Алый парус на синей волне

Анатолий ВЫЛЕГЖАНИН

АЛЫЙ  ПАРУС НА СИНЕЙ ВОЛНЕ
Путешествие по серебряной реке.
К 140-летию со дня рождения А. Грина


У вас в руках уникальная книга.
Уникальность ее в том, что родилась она в результате беспрецедентной акции.

Впервые в истории Вятского края наша команда котельничских туристов-водников прошла на  трехмачтовом корабле с полным морским парусным вооружением по всей Вятке от истока до устья.
 
За четыре года, с 1998 по 2001, мы прошли по территориям и границам 18 районов Кировской области и двум республикам – Удмуртии и Татарстану – около 1500 километров.

Это путешествие по «серебряной реке», идея которого была навеяна повестью-феерией «Алые паруса» нашего земляка писателя-романтика Александра Грина, мы посвятили 120-летию со дня его рождения.

Пусть эта книга будет скромным даром памяти идее рукотворности чуда, которую Александр Грин пронес через все свое творчество, и  даром любви к родному для миллионов вятчан краю, общей для нас родине.

Анатолий ВЫЛЕГЖАНИН.
Писатель.
Член Русского географического общества.
Руководитель экспедиции.


1998 г.
ОТ ИСТОКА ДО КИРСА

ИДЕЯ

Теперь уже не вспомнить, кому именно из нас пришла идея пройти по всей Вятке от истока до устья, но пришла она давно. Еще путешествуя по горным рекам Урала и Карелии, мы говорили о том, что вот уехали за тысячи километров от дома полюбоваться красотами «чужой» малой родины, а своей еще толком не знаем. Но настала пора, когда она – идея, лелеемая столько лет, начала приобретать реальные очертания. И чем больше накапливали мы материала о предполагаемом походе, тем более грандиозным и захватывающим представлялся замысел. Шутка ли! Полторы тысячи километров, две республики – Удмуртия и Татарстан, восемнадцать районов области, по территориям и границам которых наша Вятка протекает.

20 декабря 1997 года на организационном собрании экипажа решили пройти маршрут поэтапно, за четыре года, тратя примерно по две-три недели в год на каждый очередной участок. Стали готовиться и к началу лета 1998 года вышли на первый этап маршрута. Как это часто бывает перед походами, по разным причинам на старт вышли не все. Команду составили: преподаватель физкультуры и турорганизатор Вишкильской средней школы Михаил Юрьевич Смышляев; в прошлом тоже преподаватель физкультуры, руководитель пеших «единичек» и «двоек» по нашему краю и Кольскому полуострову, машинист котельной из поселка Ленинская Искра Котельничского района Александр Ильич Петров и я, автор этих строк.


ИСТОК

Эта точка на карте Мира имеет координаты 58 градусов 26,8 минуты северной широты и 52 градуса 10,5 минуты восточной долготы. Здесь берет начало Вятка, в переводе с удмуртского «серебряная река» – главная река нашей области.

Побывать на истоке может любой желающий. Для этого нужно немного денег, пару свободных дней и... резиновые сапоги. Приехав в Киров, вы берете билет на поезд «Киров-Лесная» до Стальной и ровно в полночь будете на станции Яр Транссибирской магистрали. Здесь меняют локомотив, и нужно сбегать к машинисту тепловоза и договориться, чтобы он «тормознул» на тридцатом километре, на мосту через Вятку. Тут стоянки нет, но если он согласится, без четверти час вы уже... на истоке. При этом нелишне иметь в виду, что ради вас он пропустит 23-й километр, где у него плановая остановка.

Эта важная деталь, неведомая нам, обернулась малоприятным казусом. Любезный машинист точно вовремя остановил ради нас целый поезд на мосту, а мы... не вышли, поскольку проводница думала, что это 23-й километр. Прощальный гудок – и еще восемь километров до Струговской, где мы выгрузились глухой ночью среди тайги со всем своим скарбом и до утра эти восемь километров топали обратно по шпалам и по насыпи, нагруженные, словно вьючные верблюды.

В четыре с минутами утра мы были у моста, по которому проехали поездом ночью. Впрочем, мостика, но капитального, бетонного, не показанного на нашей карте. Чуть в сторонке столб, сложенный из больших бетонных кубов, на каждом по букве, и сверху вниз читается: «ИСТОК РЕКИ ВЯТКИ». Но, строго говоря, это не исток, потому что вода Вятки уже довольно бойко струится под мостиком. А исток предстояло еще найти.

Мы схоронили в кустах вещи и двинулись, было, вверх по течению, но выше мостика Вятка... «кончилась» – кругом простиралось болото. И чем дальше двигались, тем более немыслимым казалось отыскать в этом болоте веретейку, на краю которой, по рассказам  кировской поэтессы Надежды Перминовой, бывавшей здесь, и судя по карте, бьет тот заветный ключик. Становилось посуше, начинался лес, и мы с Сашей Петровым услышали вдруг, как Михаил закричал, что он нашел.

Да, вот он, исток нашей Вятки! Жаль, что не в нашей области, в Удмуртии – на самом севере ее, у границы, но все равно. Свежий сруб в три венца полтора на полтора метра, стойки по углам, легкая крыша. Внутри сруба, как в колодце, вода, темная, настоенная на лесной торфянистой почве. Здесь бьет ключ и довольно сильный, судя по тому, как бойко течет из-под нижнего бревна по желобу вода.

Собственно, это уже Вятка, шириной пятнадцать сантиметров и «глубиной» сантиметра два. У конца желоба проточная лужа с темной водой, в которую вливается еще ручеек из маленького ключика-отростка в сторонке, заключенного в такой же срубик под крышей. Меж ними на  высоких колышках большая табличка из толстой фанеры с надписью, выполненной прорезной резьбой: «Исток реки Вятка». Ниже сообщается, что исток охраняется природными духами и русским обществом охраны природы «Стрелы Ярилы».

Мы провели здесь минут сорок, и не знаю, как ребятам, но мне на всю жизнь, наверное, запомнятся те чувства волнения, торжественности и значимости этих минут на истоке. Должно быть, потому, во-первых,  что давняя мечта побывать здесь осуществилась, а во-вторых, – чего уж там лукавить! – от гордого осознания того факта, что из миллионов вятчан, населявших и населяющих наш край и живших и живущих по берегам нашей Вятки, для многих кормилицы, реки родной и любимой, здесь побывали единицы, а в их числе и мы.

В память о нашем пребывании здесь мы повесили на фанерную табличку отлитую из черного пластика медаль, выпущенную к юбилею Котельнича. А потом спустили на воду у конца желоба... лодочку из листка школьной тетрадки в клеточку. Колеблемая легким дыханием утра, влекомая прозрачными струями ключа, бьющего из земных недр, эта белоснежная «бригантина» торжественно и гордо устремилась в долгое плавание длиною в полторы тысячи километров. Вслед за ней, этим ярким маячком, этим символом и зовущей звездочкой в пути, отправились в далекую дорогу и мы... уже по берегу реки.

Так 8 июня 1998 года в 5 часов 12 минут утра начался наш поход по Вятке – через весь наш родной Вятский край.



ПЕРВЫЙ КИЛОМЕТР

В то памятное утро, когда мы двинулись в путь от истока, перед нами были полторы тысячи километров нашей Вятки. Но о первом стоит сказать особо. Потому что он – первый и к тому же особенный. Особенность его в том, что он единственный километр на всей реке, где Вятка не блистает серебром своих вод.

Спущенная на воду бригантина из листка школьной тетрадочки проплыла всего несколько метров, когда ее пришлось... брать на руки, потому что дальше начиналось болото, и «серебряная река» не текла уже, а сочилась сквозь осоку, кочки и мхи. Обычное болото, правда, верховое. Кочки-коренья, а где и вода. Можно идти без особой опаски, но местами будто топи, и, когда припрыгнешь, под тобою и вокруг все так и заходит-заколыхается волнами. Хилый кустарник, иссохший подлесок, болотная трава, в которой тонут ноги, – все, как представлялось. Но если присмотреться, поверх этих мхов, желто-бурых, поросших осокой, будто ниточка зеленая, прерывистая и извилистая, которую все время теряет глаз. Должно быть, по этой самой «ниточке» и течет на своем первом километре наша Вятка, когда воды бывает больше – весной. И так – до мостика через железную дорогу. После него она опять исчезает – в ивняке, кочкарнике, разных елках-палках, чтобы через много километров явиться пусть и речкой пока, но уже сложившейся и полноценной.



МЕДВЕЖЬИМИ ТРОПАМИ

...Третьи сутки идем по тайге, где по компасу, где по солнцу. Глухомань тут, на юге Омутнинского района, страшная. Случись что – не найдет никто. Третьи сутки – лес, болотины, вырубки, ручьи и речушки, гнилые мосты. Третьи сутки – комары, мошки, пауты, клещи, все хотят твоей крови. И лица и руки опухли уже – мама родная не узнает. У каждого по полцентнера груза за спиной и в руках: продукты, вещи, катамаран с такелажем, – и рюкзак уже, кажется, прирос к спине. Турист-водник – самый «нагруженный» турист. И можно быть, конечно, романтиком, но не надо быть идиотом, а потому идем не по реке, а срезаем. Строго по берегу двигаться немыслимо. Все заросло, завалено – жуть.

Человек ушел отсюда давно, когда вырубил деловой лес, оставив бывшие делянки, теперь голые холмы, поросшие осинником и березняком. Наверно, здесь бывают, и то изредка, медвежатники да те, кто по лосям. Редкие просеки, случайные дороги, полянки, вырубки – все истоптано лосиными, медвежьими, волчьими следами. Особенно много следов медвежьих. Широченные, четверти не хватает померять, глубоко вдавленные в почву следищи с четким рисунком лап, подушечек и когтей. В основном свежие – даже глинца выдавленная не обсохла. А однажды утром шли чуть не за медведем – по следу на просеке настолько свежему, что темная от сбитой росы трава еще не распрямилась после лап.  Здесь у каждого зверя своя вотчина. Здесь он дома и чувствует себя в безопасности, живет, кормится, выводит потомство.

Мы шли без оружия. Всего оружия – у меня за голенищем нож, предмет подколок и подначек. Михаил и Александр – охотники, а я из тех, о которых говорят, что они не отличат кряковую от карковой. Им проще: они «читают» книгу леса и знают, чего и где надо бояться, и потешаются надо мной. На мои вопросы, что делать, если, не дай Бог, медведь, советуют для начала кинуть ему мешок – может, польстится на продукты. Говорят, медведи очень аккуратно вскрывают банки с тушенкой и сгущенкой. Если не польстится, можно влезть на дерево, но лучше – ноги в руки. А если настигать начнет и уже вот-вот, надо резко обернуться, упасть на спину, и, когда он бросится и будет над тобой пролетать, нужно успеть вспороть ему ножом брюхо. Такие вот шуточки...

Здесь, в тайге, один закон – закон сильного. Не раз мы видели места расправы волков над лосями – картинки впечатляют. Где-нибудь в густерняке, куда залетел, спасаясь от погони серых хищников, сохатый, разбросанные, выбеленные дождями кости, ломаные, обглоданные черепа, копыта, клочья шкуры на суках деревьев. В одном таком месте нашли череп с пятипалым рогом. Таежный трофей «приватизировал» Александр, отрубил череп и тащил потом увесистый рог много сот километров до дома.

