Пряник

Гостиная доверху наполнилась терпким запахом сумерек. Переплетаясь в воздухе, рождественские ароматы нетерпеливо теснили друг друга. 
– Тесто, оно живое, хорошенько его помни, от всей души, малышка.
Мама опустила детские пухлые ручки в кастрюлю с праздничным тестом.
– Пахнет Рождеством…
– Так и есть, Мару. Имбирь, корица, мускатный орех и немножко гвоздики. Какая помощница у меня растет!
В комнату зашел мальчик, с печальными шоколадными глазами на бледно-молочном лице, тонкий и хрупкий, как вафельный рожок, сожми неаккуратно пальцами, и он рассыплется сладкими хрустящими крошками по дощатому полу.
– Уже поздно, унести спать?
– Давай, Мирко. Мне еще всю ночь печь, – устало произнесла мама, убирая выбившуюся из-под косынки прядь.
– Уложу и помогу тебе.
– Нет-нет, побудь с сестрой. Вдруг проснется, испугается, что одна.
– Не хочу спать, – заплакала Мару, но брат, не обращая внимания, подхватил ее на руки. И теперь он был похож на рожок с шариком ванильного мороженого, и держал он этот шарик на себе решительно и крепко, будто в один миг стал не вафельным, а грильяжным. 
К полуночи более шестидесяти имбирных человечков красовались на длинном столе маленькой пекарни. Армия пряников готовилась завоевать рождественское настроение для этого дома.
– Мам, ты тут как? Мару проснулась, хнычет! – вафельный мальчик беспокойно высунул растрепанную голову из комнаты.
– Я только человечков закончила, а еще впереди леденцы, – мама устало опустилась на стул, – принеси Мару.
Когда девочка оказалась на кухне, ее нужно было чем-то развлечь: никак не могли успокоить.
Так я и появился на свет.
Из всех новоиспеченных пряничных человечков пекарь не успела раскрасить именно меня. И я достался малышке. Неумелые детские ручки так трепетно украшали меня, старательно выводили улыбку, глазки. Мару нарисовала мне белый шарфик из сладкой глазури, а мама-пекарь приклеила мне красное сладкое сердечко.
– Это Пряня! Мамочка, красиво?
– Любимая моя, конечно, очень-очень красиво!
– Ты продашь его?
– А давай мы всех продадим, а его оставим тут, у нас? Пусть погостит?
– Даваааай, – протянула малышка и начала засыпать.
Под утро рождественский заказ был готов.
Нарядные пряничные человечки красовались в индивидуальных коробочках, имбирные звездочки, перевязанные яркими золотыми ленточками, красно-белые леденцы, сладкие шишки и свежие еловые ветки для украшения отправлялись украшать столы по всему городу.
Мама нервно бродила из угла в угол. Стук в дверь. Пришел заказчик.
– Доброе утро! Вот все, как и обещала: пряничные человечки, звездочки, леденцы. Все тут!
Сухощавая пожилая дама наклонилась над столом, придирчиво разглядывая свой заказ. Казалось, под ее холодным, как утренний снег, взглядом вот-вот треснет глазурь на лицах пряничных человечков, но…
– Беру. Сколько я должна за работу?
Небрежно и мимоходом, как стряхивают лишнюю муку с рук, она расплатилась и вышла из пекарни. Дама-сухарь.
Мама же сжала деньги в руках, точно последний кусок хлеба, села за стол и расплакалась.
