере номер четырнадцать – мой второй дом. Последние три года именно в ней я оттачивал свои и без того идеальные навыки по стрельбе.
– Черт! Где же мой лук? – я метался по комнате в поисках своего лука из детства. Заглянул в шкаф, под кровать… Я всегда последним делом заглядывал под кровать и каждый раз, именно в этом месте я понимал, что лука давно уже нет. – Ах ты ж, досада. Лук был в детстве. Эх. Из лука я здорово стрелял, это точно. Лучше всех во дворе. Как-то раз… Да какая разница, что там было «как-то раз»?
Возле норы меня ждал мой напарник. Как всегда нахмурившись, нервно притоптывая своей маленькой ножкой по черной земле. Прогревается, – подумалось мне, – перед чечеточкой. Сейчас выплясывать начнет. Мне кажется, если он и впрямь начнет так исполнять, то я его попросту пристрелю. Скажу потом, что с ума сошел, выплясывать начал, маячил в оптике, мешал вести огонь. Как есть в общем и сообщу. Фирме кретины не нужны.
– Кретин! Ты уже задрал опаздывать! – сразу ясным стало, что Пашка (так зовут моего напарничка) явно чем-то недоволен.
Пашка рост имел крайне низкий. Из-за этого его все, кроме меня конечно, называли Большим. Его это дико раздражало. Каска вечно смешно сползала ему на его маленькие вредные глазенки. Говорил он всегда быстро, тараторил. Я его никогда толком не понимал. Все думал, что однажды его язык споткнется и свернет себе шею. Так что в наших с ним редких диалогах я лишь кивал ему головой. Паше это нравилось. Видимо, думал, что я отлично разбираю его тарабарщину, в то время как другие с ним толком не общались. С Большим никто и никогда не связывался, потому как в свое время он одержал победу на олимпиаде на Сатурне, отметелив там половину борцов Солнечной Системы. Другую же половину он принялся метелить уже потом, из-за чего и угодил сюда – в Подземку. Подземка являла собой не то, чтобы ссылку, вовсе нет. Просто, как и в любой другой крупной Фирме, здесь было полным-полно вакантных мест для выполнения черновухи. В основном здесь были военные, выполняющие роль своего рода телохранителей официальных работников Подземки. Таким же парням как я, что пока что еще не нашли свое место в жизни, работы хватало с лихвой. Вся она была разнообразна, но успевала надоедать за неполную смену.
– Ну что, козел! Ложись давай. Раздвигай свои булки и пялься восемнадцать часов к ряду в свой монокль! – Большой был явно не в духе. Он всегда так общался. Со мной, по крайней мере. И такая его манера ведения диалога вовсе не значила, что он ненавидит меня или же испытывает крайнюю неприязнь в данный момент. Как-то раз он в такой же вот манере обложил меня благим матом, а спустя минуту, умолкнув, предложил сигарету и чаю из своего термоса.
Паша скрылся в темноте пещеры и появился вновь с темно-зеленым тряпичным свертком в руках. Подойдя к краю пандуса, он раскинул сверток и уложил его наземь, рядом же с ним поставил раскладной стул, уселся на него и, откинувшись принялся разливать ароматный чай…в две кружки. Паша любил чаёвничать и я любил это дело не меньше его. Заваривать напиток у него выходило великолепно. Каждый раз он умудрялся поражать меня совершенно разным вкусом. Конечно же, я не осмеливался замечать ему об этом. Думаю, комплименты он не особо то и любил, да и не то это было место, да и вообще – для комплиментов. Каждый делал то, что считал нужным для себя и в поощрении эти поступки не нуждались.
Я молча подошел к настилу, аккуратно уложил на него винтовку и, достав из нагрудного кармана оптику, принялся проводить первичный осмотр местности, что раскинулась огромным плато внизу.
– Червей сегодня мало, – пробубнил Паша, громко прихлебывая кипяток (он всегда делал кипяток, пить невозможно было просто. Но это было хорошо: можно было подолгу сидеть с горячей кружкой в руках, дуть в нее и растягивать удовольствие, придавая своим мыслям умиротворенное настроение).
– Так у них ж селекция всю неделю, – я взял с земли приготовленный мне напиток и подумал, что заслужил его этой новостью. – Так что лафа.
– Гляди ка! – Паша указала пальцем куда-то вниз и вправо и даже привстал, чуть не пролив кипяток. – Ух, здорового какого тащат, а!
Направив монокль в нужную сторону, я в очередной раз поразился остроте зрения своего напарника. Червь и в самом деле был огромен. Пожалуй, такого я видел впервые. Но истинно оценить его размеры можно было лишь благодаря вспомогательному модулю либо имплану. Ни того, ни другого у Большого и в помине не было. Без всего этого червь не казался столь уникальным, чтобы стоило обращать на него внимания. На червя накинули огромные сети, которые натягивали АГ-аппараты, волоча бедолагу на ферму. Обычно щетинковые не нуждались в принудительном передвижении. Им просто указывали вектор направления и они по нему ползли. Если же на их пути возникало препятствие в виде земляной стены, то они вгрызались в него и делали это до тех пор, пока их не принуждали двигаться в обратном направлении.
Червь этот, помимо своего размера, был уникален еще и тем, что по желанию мог менять местами голову и хвост. Видимо, такова была его эволюционная ступень на данном этапе. Червь докапывался до нужной человеку точки, и полз обратно вновь головой вперед. Удивительная хрень.
Большой со свойственным для него серьезным видом, деловито восседал на своем маленьком троне. Затем я ощутил на себе его пристальный взгляд. Ненавидел, когда на меня кто-то так вдумчиво пялился. При этом, мне почему-то не хватало смелости с достоинством встретить взгляд наблюдателя. Я всегда делал вид, что ничего не замечаю и продолжал заниматься своими, какими бы то ни было, делами.
Большой довольно хрюкнул и отвернулся, продолжая осматривать владения.
– Чего ржешь то? – поинтересовался я, налаживая и без того идеально настроенную оптику.
– Локтевой пневмо-усилитель? – вопросом на вопрос ответил Паша и вновь довольно хрюкнул. – С гидро-компенсатором удара. Таким только монетки бы чеканить.
– Видимо, я его излюбленная монета, – мое лицо приобрело равномерно-красный оттенок.
– Да ты сам виноват. Нечего опаздывать каждый раз. Скажи бате своему спасибо. А иначе вычищал бы за червями пережуй.
Да уж. Тут с ним уж точно не поспоришь.
Обреченно вздохнув, я припал к окуляру. Все как обычно: на отшибе Подземки ползало из угла в угол пара червей. Загонщики восседали на своих смотровых площадках, время от времени дотрагиваясь до червей длинными палками, если те подползали слишком близко. Тогда червь вздрагивал, получив слабую порцию заряда и отползал в другую сторону. Почему-то так часто совпадало, что червь менял направление в сторону другой вышки, добравшись до которой неминуемо получал очередной заряд током и полз вновь в первой вышке. И так могло продолжаться раз за разом. Когда уже становилось совсем не до разговоров – мы с Большим принимались за спор, пытаясь угадать с какого же раза червь отползет в безопасную для себя сторону. Обычно никто из нас не угадывал. Но время скоротать получалось. Главное было занять себя чем-нибудь. Пускай хоть такой ерундовиной.
Спустя пять часов безперерывного наблюдения, я решил немного походить, размяться. Встать сразу у меня не получилось, так как ноги онемели до такой степени, что я их попросту не ощущал.
Когда я принялся за свои разминочные шевеления, Пашка вздрогнул, из-за чего пролил на себя недопитый чай. Задремал, видимо. Он часто впадал в дрему и я его никогда не тревожил, так как предпочитал прибывать в полнейшей тишине. Мне же, что странно, на дежурствах спать никогда не хотелось. Хоть глаз коли! Приходил же когда – буквально валился с ног и отключался не успев даже долететь до подушки.
– Ты куда собрался? – недовольно отозвался Паша и тоже встал. – А хотя ладно, шуруй. Я пока с твоей игрушкой позабавлюсь.
– Постарайся, пожалуйста, мне не сбить настройки. Я очень прошу, – я уже пожалел о том, что не взял винтовку с собой. После него каждый раз приходилось отлаживать прицел по новой. А это здорово напрягало.
– Ну ты еще поплачь! Иди уже! – рявкнул Большой и подкинул оружие в руках, едва его не уронив. – Не ссы! Я тем ландухам в глаз могу попасть! Ты меня в деле не видел!
– Ага… В шоколадный? – произнес я едва тихо, но тот похоже меня все-таки услышал. Но виду не подал.
Я инстинктивно остановился, вжав голову в плечи, но реакции так и не последовало. Пашка иногда прощал мне колкости в его адрес. Но я старался его ими не баловать.
Прогуливаться по пещере было делом рискованным: можно было вляпаться в большую мину. Тем более что Большой последнее время испытывал некие трудности, вдаряться в подробности которых мне не хотелось бы.
Нора была старая. Всюду видны были панцирные элементы от шкуры червей. Они теряют их сотнями, пока проедают себе путь вникуда. А пока ползли обратно, то успевали регенерировать их вновь. Черви будто бы созданы были для того, чем занимались: рыть норы для неолитических кабелей человека.
Стало нехило пованивать, так что я сделал несколько отжиманий, пока никто не видит и отправился обратно на свой пост, который я не любил покидать. Стоило мне отлучиться, как мозжечок принимался неистово свербеть, вызывая, тем самым, по телу такое неприятное и липкое ощущение, что вот-вот нагрянет Костин с проверкой и тогда его фирменный сверхзвуковой лещ покажется мне просто невинной трёпкой, которой мамки балуют своих неумных детишек. Подобное чувство у меня возникло и вновь. Я пытался, честно. Я каждый раз пытался избавиться от этого навязанного и абсолютно никому не нужного чувства ответственности. Но, по-моему, своими попытками тщетного избавления, я лишь приумножил его. Так что мне проще было перетерпеть лишний раз человеческую необходимость.
Я застал Пашку лежащего на животе, усердно вглядывающегося в прицел моей винтовки. Он каждый раз так бестолково давил в окуляр своим черепом, будто бы думал, что от этого он будет приближать сильнее. Я же никогда не касался наглазника. Разве что ресницами. Но теперь у меня в этом необходимость отпала. Зоркий сокол автоматически устанавливал оптическую связь с прицелом, стоило мне лишь посмотреть в него: невидимый лазерный луч из моего глаза, попадая на материнскую плату оптики, автоматически делал винтовку в целом буквально продолжением моего глаза и рефлексов.
– Павел, может быть вы… – я не успел договорить, так как Паша, не отрываясь от своего любимого занятия – вдавливания своим жирным лбом в прицел – принялся махать на меня своей лапищей. Смекнув, что дело серьезное, я, пригнувшись, подбежал к нему, взял с его трона бинокль и направил окуляр в сторону, в которую смотрел напарник.
– Ты поглянь, что есть то, а! – одичало принялся комментировать происходящее на противоположной стороне Подземки Паша.  – Люди-пауки! Люди-пауки! – вопил Паштет, готовый толи от изумления, толи от собственного безрассудства, сигануть прямиком вниз, ибо не в силах его было сдержать изумление.
На испещренной, бесконечными норами, противоположной стороне Подземки, карабкались вниз два человека в незнакомой до сей поры одежде. Вид у них был современный. Подобного рода облегченный скафандр видеть в живую мне не приходилось никогда и, судя по тому, как умело они спускались (один, тот, что по ниже ростом – был явно профессионал) движения он не затруднял. Хотя не удивлюсь, если наоборот – облегчал. Благодаря модернизированным сервоприводам или что еще посовременнее…
Двое неизвестных продолжали свой размеренный спуск, пока один из них, что сплавлялся ниже, не исчез в одной из нор. Дальнейшее меня поразило на столько, что я попросту продолжил молча наблюдать открыв от изумления рот. Пришелец, решив видимо, что его напарник сорвался вниз, принялся с нечеловеческой ловкостью, умело орудуя киркой, спускаться вниз настолько быстро, будто бы силы ядерного притяжения для него ничего не значили и не оказывали абсолютно никакого воздействия. Он буквально бежал вниз…
Но его смертельный забег продлился не долго. Рука напарника, обхватив его, затащила внутрь норы скрыв из виду, словно древесный хищник, что обитает в лесах Каллисты. После всего увиденного, я чуть было не поддержал вопли своего товарища, который, к слову говоря, поутих.
Положив бинокль на прежнее место, я принял задумчивый вид, перебирая в хаосе мыслей те остатки знаний устава, пытаясь отыскать пункт, в котором говориться, как нужно себя вести и что делать в неординарных ситуациях. Но все дело в том, что подобного пункта отродясь не существовало. Там было куча других пунктов, но касаемо данной ситуации – не было.
– Слыш, – произнес Большой, уставившись на меня с каким-то придурковатым выражением лица. – И что делать? Мочить?
Я медленно протянул руку к винтовке и вытащил ее из его рук.
– Доложить всяко нужно, – произнес я, с ужасом отмечая, что этот болван умудрился снять с предохранителя.
– О чем? – тот вроде бы начал приходить в себя и его лицо стало приобретать более-менее человеческие черты. – Что мы бездействовали с тобой? Ты поглянь, сколько они уже проползли! А мы их только сейчас заметили!
– А откуда кому знать, из какой они норы выползли, – вкрадчиво произнес я и Пашка хитро заулыбался.
Последующий час Большой буквально сросся с биноклем и каждые минут пять он выдавливал из себя обреченный вздох, переполненный горечью и несбыточными надеждами. И это его «охохох» стало уже порядком надоедать. Я принялся размышлять над тем, куда подевались пришельцы и почему они так долго не выходят из своей норы. Хотя, в глубине души я надеялся на то, что они и не покажутся вовсе. Или же просидят там у себя до следующей смены – это было бы поистине идеальным решением, потому как не пришлось бы брать на себя ответственность за принятые неверные решения. Потому как мои решения изначально несли характер противоречивый. Однажды я расстреляю всех к хренам собачьим… Вот это будет, пожалуй, правильным решением, потому как оспорить его будет абсолютно не кому.
В такие моменты полета безумной мысли в голове, я непроизвольно принимался за совершенно логичные пути решения, пути отступления, расчета патронов в магазине и способов их добычи. Далее в голове начинали возникать картины убийств и прочей вакханалии, что я учинил бы однажды в казармах и штабе управления. И все я это делал всегда без какого либо эмоционального проявления. Просто делал и все. Поначалу, подобные позывы меня пугали, заставляя лишний раз сомневаться в себе и нервничать. Но, по истечении определенного периода времени, я смирился и стал давать этим мыслях ход, так как понимал, в принципе, что на подобное у меня не хватит ни сил, ни духу… Да и вообще – зачем это было делать. Разве что ради удовольствия. Хм. А зачем вообще в жизни что-то делать, кроме как ради удовольствия? Взять того же Кэпа, например: ведь у него ж наверняка привстает от того, что он лупит меня и мне подобных по щекам каждый раз с поводом и без! А ему за это хотя бы раз что-нибудь было? Что- то я не припоминаю, что его отчитывали за неуставщину. Скорее наоборот. У него еще и небось лещевой счетчик есть. Наверняка собираются по утрам и обсуждают, кто сколько за вчера нащелкал. Уроды.
Очередной бестолковый вздох Пашки вывел меня из оцепенения безрассудных рассуждений и меня посетила удивительная мысль. Она был столь проста и логична, словно некое озарение. Будто бы мое предназначение, что явили мне некие Высшие силы. Проникнувшись этой мыслью целиком и полностью, став ее частью, мне стало так легко. Я понял все, всю свою жизнь. Вот – я встал на свой собственный путь! Глаза мои округлились от увиденного одним кадром действия, а губы растянулись в блаженной улыбке.
– Ну вот же, – тихо произнес я, – вот же. И теперь мне все стало ясно. Это величайший случай, в котором я немедленно должен принять участие. Все, что сейчас происходит – связано со мной, и я являюсь частью этого необычайного действа.
Я замолчал, продолжая шевелить губами, наслаждаясь разворачивающимися удивительными событиями в теплых потоках своих мыслей. Пашка же, наконец-таки отлепившись от своего бинокля, уставился на меня выпученными глазами, выражение которых пытались изобразить не то ужас, не то недоумение. А может и все сразу.
– Ха! – выпалил я, наставив на напарника свою винтовку. – Как же все теперь стало просто! – и я выстрелил, не целясь, ему в голову. Теперь у него не было имени – он был никем для меня, как и прочие обитатели Подземки. Даже я сам для себя был уже никем. Важным было лишь мое истинное предназначение, мои действия, а все остальное вмиг потеряло всякий смысл. Точнее сказать – я наконец-таки осознал всю бессмысленность своего существования до сей поры.
Тело моего напарника так и продолжало сидеть на земле в той позе, в которой смерть застала его. Тоже выражение лица, лишь крохотная черная точка запекшейся крови точно посередине лба. Странно, я не испытывал сейчас ни чего, кроме умиротворения и чувства, что я все делаю правильно. Ни паники, ни угрызений совести… Ни злости! О боги! Какой же я был глупец, что вечно злился и роптал на своих обидчиков, на свою жизнь, на себя… Злость… Как же это глупо! Ха-ха-ха! Мой внутренний «Я» ликовал, расправив руки, вращаясь в теплом луче, что являл мой путь. Мне хотелось летать! Но нет. Позже.
С незыблемым покоем в мыслях, я лег на исходную, привычным движением наладил свою оптику. Теперь я единое целое со своим оружием. И нет ничего кроме меня.
– Три часа – щелчок! – я всегда говорил вслух, когда приходилось отрабатывать по целям. Так я чувствовал себя простым механизмом, бесчеловечным и простым в обращении. Стрелял против часовой стрелки. – Вышка – щелчок! Девять часов – вышка – щелчок!
Мне понадобилось пройти три часовых круга, что убрать всех караульных из нор. На последнем круге я позарился было на загонщиков, что следили за передвижением червей внизу. Но в последний момент передумал, так как их обездвиженные тела обязательно привлекли бы чье-нибудь внимание и началась бы суматоха. А про караульных на вроде меня вспоминают лишь по истечении четырнадцати часов.
Отстегнув последний магазин, я с удовлетворением отметил, что он пуст. Значит, я убрал именно тех, кого и нужно было убрать. Оставался лишь один вопрос: для чего это все? Моя роль в этом эпизоде вихря событий выполнена и я – словно отстрелянный патрон. Но какой цели я послужил? Хм… Видимо, мне попросту это не нужно было знать. Я сыграл свою роль – это главное.
Я встал, обошел тело напарника и уселся на его складной стул со спинкой. В нише подлокотника стоял термос. Странно все это. Ну, правда же странно. Странным делом было пить горячий Пашин чай, хотя сам же он уже похолодел.  Но я его все же пил. Он был вкусный и наваристый… Как всегда. А все же создавал он своим термосом некий уют в этом неприглядном месте. В любой момент можно было протянуть руку и отпить горячего чаю. Это помогало. Особенно, когда до конца смены оставалось еще много.
Мне вдруг стало невыносимо одиноко и горько от того, чего я лишился. Странно. И правда странно. Имея – не дорожим, а потерявши – плачем.
– Прощай, мой маленький друг. Привет тебе из прошлого в будущее, – грустно произнес я, выливая остатки чая на голову Паше. Тому, видимо, не совсем понравился мой поминальный жест, и он медленно завалился на бок, издав при этом не совсем приятный звук. – Что ж, видимо и мне пора.
***
Небольшая пауза никогда не повредит. Тао был занят своими размышлениями на тему: почему нет кселановых кабелей в месте, в котором их нет; почему место есть, а кабелей нет… И прочей ерундой. Вообще, он был изрядным любителем озадачивать себя всякого рода совершенно ненужной ерундистикой.
Вообще, по правде говоря (исключительно между нами) мне всегда было делом совершенно непонятным, почему люди, в большинстве своем, задаются банальнейшими донельзя вопросами и принимаются неистово искать на них ответы. А ты, по воле случая, оказавшись рядом в этот удивительный момент, даешь им ответ такой же, каков и являл из себя вопрос – банальный и, что чаще, бестолковый. А бестолковый потому, что иного просто и быть не может. Ну не существует!
Так обижаются же! Не знаю… Это как слепить снеговика и принести его в дом, а потом сидеть и думать: почему же он растаял? Что, зря лепил что ли? Ну типа того. Объясняешь ведь, так, мол и так, разница температур и прочее… По сути то, вещь совершенно объяснимая и понятная (даже снеговику) и ни в каком пояснении не нуждается во все.
И ты, смотря на весь этот балаган размышлений, примеряя заранее отрепетированную придурковатую улыбку, выдаешь некий обескураживающий ответ, теорию, так сказать. И теория эта на столько расходится с самим вопросом, что лишь полоумный не заметит очевиднейшего подвоха.
Так обижаются же! М-да… Видимо, поэтому со мной никто водится то и не желает вовсе. Ну конечно! Как с такими придурками водиться можно? Это ж бред!
– Эй! Ты чего там бубнишь? – окликнул меня Тао. Он стоял ко мне спиной возле входа в пещеру с отставленным биноклем в руках.
– А ты чего не бубнишь? – проворчал я и направился в его сторону. – Чего ты там разглядываешь? Дай мне тоже поглядеть.
– Что-то здесь твориться непонятное, – протянул Таонга подозрительным голосом.
– В натуре? Подозрительное, говоришь? Типа два парня в дырке стоят на высоте пол километра и один такой говорит: «Что-то здесь не так, на хрен». Я просто поражаюсь тебе порой. Твоей этой проницательности.
На самом же деле я никогда не любил, когда Тао выражался в подобной манере, то есть, выказывал свою подозрительность. Потому что, он всегда оказывался прав на этот счет. И обычно эта его подозрительность приводила нас в самую жопу. Одно дело попасть в эту самую жопу совершенно случайно и такой, типа: «Ой! Как же это я так?». А другое дело видеть ее триумфальное приближение и не имея ни малейшей возможности, хоть как-то избежать этой оказии. В общем, это как думать о своей смерти каждый день.
Тяжело вздохнув, я все же подошел к другу, принял из его рук бинокль и принялся хаотично водить им из сторону в сторону. Словом, всячески выказывая свое недовольство.
– Ну все, слушай, нет здесь ничего такого, – все тем же недовольным тоном, ответил я. – Полезли уже. Осталось чуть. Спрыгнем с тобой ножками на твердую землю, а там и видно будет.
Тао был непоколебим. Впрочем, эта его непреклонность нас не раз выручала.
Меня привлекла короткая вспышка на том берегу.
– Ого! – искренне удивился я. – И по ком он это содит, мне интересно? – Я вернул Таонге бинокль.
– Не по нам, явно. Хм, – Тао сменил вектор. – Действительно странно.
– Да чего там? Не томи!
– По своим работает, – мрачно ответил Тао, не отрываясь от наблюдений. – Точно по своим. Позиции симметричны. И его – не исключение. Напарник рядом – мертв. Что ж, стоит отдать ему должное – меткий малый.
– Ну, помаши ему ручкой. Разведи костер. Как вы там сигналы подаете, не знаю.
– Здесь дров взять неоткуда… – Таонга вновь перевел вектор в сторону странного снайпера и с несколько минут стоял не шевелясь и совершенно не реагируя на мои бесчисленные обращения. После чего он «огокнул», убрал бинокль в рюкзак и молча принялся готовиться возобновить заключительный этап спуска.
Заключительную часть пути мы проделали молча. Мне разговаривать вдруг совершенно перехотелось. Такое бывает: нахлынивает вдруг неожиданно молчаливость. Мысли, словно тараканы, разбегаются кто куда, когда свет на кухне включаешь. Разве что в моей голове далеко не светло в такие моменты. Будто бы зашло Нечто в мою комнату и все в миг замолчали. Как-то и поговорить стало не о чем. Нечто садилось в мое любимое кресло и немым взором изучало пространство-мысли. Насытившись – уходило. Куда вот только, интересно. И что это была вообще за сущность такая? Ведь неужели я сам порождал это? В жизни бы не поверил! Я могу породить в своей голове смех, радость – словом, любой эмоции я могу дать объяснение. Будь то внешний фактор, либо же я сам вспомнил что-либо. Но этот… Всегда хотел спросить у кого-нибудь или у меня одного так происходит. Да каждый раз, когда выдавался более менее подходящий момент – я не мог конкретно сформулировать свою мысль, касаемо этого. Мы с Маришкой бывало ссорились из-за этого. Меня это жутко раздражало, а она в свою очередь думала, что раздражает меня. А все из-за того, что я не знал, как ей объяснить. Бывало, выберемся с ней на поверхность, на промысел и шастаем по пустырю среди развалин, как у себя дома. Туда зайдешь, тут сунешься, что-то интересное обнаружишь… И все это всегда сопровождалось обсуждением увиденного, комментированием найденного и прочее. Шел интересный нам обоим (ахах! Подумалось «обоям». Два рулона на прогулке). А потом вдруг бац! Молчу. Она спросит, мол, чего это я замолк, а я и ответить то что ну не знаю! Правду сказать – как не знаю, хоть убей! А причину выдумать – так бред же! Врать, тем более, я ей не привык, ни в каких формах. И она тоже замолкала… Так о чем со мной разговаривать, если я, как сыч молчком-молчком.
Значит так. Решено. Вот найду ее... Не найду – уже нашел. Правильно мыслить нужно. Правильно. В общем, все ей, как на духу и расскажу, а там пускай сама решает. И про чужака в кресле, и про тараканов на кухне, обо всем вообще!
– Э! Вась, – совсем рядом со мной раздался голос Тао. Оказывается, увлекшись своими мыслями, я слегка ускорился и догнал друга.
– Ё! Дружбан, чуть тебя не задавил. Извини, задумался.
– Раздумывайся давай там. Земля на подходе.
Земля была и в самом деле уже совсем близко. Настолько близко, что я мог различить камешки на ней.
– О чем думал?
– Да о Маринке, – едва сдерживая дрожь в голосе, ответил я. – Она ж как игла с ядом, знаешь, пронзает голову и горько так становится.
– Ты о мысли то? Ну, не знаю, друг, чем тебе тут помочь. Сказать, чтоб не думал – так мне то уж проще всего советы раздавать… Держись. Не замыкайся главное. Чувствуешь, что пронзила – мне говори, высказывайся.  Хуже не  будет. Попробуй в следующий раз.