Ребята мы, скажем так, не слабые,  но даже для нас физические и психологические нагрузки в эти дни были под завязку, до галлюцинаций...  Однажды я увидел просеку, которой... не было. Александр говорил, что видел среди леса... танки с фашистской свастикой. И когда мы в конце третьих суток, когда уже, казалось, ушли... в Сибирь, увидели среди тайги... дорожный знак ГАИ, указатель поворота, тоже думали, примлилось. Но, свернув налево, куда было указано, вышли... на мостик. Под ним струилась Вятка.



В ГОСТЯХ У ФИЛИНА

На Вятку мы вышли в семь сорок вечера в конце третьих суток похода. Это был примерно тридцать пятый километр реки от истока – расчетная точка. Позади остался таежный плен, и стервенеющие к ночи комары не могли омрачить счастья новой встречи с рекой – теперь уже навсегда.. Наша Вяточка, совсем еще «юная» речка шириной в этом месте метров пять или шесть, бойко петляла меж крутых бережков. И не нужно было больше таскать поклажу – завтра наконец-то «садимся» на воду.

Начиналась привычная для водника жизнь. Хотелось поскорее в палатку – вытянуть ноги и всласть отдохнуть. Но надо было еще найти место для лагеря и для завтрашней «верфи». Не сразу, но все же оно отыскалось – поляночка на крутом бережке. И когда, спустя часа два, после ужина и отбоя, лежа в шатре «Зимы» поверх спальника, я представил наш лагерь в этом бескрайнем таежном безлюдье, в царстве медведей и волков, где любая ночь может стать последней, подумал: есть же на свете фанатиков. Ибо нормальному человеку не объяснить, что влечет сюда. И не доказать, что погибнуть здесь от зверя шансов меньше, чем погибнуть в городе от пьяного шофера. Ибо здесь, а не в городе, место человеку.

Опускалась ночь. Над палаткой, над рекой, над тайгой окрест звенели комары. В высокой траве где-то там, за головой, заскрипел коростель. Умолк, перебежал, раздвигая узкой грудкой осоку, заскрипел где-то слева. Далеко-далеко, на том берегу, подал голос филин: «Фу-бу, фу-бу, шу-бу, шу-бу!». Зачем ему шубу? И так жарко. Надо спать.


В КАНЬОНЕ ТАЙГИ
Первый день водной экспедиции обычно уходит на строительство судна. На этот начальный этап с учетом длинного пешего участка мы взяли «обкатанный» уже на горных реках катамаран, и весь следующий день собирали его. И то, что получилось, могло вызвать восторг у самого искушенного туриста-водника. Три надувные гондолы длиной 3 метра 40 сантиметров из полиэтиленового рукава в чехлах из красного технического капрона общим весом всего... 9 килограммов и водоизмещением... 2,5 тонны, легкий каркас – и к вечеру судно было готово. Катамаран оказался изящен и легок и, когда его спустили на воду, грациозно, словно алая чаечка, заколыхался на волнах. В 6 часов 35 минут вечера 11 июня мы отчалили от берега, началась главная – водная – часть похода.

Впрочем, в этот вечер мы недолго наслаждались плаванием на катамаранчике. Вскоре пришлось доставать топоры, потом пилу, причаливать и лезть в воду. Потому что всю реку перегородил завал из елок, обглоданных осин и плавника. Добрый час мы пропиливались, прорубались, прогребались по фарватеру, пока не выбрались из западни. И пусть мы ждали, что таких завалов тут, в верховьях, будет достаточно, и опыт преодоления их уже был, но в первые дни топорами намахались. То подточенные и поваленные бобрами для запруд осины, то березы, подмытые весной и упавшие, то сосны, ощетинившиеся суками от берега до берега – везде думай, как пробраться-продраться-прорубиться. Но когда фарватер чист и вы скользите по течению, мерными гребками подгоняя ваше судно, можно отдохнуть и полюбоваться речкой.

Зная, как и большинство вятчан, нашу Вятку в среднем течении, мы были восхищены красотой этих мест здесь, в верховьях «серебряной реки». Подобно горным рекам в каменных каньонах, Вятка на первой сотне километров течет тоже в каньоне, но таежном. Здесь у нее сформированное русло, выложенное галечником, по которому она несет свои воды, словно в желобе. Четко очерченные берега. И по ним справа и слева к самому урезу воды подступает тайга – ели, березы, сосны, много рябины. И стенки эти кажутся столь высокими, а речка оттого кажется столь узенькой, что вас не покидает впечатление, будто вы плывете в нескончаемом извилистом каньоне. Поворотик следует за поворотиком, и они столь часты и круты, что сколько я ни старался снять на пленку хотя бы где-нибудь такой таежный каньончик, сделать это было просто невозможно.

Ранним утром в туманце рассвета, в полдень в слепящем блеске вод, вечером в закатных розово-желтых лучах, выхватывающих кусочки тайги и берегов, эти речные пейзажи совершенно изумительны и завораживают девственной прелестью. Никто из нас не ожидал увидеть здесь такой красоты, и приходили только сравнения с лучшими местами на знакомых по прежним путешествиям речках в Карелии да иногда – на Урале. Но туда – паломничество путешествующего люда, а здесь – вот оно, свое, родное!


ПОЧЕМУ ВЯТКА – ВЯТКА?

Почему удмурты назвали Вятку Вяткой – в переводе на русский «серебряной рекой»? Потому, должно быть, что течет и в верховьях, и у нас – много сотен километров – меж увалов. И откуда ни глянешь на нее с крутояров – от первой ли деревни Загарье, от Ежовых, с околицы Песковки, от других ли деревень, куда выходили на берег за продуктами, – отовсюду она блистает яркой ленточкой, серебрится на солнце средь голубой тайги.

И подумаешь тогда: умели же славяне селиться-оседать! Идешь по деревне, а вокруг до горизонта, сколь охватит глаз, бугрятся увалы, поля. Во все стороны света вольная воля, необъятность, безбрежность и бездонность небес такие, что замирает сердце. Не отсюда ли широта и щедрость, а с ними и... разудалость, бесшабашность российской натуры?! От них это – от предков!

А «серебряная река» петляет меж взгорий, то разливаясь на плесах, то сужаясь до ленточки меж островов. День похож на день. С утра допоздна, до ночных сумерек, часов по десять кряду вы машете веслом, «нагребая» километры. Вот узкая стремнина на перекате вдоль кустов, и надо приналечь, чтобы «вписаться» в протоку. Вот плес и встречный ветер – и опять надо налечь, чтобы не торчать среди реки на месте. Но пройден поворот, всхлопнул, напружился пятиметровый алый парус от виндсерфера, взятый на «пробу-обкатку», запел ветер в вантах, заворковали волны под гондолами – и тогда «суши весла» и наслаждайся полетом алой чаечки своей средь облаков в воде и в небе.

Когда изо дня в день идешь по реке, перед взором твоим открываются картины ее преображения. Принимая многочисленные ручьи и речушки, Вяточка становится все шире, полноводней. Все чаще то слева, то справа видишь косы из галечника, а затем и песчаные. Положе становятся берега. Все чаще отступает, раздается тайга, и все шире и привольней поляны и луга в пестром буйном разнотравье духовитого знойного летнего полдня. Так медленно речка преображается, будто из «девочки» в «девушку», и взрослеет...


ЧУВСТВО РОДИНЫ

Такие путешествия прекрасны еще тем, что пусть на краткое время, но ты остаешься наедине с тишиной и первозданностью природы. Вот старый бобер строит коммунизм в одной отдельно взятой заводи. Повалил две осины, делает запруду. При нашем появлении всплывает за корягой под берегом – из воды видны одни глаза-перископы. Минуту наблюдает за вами тихо, но вдруг нырок и – бух! хвостом-лопатой – на всю реку эхо покатилось. Испугать хочет. А после нас – лось. Вышел на берег, видит – дармовая осина на воде. Спустился, забрался в реку по рога, лакомится корой. И обед на халявку, и водный моцион.

Вот выводок утяток – частой строчкой из кустов. Хлопунцы, они еще не встали на крыло и изо всей своей слабой моченьки и в паническом страхе, вытянув шейки, улепетывают наискосок по воде в тальник. Мама-утка кидается в другую сторону, крякает призывно, отвлекает опасность.

Дятел-желна будит вас ранним утром дробным стуком. Высоко на сосне завтрак выколачивает – сухая кора на палатку сыплется. Вспорхнул, потянул в лес, кличет жалобно – нет жучков. Тоже свои проблемы с пропитанием. Длинноногий журавль на месте бывшей деревни. Прилетел поклевать галечки – очень полезно для пищеварения. Увидел людей, замер, наблюдая, подпрыгнул тяжело, планирует над полем. Сова выпорхнула в метре из травы – в гнезде семь маленьких беленьких яичек.

Из редкого ельничка на вырубке выскочил крупный серый заяц. Не боится, разглядывает нас – что за звери на двух ногах? Отвернулся, запрыгал неторопко по своим заячьим делам. В мелком березничке Михаил поймал ежа. Закатил его – колючий шар – в футболку, принес показать. Ежик оби-иделся! Недово-ольный – страсть! Зашипе-ел, зафы-ы-ыркал! Отпустили.

А вот Михайло Потапыч решил вырыть берлогу на бывшей лесосеке, под корнями уроненного ветром дерева. Место здесь высокое, да, видно, не сухое. Полберлоги вырыл, но, должно быть, шкуру подмочил. Бросил, ушел в другое место. Слазил я в берлогу к нему. Тесно и правда сыро, как бы – нет уюта. Хотя вид из берлоги на тайгу живописный.

Подобные встречи и ситуации, которыми полны дальние походы, оставляют приятные воспоминания. Мир велик и многообразен, и нескончаем круговорот жизни.


ЛЮДИ НА РЕКЕ

Недели путешествия по новым местам приносят впечатления совсем не «туристские». От встреч с людьми, загнанными жизнью, какую они сами же себе и создали.

Люди на реке живут в бедности и страхе. За две недели плавания мы видели не один десяток рыбаков. И на обычный в таких случаях вопрос, как клев, все, как один, не сговариваясь, – на двух сотнях километров Вятки! – отвечали, что они только пришли и только-только закинули удочки. Это оттого, что для большинства рыбалка при нынешней безработице и бедности – не развлечение, а добыча пропитания, и люди опасаются уже за своих ершей.

Рыбу ловят на что можно и чем можно. На поплавочные удочки, экраны и экранчики, бреднями, сетями. Перегораживают реку от берега до берега язами с мордами, сижами со сложными системами контроля и обнаружения добычи. Прибрежные озера, омутки, заливчики и ямы давно забиты местными Ваньками и Петьками. И рыбаки – отнюдь не только ребятня.

Вот пожилой военный в «резинке» выбирает длиннющую сеть. На вопрос, как отдыхается, выдает нечто совсем непечатное. Зарплаты не видит около года, «семья с голоду пухнет», но шикарная корейская сеть пуста. Вот две женщины в возрасте под пенсию цедят воду у берега тюлевой занавеской, барабаются, бедные, в грязи по пояс ради горсти мальков «в пирог загнуть». Вот мужик с двумя сыновьями-подростками – тоже без куска хлеба остался. Сыновья с берега мелочь ловят, а он строит яз – забор для морд через всю реку, стоит по пояс в воде и тешет топором здоровенный сосновый кол.

