Сказанье о горшочной ёлке. часть III

***
Какая всё же удивительная штука –
Законы жизни, мирозданья
О них доселе спорит и наука,
Ища себе поддержки, созиданья,
Открытые уж факты для неё теперь уж скука –
Жаждет ведь ныне нового неудержимая душа,
Потрёпанные томики листая не спеша.
Порою бывает трудно узнать,
Какое сердце бьётся в их груди,
Решительное и неукротимое,
Настойчивое и ретивое,
Такое, что уже давно
Порядком однотипных дней
Весьма сильно утомленно
И надрывается оно,
Готовясь оборвать цепи,
Надеясь бросить позади,
Обёртку тягостной тоски,
Будней знакомых и унылых,
Желая взять в руки судьбу
И воплотить сон наяву,
Отраду ту мечтаний милых,
Стремясь так рьяно отыскать от тайн,
Каких в необычайном мире нашем,
Не море, может быть, но океан
(Точнее мы, наверное, не скажем),
Желанный и манящий ключ,
Тот самый, что в презренной тьме,
От коей не сыскать спасенья,
Был для них будто бы победоносный луч,
Луч, что способен за мгновенье,
Рассеять свет свой по земле,
Дать пониманье и прозренье,
И творческое озаренье,
Даровать чудной голове...
Тот ключ, коему точно, верно,
Все двери подчинятся непременно,
В новый, заветный путь с собой позвав,
Свежие мысли и идеи
Поэтам юным начертав,
Масштабные, но славные затеи,
Почти беззвучным шёпотом им передав.

***
Природа, её нрав,
Коих порой необъяснимы,
Истинные помыслы и мненья,
Столь своенравны и непостижимы,
Окутали сей мир, расцвет ему подав
И побудив своих славных певцов,
Благих людей разных чинов,
Ей дифирамбы воссылать,
Душе своей рукоплескать,
Чего нужно ещё желать?..
Природа – наша жизнь и счастье,
Сулит нам иногда и грозные ненастья,
Но вмиг предложит кров свой,
Чтобы их переждать.
Мы с нею нитью связаны тугой
И никогда не перестанем мы её почитать.
Время от времени я мыслю без притворства,
Насколько поразительно её устройство
Во мне доселе скрыто впечатленье,
Моих прелестных младых лет,
Когда пленял меня прекрасный белый свет,
Очень игривый и живой,
(Он и впредь для меня такой).
С давних эпох, когда наша планета
Едва успела пережить рожденье,
С далёких, незапамятных времён,
Природа отвела нам свой закон,
Разметив в мире чёткие границы,
Ночи и утра, дня и вечера,
Определила, где, когда
В мглистом тумане, там, где правит безмятежность,
Восходит бледная, блестящая луна,
Когда нам солнышко открыто дарит нежность,
Когда всем людям стоит спать, когда же пробудиться…
Примерно в тот же миг, тогда
Единым масштабным потоком,
И собрались людские племена,
Внимательные, чуткие дети лесов, полей,
Душа чья плавно, год за годом,
Крепчала с жизнью лишь сильней.
И стали думать они, рассуждать,
Друг с другом спорить, даже прерывать,
Как быт тяжёлый облегчить себе,
Суметь помочь своей родной семье
И своим будущим потомкам,
Чтоб знать, когда готовиться ко тьме,
Что непременно принесёт с собой зимовка.
Подолгу мыслили, но не спешили –
Здесь каждый смог слово своё произнести,
В конце собранья ж порешили,
Себе в подмогу исчисленье ввести.
Так, семь привычных дней стали неделей,
С её корней месяцы начали возрастать,
Затем три месяца в сезон определили,
Двенадцать таковых же стали годом называть.
Вот как придуман был когда-то встарь,
Верный помощник нам по сей день – календарь!
Верно он служит множество столетий,
Ведь месяц пролетит, едва сможешь моргнуть –
Успей лишь листок вовремя скорей перевернуть.