– Спасибо, брат.
Вновь ощутить под ногами твердую землю – было ощущением бесподобным. А бесподобным оно было потому, что была стабильность, покой, а не нитевидная мысль в голове о том, что в любой момент ты рискуешь сорваться вниз. Смерть была не страшна. Страшно было то, что не сделаешь всех дел, какие запланировал. Помирать не хочется в любом случае, но это вовсе не означает, что мы Ее боимся.
Мы оказались на пустыре. Все это смахивало на задний двор огромной фермы. Перед нами раскинулось огромное поле, покрытое полопавшейся глиняной коркой. На горизонте виднелись зачатки тех строений, что нам довелось увидеть сверху. Здания тянулись тоненькой черной нитью, что пульсировала короткими вспышками энерговыделений. Вид снизу поистине поражал своей странностью. Сверху все казалось вполне приемлемым и логичным. Оказавшись внизу – все встало с ног на… на что-то.
– Мы словно внутри гигантской терки! – произнес Таонга, задрав голову вверх.
Таонга выбрал удачное сравнение. То, что мы увидели далее, поразило нас на столько, что и обсуждать, собственно, не хочется. Но, такова уж доля.
Вверху, где расположение нор было особенно плотным, мы заметили движение. Не заметить это было просто нереально. Из одной такой норы выползало нечто огромное и омерзительное, очень похожее на червя. Видимо, по сути, это и был червь. Его огромная туша, едва высунувшись из норы, замерла на какое-то время и принялось водить «мордой» из стороны в сторону, словно осматриваясь. Затем существо продолжило движение и под тяжестью собственного веса червь свесился и продолжил ползти вниз по откосной стене. Казалось, ему не будет конца. По моим неточным данным из норы выползло уже метров пятнадцать и он все еще продолжал свой смертоносный путь. Ход его движения значительно ускорился, видимо, за порог перевалила половина его длинны. Показался хвост червя, но к тому моменту он уже стремительно падал. Через секунду раздался глухой звук, еще через мгновенье земля под ногами едва-ощутимо дрогнула.
Черви продолжали выползать из соседних нор и кубарем лететь вниз. Выглядело это не совсем приятно, но взгляда отвести почему-то не получалось.
– Фу! – Таонга оказался самым эмоциональным из нас. – Ну и дерьмо! Знаешь, я понял, что под землей происходит исключительное дерьмо: народ подземный, ополоумев окончательно, кидаются под вагонетку, скитальцы нападают без всякой причины. А теперь еще вот это! – он рукой указал в сторону, выдавливающихся из нор, червей.
Зрелище и в самом деле было до безобразия принеприятнейшим. Но, меня это ничуть не тронуло – в плане омерзения. Весь этот нелепый спектакль, что разыграли эти пресловутые черви – вызвал у меня ассоциации, связанные с падением одной большой империи. Само собой ни о какой конкретной империи и речи не шло. Это были лишь ощущения, вызванные разыгравшимся воображением. Абсурд, конечно же. Но эти доисторические создания (а я был уверен просто в том, что это были именно доисторические создания. Возможно, пару сотен миллионов лет назад, этих кольчатых клевали птички. Или наоборот) так и сыпали из своих нор. Таонга насчитал уже с три десятка чудищ.
Отвлекшись от зрелища, я призадумался. Я размышлял над тем, что мы поступили слишком уж опрометчиво – решив спуститься вниз и даже толком не изучив местность, повадки местных и прочее. Например, даже наличие бесчисленного количества туннелей не вызвало в наших головах вопроса, касаемо их принадлежности. Видимо, местные жители относятся совершенно спокойно к подобному. Отсюда следует вывод, что местные используют червей. Но тогда для чего?
– Я тут легенду одну вспомнил, – произнес Таонга, все еще не в силах отвести взгляда от нор. – Услыхал ее от старого дворника. Помнишь? Ты повстречал его у нас в Секторе.
– Ну, – утвердительно ответил я, присаживаясь на небольшой валун, что лежал в паре метрах от меня и решил закурить.
– Дед рассказывал о древних хранителях ядра. Он упомянул тогда именно о червях. Легенда гласит, что древние создания, – он размашистым жестом руки указал на разворачивающуюся на периферии картину, – окутывают по сей день ядро нашей планеты, не давая тому разорваться. Словно, сдерживают его, поглощая своими исполинскими телами ту колоссальную энергию, что оно выделяет.
– Надеюсь, что твой дедан тот еще выдумщик, – безразлично ответил я, стряхивая пепел.
Таонга посмотрел на меня и произнес, словно бы извиняясь:
– Тот Дворник – ментальная проекция одного ученого-историка.  Ни одна его догадка не оказалась ошибочной.
– Ну, значит, ему стало совсем уж скучно под старость лет.   
Как я уже упоминал (сам себе. Что мне толку до четвертого измерения) – путь наш пролегал через пустырь. Прошли мы уже порядочно: с час топали, как бы не более того. А город, что мы наблюдали сверху и не думал вырастать в размерах: как он был мерцающей черной полоской – так он ей и оставался.
Эксцентрическое заблуждение.
– Человек человеку – человек. Не человек не человеку – чебурек.
Таонга уже пятый час к ряду болтал подобную чушь. А у меня просто уже не было сил перебить его или же попросить, чтобы он заткнулся. На самом деле, я уже стал подумывать, что рано или поздно от этого лимба мы тронемся умом, ибо видимая точка финиша ни чуть не приблизилась.
– Колдовство какое-то, – пробубнил я пересохшими губами. Капсулы с концентратом мы экономили. Их совсем мало осталось. – Все это дерьмо мне напоминает один фрагмент из своей жизни.
– Когда у тебя на поверхности закончился кислород? – отозвался Таонга, чему я здорово обрадовался. Значит, пока что еще не рехнулся. – Помню, помню, брат. Рассказывал. Патовая ситуация. Чего и говорить. – Таонга согнулся пополам и зашелся в неистовом кашле. Я поспешил к нему и принялся хлопать по спине. Не сильно, а то он мог захлебнуться.
Капсулы с концентрированной водой (хотя, по сути своей, это была не вода вовсе, а неведомый люду порошок, который провоцировал выделение жидкости организмом. Как бы, из неприкосновенных запасов его. Применялись лишь в случае крайней нужды, иначе обезвоживание гарантировано).
– Порядок, – ответил Тао, перестав кашлять. – Последняя осталась.
Я проверил свои запасы.
– У меня две.
– Тебе и мне более нельзя. А иначе край.
– Знаю. Выбираться пора. Глупо было заблудиться в поле, согласись?
Таонга молча смотрел на меня, выпучив свои и без того огромные глаза, затем его лицо украсила улыбка. Но это продлилось не долго: в то же мгновение его лицо скривила гримаса боли от потрескавшихся губ, из которых хлынула кровь.
– Эксцен… Черт! Больно то как! – кровь мгновенно запеклась. Но разговаривал Тао с предельной осторожностью. – Эксцентрическое заблуждение. Слыхал за такое?
Не дожидаясь моей реакции, Тао присел на корточки и принялся за привычное копание в своем наладоннике.
После нескольких минут его охов и ахов он поднялся, похлопал ладонями друг об друга и наградил меня своим фирменным самодовольным взглядом.
– Ну, – деловито начал он, – так я и думал!
– Ты прям как хренов врач. Не томи. Сколько мне осталось, док?
– Плато, – он потопал по потрескавшейся земле ногой, – под ним располагается невиданное количество твердых пород железа. Мы буквально стоим с тобой на железной плите. Под плитой ядро. Проще говоря – мы в центре колоссально мощного электромагнитного поля. Далее. Поле настолько мощное, что искажает видимый горизонт, превращая его в поплавок и водит его перед нашими носами по кругу. Мы думали, что шли прямо, но мы шли по вектору электромагнитной индукции, видя перед собой нужную нам картинку.
Промолчав с минуту, дав услышанному усвоиться в моем понимании, я озадаченно ответил:
– Так в нашем же случае полукруг.
– С этим еще предстоит разобраться, друг мой. По крайней мере, теперь мы знаем, где мы и почему мы! Вперед! За мной!
Впервые, наверное, за то время, что я с ним знаком, я обрадовался его этой манере лидера-первопроходца. Эти его «вперед», «мой друг» – меня всегда дико бесили. Что ж поделать – он любил строить из себя великого умника, коим, по сути, и являлся.
Удивительно все же мысли влияют на физиологию человека. Буквально четверть часа назад Тао безнадежно задыхался кашлем (хотя, я, буквально  за пять минут до него кашлял точно также) и потихоньку сходил с ума, как мне показалось. Теперь же, стоило ему решить жизненно важную задачу – воспрянул духом, и его уже было не остановить!
Таонга уверенно шел вперед, и я едва поспевал за ним. Он периодически оглядывался и кивал мне головой, в ответ на что я отвечал тем же. Благодаря бешеному темпу, что задал Тао, очертания загадочного города стали прорисовываться. На его окраине, по всему периметру отчетливо были видны вышки, что стояли на относительно небольшом расстоянии друг от друга.
Когда до вышек оставалось около ста метров, я остановился и решил воспользоваться биноклем. Тао пёр вперед, как танк – даже не заметил, что я решил воспользоваться минутной паузой. В горле пересохло окончательно и докричаться до него возможности не представлялось никакой. Накинув маску на лицо, я окликнул его. Тот уже порядочно отдалился от меня. Услышав в наушнике мой голос, он резко остановился, обернулся и развел руками, мол, какого я остановился. Выставив вперед ладонь, призывая его не торопиться, я принялся за изучение впереди лежащей местности. На это потребовалось время. Линзы моего бинокля изрядно запылились, так как я вечно забывал убирать последний в чехол. Да и вообще я не так уж и часто им пользовался. Наблюдение – это у нас по части Тао. Впрочем, в этот раз он явно халтурил.
Увлекшись рассмотрением вышек, расположение которых меня насторожило тем, что смотрели они не на улицу, а во двор (что меня изрядно озадачило. Хотя, может мне всего лишь показалось), я не услышал приближающихся шагов друга. Его, увеличенная в десятки крат, физиономия, возникла в периферии фронтовых линз бинокля и от неожиданности вздрогнул.
– Какого?! Черт… Ты что творишь, братан? Ну ка – сдрисни. – оттолкнув улыбающегося Тао, я принялся за дальнейшее. Хотя, уже неинтересно было. Здания напоминали микросхемы и их составляющие. Мы будто бы оказались внутри гигантского радиоприемника.
Убрав бинокль в чехол (я смог! Так и педантом стать не долго, – подумав об этом, я поморщился и достал бинокль обратно из чехла), я обеспокоенно вздохнул и уставился на улыбающегося Тао. Тот стоял сгорбившись и подозрительно молчал.
– Что за дерьмо, дружище? – начал я. – Дома – микрочипы; вываливающиеся из дыр гигантские черви; смотровые вышки, смотрящие во двор и без постовых. Куда мы попали на хрен??
Тао выжидающе смотрел на меня. Привык, видимо, к моим тирадам.
– Есть у меня одна теория, – наконец-то вымолвил он, что мне сразу не понравилось. Теории его всякий раз оказывались чудными и безумными. Чудными были доводы приводимые в доказательство; безумными были последствия этих же пресловутых доводов. Теперь мне стал понятным этот его марш-бросок трусцой: в его умной голове созрела теория, что родилась на основании полученной визуальной информации, подкрепленная имеющимися знаниями и опытом (которого у него хватало их с избытком).
Что ж, у меня тоже родилась одна теория, касаемо происхождения его имени. «Таонга – вдохновлено мотающийся на трубе». Но ему я об этом сообщу несколько позже. Вот запалю его мотающимся и выдам.
Тао уже принялся во всю изливать на мой обезвоженный разум динамичность своих мыслей, что вихрем кружились в его голове.
– Ты только попробуй представить себе подобный проект, что так вот грандиозно от нас всех скрывали! Секретность этого Сектора поражает не только своим естеством, масштабами, но также идеей воплощения! Немыслимые архитектурные строения…
– У тебя ж, вроде, в горле пересохло, дружище, – не стерпев более его распаляющуюся восхищенную болтовню, перебил я.
Приблизившись к смотровым вышкам на значительное расстояние, мы остановились, так как опасались раскинутых перед ними мин. Именно таким образом чаще всего и укреплялись населенные пункты: минное поле; пулеметные точки. Уделив время для более детального изучения почвы под ногами, мы оба пришли к выводу, что мин либо нет, либо они исключительно хорошо замаскированы. В любом случае никому из нас рисковать не хотелось. Сканер Тао, что он до сей поры без дела таскал с собой, результатов тоже не дал никаких. Но тем не менее! Что у меня, что у него в голове основательно так обжилась мысль о возможности подорваться. И мысль эта уже вовсю хозяйничала в подкорке.
Не сговариваясь, мы наполнили свои карманы, валяющимися под ногами, камнями (которые, к слову говоря, вид имели странный, да и запах тоже. Белые такие, увесистые) и принялись кидать их перед собой на более-менее безопасном расстоянии на случай предполагаемого взрыва. Пару раз, не удержавшись, я подкараулил Тао и резко заорал в тот момент, когда он бросил свой камень. Резко побледнев в физиономии, Таонга вытянул свои ходули назад и, вытянувшись в воздухе стрункой, упал навзничь (как у него только ноги не оторвались и назад не улетели…). Мне показалось он так долго провисел в горизонтальном положении, что я вполне мог бы успеть пройти под ним. Когда он встал, весь в пыли и по прежнему бледный, я, как ни в чем не бывало, продолжал бросать камешки перед собой, время от времени выковыривая излишнюю пыль из носа.
Во второй – заключительный раз, все вышло, на мой взгляд, куда интереснее. Мы уже практически миновали воображаемое минное поле и камней оставалось всего ничего. Кидая впереди себя камень, по прежнему не дожидаясь, пока тот коснется земли, я медленно лег на землю и так же медленно прикрыл свою голову руками. Тао, завидев этот мой жест, только лишь «экнул», затем принялся метаться из стороны в сторону (видимо, пытаясь отыскать укрытие), то приседая, то прикрывая голову руками. Пролежав так с пару секунд, я лениво встал, отряхнулся и более уверенно, совершенно не опасаясь быть разорванным на молекулярное пастбище, зашагал далее. Смотровые вышки (все-таки они оказались именно смотровыми) были уже у нас под носом.
Тао подошел к вышке вплотную, бесцеремонно пнул ее ногой по основанию одной из четырех труб, на которой располагалась сама будка. Никакого звука не последовало.
– Углепластик что ли? – озадаченно произнес Тао и пнул ее еще раз, сильнее. Затем оглушительно свистнул, задрав голову вверх. Ответа не последовало. – А как они туда взбираются?
Действительно. Как? На прогулочную вышку (так мы ее назвали – «прогулочная», так как своим открытым видом и аккуратным заборчиком по всему периметру она напоминала веранду домика в деревне) не вела лестница, так же не было видно и люка снизу.
Подземка.
В какой-то степени, от раскинувшегося перед нами, на то пространство, что хватало взгляда, города не исходило никакой возможной угрозы, какую мне по обыкновению приходилось ощущать нутром, стоило оказаться в мало знакомом месте. Каждая локация имела свой, незримый глазу, оттенок. В девяти случаев из… девяти, я хмурил брови, и моя левая рука непроизвольно тянулась к набедренной кобуре, с которой я, кстати говоря, никогда не расставался. Будучи даже в своем Секторе, я не снимал ее, а таскал в ней флягу, которую смастерил из токопроводящей трубы, которая идеально подходила по размеру. Боря всегда ворчал и выражал всякое недовольство по этому поводу. Но, убедившись, что она ни разу не использовалась по назначению во время рабочей смены – он успокоился. Хотя, пару раз я замечал на себе его не одобряющий взгляд.
– Эх, – с едва заметной ноткой удрученности, выдохнул я, поглаживая свою кобуру.
– Ты чего? – удивленно спросил Таонга, прохаживаясь по местности.
– Да Сектор вспомнил, жит-быт и все такое… Понимаешь? – я посмотрел на него в упор в ожидании хоть какой поддержки. – Чем там, интересно, сейчас мои занимаются? Борька гоняет, наверное, всех как обычно. – Я мечтательно устремил свой взор вверх, поразившись, лишний раз, высоте потолков.
– Ааа, – понимающе протянул Тао, – тоска по дому. У меня такое тоже часто бывает. Мне нравится сидеть на лавочке и наблюдать за Дворником. Эдакий островок минувшей жизни сверху. – Таонга замолчал и принялся исследовать пальцем свою ушную раковину. Нашел в ней что-то, внимательно изучив, принялся щелкать пальцем, в попытке избавится от находки.
– Я бы сейчас с удовольствием посидел на этой самой лавочке и с термосом горячего чаю и парой десятков бутербродов… Кстати, о бутербродах: нам бы воды испить, а то мы вот-вот с тобой подохнем от обезвоживания.
– Ха! – торжествующе воскликнул Тао, смотря на свой длинный палец. – Так вот в чем дело! Бутерброды! Ты хочешь кушать, друг мой.
– Нет. Я хочу бутерброд.
Подняв с, покрытой внушительным слоем пыли, земли рюкзак, я весь подобрался и наметил в голове четкий маршрут следования, а так же попытался учесть всевозможные события, что могут возникнуть в ближайшие четверть часа.
– Тао, – окликнул я того, проходя мимо него.
– Махаа? («что» на африканском)
– Ты на дамаскуса похож.
Оказавшись в пределах города, я тут же почувствовал знакомый запах, который был свойственен месту, которое содержало в себе огромное количество энергии, силовых кабелей и прочей энергетической атрибутики. Я обожал это. Напоминало мне дом. Сразу же возникло ощущение уюта и спокойствия: там, где много энергии – царит рабочая атмосфера. Энергия требует ума и концентрации, а значит – здесь нет места насилию. Тогда я позволил себе думать, что здесь мы будем в безопасности и с нами поделятся хоть какой-нибудь информацией.
Здания городка все были одноэтажными, от того и занимали вполне внушительные территории. Расположение улиц было параллельно-перпендикулярным. К каждому зданию из-под земли были подведены энергетические гофры, по которым было видно, как перетекает поток энергии. Мы будто бы оказались внутри огромной платы. Земля под ногами едва заметно вибрировала и мое разыгравшееся воображение поразилось тому, каковы же были размеры энергетических установок, что питали эту местность. Все строения были соединены между собой полупрозрачными переходами цилиндрической формы. Видимо, поэтому на улицах нам не повстречалось пока что ни единой души. За исключением парочки дронов старого образца, но вполне себе ухоженных, что в очередной раз подтверждало отношение местных работяг к своей работе. Но те не обратили на нас совершенно никакого внимания. Впрочем, нам это было пока что очень даже на руку.
Более всего нас поразило освещение местности. Мы не заметили ни единого источника света, но тем не менее, здесь было светло, как днем, при чем освещение было «теплым». Мы не отбрасывали тени, словно бы сам воздух источал корпускулы света. Смотря на город сверху, еще будучи в пещере из которой мы начали свой спуск, город выглядел ночным: видны были индикаторные огни зданий, световые линии разметки дорог границ помещений и прочее. Видимо, мы пересекли терминатор и попросту оказались в пределах светового облучения.
Находясь в черте этого удивительного города, нам, пожалуй, только и оставалось, что гадать об истинности его предназначения, так как на первый взгляд существование его, как и предназначение (если таковое имело место быть) казалось нам совершенно непонятным.
Мерное жужжание серверной, что доносилось буквально отовсюду, – гипнотизировало, не давая мыслям ходу.
– М-да, – протянул Тао, почесывая затылок. – Ощущение, будто бы опоздали на вечеринку.
– Или пришли слишком рано, – подхватил я его мысль.
Таонга же решил подхватить камешек и, подкинув его в руке, словно размышляя над своим будущим действом, пульнул его в ближайшее плексигласовое окно…и промазал. Окно было размером с веранду дома моей, давно покинувшей этот мир, бабушки.
Он смущенно отвернулся и принялся насвистывать что-то популярное. Мелодия показалась мне от того и знакомой. По-моему, это была «Графитовая пыль», что исполняла Луанна на церемонии переизбрания в 2536-м году. Тогда мне было всего шестнадцать.
Упоительная (не смотря на падающих сверху гигантских червей, кстати, которые прекратили свои неистовые действа) тишина, тем не менее, все еще продолжала царить вокруг. Видимо, она здесь являлась полноправной правительницей и те, кто жил здесь со дня основания – уже успели к этому привыкнуть. Нам же было слегка недоумённым прибывать в этой обстановке. Как-то уже не привычно что ли: ни ветерка тебе, ни встречного прохожего, который спросит: «Эй, парни, а вы как здесь очутились?». А мы бы ответили ему: «Эге-гей, паренек! Да вот, смотрим, тут черви с неба прям так и сыпятся! Вот и решили заскочить!». Мы бы посмеялись над этой моей вчерашней остротой, пожали бы друг другу руки, представились и он бы проводил нас до здания их Управления. Что ж, пожалуй, такое развитие событий было бы поистине идеальным. Хотя, я склонен думать, что скорее всего так оно все и будет. Может и не прям уж так и в точности, но конечный результат будет иметь именно такой вид, как я и представил. Да.
Хотя, чего и греха таить, сосредотачиваться на вылазке мне становилось все сложнее и сложнее. Я часто тормозил. И Тао видел это. Его опыт не мог не заметить то, что напарник где-то не здесь. Порою. Не всегда. Но достаточно одного лишь мгновения, чтобы расстаться с жизнью в экстремальной ситуации, когда от твоей концентрации и всецелостного сосредоточения зависит не только твоя жизнь. Меня это мучило. Я чувствовал себя обузой и от того злился еще больше. Злился, что потерял Маришку и никак не могу ее отыскать… И злился, что эта моя оплошность, теперь ставит под удар Тао. Черт… С ума можно сойти! Это ведь не любимый носок в стиралке потерять – это ж человек, на хрен! Да как же ж так то, а!?..
Оглушительный удар потряс меня. Мое лицо обожгло и глаза наполнились мириадами частит мерцианита. Голову наполнил знакомый и неприятный звон. Пошатнувшись и сделав пару неуверенных шагов в попытке удержать равновесия, я все же плюхнулся на свою пятую, совершенно не понимая, что же все-таки только что со мной произошло.
– Нормально? – с ледяным спокойствием спросил Тао. Его огромная фигура угрожающе нависла надо мной, кулаки были сжаты и слышно было, как вызывающе скрипит кожа перчаток.
Встряхнув головой и пару раз увесисто ударив себя ладонью в ухо, прогоняя надоедливый звон, я утвердительно кивнул головой. Тао помог мне подняться.
– Прости, так было нужно. Ты стоял, как загипнотизированный и зубами скрипел. Думаешь, я не знаю, что в твоей голове сейчас? – выражения лица Таонги сменилось на то, что я привык видеть. Я же, в свою очередь, продолжал молчать. – Тяжело – да, понимаю. Но зазеваешься – и нам конец. От тебя сейчас зависит абсолютно все. Соберись, брат. Надо.
Он похлопал меня по плечу и отошел в сторону здания, в которое он кинул камешек. Подошел вплотную к стеклу и принялся разглядывать, что же там твориться внутри. Но, плексиглас ему такой возможности не давал, конечно же.
Я не злился на него. Хоть и удар вышел увесистым. Черт, а ведь этот африканский принц приложился лишь в полсилы! Я видел его в деле, но никогда бы не мог подумать, что удары его настолько сокрушительны. В первую нашу с ним встречу, мы сошлись с ним на силовых дубинках и он был хорош, факт. Но до рукопашной в тот раз не дошло. И хорошо, а иначе…
– Эй, корешок! – окликнул я своего друга. Тот резко обернулся, словно мальчишка, которого застукали за подглядыванием. Впрочем, так оно все и было. – За тобой должок!
Он весело подмигнул мне и принялся вглядываться в непрозрачный иллюминатор.
– Ну что, – бодро произнес Тао, оборачиваясь ко мне, – раскрутим эту контору...ууу! – выражение его лица изменилось и ширина его улыбки, казалось, не знала границ. Затем он принялся хохотать так, как это умеют делать истинные жители Африканского Сектора. Я же, в свою очередь, ощутил, как левая сторона моего лица увеличилась в размере примерно раза в полтора. 
В какой-то мере Тао помог мне оправиться. В очередной раз. Что называется: встать на ноги. Худо-бедно мне удалось затолкать свою разрастающуюся и накопившуюся хандру куда подальше. Но я все равно продолжал ощущать ее липкие и холодные объятия. Теперь мне не оставалось ничего другого, как попросту стараться не обращать на ее паническое присутствие никакого внимания. Это требовало не дюжих сил и концентрации на основной миссии. Но черт побери! Ведь весь этот поход и состоял в том, чтобы избавиться от этого мерзкого ощущения собственной оплошности и катастрофического стечения обстоятельств, которые я допустил.
Была еще одна мысль, которая просто выбивала почву из под ног. В то роковое для нас утро, она предложила забить на все и остаться дома. Да, она всегда предлагала остаться дома и никуда не гонять, но такова уж была у нас работа. Да и тем более мы и так изрядно обленились в последние пару тройку месяцев. Хотя, я бы ленился в таком вот с ней режиме хоть до самого склероза.
Старался, я действительно старался держать свои негативные мысли в узде. К сожалению, мне не всегда это удавалось, за что поплатился распухшей физией. Хм, а забавно все же будет выглядеть наша с Таонгой встреча с местным управлением. А еще забавнее, если этот фарс на моем лице застанет Мари. Охохох, хорошо бы, если так. И как же я буду рад, если она мне влепит повторную затрещину, за то, что пропустил! Я готов буду всю жизнь проходить тогда с этой гематомой на щеке! Странно все же. Честно говоря, у меня и в мыслях ни разу не возникало, что я так бестолково ее потеряю… Да, мы прекрасно отдавали себе отчет в том, чем конкретно нам приходиться заниматься, осознавали риски – это несомненный факт. Но как-то не думал, что все-таки до этого дойдет. Дошло…
Таонга по-прежнему продолжал вглядываться в непрозрачную полусферу окна футуристичного здания и, по его манере притопывания с ноги на ногу, было понятно, что ему уже не терпится познакомиться с местными обитателями. Если таковые были, конечно же. Потому как, по царящей вокруг тишине, что по обыкновению своему создавали люди своим видом, да и вообще, мне казалось, что это город-призрак.