Река, впрочем, не кормит. Даже здесь, в верховьях, она уже основательно загажена сбросами с «номерных», то есть, секретных, заводов и комбинатов в Омутнинске, Восточном, Песковке.

В деревнях по берегам народ живет усадьбами. Колхозы еле дышат, работы нет, и человеку некуда отсюда податься. Жизнь замирает и умирает, и люди выкручиваются, как могут.



1999 г.
ОТ КИРСА ДО КИРОВА


ПОРТ ПРИПИСКИ – ПАРФЕНОВЫ

В понедельник, 22 июня 1998 года, ровно в 12 часов дня наша алая чаечка – парусный катамаран – ткнулась в берег у нового кирсинского автодорожного моста. Первый этап путешествия успешно завершился. За две недели мы прошли  265 километров, из которых 50 по тайге и 215 по воде – самый сложный участок общего четырехлетнего маршрута.

По приезде домой и подведении итогов практически сразу же стали готовиться ко второму этапу – от Кирса до Кирова; и остаток лета, осень, а также зима и весна уже 1999 года были порой напряженной работы по строительству нового судна. Оно было нужно по двум причинам. Первая: до Вятки мы занимались спортивным сплавом по категорийным горным рекам, и всякий раз у нас было новое судно, максимально отвечающее «требованиям» новой реки и специфике именно этого маршрута. Вторая: приближалось 120-летие со дня рождения нашего земляка, писателя-романтика Александра Грина, и хотелось попробовать воплотить в реальность его романтическую идею возможной рукотворности чуда, выраженную им литературным образом капитана Артура Грэя в повести-феерии «Алые  паруса», и построить... копию его галиота «Секрет» с полным морским парусным вооружением и пройти на ней остаток Вятки от Кирса, мимо Слободского, родного города Грина, мимо Кирова, с которым была связана его юность, – по всему нашему Вятскому краю – впервые за его многовековую историю.

Использованный нами в походе треугольный парус от виндсерфера показал себя очень эффективно – в иные дни мы «сушили весла» и шли под ветром. Однако в «таежных каньонах» верховий реки ветра «пролетали» в основном над тайгой и над нами. Но перед Кирсом берега стали «открываться», и самая пора была начать оснащать наше судно парусами. Однако стоило взяться за это совсем новое для нас дело, как сразу открылся ворох проблем чисто технического характера.

С «корпусом» особых забот не было: у нас имелись шесть надувных гондол общим водоизмещением около 5 тонн. Но требовалась новая, более совершенная система их  закачки, чтобы они максимально хорошо «держали» воздух. Надо было разрабатывать весь рангоут – систему мачт, рей, вант для их крепления, шкот для управления парусами на галсах – и чтобы все это было в техническом и эксплуатационном отношении максимально просто и легко управляемым, легко собиралось и разбиралось.

Больше хлопот было с парусами. Несколько недель рисовали разномасштабные трапеции будущих парусов, даже пустили в ход компьютер, однако все что-то не получалось, пока я не вспомнил  известное выражение... авиаконструктора Туполева: «Красивые самолеты красиво летают». А вспомнив, подумал, что, должно быть, красиво плавают красивые корабли. И... нарисовал в уменьшенном масштабе в фас стройную  и красивую фок-мачту с пятью парусами. Оставалось только... снять размеры и перенести их на лекала.

Шли недели, месяцы, и в деревне Парфеновы на берегу Вятки под Котельничем, где у меня дача, рождался корабль. К изготовлению специального такелажа пришлось привлечь знакомых. Швея «Дома торговли» Светлана Ложеницына шила паруса. Начальник базы строительного предприятия «Подряд», участник многих прежних совместных походов Александр Забалуев разрабатывал и варил узлы крепления рей. Учитель труда школы-интерната Леонард Грехов точил детали мачт. Предприниматель Виталий Князев помог с дюралюминием для самодельных весел, не отличающихся, впрочем, от заводских. Командир картографической части Генерального штаба Вооруженных Сил России полковник Александр Кузнецов оказал содействие в подготовке карт маршрута. И настал день лета уже 1999 года, когда водитель отдела социальной помощи районной администрации Юрий Глушков, погрузив нас и многочисленный скарб в старенький, видавший дороги автоклуб, повез нас за 400 километров в Кирс.


МОМЕНТ ИСТИНЫ

...Ночью подул крепкий норд-ост, долгожданный, в корму – фордевинд. Дохнул снежным холодом, сыпнул крупой. Спешный завтрак и сборы, погрузка. Отходим. Ставим все паруса, «ложимся» на курс. Валы волн в седых барашках обгоняют и плещут. Ровно шипят свинцово-пенные буруны из-под тугих носовых гондол. И пусть сегодня холодно-промозгло, однако как красиво идем! Узла четыре есть, даже с лишним! – это километров восемь в час.

Вот он – момент истины и праздник души, который готовили и ждали целый год! И вот оно, то судно, на котором нам идти «оставшуюся» тысячу с лишним километров, – двухмачтовая семипарусная бригантина, маленькая, но близкая к точной, копия морских судов такого класса. Водоизмещение – пять с лишним тонн. Впереди – фок-мачта с пятью парусами, поставить которые Саше Петрову – пять секунд. Перед ней – фок-штаг-стаксель – косой парус на бушприте, управляемый Татьяной Юдинцевой, «женщиной на корабле», вопреки предрассудкам  включенной в экипаж. Она – директор плавательного бассейна знаменитого в области и в России колхоза «Путь Ленина», в прошлом турист-водник, байдарочница. У нас с Михаилом Смышляевым – грот-стаксель, косой парус в гик-шкотах. Им ловить галфвинд и бакштаг – боковые ветра для галсового хода. И весь этот рангоут и такелаж, фок- и грот-ванты, грот-брам-фок-штаг, фалы и даже роджеры под клотиком – все, как на шхунах, бороздящих океаны, и об эти непривычные слуху названия того и гляди поломаешь язык. Но  хочется романтики и детства – алых парусов мечты о прекрасном.


ТАЕЖНЫЙ ТУПИК

Любой наш поход – всегда шаг в неизведанное.
В прошлом, 1998 году мы прошли самый первый и самый тяжелый участок – верховий. Нынешний, самый северный на Вятке, представлялся нам самым глухим. И вот он – сразу после Кирса. Справа и слева – тайга, глухомань на сотни верст. Населенные пункты редки. Старые деревни, забытые сплаврейды да брошенные зоны огромного ГУЛАГа. И люди здесь живут, как в другом мире. Для многих тут жизнь теперь – таежный тупик неизвестно какого века.

Годы перестройки лишили большинства былых примет цивилизации. От них остались разве моторные лодки, старые сети да еще водка. При редких встречах, с кем ни познакомишься, о жизни и правительстве говорят непечатно. И пытаются выжить, кто как может.

Анатолий Сапожников из Барановки и дядя его Михаил Сюткин срубили и поставили на мох добротный дом в лесной чащобе берега, не видный с воды. Живут рекой и тем, что дает тайга. Весной и летом – ягоды, грибы. Рыба. Ее – себе на стол. Зимой – зверь. Шкуры – на продажу. И многие так. Рыбу берут в основном весной, во время нереста, кто сколько успеет. Солят бочками. Растят скотину на забой, держат огороды.

Таких, как эти двое, в последнее время хорошо «обувают» залетные «купцы». Скупают за бесценок на вывоз все, что выращивается и добывается, – ягоды, грибы, ту же картошку. И продают. Где теперь тут взять «живые» деньги? Благо тайга родит всякое лето сам-сот. Бери, запасай, не ленись. На необъятные здешние болота, такие, как Оленьи рога, например, за клюквой из самой Удмуртии ездят. На машинах. Живут неделями.

Вспоминаю Илью Павловича Запольских из поселка Речного. 73 года, бывший токарь-фрезеровщик. Мы стоим среди ржавых теплоходов, которыми завален песчаный длинный берег, и он рассказывает, что «при коммунистах» их Поломский рейд и другие рейды и участки Верхне-Вятской сплавконторы брали из окрестной тайги до двух миллионов кубов леса. В плотах и молем его по притокам выводили в Вятку и гнали на фабрики и комбинаты, лесобазы и лесозаводы в Вересниках, Кирово-Чепецке, Мурыгино, Орлове, у нас в Котельниче, ниже по Вятке, шел лес и на Волгу. Тысячи людей жили лесом и кормились им – была работа. Сейчас все брошено-заброшено. За семнадцать дней похода на 370 километрах реки от Кирса до Кирова мы не видели ни одного рабочего катера, ни одного даже бакена у плесов, потому как они теперь не нужны. Эстакады и плотбища пусты.

Из лесных поселков: Речного, Дубровки, даже Подрезчихи, Полома – жизнь уходит. Остаются старики с картошкой на песке. Молодежь разъезжается.

...Много было встреч, много разговоров, как у всех нас, русских, «за жизнь». Кто виноват во всем? Что делать? О том, что с нами происходит... Я еще вернусь к ним. Но как же далеко и словно нереально кажется отсюда творящееся там, «на большой земле», в Кремле, в Госдуме – на Олимпе власти, во всем том грязном политическом театре! Как низко-преходяще это все в сравнении с вечной глубиной этих небес, переблеском вод в слепящем  солнце полудня, жарком дыхании сосновых боров!  Как быстро облетает здесь мишура ложных ценностей, и возвращаешься сердцем к простому, человеческому, изначальному.


«МИМО ОСТРОВА КРУТОГО...»

В походе никогда день на день не приходится, а на реке под парусом – километр на километр. Вот пройден поворот, курс – фордевинд, и южный крепкий зюйд давит в паруса. Опасно потрескивают мачты. Гик-шкоты и ванты, готовые лопнуть, жалобно звенят. Усталая команда «сушит весла», наслаждается скоростью, трепетом роджеров на мачтах и кликом белых чаек в небесной синеве. Но счастье скоротечно. Через четверть часа – новый поворот румбов на шестнадцать, и тот же зюйд из-за крутого острова со всей своей силой – прямо вам в нос! И надо срочно убирать паруса, хватать весла и грести, грести, чтобы не выбросило на мель или не загнало в прибрежные кусты.

Такими вот счастливыми и трудными часами наполнен был каждый день похода. И очень хотелось попутного ветра, чтобы больше идти под парусами. Но река не море, длинных галсов не заложишь, и держаться фарватера все равно, что идти по канату, – тонкая работа. Бригантина – судно, в принципе, морское, требует морской же школы управления, и несколько первых дней похода были для команды учебными. Накопленный опыт, конечно, пригодится.


«МИМО ГОРОДА БОЛЬШОГО...»

...Шел второй уже месяц на воде и седьмая сотня километров. И чем больше наблюдали мы Вятку, тем более крепло горькое недоумение. Красавица наша «серебряная река», любоваться которой не устанет глаз, все более и более представлялась рекой... почти мертвой. Да, по берегам – буйство красок лета. В ивняке и тальнике, на песках, на крутоярах – повсюду кипит звонкая жизнь: подрастает пернатая молодь, кормится, пробует вставать на крыло. А на воде и в воде...

На галечных ли отмелях, песчаных ли косах, где приставали поправить такелаж, нигде в ноги вам не ткнется пескарик и редко заметишь стайку мальков. Летит над омутами вечерняя бабка – целая метель в розовом закате, падает на воду, плывет, но редко-редко увидишь взбрызги польстившихся на нее сорожки, уклейки или голавлика. В утреннем туманце перед рассветом редко-редко встревожит тишину лещ или язь, голодная ли щука. Вот сонный окушок в траве у кочки завозился, сыпнула веером мелочь, и опять надолго – тишина и недвижность будто стеклянных текучих вод.