***
И так проходит год за годом…
Меняются календари,
Что от зари и до зари
Всегда у нас привычно в ходе.
Необычайно те точны,
Изящны и порой чудны,
Да только матушке-природе,
Наскучило степенной быть,
Обычаи свои хранить,
Лелеять их, оберегать
И с каждым разом исполнять,
И следовать заветным числам,
Что были предписаны ей,
На тонких и строгих листах,
Согласовать с волей своей –
Непредсказуема вдруг стала,
В своей натуре и делах,
В собственных обещаниях, мыслях,
В желаньях, любви и грёзах,
Да иногда в личном настрое:
Порой способна каждый день
Нам зажигать яркое солнце,
Что едва к почве, чёрной и унылой,
Он простирнёт свой животворный лучик –
Вся земля живо просияет, улыбнётся,
Развеется былые тучи,
Раскинется вокруг мир широкий и красивый
В свои неповторимые чертоги всех впуская,
С радушием и добротой.
Приятнейшей сердечной теплотой,
Обычно веет от подобных встреч,
Когда им с изумлением себя вверяя,
Восторг неописуемый почти и не скрывая,
Пытаешься прекрасное в том для себя извлечь,
Просто глядишь перед собой,
Что-то невероятное нередко открывая,
В отблеске незначительном и в мелочи любой.
Что за место это, что секретами полно,
Какое в своих снах поэт всякий рисует,
Над чем природа так колдует,
Что всё несказанно чудно?.. –
Вам выбирать самим дано:
Быть может, это место на краю земли,
Где отыскать бы вы могли
Предмет вековых размышлений
И неопределённых мнений,
Куда на протяжении веков,
Немало истрепав походных башмаков,
Из века в век стремился рьяный гений,
Оставив большой город позади,
Средь его шума, суеты
Вдруг побоявшись затеряться,
Решившись в смелый путь собраться,
Чтобы догнать свои мечты,
Сбежать от опостывшей духоты?..
Но приглядитесь лучше поскорей,
К окну уютному лишь обратите взгляд,
Там, где искрится золотом прекрасная заря,
Играют по стеклу нежные лучи дня,
Где на закате в красном полыхании,
Да в ясности призрачной ночи
Под безмятежный свет луны,
Гибких древес изящные стволы блестят,
Ветерок крепкий вьётся меж тонких ветвей…
Быть может, эта чудная обитель,
Мечтателей глубоких ревностный покровитель
И потаённых мыслей преданный хранитель
 – это уютный и привычный добрый сад,
Что сердцу и очам
Всегда готов послать желанное умиротворенье,
Вознося души муз любимцев к их грёзам и ко снам?.. –
На свете разные есть мненья,
Ведь похожих поэтов нет:
У них отлично вдохновенье,
Иные думы для замет,
Которые они черпают
В своём опыте и делах,
Но также и в чужих речах,
Да в пламенных, живых словах,
Порой с восторгом примечают,
Пером с чернилами на белом размечают
(Но всё-таки то было раньше,
Теперь певцы гораздо чаще
Стремясь туда, где слога совершенство,
Таланта многогранного блаженство,
С энтузиазмом, упоеньем,
Гордясь своим произведеньем,
Нынче буквы известные
На клавишах квадратных выбивают,
С неизмеримым нетерпеньем
Думы заветные построив пред собой,
Пишут сюжет заветный свой,
Открытый монолог сознанья,
Его надежды и исканья,
Давних фантазий излиянья.
Готовя для нас текст прелестный…
(Так точно, сознаюсь, друзья,
Обычно делаю и я)) …

***
Я изучаю временами
Природу-матушку теперь –
Грустно её сопоставляю
С обрывками прошедших дней,
Что мне приходят в ответвленьях
Меланхоличных рассуждений:
Иногда вспоминаю лето,
Его яркость, обширный зной,
Купающиеся в отблесках света.
В мыслях бываю и с зимой,
Когда так аккуратно, по крупицам,
Обрывки дорогих минувших лет своих читаю,
Их образа меня счастьем наполняют,
И радостью детства беззаботного нередко наделяют.
Тогда передо мною в белоснежных красках,
Стелилась настоящая зимняя сказка!
Теперь подобное, увы, мне может лишь присниться!..
Я помню пышные снега
Из чуть прохладного покрова,
И те сугробы, как земные облака,
Столь глубоко раскинувшиеся возле дома,
Я сохранила игры, детского снеговика,
Волшебно отбеленные старые качели,
Стужу и солнце, иногда метели…
Все эти чувства, звенящие голоса,
Праздников долгожданных приближенье –
Всё это во мне не исчезнет никогда,
Навек этот пейзаж сумел отыскать отраженье
В богатой памяти моей,
Накрепко закрепиться в ней.