От моих мыслей меня отвлек Тао, который по девчачьи взвизгнув, подпрыгнул на месте и, в призывающем жесте замахал мне рукой.
– Иди, иди сюда скорее! – возбужденно протараторил тот и вновь прилип к окну. – Там ходит кто-то!
– Жаль, что не ползает. И не кто-то. А ну ка, посторонись! – я бесцеремонно отодвинул Тао, хотя в этом не было абсолютно никакой необходимости.
После достаточно продолжительно вглядывания в, казалось бы, непрозрачное окно, мне все же удалось разглядеть по ту сторону человеческие очертания, что неспешно передвигались по помещению. Судя по их манере передвижения и силуэтам, это были люди – что уже радовало. Именно люди. Очевидным было то, что одеты они были в халаты, а значит вели научную деятельность. Опасения мои были далеко не беспочвенны. Так как после большой катастрофы, Планету заполонило неимоверное количество всякого рода человеческих существ. В том плане, что мир буквально раскололся на две половины: люди и нелюди. Касаемо последних – так это со всеми вытекающими. Конечно же, чего и говорить – оно так было и до катастрофы. Но все было срыто под плотным покровом свода законов и правил, что держали в узде первобытную неудержимость некоторых, особо «одаренных» личностей.
Видимо, мои опасения были очевидными на столько, что их вид отразился на выражении моего лица, которое по форме уже напоминало неказистого вида картофелину.
– Я вот думаю стою: стоим мы тут с тобой, как две обезьяны и в окно это зырим. А теперь вот поставь себя на место, тех, кто по ту сторону сейчас находится. «О! Погляньте ка, друзья, кто к нам пожаловал! А ну ка, Рудольф, подай мне виток банан и электрошокер! Ха-ха-ха!»
– Дурак ты, – ответил Тао, не обращая на меня внимания. – Люди делом занимаются, а ты паясничаешь.
– Делом не делом… Ты на мою морду глянь! Стекло ж в одну сторону на непрозрачность работает! Стоят сейчас и диву давятся: один мутант, второй перегорелец с поверхности! Понимаешь, к чему клоню, м? Сюда уже, готов поспорить, выслали группу дронов. Так что, готовь мочить, братан.
Злобно оскалившись, я достал из кобуры своего «Кракена», что приобрел относительно недавно и, изрядно напрягшись, перезарядил обойму с ядрами. «Кракеном» я назвал свою миниатюрную гаубицу за ее убойную силу и поистине уникальную способность выплевывать самые настоящие ядра из своего дула. Ядра были размером с виноградину, занимали кучу места и весили, как куча кирпичей. Сама же пушка весила не меньше. Но это мне совершенно не мешало не расставаться с этим малышом. Ибо его вес с боезапасам, всякий раз напоминали мне о том, что я реально могу! Отдача была на столько впечатлительна (особенно при первом использовании), что я вывихнул себе плечо, впервые решив воспользоваться этим древним ископаемым. Ядра я делал себе сам, что придавало значимости моему оружию. Комплектаций, за время пользования, я навыдумывал уйму. Не став заморачиваться такой банальщиной как разрывные и экспансивные заряды, я снабдил своего любимца более изысканным набором, сочетая старину и современные технологии.
Увидев «кракена» и мою странную ухмылку, Тао скривил рот в подобии улыбки, а затем насторожился.
– Зыбучий песок! – выругался тот спустя мгновенье. – Я ненавижу, когда ты прав.
– Так вот, что ты такой недовольный вечно ходишь.
Вдалеке, пока что едва различимо, мой слух уловил приближающихся дронов. Дроны, по всей Системе имели один тип двигателя, потому, характерный только для них звук, спутать с каким другим – было делом нереальным. Но это вовсе не значило, что робот будет немедленно атаковать. Первостепенная его задача – это разведать обстановку, а уже потом, на основании полученной визуальной информации – предпринимать соответствующие действия. Просто уж так сложилось, что дроны ассоциировались с агрессией, так как, по сути, это являлось их основной функцией. Что у робота на уме – было известно лишь тому, кто его запрограммировал сегодня утром. Так что, стоило всякий раз рассчитывать на худшее развитие событий. Впрочем, что не раз спасало мне жизнь.
– Явились – не запылились, – недовольно проворчал я, пряча руку, в которой я держал пистолет, за спину. Все же провоцировать роботов не стоило.
По мере приближения в нашу сторону, дроны явно сбавили темп своего полета и пыль, что они выдували из под себя антигравитационным вихрем, дыбилась уже не так неистово. Сей факт меня несколько угомонил, так как атакующий робот, по обыкновению своему, идет напролом – такова уж его программа. Остановились посланники в десятке шагов от нас и замерли в ожидании, мерно раскачиваясь на невидимых электромагнитных векторах поля, что сами же и порождали. Стало очевидным, что нас приглашают на переговоры. Обитатели этого странного города желали знать с кем им придется иметь дело и потому заслали на разведку своих слуг. Осторожничали. Что ж – это хорошо. Значит их настрой в нашу сторону полностью будет зависеть от нас самих. Посему, я, как можно незаметнее, убрал пистолет в кобуру, но застегивать ее, само собой, я не стал.
Ощущал себя, словно очутился на Диком Западе. Время будто бы остановилось и, хоть обитателей городка я не видел, но явно ощущал, как каждый из них затаил дыхание. Впрочем, уверен был, что это разыгралось мое воображение.
Мы вышли навстречу к дронам с вытянутыми перед собой руками. Важным было дать понять их операторам, что мы не собираемся причинять кому бы то ни было вред. Индикатор одного из роботов сменил голубой цвет на зеленый и мы с Тао облегченно опустили руки, последовав за дронами. Что ж, пол дела было сделано и мне не терпелось пообщаться с местным руководством и пролить свет на некоторые дела, что здесь творятся. Да и вообще вопросов было уйма: что, почему, зачем… На хрен вообще все это? Этот город-микросхема… Он что, запчасть?
– Как ты думаешь, они знают хотя бы что-нибудь о моей Мари? – спросил и изо всех сил старался сделать свой голос как можно менее эмоциональным, скажем, пустяковым.
– Вот и выясним сейчас, – тут же отозвался Тао. – В любом случае, я уверен, что кое-какой информацией у них нам удастся разжиться. Сам посуди: ханты обитают приблизительно на таком же уровне, что и расположен этот город. Они наверняка уже успели наткнуться на него. Может быть просто обходят его стороной всякий раз. В любом случае местные обитатели в курсе за своих соседей.
Тем временем мы приближались к главному корпусу этого города. Здание отличалось от других тем, что было выше, хоть и не на много. По сути та же самая коробка, разве что пульсирующие голубым мягким светом патрубки систем охлаждения, буквально опутывали здание, обходя плексигласовые затемненные окна.
Дроны, что безмятежно парили впереди нас, заметно сбавили свой ход, пока совсем не остановились и замерли. Нам ничего не оставалось делать, кроме как последовать их примеру.
– А что-то спеси то у тебя поубавилось, я смотрю, – злорадно подметил я, оглядывая беспокойно переминающуюся фигуру Тао.
– Да что-то знаешь, друг, желудок у меня, не во время о себе напомнить решил, – сморщившись ответил мне Тао и принялся переминаться интенсивнее. – А вообще, я тебе вот что скажу: у меня такая вот хрень в преддверии конкретной зарубы начинается. Веришь – нет…
– Выходит, что в первую нашу с тобой встречу ты чуть не обделался? Так вот чего у тебя лицо в кучу все было!
– Да иди ты… О!  Гляди!
Не успел Тао договорить, как из-за того самого здания, возле парадной которого мы ошивались, из-за обеих его углов, ровной стрункой вылетело по девять дронов с каждой стороны. Индикаторы их горели ярко-красным и заметно пульсировали. Те два робота, что выступали в качестве провожатых – так же пристроились к своим товарищам и предательски сменили цвета. Воцарилось молчание. В таком случае лишнее движение скорее всего окажется последним, что ты сделаешь в этой жизни. А так, хоть есть шанс положительной развязки событий. Хотя мне, по правде говоря, было глубоко плевать на все это представление и драматическое выжидание мне было тоже ни к чему. Тао вообще мучился. Видать, последние потуги настигли его кишечник. Что ж, титанических ему усилий.
– Смотри, а то алмазы влетать начнут.
Таонга стоял уже скрючившись, обхватив руками живот. Впрочем, по его лицу было все понятно.
– Знаешь, если я сейчас умру…
– Кончай уже! От такого еще никто не умирал! – поспешил приободрить своего товарища, а затем обратился к дронам. – Мне не до болтовни! Либо шмаляйте, либо я желаю видеть перед собой лицо того смельчака, что прячется за этими вот… 
Презрительно сплюнув себе под ноги, я сделал шаг вперед. Аккуратный шаг вперед. Но за кобуру все же взяться не рискнул. Впрочем, толку бы не было от моей пальбы, в случае необходимости.
– Зря ты так, друг, – сдавленным от мучительных схваток голосом, произнес Тао.
Сквозь царящую вокруг тишину, донесся щелчок, словно кто-то коснулся переключателя силового реле и роботов, как ветром сдуло. Этим же ветром сдуло и Тао.
Какого же было мое удивление, когда навстречу мне – из здания, вышел Ромка – мой давний приятель, старатель со стажем. Пути наши с ним разошлись еще давно, в той самой авантюре. Вслед за ним вышел тот самый пронырливый старикан. В жизни не мог подумать, что однажды я буду искренне рад видеть его, сморщенную от постоянного недовольства, физию. Но это случилось. И я заулыбался  по-настоящему.
– Ромка! Леонид Прокофьевич! – крикнул я, спеша снять перчатки и протянуть впереди себя руки навстречу приветствию. – Ах ты ж, старый волк! Да как же ж вы здесь, да оба, очутились? Глазам своим не верю! – мы обменялись с Ромой крепким рукопожатием. На какое-то мгновение я задержал свой взгляд, всматриваясь в его глаза, словно бы пытаясь убедить себя в том, что это действительно те глаза, что я знал все то время, что промышлял старательством. Все та же стальная хватка, сухая и погрубевшая от рукоятки кирки ладонь.
– Геннадий! – взвизгнул профессор. А я и позабыл, какой у него противный голос. Впрочем, я был рад и этому. – Вы не представляете себе, через что нам пришлось пройти, после той авантюры, что произошла со всеми нами! Впрочем, пройдемте внутрь.
Рома, как всегда, был немногословен. Как всегда… Как всегда – это для него самый, что ни на есть эмоциональный момент в который он предпочитает отмалчиваться. Такой уж человек. Но я то уж знаю, как он рад встретить старого знакомого. Зато, в моменты затишья его пробивает на бесконечную болтовню. Так что, сказать про него, что он болтун – означает, что ты и прав, и нет. Я с удовольствием заметил его выгоревший, на свете остатков Солнца, шеврон старателя. Кивком указал ему на него, взамен показав свой. Он уважительно кивнул и ободряюще похлопал меня по плечу.
Переступив порог здания, внутри которого оказалось довольно-таки просторно, мы отправились в самый дальний его конец, лавируя между незнакомыми мне станками и снующих всюду сотрудников, которые, кстати говоря, не обращали на нас абсолютно никакого внимания, что меня, несомненно, радовало.
– А где Тао? – спросил Рома, оглядываясь. – Я же видел он был рядом с тобой… И кстати, что у тебя с этим? – Ромка заулыбался, тыкая пальцем в мою опухоль на лице.
Таонга уже дожидался нас возле входа в кабинет, в который мы направлялись. Вид у него был довольный и уверенный. Увидев нас, он замахал рукой и сделал шаг навстречу.
– Сколько лет, сколько зим? – радостно воскликнул Тао, награждая каждого сокрушительным рукопожатием. Прокофьевича он тоже недолюбливал. И тоже не мог объяснить, почему именно. Просто так. И это не мешало.
– Безумно рады вас видеть в добром здравии! – Леонид Прокофьевич уже суетился возле двери, которую ему мешал открыть Тао, увлеченно беседовавший с Ромой он совершенно не замечал копающегося под ногами старика. Решив вмешаться, я посторонил друга в сторону и дверь в кабинет тут же открылась и мы вошли внутрь. Здесь был стол, стулья, в углу стоял мягкий диван (по крайней мере с виду он казался мягким), на который я очень кстати плюхнулся. Мозг, поняв, что оказался в месте, где нет места смертельной опасности, навалил на мое тело всю ту усталость и напряжение, что накопились за эти дни. Лишь только титаническим усилием воли, мне удалось оказаться в сознании и не отрубиться прямо здесь минут на шестьсот.
– В последнее время обстановка царит в Подземке, мягко говоря, напряженная… Эй, друг, – Рома обратился ко мне, видимо, заметил, что я клюю носом, – а давай я тебе кофе сделаю. – Предложил он и, не дожидаясь ответа, отравился осуществлять задуманное.
Я встрепенулся.
– Да что ж ты раньше-то молчал! – воскликнул я, обрадовавшись возможности спокойно попить кофейку и выкурить сигарету.
– У нас тут дела конкретные происходят, – продолжал Рома, – сверху приказ пришел о передачи энергии на Венеру. Местные шуршат, как пчелки, наивно полагая, что их отсюда заберут. Но мы то знаем, что выкачав Ядро, планете придет самый что ни на есть кирдык. И нам, соответственно, вместе с ней. У людей крыша едет. Тут давеча снайпер один всех своих положил. Хороший был парень. Бил точно промеж глаз. Ханты дорожку запросили. Сроду нас они не касались, а тут вдруг им вздумалось. Ну, а вы какими судьбами в этих краях?
Взяв кружку с горячим и ароматным напитком, я подул на него и аккуратно отпил. Нащупал в нагрудном кармане пачку сигарет – закурил.
– Ханты, говоришь? – спросил я, щурясь от дыма, что так и норовил попасть в глаза.
– У них с нами, что-то вроде негласного договора. Как мы с Лёней поняли – это все черви, они и являются фундаментом для этих отношений.
– В смысле? – спросил Тао и мы с ним переглянулись, одновременно пожав плечами.
– В Подземке червивая ферма. Они роют ходы для прокладки кселанового кабеля. Но черви часто откланиваются от курса, тем самым образуя новые ходы, которыми во всю пользуются ханты. Но они то не догадываются, что это всего лишь черви. В общем, это неважно. Главное то, что они не появляются здесь. До недавнего времени.
– А что с недавнего времени?
– Завалился наемник, ряженый весь, как черт. Один припер. Я с ним особо долго не разговаривал. Проход просил. Ну как просил… Вы же знаете, как они «просят». Едва сдержался, чтобы ему нос к щеке не приклеить. Да не суть. Договорились мы с ним. В тот же вечер, в условленное время, на горизонте он с братвой нарисовался, – вот и Ромыч разговорился, подумал я, про себя улыбаясь. – Пер он с хантами антигравитационную тележку, на ней ящик. Сами знаете, что в таких ящиках перевозят.
Услышав последнее, я резко вскочил, позабыв про горячий напиток, которым залил весь пористый пол под ногами. Вот и покою моему пришел конец. Внутри все закипело, словно в действие привели могучий механизм, заставляя тот неистово работать. Мне захотелось пулей вылететь из этого помещения, мне нужно было на улицу, ведь по ней совсем недавно прошла моя Маришка. И это обманчивое ощущение того, что я еще успею ее застать грызло меня изнутри.
– Говори! Говори все, что знаешь, – прорычал я, смотря в окно, пытаясь сконцентрировать свое внимание на той информации, которую получал.
– Что стряслось, парни? – обеспокоенно поинтересовался Рома, но ответа дожидаться не стал. – Он прошел через город со своей делегацией. Затем, по спираллевой лестнице они поднялись на самый верхний уровень расположения нор и скрылись в одной из них. Я отметил номер норы, благо мы их все нумеруем. Скажите спасибо Прокофьевичу. Но за ее порогом идет большое разветвление. Но в любом случае, хоть вектор известен… Пропал кто?
Сила и красота мысли этого старателя всегда шли в ногу с его проницательностью.
– Мария, – сокрушенно ответил я.
В комнате воцарилась тяжелая тишина. Казалось, что даже звуки за пределами этой комнаты, обходят нас стороной, не касаясь. Тишину нарушил щелчок от крышки зажигалки Ромы, затем звук колесика, что высек сноп искр, разжигая тем самым пламя и глубокий вдох. Я знал, что Рома не курит. Но эта обстановка мне была до боли знакома.
– Как поступим? – спросил старатель, туша окурок в пепельнице.
Все вмиг оживились. Даже Леонид Прокофьевич подскочил со своего места и уже спустя мгновенье он стоял с охапкой чертежей и технических планов. Тао одним широким жестом освободил стол, и мы все вчетвером принялись обсуждать и выстраивать план дальнейших действий.
– И все же мне остается непонятным, – все никак не унимался Тао, – в чем причина такой срочности в передачи энергии на Венеру? Посудите сами, – ему обязательным было, чтобы оттенок его мысли дошел до каждого слушателя, – все это выглядит, как последняя передача. Они там будто бы решили поставить на нас окончательную точку, забрав последний источник энергии.
– Изначально, планировалось снабжать всю планету единым источником – ядром, – начал Леонид Прокофьевич, копаясь в кипах бумаг, пытаясь отыскать нужную. – В связи с этим и производилась, хотя, производится и по сей день, разработка туннелей с помощью червей. Теперь же планы совершенно изменились: необходимым стало проложить туннель вплоть до самого ядра, а это под силу только этим тварям; скинуть к ядру ксилан и начать транспортировку энергии на Венеру.
– Что же произойдет, после того, как ядро погаснет? – спросил Тао риторически.
– То же, что и происходит у любого живого существа в момент остановки его сердца: он остывает.
– Значит, мы им больше не нужны, – подытожил Таонга и принялся хмуриться и потирать свой, покрывшийся изрядной щетиной, подбородок. В этот момент меня вдруг осенило, совершенно по бытовому вопросу конечно, но все же. Я подумал, что здесь ведь наверняка есть душ. При мысли об этом, каждая клеточка моего тела буквально взбунтовалась, требуя насытить их живительной влагой. Впрочем, это всегда успеется.
– Хм, – затянувшуюся тишину, разбавленную лишь шуршанием кипы бумаг, нарушил задумчивый голос Ромки. – Значит так. Спешка с передачей энергии мне ясна, уверен - и вам тоже. Тогда как все это вяжется история с похищением? Понимаете, тут какое дело: это был наемник, кои перевелись еще до катастрофы, а если и остались, то либо сидят тихо, либо… Либо они в любом случае сидят тихо на соседке-Венере. Это ясно, как день. Выходит, что…
– Ха, смешно. Ясно, как день, – саркастически усмехнулся Таонга.
– А что в этом такого? – смущенно поинтересовался Рома, взглянув на Тао.
– Да ничего, просто, я уже и забыл, что такое день, что ночь, понимаете? Просто задумываешься порою и как-то в голове не укладывается, что эти два, казалось бы, привычных понятия – канули в небытие, по сути то. Что такое день и что такое ночь в местах нашего теперешнего обитания?
Ромка хотел было что-то ответить Тао, но, решил видимо, что сейчас не самый подходящий момент, чтобы философствовать на подобные темы. Тао иной раз позволял себе подобные выходки. Такой уж он был человек. Сейчас встрепенется, посмотрит на всех испуганно-смущенным выражением лица и немедленно начнет извиняться.
– Ой. Простите, – Тао не заставил долго себя ждать. – У меня бывает. Вы извините. Генка то привык. Да с ним то фиг. А ты, Ром, извини, что перебил своей неуместной полемикой.
– Да брось, – отмахнулся, улыбнувшись, Рома. – Разрядка. Иной раз полезна. Но уж точно не вредна. Итак. На чем это я… Ах да! Выходит, что неизвестный пока что нам персонаж, в курсе о том, что произойдет после того, как энергия будет полностью выкачана из планеты. И, он понимает, что сегодня – это единственный шанс спасти то, что ему дорого. – Рома замолчал, выжидая драматическую паузу, либо же, он попросту давал нам троим шанс принять участие в его дедукции. Но шансом этим никто не воспользовался. Рома уставился на меня в упор. – Ген?
– Что? – удивленно спросил я, ерзая на стуле, как школьник, забывший тетрадку с домашкой. – Ну что, что ты уставился?
Теперь на меня уставилось три пары глаз. Я заерзал активнее.
– Маришка рассказывала тебе хоть когда-нибудь про своих родных, м? В частности про отца – она тебе, хоть что-нибудь говорила?
Я как-то поначалу не сразу понял, к чему он клонит. Но, спустя десяток неимоверно долгих, аж липких, секунд, меня наконец-таки осенило.
– Магнат, сука! – воскликнул я, вскочив с места. – Кто, кто! Где? Как его фамилия, черт бы его побрал! – я принялся метаться по комнате, понимая, что знать не знаю ее фамилию. Да как-то и в голову даже не приходило. Да и зачем? Нам было хорошо вместе и более нас не интересовало. Прошлое – есть прошлое. Толку знать о нем? Оно лишь будет мешать сну и настоящему, которое оказывает непосредственное влияние на будущее, так что… Промелькнула в голове мысль о том, что фамилия может быть известна ее лучшей подруге – Лизе. На мгновение эта мысль воодушевила меня, но лишь на мгновенье... Где ее теперь искать? Да и времени на это не было абсолютно.
– Каменка, – едва слышно произнес Тао. Затем еще раз и уже несколько увереннее и громче. – Каменка.
Все уставились на него с немым вопросом.
Я подошел к нему вплотную, едва не касаясь своим кончиком носа его подбородка.
– Повтори, брат, что ты только что сейчас сказал? – серьезно спросил я, сглотнув накативший ком в горле.
– Это лишь предположение, – начал Тао неуверенно. – Ее Лиз так часто называла. Особенно в те моменты, когда та косячила, ну, или же наступала ей на пятки. Ну, знаешь, вроде как обзывательство обидное такое, значение которого известно лишь двоим. Каменка.
«Так, так, та-а-ак, – скрипучим голосом, произнесла Тишина. – Что же нам теперь делать, да и как же, собственно, быть то теперь, м?»
Не в силах более выносить Ее присутствия, я решил поинтересоваться:
– А ты уверен? – спросил я, глядя выпученными глазами в пол.
– В чем? – непонимаючи поинтересовался Тао.
– Не знаю, – я встрепенулся, приходя в себя и давая своим мыслям привычный ход. – Я просто так спросил. Каменка… Знакомая фамилия.
Пока мы трое переглядывались, в надежде понять, чтобы могло все это значить, самый образованный из нас сидел за столом, уставившись в монитор. В глазах профессора отражался светло-голубой текст выскакивающей из экрана голограммы, а его костлявые пальцы лихорадочно отбивали дробь по виртуальной клавиатуре. Поняв, в итоге, что Прокофьевич напал на след, мы сгрудились над ним, затаив дыхание. Все это продолжалось довольно-таки долго, пока перед нами не выскочил портрет усатого мужчины лет пятидесяти. Внизу была подпись «Борис Аркадьевич Каменка. Меценат».
– Ахах! – хохотнул Леонид Прокофьевич, откинувшись на спинку кресла. – Хорош благодетель! Спонсировал создание Подземки и создание энергособирающего оборудования, которое нас и похоронит… Я же говорю, фамилия что-то уж знакомая больно.
– Так что же это выходит, она его дочь что ли? – задал я вполне очевидный вопрос. Хотя во все это мне как-то неохотно верилось. Маришка всегда казалась мне такой… обычной что ли. Я вообще, по правде говоря, всегда считал ее сиротой. Даже как-то пару раз ее так и назвал. А она поморщилась и ответила, что уж лучше бы так. Да уж. Она была права.
– Тогда все становится на свои места, друзья мои! – Леонид хлопнул себя по коленке, потянулся и встал из-за стола, смиряя нас довольным взглядом. – У папки осталась здесь не только энергия, которая им так всем там необходима, но и доченька, которую он поручил некому наемнику забрать отсюда.
– Хо-хо! Вот это поворот, парни!      
Кодекс человека, некогда называвшего себя «7м наемником исчезнувшего ветра».
Запах ветра, звуки капель дождя, бьющиеся о металлический отлив окна – все это сгинуло в неистовых порывах людской суматохи. Солнце практически угасло и мы наблюдаем миг его смерти.
Мы всем надоели. Даже безмолвной Вселенной.
Среди людей его называют предателем рода человеческого. Ведь он единственный, кто не побоялся выступить в открытую, против себе подобных, заявив, что нам уже давно нет места среди Звезд.
– Если так и дальше пойдет, то мы своим зловоньем попросту будем истреблять один мир за другим. Мы словно цыгане в этой бесконечной Вселенной. Скачем, как вошь с планету на планету. Насытившись вдоволь – мы улетаем в другие миры, оставив после себя лишь пустошь.
Мы выбрали паразитический путь развития. В то время, как наш разум способен на куда более интересные и полезные дела. Нам изначально был уготован путь исследователя.
Илья, находясь в крохотной каюте своего не менее крохотного корабля, рассматривал фотографию с изображением своего улыбающегося отца. Отец держал на руках маленького Илью. Илье на тот момент не было и часа. Сразу же после снимка, отцу сообщат, что его жена скончалась – роды оказались слишком тяжелыми. Но кто же знал… Илья раз за разом переживал момент смерти своей матери. Он вечерами на пролет рассматривал эту фотокарточку пытаясь увидеть в глазах отца ту мысль, которую он переживал на тот момент. Жизнь и смерть в одном мгновении.
Корабль здорово тряхануло. От чего Илья встрепенулся и в миг оказался возле иллюминатора. На подлете к Земле космического мусора было всегда полным полно, а после катастрофы и подавно. Как-то раз одна из дюз корабля перестала выдавать пламя и Илья с большим трудом посадил машину избежав аварии. После осмотра он вытащил из дюзы покрышку автомобиля. При том такими шинами не пользовались уже лет двести.
Илья не любил возвращаться на родную планету, так как кроме плохих воспоминаний здесь у него не было абсолютно ничего.