Река, как все реки, кормившая поколения, больше... хотел сказать – не кормит. Но и сказать, что кормит, язык не поворачивается. Да, берут рыбу, но больше в нерест, единицы, те, у кого лодки и сети. Ловят и сейчас, но опять же на «уду в клеточку». Но что это за ловля? На наших глазах двое на лодке сделали пять тоней бреднем по пескам. А улов такой, что сами же, добыв рыбешку из мотни, обратно в реку ее выбрасывали. Впрочем, у них же взяли перед этим пару килограммов на уху: стерлядь, щука, лещ, окуни. Значит, где-то все-таки добыли.

Поплавочники не в счет. Им «важен сам процесс», и они из удовольствия и по берегам да с лодок, с плотиков часами поплавки гипнотизируют на радость комарам. А казалось бы, где, как не на этом участке, между, например, Мулино и Лоевкой, и быть в Вятке рыбе нетронутой-непуганой. Что это за притча и за напасть такая на десятки и сотни километров?

Ответ на вопрос простой и жестокий.

–Вся река пробита электричеством, вся и многократно, – говорит сотрудник Нагорской милиции Николай Самоделкин, который с товарищем, тоже милиционером, Анатолием Куковякиным в день встречи с нами патрулировали на моторке на этом участке. – Бьют всю реку и все живое в ней беспощадно, и свои же, здешние, в том числе и нагорские, подрезчихинские.

–Это даже не хищничество, это – варварство, – добавляет Куковякин. – Ведь гибнет не столько рыба, которую оглушенной вылавливают сачками, сплавляясь по течению. Гибнет в огромных количествах малек. Если бы не это, рыбы всем бы хватило, даже если ловить сетями.

Как узнали мы позднее, рыбу бьют электротоком не только одиночки на лодках и катерах, которых в частном секторе все больше. Массово бьют ее и с теплоходов, выполняющих работы на здешних сплавучастках. Благо генераторы тока позволяют «простреливать» насквозь десятки, сотни метров.

Но все это «цветики» против того, что видишь, когда плывешь мимо города большого. Когда прошли Кирово-Чепецк с его знаменитым химкомбинатом, река на многие километры предстала нескончаемой сточной канавой. Грязно-бурая пена покрыла всю ее поверхность от берега до берега. По урезу вод у крутояров, по отмелям песков – вонючие рыжие хлопья с пузырями. В воду страшно заходить, а зашел – потом никакое мыло не берет густую маслянистую пленку на ногах.

Удивительная мы нация!

Мы бьем электротоком,  травим химией сами материальные основы бытия. Уничтожаем мир, часть которого – мы сами. Мир сбалансированный и ранимый настолько, что к вылупившемуся у меня на глазах сыночку трясогузки нельзя прикоснуться даже пальцем. И в то же время строим шикарные храмы во имя спасения души, как в Кирово-Чепецке.

Что это с нами случилось такое?..


«КРАСИВО СМОТРИТЕСЬ, РЕБЯТА!..»

...Жара и штиль. Ни ветерка. Обвисли паруса, и лень их убирать. Два солнца – с небес и с воды, отраженное, – жарят и морят, и клонит в сон. Гребешь машинально и опасаешься отключиться и выпасть за борт. Часам к пяти жара спадает, можно прийти в чувство и уже в удовольствие сделать километров десять-пятнадцать. В вечерней прохладе идти приятно, и на прямом плесе-перекате можно разогнать шхуну и доставить удовольствие и себе, и отдыхающим по берегам.

В этом походе нас много снимали и на фото, и на видео, разглядывали в бинокли и «брали интервью». Кричали с берегов: «Нормально-норма-ально! Или «Красиво смотритесь, ребята!» И никто не верил, что вся эта прелесть – бригантина с алыми парусами и бортами около восьми метров в длину и более шести в высоту – самодельная «от киля до клотика». Подходили на моторках, трогали руками тугие гондолы и паруса.

А еще в этом походе было много поэзии. В буквальном смысле.

–Татьяна Валерьевна, а не доставите ли вы нам удовольствие? – восклицал, бывало,  самый галантный в команде кавалер Саша Петров, и Татьяна Юдинцева, первая у нас женщина на корабле, отчего-то смущаясь, «так уж и быть» лезла в сумку за тетрадкой. Через минуту уже никто не греб, чтобы не мешать плеском весел, – и в вечерней сыреющей прохладе над Вяткой, над лугами окрест звучали стихи.


НА РОДИНЕ ГРИНА

В череде походных буден случаются и праздники. Нынче таким праздником стало посещение Слободского – родины великого земляка, писателя-романтика Александра Грина. Побывать здесь, прикоснуться к истокам творчества кумира многих юных читателей было одной из наших целей, и дня этого ждали с особым волнением.

20 июня 1999 года воскресным тихим вечером, когда уставшее за день солнце тонуло в знойном мареве заката и в лучах его в глубокой синеве небес блистали золотом кресты и купола древних церквей на крутых берегах, наша бригантина торжественно и гордо под всеми парусами подходила к городу. Причалили под Екатерининской церковью, где в прошлые века находилась пристань, принимавшая баржи с товарами и людом, – место, бывшее бойким и торговым.

На другой день утром, надев тельняшки, чтобы выглядеть командой, направились в город. Сопровождать нас вызвалась и с радостью взялась за обязанности экскурсовода известная в Слободском учительница, в недавнем прошлом преподаватель русского языка и литературы в ряде школ Нина Ивановна Копанева. Показала город, очень чистый и ухоженный, рассказала о сегодняшнем дне его и прошлом.

Рождением своим Слободской похож на многие города нашего Севера.

В самом начале ХVI века, а если точно – в 1505 году, российский государь Иван III жаловал воеводу Андрея Племянникова грамотой следующего содержания:

«Князь Великий Всея Руси Иван Васильевич пожаловал настоящей грамотой Андрея Ивановича Племянникова, в кормление ему, Слободским городком на Вятке, вместо прежнего воеводы Замятни Константина Сабурова. И вы, все люди того городка, чтите его и слушайте, а он вас ведает, и судит, и блюдет, и ходит у вас по старой пошлине, как было преж сего».

Эту дату и считают пока годом основания Слободского, одного из городов земли Вятской, возникшего при заселении здешних земель устюжанами с Северо-Запада России.

Надо думать, воевода Племянников был весьма горд милостью Ивана Грозного. Удобный берег большой реки, перекресток многих торговых трактов, близость к главному городу губернии – все это сулило новому воеводе сытное «кормление», а «Слободскому городку на Вятке» скорое развитие и богатство.

Был понедельник и выходной в музейно-выставочном центре, но директор его  Сергей Бушмакин и главный хранитель фондов Татьяна Долматова устроили специально для нас экскурсию и познакомили с экспозициями. Музей здесь прекрасный.

Коллекция фарфора из купеческих домов. Единственная в области и редкая в России коллекция деревянной храмовой скульптуры. Картинная галерея с коллекцией работ русских авангардистов начала ХХ века. Изделия народных промыслов. Купеческая комната. Во все вложены опыт, вкус, деньги и, конечно же, душа.

Отдельный раздел посвящен Александру Грину. Судьба его, человека и писателя, сродни многим судьбам российских талантов.


ОПАЛЬНЫЙ РОМАНТИК

Для царствующего двора не только в те века, но и во время значительно позднее земля Вятская оставалась местом ссылки многих непокорных и вольнодумцев. И так случилось, что именно сюда был сослан за причастность к польскому восстанию против царизма в 1863 году Степан Евзебиевич Гриневский. Не будучи особо образованным и по характеру безвольный, Степан Гриневский довольствовался местом бухгалтера в земской больнице и не в меру пил. Слабость к алкоголю имела и его жена, Анна Степановна Гриневская. В такой вот семье 23 августа 1880 года родился Александр Степанович Гриневский – впоследствии писатель-романтик  Александр Грин.

Жизнь его складывалась, впрочем, далеко не романтично. Вынужденный рано зарабатывать на хлеб, он с одиннадцати до пятнадцати лет был переписчиком, чертежником, переплетчиком, потом искал золото, рубил лес, работал на железной дороге, банщиком, «актером на выходах» в театре, служил в пехотном батальоне. Романтика тайны и самопожертвования увлекла его в связные-подпольщики и обернулась двумя годами тюрьмы строгого режима по доносу за революционную пропаганду.

Годы скитаний по России в пору экономических и социальных потрясений, принесенных новым, чуждым людской природе  строем, только усилили в мировосприятии зарождающегося писателя тоску по идеалу высокого и прекрасного. Именно этим обусловлено и пронизано его творчество – рассказы, повести и романы, многократно издававшиеся, в том числе и за рубежом. Среди героев их нет строителей социализма, и это не простила ему былая коммунистическая пропаганда. Даже в Большой Советской Энциклопедии, в томе 12, вышедшем еще при Сталине, Грину, писателю с мировым именем, посвящено всего 19 строк, в коих он представлен... буржуазным космополитом, мистиком, реакционером. Всю жизнь воспевавший красоту и величие человеческого духа, Александр Степанович удостоился оценки очернителя народа, «который предстает в его произведениях в виде темной, тупой и жестокой массы, не способной к творческой деятельности». А высокохудожественная проза, которой зачитывалось в юности не одно поколение, названа «занимательным повествованием, построенным на авантюрно-детективном сюжете». То есть  едва ли не бульварным чтивом. Ничего удивительного, впрочем. Топтать таланты у нас всегда умели.

К  «особо буржуазным и реакционным» отнесена, в частности, повесть-феерия «Алые паруса» – идейно-художественный символ всего жизнеутверждающего творчества писателя.


ПОД АЛЫМ ПАРУСОМ ЛЮБВИ

–Ты будешь большой, Ассоль. Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе. Корабль подойдет к самому берегу. Тогда ты увидишь храброго красивого принца: он будет стоять и протягивать к тебе руки.

–Здравствуй, Ассоль, – скажет он. – Далеко-далеко отсюда я увидел тебя во сне и приехал, чтобы увезти тебя навсегда в свое царство. И ты уедешь навсегда в блистательную страну...

Так говорил седовласый собиратель преданий и сказок Эгль маленькой девочке Ассоли, дочери старого моряка Лонгрена. И это случилось. Через семь лет Артур Грэй на трехмачтовом галиоте под алыми парусами приехал за ней…

Так в повести-феерии.

–Я делаю то, что существует как старинное предание о прекрасном-несбыточном и что, по существу, так же сбыточно и возможно. Я понял одну нехитрую истину. Она в том, чтобы делать так называемые чудеса своими руками... Что... наше начало – мое и Ассоль – останется нам навсегда в алом отблеске парусов, созданных глубиной сердца, знающего, что такое любовь.

В этих словах Артура Грэя – утверждение реальности мечты о прекрасном. И образы эти, и символика их живут в душах многих поколений читателей, по преимуществу юных, и остаются с ними на всю жизнь романтическим прекрасным началом. Потому до сих пор эти символы и образы так близки многим и принимаемы многими из тех, кого встречали мы в походе.

