Эффект погружения

Хатка этого заброшенного села оказалась мрачней, чем я мог себе представить.
В этот поздний час промозглого осеннего вечера я оказался у её покосившегося забора.
Водитель чёрного внедорожника любезно распахнул мне дверь, жестом пригласил войти в дом.

Как только я переступил порог земляного пола, с кое-где торчащей соломой, за спиной щёлкнул затвор засова.
Сквозь короткий тамбур, через приоткрытую дверь единственной комнаты я увидел завешанное тёмной тряпкой зеркало. 
На дворе темнело, сквозь маленькие окна, с зарешётчатыми по всей видимости совсем недавно стёклами, трудно было разглядеть всю комнату.

Я вошёл, пригибаясь, сквозь низкий дверной проём.
Увиденное мною на мгновение парализовало мои конечности.
На большом деревенском столе, накрытое белым слегка просвечивающимся саваном лежало тело человека.
Я толком не смог сразу понять пол трупа. Под тканью чётко обрисовывались контуры тела, но как только я увидел его еле заметные сквозь материю заострившиеся черты лица меня окатило волной дурноты и стошнило, прямо на этот блестящий, по всей видимости от конопляного масла, земляной пол.

Спёртый воздух, удушливый запах ладана действовали одуряюще, будоражили и без того возбуждённое сознание.

Через несколько минут я не много пришёл в себя и огляделся по сторонам.
Весь интерьер замкнутого пространства в котором я оказался состоял, не считая перечисленных мной зеркала и стола с покойником, из больших настенных часов и пюпитра с листочком написанного от руки текста.
В углу комнаты висела иконка с лампадкой. На печи — грубке лежала свеча и коробка спичек.
И ещё один предмет — в области рук покойника лежал молитвослов.

Тем временем темень, пришедшая на смену уставшему солнцу подкрадывалась к маленьким закопченным окнам своей неминуемой безысходностью.
Именно она предвещала самую из ужаснейшей ночей моей жизни.

Я всегда боялся, когда на улице играл похоронный марш...
Духовые инструменты в купе со звоном тарелок звенели в ушах настолько громко, что казалось мои барабанные перепонки лопнут, разорвав голову на миллион мелких кусочков.
Я всегда тащил табуретку к окну и закрывал открытую форточку.
В фобию это перешло чуть позже, когда я заскочил в открытую квартиру к своему  семилетнему другу.
Его ещё вчера живой дед лежал на столе в гробу.
Я ринулся из квартиры домой, зарылся в бабушкину юбку лицом...
Вот тогда я и услышал от своей своей суровой бабули такое высказывание:" — Живых нужно бояться.. Мёртвые они что... Никого они уже не смогут обидеть..."

Сейчас я вспомнил её слова, но от этого страх всего лишь переместился с головы куда-то ниже и глубже, в район солнечного сплетения...
Я залез на грубку, закрыл глаза  в желании заснуть, не думая о лежащем рядом теле, но очень скоро продрог.
Холодная глина печи забирала моё последнее тепло, вспоминая свою когда-то прогретую жизнь теперешнего захолустья.

Брезгливо, я попытался укрыться с головой валяющимся тут-же старым овчинным тулупом, через мгновение ощутил приторный запах сырости и как показалось мне чьей-то старой плоти. Сбросил его с себя, соскочив с печи.
В этой пронзительной тишине удары моего сердца ощущались настолько громко, что я попытался замедлить своё дыхание.
Оказалось тишина может быть ещё более ощутимой.
 Я стал задерживать своё дыхание боясь пошевельнутся, так как звуки уже стали раздражать меня всё сильней и сильней.
Вначале я почувствовал  лёгкое головокружение, потом перед глазами поплыло...
Я чуть ли не потерял сознание, как вдруг у  меня за спиной раздался звук, который мгновенно  отрезвил меня, — Ку-Ку, ку-ку, ку-ку....—словно молотком по голове...
Я закрыл уши, еще девять ударов я просто не выдержал бы, в безумном порыве я схватил часы за качающийся маятник и резко дёрнул.

Часы упали со стены, механизм был сломлен — через трубочки сильфона перестал идти воздушный поток, что и заставило замолчать эту мерзкую птицу.
— Вот дурак, теперь я не смогу себя успокаивать бегущей стрелкой циферблата в ожидании утра. 
А за окном заброшенного сада ветер гнул ветки, срывая с них последние подопрелые орехи, бросал их в сырую никому не нужную землю.
Я прислушался...
—Да нет... Не может быть... Наверняка показалось...
Я снова отчетливо слышал треск...
—Странный звук...
Чуть осмелев, я подошёл к столу и затаив дыхание прислушался.
Трещал стол!
— По видимому стол рассыхался от старости, и под тяжестью тела просто начал кряхтеть, — успокаивал себя я...

Уже без особой брезгливости, на автоматизме я схватил лежащий на покойнике молитвослов, зажёг свечу встал перед иконой и не переставая начал читать молитвы.
Отче наш, Символ веры.
Потом перешёл на акафисты и вновь читал молитвы снова и снова.
На удивление посторонние мысли не лезли мне в голову, как при чтении их в обычной обстановке.
Свеча таяла на глазах, вместе с ней рассеивался мой страх.
И когда её огарок стал обжигать мою ладонь. Я положил молитвослов.
И начал жечь спички. Их был целый коробок.
Одна за одной они тлели, поворачивая свои обгоревшие головки при свете лампадки под зажженной иконой.
В окне чуть забрезжил рассвет... Небо сквозь окошки, теперь уже радовало своей мрачной серостью...
Я подошёл к пюпитру. Зажёг последнюю оставшуюся спичку и прочёл написанные на листке строки.
— Если вы сейчас спокойны переверните листок и продолжайте читать.
 — Если вами ещё руководит страх, лучше не читайте!
 Я перевернул листок и прочёл одно единственное предложение:
"Вы прошли испытание и победили фобию"

Щёлкнул засов в дверях. В дом ворвался запах прелых листьев и ещё чего-то приятного...
На пороге показался водитель того-же внедорожника. Сквозь раскрытую дверь бил дальний свет фар стоявших у дома машин.

—  А часы то прийдётся всё-таки тебе чинить, — произнёс вошедший.
Он подошёл к столу. "Покойник", в свете фар, выглядел уже не столь реалистично...
Мужчина сорвал белую ткань... Взору открылся манекен времён "Ленфильма" мужского пола с признаками когда-то совковой жизни.
— Порой мы видим то, что хотим видеть, сказал он.

Я вышел на улицу и увидел отъезжающую от покосившегося забора скорую.
В дом вошла группа ребят, они снимали камеры зафиксированные между бревенчатых стен и  штукатурки грубки.
Всё это время я находился под пристальным вниманием и эксперимент в любую минуту мог прерваться, если бы камера показала неадекватную реакцию с моей стороны. Так что "убийство" кукушки могло оказаться последним прощальным  штрихом в сегодняшней терапии стрессом.
Для меня так и осталось загадкой почему для меня выбрали именно такой способ избавления от фобии я не замечал в моём психологе и капли религиозности..
Ну, да ладно...

Позже понял, меня лечили моим же кортизолом, погрузив меня в ситуацию детства, но с более сильным антуражем.
— И да, я уже не падаю в обморок в анатомичке.
— Живых внучек бойся, живых, — говорила мне бабушка.
— Вот думаю, может быть мне на  курсы самообороны ещё записаться?
14.11.2020.