***
К чему описанные выше,
Я строчки бегло вывожу,
Зачем так горячо сужу,
Так рьяно мысль свою пишу,
Давние думы излагаю?..
Ну что же, быстро отвечаю:
Лишь оттого, что зимы впредь в моих краях,
К большой печали, вовсе не такие нынче –
Разве что, только на словах,
Что нам поспешно намечают,
Листки в календарях,
Истрёпанных за целый год,
Какие весело трубят:
«Декабрь почти позади,
Отступи же от суеты
И погляди, скорее, погляди:
К нам торжество известное грядёт!»
Как не бывают правдивы и честны,
Верные наши спутники-календари,
Их распорядок, выверенный счёт,
Но над природою не властвуют они,
Не в силах их прекратить измененья,
Которые были строго введены
Живого мира великой госпожой,
Её уверенные повеленья…
К идее вновь пришла такой,
Когда, поднявшися с утра
В окошко увидала я,
Что беленького одеяла
За ночь практически не стало:
Резко ослабнувший мороз
Его с собой давно унёс,
Рассеяв, разлив по земле
Густую слякоть, чуть застывшую в воде,
Дрожащей и поблёскивающей лужей.
Слегка досадно стало мне:
Тот снег, который в праздники столь нужен,
На тридцать первое декабря
Внезапно оставил меня,
Без всяких должных объяснений,
Без промедлений, извинений,
Искренних, чистых сожалений!
Теперь почва покрова не имеет
И только изредка кое-где белеют
Проблески светлого инея,
Каким залюбовалась я.
Пришла пора календаря
Последний лист перевернуть
И новый смело распахнуть.

***
Но то было только отступленье,
Развёрнутое рассужденье,
Что претворяло продолженье,
Мне полюбившийся рассказ.
Его я распишу сейчас.
Итак, сказать я смею вам теперь,
Ответить на ваши догадки,
Как поживала моя ель,
Отбросить тут же все загадки,
Переметнуться скорым мигом
И перестать тянуть интригу,
Отставить мои бесконечные сужденья,
Ведь к ним всегда найдётся время возвратиться,
Но всё-таки не в силах было позабыться,
Порыву жгучего волненья
С которым вечером, вчера,
Милому другу ясно я внимала,
Истории момент любой
Как личный, свой переживала,
Записывала все слова,
Что слышала из уст колючих
О временах её цветущих –
Они, казалось, завладели мной!..

***
И я б могла до самого рассвета,
До первых солнечных лучей не смыкать глаз,
Чтобы продлить мгновенье это,
Чтоб дописать её рассказ,
Чудесный, добрый монолог
Души гордой, открытой, чистой,
Её прекрасный, славный слог,
Что мне окно открыть помог
В просторы равнины душистой…
Непросто ей было начать его –
Нежному сердцу было тяжело
Вернуться в пору тех счастливейших минут,
Что уж давно прошли, но всё к себе зовут,
Звенят, смеются в глубине всё без умолку,
Но когда любящий покой, уют
Зажгла в себе печальная юная ёлка,
Пламенную искру надежды,
Какую в ней я ещё не находила прежде.
Воспоминаньям, ласковым звучным описаньям,
На деле не было предела –
Едва дыша в эмоциях бесценных,
Отрывисто, но резко маша колкими ветвями
И мысль свою растворяя с жаром в словах произнесенных,
Все свои чувства она передать хотела,
При том ясно понимая,
Как сложно мысль и ощущения свои
Порою передать другим.
С щепотью грусти это принимая,
Она искренне, горячо вещала
Про свет тот и мир благой любви,
Что ей давала не скрывая, не тая,
Родная плодородная земля.
Та, в кой однажды, в своё время,
К солнца лучам пробилось семя,
То самое, что жизнелюбие храня,
В мечтах и грёзах коротало свои дни.
О всякой думе, что в ней воспламенялась,
Минуту находила она рассудить,
Чтоб широко и восхищённо суметь её развить,
Быстро, масштабно, не теряясь,
Шурша иголками, со своим монологом играя,
Своим невероятным складом,
Который был твержён с истинным ладом,
С ритмом на пламенных запальчивых устах,
С бодростью в искренних речах,
Коими она так играла,
Меня надеясь ими впечатлить,
До самой глубины души пронзить,
Словно острейшею разящею стрелой.
И очень быстро своего добилась…
Ведь незаметно для себя они мне полюбились,
 Подчас неловкого поэта подлинно удивляя,
Ровно как и саму себя,
Уж такова по нраву ель моя.
Её добрый, рьяный настрой,
Внутренний диалог с собой…
Они кружили надо мной,
Будто обрывки старых ветхих книг,
Прочитанных когда-то и забытых,
Передо мною воплотились вмиг,
Открывшись на страницах
Для меня раньше скрытых,
По ним я заново сумела обучится,
Многое для себя переменив.
Я никогда впредь не оставлю тот порыв,
В котором сердце бешено стучится,
Но не от страха иль тоски,
А от той дивной красоты,
Не только той, какая в первозданном своём роде,
Себя являет в очертаниях природы,
Но и от красоты словесной,
Столь изумительного дара, того священного богатства,
Той важной тонкой нити, какая многим неизвестна,
Но подле нас уж с самых юных лет,
Как жаль, что далеко не все приемлют его свет,
А ведь для души на земле нет слаще лекарства.
Она такая лёгкая… хоть, кажется, незрима,
Она близка, проста, неповторима!..