В память о писателе в центре города, на живописном крутом берегу молодые слобожане установили Гриновский парус. Бело-алая бетонная стела уже тридцать с лишним лет возвышается над Вяткой и над миром, напоминая всякому, кто сюда приходит, о том, что в прозе жизни есть место романтике и мечте о несбыточном, которое возможно. Мы возложили к подножию паруса букет самых лучших полевых цветов, собранных в окрестностях Слободского, полные чувства осознания, что этот наш поход по Вятке несет в себе пусть маленькую, но все же причастность к высоким идеалам его творчества.



2000 г.
ОТ КИРОВА ДО АРКУЛЯ

БОРТОВОЙ НОМЕР КК-5312

Тем летом 1999 года мы прошли 370 километров Вятки от Кирса до Кирова и причалили у автодорожного моста против Дымковской слободы. Главным итогом похода было, конечно, не «покорение» очередного участка реки, а то, что казавшаяся когда-то невообразимо глобальной романтическая идея «сказку сделать былью» приобретала весомую и зримую реальность.

Бригантина, – а именно к этому классу морских судов был всего ближе наш парусник, – по причине вятского мелководья не имевшая киля, роль которого вполне сносно выполняли шесть параллельно расположенных гондол, прекрасно показала себя на галсах при почти всегда боковых ветрах. Для довершения ее конструкции в окончательный изящно-стройный вид зимой, в межсезонье, мы сделали еще один блок парусов – для грот-мачты, которая вместе с носовым парусом – стакселем, передней фок-мачтой и задним парусом – бизанью образовали полное «оперение» барка. Появились к лету каплевидные гондолы, новая палуба, бортовые обтекатели носа, прочие технические новинки – и корабль наш совсем стал «похож» на трехмачтовый двенадцатипарусный галиот «Секрет» Артура Грэя.

Еще одна приятная новость. За месяц до выхода в третье плавание наше судно прошло официальную государственную регистрацию в Вятском речном пароходстве, техническое освидетельствование, получило судовой билет, бортовой номер и стало первым и единственным парусником в «семье» судов  вятского бассейна.

И настал долгожданный день конца июля, когда инженер по техническому снабжению колхоза «Искра», давний друг нашей команды Василий Гулин увез на «Газели» судно и нас со всем скарбом... на пляж против Дымковской слободы, к месту прошлогоднего финиша у моста. К третьему этапу экипаж пополнился. Кроме меня, Михаила Смышляева, Александра Петрова и Татьяны Юдинцевой, в плавании 2000 года от Кирова до Аркуля участвовали: учитель географии школы села Александровского Котельничского района Александр Бронников, оператор киностудии «Горизонт» Николай Корякин, начавший съемки фильма о путешествии, и студент факультета международной журналистики, сотрудник газеты «Международник» Московского государственного института международных отношений (МГИМО) (университет)  Министерства иностранных дел РФ, мой младший сын Ростислав.

День отплытия выдался ненастный, хотя дождь на старте – всегда добрый знак. Он собирался с утра и к обеду принялся накатывать перевалками, потом разошелся и сыпал уже долго и нудно до самой ночи. В седом ненастье неприютно и пустынно было на  обычно  многолюдном городском пляже, и мы, в насквозь промокших штормовках, голодные, до самой темноты собирали привезенную из Парфеновых бригантину.

 Дождь перестал перед самым отплытием, уже в одиннадцатом часу вечера. В чернильной тьме, усиливаемой блеском разноцветья дорожек от уличных фонарей и реклам большого города на водной глади, мы долго плутали по мелким протокам, пока не причалили на первую стоянку. Впереди были четыре с лишним сотни километров до Аркуля – реки знакомой, но всякий раз открываемой будто заново.


ОНИ БЫЛИ ПЕРВЫМИ

Городом на семи холмах называют образно Киров. О нем уже написано и сказано много. Однако есть в его истории даты и события великие и не очень, но достойные, чтоб вспомнить именно сейчас и в связи с уникальным нашим походом.

В этот,  2000-й,  год исполнилось 120 лет со дня рождения Александра Грина, нашего земляка, писателя-романтика, давшего миру произведения, которыми зачитывалось юношество. Это романы и повести «Золотая цепь», «Бегущая по волнам», «Джесси и Моргиана», «Дорога в никуда», «Алые паруса».

В мае 1861 года на берегу у тогдашнего города Вятки появился первый железный пароход купцов Чудиновских, Столбова и Куклина. Увидеть его, несмотря на сильный дождь в этот день, сбежался весь город, и случилась великая суматоха. Позднее на пароходах же вятчане впервые увидели диковинные... электрические лампочки.

В феврале 1906 года по городу проехал первый автомобиль. Газета «Вятская жизнь» так описывала это: «С хрипом, треском и стуком, выкидывая клубы дыма, идет смешной уродливый автомобиль. И на нем, спесиво развалившись, сидит любитель разных диковинок вятский купец Кузьма Лаптев. Лошади шарахаются в стороны, извозчики сворачивают в проулки. Одна лошадь опрокинула сани и выбросила в снег двух дам, о чем было заявлено полиции. Но полиция не осмелилась задержать такую видную особу, как Кузьма Лаптев». О случае заявлено было губернатору. Лаптева за диковинный его автомобиль высмеивали в местной прессе в фельетонах, обвиняли в дружбе с дьяволом и хотели привлечь к суду.

20 июля 1911 года над Вяткой пролетел первый самолет. В этот день, как писали газеты, закрылись все магазины и лавки, город совершенно опустел, и не менее десяти тысяч горожан сплошной массой расположились у загородного сада, чтобы увидеть человека-птицу. Из-за порывистого северного ветра показательный полет едва не сорвался, но авиатор Васильев наконец поднял свой аппарат в воздух и под крики «ура» и гром аплодисментов описал восьмерку над городом, садом с глазеющей публикой и колокольней кладбищенской церкви.

Хочется надеяться, что и наш поход войдет в историю Вятки, как первое плавание на парусной бригантине по всей реке от самого истока ее до устья.


ГРОЗА

Третий год нам очень везло с погодой. Дни стояли жаркие и ветреные. Но хотелось уже шторма – «боевого крещения», и боги вняли. Перед Истобенском (в Оричевском районе), старинным селом, где планировали сделать остановку и полюбоваться древним храмом, надвинулась туча, заполнила небо густой синевой от края до края, дохнула сырым холодом – разразилась гроза.

Ливень хлестал, будто разверзлись небеса. Косой порывистый ветер трепал и давил в паруса на реях, свистал в напрягшихся струнами вантах. Гром трещал, и молнии блистали, заливая весь мир голубоватым светом. Казалось, сам Зевс, царь богов и людей, громовержец и тучегонитель, решил устроить нам испытание. Сидя на руле и с трудом удерживая шхуну на галсе в мощном бакштаге, со страхом гляжу, как накренились, изогнулись дугами мачты, как весь такелаж – на пределе, и, кажется, вот-вот...

Однако и к счастью, кораблекрушения не случилось. Значит, не зря потрачены годы на расчеты конструкции с запасом прочности, с учетом опыта прошлых походов. Средь ливня и волн, шипящих пеной грив, корабль скользит красиво и скоро, с заметным креном и немного боком, но в фарватере, и сквозь свинцовую стену дождя неясно видно, как проплывает мимо далекий берег с истобенскими крышами и возвышающейся над ними церковью.

Постепенно гроза миновала, дождь перестал, выглянуло солнце. Стало тихо и тепло. Мы пристали к берегу пообедать тем, что оставалось от завтрака и, обсуждая «штормовой экзамен», который только что выдержали с честью, сошлись во мнении, а почему бы после Вятки не махнуть, скажем... на ближайшее море?


ИЗ ГЛУБИНЫ ВЕКОВ

В каждом походе есть своя изюминка. На этот раз ее «подарил» нам, а еще раньше, в 1933 году, – всему миру, гидрогеолог С. Г. Каштанов. Тогда он нашел на берегу Вятки сразу два скелета древних рептилий – парейазавров, живших здесь 255 миллионов лет назад. Такие находки были еще в конце прошлого века на Малой Северной Двине, но у нас скелеты сохранились лучше, а некоторые остались почти целыми.

Сейчас это местонахождение древних животных известно во всем мире. Палеонтологи России и многих стран ведут здесь раскопки, изучают древнюю фауну. Когда мы шли мимо деревни Боровики полутора десятками километров ниже Котельнича, взяли на борт моего сына Александра, тогда нештатного сотрудника здешнего палеонтологического музея, и он устроил «плавучий лекторий». Мы «сушили весла» в дрейфе вдоль берега и слушали его рассказ о ходе раскопок, научном освоении этого редкого на планете кладбища доисторических животных. Потом он предложил пристать к берегу и показал в глинистой круче окаменелые кости передних лап парейазавра, обнаруженные на днях.

Путешествие в историю на этом не кончилось. Новый член экипажа Александр Бронников прочел нам в дни этого похода целый курс по  древней флоре и фауне Вятского края.

Оказывается, задолго до появления парейазавров, в каменноугольный, а потом пермский период палеозойской эры, на месте, где мы, вятчане, живем, простиралось огромное теплое море, по берегам которого были могучие леса, не похожие на современные. Потом оно стало мелеть, оставляя заливы, лагуны и озера. Менялся климат, рождался, видоизменялся растительный и животный мир. Следы его до сих пор находят, в том числе и на берегах Вятки. Вдохновляемые Александром, мы, причаливая к берегу на обед или по другим причинам, пускались на поиски этих «следов» на каменистых отмелях. И не зря.

В Советском районе нашли окаменелые фрагменты морской лилии – мелкого животного, а также камешки с отпечатками ракушек – брахиоподов и мшанок – колониальных животных с известковым скелетом, похожих на кустики растений. Они пополнили нынче мою коллекцию «сувениров истории», которую собираю уже много лет в походах.

Исследователи геологического прошлого нашей области Петр Иванович Кротов, Николай Григорьевич Кассин, другие ученые нашли в Нагорском и Советском районах и описали немало остатков древней флоры и фауны. В частности, каламитов – деревьев, похожих на  хвощи, лепидодендронов, поднимавших свои кроны на двадцати-тридцатиметровую высоту, папоротников и папоротниковидных растений кладофлебисов и темноптерисов, ископаемых раковин физулин, из которых складывались потом пласты известняка, пластинчато-жаберных моллюсков вроде схидозусов, от которых произошли, должно быть, дошедшие до нас и во множестве встречающиеся в реках мидии, в просторечии – ракушки. Жили в теплых водах, которые плескались над нами, между прочим, и акулы с довольно сильно развитым мозгом и способностью к быстрому передвижению.

По словам Александра, в 1999 году у деревни Боровики обнаружена уникальная с научной точки зрения находка – фрагмент черепа очень маленькой особи парейазавра. Возможно, парейазаврик погиб еще в эмбриональном состоянии. Сейчас в Германии впервые вышло научное описание этой особи. Еще одна важная находка того сезона – полный скелет зверообразной рептилии тероцефала. Тоже пока единственный в мире. Хотя отдельные черепа и фрагменты скелетов ученые находили и ранее.


«СЕМЬ ФУТОВ ПОД КИЛЕМ!..»
 
Перед каждым походом, помимо технических, главные заботы – о погоде и ветрах. Август не июль – лето на закате, и не хотелось холода и сырости. Но Нептун и Борей – наши главные боги – опять подтвердили, что мы у них в любимчиках. Перепадали дождики, но было тепло и даже жарко, хочешь – загорай.

