Тайна Банного озера

               

                «На острие» (избранное)
                легенда из книги


ISBN 978-5-9708-0718-7

               

          Жаркий летний полдень. Солнце в зените. Высоко в небе, распластав могучие крылья, парит степной орел, высматривая снующую между бревенчатыми домами и заборами из гранитного плитняка, живность. В каждом подворье бегают вездесущие поросята, сующие свои пятачки в деревянные колоды с кормом для птицы и собачьи миски. Маленькие разноцветные щенки пугливо прячутся за спины сторожевых собак от нахальных, повизгивающих поросят. Собакам жарко, они лежат в тени своих конур, высунув огромные языки, закрыв глаза, не обращая никакого внимания на все, что происходит вокруг. Пестрая клушка с выводком желтых пушистых цыплят занята поиском корма. Найдя в пыли зернышки, она призывно квохчет, и желтые пушистые птенчики моментально оказываются возле корма. Центр подворья заняла утка с утятами, которые плавают в луже, опустив носы в воду, и только издаваемое иногда тревожное кряканье матери отвлекает их от этого увлекательного занятия. Гусыня с гусятами клюют траву возле плетня, а около амбара ходят огромный индюк с индюшкой и выводком индюшат. Десятки воробьев и голубей подбирают просыпанные зерна. В открытые двери амбара то и дело влетают ласточки, там у них гнезда из речной глины, прилепленные к матке-бревну, которое находится в центре перекрытия амбара. Хозяева в доме, дети на речке. Все идет по заведенному порядку, передаваемому от старшего поколения младшему, что позволяет выжить в сложных климатических условиях степи…
          Сам уклад жизни станицы - военного поселения на новой пограничной линии - напоминает воинскую часть, только отличается тем, что воинская часть содержится за счет государства, а станица наряду с несением службы сама себя обеспечивает всем необходимым. Станичники сеют зерновые культуры: пшеницу, ячмень, просо. Выращивают крупный рогатый скот, лошадей, овец, свиней. На берегу озера разводят огороды, в поле выращивают бахчи, покупают амуницию и оружие. Несут службу по охране границы, участвуют в военных походах.
          Революция, произошедшая в Санкт-Петербурге, затронула и станицу. Начавшаяся гражданская война разорвала десятилетиями сложившиеся отношения между станичниками. Произошел раскол: одни встали на защиту царя, другие - на сторону рабочих, свершивших государственный переворот. С этого времени сторонники свергнутого режима назывались белыми и стали вести активные боевые действия против своих врагов – красных. Гражданская война – это беда, которая коснулась всех. Произошло разделение станичников не только на зажиточных и голытьбу, но и по идейным соображениям. Семьи были большие, по десять - двенадцать душ, а разделившись на сторонников красных и белых, они оказались по разные стороны окопов.
          Умудренный жизненным, боевым опытом, станичный атаман Евлампий сидел на парадном крыльце и смолил одну самокрутку за другой. Возле правого сапога валялась целая гора окурков, но окончательное решение никак не приходило в голову. Собрав бороду в кулак, он, задумавшись, дернул что есть силы рукой. В кулаке остался клок волос. Плюнув себе под ноги, он встал, спустился с крыльца и направился к своему лучшему другу Григорию. Навстречу ему шла с полными ведрами дочь Григория Анна. «Хороший знак», - подумал он. Перейдя на другую сторону улицы, он окинул взглядом молодых казачков, стоявших возле плетня и бурно обсуждавших какие-то новости. Среди них выделялся русоволосый казачок по кличке Балбес, прославившийся уже в таком юном возрасте несуразными выходками, над которыми потешались все жители станицы. Казачок размахивал руками и выкрикивал какие-то слова. Евлампий услышал фразу «красные рядом» и, поравнявшись с Балбесом, спросил: «Где это?». Балбес прикусил язык, а остальных как ветром сдуло. Евлампий схватил Балбеса за ворот рубахи, но тот ужом вывернулся, и только кусок ткани остался в руках атамана. Евлампий опустил голову, ускорил шаг и чуть не столкнулся с идущим навстречу Григорием, который спешил к нему. Громко хмыкнув, Григорий спросил: «Куда тебя нелегкая несет?». И рассказал о дурных вестях. «Да, а хорошего я давненько не слыхивал. Одна весть краше другой, - вторил ему Евлампий. – Пойдем на заливные луга, посмотрим, скоро ли приступать к сенокосу, заодно и поговорим без посторонних ушей. А то и не знаешь, на кого положиться можно». И они направились к пойме реки Кумак.