***
Доселе помню, как впервые услыхала этот звучный смех,
Кой трелью заливистой стремительно взмыл вверх,
Ударился о белый потолок
И лишь затем медлительно замолк…
На сердце трепетном цвела тогда отрада,
Для счастья большего мне было и не надо,
Кроме как голосу древа внимать,
И по клавиатуре прилежно стучать,
Её историю в стихи перерождая,
И временами глядеть на луну,
Подругу бледную печальную мою,
Не позволяющую миру познать тьму.
И я ни капли не устала,
Пока за неё всё писала –
Наоборот, мне было в мочь,
С писательством проводить ночь.
Но вот, к огромнейшему несчастью,
Ёлочка оборвала звонкий смех:
В душе её остались бури и ненастья –
Она вдруг вспомнила, что ныне далеко от всех,
Кто ей недавно был премного дорог,
Ёлочка больше не увидит тех иголок,
Что перед ней смыкали круг,
Своих раскидистых подруг,
И мудрую ель-мать свою,
Оставленную в том краю,
На плодородной той долине,
Растелившейся на равнине,
Теперь так будет и поныне.

***
Она уже не смела продолжать
И, извинившись, решила замолчать,
Рассказ свой сложный перервать.
Она спустилась со стола,
Почти не глядя на меня,
Как будто избегая глаз,
Пушистой хвои блеск погас,
Сама она как будто поредела…
Внимательно смотрела ей вослед –
И горечи моей в этот момент
Невозможно было отыскать предела –
Жалость тяжёлым камнем рухнула на грудь,
А состраданье мыслью завладело…
Я долго не могла вдохнуть,
Стремясь унять неистовое любопытство,
Которое в мгновенье то мне было не уместно.
Собравшись с духом,
За деревцем тихонько проследила,
И, увидав, что ёлочка моя,
Отточенным, но спешным шагом в гостиную войдя,
На тумбу, что в углу, себя неуклюже взгромоздила,
Свою макушку понурив,
Ветви изящные сложив,
Из своего внимания её я отпустила
И приготовилась уснуть,
Но подремала только чуть:
Раздумье вновь не отпускало меня остаток весь ночей –
Мой интерес был лишь сильней,
Во мне никак не унимался
И только этим упивался,
Не разрешив сомкнуть очей.

***
Но вот, за окном уж блистает заря,
Слабый солнечный луч, словно чуткая птица
Золотистым крылом в окошко стучится,
Торопливо, настойчиво, но чисто любя,
Заливая сияньем новый день календаря –
На листе отрывном тридцать первое декабря!

Тот день, в который раньше трепетала,
Ребёнком будучи младым
И с нетерпеньем ожидала
Едва ли не теряясь в кутерьме,
Когда же он придёт ко мне,
Стрелки часов переставляя,
Величественно начиная
Очередной их оборот,
Привычный, но уже не тот –
Другой ведь принялся отсчёт,
Сменился день, за ним и год,
Что предыдущим был,
Стремительно и бодро ускользает,
Под пляски, шум, бой часов,
Что бескрайнюю власть
Издавна строго ему отмеряет, 
Расстаться с наскучившим миром он готов,
И своды он мгновенно покидает,
Но непоколебимой воле механизма,
Противиться никак не помышляет:
Лишь об одном, большом и вечном он желает,
В летописи бесконечных лет пропасть,
Ведь бремя управленья – то не сласть.
Под поздравленья, хохот, крики,
Изживший себя год уходит быстро,
Из домов исчезает мигом
Его знакомый, вездесущий дух.
И другой на престоле воцаряется вдруг,
Неведомым, смешанным чувством
Преображая всё вокруг,
То, что теперь попало в его зренье –
Его беспрекословные владенья.
Могуществом полученным немало распалённый,
Неистово желающий всем клятву принесть,
Что новое правленье – его долг и честь.
И помышляет далее о том,
Что станет делать он потом
Как будет впредь он возглавлять
Мир маленькой пёстрой планеты,
Чтоб навсегда своё правленье
 Вовек в память людей вписать,
Как лучшее произведение,
Какое только он сумел создать…
Пока он думает об этом
Амбициозно и хитро
Косясь на тёмное окно,
Что тотчас осветилось яркой вспышкой,
Искорка красная зажглась,
За ней другая, хладно-синяя прошлась,
Расчертив блистательными линиями небосвод,
Туда глядела я малышкой,
Дыхание своё оборвав
И сердца стук быстрый уняв.
Ну, здравствуй, новый Новый год!