В знойные дни, когда с прибрежных полей попутный суховей несет запах хлебов, на шхуне наступает пора неги и безделья. Брошены весла, команда отдыхает. Кто тянет чаек из запаса от завтрака, кто хрустит подсоленным сухариком. Саша Бронников – наш бард с редким поэтическим талантом песенника – поет что-то грустное под гитару про туманы и тайгу. Мощно и упруго давит крепкий бакштаг. Удерживаемая рулевым на галсе, бригантина весело скользит по безбрежной шири вод со скоростью узлов, наверно, под пять – и громада двенадцати алых парусов на трех мачтах торжественно и гордо плывет в необъятной лазури среди облаков в слепящем блеске полдня. Вот они – мгновения истины и счастья, которых ждешь весь год и желаешь так страстно.

Нынче мы шли в основном на юг, и чем ниже спускались, тем шире и привольней становилась наша красавица Вятка. Тем больше открывала команде возможностей использовать морские приемы вождения судна, управлять парусами и мачтами. Главное – опять повезло с ветрами. Дули в основном попутные северные и северо-западные, и потому мы обычно перекрывали 30-километровую суточную норму. А когда шли по «Вятской Швейцарии» – Советскому району, были два дня с рекордами – по 45 и 46 километров. Любуясь изящным полетом бригантины над вятской волной, рыбаки и отдыхающие неизменно желали нам уже привычного:

-Семь футов под килем вам, ребята!


ПРЕДАНИЯ СТАРИНЫ

Каждый наш поход ценен открытием доселе непознанного, изначального. А нынешний в особенности подобен был многодневному экскурсу в предания старины еще и потому, что маршрут пролегал в местах «исторического водораздела».

Если нагорские и даже слободские земли колонизировали когда-то северяне, выходцы с земель Великого Устюга, то места ниже Хлынова (нынешнего Кирова) – в основном южане, жители нижегородской, владимиро-суздальской и новгородской земель. Гонимые татарами, бояре и купцы, священники и монахи, крестьяне и ремесленники уже в конце ХIV века поднимались по Волге, Каме, Вятке и их притокам в наши места, селились и строили свою независимую «Вятскую республику». Именно к этим временам относится возникновение на Вятке многих древних поселений. И всякий день похода нынче – как глава, и что ни километр реки – то и страничка богатейшей на события местной истории.

Вот село Истобенск, от роду которому около шестисот лет. Здесь зародился гармонный вятский промысел, отсюда пошла слава о местных соленых огурцах. Но более того оно известности стяжало с возникновением и развитием речного флота, когда сотни отходников отправлялись по весне на Урал и в Сибирь, работали на товарном и пассажирском флоте сначала бурлаками, а позднее – водоливами, матросами, лоцманами и капитанами на Каме, Волге, Северной Двине, но более всего на реках за Уралом: Оби, Иртыше, Енисее, Лене и даже на Амуре. Еще с 70 – 80-х годов прошлого века на «флотские заработки» из здешней волости уходили на лето до 1500 человек, в том числе треть – из самого Истобенска. Многие по осени возвращались при деньгах, и село традиционно было крепким и зажиточным.

Будучи одним из опорных пунктов колонизации Вятского края, село далеко по реке вверх и вниз простирало хозяйственные связи. Самые богатые истобяне имели луговые, рыбные, охотничьи, бортные и другие угодья под Орловом, у нас под Котельничем – до Разбойного Бора. Так вот, в связи с этим одна «страничка» истории, связанная со здешним Павловским лугом.

Истобенский помещик Петр Яковлевич Сухово, участник войны против Казанского ханства в 1551– 1552 годах, вернувшись на родину, написал челобитную Ивану Грозному и получил от него за военные заслуги жалованную грамоту на этот луг – бывшее владение умершего котельничанина Павлика Борисова и его сына Митьки. Рыбные ловли на Вятке и озерах, луговые пожни и сенные покосы, пашни, бобровые гоны, места бортничества и охоты в лесах – все это сделало его и сыновей богатыми помещиками. И существует целое предание, как на протяжении нескольких поколений богатые земли эти переходили из рук в руки в междоусобицах.

О Разбойном Боре – особый сказ. Много связанных с ним легенд осталось  после тех времен, когда в Котельниче бывали Алексеевские ярмарки. Немало мифов, преданий и легенд повествует о зверствах здешних разбойников. И что ни село, что ни деревня по берегу – то и сказы о «делах минувших дней».

Тот же Буйский перевоз, что в Уржумском районе. Не один век это место на тракте, ведущем из южных губерний на Вятку, было бойким и торговым. Большая пристань, множество складов для продовольствия и ремесленного товара, лавки и конторы – все подчинено было торговле и деловому обороту. Сейчас с кем из местных ни поговоришь о былом, посмеиваются – не всякий те времена помнит. И от самой деревни – «полтора дома да название».

Зато красавец-мост органично вписывается в здешний чарующий душу пейзаж. Недаром еще в средине  ХIХ века какой-то поэт из забытых по фамилии Золотницкий писал в поэме об этих местах:

Нередко летнею порою
В вечерний час издалека
Вам представляется река
Широкой лентой голубою.
Вблизи блестит она стеклом,
Ее теченье видеть трудно,
Как бы заснула непробудно
Глубоким безмятежным сном.
Вода недвижна, не струится,
И в это зеркало глядится
Безоблачный небесный свод.


ЧАЙКИ НАД КЛОТИКОМ

Всякая река живет своей жизнью. И когда долго плывешь по ней, становишься невольным очевидцем событий в череде буден ее обитателей. Над просторами вод в поднебесье, на песчаных косах, в прибрежных камышах, на плесах-перекатах, в безмолвии омутов – везде особый мир, пусть и «братьев наших меньших», с теми же заботами, что и у нас, – о прокорме, потомстве, выживании.

Вот чайки. В первых числах августа у них уже птенцы. Посильней – пытаются вставать на крыло, послабей да поленивей – бегают по отмелям. Одного такого поймали руками. Жалобно куликал и больно клевался. Пониже по течению и поюжней – молодь уверенно летает над рекой в сопровождении родителей. Стоит последним «отвернуться», как крылатые юнцы тут же планируют на берег – отдохнуть. И тогда налетает «коршуном» мама, начинает кричать на всю реку – ругаться, а решительный и строгий «папа» подвернувшемуся чаду – иной раз и в голову клювом! Не сидите, тренируйтесь, готовьтесь к жизни: впереди зима! Еще южнее – молодежь уже уверенно снует над волнами, а родители, поймав рыбку, учат отроков принимать добычу из клюва в клюв на лету. Ловко получается!

Ниже Нургушского заповедника появляются цапли – пернатые жители южных широт. Изящные и стройные, в малозаметных серых «фраках», недвижно стоят они на тонких ножках среди песков, чутко провожают тебя зорким взглядом. Чуть что – снимаются пугливо, планируют на длинных узких крыльях дальще от опасности. Черные коршуны, сменяя друг друга, целыми днями то висят недвижно, то плавают кругами в небесной вышине.


АРКУЛЬСКИЙ ПОРТ

В этом, 2000-м году, мы прошли, как планировали, 410 километров от Кирова до Аркуля. 12 августа погожим летним утром наша бригантина курсом фордевинд торжественно и гордо входила в Аркульский порт. Навстречу за минуту до нас от причала отвалил и взял курс домой высокий белый котельничский красавец-теплоход «Баку», приветствовавший земляков на бригантине гудком. Мы разошлись солидно и уважая друг друга, оба приняв вправо по своему курсу.

Третий этап путешествия закончился. Весь день мы разбирали свой парусник и с любезного позволения директора Аркульского речного училища Елены Ивановны Маныловой, «консервировали» и устраивали его на зиму, отдав на попечение будущим юным капитанам и штурманам.

4 августа 2001 года мы вновь приехали сюда, чтобы пройти последний участок Вятки длиной 279 километров и еще 3 километра по Каме до знаменитой пристани Соколки, где раньше кончались вятские пароходные пути.



2001 г.
ОТ АРКУЛЯ ДО УСТЬЯ


БЕЛАЯ НОЧЬ

Дождь на старте – добрый знак. Он шел весь день 4 августа, пока ехали в Аркуль, и весь следующий день, когда, промерзшие на северном ветру, мы готовили бригантину к отплытию. Двенадцать долгих месяцев после прошлого похода юные речники и их наставники из Аркульского речного училища берегли наш корабль, и 5 августа вечером в розовеющих лучах предзакатного солнца наша шхуна с попутным ветром вышла из порта на голубую гладь реки и легла на курс к Каме. Праздник, который готовили целый год, начался, и Вятка-красавица подарила нам чудную белую первую ночь.

Вглядитесь в нее!

Над сосновым бором – огромная луна. В широкой сияющей дорожке от нее на сонной глади вод плавится рыба – блистают переливами, расходятся и гаснут в чернильной тьме кружочки волн. Облака над рекой в серебристых коронах, и светло кругом, словно днем. Над шатром палатки – Большая Медведица, и искры костра золотыми змейками вьются ввысь, к Полярной звезде...


ВСЕМУ СВЕТУ КРАЙ

В эти минуты приятно лежать после ужина на коврике в траве, глядеть на огонь и слушать бесконечные песни под гитару Саши Бронникова. О крутых порогах, о дождях, о непокоренных кем-то вершинах. И думать – любят на Руси романтиков. И слагают о них песни. Например, такие:

Он поведал нам про свободушку
И собрался в путь, во дороженьку.
Помогал ему весь народ честной.
Оттолкнули мы челн Эдмундова,
Полетел челнок быстрой чайкою,
Вниз по Каме летел ночью темною...

Это о Дзержинском, «железном Феликсе» – туристе-воднике по необходимости в пору побега его из ссылки. Мелкопоместный польский шляхтич по родителям, он бы, наверное, стал нормальным паном, если бы в юности не попал под дурное влияние «улицы» и не связался с  нехорошей компанией. Она и увлекла его гоняться за призраком... коммунизма, который «по Европе рыскал, уходил и вновь маячил в отдаленьи». И позднее в друзья себе выбирал таких же фанатиков. Не от туризма, а... утопизма. Дружки-то до опалы его и довели.

В 21 год царь сослал его в Нолинск и велел на местной фабрике набивать махоркой папиросы – дабы привить любовь хоть к какому-то полезному труду. Но при зарплате 6 рублей в месяц поневоле на баррикады потянет, и Феликс продолжал мутить народ. И вполне возможно, что именно здесь, под раскидистым дубом, у костра под луной ведал наивному люду «про свободушку», звал на борьбу, чтобы не было богатых. Вот тогда и увезли его в Кай – всему свету край, что на севере Вятки, откуда он вскоре вниз по Каме ночью по порогам – на челне?! – и рванул в Варшаву. Век с лишним назад было, а слава до сих пор.

Вообще говоря, места по югу Вятки богаты на события того переворота.

Вот село Гоньба на 168-м километре реки от устья по правому берегу. Рассказывают, что в позапрошлом веке все окрест принадлежало помещику Граве, жившему в двух больших домах на отшибе. Последний отпрыск его, сын Николай Граве, служил адъютантом у великого князя Николая Романова, внука царя Николая I, и отличался такой свирепостью, что до смерти запарывал крестьян на конюшне.