          Жара становилась невыносимой. Рубахи на казаках были мокрые от едкого пота. Было только одно желание: укрыться от солнцепека. Подойдя к редким кустам тальника, они присели на корточки, отдышавшись, посмотрели по сторонам. Все как всегда. Травы в самом соку. Цветет мышиный горошек, кашка, клевер, таволга. Пряный запах трав дурманит голову, навевает воспоминания далекой молодости: сенокосная пора - тяжелый физический труд до изнеможения, обожженные красные спины и аромат свежего сена. Легко дышится в тени, вблизи от реки. В головах наступило прояснение. Григорий увидел в нескольких шагах плакучую иву, а под ней ствол дерева, принесенный весенним паводком, и предложил Евлампию перейти на новое место. Поднявшись, они окинули взглядом заливные луга, тянувшиеся вдоль русла реки. Евлампий не смог удержаться от возгласа: «Травы-то в этом году удались на славу. Кабы не эта, как их, революция, так все бы уже разом в поле и вышли. А тут еще и другими делами голова забита».
          Евлампий решил перейти к главному. Казаки станицы часто участвовали в военных походах, привозили с собой различные дорогие трофеи, которые хранились в семьях. Истинной цены их толком никто и не знал, а казачки трофейные украшения не носили, посудой и разными чудными предметами в быту не пользовались, хранили их долго за иконой, а иногда и просто отдавали детворе. Евлампий был атаман смекалистый и однажды на казачьем круге он предложил: раз трофеи особой ценности для казаков не представляют, то сдать их по описи атаману и хранить в одном месте, а там видно будет, может быть, на что и вправду сгодятся. А за трофеи, по слухам, можно получить и оружие, и зерно, и лошадей, и много чего нужного в хозяйстве. Станичники охотно согласились и сказали «любо». На том и порешили.
          На следующий день к дому атамана выстроилась целая очередь, каждый нес свои трофеи. Казаки курили, рассказывали, как они заполучили данную вещицу, а писарь, прежде чем сделать запись в книгу, ломал голову, как назвать данный трофей. К вечеру набралась приличная груда всякой всячины. Евлампий стоял и рассматривал предметы, назначение которых он и сам не знал и никогда до этого нигде не видел. Кто-то тронул его за плечо, он обернулся и увидел своего боевого друга Григория, тот хмыкнул и сказал: «И что ты теперь с этим барахлом делать будешь?» Недолго думая, Евлампий выдал: «Сложу в старый котел, закрою крышкой да в амбар под ключ - пусть там пока лежит. И то дело. Может и пригодится. Пойдем после трудов праведных покурим да погутарим, а то ведь и на меня нахлынули воспоминания. Вроде бы и безделушки, а память растревожили».
          Присев на завалинку, пуская кольца дыма, казаки вернулись в дни своей юности, когда каждый жаждал славы, был полон сил и готов совершить подвиги, как особо почитаемые в станице георгиевские кавалеры. Лихо сдвинув набекрень папахи, в праздники, выставив грудь в Георгиевских крестах, они скакали на лошадях по улицам станицы, участвовали в конкурсах: рубили лозу, метали копья, показывали виртуозное владение саблей, которая, словно молния, сверкала в руках наездника и поражала чучела врагов.
          Станичники восхищались мастерством всадников, подсмеивались над неудачниками, лузгали семечки подсолнуха. Старики вспоминали, какими они были в молодости лихими рубаками, приговаривая: «Не та пошла молодежь, вот мы бывалыча…». И разговор переходил на конкретную тему: удачно совершенный поход или боевую вылазку.
