Полное озверение

Школьный рассказ, вдохновленный «Тишиной» Бернара Фрио. Чем бы все закончилось, если бы действие развернулось в российской школе?

Татьяна Энгин @teforkids


– Успокоились! Тишина! – орала учительница химии. Мы корпели над контрольной. Я никак не мог понять, что от нас требуется в задании номер шесть. Перечитывал его уже по седьмому кругу. И каждый раз, на самом запутанном месте химичка принималась кричать:

– Тишина, я сказала! Успокоились! Никакого шёпота!
Маша, моя соседка слева, от этого слегка подёргивалась. А Даня, задний сосед, шумно вздыхал.

Я в восьмой раз дочитал задание до того самого места, и тут химичка снова заорала:

– А ну, успокойтесь! Хватит ёрзать!

Я схватился за голову: «Это капут какой-то! До конца контрольной пять минут, а я даже задание не могу дочитать». И тут я вспомнил, что если опять тройка, то опять никакой приставки. Я выскочил из-за парты и заорал:

– Сами Вы успокойтесь! Дайте нам, наконец, сосредоточиться и дочитать эти Ваши задания!

Учительницу подбросило и откинуло на спинку стула. Руками она схватилась за грудь, а глаза закатила. Мы испугались, что она упадёт в обморок, и плеснули на неё из стакана. Химичка начала махать когтистыми лапами и вытягивать лицо в длинную морду.

– Она превращается в крокодила! – испуганно пропищала Маша. Народ повскакивал. Хорошо, что Лёша с первой парты не растерялся и большой железной линейкой загнал учительницу в лабораторную каморку. Химичка отрастила длинный хвост, зубастые челюсти и, не мигая, глядела на нас из-за стеклянной двери каморки.

Все закончили контрольную и начали тихонько перешёптываться, поглядывая на учительницу. Она не реагировала. Мы осмелели. Через некоторое время в шкафу от нашего гвалта уже звенели пробирки.

Первым вызов принял директор. Он залетел в кабинет с воплем: «Что тут вообще происходит?!» и грозным выражением на лице. Заметив крокодило-учительницу, директор слегла присел и на несколько секунд застыл в странной позе. Только глаза бегали – на нас, на химичку, на нас, на химичку. Потом директор пришёл в себя и заорал:

–  Что за безобразие! Да как вы смеете издеваться над учителем?!
Директор голосил около пяти минут. При этом сумел шестнадцать раз употребить слово «безобразие». Я прикрыл глаза и считал. Когда директор в семнадцатый раз завёлся на ту же тему, Даня не выдержал. Он запрыгнул на стул и рявкнул:

– Сами Вы безобразие! Учительница вообще первая начала!
Даню нужно понять. Он у нас будущий писатель и терпеть не может однообразную речь. Директор мелко затрясся, и сжав кулаки, взвыл:

– Да вы! Да вы, просто малолетние … –  доорать фразу до конца он так и не смог. Наверное, вспомнил, что обзывать детей ему по должности не положено. Вот ругательство и встало ему как рыбья кость поперёк горла. Директор начал часто моргать, хвататься за галстук и кашлять. Мы поняли – сейчас задохнётся, и принялись похлопывать директора по спине. А он выгнул спину, дёрнул хвостом и превратился в кота. Директор решил скачками прорываться в дальний угол класса, чтобы там затаиться на шкафу. По дороге снёс кучу кабинетного инвентаря и перевернул стеклянную этажерку.

На шум прибежала уборщица. В места школьных погромов она всегда прибывала первой. Это и понятно – ей же ликвидировать последствия. Профессионально оценив ситуацию, уборщица начала орать:

– Загнали учительницу в каморку, а директора – на шкаф! А самое жуткое – устроили тут беспорядок! Да как вас земля носит?! Вы же не дети, а наказание какое-то! – верещала уборщица.

Тут Маша не выдержала и взвизгнула:
– Сами Вы наказание! Учительница первая начала, а директор вообще сам виноват!

Наша Маша занималась музыкой и не выносила негармоничных звуков. Поэтому ее нужно понять. Уборщица вытаращилась, обильно покраснела и начала потеть. Ее дыхание участилось и стало подсвистывать. Мы подумали, что она сейчас задохнется. Содрали со стен плакаты и давай её обмахивать. От ветерка у уборщицы заколыхались перья. Она чирикнула и стала воробьём.

Это она зря… Директор-то всё ещё восседал на шкафу! Тут уборщица поняла, что ей конец, и удрала в форточку. Директор сиганул следом.

Потом нас пытались успокоить другие сотрудники школы. Для них дело тоже кончилось полным озверением. На мой взгляд, особенно не повезло последней группе учительниц, которые додумались ввалиться в класс целой толпой. Вылетели они от нас роем раздражённо жужжащих пчёл. Я даже немного занервничал. На улице-то зима, а среди этих насекомых была учительница музыки, которая мне в общем-то нравилась.

Никакого руководства не осталось, и мы провозгласили полное самоуправление. До вечера школа стояла на дыбах. Ученики стали чем-то походить на обезьян. Мы с Даней решили, что проголодались и вообще лучше убраться оттуда, пока хвосты не отросли.
Дорога домой затянулась. Почему-то мы дважды пропускали нужные повороты. Если начистоту, то нам обоим было как-то не по себе. Мы пытались подбодрить друг друга:
– Ну они же первые начали…
– И вообще, сами виноваты, не нужно было так орать.

Но на душе было гадко. Всё-таки не по-человечески получилось... Перед самым входом в подъезд я резко затормозил – нужно было решать, что делать с родителями. Если ничего им не скажу, то, как объясню, что завтра идти в школу не стоит? А если выложу, как всё есть, вдруг они тоже разорутся и озвереют? Что же я буду делать совсем один? Стало по-настоящему страшно. Я начал скулить. И сам себя разбудил.

На следующий день меня не покидала мысль, что не важно, кто первый начал, главное, чтобы все оставались людьми.