Цокнув языком, Илья, пригнувшись, отправился на капитанский мостик. Оказавшись на нем, наемник посмотрел на мониторы и, убедившись, что остатки Солнца находятся позади него, поднял щиты головного иллюминатора. Взору астронавта предстала великая свалка всеразличного хлама. Планету было едва видно среди всех этих обломков. Страшнее всего и в тоже время притягательно, Илье было наблюдать за кусками домов и небоскребов, что мерно дрейфовали на полупрозрачной орбите Земли. Бывало, что попадались практически целые монолиты.
 Однажды, любопытство Ильи взяло верх, и он остановился возле одного из таких домов. То были остатки российской высотки, так как на углу здания даже осталась каким-то чудом табличка с названием улицы «Первомайская 28». Илья не поленился и отковырял вросшую в расплавленный бетон табличку, которую хранит у себя до сих пор, как нечто важное и ценное. После той вылазки Илья редко упускал возможность избежать очередной вылазки. Было в этом для него что-то особенное. Притягательное. Это не объяснишь, это просто чувствуешь. Это было всегда самым странным приключением для наемника. Это был его секрет. И всегда влекло. С каждым разом все сильнее и сильнее пленило. Зазывало.
Огромные сооружения мерно дрейфовали среди бесчисленного количества обломков, лениво задевая друг друга. Все это смахивало на релятивистский эффект, наблюдать который воочию было особым чувством, таким, которое еще не открыло для себя ни одно живое существо. Каждая подобная вылазка всегда сопровождалась волнением. Но переживания были приятными. Как первое свидание. Да и вообще, каждый раз был, как первый.
Всегда странным было застыть на пороге очередного некогда жилого дома и, аккуратно толкнув рукою входную дверь (некоторые дома сохранили в себе подъездные двери, но то была удивительная редкость) осветить просторную вестибюль. Первым делом Илья направлял свое тело к почтовым ящикам. Внимательно осмотрев каждый из них и взяв конверты с письмами – лишь тогда он устремлялся далее. Сталкер всегда имел при себе просторную сумку через плечо. В нее он складывал все то, что могло заинтересовать его: письма, счета, связки ключей с брелками… Со временем находок собралось настолько много, что пришлось выделить для них отдельное помещение в своем корабле. Затем и этого стало мало. В просторной квартире Ильи, что он приобрел не так давно, будучи перебравшись жить на Венеру, он выделил целую комнату в которой он мог складывать найденные вещи, сортируя их между собой. Каждый раз, возвращаясь с очередного задания, Илья первым делом устремлялся в свой маленький музей прошлой жизни и принимался неторопливо раскладывать находки на свои места. Это было для него своего рода медитацией. В эти часы его не интересовало абсолютно ничто. Илье была чужда жизнь и настоящее. Его интересовало лишь прошлое и то, что оно после себя оставило.
Увидев прямо перед собой, в паре километрах от корабля, очередной монолит, сердце Ильи знакомо встрепенулось и совсем еще молодой порыв было уже не остановить. Не думая о сроках задания, за которое он взялся пару дней назад и о том, что за большая шишка был заказчик – наемник уже заправлял баллоны скафандра кислородом и проверял все необходимое для выхода в открытый Космос снаряжение. 
Простор встретил астронавта с присущим тому безмолвием. Притягательное ощущение великой бесконечности вновь захватило душу Ильи и перехватило дыхание. Это было похоже на плавное, но в тоже время быстрое, погружение в холодную воду, которая весьма ощутимой тонкой полоской неминуемо поглощает твое тело, высвобождая истинный дух. «Вот она – утроба мира» – подумал Илья и, медленно испустив дух, словно боясь потревожить ту титаническую безмятежность, в которую он так беспрепятственно погрузился.
Космос не всегда оказывал радушный прием. С некоторых пор Илья стал относиться к Простору, как к живому существу и именно после такой метаморфозы его мыслей, все вокруг него существенно преобразилось. Он перестал думать, как делал это ранее – рассуждениями, доводами… словами – проще говоря. В его голове, все реже и реже стали проскакивать привычные звуки мысленных слов. Взамен этому пришли лишь ощущения, что являли собой отражение увиденного либо телом, либо духом. Ощущения были всегда чисты и откровенны, как поведение животного. Их нельзя было подделать или же перефразировать. Они были ясны. Ничего лишнего. Ощущения всегда шли в ногу с действиями. Мысли и тело наемника воссоединились став одним целым.
В след за этим отпала всякая надобность в простом человеческом общении. Некогда болтливый и неугомонный преступник (коим он являлся всю свою жизнь, но только лишь по официальным бумагам – на самом же деле все абсолютно не так) превратился в молчаливого человека моментально анализировавший обстановку.  Илье удалось видеть всю суть вещей одним лишь только взглядом, кадром выдавая результат. К чему рассуждения, выводы и анализ, когда и так все понятно? Любое происшествие всегда выглядит так, как выглядит. Будь то падение вилки на пол с обеденного стола, либо же правительственные интриги. Человек разучился распознавать истинную суть вещей из-за навешанных на ресницы бесконечного количества ярлыков, помыслов и прочего ненужного хлама, что мы каждый раз навязываем друг другу.
Именно Простор научил новоявленного сталкера видеть.
Дождавшись, пока за спиной раздастся привычное шипение резонатора давления, что установлен в шлюзовом отсеке, астронавт неторопливо огляделся и, убедившись, что остатки замеревшего хаоса не угрожают целостности его и корабля – закрыл глаза и воссоединился с Простором. Лишь ощутив, спустя какое-то время, его безразличные объятия, Илья медленно открыл глаза и, заметив, что оказался кверху ногами относительно корабля – улыбнулся уголками губ. Ему нравилось обращать внимание всякий раз на то, что Вселенная понимает его и дает понять, что видит его. 
На этот раз целью был огромный небоскреб, громада которого, мерно дрейфовала на нестабильной орбите некогда бывшей планеты Земля. На рукаве скафандра Ильи был расположен дисплей бортового компьютера, который регистрировал провальную орбиту планеты и заведомо сообщал о предстоящем толчке. Орбита Земли была представлена в виде синусоиды на ее северном полушарии и в виде пунктирной линии на южном. Провалы сменялись уплотнением пространства и, находясь в открытом Космосе важным было заведомо знать о подобных изменениях в пространстве.
Система корабля Ильи могла автоматически определять подобные сбои и, за долю секунды до дестабилизации окружающего пространства, совершала незначительные скачки во времени, отбрасывая себя в стабильное мгновение всякий раз, когда возникал сбой. Корабль словно мигал, пропуская микрокатастрофы в моменты своего исчезновения.
Подобной возможности у владельца корабля не было. Но зато была возможность предвидеть так называемый гравитационный всплеск. В виду огромности изучаемого объекта – подобные «землятресения» ощущаться не будут ни коим образом. Небоскреб имеет собственную, хоть и незначительную, но все же орбиту.
– Своя атмосфера, – прошептал Илья, направляя свое тело внутрь дома через уцелевший подъезд здания.
Огромная вестибюль была сплошь усеяна различного рода мелкими осколками. В основном это было стекло, из которого изначально состоял фасад здания. Это был океан осколков. Илья вновь едва заметно шевельнул уголками губ. «Второй раз за вылазку – это хороший знак» – подумал наемник и запустил свою руку в сумку вытащив из нее сферу, соразмерную с мячиком для гольфа. Вещь была темно-синего цвета и усеяна неглубокими прожилками, что были расположены параллельно и перпендикулярно относительно друг друга. Сильно сдавив сферик в руке и продержав его так около минуты – Илья разжал ладонь. Полоски на сферике светились золотым светом, который продолжал разгораться. Не дожидаясь кульминации, что происходила внутри сферы, исследователь с размаху закинул ее вглубь вестибюля. Уже летев сфера источала яркое золотое свечение, оставляя после себя такого же цвета хвост. Замедлив свой полет посередине вестибюля, шарик вспыхнул, словно взорвавшись и мириады осколков, впитав в себя выпущенный сферой мерцианит, теперь уже являли собой незначительный источник золотого света. «Все это для меня» – подумалось Илье и он, перевернувшись на спину, поплыл в этом теперь уже волшебном океане осколков.
Илья всегда разбавлял всякого рода рутину и серость чем-то особенным. Вылазка в прошлое сама по себе уже была действом пленяющим и волшебным, но так почему бы не достичь в этом максимума? Что он и делал.
«Накупавшись» в собственном восторге, Илья направился к месту, где обычно хранились письма до востребования. Странным, однако, было делом, что одни лишь почтовые ящики оставались на своих местах, не смотря на то, что их дома, вырванные с корнем, вышвырнуло в открытый Космос. Они были накрепко прикреплены. Бывало и так, что кусок стены делался предоставленный самому себе, но почтовый ящик на ней находился неизменно и преданно. Мысль об этом стала завсегдатаю в голове наблюдателя и даже подумывалось подойти к этому вопросу с научной точки зрения. «Учения почтовых ящиках». Звучит, конечно же, несколько бредово, глуповато… Но когда наблюдаешь сей феномен каждый раз – то невольно задаешься вопросом: «Почему так?». Поначалу это просто вопрос разбавленный удивлением. Затем – это уже нечто большее, нуждающееся в рациональном объяснении. Да и вообще любопытство чаще всего берет верх, а иначе не было бы сейчас абсолютно ничего. Хотя, по сути, оно и сейчас ничего нет.
Наемник хмыкнул, оставшийся довольный собственным рассуждениям и тому выводу, который возник по ходу мыслей.
И вот очередная загадка.
Оказавшись возле заветных ящиков, Илья принялся изучать их взглядом и с горечью отметил, что они все оказались запертыми. Замки были маленькими и открывались на раз-два небольшим лишь усилием воли. Но ломать эти сокровища не хотелось. С некоторых пор в сумке поселилась плоская отвертка.
Достав отвертку из сумки, Илья уставился на нее словно бы видел впервые, затем, встрепенувшись, принялся аккуратно открывать одну ячейку за другой. Нарастающее волнение заставляло часто промахиваться мимо крохотных замочных скважин и несколько из них все же удалось сломать.
Оглянувшись, исследователь с негодованием заметил, что запертых ящиков осталось совсем мало. Понемногу трепетное ожидание стало обретать едва ощутимый оттенок негодования. И с этим ничего нельзя было поделать.
– Если уж они все пусты были, то пустыми и останутся. Пусты они и сейчас, – прошептал Илья, вскрывая очередную пустышку.
Вселенная предстала для Илья в данный момент в виде этой плоской стены с расположенными на ней почтовыми ящиками. Все три измерения прошлого, настоящего и будущего – были изображены на осколке бетона, вырванного невероятной катастрофой. И ничто уже не в силах повлиять на содержимое этих коробок – они были, есть и останутся пустотелыми. Этот вывод привел дыхание и пульс астронавта в норму. Он принял совершенно простую истину и спокойно продолжал делать то, ради чего, как он не так давно решил, он существовал. Рано или поздно любое существо задается вопросом о смысле своего существования. То, что заставляет тебя вставать с постели ранним утром, либо же улыбаться, подумав о том самом.
Завершая последний ряд, когда оставалась всего одна ячейка, Илье пришла в голову мысль о том, чтобы оставить ее нетронутой. Постучав в задумчивости кончиком отвертки по крайнему ящику, Илья все же нашел лазейку в условии, которое сам же себе и создал. Он аккуратно поддел металлическую дверцу ящика, оттопырив ее на пол сантиметра. Этого вполне хватило, чтобы опытный глаз сталкера разглядел внутреннее пространство, освещенное песчинкам мерцианита, что проникли сквозь образованную щель. Внутри лежал конверт. Самый настоящий бумажный конверт, с марками и подписью. С натренированным сердцем астронавта уже не смогла совладать никакая сила мысли. Оно было готово вылететь из груди, разодрав плотную кивларовую ткань скафандра, прямиком залететь в этот ящичек и остаться в нем на веки вечные в уютной компании бумажного конверта, изображением марок и запахом чернил, использовать которые прекратили уже как три столетия назад. У многих еще по прежнему на столах стояли пеналы и подставки с торчащими вверх шариковыми ручками. Но все это стало лишь предметом декора и любителей коллекционировать всякого рода хлам. В прошлой жизни Илья относился равнодушно к подобным поклонникам старины, коими в основном и являлись его редкие заказчики. Но с некоторых пор он по истине ощутил на себе всю ту чуть ли не маниакальную притягательность и страсть, что разгорелась в его душе, к вещам из прошлого.
Конверт был аккуратно извлечен из открытого ящика гравитационными щипчиками, которые Илья собственноручно сконструировал и собрал. Щипцы, подхватив конверт своими невидимыми руками, разомкнулись, стоило находке коснуться перчатки Ильи. В какой-то момент Илье показалось, что конверт рассыплется в прах. Но сомнения развеялись, стоило лишь прикинуть, сколько он времени здесь пролежал. Относительно недолго. Осмелев, Илья слегка помял его и, убедившись, что тот в полном порядке, убрал к себе в сумку.
На душе заметно полегчало. Не зря все, значит.
Оказавшись возле лифтовой шахты, двери которой были выворочены наружу неведомой силой и от чего представляли раскрывшийся бутон уродливого растения – Илья остановил свой задумчивый полет и рука непроизвольно сама потянулась в сумку, достав из нее письмо.
Находки Илья никогда не рассматривал сразу же, предпочитая делать это у себя в каюте, наслаждаясь спокойной и тихой обстановкой. Но в этот раз он решил сделать исключение и по совершенно понятной причине.
«Письмо положили в ящик незадолго до катастрофы, – принялся размышлять Илья. Владелец его так и не успел прочесть… Хм, а было бы интересно доставить его адресату… Конечно же, при условии, что тот окажется из богатеньких и наслаждается ультрафиолетовыми ваннами на Венере. Хотя, пожалуй, обойдется. А так-то мне и остается, что надеть дурацкую фуражку синего цвета с черным пластиковым козырьком и мотаться по Галактике на своем челночке, раздавая письма… Не, бред какой-то».
На конверте было написано: «Первомайская 28, кв. 788. Артему». От какого-то Андрея из Кишинева. О последнем Илья совершенно ничего не знал. Видимо, старое название города. Все города переименовывались по нескольку раз. Исключение составляли лишь столицы и более-менее крупные города. Лет семьдесят назад собирались было переименовать Ростов и Санкт-Петербург. Благо народ тогда, уже в край насытившийся правительственными бесчинствами – закатил нехилый митинг.
Мода такая пошла: выкупать города и переименовывать их на свой лад. Выкуп считался, разумеется не буквальным. Это как купить звезду…которой нет. По сути, никаких прав тебе это не давало абсолютно, за исключением переименовки самого города не чаще, чем одного раза за десять лет и трех второстепенных улиц не чаще, чем один раз в три года. В общем, денег была уйма, и девать нужно было куда-то.
Добравшись через лифтовую шахту до девяносто восьмого этажа, так как именно на этом этаже располагалась нужная квартира, Илья в очередной раз поразился целостности постройки. Монолитный небоскреб, вырванный с корнем и пролетевший сквозь обратную атмосферу, оказавшись в открытом Космосе – все же сумел сохранить большую часть входных дверей не только запертыми, но еще и с шилдиками номеров!
…785…786…787… 788я  оказалась без двери, что странно в данной ситуации: двери имелись на всех семи квартирах площадки и лишь только восьмая была без двери. Заходи, мол. Вся эта история с письмом походила на то, что так оно и должно было быть. Словно, Илья действовал по некоему сценарию. Никаких тайн и загадок. Это всего лишь очередной фрагмент из прошлого и он сейчас здесь – в настоящем. Разве что, интересно все же было всякий раз, почему с тобой происходит именно то, что происходит? Взять, хотя бы данный случай: почтовый ящик оказался последним и единственным из целой тысячи подобных; дверь в жилую ячейку отсутствовала лишь у нее одной… Странным образом (хоть и вполне себе закономерным) фокус Вселенской энергии всецело свелся на этом конверте и всем, что с ним было связано. Так что, теперь уже было делом исключительной важности довести эту историю до конца.
Переступать порог Илья не торопился. По привычке оглядевшись по сторонам и, глубоко вдохнув, он, с письмом в руке, медленно залетел в маленькую квартирку.  Квартира была совершенно пуста, вся утварь и мебель давно уже являлись частью кольца Земли. Поежившись, сталкер запустил руку в сумку, что висела на бедре и, достав оттуда сферу с мерцианитом, провернул ее и отпустил. Через минуту помещение уже было освещено мельчайшими частичками удивительного вещества, крупицы которого испускали уютное желтое свечение.
Человеческое внимание всегда мешало подчинить себе силы земного притяжения. Иной раз случаются вещи в нашей жизни, которые нам совершенно неподвластны. И как бы мы не хотели им противостоять – это происходит, неумолимо, не давая ни единого шанса на исправление… Правление… Задумайся над этим словом, сын, что совершенно мимолетно и без всякой подоплеки вышло из под моего пера, а значит – так оно и должно было случиться. Это слово имеет подсмысл «направления», вектора следования человеческого желания, человеческой мысли. Наш же с тобой вектор, хоть и направлен в одну сторону, но силы он никакой, к сожалению, иметь не может.
Совсем скоро мое существование в этом материальном мире оборвется и я обрету совершенно иной смысл бытия. Прими это, как должное, ибо никакие генные изменения и модификации структуры моего мозга здесь не помогут. Да и даже если бы помогли… В материальном мире вечной жизни нет. Она имеет место быть лишь в мире энергетическом – там нам всем и место. Лишь только сильная душа способна преодолеть тот путь, дабы оказаться в лучшем для всех нас мире.
Я, как твой истинный отец – даю тебе направление на этом твоем этапе бытия. Приумножай свою энергетическую сущность, не дай своему СверхЯ раствориться подобно туману. Твоя душа, заключенная в теле рано или поздно покинет эту частоту и тебе понадобится много, очень много, сын, энергии, дабы преодолеть этот тернистый путь.
Когда меня породили на свет – у меня уже был ты и я с младенческих лет знал ради кого я здесь. У тебя нет братьев, нет сестер и нет матери. У тебя всегда был и буду лишь только я.
Когда настанет момент – иди на мой зов. Ты почувствуешь его, ибо он и есть часть тебя.
Постскриптум.
Не слушай «Радио мертвых» – это все чепуха. Правдивая – но все же, чепуха. Мертвые мучаются, общаясь с живыми. Их энергетические тела делаются менее плотными и от того проваливаются в субмиры. Что там происходит с ними далее – я не знаю. Даже руны не знают…
Солнце теряет силу. Мы все – теряем силу.
Мы не прощаемся. Ведь это однажды просто стало невозможным.

Прошлое – так и осталось прошлым. Письмо, что не достигло адресата – застряло на перешейке миров… Миров, которых уже нет.
Пока еще не решив, что делать далее, Илья неспешно подплыл к окну, оттолкнувшись от, прикрученного к стене, металлического шкафчика и уставился в безразличный пейзаж местного телевидения.
– Так, так, так, – пробубнил Илья, высматривая мимо проплывающую чугунную батарею отопления. – Ого! Откуда?? – Астронавт искренне удивился тому, что проплыло мимо него на расстоянии вытянутой руки. Странно было, что он вообще узнал сей предмет, существование которого прекратилось более трех веков назад. Не менее странным было увидеть это именно здесь и сейчас. Хотя, сам факт пребывания в таком положении – имел сомнительный оттенок. Да и вообще…
Убрав письмо в сумку, исследователь засобирался в обратный путь, так как ощутил, что от этого места не получит ничего более стоящего, нежели уже удалось получить.
Пред тем, как выскочить в окно (так как особого интереса плестись по лестничным пролетам не было вовсе – хотелось поскорее убраться отсюда), Илья привычным для себя делом пометил здание лазерной меткой, что будет вечно хранить в себе информацию о том, что здесь было найдено и, собственно, искать уже нечего.
Возвращаться на корабль было для Ильи всегда делом приятным. Так как, большую часть своего личного времени он проводил именно на нем – посему «Куда ни глянь» стал для него истинным домом. Окруженный тремя дроидами корабль, медленно вращался вокруг своей оси, сохраняя на борту незначительную гравитационную аномалию, что стабилизировала неблагоприятные условия за пределами обшивки. Дроиды время от времени выпускали в пространство ярко-зеленые лучи, превращая тем самым в пыль тот космический мусор, что приближался на небезопасное расстояние к «Куда ни глянь». Постепенно, Илья стал испытывать симпатию к сторожевым дронам и, сам того не замечая, воодушевил их в своем видении этого мира. Они напоминали сторожевых псов и это сравнение ему нравилось. Чувствительные сканнеры дронов, уловив приближающийся сигнал своего хозяина, сменили цвет линзы на приятно голубой и выдвинулись навстречу. Такую программу действий Илья написал собственноручно. Просто, потому что так было нужно.
«У тебя ничего нет, а если бы и было – то никогда не понадобилось бы».
Табличка с такой выгравированной фразой была прикреплена к обшивке корабля над входом в шлюзовой узел. Пластина была выполнена из сплава титана и диомы, однако же все равно была полностью испещрена бесчисленным количеством мелкого мусора, что попадался на пути. Эту фразу Илья запомнил моментально, как только она попалась ему на глаза.
Четыре года назад, облетая Землю-14, дабы в очередной раз полюбоваться той нелепой разрухой, которая воцарилась вокруг его бывшего некогда дома, Илья, решив исполнить рисковый маневр в ручном режиме, буквально сшиб огромную надгробную плиту. Гранит был настолько огромен, что, при желании, им вполне можно было бы накрывать на зиму маломальский бассейн. Таких Илье видеть не доводилось.
Плита вошла острием сохранившегося угла в лобовой иллюминатор, прошив его, словно горячий нож масло. И, так там и осталась, благодаря чему даже не наступил момент разгерметизации. Как позже выяснилось, образовавшиеся микротрещины заволокло, словно клеем, гранитной крошкой, которая, скопившись, вмиг затвердела, вступив в реакцию с кислородом. Пришлось изрядно повозиться, дабы избавиться от этой оказии. Но те слова, что Илье пришлось наблюдать те долгих семнадцать часов в открытом Космосе, глубоко запали в душу астронавта.
Оказавшись наконец-таки в своей каюте, Илья откинулся на самодельную спинку кушетки и вывалил перед собой все содержимое из сумки. В этот раз находок было не так много, как это обычно случается. Странное письмо покидать сумку отказывалось в виду своей прилипучей плоскости.
– Да давай уже вылазь, – произнес капитан корабля и принялся трясти сумку, дабы извлечь упрямый конверт.
Когда конверт выпал, Илье подумалось, что обратно он уж точно сам попасть будет не в состоянии. Однако же, сюда он попасть явно не торопился.
– Похоже, что сюда никто не торопится. А вот отсюда зато – хрен выберешься. Живым уж точно.
От размышлений наемника отвлек назойливый звук зуммера, что доносился из капитанского мостика. Судя по многократности воспроизведения – вызванивал его кто-то уже порядочно. Так как обычно это два-три ненавязчивых сигнала с перерывом в час-полтора… А сейчас же – это просто какая-то паника на корабле!
Встав с кушетки и, пригнувши голову, Илья направился на звук. На корабле была искусственная гравитация и была она несколько ниже привычного «джи», так что передвигаться было относительно легко. Так было задумано специально, так как корабль был мал и потому можно было легко споткнуться, расшибиться о торчащее отовсюду оборудование. Приходилось часто перешагивать через что-либо громоздкое. Так что путь от каюты до капитанского мостика напоминал собой полосу препятствий.
Зумм интеркома продолжал истошно вопить и сигнализировать предупредительно зеленым. Оказавшись возле пульта интеркома, Илья с недовольным видом, будто бы его разбудили ни свет ни заря, резким взмахом занес руку в сокрушительном ударе и, остановив сей губительный маневр на пол пути, медленно опустил свою ладонь на мигающую кнопку. Противный звук тут же прекратился и капитан корабля, довольно погладив себя по плечу, устроился в противоперегрузочном кресле пилота, принявшись прописывать программу снижения. Программа имела шаблон, но, в виду отсутствия у небесного тела атмосферы – требовала некоторых изменений.
Закончив с прописыванием основных алгоритмов системы факельных тормозных двигателей, Илья, привычно замахнувшись, нажал на кнопку пуска. Внутри корабля, в самых его недрах, в действие пришел некий механизм, об устройстве которого Илья мало что знал, а лишь только имел представление. Огромные маховики, окруженные индукционным полем, пришли в движение, вызвав вибрацию по всей обшивке корабля и его слегка качнуло, придав плавный ход. По началу, когда Илья только-только осваивал приобретенный корабль – его весьма настораживала подобная трескотня запуска двигателей. Пришлось долго привыкать. Затем, беспокойство окончательно выветрилось и на смену ему пришло удовлетворение. «Гремит – значит работает» – довольно подумал Илья и похлопал по переборке. Корабль вновь тряхнуло, на этот раз гораздо сильнее. Он словно откликнулся своему пилоту. Всегда было трудным решить – были ли это каждый раз совпадения или же человеческая мысль и в самом деле обладала способностью наделять осмысленным существом предметы неодушевленные. В любом случае ни то, ни другое доказать было делом невозможным. Это всегда дело двоих. Илье нравилось думать, что он имеет некую незримую связь со своим кораблем. Тем более что количество так называемых совпадений – было уж слишком велико, чтобы называть их просто совпадениями.
Среди прочего рабочего шума, что издавала приборная панель и неисчислимого количества кулеров, что ее охлаждали, до владельца всей этой вакханалии донесся едва уловимый, совершенно не характерный для этого места, звук. Звук шелестящий. Слышно было, как тонкие грани предмета, падая, разрезают искусственный воздух корабля и, плавно опускаясь, касаются прорезиненного пола капитанского мостика. Одного лишь только мгновения хватило наемнику, чтобы понять, что так неслышно коснулось пола, и еще мгновения, чтобы увидеть образ у себя в голове.
Тяжело вздохнув, наемник опустился на колени и, не оборачиваясь, принялся водить рукой у себя за спиной до тех пор, пока не его жесткие пальцы, на которых отсутствовал какой-либо намек на отпечатки, не наткнулись на фотокарточку. Поднявшись, он убрал фотографию на прежнее место, где обычно хранилась вся документация касаемая его текущего задания. Чаще, там лежали именно фотографии, а так же личные вещи того, отыскать которого предстояло. Так же там лежал задаток в виде драгоценных камней. В этот же раз там лежала одна лишь только фотография. И, если бы Илья согласился на оплату и взял бы задаток, то этой выделенной под задания полки не хватило бы, чтобы уместить лишь только аванс от задания. Впрочем, Илья был полностью солидарен в этом вопросе с тем, кто эту фотографию ему передал.