В дни октябрьского переворота в 1917 году Граве исчез и вернулся сюда через год уже с Колчаком воевать против красных во главе большого отряда. Трижды штурмовал Граве село, два дня палил по нему из всех пушек, приказав пушкарям не стрелять в свои дома в надежде вернуться. Три дня село горело, и остались от него только господские дома на пепелище. Но подоспели на пароходах красные, разбили отряд Граве – и след его простыл. Через несколько дней из господского леса гоньбинцы стали рубить избы, а в барских домах устроили школу.

На пристани Цепочкино вам с гордостью расскажут о великом земляке, «мальчике из Уржума» Сергее Кострикове под псевдонимом Киров. В Вятских Полянах – о 28-й Азинской дивизии, защищавшей от Колчаковцев во время революции тракты и железную дорогу на Казань, Нижний Новгорд и Москву.


РЫБНЫЙ ДЕНЬ

Разговор о рыбе и рыбалке отдельный. Как любая река, Вятка всегда кормила живущих по ее берегам. Но и сейчас рыба в Вятке есть. И чем ниже по течению, тем больше. Рыболовецкая бригада пищекомбината в Советске поставляет летом на прилавок своего магазина – каждый день! – до 100 килограммов жереха, щуки, леща, толстолобика. Бригадир Н. Ефремов рассказывал, что нынче в июле тот же толстолобик шел в сети вообще рекордный. Вместо привычного на 6 – 7 килограммов  попал 13-килограммовый, а через день – на 26!

Быть на реке и без рыбы?! В походе мы вообще рыбачили мало. Если сетью – проблемы с лицензией, а на удочку – так, развлекалка. Но 8 августа стало настоящим «рыбным днем». С утра Ростислав с Сашей Бронниковым дергали мелочь на кузнечиков. Миша Смышляев отправился в луга и принес... метровый кукан щурят и  трех внушительных карасей – наловил руками в  мелкой озеринке, которая буквально кишела рыбой. Когда прошли восторги, все кинулись на ловлю и принесли... почти ведро рыбы – те же щучки и караси.

День выдался жаркий, надо было «спасать» добычу – чистить да подсаливать, а тут на песках, повыше нашего лагеря, появилась рыболовецкая бригада одного из уржумских предприятий. Пошли поглядеть, помочь вытащить сети. Тонь оказалась вполне уловистой: десятков пять приличных подлещиков и... сазан на 5 килограммов! Сильный, красивый в блеске крупной чешуи! – и с ним стали все фотографироваться. Сазан, как известно, рыба «подзаконная», на прилавок его нельзя, и нам его продали, да еще подарили трех лещей.

Рыбы получилась целая гора, и всей командой потом ее чистили. Сазан оказался жирен, как поросенок. На вечерней ухе он просто таял во рту. Икры из него вынули – литровую банку, подсолили и  пустили потом на бутерброды. После этого два дня в меню экипажа была только уха, а мелочь вялилась на шнурах по бортам, и ею лакомились вволю, кто хотел.


«НА ЭТО МЕСТО УЖ НЕТУ КАРТЫ...»

Когда прошли Вятские Поляны, все стали ждать границу области. Пересечь ее – для экспедиции момент, конечно, исторический. Но где  ее увидишь? И вообще обозначена ли она как-нибудь? Ведь Вятский край не самостийная держава, и три богатыря с дозором – тут едва ли... Но хранитель и попутчик наш– бог ветров Борей – «указал», где надо причалить. В середине дня 13 августа он вдул нам прямо в нос левентик баллов в пять, такой, что грести против него не было мочи, и мы причалили, чтобы, кстати, пообедать, и вышли... как раз на границу области, и это была самая южная ее точка.

Тут смешанный лес. Несколько старых лип в два обхвата «выходят» к берегу. К стволам их на уровне вашего роста привязаны проволокой несколько бревен, которые спускаются к воде в виде забора. Такая же проволока уходит дальше в лес. Вот и вся граница. Немногие бывали тут, надо полагать. И мы, доедая подогретый завтрак, поздравляли друг друга, полные гордых чувств первопроходцев.


В ГОСТИ К ШАЙМИЕВУ

Между прочим, это место на реке примечательно и другим. Здесь сошлись границы трех «государств»: нашей области, Удмуртии и Татарстана. Татария – «чужой двор», и по законам вежливости нужно было представиться хозяину – господину президенту Минтимеру Шаймиеву. Пообедав, мы к нему в гости и двинули. Благо ханский дворец – рукой подать, прямо против нас, на том берегу.

Берег здесь самый высокий на Вятке – 100 метров крутизны, поросшей соснами и елями. На самом верху, под облаками, куда не всякая птица поднимется, – крыши с башенками. Это и есть президентская дача, на подходе к которой еще с утра дважды подлетали  к нам в тучах брызг на скутерах со 130-сильными японскими «Меркуриями» крепкие бритоголовые ребята – явно из охраны. Обычные вопросы – откуда-куда-зачем – и доклад «на вахту» по мобильнику...

Спустившись пониже и причалив, взяли аппаратуру и пошли «в гости». Грунтовая дорога, аккуратно опаханная, круто поднимается меж убранных полей. Вот мы и наверху. Просторы открываются отсюда необозримые. Слева – Вятский край, справа – Татарстан. Дача вблизи, впрочем, не впечатляет – не президентского размаха. За низеньким металлическим забором одноэтажный, из красного кирпича, дом 15 на 15 метров в плане. А вот мансарда – в три уровня. И на каждом – верандочки-террасочки для отдыха и любования окрестностями. Все обшито обычной фальцовкой, выкрашено желтой и зеленой краской. Во дворе, впрочем, пара скутеров, катер, водные велосипеды.

Как сказали местные из деревни на реке, сам Шаймиев появляется здесь редко. Чаще прилетают на вертолетах министры и родня. Развлекаются и отдыхают в основном в купальне, стилизованной под огромный красно-белый татарский шатер, установленный на песчаной косе выше линии границы, на нашей территории. Здесь же, у песков, рубленная из осины русская баня и раздевалка на понтонах, чтобы с полка можно было распаренному сигать прямо в вятскую волну.

На лай собак при нашем появлении из гаража вышел сторож Федя, огненно-рыжий мужик средних лет. Опасаясь международного скандала, я попросил у него разрешения сфотографировать дачу для будущей фотокниги, но Федя решительно отказал. Вот и приходится описывать словами.

С этого дня вятская часть путешествия закончилась, впереди была Татария.


КОРОЛЕВА НАРОДА МАРИ

Нынешний поход был особенно богат на встречи с людьми, красивыми душой.

Разве забудешь встречу с моряком Сергеем Григорьевичем Вагановым! Служил на эсминце № 777 в бухте Золотой Рог. Старшина второй статьи. Любовь к морю пронес через всю жизнь. И сейчас, на пенсии, он – капитан судна в «порту приписки» Цепочкино. Служба у него очень ответственная: перевозить на моторке доярок и косцов здешнего колхоза на другой берег.

Он очень любит свою должность и службу. Всегда собран, подтянут и строг. И помнит законы морского братства. Когда мы, подняв все двенадцать парусов, выходили из Цепочкино,  капитан Ваганов запустил двигатели своего судна, дал «самый малый вперед» и, держа дистанцию слева по корме, проводил нас до границы своей акватории. При этом он почтительно снял и положил на колено морскую фуражку, принял торжественно-прощальную позу – и вольный ветер с юга играл локонами волос его, такими же седыми, как волны от форштевня его «эсминца».

А вот марийская деревня Тюм-Тюм на 225-м километре Вятки. В переводе на русский – «корни дуба». Почти все жители здесь – марийцы. И живут своим миром и укладом. Был теплый летний вечер. Мужики, как у нас, курили у домов на лавочках, бабы хлопотали по хозяйству. С одной из них, вышедшей загнать в ограду уток, познакомились.

Раиса Ивановна Альдимирова – пенсионерка. Всю жизнь проработала в местном колхозе телятницей и ездовой на лошади. Но в здешней округе и Уржумском районе знают ее как артистку марийского национального фольклорного ансамбля. В составе его она объехала с концертами половину бывшего Советского Союза. Ей аплодировали в огромных залах нынешнего ближнего зарубежья, и я не удержался от соблазна и попросил ее надеть марийский национальный костюм. Она согласилась, ушла в дом, а потом... выплыла на зеленый лужок из ограды в полном убранстве, вся в серебре монет и блеске бисера. И как преобразилась вся! Как засветилось теплом и счастьем лицо ее!  Как наполнилась царственным достоинством поступь! И вся она была в эту минуту словно королева народа Мари...


СТЕНЬКИ РАЗИНА ЧЕЛНЫ...

И опять – в историю. Встречи с ней были особенно часты нынче, поскольку места по югу Вятки богаты на события масштаба российского.

В 1774 году здесь, через малмыжские земли, прошли отряды Емельяна Пугачева. По каким именно местам лежал их путь, неизвестно. Но несколько кремневых ружей, найденных в округе и неподалеку от нынешней Сосновки что под Вятскими Полянами, относят, без сомнения, к эпохе Пугачева.
Из здешних мест, точнее, из деревни Заструги, родом другая легендарная  личность. Это Василий Федорович Бабушкин. Тот самый матрос Бабушкин, о котором рассказывали нам еще в школе. Русский богатырь необычайной силы, он в годы русско-японской войны храбро сражался в битве при Порт-Артуре в составе первой эскадры на крейсере «Боян». О подвигах матроса Федора Бабушкина и даже исторической роли его личности рассказывает Новиков-Прибой в своем знаменитом романе «Цусима».

В самом устье Вятки, в месте, где она влилась в Каму, по правому берегу есть овраг Степана Разина. Про «расписные челны» его, что выплывают «из-за острова на стрежень»,  миллионы россиян до сих пор поют, как подопьют в каком-нибудь застолье. Но спросите любого из местных жителей, и вам расскажут, что Стенька Разин далеко и не только тем знаменит был, что персидских княжон выбрасывал за борт «в набежавшую волну». Грозный атаман в пору его бунта стоял одно время со своим войском, поджидал купцов на судах, плывущих на ярмарки,  и обирал до нитки. И вовсе не из принципа «делиться надо», как у нынешних рэкетиров, а по законам бандитской справедливости: награбленное раздавал бедным.

Было это – боже мой когда, но до сих пор жителей деревни Грахань, что в самом устье Вятки на краю Граханских гор, называют уважительно «разинцы».


ПОТОМКИ ГАРАЙ-ХАНА

Между прочим, «разинцы», с которыми мы познакомились на лодочном причале под деревней, приятно удивили тем, что помнят, откуда они «есть-пошли». Николай Торопов, в годах уже мужик, и соседка его, «наискосок через два дома», дополняя друг друга, принялись... будить воспоминания моего детства.

В пору увлечения историей прочел я довольно толстый роман «Звезды над Самаркандом», кажется, Сергея Смирнова. Он – об империи Тамерлана, великого эмира и полководца Средней Азии конца ХIV – начала ХV века. Этот ненасытный завоеватель в жизни только тем и занимался, что греб под себя власть и создал огромное государство, включавшее, помимо многих исчезнувших, нынче существующие Афганистан, Иран, Ирак и все республики Закавказья. Отличаясь неимоверной жестокостью, он огнем и мечом подчинял себе земли. Гонимые смерчем смерти с юга,  татары из разоренного им города Булгара вынуждены были искать места для проживания на севере. Именно тогда на семнадцатом километре Вятки возник город Мамадыш, а в устье «забил место» Гарай-хан – сын одного из татарских ханов, посланный сюда отцом, чтобы  взять «в кормление себе» рыбные богатства двух рек и тайги. От имени его и название деревни Грахань и Граханских гор по правому берегу – череды высоких и голых увалов.