Однако после визита сухощавой дамы дела в пекарне пошли в гору.
Оставались считанные дни до Рождества, и заказы лились, словно растаявшая карамель.
Пряничные человечки появлялись ночью, а на утро исчезали в пестрых красивых коробочках. А потом пекарь стала создавать пряничных барашков, щедро украшая их бархатистой белой глазурью. Звездочки, сердечки, елочки, такие румяные и пряные, перевязанные шуршащей ленточкой, отправлялись украшать сладкие столы по всему городу.
А я… остался невостребованным.
Сначала я не понимал, что происходит, почему я все время стою на отдельном столе. И все ждал, когда же придет и мой черед отправиться в рождественское путешествие.
А потом… все понял, когда со мной рядом оказалась кастрюля с тестом.
…В отражении я увидел себя.
Кривой рот, один глаз круглый, другой – изогнутый дугой. Неровный шарф. Единственное, что было ровным и красивым, – это то самое красное сердечко, которое приклеила мне мама-пекарь.
Я понял: ей было стыдно меня продать. Стыдно отправить на рождественский стол. Таким уж я уродился. Уродцем. И я совсем не гожусь для такого красивого праздника. Самый нерождественский пряник.
Оставалось наблюдать со стороны, как замешивали тесто и украшали тех, кому повезло. У них у всех было длинное и гордое имя: «Имбирный человечек! 1 шиллинг за штуку!» Ох, как я мечтал, чтобы меня звали так же. Но я был всего лишь… Пряня.   
– Мамочка, ты сказала, тесто живое. А когда Пряня оживет?
– Солнышко, тесто живое, да, – мама-пекарь смутилась, – а Пряня оживает в твоей голове.
– Хочу, чтобы тут, а не в голове. Хочу, чтобы Пряня ожил на Рождество.
Мама нежно обняла малышку Мару и унесла из пекарни.
А когда наступила та самая, долгожданная рождественская ночь, я почувствовал необычайный, волшебный прилив сил! И я понял, что могу ходить. Ходить по всей кухне!
За окном валил пушистый, добрый снег. В пекарне пахло имбирем и нежной корицей. Я постоял возле готовой армии пряных человечков, но они равнодушно смотрели в одну точку, будто заколдованные, и не обращали на меня внимания.
Да разве могли они обратить внимание на такого, как я?
Прогуливаясь по столу, я с восхищением осматривал красующийся на деревянной дощечке яблочный сыр, томящиеся в вине груши, облитые медом ореховые трубочки.
Потом я забрался в шкаф, где стояли палочки корицы, звездочки гвоздики, огромный пакет с мукой. Пахло по-родному. И мне захотелось остаться в шкафу, рядом с ними. Мы разговорились, и я рассказал о своей беде.
Жизнь пряника такая коротенькая, и как же это грустно – так и засохнуть невостребованным! Никчемным. Ненужным. Ведь самое важное предназначение пряничного человечка – стать подарком и вызвать радость у человека, создать ощущение уюта и праздника.
Но они все начали убеждать меня в обратном: говорить, что гордятся мной. И все еще будет хорошо.
Чем тут гордиться?
Жизнь слишком коротка, чтобы просто надеяться на лучшее…
Я не понял их и отправился действовать.