***
Но вот бегут, всё мчатся годы,
Давно канули времена,
Когда звали меня «дитя»,
Неумолим нещадный бег природы,
Но праздников круговорот
Уже который раз идёт,
Не скроется, во тьме погрязнув,
В её чертогах вдруг загаснув,
И в вечности забывшись навсегда.
Торжеств понятный, мерный ход,
Уж много лет мой быт сопровождает,
Но так ли он неиссякаем?
Не изменился для меня?..
Теперь не веселюсь я так,
Как милою девчушкой,
Резвившейся с мягкой игрушкой,
Поменьше прежнего шучу,
Хотя до сих пор хлопочу,
Хотя всё тот же блеск в глазах
Ребяческий порой играет,
Воспоминаний тесный кружок вновь одолевает,
О тех приятных, чудных днях,
О тех памятных временах.
Я не хотела вырастать,
Но стрелки не повернёшь вспять.

***
Так как же ёлочка?
Каюсь: весь день мы порознь провели,
Заканчивая к празднику последние приготовленья,
Лишь только видела я в приоткрытой двери,
Что та стояла, всё ещё на тумбочке,
В таком же унылом сметеньи,
Как вчера,
Мне жаль, что я была так занята
И что утешить её даже не смогла.
Но даже если бы и нашла минутку,
С подбадривающими рифмами к ней обратись,
Я не уверена, что б та затея удалась –
Древо расстроилось буквально не на шутку:
Стояло, приросши к стене,
Совсем не помахала мне
Своими колкими ветвями.
Я поняла, тоску не излечить эту словами,
Которые сейчас, увы,
Для деревца были пусты,
Она сможет только сама,
Решить всё, исцелить себя,
Привести мысли все к порядку,
Чтобы отныне вспоминать,
О прежней жизни не с упадком
Нежной мечтательной души,
А с чувством силы им внимать,
Всем сердцем нежным понимать,
Насколько были эти дни
Важны для ней и хороши.
Слабым огнём переживания горя,
Решила уж не трогать её я
И не сбивать раздумий хрупкий ход –
Уверенна была, что ёлочка придёт,
Как только все эмоции расставит по местам,
Освоится, как следует привыкнет
К тому обороту судьбы,
Желанием твёрдым которой,
Мудрейшей, верной, но чуть строгой,
Вдали она от любящей семьи
И с нею повстречались мы.
Как прежде бодрым голоском мне крикнет:
«Давай вернёмся же к листам!
К рассказу готова опять.
Уж слишком долго я без дел скучала:
Пора бы монолог мне продолжать».

***
И день, и вечер я пыталась
Забыть излишний интерес,
Что в разум мой легко залез,
Там очень крепко зацепился,
Как только лишь могла старалась
Я любопытство утолить,
Его надёжно утопить
В многообразнейших делах,
Погасить огонь, что столь ярко загорелся,
При мыслях о затейливом пути,
Что довелося деревцу пройти,
Чтоб новый для себя дом обрести.
И то волненье нельзя описать в словах.
Но не хотела ёлочке я докучать,
Невольным бременем для неё стать
И обстоятельный, глубокий монолог,
Тот вдумчивый, сердечный слог
Из хвои потемневшей вынуждать.

***
Так, день я провела скучая,
Лишь кое-что себе в идеях отмечая.
Тот праздник, что главнейшим в мире был,
Ныне всё больше на простой день походил,
Ничем себя не выделяя.
И вот, когда до следующего года
Осталось где-то полчаса,
Протёрла я туманные глаза,
Грифельный карандаш поспешно отложив,
Что над бумагой черновой
Бесконечно кружил,
Задумки все мои медленно воплощая,
Компьютер портативный с готовностью включив,
Стала просматривать задумчиво я труд оставленный свой.
Строку за строчкой прилежно читая
И там, где надо, кое-что исправляя.
Сердце снова забилось пламенным хотеньем,
Немедленно услышать продолженье,
Как ждёт того, обыкновенно,
Читатель преданный и верный,
Прочитывая увлекательный роман
В день точно по единственной главе,
Одно стремленье только в его голове,
Один предмет тем разумом овладевает,
Но времени и сил, к досаде, не хватает.
Подобное желание явилось и ко мне…