Огрызок земли, который теперь напоминал картоху, стал постепенно приближаться, приглашая в объятия своей нестабильной орбиты, которая обладала множеством гравитационных капканов, микрощелок и прочей пакости, которая будет мешать самозабвенному дрейфу. Из-за подобных аномалий на избитую землю часто падали прямиком с орбиты всякого рода дома, заправки и все то громоздкое, что сумело относительно уцелеть.
Аномальный детектор, который наемник приобрел первым делом, ступив за порог своего корабля и тут же установив его. Сложный и дорогостоящий прибор распознавал мельчайшие изменения в гравитационном слое, действуя в радиусе более тысячи парсеков. Прибор видел черные дыры, что располагались по ту сторону бывшего Солнца. Но это было вовсе ни к чему. Отлично справляясь на малых расстояниях, девайс делал полет безопасным и комфортабельным, так как неминуемо входил в симбиотическую связь с головным компьютером корабля.  Недостаток все же имелся: требовалось ручное включение. А случалось и так, что Илья лишь только в последний момент вспоминал о том, что ему необходимо включить «зырало», как пилот его называл. Этот последний момент случался как раз тогда, когда корабль клевал носом в очередную аномалию и лишь только благодаря слаженной работе маховых двигателей с вспомогательным факелом, челноку удавалось балансировать какое-то время на краю пропасти. А времени как раз хватало для того, что бы набрать полную тягу и склонить баланс корабля в свою пользу. Тогда-то Илья и бежал в реакторный отсек и нажимал заветную комбинацию клавиш на гладкой отполированной до зеркала серебряной коробочке стабилизатора аномалий.
Положив перед собой на, подсвеченную бледно-голубым, панель прозрачный лист карты, с указанием координат, Илья принялся задумчиво изучать тот прикидывая, как ему стоит лучше всего поступить. Вариантов на самом деле достойных не было совершенно. Будучи человеком педантичным, Илья рассматривал великое множество вариаций развитий своего дальнейшего пути. Ему хотелось приземлиться, как можно ближе к предполагаемому месту встречи. Забрать то, что нужно было забрать и, с минимальными энергозатратами, покинуть эту картошку. Но сделать все так, как угодно было именно ему – не всегда получалось в виду некоторых причин. Так же выходило и в этот раз. Необходимым было встретиться с предводителем клана Хант и, передав ему реинтраслятор, благодаря которому он обеспечит свой народ безграничными запасами воды – заручиться его поддержкой. Почему именно его помощь была так необходима? Да потому что ему это было вполне себе под силу. Пожалуй, его племя единственное из немногих, которое с достоинством провернет основную часть миссии. Но это было не главное. Главное было то, что реинтраслятор прекратит своё действие, как только корабль Ильи покинет огрызок. Ханты – лишь инструмент. А чем инструмент проще и эффективнее, тем его удобнее всего будет использовать.
Выйдя на связь с Закилом – это чудовищных размеров существо, невероятно могущественное и, что самое удивительное – его организм полностью адаптирован под жизнь на поверхности. За исключением лишь кислорода, в котором его пять легких все же нуждаются. Невероятная сила и немного ума – и ты повелитель поверхностного народа. Закил всецело убежден в том, что именно ему и его народу принадлежит вся поверхность. Стоит отдать ему должное за то, что в свое время этот могучий гигант выступал единожды с обращением, что все старатели и одиночки обязаны выплачивать ему так называемый «проходной налог» в виде двухсот литров воды с одной пары ног.
Никто в ту пору не посчитал нужным считаться с каким-то мутированным отбросом. Да и времена в ту пору были такими, что чуть ли не каждый одиннадцатый считал себя единственным правителем и полноправным владельцем остатков планеты. Какой-то чудак даже как-то раз предоставил некий вексель, в котором говорилось, что некий гражданин N имеет полное право собственности на Землю-14.
С тех самых пор и возненавидел Закил любого старателя, коих с каждым днем становилось все больше и больше. Работы у Закила было хоть отбавляй. И он, вроде бы как, даже и позабыл уже, за что он так старателя то и ненавидит. Впрочем, ненавидел он всех, у кого был нормальный цвет кожи.
Совершенно логичным было обратиться за информацией именно к нему – самопровозглашенному повелителю выжженной поверхности Земли. Именно Закил, по описанию, помог выследить парочку старателей, один из которых и интересовал наемника. Достаточно было просто показать ему фотографию…
Илья взглянул в сторону ниши, что располагалась над переборкой и на какое-то мгновение его горько кольнуло. Он непроизвольно поморщился от этого неприятного, липкого ощущения ментальной предательности. Илья чувствовал всем своим натренированным нутром, что этот метод грязен в своем помысле и от него хочется избавиться, как можно скорее. Но он словно козявка, что прилипла к пальцу… Результат взаимодействия с Закилом несомненно принесет нужные плоды. А смешивать свои внутренние отвращения касаемо всего этого с тем, что выходит на самом деле – глупо. Может, если бы и был иной путь… Но иного пути нет. Путь всегда один. Остальные параллели – не твоё. Но ведь это вовсе не значит, что ты не можешь перепрыгивать с одной дорожки Жизни на другую. Вполне себе можешь. Только врятли тебе будет комфортно. Осознание этого приходит, по обыкновению, в последний миг существования.
Повелитель хант совсем обнаглел в последнее время. Особенно, после того, как его оборванцам, пожирающим друг друга, удалось захватить планетарный коротковолновый передатчик. Теперь, когда к нему время от времени стали обращаться с различного рода просьбами с других планет, он почувствовал себя истинным повелителем картошки. Впрочем, хорошо, что он дал точные координаты своей одной из многочисленных баз. Это упрощает дело.
По мере снижения к планете, плотность хлама ее окружавшего лишь усиливалась, не оставляя ни малейшего шанса на визуальное приземление. Не долго думая, пилот корабля дал залп сейсмической установкой, дабы хоть как-то развеять этот железобетонный туман. Благодаря залпу, впереди образовался небольшой просвет, размеры которого как раз позволяли протиснуться сквозь него небольшому кораблю. Сосредоточившись на маневрировании в столь узком проходе, Илья краем глаза заметил, что его кто-то вызывает на коротковолновой частоте. До поверхности оставалось всего каких-то тысяч пять километров. Так как руки были заняты, Илья дотянулся ногой до панели и, со второй попытки ему все же удалось принять вызов. 
– Человек, – раздался из динамиков хриплый и нагловатый голос. – Иди на огонечки, человек… пкх-х…хкп-х…
– Я тебе сейчас пойду на огонечки, урод! – выкрикнул Илья, едва справляясь с управлением в сужающемся проходе. Он и так чуть было не задел одним из плавников об высунувшийся совершенно неожиданно огромный дымоход неведомой котельной. Чудом избежав неприятного столкновения (так как в плавнике располагались три резервуара с жидкостным током), Илья сосредоточил все свое внимание на приближающемся просвете.
– Пкх-х… Человечек, огонечки, – вновь назойливо захрипел динамик.
– Сука, заткнись! – вновь выкрикнул, в едва сдерживаемом гневе, Илья, совершенно позабыв о том, что связь работает в данный момент лишь в одну только сторону. Когда спадет напряжение и удастся выбраться из этого треклятого тоннеля, наемник несколько пожалеет, что дал волю чувствам и сорвался на это существо, некогда бывшее человеком и, по всей видимости, все же далеко не глупым. И с облегчением выдохнет, когда поймет, что его, на том конце провода, не было слышно. И даже рассмеется.
Индикаторы сближения, что были расставлены по всем выпирающим за основной периметр геометрии корабля частям сменили фиолетовый цвет на зеленый, что говорило о том, что близ корабля нет никаких обломков.
Погода внизу была, как всегда  дрянная: сверху вечно что-то падало, солнце неумолимо жарило и конца этому не было видно. Зато были видны посадочные огни. Расставлены они были хоть и криво, но все же видно, что ханты старались придать этому правильную геометрическую форму. Илья даже улыбнулся этому, хоть и параллельно его улыбки промелькнула мысль совершенно иного характера.
Приземление вышло на столько удачным, на сколько это было возможно совершить на поверхности без атмосферы. Правда, произошел небольшой инцидент, когда Илья выпустил посадочные опоры, допустив произойти тому, что произошло, доставив тем самым Илье немного удовольствия.
Закил встречал гостя, как всегда, во всей красе. Огромное уродливое существо, за неимением возможности передвигаться на своих атрофированных ногах, которых не было видно под раздувшимся телом, безвылазно покоилось на своем троне, сервоприводы которого были соединены бионическими кабеля идущими прямиком со спинным мозгом. Трон мутанта так же был снабжен дополнительными конечностями. Выглядело все это вполне себе терпимо, но вся сдержанность в миг улетучивалась, стоило Закилу решить подкрепить свой трон очередным рабом. В такие моменты, совершенно неожиданно из задней части трона вылетала конечность и устремляла свой путь на обитающего рядом, ничего не подозревающего раба и, ухватив его своей мощной клешней, отправляла того в молотилку, что располагалась за спиной этого гниющего полубожества. Невероятное количество брызг и ошметков выбрасывалось вверх из-за спины Закила который, запрокинув голову в блаженной улыбке, с наслаждением умывался кровавым месивом под упоительные звуки дробящихся в крошку костей. Точно таким же образом Закил расправлялся со своими партнерами, переговоры с которыми ни к чему не привели.
Закончив с посадкой корабля, Илья вывел троих дронов, чтобы те не подпускали к нему никого, кроме  командира корабля. Провозившись со скафандром (всего на борту было три комплекта скафандров и Илья надел самый тяжелый, на случай, если что-то пойдет не так), наемник вышел наружу, отправившись навстречу к улыбающемуся Закилу. Закил, в приветливом жесте распростер руки и, кивнув головой, указывая гостью в сторону, погрозил пальцем. В том месте, куда указывал Закил, стояла опорная нога корабля, из-под которой торчали конечности одного из хант.
Отмахнувшись, Илья подошел вплотную к Закилу и первым делом отдал ему реинтраслятор. Небольшой прибор скрылся в недрах трона и улыбка главаря хантов стала еще шире. Он сместился в сторону, как бы пропуская гостя вперед себя. Хоть Илье и не нравился этот жест, но, делать было нечего. А скафандр окажется не по зубам даже той страшной дробилке, которой оборудован трон. Закил задержался позади, отдавая приказ хантам охранять корабль и поспешил догнать своего гостя, теперь уже идя подле него. На лице мутанта была лишь маска и совершенно обычные очки. Он замедлил ход и произнес:
   – Ну что ж, человечишка, добро пожаловать в мой дом, – произнес Закил и остановился.
– Долго еще топать? Я мог приземлиться аккурат возле входа, – недовольно произнес Илья и в голове его промелькнула мысль о том, на сколько ему хватит кислорода.
Закил поднес к своему лицу небольшой пульт и, нажав на нем комбинацию клавиш, привел в движение платформу, на которой они стоял. Под ногами грохотнул неведомый механизм, и земля под ногами поехала вниз, увлекая двоих в недра подземного гниющего города.
Платформа, на которой спутников неминуемо влекло вниз, была настолько велика, что вполне могла вместить на себе три, а то и более, тяжелых бензовоза. Оставшееся над головами отверстие уже превратилось в сужающуюся щель, и вовсе исчезла.
Закил все это время молчал и добродушная улыбка с его огромного лица улетучилась. Теперь он все время хмурился и неоднозначно кивал головой. Пеленгатор внутри скафандра наемника постоянно издавал короткие потрескивающие звуки. Это говорило о том, что Закил с кем-то постоянно переговаривается. Илья с легкостью мог бы вклиниться в их разговор, но провоцировать лишний раз и без того шаткие отношения ему не хотелось. Но любопытство взяло верх.
– С кем это ты там переговариваешь постоянно? – спросил наемник, как бы невзначай, а сам, тем временем, оглядывал помещение, в которое они спускались. Здесь Илье побывать еще не доводилось. Кочевой образ жизни хант сказывался. В принципе, все сходилось: кочуют; радиация Космоса их толком не берет, а лишь способствует доброкачественной мутации; пудрят мозги всем подряд ради своей выгоды… Да уж, эту расу ничем не возьмешь.
– Все то тебе интересно, маленькое ты существо, – прохрипел Закил, даже не соизволив взглянуть на наемника. Теперь Закил уже не тот добродушный хозяин своих владений, что встречал наемника на поверхности. Закил у себя в царстве.
Они остановились перед массивной дверью, возле которой стояли шестеро хант. Только не тех, которых Илья привык видеть. Эти были выше ростом, коренастее и экипированы так, что даже Илья удивился. Присвистнув, наемник вплотную подошел к одному из охранников, который оказался выше его на голову и принялся  бесцеремонно изучать того, чем здорово позабавил Закила.
Охранник, едва сдерживающий свой животный гнев, стоял не шевелясь, лишь слегка подергивая плечами. Когда дверь открылась, охранники расступились в почтении, пропуская своего главаря.
– Именно с этими отбросами тебе предстоит отправиться за тем, что тебе нужно, – лукаво произнес Закил, обходя вокруг огромного стола, что стоял посреди помещения. Видимо, это был его кабинет. Очередная наспех выкопанная ячейка с собранным в ней столом. Этот стол останется здесь навеки, ибо на фига он еще где понадобится…
В помещении явно царил непревзойденный смрад, что источал этот некогда человек. Закил, тем временем, принялся хозяйничать в своих апартаментах, раскидывая по столу неимоверное количество бумаг, планов и прочего, что, по его мнению, понадобится для осуществления миссии.
– Разве имеет значение, с кем именно ты отправишь меня на мое же задание? – спросил наемник, подходя к столу, взяв одну из голограмм в руку.
– Конечно имеет! – ответил Закил, в одно мгновенье оказавшись возле гостя, при этом ему понадобилось меньше секунды, чтобы перемахнуть через огромный стол, длинною в метров пять. Он выхватил голограмму из рук Илья и положил ее на прежнее место. – Эти парни лучшие в своем деле. С ними ты точно не обосрешься по полной. Да и мне перепадет.
Он как-то странно улыбнулся, продолжая педантично раскладывать макулатуру.
– Значит, Борис Борисыч решил подстраховаться? – как бы невзначай поинтересовался Илья.
– Что? Задело твое профессиональное самолюбие? Да брось! Он там, а мы здесь… Его страх потерять то, зачем ты явился – соизмерим с размером выплаченного бонуса. Тебе повезло, что он дал больше всех.
– Не понял, – Илья искренне удивился.
– А разве тебе не предлагали цену за мою голову? Это ведь такой шанс.
Наемник усмехнулся про себя, не переставая удивляться, насколько же быстро этот цыган раздул из себя…
– Раздул из себя, – вслух произнес, сам того не ожидая.
– Не ты раздуешь – так другие раздуют! А раздувают обычно такую херню… Гляди, все готово.
Видимо, главарь хантов не зря пожирал своих подданных направо и налево, когда те ему, в свою очередь, и слова поперек сказать не смели. Закил имел на своем счету отличную супер способность – это правильно распоряжаться имеющейся информацией и, конечно же, извлечение максимальной прибыли из этого. На огромном столе, с педантичной точностью, лежали прозрачные листы карт, схем и прикрепленных к ним фотокарточек (причем, стоит отметить изумительное качество изображений) людей, местности и объектов. Все это информационное изобилие было представлено в виде пошаговой схемы.
 – Никакой импровизации, – сказал Закил, убедившись, что Илья готов того выслушать. – Единственная и неповторимая цель нашего сабантуя – вот (из-за спины Закила с шипением выскочила металлическая змея и, своей заостренной мордой указала на фотокарточку с изображением красивой девушки) она!
Илья остался невозмутим, хоть и понимал, что Закил явно провоцирует того. Ему вовсе необязательно было проделывать этот трюк со своей дополнительной рукой. Но стоило клешне остановиться на расстоянии какого-то миллиметра от лица на карточке, как Закил, нацепив на свою наглую рожу не менее наглую улыбку, принялся демонстративно шевелить бровями, при этом улыбаясь все шире. Хотя, может быть он просто выпендривался своими новыми улучшениями на теле… Ибо, откуда ему знать о его отношении к ней.
Убедившись, что гость не расположен к подначиваниям, Закил продолжил:
– Доставить ее нужно будет вот сюда, – Закил поднес к лицу наемника монитор с камер слежения, что патрулировали возле его корабля. – Мои рабы, путем длительного и изнурительного выслеживания, установили некую закономерность и, что самое важное – нам удалось отследить некий порядок в местах их вылазок. – Закил замолчал, выжидая паузу.
Именно то, почему Илья обратился к Закилу с такой, казалось бы, пустяковой просьбой. Этот тщеславный, обожженный солнцем, получеловек, каким-то образом смог предопределить место вылазки старателя. С тех пор, как ему это удалось, ему только и оставалось, что расставлять людей на предполагаемых точках выхода, ждать, пока тебе соберут ценный метал и ограбить их. Даже старатель не имел ни малейшего представления, где его выкинет на этот раз. А Закил знал. Пускай и не точно, но все же примерно. А разброс действительности выхода в размере пары тысяч километров – не представлял особой сложности в предприятии.
Закил смог обойти теорию вероятности Туннелей, а это дорого стоило.
– Следующий рейс у твоей барышни состоится вот в этих предполагаемых местах, – Закил принялся водить по карте своим неестественно длинным безымянным пальцем, указывая на фиолетовые точки на карте. Мой народ уже дежурит там четвертые сутки, ожидая старательскую падаль. Уже привели мне троих, да не тех… Как только они вылезут наружу – мы их и накроем. Но есть одно но…
 – Погоди ка, – перебил наемник Закила, чего тот терпеть не мог. Илья неминуемо отправился бы в его страшную мельницу, если бы не обстоятельства. – Ты сказал «они»?
– Да, – раздраженно выплюнул Закил, – ты не ослышался. Она всегда ходит с мужчиной. Он за рулем, либо стоит на шухере, а она собирает барахло. Скажу тебе честно: моя шалупонь их здорово побаивается. Я перебил кучу хант из-за того, что те не нападали на них из-за страху быть убитыми… Но ведь они прекрасно знали, что их убью я! Что за нелепица. – Закил сокрушенно опустил голову на свою жирную женоподобную грудь и принялся качать головой из стороны в сторону.  – Не знаю… Придется повозиться. Я бы заминировал все предполагаемые люки, если бы хотел избавиться от этой парочки. Но так ведь уговор же. Твой эскорт я вооружил только энергетическим оружием. Никакого огнестрела, так что в этом можешь не сомневаться – все будет сделано чисто и аккуратно… Эй, ты меня слушал вообще?!
– А кто этот, – Илья чуть было не запнулся на полуслове, – ее сопроводитель?
– Ха-ха! Всегда выбирай черный треугольник, а не любовный! – Закил не глядя ткнул щупом в фотокарточку, которая до этого момента была завалена парой других, но с другим изображением. – А это босс, убив которого – ты заполучишь принцессу. Зачем, по-твоему, я отправляю с тобой в довесок этих головорезов? Поверь мне, уж я то знаю на что способны эти два дьявола. Когда они вместе…
– Достаточно! – довольно резко и грубо, даже с нескрываемым раздражением, Илья перебил Закила. Окажись любой другой на месте наемника… Повелитель хант лишь оглушительно расхохотался, чем, в очередной раз, здорово смутил свою охрану.
На самом же деле Илья вспомнил человека, о котором шла речь. Не так давно портрет с его изображением чуть ли не каждый день всплывал в новостной ленте. По непонятным Илье на тот момент причинам – многие Дома предлагали за голову старателя баснословные деньги. Не все понимали причину столь непомерно высокой цены за голову всего лишь землянина. Не мало наемников отправилось за, казалось бы, легкой наживой… Как рассказывали те немногие, коим удалось вернуться живыми с провального задания – старатель был просто напросто неуловим и недосягаем. Каждый раз, когда до него оставалось буквально рукой подать – он неким магическим способом попросту ускользал. Самое забавное во всех этих нелепых ситуациях было то, что ему просто везло. Об этом свидетельствовал не один наемник. Но это еще не самое главное. Любой из тех головорезов, которые уже не первый год добывают себе хлеб лишь тем, что выслеживают и убивают, если того требует контракт, людей – могут смириться со многими вещами, которые назойливо и скрупулезно мешают завершить начатое. На все, как говориться, можно положить и не обращать внимания. Ведь это всего на всего работа. И за нее платят неплохие деньги. А порой, заказ бывает такой стоимости, что можно купить небольшой астероид в пределах пояса Койпера, оборудовать его уже готовым куполом, объявить себя отдельным государством и жить себе припеваючи… Но смириться с тем, что происходило с каждым, кто отваживался сунуться на Землю за старательской башкой – было делом нереальным… Каждого человека, в особенности это касается психологии наемника – так как он человек азартный, всегда захватывает дух соперничества. Пускай, что даже субъект и сам того не подозревает или даже будет сей факт всяческим способом отрицать – это чувство имеет место быть, такова наша патология и хоть ты тресни в жопе поперек. Охотник, преследуя свою жертву, впадает в некое трансовое состояние. Это происходит благодаря всецелой фокусировки внимания сознательного и подсознательного. Отсюда и возникает некая ментальная связь между наемником и тем, кого он преследует. Здесь уже вопрос о награде отпадает автоматически и остается лишь спортивный интерес. Начинается некая игра в догонялки, в общем, кто кого перехитрит. Охотник подключает в этот процесс все свое умение и навыки, тоже самое делает жертва и понеслась. Это действительно интересно, словно гонки. Да и тем более, что на кону твоя жизнь.
В нашем случае, дела обстоят несколько иначе.
Забегая вперед, хочется отметить, что (это опять же таки по слухам) парочка наемников, не сумев смириться с тем непомерным грузом унижений, коих пришлось перетерпеть на этом этапе своей карьеры, попросту свели счеты с жизнью. Конечно же, после одного такого случая, интерес к контракту вырос до небес и о «проклятом копуше» (как его тогда стали называть) узнали даже на Кеплере, который лишь только вот-вот начали осваивать, но наемник себя долго ждать не заставит, что называется.
Итак, наемник, отважившийся взяться за это дельце, уже на самом начальном этапе своей компании начинал претерпевать всякого рода неудачи и неудачки. Все бы ничего, да вот, когда спина этого треклятого старателя уже буквально маячила в фокусе твоего снайперского ружья, прицел которого сгенерирован с твоим глазным имплантатом – происходила оказия… Впрочем, это тоже ничего. Наемник, со временем понимал, что тот, за кем он охотится – даже и не подозревает о том, что его хотят либо убить, либо похитить. А какой интерес гнаться по трассе за сверхмощным лиддером, если он совершенно не думает о тебе, а едет себе на уме не обращая на тебя совершенно никакого внимания? Это скучно. А скучно это потому, что тебя не интересует результат, деньги и прочая лабуда… Тебя интересует лишь процесс от того, чем ты в данный момент занимаешься. Этот азарт, морозное ощущение страха, ощущение соперничества – все это и есть та самая невидимая, ощущаемая лишь бесчисленным количеством натренированных рецепторов наемника – все это и есть то, ради чего ты и живешь.
Но после нескольких недель изнурительной подготовки к контракту и выслеживанию объекта, начиналось появляться ощущение того, что ты будто бы сам выдумал себе это нелепое задание и играешь себе тут, словно маленький мальчик в невидимой песочнице. Ведь это так банально! – если ты взялся за охоту, то жертва, как ни крути, уже давным-давно в курсе того, что за его голову объявлена награда или хотя бы догадывается на этот счет! Ведь преступнику, что сбежал из-под стражи, не нужно объяснять всякий раз, что он в розыске!
Илья, волей неволей, все же ощутил едва уловимую дымку той неблагочестивой ауры, которой была окутана репутация старателя, фотокарточку с изображением которого разглядывал Илья. Илья, хоть и был человеком убежденным и вовсе не суеверным, но, лично пообщавшись с несколькими головорезами, которым не посчастливилось столкнуться с этим делом – Илья несколько сконфузился. Встряхнуться и выйти из небольшого оцепенения ему помогла фотография его главной цели.
Убрав фотокарточку в набедренный карма, наемник отправился вслед за Закилом, который уже вышел наружу и о чем-то оживленно беседовал с одним из своих телохранителей, при этом, что поразило человека, пронзительно смеясь над тем, что ему говорил хант.
– Чего вы ржете то? – поинтересовался Илья, смотря на часы.
– Да так, о своем, – Закил сделал жест рукой и хант удалился, не забыв при этом ненавистно блеснуть линзами своей маски, что украшала его лицо.
Решив не придавать этому значения, хоть и хотелось немедленно расправиться с наглецом, Илья осмотрелся вокруг, вновь обращая внимание, на, доносящиеся время от времени, истошные вопли.
– Закил, все спросить хотел… А чего вы тут орете то так вечно, м? Неужто извечные пытки? Пленных я тут не видел.
Нахмурившись, Закил отошел в сторону и, отвернувшись, принялся мочиться. Свое неистовое мочеиспускание он сопровождал натужными криками. Закончив с этим безумием, он подошел к наемнику, как ни в чем не бывало.
Илья недоуменно уставился на Закила, ожидая от него хоть каких-нибудь объяснений, если таковые вообще имели место быть. Но тот, стоял себе, как ни в чем не бывало и ковыряя у себя во рту.
– М-да, – произнес Илья, почесав затылок, хоть тот и был покрыт шлемом скафандра. – Хорошо вы тут устроились: кислород провели, ссыте где хотите, орете…
– А ты вступай в ничью армию. Будешь ссать где вздумается и ходить орать при этом! Поди плохо скажешь? Назначу тебя начальничком своей маленькой армии приображения.
– Так себе переспективка. Значит, слухи выходит – не слухи вовсе? Хант – бывший человек?
– Ха! Сопляк ты еще, человечек! Мы – жители Новейшей эры!