Снова забрался на стол с готовыми подарками и решил, что останусь тут. Вдруг мама утром заметит меня и решит все-таки подарить. Хоть кому-то. Да, я уродливый пряник.
Про таких говорят «первый блин комом». Я стал последним в своей партии, но сути это не меняет.
Меня можно подарить бедняку, бездомному человеку. Представляете, какая радость будет у него? Он не обратит внимания на то, что я некрасив. Он воспримет меня как чудо. Самый настоящий рождественский подарок!
Я это представил, как будто это было на самом деле, почувствовал радость незнакомого человека и свое счастье.
В ту ночь мне казалось, что я сам могу совершить волшебство, и я старательно представлял желаемую картинку: я в руках бедняка, его глаза, полные благодарности и счастья, свершившееся для нас обоих Рождество.
Наутро мама-пекарь подошла к столу и как обычно начала собирать сладости, чтобы отдать их доставщику.
– Ой, а кто положил сюда Пряню? Сынок?
– Мам, я ничего не трогал.
– Ну что значит, не трогал? Положи его обратно, пожалуйста, вон туда, на угловой столик, там его место.

И я снова оказался на исходной точке.
Тут мое место… И о чем я только думал?

– С Рождествооооом, мамочка!
– С Рождеством, Мару!

Вечером все семейство уселось за стол, малышка взяла меня и тоже поставила на стол.
– Ешь, Пряня, с нами. Смотри, какой стол красивый.
Мама повесила на дверь табличку «закрыто», зашторила окна и зажгла свечи. По белой скатерти разлился теплый медовый свет.
Самый настоящий рождественский ужин.
Первый рождественский ужин…

Со временем я смирился с тем, что я такой, какой есть. И мне никогда не стать Подарком. Я наблюдал за тем, как из-под маминых умелых рук появлялись диковинные печенки, пышные булочки, сладкий кекс, как горделиво покидали нас шоколадные олени, вафельные рожки, уносящие с собой горячую карамель.
На следующее Рождество мама работала не покладая рук: ночами пекла, утром и днем продавала.
Мирко по утрам продавал горячий миндаль в сахаре. От бумажных кульков, изо рта маленького продавца шел пар, и они вместе с миндалем были похожи на сладкое десертное облако посреди морозного металлического блеска.
В самый канун Рождества маме поступил ответственный заказ на огромный пряничный домик.
И мама всю ночь трудилась над этим поистине рождественским чудом! И вот, когда она его доделала и пошла прилечь на пару часов, я подошел поближе, чтобы рассмотреть творение ее родных рук.
Высокие стены, украшенные кисло-сладкой глазурью. Красным, оранжевым, желтым светом горели съедобные карамельные окна, так и хотелось заглянуть туда. Круглые пестрые леденцы на крыше, марципановый снеговик у входа в дом, пушистые сугробы из сладкой ваты.
Это очень важный заказ.
От той Дамы-Сухаря, благодаря которой в прошлое рождество наша пекарня была спасена от разорения.
Я уже собирался вернуться в свой угол, как вдруг услышал шуршание.
– Кто здесь?
– Ой…
Это была мышь! И как она пробралась сюда?
– С Рождеством!
– И Вас тоже, – растерялся я.
Мышь испуганно осмотрела меня, но когда поняла, что я не представляю никакой опасности, поменялась на глазах.
Прищурилась и подкралась ко мне.
– Ты еда, – хищно зашипела мышь. Похожий звук я слышал всякий раз перед завтраком, когда бросают сливочное масло на раскаленную сковородку – звук приближения скорой трапезы. Журчит, шипит голод в ожидании утоления…
– Да, я еда. Правда, неудачная очень.
– Это еще почему?
– Потому что меня разукрасил ребенок, и я уродец.
– Ну что ж, бывает, – мышь то и дело поглядывала на домик.
– Откуда ты тут?
– Не важно, но мне здесь нравится. Не мешай, – и она двинулась в сторону домика.
– Ты что?! Собираешься его съесть? – я бросился к домику и преградил мыши путь.
– Ну, весь-то я точно не съем, как бы ни хотела. Но погрызть его – да, собираюсь!
– Я не позволю! Знаешь, сколько мама его пекла? Это очень важный заказ!
– Когда ты голоден, тебе нет дела до чужих проблем.
– Как же так? – я искренне не понимал мышь… – Я не пущу тебя.
Мышь юркнула влево и стала подбираться с другой стороны домика.
Пока я добежал до нее, она уже собиралась вонзить свои острые зубки в стену домика, глазом уже выбирая что-то на крыльце.
– Стой!
– Что еще? Глупый пряник. Я голодная очень.
– Я дам тебе поесть! Только не домик!
– А что?
– Если тебе неважно, насколько красива твоя еда, то можешь поесть меня.
Мышь удивленно уставилась на меня.
– Тебя?
– Да, я точно такой же, как этот домик. Мы с ним почти что братья. Из одного теста.


Наутро мама-пекарь обнаружила в целости и сохранности свой домик и меня, покусанного мышью.
У меня не было ноги и руки, куска головы. Но я… все еще был.
Мышка оказалась очень голодной. Она сказала, что приведет и своих друзей тоже, что место уж больно хорошее. Теплое вкусное.

– Мышь! Это явно сделала мышь! Слава Богу, домик не погрызла!