Теперь Мамадыш – районный центр,  красивейший ухоженный городок. И вообще, когда едешь по Татарии, впечатление такое, будто смерч перестройки конца минувшего века прошел верхом и пожалел соседей. В городах, поселках, деревнях – везде строительство. Возводят шикарные капитальные дома с полным набором хозяйственных построек по красивым индивидуальным проектам. Да не в нашем славянском понимании капитальные, а в восточном – «а-ля ханском». И ухоженность везде, культура будничного быта.

Среди необъятных полей Прикамья, повсюду, прямо средь спелой ржи черными журавлями на желтом – нефтяные «качалки» с резервуарами при них. И все работают, кивают дружно треугольными «головами», добывая из недр земных «черное золото» для республики.


ПЕРВЫЙ – ПОСЛЕДНИЙ

Наступил последний день похода. Последний километр в нашей экспедиции. Справа – Граханские горы, слева – острова дельты. И не охватить взглядом эту необъятность, безбрежность устья Вятки. Места, где вливаются воды ее в Каму на 1593-м километре от Волги.

Мы ждали этот день четыре долгих года и рисовали в воображении, как на последнем километре пути – на по-осле-едне-е-ем! – мы будем «сушить весла» и предаваться воспоминаниям. Но боги и судьба распорядились по-иному. На «праздник устья» они приготовили такой подарок, о каком любой моряк может только мечтать.

Представьте голубую бездонность небес, снежный блеск облаков в коронах от высокого полдневного солнца и – попутный, в корму, фордевинд баллов в шесть, какого за весь поход не бывало. Паруса подняты все! И в них давит так, что мачты гнет, как луки, и их приходится держать, чтоб не сломало. На рулях – редкий случай! – двое из последних сил держат судно на курсе. Алый корабль летит над синими волнами в белых, срываемых ветром гривках. Длинными пенными космами шипят, разлетаются из-под форштевня буруны. Мечутся, кричат высоко над клотиками чайки, пронзая узкими крылами облака. И не до воспоминаний уже о былом, а только насладиться бы этими последними минутами плавания и – победы!



«ЧТОБ УСТАТЬ ОТ УСТАЛОСТИ...»

Когда Вятка осталась позади, мы прошли еще три километра по Каме и причалили в Соколках, где раньше кончались вятские пароходные пути. Мы выполнили все, что задумали, и теперь можно вспомнить о былом.

В общей сложности на поход по Вятке ушло 75 дней. Из них 60 – «чистое» время маршрута по воде. За эти два месяца мы прошли почти 1500 километров по территориям и границам 18 районов Кировской области и  двум республикам – Удмуртии и Татарстану. 3 дня – пеший переход в 50 километров по тайге в Омутнинском районе от истока до того места, где стало можно «сесть на воду». Остальные 12 –  заброска на маршруты и отъезды домой: поездами, автобусами, машинами, на колеса которых «накрутилось» еще 2000 с лишним километров. И еще мы сделали 2.000.000 гребков веслами, – когда не было попутного ветра.


САМЫЙ, САМАЯ, САМОЕ...

Теперь от похода – три фотоальбома да воспоминания. А в них изюминками – удивительное, любопытное, смешное...

Самые красивые места на Вятке – пятикилометровый участок выше Котельнича и Атарская Лука в Советском районе.

Самое рыбное место – в устье Белой на 475-м километре.

Самый высокий берег, 100 метров, – на южной границе области.

Самая крупная рыба, о какой до сих пор вспоминают, – белуга на 300 килограммов, выловленная рыбартелью в 1952 году у села Василькова.

Самый «поэтичный» мужчина из встреченных – Илья Павлович Запольских, 75 лет, бывший токарь из поселка Речного Белохолуницкого района, вдохновенно читавший на свалке ржавых катеров письмо Татьяны к Онегину и прочее из Пушкина.

Самый смешной случай был в Нагорске. Едва наш Александр Петров сошел на берег, как его схватили прогуливавшиеся по берегу  две практикантки-парикмахерши, усадили на камень у воды, вздернули выше «ватерлинии» юбочки и, расставив ножки «циркулем», принялись усиленно стричь его. А Татьяне Юдинцевой сделали укладку...

Самый красивый и ухоженный город – Вятские Поляны. Самый пыльный – Малмыж. В сухие дни пыли здесь на улицах – не прохлебать.

Самая чистая и ухоженная деревня – марийская Тюм-Тюм на 225-м километре. Самая грязная – русская Гурьевка на 61-м, утонувшая в грязи, поросшая крапивой и репьем.

Самая красивая старушка – бабка Настя из Гурьевки. В свои 89  в 2001 году она имела дочь 33 лет, вовсю кокетничала с нами и с гордостью рассказывала, как из-за нее  «парнечки-те, бывало, стрелялися».

Самый крупный «прикол» был здесь же, в Гурьевке, на который любой журналист готов «купиться». Местный пастух с семилетней судимостью в духе «детей лейтенанта Шмидта» выдал себя за внука матроса с легендарного крейсера «Варяг», о чем поведал красивую легенду «с фотодокументом», полную, конечно, «развесистой клюквы»...


ВРЕМЕН СВЯЗУЮЩАЯ  НИТЬ

Это путешествие, преследуй оно лишь отпускные удовольствия кучки романтиков, в общественном плане ничего бы не стоило, не будь изначально сверхзадачи. Наша малая родина неповторима и прекрасна, и хотелось рассказать возможно больше из того, что увидели, услышали, узнали.

За четыре года экспедиции районная газета «Котельничский вестник» посвятила путевым очеркам по Вятке 14 полных газетных полос с 68 фотографиями. Почти весь текстовой материал, доработанный и приведенный в «книжный вариант», опубликован в настоящем издании. И внимательный читатель заметил, верно, многообразие поднятых тем. Среди наиболее значимых следующие.

Геологическое прошлое, флора и фауна нынешего Вятского края 250 миллионов лет назад.

Великие империи Азии и их влияние на освоение нашего Севера.

История возникновения городов и сел, хозяйственное развитие края, купечество, народные промыслы.

Революционные события начала прошлого века, народные бунтари и борцы за свободу.

Современная экономика области, капитализация производственных отношений, развитие предпринимательства.

Использование природных богатств, проблемы экологии.

Взаимопроникновение и взаимообогащение национальных культур.

Жизнь и творчество писателя-романтика Александра Грина.

Вятские мифы, предания, легенды.

Люди Вятки – труженики, изобретатели, умельцы.

Материалы об экспедиции в течение всех четырех лет печатали почти все газеты восемнадцати приречных районов области, а также многие областные газеты. О ней рассказывалось в передачах областного радио и телевидения.

Решением экологических проблем, поднятых в публикациях о Кирово-Чепецком химкомбинате, занимались Департамент охраны окружающей среды и природопользования, управление по организационным вопросам и работе с территориями правительства области, о чем, помимо прочих, был ряд публикаций в «Вятском крае». Итогам похода богато иллюстрированные целевые полосы посвятили «Кировская правда», журнал «Товар - Деньги - Товар», а также газета «Международник» Московского государственного инситтута международных отношений (МГИМО) (университет) Министерства иностранных дел РФ.

Дважды писала о путешествии и иллюстрировала публикации фотоснимками участника похода, моего сына, журналиста-международника Ростислава столичная газета «Сельская жизнь», а «Комсомольская правда» в одном из кировских выпусков отвела походу целый разворот. В 2001 году в Москве Ростислав выпустил сборник публикаций столичных поэтов и литературных критиков «Наш альманах»  и проиллюстрировал его черно-былыми и цветными (в том числе и на обложках!) фотоработами, привезенными из экспедиции.

Котельничская киностудия «Горизонт», лауреат и дипломант многих областных и международных конкурсов, сделала прекрасный фильм о походе «Под алым парусом мечты», презентация которого прошла 9 октября 2002 года в Кировском музее Александра Грина. В   феврале 2003 года на областном конкурсе  видеофильмов туристской, краеведческой и природоохранной тематики он набрал самое большое число баллов и был признан одним из лучших фильмов. Через месяц, в марте, фильм получил бронзовую медаль на международном конкурсе видеофильмов в Санкт-Петербурге «Петербургский экран». Презентация его прошла также в областной библиотеке имени Герцена, где ему аплодировал сам тогдашний губернатор области Владимир Сергеенков, получивший от меня на память авторский экземпляр книги о походе с автографом.

Плюсом к нему создан новый, второй, уже за полным моим авторством получасовой видеофильм об экспедиции. Оба фильма обязательно используются в качестве «иллюстративного материала»  на встречах с любителями путешествий и читателями.

Минувшие с той поры почти два десятилетия со всеми их метаморфозами в культуре и общественной мысли лишь подтвердили неизменность значимости гриновской романтической идеи рукотворности чуда и неослабевающего внимания к его личности и творчеству.

В эти годы в Кирове вышло несколько моих книг с путевыми очерками об экспедиции по Вятке. В их числе «Алый парус на синей волне» (2003), «Из дальних странствий возвратясь» (2006), занявших достойное место в фондах и пользующихся спросом у читателей главных библиотек Котельнича, Кирова (пушкинская, «герценка»), Архангельска, фундаментальной научной библиотеки МГУ им. Ломоносова (Москва). Представлены они и в ряде частных собраний любителей вятской литературы в Берлине и Лос-Анжелесе.

Главным же «инструментом» популяризации творчества Александра Грина и его литературных идей стали многочисленные встречи нашего экипажа с любителями путешествий и мои, писательские, с читателями в библиотеках и школах Слободского, Котельнича и Котельничского района, Кировской городской библиотеке им. А.С. Пушкина, областой научной библиотеке им. А.И. Герцена, музеях А.С. Грина в Кирове и Слободском. Поселке Таврический и городе Луза Лузского района, селе Верхобыстрица Куменского района, центральных районных библиотеках в Оричах и Орлове.

Такие встречи, как правило, освещались в прессе. Кроме того в последнее время было несколько моих выступлений по гориновской тематике по Архангельскому областному радио, Слободскому городскому и Кировскому областному телевидению.

В разные годы в подготовке к очередным этапам экспедиции приняли участие многочисленые наши друзья и знакомые. Швея котельничского «Дома торговли» Светлана Ложеницына шила гондолы корпуса судна-катамарана и паруса. Начальник базы котельничского строительного предприятия "Подряд", участник многих прежних совместных походов Александр Забалуев разрабатывал и варил узлы крепления мачтовых рей. Преподаватель труда котельничской школы-интерната Леонард Грехов точил детали мачт.   Предприниматель Виталий Князев помог с дюралюминием для мачт и весел.   Инженер по техническому снабжению колхоза «Искра» Василий Гулин неоднократно «забрасывал» наш экипаж и традиционно большой и тяжелый у туристов-водников походный скарб. Командир картографической части Генерального штаба Вооруженных Сил России полковник Александр Кузнецов оказал содействие в подготовке карт маршрута. За это им — большая благодарность экипажа.

Уверен — Александр Грин и его творчество с его алыми парусами романтики и в наступившем, новом, веке всегда будет «бежать по волнам» судеб юных поколений.

Котельнич.
Сентябрь 2020 г.