Илья решил все же не обращать свое возбужденное внимание на громкие высказывания этого гниющего порождения хаоса. Он глубоко вдохнул, поднес руки к своему шлему и, отстегнув шланги подачи кислорода, снял его. За всем этим действом внимательно наблюдал Закил. Закил всегда выглядел величаво, благодаря тому, что платформа, на которой покоилось его тело, расположена была заведомо выше на поддерживающих ножках. С виду тонких, но неимоверно прочных. Поговаривают, что некий снайпер, пытавшийся обездвижить Закила, не смог прострелить его ходули из интегрированной винтовки 28го калибра. Сконцентрированный на наконечнике пули заряд лишь только слегка оплавил металл. Задумка была изначально хороша, знай убийцы из чего сплавлены ходунки Закила. Скорость его передвижения была поразительной. Если верить слухам, то на платформе сзади внизу даже приклеена ругательная наклейка, которые клеили себе на задний бампер автомобилисты. Потом эти наклейки запретили. Неизвестно почему…
Отстегнув шлем, Илья уставился на Закила, громко шмыгнул несколько раз носом и смачно харкнул недалеко от него. Утер рот рукавом и, сморщившись, произнес:
– Воздух здесь отстой. Как вы вообще еще не передохли здесь все из-за такой вони, – Илья возмущенно сплюнул еще раз и, как бы невзначай, посмотрел за спину Закилу. Наклейка и в самом деле красовалась на том месте, про которое большинство в курсе. « Ничего не произойдет – все уже произошло».
– А ты поди наверху подыши!
– Ха, юморист, – ответил Илья, надевая на лицо маску. В такой маске он мог обходиться без постоянной подачи кислорода не менее четырех часов. Король хант скептически взглянул на маску и отвернулся, продолжая осматривать раскинувшиеся перед ним владения. Закил любил натуральное вживление вспомогательного оборудование в тело, так как данную нам природой оболочку он считал несовершенной, потому и количество его ног с каждым оборотом Солнца увеличивалось, как и увеличивалась его, с недавних пор, многочисленная армия новообращенных.
На самом деле, после того, как основной костяг народу свалил с Земли на Венеру (в основном на Венеру, так как она наиболее освоена и обжита) и на Земле, а точнее – то, что от нее осталось – воцарился полный, что называется, звездопад – начались твориться довольно-таки странные, с любой точки зрения, вещи. К примеру, стали появляться различные лаборатории, оборудованные по последнему слову техники, в коих производились эксперименты над людьми такого характера, за описание которых возьмется лишь разве что больной ублюдок более менее владеющий правописанием. Отсутствие всякого рода рамок в виде всеми уважаемого товарища Закона – сделало умирающую планету поистине столицей извращенного человеческого творчества. Лаборатории, полигоны, целые подземные города! И это озвучена лишь малая часть того, во что вкладывается тот, у кого есть возможность и желание вывести кентавра мыслящего. Или кентавра-инженера… Эдакая Тортуга. Сюда можно было прилететь и заняться не бог весть какими ужасными (с точки зрения общепринятой морали конечно же) делами и тебе за это абсолютно ничего не будет. Земля превратилась в аморальную свалку вселенского общества. Тяжелее всего на этой свалке приходилось нормальным людям, коих здесь осталось, в сравнении с сбродом, очень и очень много. Пожалуй, только это и спасало – количество.
– Славный… Кху-кху! Славный говорю, все ж, выдался денёк, а! – Закил с нескрываемой гордостью наблюдал за своим улием, как он любил называть свои многочисленные обиталища. Так называемый улей представлял из себя по истине огромных размеров искусственную пещеру, внутренняя полость которой была заполнена густым лесом  тонких поддерживающих металлических хлыстов. Хлысты часто ломались, издавая при этом громкий хлопок и тогда, специально назначенное существо, сломя голову бежал заменять хлыст. Часто, таким хлыстом рассекало оказавшегося неподалеку ханта. Впрочем, лопнувший под неимоверной тяжестью хлыст – сущее ничто, в сравнении с теми обвалами тысяч кубометров окаменелой земли, что случались с завидной периодичностью. Ханты гибли целыми колониями в таких вот пещерах. Но на их смену приходили сотни подобных.
– Почему он так зырит на меня? – спросил Илья, ощущая спиной пристальный взгляд ханта-телохранителя.
– Да не обращай ты на него внимания, – нехотя отмахнулся Закил, ковыряя одним из своих щупов у себя промеж зубов, которых он имел в три ряда. – Мне почем знать! Одно я точно знаю – ты теперь его убьешь. И правильно! Я бы такого уж точно не стерпел… Эх! Жаль, не увижу я этого! Впрочем, есть у меня одна догадка. – Оптимизатор замолчал, удрученно уставившись на погнутый кончик щупа.
– Нууу! – недовольно прорычал наемник, невольным жестом поглаживая набедренную кабуру. – Говори же, ну! Любопытным нынче быть оно то кстати.
– Кстати то кстати. Соглашусь с тобой. В общем вывели мне как-то разиком ох уж и лютую партеичку! – Закил заметно оживился и засеменил своими титановыми тоненькими членами на одном месте, издавая при этом мерзкий стрекот. – Огроменные! Бездыханные! В общем, дело в том, что разобрал их ваш брат ох уж и шустро для боев этих ваших. Я то, дело ясное, тоже в долгу не остался! Вон, сколько бошек в кабинете весит! Да не суть. Короче! Братана этой горилы пропажа – твоих рук дело. Он тебя по запаху узнал. Это я тебе так, по секрету говорю. Они на запахи ой как реагируют.
– Так ты ж сам только что сказал, что они у тебя бездыханные! – возмутился наемник, демонстративно махая рукой в сторону стоящего неподалеку мутанта.
– Ну да, сказал, – ответил Закил, увлеченно высматривая что-то вдалеке.
– Ну! – требовательно произнес Илья и невольно сам принялся вглядываться в ту же сторону, что и его компаньон.
– Вот уроды! – гневно произнес Закил и, обернувшись себе за спину, жестом подозвал одного из телохранителей. – Хлысты опорные на распил пустить удумали, черти такие! Ну ка, Степан, поди разберись!
Илья опешил, а спустя мгновение не сдерживая смеха, хрюкнул.
– Как ты сказал? Степан? – наемник принялся содрагаться в приступах смеха, глядя вслед убегающему Степану. – Почему Степан то?
– Нормальное имя, что ты смеешься то? Они у меня все Степаны! Гляди какие, а! Ать! Ать! Ать! – Закил принялся атькать в такт ударам, что наносил тот Степан хантам, которых Закил уличил в порче улья. Те, как тараканы с кухни ринулись в рассыпную, стоило им только заметить молниеносно приближающуюся атлетичную фигуру их собрата. Тем двоим, что оказались менее расторопны, Степан нанес лишь по удару наотмашь. Удар оказался такой силы, что голова одного и другого отлетела, словно держалась на одном лишь гвозде. Сделав дело, хант, словно верный пес, уставился на своего хозяинва в ожидании следующей команды. Выждав паузу, высматривая нарушителей, Закил едва-заметным кивком головы, велел тому воротиться.
Илья был поражен физической мощью и прыти нового выводка короля подземелья. И теперь он понимал, почему тот постоянно держал их подле себя. Но виду подавать не стал. В какой-то момент, Илья даже пожалел, что лишний раз спровоцировал одного из них. Но это были пустые страхи, с которыми наемник уже привык бороться. Разве что этот побороть окажется труднее.
– Тебя не тронут, – словно бы угадав мысли гостя, произнес Закил не глядя в его сторону. – Я им велел. Скорее здохнут. Пошли. Мой интерком бубнит о том, что нам так интересно.
В наушниках Ильи раздавались характерные для данной ситуации потрескивания и всякого рода щелчки. Интерком наемника принимал сигнал, но преобразовать его в понятную речь оказался не в силах из-за глушилки, что стояла на поверхности.
Илья едва поспевал за Закилом.
– Слушай, а может мне запрыгнуть на этот твой поддон позади тебя и ты меня довезешь, а? А то мне ума просто не хватило лишнюю пару тройку заготовок себе приделать.
– Если я совершеннее – это же ведь не значит, что я должен плестись подле таких, как ты, так? – голова Закила развернулась на 180, чего Илья никак не ожидал.
Что еще в себе изменил хант – узнавать не хотелось. Об одной только его молотилки ходили ужаснейшие слухи по всей Солнечной Системе.
Еще издалека возле входа в, так называемый, штаб Илья заметил группу хант. Отряд был экипирован и готов к выходу на поверхность. Завидев приближающегося босса, ханты зашевелились и выстроились в нечто похожее на строй из двух шеренг. Со стороны все это выглядело несколько нелепо: эти натужные попытки занять правильное место в шеренге, суета, постоянное озирание в сторону приближающегося осьминога людоеда.
Пролетев мимо кривой шеренги и не обратив на нее совершенно никакого внимания, Закил, как вкопанный остановился перед массивными дверьми в свой кабинет, от чего Илья едва не налетел на него.
– Фуф! – громко выдохнул закил, смахивая со своей ороговевшей кожи налипшую пыль. – Успели.
– На строевой смотр?
– Да вот еще! На инструктаж, мясцо!
– Выколоть бы тебе глаз, рак-отшельник, – пробубнил Илья, глядя в сторону.
Так называемый инструктаж наемника не касался и присутствовать на нем ему не было абсолютно никакой необходимости. Закил что-то истошно вопил на непонятном человеку языке, величаво вышагивая перед строем своих солдат. Те синхронно водили своими мордами в масках-распираторах за начальником боясь пошевелиться. Шестеро телохранителей стояли молча в стороне, так же провожая своими безликими мордами шествования босса. Лишь один из них бросил неосторожный взгляд в сторону наемника, который, к счастью, этого не заметил.
Закончив с наставлениями, Закил подошел к своим охранникам, пробубнил им что-то, затем направился в сторону своего гостя.
– Итак, дружок. Людей тебе воровать не впервой, а уж нам то и подавно. Приблизительную точку выхода стрателя я отправил тебе на борт твоей игрушки на фотоновой тяге. Кстати! Я бы заимел себе такую! – Закил как-то странно подмигнул Илье, от чего тот невольно запараноил, решив, что тот намеренно провалит операцию лишь ради того, чтобы заграбастать себе корабль.
– Как только они вылезут на поверхность…
– Как только, да. Не перебивай. Мои опричники неминуемо погонят их прямиком в твои загребущие лапы. Твоя задача и задача отряда – встретить их подобающим образом. Погрузить на твою ласточку и вуаля! Знаешь, проще дела, как по мне, у тебя не выходило, а? Можешь даже двигатели не глушить. Да чего там! Амкнуть голубков грузовой платформой на бреющем полете! Эх, жаль меня с вами не будет! Ладно. С богом!
– Как ты сказал?? – недоуменно спросил Илья, но его и Закила уже разделяла толпа сорвавшихся с места в сторону выхода, хант.
Впрочем, сейчас не было времени до неясных смущений, касаемые странных повадков и высказываний Закила. Разум наемника, подхвативший всеобщее возбуждение в предверии жизненно опасного дела, молниеносно переключился в привычный для него режим. Теперь же, в голове царило лишь одно – выполнение. Это весьма странное задание – как любил, последнее время повторять про себя Илья. Временами, совершенно неконтролируемо, его охватывало вполне объяснимое, хоть и постыдное, возбуждение. В глубине души ему нетерпелось, как можно скорее встретиться лицом к лицу с тем человеком, чья фотография храниться у него на корабле.
Группа хант уже стояла на подъемной платформе. Они толпились на тесной металлической плите, толкали друг друга. Вроде бы, даже кто-то упал. Полумрак наполнился скрежечущим звуком давно не смазываемого механизма подъема и плита медленно, рывками, поползла вверх. Открывающаяся синхронно с лифтом створка вверху осыпала хант градом камней и кучей песка, что успела образоваться за то время, что наемник провел здесь.
Илье же предстояло подниматься второй партией. Вместе с телохранителями Закила. Илья с удовольствием отметил про себя, что один из них потерял к Илье всяческий интерес. Что было несомненно всем на руку. Так как не хватало еще провалить задание из-за нелепых личностных побуждений.
Перед группой опустилась пустая платформа и вся оставшаяся группа, включая и того ханта, что упал, взашли и принялись молча ждать, когда их вознесут наверх. Требовалось подождать некоторое время, пока генераторы кислорода, восполнят некоторые потери, что произошли в виду открытия основного шлюза. Лифт тронулся с места лишь после того, как прозвучал оглушительный звук сирены. Скрытый от глаз подъемный механизм вновь надрывно загрохотал и гуппа устремилась на поверхность.
Датчики скафандра Ильи уже во всю сигнализировали ему о погодной ситуации сверху, состояния коробля, подготовки его  к запуску и прочей нужной информации, что каждую секунду всплывала перед его лицом на забрале его шлема.
На поверхности царил кромешный мрак. Видны были лишь очертания рельефа, который, казалось бы вновь изменился под воздействием губительного Солнца и бесконечных метиоритных бомбардировок, которые случались, кстати говоря, почему-то исключительно на солнечной стороне. Можно подумать, метеорам так виднее.
Бесконечно черное небо было усыпано мириадами звезд, на которые Илья мельком обратил внимание и на мгновение ему вновь захотелось оказаться среди них. Дымка его любимого умиротворенного состояния души охватила его разум. Стало приятно. Приятно от того, что он имеет возможность наслаждаться тем, что другим чуждо и вовсе неинтересно. А значит это всецело принадлежит ему и только ему.
Рядом с кораблем наемника стояли две старых и облезлых донельзя вагонетки. Переоборудованы они были для передвижения по поверхности. Так что от вагонетки там остался лишь кузов, впрочем, больше там оставаться было вовсе и нечему. Каплевидная металлическая пасудина грузового типа недвижно покоилась на восьми огромных колесах выше человеческого роста, с таким протектором, что можно было голову просунуть… чью-нибудь… и оставить ее там, чтобы оставался орущий след на песке при езде.
Илья сразу же ощутил на подсознательном уровне некое притеснение со стороны транспорта хант. Это лишний раз разозлило его и он поспешил поскорее завести двигатели, чтобы убраться отсюда.
Его корабль величаво стоял на опорных ногах, отлично смотрясь на фоне редких и далеких холмов, что молчаливо покоились черными тенями перед самым горизонтом. Статические разряды редкими вспышками озаряли матовую поверхность. Почуяв приблежение капитана, корабль оживился, осветив головной иллюминатор приятным фиолетовым светом по периметру. Таким же точно светом загорелся трап корабля, готовый распахнуться в любой момент.
Раскаленная за день поверхность Земли сейчас остывала, от чего отовсюду раздавались глухие щелчки трескавшегося камня. Земля не успевала окончательно отдать набранную в течении дня температуру, так что днем на планете было, как в Аду, а ночью, как в том же Аду, только вечером. Вечерком в Аду всяко прохладнее.
Ханты смешно смотрелись в тесном кузове вагонетки. Как-то даже нелепо. Как колхозники какие-то, века двадцатого. Илья даже припомнил несколько фрагментов из той эпохи, изучать с помощью кинематографа которую он так любил.
Илье подумалось, хотя, может оно так все и было на самом деле, что рядовым хантам как-то нелепо не везет с пространством. То они на подъемной платформе едва умещаются, кубарем летят вниз из-за тесноты. Теперь вот это… Разварили бы кузов на такой случай поболее. Видимо, такова у них политика: семьдесят пять рыл на один квадратный метр. Странно в общем. И все же иерархию никто не отменял. Элита заняла второй кар и никого, кроме себя не подпустила. Да и никто и не думал пытаться даже.
Не успев сделать и шага по только что опущенному трапу, Илья увидел, как поверхность корабля перед ним озарилась едва-заметной вспышкой на короткий миг. Замерев, наемник принялся инстинктивно считать. На счет «12» раздался сухой хлопок.
«Ну все, понеслась», – подумал наемник, бегом вбегая в корабль и по пути на мостик активизируя вспомогательные системы корабля. На полпути к капитанскому ложу, он резко развернулся, хлопнув себя по лбу. Забыл дверь закрыть. Автоматам Илья не доверял. Именно шлюзовым. Так как приключился с ним однажды весьма пренеприятнейший случай. Но об этом после… если он останется в живых.
***

Ослепительная вспышка, что озарила черное безразличное небо – была не что иное, как сигнал того, что одна из групп, дежуривших возле предполагаемой вылазки старателей, преследует добычу и гонит ее к условной точке. К этой самой точке и направил свой корабль Илья.
Тьма постепенно растворялась, оголяя изувеченную почву, до которой никогда ни кому не было дела. Впрочем, какая разница… Даже, если бы и было дело – результат все равно был бы неизменен.
Илья завидел далеко впереди полосу пыли, которая вырисовывалась с вполне приличной скоростью. Словно самолет в небе. Наемник сбавил скорость, пропустив впереди себя ударную группу и те отправились наперерез.
– Хм, – Илья склонился над монитором, на котором схематично была изображена зацикленная картинка развития событий, касаемо перехвата цели. Через несколько минут погоня прекратиться. Одна из вагонеток, что составила компанию Илье, врежется в вайдцикл и все будет кончено.
И все же наемник был истинно восхищен тому, как ловко уходил от погони старатель. И ведь ушел бы! Но не в этот раз. В глубине души Илья понимал, что это было нечестно. Слишком уж все спланировано. Из-за чего не осталось места случаю и импровизации.
Совершенно инстинктивно, руководствуясь своими ненормальными позывами, Илья снял блокирующие чехлы с турелей и направил их на несущиеся впереди него две чудных на вид вагонетки. Восемь пар спаренных стволов 128-го калибра, безлико уставились в спины ничего не подозревающих хантам. Система наведения автоматически распознала цели, приняв вагонетки за преследуемый объект и совершенно логично предположила, что их следует атаковать и потому предложила именно это и сделать, осветив объект предупредительно красным огнем на головном мониторе.
Глубоко вздохнув, Илья деактивировал систему наведения и успокоился, сосредоточившись на основном задании. Тем более что на экране уже показались точки приближающихся целей. Вновь наполнив полную грудь воздуха, наемник нахмурился: его, пожалуй впервые за всю его «карьеру», посетило некое липкое и неуютное чувство, будто бы он собирался сделать то, что ему совсем не по душе, да и вообще.
Встряхнувшись и спровадив из головы все ненужные мысли, он уставился на монитор. Что-то ему очень уж не нравилось в этой компании. С профессиональной точки зрения. В целом, план перехвата был вполне себе не плох. Но это лишь только в целом. Опытный глаз наемника постепенно смог рассмотреть некий изъян во всей этой компании, который с весьма большой долей вероятности сможет поставить под удар всю операцию.
Наемник развернулся на своем кресле, оказавшись перед пультом передатчика.
– Прием! – громко выкрикнул Илья. – Прием! Сбавьте скорость! Немедленно!
Проделав нехитрую комбинацию с пультом управления радиостанции, наемник повторил запрос. Но на том конце провода царил белый шум. Хлопнув себя по лбу за бестолковость Илья вновь вернулся к мониторам, лихорадочно пытаясь сообразить, как же предупредить впереди идущих о том, что они вот-вот лоб в лоб столкнуться с группой преследователей. Окончательно разозлившись, Илья вновь вернулся к радиостанции и принялся орать в микрофон, брызжа слюной. Его какофония длилась буквально секунды. Сбросив с себя таким вот образом эмоциональный груз, ему в голову пришла здравая идея. Простая, но зато здравая.
Оказавшись за штурвалом, пилот корабля бесцеремонно подрезал вагонетки хант, заставив таким образом сбавить их бешеный ход. Горстку существ, что до этого лишь точками маячила на мониторах, уже можно было различить невооруженным взглядом.
Выставив предельный минимум скорости, на котором мог держаться корабль не клюнув при этом носом в мертвую почву, Илья, нацепив маску, чтобы не сжечь себе легкие, отправился в грузовой отсек. Опустив подъемный трап, он принялся энергично жестикулировать недоумевающим хантам.
Те поняли его лишь только раза с десятого демонстраций комбинации из одних и тех же жестов. Наемник призывал хант разделиться и пойти наперерез целям.
Далее события разворачивались столь стремительно, что вмешательство Ильи во все то, что происходило – становилось делом сомнительным. Он ненавидел хант и те, проявили себя во всей свой красе. Вагонетка, управляемая громилами оказалась, по всей видимости, самой шустрой из всех. Либо же так казалось лишь потому, что она была легче. Но то, что произошло потом, повергло наемника сначала в ужас, а затем в неведомо из каких недр подсознания взявшийся страх.
Одна из вагонеток группы Ильи, слишком круто взяв крен, на бешеной скорости устремилась прямиком в бочину вайдцикла. Удар пришелся аккурат на переднее колесо машины и то, вырванное с корнем, пулей устремилось в сторону мимо пролетающего корабля Ильи, который, предугадав всю фатальность проделываемого маневра безмозглых здоровяков, прибавил скорости, чего ему делать, впрочем, вовсе не стоило бы. Огромное и тяжелое колесо своей усиленной амортизирующей вилкой вонзилось в лобовой иллюминатор корабля, словно раскаленный нож в маргарин.
В момент удара, в голове наемника пронеслась мысль о том, почему этого старателя никто так и не смог поймать. Это была просто мысль, а не констатация факта. Это случилось – потому что это случилось. Видимо, поставь этого везунчика перед собой на колени и выстрели ему точно в лоб – пуля срикошетит и убьет наповал стрелявшего. А после окажется, что у старателя не так давно случилась операция на коре головного мозга. И потому теперь в башке у него стоит кирамитовая пластина…
Все еще недоумевая от происходящего, Илья принялся колдовать над пультом управления корабля, который, получив неожиданный и сильный удар, принялся крениться в сторону и был готов вот-вот завалиться на бок. А все потому, что стабилизатор двигателя вышел из состояния равновесия  и корабль попросту пытался его поймать.
Когда наемнику это удалось, к тому моменту он отдалился на несколько десятков километров от того хоровода, который учинили над пойманной добычей эти дикари. Чтобы выровнять корабль, пришлось изрядно прибавить в скорости, а иначе падения было бы не избежать.
Возвращаясь обратно и летя настолько быстро, насколько это было возможно столь массивному кораблю (массивность его была относительна местных условий, которые соблаговолили бреющим полетам), Илья не на шутку опасался за то, что ханты, прибывавшие в экстазе от поимки добычи, попросту забьют людей насмерть.
Подлетая к этому смертоносному хороводу, Илья выпустил вверх хлопушки, причем все разом, от чего не на шутку распугал мутантов и, по правде говоря, немногим перепугался сам.
Хрупкое и грациозное тело не удалось скрыть даже плотным тканям и многочисленным дополнениям к скафандру девушки, которая находилась посреди всего этого хаоса, опираясь на одно колено. Тело ее лихорадочно перемещалось из стороны в сторону, будто бы отыскивая что-то нечто нужное и важное. Одна ее рука безжизненно свисала вдоль тела, другая же крепко сжимала короткий двуствольный обрез, одно дуло которого все еще выплевывало из себя сизые клубы порохового газа. Обрез был старого образца. Короткая ручка под один хват, два удлиненных курка для удобства взведения одним лишь пальцем, расширенные стволы, в отличии от стандартного образца. Дополнением ко всей этой эффективной простоте служили два барабана на восемь патронов каждый скрепленные между собой автоматическим досылателем, который срабатывал при вскрытии оружия.
Неподалеку лежали два обезображенных трупа. Наглядный пример эффективности картечи с близкого расстояния. У одного напрочь отсутствовала голова. Картечь, вырвав голову, прихватила с собой часть правого плеча. Кровь все еще сочилась из обезображенной раны и слегка дергалась неестественно подвернутая нога. Видимо ее выбило, в момент падения и сустав не выдержал столь резкой и неожиданной нагрузки в виде обезглавленного тела. Второму ханту разворотило грудь. Рана все еще светилась точками от фосфоресцирующей добавки в дробь, которая продолжала неумолимо въедаться в мертвую плоть.
Завидев приближающегося человека, пленница напряглась всем телом, словно туго натянутая струна готовая лопнуть в любой момент. В лицо Ильи смотрели два черных глаза страшного оружия. Индикатор мигал зеленым огоньком в такт произносимым словам, которые наемник не слышал, так как приемник его скафандра был отключен. Илья застыл на месте, выставив вперед себя руки. Через мгновение пространство рассек щелкающий звук и тело пленницы принялось содрогаться в конвульсиях, что были вызваны энергетическим ударом.
Илья, одним стремительным прыжком оказался возле дергающегося тела, успев подхватит его. Лишь только после этого наемник заметил, что позади стоял огромный хант, держа в своих ручищах энергетический клинок. Оказывается, он подкрался к добычи, пока та была занята наемником и применил шокер.
Не раздумывая, Илья направился в свой корабль с заветным трофеем.
***
Не сговариваясь, остатки группы отправились в сторону ближайшего улья, который, к величайшему везению, оказался лишь в трехстах километрах от точки нынешнего расположения. Единственной загвоздкой во всей этой операции (не считая, разве что, пробитого иллюминатора) было то, что буквально несколько часов назад в том самом улье случилось небольшое ЧП, в результате которого погнуло основной поршень, который открывает и закрывает гермоварота. А до другого улья группе было не добраться по ряду причин. Расстояние, да и расположение на солнечной стороне, на которой находиться такой толпой было бы делом нежелательным. Да и вообще…
Обо всем об этом Илья узнал связавшись по выделенному специально на такой случай каналу связи от Закила. Впрочем, стоило отдать ему должное. Закил давал четкие и неоспоримые инструкции в дальнейшем действии. Сложившаяся ситуация была ему на руку. Этот свихнувшийся на телесных инновациях недочеловек, имел в своем распоряжении все необходимое для починки корабля Ильи. Ему это ничего не стоило бы, но вот цену он имел право запросить непомерно высокую. Плюс ко всему, это была скорее услуга, некий жест доброй воли, благодаря которому его и без того поганая репутация приобретет по истине легендарный характер. Так же в тот сеанс связи Илья узнал, что попасть в улей можно пройдя через некую «подземку», о существовании которой наемник не имел ни малейшего понятия.
Дальнейшие события разворачивались столь стремительно, что все то, что происходило вокруг этой разношерстной компании – едва поспевало за их ходом. Движение группы возглавил (что и вполне очевидно) 7-й наемник. Его черный, как уголь, корабль, уже не был столь незаметен в преддверии неумолимо приближающегося рассвета. Группа мчалась сломя голову в сторону так называемой подземки, будто бы опаздывала на субпоезд. Лишний раз жариться никому не хотелось. Тем более, что большая часть группы была экипировано как раз таки под ночную вылазку. Соответственно, скафандры у всех были облегченные и без дополнительного тяжелого оборудования, что охлаждало тело и поверхность ткани.