***
Но к неожиданности, разрушив мою скуку,
Услышала я шаг своей хвойной подруги
И блеск горшочка уловила своим взором,
А позже встретила слова:
«Ну, как?.. скажи, пригожа ль я?»
И весьма удивилась, к нею обратившись:
Взаправду то стояла ёлочка моя,
К концу предпраздничного дня всё же развеселившись,
Макушку мягкую подняв.
За ней же, по полу шурша,
Блестела пышно мишура
Ярко и роскошно сияв,
В бликах пурпурного цвета.
Меня же позабавило всё это,
Ладонь я ёлочке простёрла добродушно,
И прыгнула с бодростью в неё послушно,
Спокойно подождав, пока не поднесу её к глади стола,
Затем столь ж ловко на неё сошла,
Гордо поправив трепещущую бахрому,
Что уж успела чуть примяться в её хвое.
«Ты всё молчишь… однако ж, почему?
Пока не объяснишь, не буду я в покое!
Скажи-ка прямо, неужели,
Это оттенок не подходит ели?
Конечно, мне понравилось, как он блистает,
Но он, возможно, слишком меня нагромождает?..»
Когда узнала я в негодованьи том,
Запальчиво-ретивый тон,
То только шире улыбнулась –
Милая ёлочка вернулась!
Та ёлочка, что ревностно, упрямо,
Способна говорить о своих мыслях прямо,
Та ёлочка, чей склад ума и речь,
Была порой острей её иголок,
Та ёлочка, которой проще было не перечь,
Поскольку спор с ней может оказаться долог.
Обрадовавшись резкому, внезапному приходу,
Поспешно собралась я, ей представив сходу
Сердечную радость, кой вспыхнула я,
Искренности шквал неподдельной,
Что думался мне беспредельным.
Уж стала сердиться ёлочка моя,
Хвоинки свои навострила,
И хлёстко назад поворотила
Ждала от меня всё слова.

***
«Ты-то каждый раз, всегда,
Колючим покровом преображена,
Постоянно нарядна, как с иголочки, -
Откликнулась я нахмуренной ёлочке,
Непринуждённо, весело, игриво,
Но при всём этом целиком правдиво,
И без сомнений, без запинки.
И перестала вздыбливать она,
Свои тончайшие хвоинки –
Однако всё-таки скажи,
Откуда мишура?..» –
Решилась наконец-то я,
Подать ей свой интересующий вопрос.
Младое древо на него ответило всерьёз,
Гордой осанкой ствол свой придержав:
«А разве кто-то будет возражать,
Иль брать у елей искусственных их облаченье,
Вдруг стало сродни преступленью?..
Ты присмотрись: она же манекен,
Большой муляж, будто высокая игрушка.
Так разве ей прибавиться проблем,
Если всего одну лишь одолжу я безделушку?..
Теперь вглядись в границы этих стен,
Отметь мысленно здесь мою верхушку,
И запах хвои в разум свой впусти…
Ну, а теперь скажи, и ничего другого мне не нужно боле,
О мнении своём меня теперь оповести:
По-твоему, что лучше, Новый год встречать,
С искусственным творением бездушным,
Ведь сколько б оно не старалось, живым ему не стать,
Как ни было б и долговязым, нужным…
Иль лучше иметь ёлку небольшую,
Такую невысокую, зато живую?
Вопрос тебе понятен?.. так ответь!..
Не собираюсь дальше я терпеть!»
«Ах, ёлочка, - ей бегло отвечала –
Я не хотела сделать тебе обидно
У всякого отыщется решенье,
Чтоб согласиться или поспорить с тобой,
Но ежели вправду хочешь моё мненье,
То мой ответ такой,
Что в моём случае, всё просто очевидно –
Ведь для меня мил всякий белый свет:
Равнины, горы и холмы,
Леса, поля, луга…
Но во всех них найдётся место для тебя,
И никакие «манекены» это не изменят,
Тебя мне ни за что взаправду не заменят».

***
Услышав те слова, ёлочка встрепенулась,
Верхушкой заострённой вновь вверх потянулась,
Мне показалось в этот час,
Что она мысленно тепло мне улыбнулась.
И на секунду, только глядя на неё,
Успела я задуматься, забыть про всё,
Что меня в тот миг окружало
Да мои мысли занимало,
Лишь с деревца прелестного не опуская глаз.
И на душе вдруг стало так светло,
Будто бы сквозь меня смогло пройти тепло
Тысячи солнечных лучей,
Каких не встретишь посреди ночей,
Её чудесный, пёстрый вид,
Кой своей живостью манит,
Был мне усладой для очей…
«Так что, скажи мне, ты в порядке? –
Спросила я голосом гладким,
Опомнившись и поспешив нарушить тишину:
Она мне показалась ни к чему –
Я волновалась за тебя!»
«Благодарю за беспокойство,
Так мило с твоей стороны –
Мне быстро отвечала ёлка,
Доброжелательность и вежливость даря,
Но не желала быть причиной твоего расстройства,
Не вправе же из-за меня грустить и ты.
Хочу сказать тебе спасибо,
Честно, правдиво, не тая,
Ведь вместе с твоим произведеньем,
Я обратилась в родные края,
Снова познала это диво…
Такое счастье мне дало то сочиненье!..
Однако, не сдержалась я:
Поскольку после радости порой приходит
Пламя, пожар печального огня,
И долго с места он не сходит,
Сжигая языками всё дотла.
Поверь, что мне нестерпимо жаль,
Что ты смогла узреть мою печаль!
Пока что в новом доме, здесь
Мне всё неимоверно скучно, нудно,
А ностальгия поминутно,
Готова за собою унесть,
И оттого бывает трудно.
Но не тревожься: я сумею,
Время придёт, преодолею,
Узнаю я всего немало,
Добьюсь того, чтобы старушка-мама знала,
Чтобы она гордилась мной!»
«Настрой, конечно, неплохой!» –
От сердца поддержала ёлку.
Но душе тут же стало колко,
Когда мой взгляд пристальный вдруг
Опять упал на ноутбук,
На текстовый открытый документ,
Которому, наверно, ещё не настал момент.
Но ёлочка за взором моим проследила,
Сказала то, что меня крайне удивило:
«Если ты хочешь, можем продолжать.
Мне, разумеется, ещё немного грустно
Обо всём этом вспоминать,
Но я на этот раз смогу побороть чувства,
Смогу тебе немножко рассказать». –
«Уверенна ты?.. – я переспросила,
К клавиатуре робко потянувшись –
Совсем я не хочу тебя принуждать силой.
Можем продолжить и тогда,
Когда освоишься ты у меня…»
Но ель тотчас упрямо настояла,
Тем самым ознаменовав собой начало…