В этот же день в пекарне появилась кошка. А меня отправили в темный шкаф.
Конечно, по ночам я выбирался и смотрел на великолепные десерты, они стали еще величественнее и прекраснее. Иногда целую ночь я просиживал у окошка, рассматривая ночную улицу. Я будто нырял в облепиховые отсветы фонарей на сверкающем снегу и терялся в них и во времени. Но каждое утро я прятался в шкафу, чтобы не мешать никому.

Я понял, что та жизнь, которая была у меня до встречи с мышью, была прекрасна. Как жаль, что я ее не распробовал, все время переживал о том, какой я некрасивый. Не смаковал тот факт, что все время был на столике в углу и мог принимать участие в жизни семьи. Меня даже посадили за рождественский стол, а я не обратил на это внимания, только рассматривал красивые десерты и расстраивался, что я не подарок на рождество.

Я понял все это слишком поздно.
И теперь, сидя в темном шкафу, я понимал мышь. Я понимал, что такое голод. Я голодал по старым временам. По маме, по смеху Мару и завтракам с Мирко.
Мышь говорила: «Я голодная», люди говорят: «Я скучаю». Вот у меня было и то, и другое. Я голодно скучал по семье.

Я часто вспоминал ту роковую встречу с мышью. И каждый раз понимал, что поступил бы так же. В итоге, пришел к выводу, что я был не зря. Я спас пряничный домик, мама смогла его продать. Дама-Сухарь была в восторге, и мама стала самым востребованным пекарем нашего города.
Я был не зря…

Так и прошло тринадцать лет. Первые пять лет я еще выходил из шкафа, а потом малышка Мару куда-то пропала, так же, как и Мирко. Стало совсем тускло. Еще два года я выходил в рождественскую ночь и смотрел на падающий снег. А потом…

Не помню, когда последний раз я выходил из шкафа. В шкафу было очень уютно, спокойно, тепло.
А сегодня, что за день? Створки шкафа открылись раз сто. Переезд? Суматоха!
Я осторожно выглянул.
В гостиной царствовал крепко настоянный дневной свет, который мгновенно ударил мне в глаза, привыкшие к бархатной, мягкой темноте шкафа.
Какие-то сборы.
Ничего не понимаю.
Вот она мама-пекарь: волосы стали длиннее и белее, прибавилось морщинок. И все такая же заботливая. Я посмотрел на стол и ахнул: огромный многоярусный торт. Такого я в своей жизни еще не видел.
И лебеди! Карамельные лебеди на самой верхушке!
Несколько помощников мамы-пекаря подошли и начали бережно упаковывать эту махину.
– Выходите, я уже почти готова!
Мама-пекарь направилась к моему шкафу, я так испугался попасться ей на глаза, что забился в самый дальний угол.
 
…
Какая же красивая, счастливая, взрослая. Мару. В длинном белом платье.
Гул, шум, знакомое сердцу шуршание праздничной обертки, выстрелы шампанского.

– Мамочка, Боже мой, какой торт! Таких красивых я еще никогда не видела! Спасибо тебе за такой подарок!
– Мару, это не главный мой подарок…
Мама смущенно достала красивую коробочку из тех, что дарят на Рождество, и отдала дочке.
Мару открыла коробочку…
… а там был… я.

Я увидел ее глаза, они были полны удивления, казалось, в них промелькнула вся беззаботная и теплая жизнь с мамой в пекарне, а потом малышка расплакалась.
– Это была твоя первая поделка. Я, как увидела, какой он красивый у тебя получился, сразу поняла: сохраню его для тебя и подарю в день твоей свадьбы. Его мышь погрызла в ту, самую важную ночь, когда я приготовила пряничный домик. Помнишь? Я так испугалась за него, что спрятала подальше в шкаф, чтобы сберечь.
– Мамочка, это самый лучший подарок… Чудо какое-то. Мой Пряня.

…

Я стал Подарком…

Иногда, чтобы чудо случилось, нужно подождать. Иногда нужно даже ждать в темноте и думать, что о вас забыли… в то время, как вас берегут для чего-то поистине великолепного.