Генераторы корабля работали на пределе, вырабатывая колоссальное количество кислорода, который неумолимо просачивался наружу, сквозь трещину в лобовом иллюминаторе. Илья молился неизвестно кому, чтобы это огромное колесо, которое все еще продолжало торчать в стекле, не выскочило или же, чего еще хуже, не вырвало с корнем свою обитель.
Судя по тем данным, что передал Закил, до подземки оставалось всего ничего. И все это время, Илья сосредоточенно управлялся с кораблем, стараясь вести его так, чтобы тот вообще не испытывал ни малейших вибраций. Время от времени, пилот бросал короткий взгляд на пристегнутое тело пленницы и сотрясал разреженный воздух проклятиями, касаемые всего случившегося. Он сокрушенно качал головой, рассматривая глубокий протектор во вращающимся снаружи колесе. Огромное колесо было сплошь усеяно многочисленными боковыми и фронтальными порезами, глубина которых, порою, достигала с полпальца.
– Чертово колесо, сука! – не сдержавшись в очередной раз, выругался Илья и тут же оглянулся, невольно испугавшись, что этим потревожит пассажира.
Где-то в недрах корабля раздался глухой щелчок, затем еще один и панель управления принялась мигать многочисленными огнями, вообразив себя рождественской елкой. Слегка провалившись и замолчав на короткое мгновение, корабль вновь энергично загудел. Заработали вспомогательные генераторы и наемник мысленно поблагодарил себя за то, что не поскупился на них, отдав непомерную цену за два фузионных вспомогательных двигателя. «Ничего, ничего. В гараж поставлю» – словно заклинание повторял Илья, сосредоточив все свое внимание на управлении кораблем.
***
Теперь, когда ситуация более менее прояснилась и вектор дальнейших действий был задан, все скопившееся за эти долгие часы напряжение и усталость дала о себе знать.
– Мне бы в душ, все же, – устало произнес я, переводя взгляд с Ромки, на Леонида и обратно.
Те, словно бы не сразу внемли моей просьбы и тоже принялись переглядываться. Затем, спохватившись, отвели меня в душевую, что располагалась в соседнем здании. Тао идти же отказался, сославшись на то, что пока постарается навести справки касаемо того наемника, которого нам предстояло настичь в ближайшие часы. Откровенно говоря, мне с трудом верилось, что возможно, мне удастся вновь обнять свою Мари. Взглянув на часы я подумал, что может быть даже сегодня. Но червь сомнения, что продолжал непрерывно испражняться в недрах моего ослабевшего подсознания, явно не собирался сдаваться без боя. Меня это здорово раздражало. Окончательно успокоюсь я лишь тогда, когда вновь смогу ощутить запах ее кожи. А пока – это всего лишь призрачная надежда на успех завершения компании. Но вся беда была в том, что во всей этой затеи я был лишь средством достижения цели. То есть – никакого контроля над ситуацией. Я это к тому, что моя Мари могла быть прямо сейчас уже далеко за пределами слабого притяжения планеты! Или, чего еще хуже… Я не видел цели воочию. Все это меня здорово раздражало.
Встав босыми ногами на металлическую пластину и положив большой палец на фиолетовую кнопку активации, зажав при этом в зубах провод заземления, я надавил на панель. Разряды статического электричества мгновенно пронзили мое измученное тело, очищая поверхность его кожи от  пылинок и превращали в пар пот. Микроскопические заряды не только очистили мое тело на молекулярном уровне, но и буквально зарядили его. Тоже самое и произошло с моей одеждой.
Мысленно поблагодарив Теслу, я оделся в чистую, абсолютно ничем не пахнувшую одежду и отправился обратно к своим товарищам. Остановившись перед дверью, что была выполнена из матового голубого пластика, я стал вглядываться в неисчислимое количество нор, коими была усеяна поверхность этой невероятно огромной ямы, в которой находился этот небольшой городок. Земля под ногами едва ощутимо дрогнула, после чего незамедлительно последовал глухой рев, невиданного мне до сей поры, зверя. Усмехнувшись про себя, я толкнул ногой дверь – та оказалась заперта. Толкнув ее сильнее, скорее даже пнув ногой, она обрела прозрачность, благодаря чему я увидел по ту сторону стоящего старого приятеля. Рома приложил ладонь к экрану, что располагался сбоку и дверь, с характерным шипением, послушно приоткрылась.
– Хрень какая-то, – буркнул я, заходя внутрь помещения.
– Да обычная процедура. Ты бы привык. Ты чего там высматривал вверху? – поинтересовался старатель и, подойдя к окну, тоже принялся выглядывать, сам не зная чего хочет там увидеть. – Швейцарский сыр.
– Кстати, я б пожевал чего-нибудь, – я почесал, покрытую щетиной, шею и принялся высматривать, где здесь храниться еда.
– Пока ты мылся, мы уже перекусили. Знаешь, нам надо было первым делом всем поесть. Мозги бы лучше соображали… Там сок и бутерброды.
От мыслей о бутербродах и соке – в моем животе приняли водить хоровод киты, подпевая себе при этом на понятном лишь им диалекте.
– Да странное местечко тут у вас, – мои ноги сами понесли мое, изголодавшееся по пищи, тело. – Черви эти на голову того и гляди упадут. А чего они орут то, когда падают? Жуть же!
– А ты бы не орал? – спросил Рома, улыбаясь во всю, но, повстречав мой суровый взгляд, улыбка его тут же растворилась в пространстве. Я знал, что он сразу же вспомнил один момент из нашей с ним совместной и, пожалуй, единственной ходке на поверхность. В ту злополучную ночь выкинуло нас непонятно где и, собственно, зачем. То был город вверх дном. Таких нам полно попадалось. Вырванные с корнями трубопроводов и всеразличных коммуникаций небоскребы чаще заваливались на бок, после своего стремительного падения с небольшой высоты. Но некоторым из низ все же удавалось, чисто случайно конечно же, воткнуться  своей острой, как стрела, крышей, в черствый грунт. Вот в таком-то и небоскребе Ромке и повиделось нечто невообразимое и полезное для нашего общества. Мол, торчит нужник на этаже, примерно, пятом, не считая конечно того, что в землю махина вошла метров на двадцать минимум.
В общем, летел я тогда мимо Ромки молча. Как раз таки этажа с пятого я и пролетел. Спасся от неминуемо перелома позвоночника, да и вообще от многочисленных неприятных переломов, благодаря двум прорезиненным баллонам с кислородом. Вся кинетика пришлась именно на них. Я, правда, тогда чуть не задохнулся. Благо Ромик не заставил себя тогда долго ждать. Но ни хрена интересного мы там не обнаружили. Показалось ему. Решили, что отблеск был от… от чего-то. 
Вот из таких вот нелепых и безрассудных поступков рождаются не менее нелепые легенды. После этого случая, о котором, само собой разумеется, мы растрепали чуть ли не на весь наш многоуважаемый Сектор, пошла череда подобных случаев. Каждый, уважаемый себя старатель, просто счел своим долгом вляпаться в нечто подобное и, конечно же, важным делом было придать ситуации максимум мистицизма. Всем подряд, из окон пустующих домов, принялись сигнализировать всеразличными способами некие привидения, якобы, заманивая тех в смертельную ловушку. Любопытный и пытливый ум старателя никогда не пройдет мимо чего мерцающего в слабом свете далеких звезд и обязательно подойдет посмотреть, что же это в итоге такое. Но по пути, бывало и такое, вляпается в какую-нибудь хрень, на вроде пустотной канализационной ямы, прикрытой тонким слоем испарившего асфальта и прочего дерьма. И вся эта подобная череда нелепых совпадений само собой и породила множество легенд и поверий. Но одно я знаю точно: на скорости более шестисот километрах в час, при относительно длительном переезде – человеческий мозг начинает проецировать на периферии бокового зрения поистине немыслимые вещи. Проще говоря – галлюцинации.   
В нашей дискуссионной никого не оказалось, зато на столе было полным полном еды. И сока. Черт, как же я давно не пил этот чертов сок. Я принялся набивать топку наплевав на все рамки приличия, которых, у меня и  так, считай, что не было. Они лишь вынужденно возникли сразу же, как только Мари перебралась ко мне в гнездышко. Да и вообще, с ее появлением в моей жизни много чего появилось, о чем я и не помышлял даже. Она человек исключительной опрятности, не то, что я. Я старался не раздражать ее излишним бардаком, она же, в свою очередь, многое поменяла в себе. Возможно, даже большее, нежели я. Когда любишь человека, то и горы свернешь, лишь бы он улыбнулся, человек этот. А улыбка ее – лучшее лекарство. Стоило ей лишь уголки губ вздернуть, как я забывал обо всем на свете! О сломанном ребре, о том, что чуть было не сорвался вниз в кротовую нору. О том, что охотятся за тобой не бог весть кто. Всегда смеялась над моими носками. Я их на бок всегда почему-то надевал, ну так получалось, не знаю, а она ржет вечно. Скорее бы ее найти уже живой и здоровой. Надоело.
– Ну ты что, пожрал? – в дверном проеме появилась лысая голова Тао. Его левая бровь слегка подрагивала, на манер нервного тика. С ним такое теперь случается постоянно – дерганный стал. Память, после первой нашей с ним встрече.
– Угу, – ответил я с битком набитым ртом, вливая в себя сок, изрядно запачкав себе комбез. – А Ромчик что решил?
– Да ничего, – резко ответил Тао, безнадежно борясь с неистово дергающейся бровью. Его это здорово раздражало, от чего он и не любил принимать энергетический душ, предпочитая обычный. – Здесь останется.
– Ну, – подытожил я, откусывая ломоть хлеба, – оно и правильно. Будем вести два дела параллельно. Вернем Мари – вернемся сюда и завершим начатое. Так что, знаешь, друг, все складывается так, как надо.
– По справедливости.
– Именно! Мари расскажет нам про своего отца все абсолютно. С этой информацией мы уж разберемся, как поступить.
– Да уж да, – как-то неуверенно донеслось до меня фраза друга.
Я отреагировал немедленно.
– Да чего вот ты теперь вздыхаешь?! – раздраженно выпалил я, замахнувшись на товарища пищей. Но вместо него, она полетела мне в рот.
– Да я тут подумал…
– Ну началось! – сокрушенно ответил я отмахнувшись и решил все же, напоследок, еще пошариться по столу.
– Подумал, как решит поступить со всем тем, что вот-вот произойдет,  ее отец. Ну, знаешь, интересно просто стало. Дочь, как никак. Понимаешь? – Тао виновато взглянул на меня исподлобья, словно ожидая от меня поддержки в развитии его предположения. Впрочем, стоит признать, предположение вполне себе закономерное и очевидное.
– Как, как… Да никак! – я разошелся ни на шутку. – А то, что она все эти годы гоняла на вайдцикле со своей сумасшедшей подругой по выжженной земле, каждый день буквально находясь на острие косы – это ничего, выходит?!
– Ты манатки собрал свои?
Я несколько помедлил с ответом.
– Ну… Почти!
В дальнем углу комнаты, как раз там, где стоял диван, были разбросаны мои немногочисленные пожитки, плюс все то, что дал нам в дорогу наш старый друг.
Увидев все это, Тао злобно прищурился и пробубнил себе под нос, что-то нечленораздельное. На своем родном, видимо. Я так понял, то была какая-то молитва, но скорее всего он просто лихо выругался.
– Чертов ты копуша, Ген, – ответил Тао, заходя в комнату и с громким вдохом негодования, уселся в кресло. Уселся в кресло и принялся энергично мотать ногой.
Мотающийся на трубе, – подумал я улыбнувшись, а вслух же произнес:
– Иди пожуй лучше. Когда еще поедим…так. А может вообще никогда не поедим более. Подыхая, к примеру, я буду очень жалеть, что не набил свою топку до отказа.
– Я тебе так скажу: подыхая, ты будешь очень жалеть, как раз именно об этом. Потому как нам предстоит подъем в гору.
– Ну, а что они нас не подвезут разве? – искренне возмутился я этой нелепице.
– Видимо нет. Я узнавал у Ромы. Сказал, что у них ни одной тележки даже свободной нет. Все где-то там. И ткнул пальцем вниз. Не знаю, что этот жесть, у вас – русских, означает.
Я тоже не совсем понял, что означает этот жест.
– Хм, странно… Ну да ладно, – я принялся второпях закидывать кое-какое барахло в свою рюкзак. – Блин, нет! Не ладно! Так же быстрее выйдет! Где он сейчас? Дойду до него. – Я направился в сторону двери, выйти за которую мне помешала нога Тао, которая, подобно шлагбауму, возникла перед поим лицом, затем медленно опустилась на уровень груди.
– Успокойся, дружище, – спокойным голосом произнес Таонга, опустив ногу на прежнее место. – Нам будет проще и быстрее выдвинуться именно сейчас и на своих двоих. Пока ты дойдешь, пока он организует нам транспорт… Сколько это времени займет. – Он умоляюще взглянул на меня снизу вверх.
– Ну ладно. Убедил.
– Или ты думаешь, у них на такой вот случай, стоит парочка вездеходов в гараже? А вдруг, кто завалится для неминуемой погони!
– Да все, хватит! Я понял! Не кали меня.
– Да ты сам себя калишь вечно, всякой вот этой своей ахинеей, – ответил Таонга, хохоча при этом. Хохот этого черного великана был подобен извержению вулкана, которое вот-вот начнется. – А давай у них коней попросим! Так быстрее же! Или козу!
Тао ржал вовсю. К сожалению, хотя, конечно же к счастью, смех его был заразителен. Нес он всякую чушь, но ржал всегда от души. Редко, правда.
Я же стоял к нему спиной, закидывая оставшиеся вещи, и плечи мои содрогались в приступах с трудом сдерживаемого смеха.
Спустя час, что миновал после того, как моя нога ступила на этот невероятный склон, я подумывал о козе, которая смиренно тащила бы меня к вершине. Идти было невыносимо тяжело. Склон был на столько крут, что пятки считай, что не касались поверхности при ходьбе. Тао перся позади, обливаясь потом. Чем выше мы взбирались, тем жарче становилось.
Не в силах более дожидаться запланированного привала, я плюхнулся на свою пятую точку тяжело дыша. Тао недовольно взглянул на меня и плюхнулся рядом.
– Надо было по спирали подниматься, – кое-как выговорил я. Горло пересохло уже в десятый, наверное, раз.
– Не, – отмахнулся тот, протягивая мне капсулу с концентрированной водой. – Здесь мы уйму времени сэкономим.
– И сил.
– Да уж, – усмехнулся Тао и толкнул меня плечом, призывая выдвигаться далее.
Я нехотя поднялся, затем меня осенило.
Решив не сообщать о своем озарении другу, я нацепил на лицо кислородную маску, открыл клапан подачи, установив уровень несколько ниже среднего, сделал несколько глубоких вдохов и, как ни в чем не бывало, трусцой, промчался мимо умирающего горе-альпиниста.
– Па-а-адла-а-а! – услышал я позади себя сдавленный крик Тао. Складывалось впечатление, что его рот был полон песка. Упертый все же тип, этот Таонга. Рот в песке, а все-равно орет.
Свое триумфальное восхождение я прекратил, остановившись возле норы, которую нам отметил Рома. Вход в нее был наполовину завален. Посмотрев вверх, я убедился, что обвал был спровоцирован выстрелом. Плазма оставила характерное для себя выжженное пятно. Но почему не довели дело до конца – мне было не ясно. К туннелю вела еще одна тропа – со стороны спираллевой лестницы. Кое-где были видны многочисленные следы ног, увидев которые, мое сердце бешено заколотилось. Основная масса следов была стерта проползшим не так давно червем. Следы вели в заваленный туннель.
По правде говоря, я до последнего надеялся, что Рома окажется не прав в своих заверениях о том, что именно в этом туннеле идет развилка на несколько таких же нор. Как-то он не очень уж уверенно говорил об этом. Сомневался, в общем.
    Мы стояли с Тао посреди небольшой полянки и в нашу сторону смотрели три пары черных глаз туннелей. В воздухе стоял откровенный смрад, в нем так же курсировало плотное облако пыли. Воздух мы экономили. Ну, по крайней мере старались. Таонга – уж тем более. Чуть не сдох, великан, пока подымались.
Не сговариваясь, мы разошлись по сторонам, дабы осмотреть вход, каждый по отдельности. Оказавшись возле крайней правой норы, я облегченно вздохнул и присел на корточки ковыряя пальцем в отчетливом отпечатке сапога скафандра. Правда, меня слегка смущал размер. Больно уж огромен он был, для человеческого. Следов было несколько. Но этого было вполне достаточно, чтобы понять, куда они ведут. Нам здорово повезло. Проползи червь здесь еще раз другой и мы бы уже ничего не увидели. Так же на руку была беспечность тех, кого мы преследовали. Видимо, группа уверена в том, что их никто не преследует и преследовать не собирается. Это было нам на руку, хоть подсознательно я и желал обратного в виду своих душевных переживаний, которые держать в узде с каждым разом становилось все сложнее и сложнее. Еще и туннель этот, по которому плестись на предстояло неизвестно сколько времени. Мне и последнего перехода хватило… С этими параноидальными выходками спертого воздуха вперемешку с пердежом червяка.
Тао, смотрел на меня с видом озабоченной мамочки. Видимо, прочел по моему выражению лица мысли. Я похлопал в ладони, отряхивая их от пыли, тяжело вздохнул и исподлобья взглянул на своего приятеля.
– Что вот ты зыришь то меня так опять, а? – недовольно произнес, уперев руки в боки и с отвлеченным видом принялся оглядывать верхнюю часть того места, в котором мы находились.
Тао смиренно поднял руки, демонстрируя мне свои ладони и закивал головой. Но я этого уже не увидел.
– Гляди-ка, как червь этот землю роет, – произнес я указывая пальцем вверх на характерные линии в грунте. – То есть, по следам, что оставляет этот зверь своей шкурой, можно понять направление его движения.
Таонга, заинтересовавшись мои предположением, подошел ближе, уперся ногой на выступ, дабы поближе рассмотреть следы.
Я продолжил:
– Сдается мне, что на пятки нашим энтузиастам наступает эта тварь.
Переглянувшись, мы не сговариваясь нацепили на свои измученные морды кислородные маски, подогнали снарягу, дабы та не сковывала движения и побежали. Остановились мы на привал через пару часов и то лишь только потому, что нужно было перетряхнуть и подправить баллоны с кислородом. Моя нервная система сигнализировала на перебой незримыми человеческому глазу огоньками, подавая моему сознанию сигналы, об истинном значении которых я даже и не догадывался. Мы бежали буквально по следам хант и этого проклятого наемника. Чем дольше длился наш марш-бросок, тем сильнее меня ярило. Гнев, обуревавший меня все это время, рвал одну за одной цепи, которыми я сам же его и сковал. Теперь же я ему не препятствовал. Скорее наоборот – подначивал. Это придавало сил.
В очередной раз нас заставил остановиться резкий шум, который примчался из темных глубин туннеля. То был утробный рев неведомого зверя. Звук был плотный и ощущался не только на слух, но и телом. Мощные вибрации прошли сквозь тело, заставив содрогнуться все внутренние органы. Следом последовала ударная волна, от которой заходила ходуном земля под ногами. На фоне всей этой канонады едва различимыми оставались выстрелы малокалиберного оружия. Короткие и беспорядочные очереди говорили о том, что огонь ведется в обстановки суматохи и полнейшей неразберихи. Весь этот гвалт прекратился так же внезапно, как и возник. Словно, кто-то поставил весь этот боевик на паузу, дабы справить свои накопившиеся за время просмотра дела.
Нет ничего хуже тишины и бездействия.
Было сорвавшись с места, дабы вновь возобновить свое стремительное шествие, я был задержан рукой своего друга. Тао так крепко вцепился в мою ладонь, что было слышно, как затрещали костяшки пальцев вовсе не привыкшие к такому обращению. Дернувшись лишь раз, я ощутил на себе всю мощь титанической хватки Таонги. Мотающийся на трубе сидел на корточках и медленно снимал с себя рюкзак. Взгляд его был направлен вперед. Свободной рукой он велел мне присесть, затем приложил палец к губам и, убедившись, что я не сбегу, лишь только тогда разжал тиски.
– Они все мертвы, – шепотом произнес Тао, все еще смотря вперед. – Почти все. – Говорил он механических голосом, словно завороженный. Перед ним лежала небольшая, до боли знакомая мне, коробка.
Немного успокоившись, до меня стала доходить картина впереди творящейся сцены.
Выписав себе некоторое количество заправских лещей (на которые, к слову, Тао даже внимания не обратил), что более менее привели меня в чувство, я вытряхнул свой рюкзак. На землю выпала кобура. До моего уха донесся характерный щелчок со стороны друга: Тао стоял на полусогнутых ногах с взглядом прикованным вперед, в руках он держал энергетический шест – тот самый, с которым я познакомился при встречи с африканцем. Таонга уже не мотался на трубе – Таонга был на охоте. Шаги его в отличие от моих – не издавали ни малейшего шума. Подкинув в руке свой боллер, взвел курок и продолжил следовать за напарником, который уже успел скрыться во мраке.
***
Разве можно описать то, что предстоит увидеть? Разбросанные повсюду останки тел бывшего человека, невнятные массы валяющиеся под ногами, в неправильных формах выгнутые члены, искаженные агонией лица с сорванными масками и респираторами… Имеет место быть тот факт, к слову говоря, что всякое мыслящее существо, будь то человек, либо же хант – почему-то всегда срывает с себя кислородную, либо же защитную маску перед лицом смертельной опасности. Это происходит только в те моменты, когда смертельная опасность неизбежна и времени для осознания этого вполне себе достаточно. Если существо в скафандре, то зачастую тела находятся с переломанными пальцами рук, что пострадали в тщетной попытки сорвать с себя шлем. Куда там…
По мере приближения – смрад усиливался. Такой вони вдыхать человеческим легким, пожалуй, еще не приходилось. То был удивительный микс внутренностей как минимум десятка разномастных существ. Старатели прекрасно представляли себе (к сожалению), какой зловонный оттенок имеет всякая внутренность. Доминатом же в данном случае был запах животного. Того самого землекопателя, который время от времени сотрясает землю под ногами, ударяясь своей многотонной массой, завершив очередной свой путь.
Пространство впереди продолжало сохранять нерушимую и непроницаемую темноту. Таонга упрямо двигался вперед, медленно и осторожно. Его напарник старался сохранить останки уверенности в себе. Но это ему удавалось с большим трудом. Все говорило о том, что то, из-за чего он проделал весь этот путь (и путь не только данный, но и в принципе жизненный) – перемешано с той массой органических останков, что раскинулась на небольшом участке земли. Словно зомбированный – Гена шагал вперед, не желая и думать даже о том, что – все. Но как же иначе? Глупо надеяться на то, что человек остался жив после того, как его придавило гранитной восьмитонной плитой!
Но они все-равно шли туда. Нужно было убедиться в своих догадках. Логичных и неоспоримых.
«Нужно забрать останки, – думал Тао, стараясь рассуждать как можно хладнокровнее. – Хотя бы похоронить по-человечески». Марьяна имела для него значение несколько меньшее, нежели для его друга – что и вполне себе логично. Для Гены же это был буквальным концом света.
Впереди показались первые индикаторы пока что еще работающих датчиков мертвых хозяев. Тао замер, подняв руку вверх с зажатыми в кулак пальцами. Гена едва не налетел на друга. В момент, когда Тао сделал жест рукой, Гена споткнулся своими заплетающимися ногами об валяющийся на земле булыжник и пролетел мимо, лишь чудом удержав равновесие и не пропахав лицом твердую почву. Так он и замер, боясь пошевелиться. Тело его время от времени начинало здорово потряхивать, словно бы при утреннем туалете. Тао не видел этого. Генка же попросту не обращал на эти судороги ни малейшего внимания. Ему больше всего на свете не хотелось идти далее. Намеренно причинять себе боль?
Перед старателями предстала картина этого скоротечного и, как итог, равного боя. Было ясно, что все то, что произошло буквально несколько минут тому назад – результат нелепой случайности, кои случаются в жизни. Группа шла быстро, без оглядки. Никто из участников похода и думать не думал, что ползущий обратным ходом параллельным туннелем червь, вспорет себе брюхо о торчащий из земли гранитный выступ, причинив себе тем самым неимоверную боль и в приступах страшной агонии проломит пятиметровую толщ именно в том месте, где шла группа наемника. Ханты, во главе с человеком, в неразберихе незамедлительно откроют шквальный огонь по несчастному животному, которое, в предсмертных спазмах, половину из них передавит, другую же половину пожрет.
Где-то в глотке, на полпути к желудку червя, поперек застрянет ящик из углеродистой стали размером в человеческий рост. Но пока об этом никто не знает, кроме тебя.
Уже совершенно не скрываясь своей трясучкой, Гена ходил от трупа к трупу, пиная каждый из них ботинком. Видимо, пытаясь отыскать что-то. Или кого-то. С каждым разом его пенки становились все яростнее. Останки плоти разлетались ошметками, оставаясь на носках обуви. Время от времени он втаптывал кого-то, наполняя воздух ужасными звуками ломающихся костей и рвущейся под мощной подошвой плоти.
– Бля, я не могу, – дрожащим голосом произнес Гена, едва справляясь с спазмами. – Ее нигде нет. – Его вырвало.
Слыша в наушнике крайне отчетливо спазмы своего друга, Тао, отключил переговорное устройство, дабы его желудок сам не дал слабину. Ему пришлось перейти на другую сторону туши, дабы не так было слышно эту рвотную канонаду.  Но слышно было все-равно хорошо. Тао никогда не слышал, что бы рвота имела подобное гортанное сопровождение. Гену полоскало, что называется навзрыд.
– Черт! – выругался Тао, скорее на себя, за трусость и невольное отвращение. – Ты там живой, друг? Есть идея!
После минутной паузы, Гена ответил едва-слышно:
– Живее, чем эти ублюдки.
– Рома упомянул, что группа прошла с тележкой… Что-то я ее не вижу. По ходу эта тварь сожрала ее.