***
Итак, пришла в себя она уже в повозке,
Очнувшись от лихих толчков унылых кочек –
Тропа, что впереди петляла,
Кружась посреди мутных точек,
Спокойствия, к досаде, не давала –
Всё больше лишь деревце сотрясала,
Но вовсе не от качки та дрожала.
В глубине мыслей, неразборчивых и плоских,
Казался весь открытый мир
Каким-то странным, отчуждённым, практически чужим.
Она почти не узнавала,
Того, чем грезила во снах,
Чудес, даров не различала,
Что приходили ей в мечтах,
Лишь только вершиной мотала,
Ветвями жалобно махала,
Растерянно смотря по сторонам.
«То сон иль нет?.. – она робко шептала –
Я не готова к таким снам!»
И всё никак не понимала,
Как именно сюда попала,
Хотя смутно припоминала
Обрывки часа рокового,
Определённого судьбою.
Когда же вспомнила она,
Казалось всё, что лишь могла,
Почувствовала истинный испуг,
Что в то мгновенье воцарился вдруг
На той долине умиротворённой,
В незыблемой гармонии доселе растворённой,
Ранее спрятанной среди равнин уединённых.
Словно впервые осознала она громкий крик,
Того безумного волнения и страха,
Который прежде не слыхала,
Что за минуту лишь достиг
Купола неба, ещё долго не стихая
(Он для людей почти беззвучен был –
Разве, на шорох хвои походил).
 Подлинный ужас дорогих друзей,
Чей корень без зазренья и печали
Острой лопатой обнажали,
Да непреклонно вынимали,
В мгновенье ока от земли их отнимая,
Отчаянье ёлок-матерей,
Что, обхватив детей ветвями,
Их от себя не отпускали,
Душой своей пережила,
 И настроенье её стало незавидно.
Она пыталась было вытянуть макушку,
За уходящий горизонт чтоб подсмотреть немножко –
Родной долины не было уж видно,
Давно хвойных фигур и след простыл,
Путь неизвестный же всё дальше уходил…

***
И детство вспомнила она,
Прожитое ей беззаботно,
Гораздо более свободно,
Чем думала та некогда.
Подметила ёлка, как прежде
С мечтанием глядела вдаль,
И только огонёк надежды,
Развеять смел её печаль.
Когда подчас другие ели,
Давно смирились с участью своей,
Столь отстранённой и едва подвижной,
Она одна того лишь не хотела,
Подобно героине книжной,
Желала странствий всё сильней,
Чужда была от сказок и речей,
Эпитетов, коими речи дерев так богаты,
Молчала больше, всей душой лелеяла закаты,
И ночью просыпалась раньше всех,
Чтобы с восторгом повстречать рассвет.
Да, это так, она молчала,
Признаться, трудно было ей,
Внезапно втянутой в круговорот бурных речей.
Но скрытна хоть была, душа её кричала,
О приключеньях, путешествиях, игре…
Вздыхала о жизни той безвольной,
Мечтала весь мир повидать…
Нынче она, казалось, должна быть довольна,
Но о себе в то время так не могла она сказать.
Корень её, теперь опущенный в чёрный горшок,
Не ощущался прежде ей так одинок…
В минуту ту она и поняла,
Что совсем не была к тому готова,
Что для неё это так ново,
Не осмотрительно она была.
Жаждала ли она того?
Так иль иначе, получила,
Как ни корила впредь желанья своего,
Как ни надеялась, что это тяжкий сон, мираж
И как прошенья у наперсниц колких ни просила,
Исполнено оно всё ж было,
Ёлочка коротко взглянула на разговаривавший экипаж,
Но слушать их не захотела,
Верхушку опустила вниз
И облетать принялись тонкие хвоинки,
Как слёзы иногда стекают каплями с ресниц…
Другого не было ей дела.
А думы взвинчены до самого предела:
«Вдали, разлучена с семьёй…
Достойна ль я судьбы такой?»

