Глава 1 Часть 3

Написано в соавторстве с Ведмарой Совой
**
Лишённая зрения Куница тихо дремала, откинувшись на высокую спинку заднего сидения. Ее голова мирно покачивалась в такт колёс, Зверь, развернувшись от руля, внимательно на неё посмотрел и прислушался к её дыханию. Спит, и значит можно вести машину, ни на кого не отвлекаясь. Он всегда любил состояние некоего транса, когда в дороге, глядя на летящий под колёсами асфальт, мысленно можно было уйти в давние воспоминания.

Память снова уводит к высоким горам, покрытым пышной зеленью, лишайником, плавно переходящим в белые линии известняка. Воздух такой, что его хочется пить. Он свежий, пряный, отдающий разогретыми на солнце камнями и смолами. И простор – куда не кинешь взгляд, везде лишь первозданная природа, без этой вечной суеты людей в городских муравейниках. Он помнил, как отдыхает и светлеет душа, когда вокруг тебя лишь склоны, поросшие густой сочной травой. Когда, услышав лай собаки, отрываешь взгляд от дальних вершин и видишь, как пес гонит обратно в стадо отбившуюся овцу. Когда слышишь над ухом лошадиное фырканье, поворачиваешь голову на звук и встречаешься с умным взглядом Анчара. Что, пить хочешь, друг? Сейчас распутаю тебе ноги, поедем к реке...

...Он помнил, как незаметно летит время за привычными хлопотами, и вот уже разведённый костёр потрескивает сухими ветками, а он ворошит их палкой, подкладывает новые. Раннее утро, солнце ещё не успело прогреть воздух. Ёжась от утренней прохлады, он кутался в тёплую куртку, пытаясь согреться, протягивал руки к огню, и тепло от него блаженно разливалось по всему телу...

Вспомнилось, как дед курил свою любимую трубку, хитро улыбался себе в усы и с одобрением наблюдал, как ловко малец управляется с костром. Он часто любил смотреть на восходящее из-за соседней горы солнце, и вырвавшийся луч освещал его острый, словно вырезанный из камня, гордый профиль. Зверь, тогда ещё мальчишка, спросил его как-то:

- Деда, а что ты увидел в этом солнце на горе? О чём ты задумался и почему так грустно улыбаешься?

Дед только погладил его тогда по голове.
- Это семейная тайна, внук, но настанет срок, и я тебе обязательно всё сам расскажу...

Зверь потом еще не раз его об этом спрашивал, но в ответ тот только молча смотрел на гору и улыбался чему-то сокровенному… Однажды он решился. Сев рядом с внуком у огня, он долго смотрел, как языки пламени танцуют на поленьях, затем тихим голосом начал своё грустное повествование…

... «Страну лихорадило в гражданской войне, везде царили смерть и беззаконие, и только здесь, в горах, жизнь шла привычным чередом. Горцы народ суровый, жили своим хозяйством, кормились от земли, выращивали скот. Спускались в станицу, что раскинулась на равнине у подножья гор, только по крайней надобности. В тот день в станице шумела осенняя ярмарка - со всей округи съезжались люди, повсюду шум и гам... Были слышны удары молота по наковальне, орала скотина на разные голоса, повсюду переливы звонкой гармошки, а девушки вились вокруг торговца тканей и платков. Почтенные отцы семейств, забыв о своей важности, отчаянно и громко торговались, крикливые торговки, оберегая свой товар, цепко следили за прилавками.

Я, тогда ещё совсем молодой, вместе со своим отцом пригнал на ярмарку отару овец. За вырученные от продажи деньги нужно было купить на зиму круп, свечей, да керосина в лампы... Суету я никогда не любил, и потому, когда отец ушел за покупателем, остался сидеть на чурбаке возле загона. Принявшись тогда править засапожник, я старательно добивался идеальной остроты лезвия,и в ожидании отца думал о своём.

Заливистый девичий смех заставил меня обернуться. Возле соседнего прилавка стайка казачек, наперебой красуясь перед зеркалом, по очереди мерили яркие ленты, серёжки да мониста. Они звонко смеялись, щебетали, и особенно понравилась мне одна, чернявая, с длинной косой.