          Дед Ефим не отличался разговорчивостью, но четыре Георгиевских креста, позванивающих на его могучей груди, говорили сами за себя: в бою с ним лучше не встречаться. Один из крестов он получил в первую мировую войну, когда с сотней казаков совершил рейд в тыл противника с целью угона обозных лошадей, пасшихся на поляне за линией окопов врага. Получив задание от командира, он набрал сотню самых лихих станичников и за полночь, когда установилось затишье на передовой, казачки нашли пересеченную местность, где можно было перебраться в тыл. Это было высохшее русло реки, по которому можно незаметно перейти линию фронта. Но сама ложбина со стороны противника прикрывалась пулеметными гнездами и часовыми, которые бдительно наблюдали за сопредельной стороной. Пока Ефим продумывал план действий, в кустарнике запел соловей. Такие трели стал выводить, что, невольно заслушавшись, Ефим полностью отключился от всего и только слушал птичье пение. Через несколько минут тряхнул головой, снова вернулся к обдумыванию плана предстоящей операции.
          По жизни Ефим был необычайно смекалистым и наблюдательным: ничто не могло проскочить мимо него, не оставив своего следа в памяти. По приметам и личным наблюдениям он точно определял сроки сева, сенокошения, уборки урожая, наступления осени, зимы и весны, потому что вся его жизнь была тесно связана с природой, и незнание ее законов грозило гибелью. Посеял не вовремя – остался без урожая, не успел до дождей собрать – сгниет зерно. Сама жизнь заставляла ухо держать востро, а нос по ветру.
          Вот и сейчас. Как могла маленькая серенькая птичка, поющая в кустах, повлиять на исход будущей операции? Ан нет, все в этой жизни имеет свой смысл, свое предзнаменование. Недолго думая, он подозвал к себе двадцать казачков, которые были обученными разведчиками (пластунами). Они могли бесшумно снять часовых и вырезать пулеметчиков, прикрывавших долину. Тихим голосом он объяснил им задачу: пятеро из них будут изображать пение соловьев, отвлекая внимание противника, который вольно или невольно, борясь со сном, будет прислушиваться к пению птиц. А в это время другие пятнадцать человек, разделившись на две группы, по краю русла высохшей реки доберутся до пулеметных гнезд, уничтожат их, снимут часовых, патрулирующих высохшее русло.
          Соловьиный концерт удался на славу. Сначала справа, а потом слева от пулеметных гнезд послышались первые трели, которые привлекли внимание солдат противника. А в это время лихие казаки из разведки просочились в тыл и освободили без единого выстрела ложбину высохшей реки.
          Казачья сотня по руслу реки пересекла линию фронта. Высокие обрывистые берега делали передвижения практически бесшумными. Перебравшись за линию фронта, они сели на коней и шагом направились к ближайшему лугу, где, фыркая, паслись лошади обоза. Это были довольно крупные лошади – тяжеловозы, которые могли неспешно перевозить большое количество груза, орудия. Но сейчас они паслись, кусая мягкими губами сочную траву, размахивая хвостами, отгоняя тучи прожорливых комаров и мошек. Сбив в табун лошадей, казаки медленно погнали их к руслу высохшей реки. Спустившись на дно русла, табун уже был близок к пересечению линии фронта. В это время происходила смена караула. Заступающий караул обнаружил убитых часовых. Раздались выстрелы. Ефим скомандовал: «Егор, Кузьма, Андрей, гоните лошадей через линию фронта, а мы тут повеселимся».
          Развернув сотню в сторону беспорядочно раздающихся выстрелов, казачья сотня, сверкая клинками, понеслась вдоль ближайших укреплений противника. Перепуганные, полуодетые люди метались между скачущими всадниками. Белое исподнее белье выскочивших из укрытия солдат было хорошо видно в ночи. Свист сабель и вопли обезумевшего противника оглашали ночь. По всей линии началась беспорядочная стрельба из орудий. Надо было возвращаться, пока неприятель не пришел в себя и не перекрыл путь к отходу. Ефим резко остановился, поднял коня на дыбы и резко повернул назад. Это же сделали и остальные всадники. Стрельба хотя и велась беспорядочно, но все же одна пуля отстрелила мочку уха Ефима. Кровь залила ворот рубахи, но в азарте боя было не до этих мелочей.
