Амбулаторный альянс

По безлюдному утреннему тротуару, припорошенному небольшим ночным снегом быстрым шагом шел пожилой мужчина. Среднего роста, неказисто одетый по сезону, он будто куда-то спешил. На самом деле он просто шел на работу. Это был Виктор Петрович, травматолог медицинского центра, до которого было около трех километров. Каждый день, за редким исключением, он дважды покрывал это расстояние. В дождь ездил на городском автобусе – у Виктора Петровича не было личного автомобиля. Он считал, что у любого травматолога должны быть сильные руки и ноги, так же, как и хорошее зрение у окулиста, безупречный слух у ЛОРа, длинный указательный палец у уролога…
Хоть Виктору Петровичу и было уже немало, и к концу рабочего дня он изрядно уставал, тем не менее, шел на работу с удовольствием. Наверное, потому, что ему было там комфортно, где-то даже чувствовал себя счастливым.
Ну вот, опять о счастье. Банальная и истасканная тема. А может именно таким оно и должно быть, простым и приятным? Ведь, как удачно выразился один знаменитый актер, счастье – это когда утром хочется на работу, а вечером – домой. Хотя, это может показаться странным, ведь каждый день за дверями кабинета Виктор Петрович сталкивался с болью и страданиями людей, иногда с непониманием и даже хамством. В жизни бывали моменты, когда разочарование и обида душили в буквальном смысле, и он готов был навсегда расстаться со своей профессией. Однажды даже делал это в 90-х, нужда заставила. Но каждый раз какая-то неведомая сила оберегала от ошибок или возвращала его в то дело, которое он знал и, как-то неудобно признаться, любил.
У Виктора Петровича была непростая биография. Весомый кусок профессиональной жизни он проработал в научно-исследовательском центре, где занимался разработкой перспективных технологий лечения заболеваний и повреждений костей. Об этом периоде своей жизни он не любил вспоминать. Работа среди «звезд», где каждый второй кандидат, доктор наук или даже профессор, не приносила удовольствия. Атмосфера нездорового соперничества, вечной борьбы за положение и статус, интриг и скандалов, царивших в заведении, незаметно разрушали личность человека, насквозь пропитывая её человеческими пороками. Иначе выжить было невозможно. И, что интересно, в огромном заведении не было даже намека на научное творчество. Консервативный костяк центра считал, что все достойное уже было создано ими, и ставил палки в колеса любому, кто пытался хоть каким-то образом подвергнуть это сомнению. 
Это в молодости. А сейчас все как-то выровнялось, успокоилось. Дети выросли, выбрали свой путь. Правда, будучи свидетелями нестабильного профессионального пути своего родителя, по стопам отца пойти не захотели. С годами импульсивность молодости плавно сменилась опытом зрелости, вместе с которым он обрел профессиональное чутье, называемое иначе интуицией. Ее можно было сравнить с волшебной отмычкой, которая подходила практически к любому замку. Именно благодаря своей интуиции и наблюдательности, за более чем тридцать лет работы он накопил бесценный опыт диагностики и лечения, который порой существенно отличался от того, что излагалось в различных монографиях и руководствах. И зачастую удивлялся тому, что общепринятые т. н. стандарты столь неэффективны.
И был у него незаменимый помощник – медсестра Маргарита Ивановна, с которой они вместе уже около десяти лет. До него она работала с другим травматологом, после ухода на пенсию которого, досталась Виктору Петровичу. Так что по уровню профессионализма могла смело бросить вызов кому угодно. «Мортира дней моих суровых» - так он отзывался о ней. Маргарита Ивановна была дородной женщиной немного моложе него с весьма пышными формами. Ухоженной, белокожей, светловолосой, с гладким лоснящимся лицом, тонкими бровями, живым и искренним взглядом. Сначала он обращался к ней, как и положено, по имени-отчеству, затем как-то незаметно перешел на «Ивановна», а после и вовсе на усеченное «Ванна», или же «Марго». Несмотря на свою чрезмерную полноту, она была аномально шустрой и энергичной, причем настолько, что это попросту удивляло. И очень сильной. Во время репозиций переломов или вправления вывихов она запросто перетягивала доктора. А как виртуозно и быстро готовила гипсовые повязки! Маргарита Ивановна была очень справедливой и активной, за что ее побаивалась администрация. Иногда казалось, что, заметив ее присутствие, бог сразу же удалялся на отдых, будучи уверенным в том, что, если надо будет, то Маргарита Ивановна, как говорится, и в горячую избу войдет, и коня на скаку остановит… А при наличии дополнительных претензий к последнему, то и бешбармак из него сделает. 
- Ванна, не кажется ли тебе, что у нас с тобой уже идентичная флора и фауна? - подтрунивал над ней Виктор Петрович, держа руку пациента в напряжении, пока схватывался гипс.
- Скажете тоже! – смущенно улыбалась она, потягивая руку в противоположном направлении.
А в это время распятый между ними какой-нибудь щупленький мужичонка, голова которого была ощутимо придавлена титанической грудью Маргариты Ивановны, застывал в приятном смущении, вообще забыв о боли. Вот такое магическое действие оказывала на пациентов грудь Маргариты Ивановны. И где-то доктор подозревал, что она мастерски пользовалась этим анальгетиком. Однако она могла оказать на пациентов и слабительное действие. Если попадались пьяные, скандальные или невменяемые личности, Виктор Петрович выкатывал «мортиру». Со словами «отдохни немного, Петрович» она, как скала, нависала над провинившимся и после пронзительного секундного взгляда кааак рявкнет. В такие моменты у нее голос становился совсем другим – низким, с оттенком металла, вводящим человека в ступор, таким, что клапана провинившегося запросто могли дать течь.