Эта смешливая девушка казалась мне тогда такой живой, родной, открытой… Словно само солнце спустилось с неба, и, обогрев лучами, оставило на месте млеть от радости. Тогда я для себя и понял, что она – моя. Разговор с отцом был недолгим, мой выбор он одобрил, возраст жениться уже позволял, да и в хозяйстве матери невестка как раз пришлась бы в помощь. Высматривал ту девушку я долго… Изучал, ласкал глазами, и каждый раз любил всё больше.Чтоб отступить назад, об этом не могло быть даже речи. В моих мыслях она давно уже вошла в наш дом, став для меня невестой, а затем женой…

…Не прошло и пары недель, как мать провожала меня в путь. Смахивая слёзы уголком платка, она всю ночь истово молилась, и только рано утром цокот копыт по горной дороге оповестил её о дорогих гостях. Украв невесту по обычаю, как принято у горцев, я вёз свою красавицу в наш дом. Веками повелось, что мужчины в нашем роду все воровали себе жён, но на этот раз невеста была из чужого племени…

...Уставший конь неспешно обогнул утёс, и встал как раз напротив той горы, из-за которой каждый раз вставало солнце… Покачиваясь в кожаном седле, я крепко прижимал к себе замотанную в покрывало пленницу. Та тоже, видимо, устала, притихла, больше не пиналась… Жива ли? Остановившись, я слез с коня, раскрыл её, проверил, посмотрел… Живая, дышит, но совсем без чувств. Выбившиеся из косы чёрные пряди рассыпались по плечам, лицо мёртвенно-бледное, но такое желанное… Полюбовавшись ею с минуту, я тогда загадал , что если станет она моей до народившейся луны, то хорошо у нас жизнь сложится…

Принёс свою добычу в дом, размотал свою драгоценную, да только невеста оказалась с норовом, очнулась, вскинулась, кусаться стала и царапаться. А меня лишь смех берет. Смеюсь и думаю, хорошая девка, ладная, крепких родит мне сыновей. Ничего, со временем попривыкнет, смирится, а там глядишь и полюбит. Время всё шло, но красавица не унималась, раз за разом кидалась на меня, да сделать больно норовила. Зло, наконец, меня взяло, оттолкнул я её так, что она упала, да ушёл в очередной раз, заперев за собой дверь.

Вернулся только под вечер, когда уже смеркалось… Сидит моя невеста, вся настороженная, злая, только глазами на меня сверкает. А я с цветами к ней, да с драгоценной брошью... На, возьми, голубка, это тебе от сердца. Взмахнула руками, брошь откинула, цветы все растоптала, попробовала убежать… Тогда я уже разозлился не на шутку. Она вырывается, бесится, а я схватил её за подол, опрокинул на ковры… Тут то она моей женой и стала. Долго еще дулась… А потом – неделя, другая, и оттаяла моя красавица…

Когда я в род её повёз, уже была смирная, притихшая, глаз лишний раз не поднимала… А меня за жену гордость брала. Дарья, Дашенька, Дарина… Когда со станицы уже обратно возвращались, у той горы снова остановились, и показал я тогда Даринушке своей, как красиво на восходе солнце над скалами блестит. А она прижалась ко мне, да тихо прошептала, что мол скала – так это я, муж её, а у подножия то деревце – она… Хрупкое деревце только под защитой скалы сможет выжить…

Так и прожили мы с ней жизнь, как загадал, словно пропели песню лебединую. Когда моей Даринушки не стало, остался я жить один в горах, хоть сыновья и звали в город. Свою голубку я тогда схоронил под тем заветным деревом, ухаживал за ним, и за могилой… И каждый раз, когда вставшее солнце играется в отражении тех мрачных скал, я любуюсь им, вспоминая свою единственную жену…»

… Костёр совсем уже догорел, а дед всё смотрел в него, словно боялся спугнуть своё видение. Он будто молча благодарил память, что позволила ещё раз прикоснуться к самому дорогому в его нелёгкой, но праведной жизни. Потом дед отвёл внука к тому раскидистому дереву, оно приветствовало их шелестом листвы, а выцветший, привязанный к ветке, поясок, все трепетал на ветру, когда они уходили прочь... Как будто сама бабушка обрадовалась любимым людям, и долго ещё махала им рукой вслед. Зверь вспомнил, как дед напоследок обнял ствол шелковицы. Листва шумела над ним, что-то шептала, ветви качались, кивая его тихим словам. Так они и стояли - сухой, но еще крепкий, плачущий старик и узловатое, вцепившееся корнями в скалу, дерево. Они тогда возвращались каждый в своих мыслях, дед – в теплоте давних воспоминаний, а внук все силился понять, как это можно так прожить всю жизнь, как он. Ради всего одной, единственной, но так любимой женщины…

…Как в отражение его мыслям за поворотом высилась гора, а блики встающего солнца приветствовали нынешнего хозяина этого дома, с такой красивой, почти сказочной историей. Надев солнцезащитный очки, мужчина максимально сбросил скорость и вывернул руль, машина плавно вписалась в крутой поворот, огибающий большую серую скалу. Вдали уже виднелся забор из кирпича с натянутой по верху колючей проволокой, за ним  слышен надрывный лай собак, ещё несколько метров, и внедорожник встал перед высокими воротами. Нажав на кнопку пульта, Зверь открыл их, заставив с тихим жужжанием сервоприводов медленно разойтись в стороны. Машина въехала вглубь двора, и кованые воротины, столкнувшись с глухим звуком, возвратились на прежнее место. Возле калитки на панели засветился огонёк, замок активен, а это значит, периметр снова под напряжением.