          Наступающее утро принесло прохладу, а туман в низине надежно скрыл всадников от прицельного огня противника. Неожиданно из тумана появились три фигуры, очертания которых были не совсем ясны. Ефим одной из них успел снести голову, вторую, словно лозу, рассек надвое, а третью ударил обратной стороной сабли по шее, и, чуть сам не вылетев из седла, остановил коня, схватил двумя руками грузное тело и рывком поднял на спину животного. Он что есть силы, ударил коня в бока стременами и, отпустив поводья, придерживая одной рукой пленного, поскакал вслед за скрывшимися в тумане всадниками. Усилившаяся стрельба не могла повлиять на исход операции. Берег надежно закрывал от летящих пуль и осколков снарядов. На рассвете все уже были на своей стороне.
          С лошадей хлопьями падала пена. Казаки были возбуждены и наперебой рассказывали о проведенной боевой операции. Кого ранило, кто особенно отличился, пятеро погибли: трое – от шальных пуль, двое – от ударов штыком. В плен Ефим, как потом оказалось, взял генерала, у которого были очень важные документы. Да и пятьсот коней, угнанных у противника, оставили его на время начавшегося наступления без подвоза снарядов, что сыграло решающую роль в сражении на этом участке фронта. Ефим за проведенную боевую операцию и захват вражеского генерала получил Георгиевский крест. Ухо заросло.
          Казаки испокон веков любили давать прозвища своим землякам. Так вот после этой удачно проведенной операции Ефим получил прозвище Соловей, которое передавалось из поколения в поколение. Сначала говорили дед Соловей, потом - внуки Соловья. Как ни странно, внуки, в отличие от деда, хорошо пели, а особенно любили поговорить, так что другому человеку и свое слово вставить в разговор было нельзя.
          В том рейде в тыл врага принимали участие и Григорий, и Евлампий. Григорий вместе с Федором должен был уничтожить пулеметное гнездо, расположенное на правой стороне высохшего русла реки. Подобрались они к укреплению, видят спины солдат, достали штык-ножи и махнули в окопчик. Федор слету успел закрыть рукавом рот пулеметчику и воткнуть в него штык, тот обмяк, не издав ни звука. Григорий убрал штык-ножом одного присевшего с папиросой. А третий успел штыком винтовки ударить в спину Федора. Удар пришелся вскользь, по лопатке, порвал мышцы спины и проткнул руку. Григорий мгновенно бросился на врага, рукой ударил в челюсть, штыком в грудь - и все было кончено. Федор от потери крови обмяк, рука болталась, как плеть. Григорий, прихватив французский карабин, австрийский штык-нож, взвалил на спину Федора и, согнувшись, направился к руслу реки. Из темноты показались первые всадники сотни Ефима. Григорий поднял Федора, чтобы усадить в седло, но тут шальная пуля попала товарищу в висок, тело его налилось свинцовой тяжестью, последний раз дернулось, и душа его отлетела в мир иной. Григорий перекрестился и сказал: «Царство Божье убиенному рабу Божьему Федору, пусть земля ему будет пухом». Перекинул тело Федора через седло и крепко стянул под брюхом лошади ноги и руки сыромятным ремешком. Григорий в этом бою впервые встретился со смертью. Погиб станичник, которого он знал с детства, с которым вместе росли, играли в «бабки», «клек», лапту, ходили купаться на Кумачку, нещадно дрались из-за соседской девчонки Катьки. И вдруг его не стало, а заодно и того прошлого, которого вроде бы и не было. Но только для них двоих оно было реальностью, у других оно было свое. Григорий задумался: а если бы погиб он? Значит, через какое-то время этого уже ни для кого просто и не было. И через несколько лет, когда умрут родные и знакомые, то никто не вспомнит ни о Гришке, ни о Федьке.
