Окна Из цикла Старый город

Раз...Она одёрнула тёмно-бордовую в серебристых вензелях штору окна.
Ряд стройных тополей, потрескавшаяся земля,  запорошённая белым, стелющимся позёмкой пухом, и ещё один знойный день июньского лета солнечным светом ворвался в узкую комнату.
Ровно полгода назад она перешагнула порог этой комнаты.
Сейчас её ступни мягко утопают в ковролине, тогда голый пол напоминал ей плохое подражание Кандинскому. Своеобразной дорожкой голубо-сизой краски, он был выкрашен по центру комнаты — от самых дверей до окна. С двух сторон, на фоне основного морковного цвета, её окаймляли параллельные чёткие линии малинового оттенка. Вдоль одной из них на расстоянии десятка сантиметров друг от друга блестящими красками безумно-ярких оттенков сияли разукрашенные, словно под циркуль, правильно очерченные окружности.
Пятнадцать равнозначных по размеру ярко красных, салатовых, голубых,  фиолетовых и жёлтых мячиков.
— Работа безумца? Изощрённый ум или весёлый нрав маляра создавший этот шедевр, имея в наличии тридцать три баночки остатков краски, — первая мысль, пришедшая в голову в тот первый раз, оказалась не последней...

На полу, под металлической кроватью с панцирной сеткой лежали непросто куклы, а 
марионетки кукольного театра.
Именно их по его приглашению она и зашла посмотреть.
Вчера, глазея из открытого окна третьего этажа, убивая рабочее время, она увидела его в первый раз. Он почему-то поднял голову. А через минуту, уже стоял у дверей приёмной, спрашивая разрешения войти.
Он умел очаровывать. Поставленная речь с умело расставленными паузами, зелёные глаза, копна светло-русых волос и такая же в цвет борода.
Его манера держаться и держать тебя одновременно на расстоянии натянутого поводка — не приближая к себе, но и не давая возможности уйти, просто — без боли, была его врождённой способностью — мужчины мачо.
А может, и просто отрепетирована заученными фразами сцен спектаклей театрального вуза. Взыграла страсть.
Когда, через пару недель знакомства, он предложил ей стать женой, ответила согласием.
Коммунальная квартира со стариком скрипачом из труппы музыкальной филармонии, инвалидом с женой медсестрой и малолетним ребёнком.
Общая кухня с обшарпанными стенами. Отсутствие душа. Его частые гастроли и ночные катания на велосипеде. Цветы, сорванные им на городских клумбах, но не только для неё.
— Больно же как...
От недостаточного нажима на педаль мотор швейной машины упорно молчит.
Она продолжает жать, подставляя под иглу крой масс пошива.
Лонгета гипса правой ступни, запечатлённая на чёрно-белом снимке, где она лежит, раскинув руки, с широко раскрытыми глазами хранится в её альбоме. Одна из тех, что осталась от этого брака.
Её манерная поза ног. Огромная круглая напольная лампа, свежеклеенные обои на стене. 
Разорванный изящный лакированный туфель попавший, в крутящееся колесо его велосипеда. Он вёз ее на раме. Синий раздувающийся на глазах палец.

Лангет неприятно резал пятку.
— Какое сегодня пекло. Бретельки тоненького топа спали с мокрых от жары плеч.
Распахнула окно, окинула взором двор, соседний дом. На балконе четвёртого этажа на неё, как бы невзначай, смотрит мужчина средних лет.
Их взгляды ненароком встречаются, он стоит ещё пару минут. Затем тушит окурок и скрывается за балконной дверью. 

Следующий день.

— Нужно просто поднажать...
— Ещё пару строчек.
— Нет, не могу.
— На воздух.
— Окно.
Она в открытом бюстгальтере.
Он вновь на балконе.
И, кажется,  ждёт её появления.
Теперь, не отводит глаза так быстро...
Потому как он смахивает пепел видно, что курит нервно.
Затягивается, поднимает голову вверх и снова смотрит в её окно.
Она берёт в руки пульверизатор, приводит в движение рычаг. Лицо покрывается мелкой пылью влаги, искрящейся под лучами солнца.

Она прикрывает глаза, направляет очередную струю себе на грудь.
Мужчина не выдерживает. Покидает балкон.

Это становится похожим на ритуал.
Она наблюдает за ним сквозь шторы.
Он посматривает на часы.
Обычно в это время она уже в окне.
Она замечает его волнение. Он оглядывается сквозь дверь балкона. Отвечает кому-то.
Наверное, его зовут. Он тянет время.
На балконе появляется женщина.

— У него, оказывается, есть жена!

А мужчина, настойчив.
Сегодня он опять смотрит в её окно.
Нога в гипсе продолжает ныть.
Заказ выполнен, и сегодня она купит билеты на море.

Собраны в стопку и связаны бечёвкой её книги — временные гости, перекочевавшие из родительской квартиры.
Поочерёдно она приподнимает ножки кровати одну за одной. Освобождая ковролин от холодной тяжести панцирной сетки с металлическими кругляшами набалдашниками спинок.
Её вещи аккуратно сложены в сумку.
Осталось снять бардовую в серебристых вензелях штору.
В трусиках и бюстгальтере, она становится на подоконник. Дотягивается до карниза, снимает петли с крючков.
Шторы падают, мужчина напротив, застывает в ожидании. Она демонстративно высовывает руку в окно, показывает ему фак. Спрыгивает на пол. Затем не торопясь выносит вещи в коридор,
Раз... Дёргает ковёр на себя, обнажая дурацкий рисунок крашеного пола с ровно очерченными кругами. Сматывает его в рулон, ставит под дверь старого скрипача и навсегда закрывает для себя эти двери.

Всего лишь один шаг отделяет от её новой жизни...