Брут 15 века

      
   Каждый пятый кореец в мире носит фамилию Ким и только одного   из них зовут Брут. Он мой друг.  Возможно, есть среди его однофамильцев  тёзки, но я в этом не уверен.

     Как назовешь корейца, так он и поплывёт? Отец дал имя Бруту из лучших побуждений.  В ранней молодости  он воспылал восторгом и жалостью  к одному из убийц Юлия Цезаря. Тот, перешагнув через дружбу, встал на защиту республики от диктатора, но в итоге после поражения за цезарианское наследие покончил  с собой.  Для корейцев, переселенных в 1937 году  в Среднюю Азию  с Дальнего Востока без их желания, такие симпатии были  объяснимы.  Старший Ким со временем   пересмотрел свои взгляды как на Цезаря, так и Узбекистан, который перестал считать местом ссылки, но было уже поздно – в семье подрастал Брут.

      Проблемы у Брута начались в старших классах, когда  его окружение ознакомилось с историей Древнего Рима. Любой остряк почитал своим долгом напомнить ему «И ты, Брут?». Ким, разумеется,  прочитал все, что мог найти в школьной и даже городской библиотеке о Марке Юнии Бруте,  и  пытался образумить своих  одноклассников. Ведь на самом деле Цезарь, умирая, сказал «И ты, дитя?», но Шекспир  переврал эту фразу в своей трагедии… 

      С годами знатоков истории вокруг Брута только прибавлялось. Ким, как и большинство корейцев, не отличался брутальной внешностью, поэтому  стал осваивать уроки дзюдо и бокса, а когда достиг нужных кондиций, желающих шутить  типа «Брутто, а где Нетто?», резко поубавилось. 

     Несмотря на явную тягу к истории, Брут  наперекор судьбе  поступил на журфак.  А на последнем курсе попал на практику в лучшую из ташкентских  газет, где я в то время  работал.  Мое предположение о том, что ему до тошноты надоело  выслушивать напоминание  о том самом Бруте, положило начало нашей дружбе.

      Через год мы  мы дружили уже семьями – он женился на своей однокурснице Елене Голд. Такое решение корейская родня Брута встретила благосклонно  – фамилия  Ким тоже имеет этимологическую связь с золотом. Но еврейская, связанная в основном  с консерваторией  (по женской линии) и славными конструкторскими традициями (по мужской), была шокирована неожиданным внедрением дальневосточного  гоя в их  клан. Это состояние только усиливалось, когда до неё доходили слухи о брутальных похождениях  и привычках мужа Лены. Поскольку это  дело прошлое, мне тоже не с руки о них напоминать. Тем более, что  после рождения  подряд двух симпатичнейших дочурок, Брут резко  сократил поводы для новых сплетен, а  работа в ТАСС сделала его уважаемым и солидным, как он себя называл, еврейцем.  А затем – это уже был 1990 год –  они переехали в  Израиль.

        Это слишком долгая и не очень  веселая история, как они там  приживались, поэтому сразу перейду к первой встрече, которая состоялась через 15 лет. 

         Застолья, в том числе и с нашими общими знакомыми, перемежались поездками по Израилю. За две  недели мы увидели не только все более или менее известные достопримечательности страны, но  побывали на концертах и в  оперных театрах столько раз, сколько мы с супругой их посещаем за год, а то и два. Правда, на некоторых из  них я самым позорным образом засыпал, утомленный обилием впечатлений.          

       Надо признаться, что с Брутом и Леной трудно разгуливать по Израилю.  Лена известный специалист по жертвам сексуального насилия и при виде её  к ней спешила специфическая  публика. Но еще сложнее было с Брутом. Он наконец-то вернулся к тому, к чему его тянуло всю жизнь – стал гидом и водит  почти тридцать лет евреев по обетованной земле.  Его очень интересные и увлекательные авторские экскурсии, помноженные на природное обаяние, пользуются повышенной популярностью.   Но если Кима постоянно окружала  утомительно-говорливая публика из израильских пенсионерок, то Лениных жертв было интереснее слушать.


      Незадолго до моего отъезда домой старшая дочь Брута Настя пожаловалась отцу, что  к их канарейкам повадился  кот и даже повредил одной из них крылышко. Перевесили клетку, но он все равно умудряется добираться до неё.

     -Я убью этого кота, - тут же воспылал Брут. – Где он?

     - Вы же буддист, вам нельзя обижать животных, – удивился Настин муж Натан.  По основному  роду занятий он учитель танцев и отличается на редкость кротким нравом. К тому же убежденный трезвенник.

     - Я не совсем буддист, - задумался Брут. - Отец был коммунистом.
    
     - Корейцы вообще-то едят собак и прочую живность, - блеснул я своими познаниями.
    
     -И кошек? – на несчастного Натана было больно смотреть.
    
     - Китайцы точно, а про корейцев не слышал,  может, изредка? - попытался я успокоить зятя.
   
    -Я против того, чтобы обижали кошку, а тем более съедали, это бесчеловечно, - воскликнул Натан и обнял супругу, словно пытался ее защитить от нас с Брутом.
 
    -Но ведь некоторые большие кошки не прочь полакомиться человечиной, - подшутил я над ним, чем вверг в глубочайший когнитивный ступор.
   
    - Прекращайте спор, - вмешался Ким. – Где кот? Есть его фотография?
   
    - Папа, какая фотография? Он приходит по ночам и сквозь прутья клетки пытается сцапать канареек, - удивилась Настя
 
     - Всё понятно, устроим охоту на котяру, - решил Брут.
 
      Мы  разлили по бокалу красного "Баркана" и принялись обсуждать, как лучше обезвредить кота. Опорожнив бутылку, принялись за сооружение кошколовки. К вечеру она была готова.
 
      В полночь раздался Настин звонок. Мы с Брутом как раз допивали очередную бутылку.  Дочь с мужем жили на той же улице Пардес Ханы, поэтому добраться до них не составило труда.
 
     Один кот, высунув язык, лежал  на лоджии придавленный скобой в гигантской   кошколовке, а его собрат висел на одной из петель, которые мы тоже расставили в разных местах. Оба кота были вроде бы бездыханными.

    -Я же просил не убивать котов, - заламывал руки Натан, глядя на бедных кисок. – Вы, Брут, человек  из 15 века, тогда даже людей не задумываясь лишали жизни! Так нельзя! Это бесчеловечно!

    Слезы показались и на глазах Насти. Только канарейки с любопытством вращали головами, высовывая их из клетки.
 
    Мы вынесли кошек на террасу и, почёсывая затылки, решали, что с ними дальше делать.
 
    Неожиданно один из котов пошевелился и, покачиваясь, встал на ноги. Постоял над товарищем по охоте и начал облизывать его. Вскоре зашевелился и тот.  Настя постаралась их погладить, но оба кота при ее приближении  испуганно отпрянули. Их доверие к людям было безвозвратно попрано.
 
    - Он меня назвал человеком  из 15 века, - задумался Ким, когда мы с ним возвращались домой. – Почему не 11, когда крестоносцы захватили Иерусалим или 12 века, когда они его потеряли, правда, потом они как бы вернулись и даже строили монастыри и храмы и прочие богоугодные заведения вплоть до конца 13 века… ?
 
    - В  15 веке начался закат куртуазной поэзии, - предположил я. – Рыцари пошли на убыль…
 
    -Ну, если только  из-за этого, - согласился Брут.