          От таких мыслей сильно разболелась голова, он пошел к землякам, которые, сидя у костра, хлебали густой суп с обжаренными кусками свиного сала, пшеном и картошкой. Тлеющие угли костра, пробегающие по ним синенькие огоньки, треск цикад и сытная еда сморили Григория. Положив голову на седло, он уснул. Ночью ему приснился странный сон, будто, вернувшись с войны, он женился на соседке Катьке, которая была первой красавицей и сплетницей в станице. Девка она справная, работящая, знала все новости на селе. У нее было много подруг, которые делились с ней всем услышанным, а она все это разносила дальше. Не зря говорят: что у бабы на уме, то и на языке. От неловкого положения головы или из-за гибели друга сон превратился в кошмар. Катька превратилась в огромную казачку с ухватом и стала гоняться за Григорием, стараясь придавить его этим приспособлением для доставания горшков из печи, как черт рогами. Григорий, который был не робкого десятка, любил подраться, его обидчикам, а иногда и просто казачкам с соседней улицы изрядно доставалось. Когда он вырос и возмужал, то редко кто с ним пытался помериться силой. А тут Катька с ухватом гоняет его, словно кота Ваську, который в кринке сливки слизнул. Еле увернувшись от удара ухватом, Григорий проснулся.
          Небо было черное, воздух свеж, яркие звезды светили на небе. Приближался рассвет, а там и следующие бои. Для кого-то они станут последними. Тряхнув головой, Григорий отогнал нахлынувшие воспоминания, посмотрел на жену Евлампия Екатерину, которая сыпала в колоды корм птицам и подумал: «Да, если бы я женился на ней, то, наверное, сон бы сбылся, и не раз бы Катька погоняла меня ухватом за различные проделки. И как тут не поверишь, что сны бывают вещие». Ведь после войны Григорий решил жениться на Катьке, долго за ней ухаживал, бил соседских парней, не давал ей проходу, не обращая внимания на различные сплетни. Уже вся станица ему все косточки перемыла, а он все стоял на своем. Но, видно, не судьба.
          Не одному ему нравилась Катька. Приглянулась она и угрюмому, неразговорчивому Евлампию. Он был работяга, каких надо еще поискать, а вот слово бывало из него и клещами не вытащишь, если не было веской на то причины. Он говорил, что лясы точить - это бабское дело, мужику надо работать. Вот как-то возле Катькиного дома и встретились два станичника. Стали они выяснять отношения. Хоть и крепок был Григорий, но сила оказалась на стороне Евлампия. У него аргументы оказались более веские. С одного удара сломал он в трех местах челюсть Григорию и выбил два передних зуба. После этого «разговора» к Катьке парни за версту боялись подойти. И челюсти, по-видимому, не чесались, и зубов передних лишних ни у кого не было. Время шло – девке замуж пора, а женихов нет. Вот она и вышла замуж за Евлампия. Говорить стала меньше, а работать больше, подружки стали ходить реже, ну а хозяйство у молодых стало крепче. Стали они жить зажиточно. Все дела в хозяйстве спорились, только хорошее о них в станице и говорили.
          Пришло время - и Григорий женился на работящей казачке Матрене, помирился с Евлампием. Стали они друзьями. Один больше говорит, другой больше слушает, а решения принимают верные, на пользу всей станице.
          Евлампий прихлопнул своей огромной ладонью присосавшегося комара, сказав: «Дармоед ты этакий, приспособился чужую кровь пить. Так получи по заслугам». Григорий посмотрел на красное пятно, оставшееся от комара на руке Евлампия, и перешел к делу, ради которого и пришел. «Слушай, Евлампий, времена наступили смутные, положиться ни на кого нельзя. А у тебя и казна станицы, и трофеи. Надо бы их спрятать где-то до лучших времен. Слухи ходят, что красные на днях станицу захватят». Евлампий крякнул и сказал: «Спрятать-то надо, да как: везде глаза да уши торчат, то старики со старухами на завалинках до самого поздна сидят, то ребятня пронырливая везде шастает, а ночью молодые гуляют». Григорий, подумав, сказал: «А давай казну к трофеям в котел сложим, а утром, когда народа на улицах немного, возьмем да отвезем на Банное озеро котел, как будто для того, чтобы отмыть, а там и утопим. Вряд ли это у кого вызовет подозрение». Котлы и другую утварь часто мыли на Банном озере. Евлампий возражать не стал. Договорились встретиться утром пораньше.