Они всегда обедали вместе. Приносили контейнера с едой из дома. Маргарита Ивановна часто баловала доктора каким-нибудь деликатесом, типа соленых огурчиков, груздочков, сала или окорока собственного копчения… Она была та еще хозяюшка. Причем все смотрелось настолько аппетитно и было так вкусно, что тянуло на грех. Да-да, уважаемый читатель, Вы все правильно поняли! В потайном месте Маргарита Ивановна держала по бутылочке водочки и коньячка – от благодарных пациентов. Бывало, приходили разные комиссии, осматривали кабинет, заглядывали во все щели, брали смывы… Но Марго им было не провести, тара с содержимым была в надежном укрытии. Так вот, в обед они пропускали по стопочке. Но не более того! Честно-честно, уважаемый читатель. А в конце рабочего дня – по рюмочке хорошего коньячка с кусочком шоколада. 
У Маргариты Ивановны была образцовая семья – муж, Сан Саныч, всю жизнь проработавший управляющим на железной дороге, и трое детей, все устроенные, с семьями, двое внуков. И замечательная дача с большим домом и десятью сотками земли, где Виктор Петрович с супругой, которая работала терапевтом в другом лечебном учреждении, были частыми гостями. Территория ухоженная, грядки и газоны ровные, беседка, мангал... Короче, как и было положено у такой хозяйки, как Маргарита Ивановна. Сан Саныч же был нетипичным флегматиком. Почему нетипичным? Да потому, что окромя флегмы в нем не было ровном счетом ничего. Словно ее противоположность вся до последней капли перетекла в его дражайшую супругу. Он никогда и никуда не спешил, не суетился, постоянно улыбался… И передвигался спокойным шагом, не обращая внимания на своих попутчиков. Виктор Петрович ни разу не видел, чтобы он чем-то занимался на даче. С сомбреро на голове, лежа в шезлонге, он посасывал холодное пивко, спокойно наблюдая за тем, как его любимая, копала, полола, пилила, сверлила…
- Мой Буцефал, - тихо приговаривал он, приставив для надежности ладонь к губам, поскольку Маргарита Ивановна терпеть не могла это слово. А однажды услышав, пригрозила ему:
- Буцефал-то был жеребцом, а у меня щас кто-то мерином станет...
На даче жарили шашлыки, варили уху, парились в бане… После приема горячительных напитков Маргарита Ивановна по просьбе мужа начинала петь. Несмотря на свою боевитость, она почему-то стеснялась это делать, так что приходилось уговаривать. Пела в основном русские народные песни. Делала это мастерски, с душой, будто с головой уходила в песню. У нее был высокий, совершенно не соотносящийся с ее габаритами, голос, чистый, как ручеек, с бархатистым оттенком… И надо было при этом видеть выражение лица Сан Саныча! Это был уже другой человек – на лице ни намека на иронию, какая-то странная, плохо скрываемая грусть и искорка в глазах, которые минутами раньше метали шаловливо-саркастические стрелы.
Уже с улицы Виктор Петрович увидел светящееся окно своего кабинета. Там вовсю хозяйничала неугомонная Маргарита Ивановна, которая всегда приходила минут на пятнадцать раньше него – наводила порядок перед приемом, мыла, протирала…
Повернув по коридору в сторону своего кабинета, Виктор Петрович заметил сидевших возле него пациентов. Он обожал изучать их поведение, жесты, мимику и выражение лиц, особенно когда они не знают, что перед ними доктор, или же не замечали его. Ибо больной человек подсознательно становится искусным лицедеем. Завидев доктора, одни становятся больнее, другие замыкаются в своей психологической скорлупе, третьи, сами того не понимая, пытаются увести внимание доктора в сторону от сути. Поэтому незамеченный больным профессиональный взгляд со стороны Виктор Петрович очень ценил.
Вот искривленный в пояснице пожилой мужчина встал со своего места и стал ходить взад-вперед, прихрамывая на правую ногу и периодически потряхивая ею в воздухе. Так ведет себя ишиалгия. Кстати, практически нигде не написано, почему у таких пациентов боль уменьшается во время ходьбы. А Виктор Петрович четко это знал. А вот молодая женщина  прижимает к животу согнутую в локте руку, а второй периодически поглаживает плечевой сустав. Это, по всей видимости, плечелопаточный периартроз. Очень коварное и многоликое заболевание! Рядом сидит странного вида женщина. Наброшенная на голову шаль оттеняет под собой грязно-седые, жидкие волосы. Лицо измученное, осунувшееся, землисто-серого цвета. С откинутой назад головой и прикрытыми глазами, она будто пытается отрешиться от окружающего мира. А вот с ней нужно держать глаз востро, там может быть самое серьезное из того, о чем можно подумать. Дальше сидит тучный мужчина лет шестидесяти. Огромный живот, красные щеки и до предела расстегнутые молнии на сапогах намекают на подагру…
«Не волнуйтесь, дорогие мои, поможем всем!» - подумал Виктор Петрович и, поздоровавшись с больными, исчез за дверью кабинета. Марго, ты готова?