***
Услышав то, что услышал, я нацепил на свои опухшие, от этой жуткой вони, глаза прибор ночного видиния и помчался к Тао, который прятался на той стороне червяка. Последнее, что я успел увидеть, так это его испуганное выражение лица. Оказавшись подле него, я резким жестом выхватил из его рук его шест, активировал его на полную мощность (благо помнил, как пользоваться этой штукой) и принялся неистово кромсать плотную ороговевшую кожу этой твари. Сообразив, что к чему – Тао не заставил себя долго ждать. После нескольких минут этого зверства, мы несколько сбавили темп, дабы ненароком, чего еще не хватало, не повредить контейнер с Маришкой.
Первым сильнейшие толчки под ногами почувствовал Тао (мне же было явно не до этого – я буквально прогрызал путь к своей жизни) и ощутимым ударом в спину заставил ощутить их и меня. Всецело поглощенный процессом рубки неведомой мне плоти – я поначалу не сразу понял, что к чему. Тао уже не стоял за моей спиной, а отошел в сторону, вновь приняв напряженную позу, явно вслушиваясь и пытаясь понять смысл усиливающихся вибраций. Еще через мгновение ко мне все же вернулась ясность и здравомыслие и теперь мое тело полностью принадлежало рефлексам, кои мозг выработал за эти долгие и расчудесные года подземной жизни.
Одним прыжком очутившись возле своего Булеварда, я хлопнул того по плечу и жестом велел сматываться. Отыскав взглядом подходящую нишу (благо пнв был все еще на моем изрядно взмокшем лбу), мы юркнули в нее. Этот карман скрывал из поля зрения труп червя, а значит, с одной стороны, и нас нельзя было бы заметить. Подземные толчки уже имели характер нехилого землятресения, потому я стоял оперевшись рукой о земляную стену. Жуткий вой, от которого моментально заложило уши, разорвал и без того неспокойное пространство. Возникло ощущение присутствия чего-то очень огромного и сильного. Выглянув из-за угла (Тао при этом, предусмотрительно припал к земле) я с ужасом для себя увидел, как еще один такой же червь принялся с жадностью, от лицезрения которой я был готов вновь вывернуть себя наружу, поглощать останки своего мертвого сородича.
Мне хватило одного лишь мгновения, чтобы сообразить, к чему вообще вся эта суматоха приведет. Издав фанатично-обреченный вопль, я ринулся было на эту громаду с голыми кулаками. Но споткнулся об стоящего внизу на четвереньках Таонгу и упал ниц лицом. Тот, верно расценив мои намерения, крепко, словно стальными тисками, сомкнул свои пальцы на моих лодыжках и потянул обратно в наше маленькое убежище.
Моя агония продлилась ровно столько, сколько червь дожирал свой мертвый обед. Тварь оказалась на удивление прожорливой. Ей хватило не более двух минут, чтобы уместить в себе точно такого же себя.
Когда все стихло, Тао убрал свое колено с моей груди и выбежал из нашей пещерки. Я все еще валялся на спине, весь грязный, потный, тяжело при этом дыша. На самом деле мне хотелось застрелиться. Хоть подсознание и было против этой взбалмошной затеи, одаряя меня размытыми и нечеткими образами и ощущениями о своем светлом будущем.
– Вставай, сука! – Тао громко заорал в мою сторону, при этом, судя по доносящимся с его стороны звукам, он занимался чем-то странным. – Вставай! Пока другие не приползли!
Черт, – подумал я и резко вскочил, – а ведь он прав!
Тао вовсю прорубал толстую шкуру червя своим ножом, которым он пользовался крайне редко. Нож был огромен и красив, как и его обладатель. Он везде таскал его с собой, но я ни разу не видел, чтобы он им пользовался. Разве что он часто доставал его из ножен, чтобы полюбоваться и убирал обратно. Из под мощнейших ударов Таонги вылетали куски плоти размером с коровью голову. Тао сейчас был похож на комбайн. Жуткое зрелище. Он остановился лишь на секунду, дабы сказать мне, чтобы я шел прорубать строго напротив него в глубину на два локтя.
Когда я высек сноп ослепительных искр энергетическим жезлом своего друга (благо сработали фильтры на пнв) о рукоять тележки, ногами я почувствовал знакомые и ощутимые толчки.
– Друг! – я громко гаркнул в передатчик.
Тот молчал. Слышна была лишь его бешеная комбайн-машина.
– Тао!!! – заорал я, что было мочи. Комбайн замер и в моем наушнике шикнуло.
– Что, – коротко ответил Тао и через секунду выругался. – Прут, твари. Надо валить на хрен отсюда быстрее!
– Я до ручки прорубил! Буду тянуть на себя!
– Давай, давай! Я окопался тоже! Буду толкать!
Последнее я уже не расслышал, так как оба уже принялись с утроенной силой выдалбливать куски скоропортящегося плоти. Еще одного такого шанса нам врятли выпадет и мы оба это понимали. Спустя полминуты (да, черт побери – я считал эти сумасшедшие секунды) я уже мог ухватиться обеими руками за рукоять телеги и даже прорубил до ее основания и вокруг, чтобы та выходила еще легче. Теперь мне орал уже Тао. Велел тянуть изо всех сил.
По правде говоря, я реально думал, что руки себе оторву. Так я тащил это дерьмо. Земля под ногами уже готова была подкидывать тебя вверх, а эта гребаная телега даже и не сдвинулась с места.
М-да уж…
Последнее, что я помню, это как в меня врезалось что-то металлическое и охренительно тяжелое и из червя на меня с выпученными глазами вылетел Таонга. Далее все было опять же таки на благословенных рефлекторах. Тао, вскочив на ноги одновременно со мной, подхватил с одного края тяжеленную гробницу моей Нейтхотеп и мы, надрывая себе спины, кое-как помчались с этой ношей в ту сторону, откуда и пришли. Да и вообще, лишь бы подальше от этого дохлого червя, чей дружок-извращенец уже был в паре сотне метров, обливаясь слюной, в предвкушении своего последнего обеда.
Отбежав на метров пятнадцать, при этом скрывшись за поворотом, мы рухнули наземь. Сердце молотило так, что готово было выскочить из моей груди и надавать мне по щекам за подобные перегрузки. Взглянув на своего товарища, я нежно постучал по крышке саркофага.
– Не стучи, – ответил Тао, – а то разбудишь.
После услышанного мы оба расхохотались. Я смеялся, как сумасшедший! Мне хотелось вскрыть этот ящик, обнять свою Мари, сесть на него с ней и съехать с той адской горки.
После получасового перекура, мы принялись ломать голову над тем, как нам протащить эту бандуру всего каких-то пару десятков километров по изрытой чудовищными тварями земле. Тао предложил одному сбегать вниз за подмогой. Но я эту версию отбросил тут же, ибо не в силах был сидеть сложа руки, да и не ровен час, что меня сожрет этот мутант землекопатель. Средства связи тоже отказывались работать. Сигнал попросту не мог пробиться сквозь эту толще земли, так что набрать любимый номер Ромки у нас тоже не вышло. Хотя мы пытались.
– Эх, Мари, Маришка, – с поддельной иронией произнес я, с трепетом глядя на ее вместилище. – Тебя я готов волоком тащить хоть на край этого проклятого света.
Тао как-то скептически взглянут на меня, продолжая выхаживать вокруг ящика, как сиамский кот подле кувшина с клюквенным вареньем.
– Да уж. Видимо, ничего другого нам и не остается, – подытожил тот, наконец остановившись, стягивая с себя штаны.
Поначалу не сразу правильно расценив этот его маневр, я направил на него луч своего изрядно подсевшего фонаря.
– Это что? Обычай у вас такой там что ли: как чуть – снимать порты?
– А вот ты бы не умничал по чем зря, да и снимал бы тоже, – ответил Тао, нарезая своим испачканным в плоти тесаком ровные лоскуты. – Волоком потащим.
Хмыкнув, не решаясь оспаривать сие решение, я скинул с себя свои любимые штанцы и принялся делить их на ровные полоски.
Из всех имеющихся у нас ремней и тряпок – у нас вышла довольно-таки неплохая упряжка. Но не достаточно длинная, чтобы саркофаг не задевал наши пятки.
К истечению часа, наверное, третьего этого бреда в темноте (именно так я озвучил наше нынешнее занятие) – я, откровенно говоря, изрядно вымотался. Чего не скажешь о моем напарнике по упряжке. Тао тащил этот непомерный груз, как ни в чем не бывало; он оглядывался (совершенно непонятно только зачем) по сторонам, насвистывал какую-то незнакомую мне, но, уверен, что популярную мелодию. Смотря на него сквозь фильтры пнв, я поражался его этой данности – тащить. Физически мне было тяжело. Но черт побери! Как же я был поистине счастлив! Каждый раз, вспоминая о том, что же я волоку за своей спиной – я сильнее натягивал упряжку и улыбался всякий раз сквозь ручьи стекающего липкого пота. Я знал, что оставалось всего каких-то несколько километров изнурительного пути, а далее уж дело, буквально, техники.
– Нам здорово повезло, что в окончании нашего шествования, нас ждут знакомые нам люди имеющие в своем распоряжении все самое необходимое оборудование для пробуждение твоей принцессы, – произнес Тао на очередном привале, словно бы подслушав мои мысли.
– Фуф! – выдохнул я, смахивая со своего лица соленую влагу. – И не говори, дружище. – Я неотрывно смотрел на саркофаг, словно не веря тому, что нам все же удалось это сделать.
– Смотрю, улыбка не покидает твоего лица, друг мой, – дружелюбно подметил Таонга, перекидывая через плечо ремни.
– Да, черт побери! Да! – закричал я и, словно взбесившийся бульдозер, поволок этот тяжеленный ящик за двоих.
Последние десятки метров окончания пути (о чем мы, конечно же и не подозревали в виду своей занятости), мы волокли буквально на последнем издыхании. Даже Тао и тот умудрился исчерпать весь свой, казалось бы, неиссякаемый запас пижонства. Глядя на него, я испытывал к нему бесконечное чувство благодарности за то, что он так яро помогал и продолжает помогать мне, обливаясь потом и зарабатывая кровяные ссадины от впивавшихся в кожу лямок. Мне хотелось, как можно скорее завершить уже эту компанию и как следует отблагодарить его за все.
– Дружищ, – кое-как выдавил из себя я. – Я тут… подумал. Ерунда конечно.
– Да вещай уже, – раздраженно ответил Тао, перехватываясь в очередной раз.
– А она… уф… Точно там? – мне стоило не малых усилий моральных, дабы выдавить из себя эту мысль.
Ноша в двое усилила свое пассивное сопротивление и я вынужден был остановиться. Оказывается Тао скинул лямки и уставился на меня с улыбкой.
– А забавным было бы, да? – он хохотнул и принялся разминать ладонью затекшую от непомерной нагрузки шею. – Я червя того с чего кромсать так яро начал? М? – он снял пнв и пристально уставился на меня.
– Ну не знаю, – я пожал плечами, теряясь в догадках. Как бы, как мне казалось, вопрос то очевидный, а ответ и того очевиднее. – Из-за второго гостя.
– Ты мне Чеха напоминаешь, – отмахнулся тот, вновь хватаясь за лямки.
– Что еще за Чех? – теперь я и вовсе не понимал, к чему он клонит и стал уже жалеть о том, что вообще решил озвучить свое предположение. У Таонги была дурная привычка: вводить в заблуждение своими непонятными, совершенно никак не относящиеся в теме разговора, фразачками и прочим.
– Да так. Товарищ один. Ладно, – он вновь скинул лямки и протянул мне свою руку, демонстрируя изображение на наладоннике, что был прикреплен у него на предплечье. – Гляди.
Сняв со своего, вспотевшего насквозь, лица пнв, я принялся разглядывать изображение на дисплее.
– Как узи ребенка, – весело сказал Таонга, убирая руку.
– Ха! А ты ловкач! Сказал бы раньше, что ли.
  – Да как-то, знаешь, не до этого было. Я первым делом просветить решил червя, чтобы знать, где его рубить. А там заодно и принцессу твою обнаружил.
Прилаживая ремни на затертые до крови плечи, я благодарно взглянул на друга.
– Ты самый уютный на свете человек, Таонга – вождь!
– Ха-ха! Такого мне еще ни кто и никогда не говорил, – Тао подпрыгнул на месте и издал громкий и древний Южно-Африканский вопль.
Свет в конце этого червячного перехода оказался красным. Размазанное по стенам пещеры слабое свечение встретило нас. Разоружив глаза и скинув лямки, мы с Тао испустили дух, переглянулись. Я кивнул Таонге и тот отправился на разведку. Я же уселся на ящик, привычно захлопал себя по карманам, но вскоре все же отказался от затеи перекурить в виду и без того спертого воздуха. Хотя курить очень хотелось. Скорее больше из-за того, чтобы посидеть расслабившись и насладиться умиротворенной обстановкой. Вся эта беготня, нервы… Червь еще этот делов натворил. Затем второй… М-да уж. Уж чего-чего, а вот такого всякого со мной еще не происходило. Как-то уж слишком лихо. Даже для меня.
Впереди, на фоне красного, в мою сторону приближались четыре фигуры: двоих я узнал сразу – то были Тао и Рома. А вот других двоих я не признал – видимо двое бойцов нам на смену. Хотя, моя рука все-равно легла на кобуру. Друзья идут спереди, а те двое позади…
Нервишки у меня, по правде признать, дали слабину.
– Забавные вы все же парни! – произнес Ромка, протягивая в приветственном жесте мне руку. Он широко улыбался мне в глаза, а затем коротко хохотнул. – Представляешь, да, Ген?
Я не сразу понял этого его развеселого настроя, потому нахмурился, спрыгнул с ящика и взглянул на смущенную физиономию Таонги. Затем, до меня дошло.
– И часто вы так, – Рома кивнул головой намекая на нашу наготу, – шуруете по подземным царствам? – после чего он махнул рукой и, повернувшись в сторону, позади стоящих и дергающихся от сдерживаемого смеха, бойцов, дал им знак и те взялись за лямки.
Не сговариваясь, мы стали помогать им толкать сзади.
К моему счастью, протолкать нужно было всего лишь до выхода из пещеры: там уже нас ждала тележка на антигравитационной подушке и с лебедкой. Так что нам не составило труда водрузить ее и, запрыгнув сверху, мы отправились вниз, в Подземку.
По пути я все же закурил и принялся вкратце рассказывать Ромке, что же нам удалось пережить. Он был обескуражен тому от услышанного, в особенности от случая с червяком, но особо не удивился, в виду своих обширных познаний о моих извечных приключениях.
– Да уж, – ответил Рома, хлопнув себя по коленке. – Мы тут тоже сложа руки не сидели. Всех на уши поставили. Готовимся.
– Народ не бунтует? – поинтересовался я, пуляя окурок в сторону.
– В некой, я бы сказал, растерянности. Что и понятно! Только представь себе! Хотя знаешь: вот, ну ничего удивительного. Все, как всегда: вы, парни, работайте, а там поглядим, что с вами делать. Леонид оказался еще тем агитатором.
– И не говори. Он может, – подытожил я. – Напоминает мне одного вождя. Да не тебя! – Тао замотал головой, вскинув брови.
Оказавшись на территории комплекса, мы с Тао были несколько удивлены царившей здесь оживленности: народ сновал всюду; многочисленные дроны то и дело выныривали из неоткуда и, собственно, вникуда и исчезали. Я то и дело ловил на себе подозрительные взгляды, некоторые из жителей даже приостанавливались, чтобы рассмотреть нашу компанию. С некоторыми Рома здоровался, пару раз он отставал от нас, дабы переговорить о чем-то с очередным местным.
В моей душе царило приподнятое настроение, не смотр на властвующую атмосферу напряженности в воздухе и мне не терпелось, как можно скорее добраться до мед отсека, чтобы пробудить мою малышку.
– Так, поворачиваем, парни, – скомандовал Рома, догоняя нас. В руках он держал, свернутые в трубку, какие-то бумаги и лицо его было нахмуренным.
Я решил поинтересоваться этой его перемене.
Кивнул в его сторону головой и спросил, все ли в порядке. Тот лишь отмахнулся и произнес, что-то нечленораздельное. Решив, что это дело меня абсолютно никак не касается (видимо, очередная научная задачка, от чего я был далек), я вновь вернулся к своим светлым мыслям.
Оказавшись в, как я понял, местной поликлинике, саркофаг попал в руки к трем молодым людям. На них были надеты светло-синие халаты, а голову одного из них украшал хромовый ободок, глаза его при этом имели неестественный отблик. Эти парни видимо были в курсе, что мы вот-вот должны будем заявиться к ним, так как, не сговариваясь, они подошли к саркофагу и укатили его куда-то по коридору. Я последовал за ними и оказался в комнате, по размерам схожей с той, в которой мы строили наши планы, пред тем, как покинуть этот городок. Здесь стояло несколько серверных шкафом, которые тихонько гудели. От них шло неисчислимое количество проводом и пахло подогретым пластиком и электричеством. Эти парни действовали, как один, не обращая на меня совершенно никакого внимания. Я же пристроился в сторонке, дабы не мешать их перемещениям по комнате и внимательно наблюдал за каждым их действом с видом, будто бы понимал, чем они занимаются.
Спустя несколько минут один из них – тот, что был с обручем, подошел ко мне и, приветливо улыбнувшись, сказал.
– С ней все будет в порядке – я вас уверяю. А точнее – с ней и так все хорошо, – он повернулся в сторону саркофага и, слегка склонив голову набок, улыбнулся уголками губ. – Знаете, тот, кто поместил ее туда – оказался крайне заботлив.
–Что ты хочешь этим сказать? – я, по правде говоря, не совсем понял этого его тона, да и вообще: к чему мне было знать о том, какой заботливый оказался этот упырь, которого мне не удалось придушить собственными руками? Пожалуй, то было единственное, о чем я сожалел.
Глаза кибернетика неестественно блеснули и он продолжил свои разъяснения.
– Все дело в том, что я не раз сталкивался с подобными усыпальницами – так называют данные устройства в определенных кругах.
– Что еще за круги? – ворчливо спросил я, заглядывая через плечо этого ученого умника.
– Еще до катастрофы, мне довелось работать в некой организации, что занималась транспортировкой особо опасных, скажем так, лиц. Субъект, подлежащий перевозке, помещался в точно такой вот контейнер, как бы вам сказать, – парень смутился и отвел взгляд в сторону.
– Говори уж как есть! – нетерпеливо выпалил я.
– Перевозимых помещали живьем и это всегда было для них стрессом. Многие, по пробуждению слегка сходили с ума. В общем, я к тому весь этот разговор начал, что в нашем случае, пробуждение для нее покажется абсолютно безопасным. – Он вновь дружелюбно улыбнулся и отвел взгляд в сторону. В комнату вошел Тао.
– Ага! Вот вы где! Ну, – он положил мне на плечо свою тяжеленную ладонь. – Какие у нас тут пироги?
– Пироги, – недовольно буркнул я, стряхивая с плеча его ладонь. – Я бы, в самом деле, выпил бы сейчас.
– Ха! – Таонга громко хохотнул. – Да ты сейчас, прям как тот папаша в родильном отделении!
Трое парней в халатах, размеренно колдовали над треклятым ящиком, который, к слову говоря, я решил расстрелять из калибра помощнее и затем сжечь, затем замерли вдруг и уставились на меня.
– Открываем? – произнес один из них. Я поначалу не сразу вник в суть вопроса и ответил заторможено. В любом случае меня поняли правильно.
Внутри ящика что-то пикнуло, щелкнуло пару раз, затем крышка этого чертового гроба съехала на бок. Там лежала моя Мари.
Было дернувшись, чтобы подойти – мою руку схватил Тао и, улыбаясь, зацокал языком. В комнате воцарилось молчание и я слышал, как бешено колотиться мое сердце. Мне казалось, что это слышат все присутствующие здесь.
– Черт меня дери, – произнесла моя малышка, приподнимаясь. – Милый, я надеюсь, ты надрал задницу тому ублюдку, что нарушил наш с тобой покой? – она смотрела на меня заспанными глазами, а я, на хрен, чуть в обморок не упал. Я был готов буквально разрыдаться в присутствии всех этих молодцов. У меня даже губа затряслась. Но голос мой не дрогнул.
– Мы их порвали, детка, – я почувствовал, как Тао толкнул меня.
Я обнял ее и комната опустела.
Покончив с этим, я аккуратно взял ее на руки и вытащил из этой чертовой ловушки. Обернувшись на ящик, она фыркнула и крепче обхватила мою шею. Она была еще очень слаба. Уложив ее на диван, что стоял неподалеку (было заметно, что он вовсе не к месту и его предусмотрительно приволокли сюда), я пристроился рядом.
– Мы сожжем это дерьмо, – пообещал я, глядя на ящик. – Но предварительно расстреляем из всех стволов.
– Да уж. На память его оставлять уж точно не хочется. Я бы его взорвала. М-да…
Мы оба уставились на саркофаг и каждый из нас думал о своем.
На фоне все происходящего и минувшего, у меня в голове вертелась мысль о ее отце. Я понимал, что мне все равно придется затеять с ней этот разговор, даже исключительно ради той цели, которую мы сейчас преследовали. Да уж. Представляю, как она «обрадуется», узнав, что этот прихвостень вновь учудил.  Но, женская интуиция себя оправдала.
– Я, наверное, до фига чего интересного проспала, да? – спросила она, нарушив молчание. Ее ладошка гладила мою уже давно небритую щеку. – Кались, чужеземец. Вижу, что-то на душе у тебя нелегкое лежит.
Как-то не очень уж мне хотелось взваливать все то, что мне было известно, на ее плечи, но это было неизбежно.
Слегка замявшись, затем издав некоторое количество звуков, описание которых пока что еще является не совсем возможным, да и ненужным вовсе, я коротко заявил, глядя ей в глаза:
– Да батя твой…
Тут мою Мари, неведомые силы поставили на паузу. Замерев, она смотрела на меня стеклянными глазами, которые, постепенно наливались чем-то вроде злости, смешанной с отвращением. Она так тщательно оберегала эту свою тайну, которая в итоге стала известна не то, чтобы мне одному, а целому небольшому городку.
– Так… и знала, – ответила она, едва шевеля губами.
Вкратце я поведал ей историю нашего с Тао походом. Каждый раз она охала от негодования и крепко сжимала мое предплечье. Она всегда очень переживала за мои злоключения и, не смотря на эту подобную ее реакцию, бывала в ситуациях куда злее и всегда сохраняла каменное спокойствие. Так же я рассказал ей, как застрелил деда. В ответ на что она лишь отмахнулась и велела ни к воем случае не придавать этому абсолютно никакого значения. Что я и делал.
А обрисовав ей ситуацию в целом: про ее отца, деятельность Подземки и смысл ее похищения – тут она нахмурилась, убрала свою руку с моей и принялась лихорадочно размышлять над сложившимся. Это было понятно по тому, как она постукивает ногтем большого пальца по своим зубам.
На самом деле я и знать не знал, как рассказать ей о том, что мы решили предпринять по этому поводу. Какой ни какой, а все же батя.
– А еще, – выпалил я, – тебя червяк сожрал! А потом того червяка сожрал другой такой же. Вот.
– Ген секретарь гвардии, – произнесла Мари, нежно взглянув на меня и ее сухая ладонь вновь коснулась моей руки. – Скажи мне правду.
Знал я этот взгляд. И вопросы эти ее со смыслом и подсмыслом. Спрашивает намеком про одно, а имеет в виду сама не знает что. Точнее – знает конечно. Но ее реакция будет зависеть от моего ответа. Провокация – одним словом. Так что мне ничего не оставалось, как скорчить недоуменную физиономию, вскинув брови вверх и развести руки в стороны. Ах да, чуть не забыл – еще плечами не забыть пожать. Именно так я все и сделал.
– Шалавился без меня небось тут, да? – она в упор поглядела на меня и, закусив свою нижнюю губу, сдавила мою руку сильнее. Когда она так делала – у меня сердце замирало. Мне всегда казалось, что именно такими вот своими очередными фокусами она делает меня похожим на того кота с прищепкой на загривке.
Состряпав наигранно виноватую физию, я показал неоднозначный жест рукой, мол, вроде да, а вроде и нет, она обхватила руками мою шею.
– Что делать то будем, ковбой? Нас вот-вот всех прикончат, – произнесла она, шепча мне в ухо.
– Прокопыч совсем сбрендил, – начал я, устроившись вполне себе так уютно подбородком на ее плече. – Условлено было, по нашему возвращению, радировать на Венеру о том, что все работы необходимые для передачи энергии – проведены раньше времени. Мол, давайте отмашку и понеслась. В общем, опуская все эти учености – Лёня удумал им туда вместо энергии транспортировать черную материю.
Мари хихикнула, придержав при этом мой затылок, так как я намеревался велеть ей прекратить хихикать, хоть и сам не сдерживал улыбки.
– А Тао…
– При нем мы называем это «абсолютной энергией», – предупредил я ее вопрос. – В общем, все необходимые работы для этого считай, что проведены. Так что, осталось дело за малым.
– Что ж, – ответила Маришка, выждав паузу и взглянула мне в глаза. – Приступайте!
Зная, что сейчас твориться за стенами этого уютного местечка, мне совершенно не хотелось покидать его. Да и какая теперь от меня была польза? Я свое дело сделал. Теперь же дело мозгового штурма, от которого всецело и зависит исход всей этой безумной компании. Все же удивительным стало быть начинать одно дело (по истине глобальное, нежели это касается только лишь моей Вселенной) и, в виду стечения неисчислимого количества всеразличных обстоятельств, затрагивать дела масштабы которых измеряются народами и планетами, на которых этот самый народ и обитает. А ведь каких-то несколько дней тому назад я всего лишь решил выбраться с Маришкой на поверхность за очередной порцией полезных ископаемых, что так нужны всегда нашему Сектору. Разве мог я предположить, что где-то глубоко под землей существует целый город, возведенный ради одной лишь цели – добыча и передача энергии на Венеру. И что нас двоих караулил на поверхности Земли последний наемник, которого с этой Венеры и послали. И что… Черт возьми! Да сколько же факторов, находящихся на грани невозможности, поджидало меня в тот день! Знал бы – притворился спящим и, может и не случилось бы ничего вовсе…