Операция грыжи амбулаторно

Операция грыжи амбулаторно (рассказ старого таксиста)
----------------------------------------
    Грыжу  оперировали  амбулаторно.  Утром я приехал в госпиталь на операцию,  лежал на каталке  в коридоре уже раздетый, с  побритым лобком.  Пришла медсестра, сказала: - Давайте сюда все, что у вас снимается".  Забрала мои очки и  зубной протез, положила в прозрачный пластиковый пакет.  Передо мной  в очереди  лежали  старик и  молодая  женщина.  Дверь в другое помещение была открыта.  Я видел  трех молодых, лет под тридцать, африкан-американ – мужчину  и двух женщин.  Они были одеты в зеленую одноразовую санитарскую униформу,  сортировали и упаковывали грязное белье.  Говорил все время мужик,  не замолкал ни на минуту,  травил что-то свое.  Хотя говорил он по английски, я его языка не понимал,  но две его  помощницы понимали и хохотали.
 Ничего трагического в моем  положении не было. Операции предстояла легкая,  хирург  был хороший.  От таких операций не умирают.  Но операция была  под общим наркозом, а этого я не люблю.  Общие наркозы, даже самые небольшие, меняют личность человека. Я боюсь общего наркоза,  никогда не знаю, кем  проснусь, кого увижу в зеркале.
Без очков я видел их плохо, но слышал превосходно.  Сейчас  рассказчик  закончил сюжет, сделал театральную пауза и черные захохотали в три глотки.
Скажу вам честно, я не расист.  В принципе  похуй,  кто какой расы, главное чтобы человек был хороший.
   Помню,  залупился в автомастерской с одним черным.  Он полез без очереди.   Я таксист, у меня время-деньги.    Со своим жалким эмигрантским английским я пошел разбираться с чуваком  с ярко рыжей, крашеной хной бородой,  в розовой детской шапочке с помпончиком, который полулежал на развернутом как  зубоврачебное кресло,  сидении.  У него был салатового цвета  джагуар, на котором он , объехав всю линию, воткнулся вторым в очереди на подъемник.  Имея в запасе не более сотни английских слов, я произнес яростный спич, он отвечал мне односложно и две полуголые черные телки у него в салоне хохотали.   Когда я понял, что по-английски мне его не переговорить,   перешел на обычный русский мат. У русского мата есть выразительность и экспрессия и агрессивный код, и черному  совсем не обязательно было нужно знать русский, чтобы понять о чем я говорю.  Афам   смешался, дал задний ход,  и здесь я совершил ошибку,  хлопнул  дверью его уебской машины.   Он только этого и ждал, стал кричать, что я отдавил ему ногу  и требовать чтобы   немедленно вызывали скорую помощь.
Мне сказал, тогда, русский хозяин автомастерской, который вышел из офиса улаживать конфликт:
«Не залупайся с ними. Они здесь давно. Это их страна».
 Черные санитары снова захохотали и я подумал:  Что же он говорит своим бабам, наверное рассказывает какие-нибудь африканские  анекдоты.
Укатили женщину с бледным лицом, которая неподвижно лежала с закрытыми глазами, накрывшись простыней до подбородка,  как будто уже умерла.   Я был следующий.  Афамы народ артистический во всем.   Смеются они артистически,  коллективно, каждый поддерживая другого своим смехом. Голоса у черных  сильные,  громкие, молодые.      Я умру, а они останутся и будут смеяться.
  На третий год такси я накопил денег и купил свою машину, а медаль стал брать в аренду. Страховку платил хозяин медали. Было лето,  середина дня.  Я шел неспешно из верхнего города вниз, стараясь держаться левой стороны  и на развилке Седьмой авеню и Бродвея увидел эту компанию - стильно одетых  афамов - чувака и двух телок.  Я был уже опытный таксист и нежелательного клиента видел издалека. Эти  не вызывали у меня никаких сомнений, работы в городе было мало, а главное ехали они не в Бронкс или в Харлем, а в нижний город. Короче,  я их пикапнул.   Траффик был небольшой, я дерзко маневрировал, вызывая у моих пассажиров восторг и восхищение, уже думал, куда поеду искать клиента, когда их скину.  Мои пассажиры  были настроены весело, я их заинтересовал, они   задавали мне вопросы, слушали, как я отвечал, смеялись и повторяли мои фразы из Илоны Давыдовой , пародируя  русский акцент.  Я, смеялся вместе с ними и немножко им подыгрывал.   Они спросили, нравится ли мне работа.  Я сказал, что нравится, я могу накормнить свою семью,  заплатить медицинскую страховку,  за квартиру в Бруклине в белом районе.  Ни у кого ничего не прошу.  Для меня это большое достижение. Если бы мой покойный отец знал об этом, очень удивился,  он считал меня неудачником.   Мои черные клиенты были симпатичные, я изо всех сил   хотел им понравиться.  Подкатил и остановился возле велфер кассы.  Тогда еще велфер выдавали деньгами. На счетчике вышло девять долларов.  Наличных денег у пассажиров не было. Они попросили меня подождать.  Ждать пришлось долго. Я нервничал, понимал, что идти искать в учреждении, где выдают пособие, не имеет смысла. Я просто напросто не смогу среди сотни африкан-американ своих найти, потому что плохо различаю их в лицо. Мой клиент меня не обманул. Через сорок минут он взволнованный и счастливый выскочил из вертящейся двери и вручил мне новенькую, только что напечатанную,  двадцатку,  с изображением чувака, покожего на Юрия Ярвета в роли короля Лира и сказал: "Кип чендж".
   Я лежал на спине, смотрел  на рисунок, который образовывали декоративные  металлические пластины на потолке и думал о том, что уже двадцать лет я живу в Америке и двадцать лет без остановки пи3дячу в этом проклятом такси.   Надорвал  в тяжелом климате сердце, а сейчас вот еще эта грыжа,  и я последний месяц вынужден  ходить, удерживая через карман выпадающий в мошонку кишечник.
  А черный чувак все травил и травил свои истории. Когда они захохотали в очередной раз, мне захотелось крикнуть редкое,  страшное как проклятие   ругательство, которому меня научил один израильтянин, но не успел,  мою коляску подхватили чьи то руки и покатили неизвестно куда.