***
Но ёлочке не долго плакать предстояло,
Ведь вскоре она услыхала
Сзади себя шорох ветвей,
И, мысли не веря своей,
Поспешно, резко оглянулась,
А позже, в слабости недоуменья, слегка отшатнулась:
Узнала она лишь теперь,
Что не одну везёт эта повозка ель –
Здесь рядом, в нескольких ветвях,
Устроившись в ровных рядах,
В компактных лёгоньких горшках,
Её давнейшие подруги-ёлочки теснились,
Посреди мёртвой тишины, в оцепенении притаились,
Она, наверно, не заметила бы их,
Если б не обнаружила тихое шевеленье,
Но, увидав их в тот же миг,
Признала всех без промедленья.
И первым, что подметила она,
Что частью воза той повозки роковой
Был только низкий древ, юный и небольшой.
Все, кто его, так иль иначе составляли,
На самой заре своих жизней прибывали,
Таким же ровным счётом, как ёлочка сама,
Стремленья жизнерадостные семена,
Что в почву-то едва упали,
И лишь недавно всходы дали.
Все были ей подруги с первых дней,
Тех, что она познала в мире сем,
И те, с которыми как бы дружилась,
Общалась, иногда играла,
И солнцу улыбаясь, вместе с ними хохотала,
Но всё же больше сторонилась,
Отнюдь нечасто с ними веселилась,
Только вздыхая не спеша –
Настолько непередаваема была её душа…
Ныне, в разлуке с елями-матерями,
Они зелёной хвоей не блистали,
Она была опущена,
Хотя немногим вздыблена,
И опустив свои светленькие макушки,
Они покрепче прижималися друг к дружке,
Сильнее в неизвестности дрожа.
Одна из них, что слегка выше их была,
Внезапно загорелась странным чувством,
И ближе к нашей героине подошла,
Своим горшком манипулируя искусно.
«Здравствуй, подруженька, давно ли ты очнулась?.. –
Довольно сбивчиво, с каким-то явным жаром,
Она поспешно ёлке прошептала –
Мы сами-то уже давно проснулись,
В пугающем неведеньи какой уж час сидим…»
И ёлочка немедленно её определила,
То была ель-подросток, одна из тех старших ребят,
Что гордо ствол свой выпрямляли,
Вершину к небу подымали,
В один ряд с взрослыми вставая деревами.
Величественна и красива,
Знакома ей она была давно,
Так как росла недалеко,
Верней сказать, напротив.
Вот самой ёлочки о ней слова:
«Необычайно грандиозна,
Упряма, очень грациозна,
Со мной она вела себя, как с другом,
Но я ей не слыла близкой подругой,
Ведь малоразговорчива была.
Я до сих пор помню её тогда:
Она не слишком изменилась,
Но что-то в ней переменилось:
Стала она темна, проста
В минуту ту её уста,
Весёлостью, так не пылали,
Хотя той бодростью обдал
Меня её взбодрённый тон,
Иголок приветственный звон…
Я так и не смогла ответить,
Может быть, я тогда сглупила,
Что взор тогда свой потупила,
Чего та не сумела не подметить:
«Ёлочка, это ли ты?..
Куда исчезли же твои черты?
Разве не то твои мечты,
Чтобы покинуть милую долину,
И жизнь свою пронесть сквозь шествия по миру?..
Порою ты могла целыми днями этим бредить!»
Откликнулась в раскаяньи я ей:
«Мечты сбылись, но стало лишь больней…
Пойми, что не желала никого обидеть,
Из вас, чутких моих друзей,
Но вы, видно, должны меня теперь ненавидеть»». –
«Какая ненависть? ... к чему весь этот вздор!» -
Ветвями развела пренебрежительно её подруга –
Какую неприятность нам ты сделала до этих пор?..
Но ныне мы одни – должны держаться друг за друга».
Чрез её хвою ёлка робко посмотрела,
Но отпечатка неприязни в других древах не узрела -
Они всё так же неизменно молчали,
Верхушками задумчиво качали.
Ёлочка едва слышно с нею согласилась,
А после отвернулась и опять в смятенье погрузилась…