Мужчина, выйдя из машины, повёл широкими плечами, закинул голову назад и растер затёкшую в поездке шею. Дорога позади, наконец-то он снова дома. Его дом... За эти годы он очень сильно изменился… Суровый, в три этажа, как большинство местных строений, он раньше смотрел на мир бойницами узких окон. Теперь окна большие, комнаты светлые, весь дом словно наполнен простором, воздухом и солнцем. Большая терраса, огибающая первый этаж, защищена от непогоды панорамными стёклами, а солнечные панели делали его вид достаточно современным. Единственным напоминанием о древности этого дома были выщербленные ветрами и временем, серые камни крепких стен.

Входная дверь террасы отворилась, и высокая, худощавая женщина в тёмном платье в пол застыла на пороге… Натруженные руки, не знающие маникюра, стягивали на груди простую вязаную шаль, тёмные гладкие волосы были убраны под платок, а узкое лицо с резко очерченными скулами без грамма макияжа горело затаенным светом предвкушения встречи. Она была красива той, природной красотой, о которой везде принято говорить – порода… Само воплощение строгой бесстрастности, лишь глаза выдавали ее радость из-за приезда мужа.

Зверь жестом разрешил ей подойти. Не торопясь, она шла к нему с достоинством, и, только дойдя, резко прижавшись, выдохнула мужу в шею…

- Я так ждала….
- Росянка, погоди… Смотри, кого я нам привёз., - Зверь отстранил жену, указывая на машину.

Резко сверкнула взглядом, и радости как ни бывало. Глаза мгновенно сделались колкими, а сжатые до белизны губы сошлись в одну хищную линию. Одна секунда, и нет ласковой кошки..

В машине сонная Куница потягивалась на чёрных кожаных сидениях. Повязки на ней уже не было, щурясь спросонья, девушка встретившись глазами с Росянкой, прошлась по ней взглядом, и, подметив детали, мило улыбнулась. Пряча за сигаретой раздражение, мужчина отвёл жену в сторону...

... Супруги разговаривали, а Куница, пытаясь разобрать слова и уловить их смысл, нервно ёрзала на сиденье. Для девушки всё обернулось даже лучше, чем она только могла себе представить. Что женщина ее любовника ей не соперница, она поняла сразу. Неухоженная, деревенщина, к тому же надоевшая жена, куда ей тягаться с утонченным лоском холёной и молодой девушки… Довольная усмешка скользнула по губам и тут же спряталась. Не время еще показывать себя. Теперь, когда ее Зверь сможет наглядно, день за днем, их сравнивать, тогда она о себе и заявит...

Вытянувшись в струнку, она старалась хоть что-то расслышать, но долетающие до неё слова были по большей части незнакомые. Девушка, презрительно фыркнув, поёжилась - ведь "эта" даже не умеет говорить по-русски ...

Росянка за годы их совместной жизни изучила мужа достаточно хорошо... Она могла сверкать глазами, когда тот отвернётся, но слова грубости или поперёк Зверь никогда не слышал. Даже когда она была не согласна, она хоронила свою обиду и, поджав недовольно губы, послушно отвечала на вопросы,и выполняла распоряжения мужа... Так было и сейчас. Зверь , выдержав паузу, тяжело смотрел в глаза жене, попутно следив краем глаза за девушкой в машине. Он видел, что обе женщины доведены до грани кипения, но намеренно держал ситуацию. Ему были интересны проблески в глазах наивной молодой дурочки, которая так и не поняла, во что она ввязалась… Он предвкушал, как скоро будет наблюдать, как медленно и тихо тает её гонор. Как шелуха её характера будет сниматься слой за слоем, как, наконец, обнажится натура, которую пристало иметь настоящей женщине… Смакуя момент, он этим наслаждался… Всё это будет впереди, а сейчас пора заканчивать этот пустой, без смысла, разговор. Он оборвал жену на полуслове.

- Ты, вроде, говорила, что устаешь по хозяйству? - не дав ответить, подошёл к машине и выволок девушку наружу, - Вот, я привез тебе рабыню.

Гримаса кобры на лице жены в ту же секунду преобразилась в понимающую усмешку, и лишь глаза еще полыхали гневом обиды за пережитые минуты непонимания и боли.