          Никаких подозрений ранний визит Григория к Евлампию ни у кого не вызвал. Они дружили давно: вместе косили сено, убирали урожай, ездили на охоту. Григорий вместе с Евлампием открыли амбар, достали огромный котел, добавили казну к трофеям, закрыли крышкой, надежно закрепили ее и поставили котел на телегу, запряженную волами. Открыли ворота и не спеша поехали к Банному озеру. Григорий неожиданно сказал: «Катьку надо было бы взять, а то как-то подозрительно – два мужика поехали мыть котел, не мужское это дело». В ответ Евлампий произнес: «Если Катьку брать, то ей сначала надо язык удалить или рот зашить. А так как это невозможно, то придется делать все самим».
          На их счастье, на озере не было ни одного станичника. Заехав на телеге в воду, они осмотрелись, выбрали подходящее место и столкнули огромный котел в воду. Проехав еще некоторое расстояние по воде, они свернули к берегу и выехали на дорогу. От волнения обоих слегка трясло, ведь казенное имущество. А вдруг кто видел да утащит? Как тогда объяснять станичникам, что это решение они приняли сами, не вынося его на обсуждение казачьего круга? По пустынной улице волы медленно дотащили телегу до ворот. Евлампий крикнул сыну Ивану, чтобы тот распряг волов, а они с Григорием зашли в дом. Катька с порога начала: «Где вас черти ни свет, ни заря носят? Уж не на рыбалку ли ездили? Все мокрые, в грязи, за вами не на убираешься, целый день не приседая». Евлампий грозно глянул на жену и сказал: «Не твоего бабьего ума это дело мужику указывать, что делать, или забыла, где нагайка висит. Иди, огурцов соленых достань да сальца с хлебом нарежь, самогон на стол поставь». Катерина, не отличавшаяся большой сообразительностью, вместо того, чтобы не перечить супругу, попыталась продолжить, что с утра спиртное не пьют. Взбешенный Евлампий сказал: «Сгинь, нечистая сила». Жену как ветром сдуло. А на столе появились разносолы и самогон. Разговор между Евлампием и Григорием затянулся до обеда. Говорил один Григорий, а Евлампий слушал и кивал головой.
          Многое в жизни было непонятно им обоим, да и другим казакам станицы тоже. Их мир был понятен, объясним, предсказуем. Это станица с ее проблемами, семья, окружающая природа. Остальное лежало за рамками их восприятия. Революция, красные, белые были чем-то непонятным, ненужным, мешающим жить, меняющим весь устоявшийся уклад жизни, ведущим в никуда.
          Неожиданно во дворе разорвался снаряд, раздались крики. В станицу ворвались красные. Григорий схватил винтовку, Евлампий - саблю и выскочили во двор. Григорий был убит выстрелом из нагана, а Евлампия – атамана станицы расстреляли.
          Прошло много лет. Никто толком и не знает, как все было на самом деле. Остались только обрывки слухов, передававшихся из поколения в поколение, что в Банном озере был затоплен котел с казачьим добром. Правда это или нет, судить сложно. Даже мнения о том, какие размеры имело озеро, никто не знает. Но Банное озеро помнят многие старожилы станицы. А был ли котел или нет - это, возможно, предание. Возможно, и правда. Есть поговорка: дыма без огня не бывает. Может, кто-то и знает, что же было на самом деле в те далекие лихие годы, хранит тайну до сегодняшних дней, передавая легенду Банного озера своим потомкам.